Shivananda

Как мог Рамакришна не видеть «Мать с темно-синим лицом»? Ее, такую видимую, воплощающую в образе женщины силы природы; божество, доступное смертным; ее, Кали…

В храме она обволакивала его запахом своего тела, обвивала его лианами своих рук и своих волос. Она совсем не была канонической фигурой с натянутой улыбкой, питающейся монотонными молитвами. Она жила, дышала, вставала с постели, ела, ходила, снова ложилась в постель. Вся храмовая служба была построена согласно ритму ежедневного порядка ее жизни. Каждое утро на заре звенели маленькие колокольчики, мелькали огоньки. В музыкальном зале свирель пела священный напев, сопровождаемая барабанами и кимвалами, – Мать просыпалась. В саду, благоухающем жасминами и розами, собирали гирлянды цветов для ее украшения. В девять часов музыка возвещала о служении, на которое являлась Мать; в полдень она сопровождала Мать, ложившуюся отдохнуть в жаркие часы на свое серебряное ложе. Вечером, в шесть часов, музыка приветствовала ее, когда она снова появлялась. Еще раз играла музыка, звучали раковины и без передышки заливались колокольчики на склоне дня, под взмахи факелов ночной службы. И наконец, в девять часов вечера музыка провожала ее ко сну. Мать засыпала.

Жрец принимал участие во всех интимных актах ее жизни. Он одевал ее и раздевал, предлагал ей цветы и пищу. Он присутствовал при малом выходе и при отходе ко сну царицы. Как могли его руки, глаза, его сердце не пропитаться постепенно ее плотью? Уже первые прикосновения, – когда он, не решив еще, будет ли ей служить, поправлял своими пальцами художника складки ее одежды, – связали, приковали его к ней. Пальцы его рук уже хранили следы укола богини Кали.

Но, оставив в нем жало, она стала его избегать, отказывалась открыться ему. Теперь, когда любовь к ней пронзила его, оса вернулась в свою каменную оболочку; ему не удавалось ее оживить. Влюбленный в немую богиню сгорал на медленном огне. Достигнуть ее, обнять, уловить хоть малейший признак жизни, взгляд, вздох, улыбку – стало единственной целью его существования. Он нежился в самом заброшенном углу сада, похожем на джунгли, и предавался думам и слезам, сняв одежду и священный шнурок, с которым брахман не должен никогда расставаться. Но любовь к Матери открыла ему, что желающий думать о боге должен прежде избавиться от всех предрассудков. Он был словно потерявшееся дитя. В слезах умолял он Мать явиться ему. Каждый напрасно проведенный день доводил его до безумия. Он потерял всякую власть над собой. В отчаянии он валялся по земле на глазах у посетителей; он был предметом жалости, иронии, возмущения. Какое значение могло это иметь? Одно только было важно: он был на грани высшего блаженства, но перед ним стояла стена, преграждавшая ему путь. В своем возбуждении, которым ничто не управляло, он, не зная науки регулируемого экстаза – науки, которая в религиозной Индии на протяжении тысячелетий была тщательно разработана и проверена, со всей педантичностью, требуемой двумя факультетами – медицинским и богословским, – бросился наудачу вперед, ослепленный своим безумием. Он рисковал собой. Смерть всегда подстерегает неосторожного йога, который ходит над пропастью. Люди, видевшие его в эти дни смятения, рассказывают, что его лицо и грудь были красны от постоянного прилива крови, глаза полны слез, тело сотрясалось судорогой. Он был на грани полного изнеможения. Еще шаг – и неминуем провал в черную глубину, мозговой удар или же – прозрение.

Он прозрел. Стена рухнула…

Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны

После паломничества в пещеру Амарнатха преданность Вивекананды обратилась к Божественной Матери. Мощь, переполнявшая его от долгих медитаций на Великом Господе, сменилась детской тоской по матери. Постепенно погружение в себя нарастало, и Вивекананду постигло сущее безумие: он лишился сна и покоя, слыша отдаленный внутренний зов, порой ему казалось, что к нему взывает чей-то голос. Наконец Вивекананда сел в лодку и отплыл в уединенное место, взяв с собой преданного ему доктора, который никогда не вмешивался в духовный опыт. Охваченный любовью к Матери, Вивекананда предчувствовал, что пелена тонка и скоро спадет с духовного взора. И действительно, однажды вечером Мать явилась ему, когда он был сосредоточен на тьме и боли, сущих в мире, пытаясь проложить мысленный путь к скрытому за ними Единству. Все было тихо вокруг, но внутри него мир рухнул, открыв вступившую в дом Мать. Потрясенный видением «дикой радости божественного танца», Вивекананда торопливо записал в нахлынувшем восторге поэму «Мать Кали» и упал на пол, теряя внешнее сознание в состоянии Брахма-самадхи. Человек, завладевший душами тысяч людей на Западе и ставший средоточием помыслов всей Индии, беспомощно лежал в ветхом домике на склоне величественных Гималаев, подобно мертвому, но переполненный блаженством.

Когда обычное сознание вернулось к нему, Вивекананда поспешил к ученикам, но чувство близости к Матери не покидало его ни на мгновение.

Казалось, что он обезумел в почитании Кали – богини «всепожирающего времени», восклицая: «Стремитесь распознать Мать во всем зле, скорби и уничтожении, царящих вокруг. Только путем почитания Ужаса можно превзойти ужасы жизни и вступить в сферу бессмертия! Медитируйте на смерти! Пусть ваше сердце станет площадкой для кремации, на которой гордость и алчность обратятся в пепел! Тогда и только тогда Мать придет…»

Болезни терзали тело Вивекананды все сильнее и сильнее, но даже в приступах острой боли он бормотал: «Мать – больное место! Мать – чувство боли! Мать – даритель страдания! Кали! Кали! Кали!» Наставления ученикам в тот период звучали как приказы солдатам: «Отбросьте страхи! Не выпрашивайте, не заслуживайте, а завоевывайте Высшее! Заставьте Мать слушать вас! Она всесильна и способна обратить даже камни в воинов духа!»

Наконец, Вивекананда снова покинул учеников, строго-настрого запретив следовать за ним, и не появлялся целую неделю. Предаваясь суровому подвижничеству возле святилища Матери, как особый ритуал он совершал каждое утро почитание невинной дочери брахмана как живого воплощения Ума Кумари – богини Девственности. Испытывая боль, он чувствовал освобождение духа. Совершенно позабыв о миссии пророка и учителя человечества, Вивекананда словно превратился в простого набожного монаха.

Духовное преображение Вивекананды оказалось необратимым, и, снова вернувшись к ученикам, он в прежнем восторге вступил в дом, поднял руки для благословения, посыпал голову каждого цветами с алтаря богини и возвестил: «Никакого Хари Ом больше! Теперь только Мать! Весь мой патриотизм прошел. Все прошло. Теперь только Мать! Я всего лишь дитя…» Присев на подушки, он поведал ученикам, как в полуразрушенном храме, оскверненном мусульманами, в нем возник порыв духа защищать Мать. Но стоило ему помыслить о сыновнем долге, как свыше раздался глас самой Матери: «Так ведь это я тебя защищаю повсюду!» Потрясенный прозрением в истину отношений с Богом, «защитник» устыдился своей гордыни.

Учитель принял омовение в Ганге и затем отправился в храм Кали с М. Он сел перед изваянием и предложил цветы к ногам Божественной Матери. Время от времени он клал цветы себе на голову и медитировал.

После долгого времени он встал. Он пребывал в некоем духовном состоянии и танцевал перед образом, произнося нараспев имя Кали. Иногда он произносил: "О Мать! О Уничтожающая страдание! О Устраняющая горе и боль!" Учил ли он людей так молиться Матери Вселенной с горячим сердцем, для того, чтобы избавиться от страдания, неизбежного в физической жизни?

Шри Рамакришна вернулся в свою комнату и сел на западном портике. С ним были Ракхаль, М., Накур Вайшнав и другие поклонники. Накур был знаком с Учителем в течение двадцати пяти лет. Он был поклонником Гауранги и имел маленький магазинчик, в который Шри Рамакришна часто заходил, когда он впервые приехал в Калькутту из Камарпукура.

Все еще охваченный божественным экстазом, Учитель запел:

О Кали, Мать моя полная Блаженства! Обворожительница Шивы,

страх внушающего!

Танцуешь Ты в Своем горячечном восторге, в ладоши хлопая!

Ты Вечная! Великая Ты Первая Причина, одетая в форму

Пустоты!

Луну ты носишь над бровями.

Где Ты нашла Свою гирлянду из голов до сотворения

вселенной?

Ты Мать всего что движется, а мы лишь Твои безвольные

игрушки;

Мы движемся как Ты нас двигаешь и говорим как через нас

Ты говоришь.

Но говорит Камалаканта никудышный, с любовью понося Тебя:

Сбивающая с толку! Своим сверкающим клинком

Беспечно Ты кладешь конец и добродетели моей и моему

греху!

Он запел снова:

О Мать, Ты наш единственный Спаситель,

Поддержка Ты трех гун,

И выше всех высот.

Ты сострадательна, я знаю,

Кто нашу горькую печаль уносит прочь.

Ты Сандхья и Гайятри;

Несешь ты всю эту вселенную.

О Мать, Ты Помощь

Тем, кто не имеют помощи иной,

О Вечная Возлюбленная Шивы!

Ты есть в земле, и Ты в воде;

Лежишь Ты в основании всего.

Во мне и в каждом существе

Обитель Ты Свою имеешь; хотя одета в форму,

Бесформенной Реальностью Ты все ж являешься.

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ

Глава 10

«УЧИТЕЛЬ С ПОКЛОННИКАМИ ИЗ БРАХМО САМАДЖА (2)»

Один из бхакт: — Уважаемый господин, что случается после смерти?

Рамакришна: — Кешаб Сен раз задал мне тот же самый вопрос, и я отвечал ему: пока человек, остается в неведении, другими словами, пока он не ощутил Бога, он будет подлежать новым рождениям. Но, достигнув богопознания, человек больше не приходит на землю и не рождается ни в каком другом мире. Горшечники, сделав глиняные горшки, сушат их на солнце. Потом одни обжигаются на огне, а другие не обжигаются. Когда разобьется горшок из необожженной глины, эта глина идет на новый горшок, но если разобьется обожженный горшок, то черепки больше никуда не годятся, и горшечник выбрасывает их. Подобным образом, когда «я» не обожжено на огне мудрости, после смерти оно получает новую форму и будет рождаться снова и снова. Если посадить поджаренное зерно, оно не даст ростка. Точно так же души, внутренняя природа которых прошла через огонь мудрости, больше не подлежат эволюции, но достигают абсолютной свободы от новых рождений.

В Пуранах преобладает дуалистическое понимание веданты, согласно которому джива (индивидуальная душа) есть одна вещь, а Бог — другая вещь: «Я — нечто отдельное, отличное от вас». Тело человека подобно сосуду. Ум, душа и сознание своего «Я» подобны воде, налитой в сосуд, а личный Бог — это солнце, отражающееся в воде, и это отражение или образ Божественного Существа может видеть джива, находясь в состоянии экстаза. По идеи монистической веданты, Брахман, т. е. Абсолют, есть единственная реальность, а все остальное нереально, подобно сну. Чувство «я» подобно палке, лежащей на воде бесконечного океана абсолютного Бытия — Разума — Блаженства. По сторонам этой палки океан кажется разделенным на две части, но, если взять палку, кажущееся разделение исчезнет, и воды океана останутся неразделенными. Сознание этой неделимости и единства приносит высшее состояние самадхи, в котором совершенно исчезает всякое чувство «я». Но великие духовные учители, подобные Шанкарачарье, сохраняли небольшое чувство «я» для того, чтобы иметь возможность учить человечество.

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ

Среди приверженцев великих религий мира большинство христиан, иудеев, мусульман отвергают переселение душ. О, конечно, было время, когда и христиане верили в трансмиграцию. Ориген и другие Отцы церкви принимали ее, пока Юстиниан не предал анафеме верящих в перевоплощение и предсуществование души. Что касается евреев, можно видеть, что в Каббале идея трансмиграции играет наиболее важную роль. Фактически каббалисты создали свою теорию, поскольку посредством других не могли объяснить происходящего в мире. Напомним основные положения религий, не принимающих трансмиграции, а значит, поддерживающих доктрину единственности рождения: Бог создал душу из ничего к моменту рождения, которое является первым и последним для каждого, мы не существовали до того и были внезапно созданы Богом, а после смерти каждый из нас продолжит жить на небесах или в аду, чтобы наслаждаться или страдать там вечность. Среди современный спиритуалистов мы тоже встречаем сторонников теории единственности рождения. Но есть также миллионы и миллионы людей во всем мире, кто верит в переселение душ, и здесь они находят утешение, успокоение, примирение со своей жизнью, ответы на вечные вопросы о смысле существования.

Теория трансмиграции, или метемпсихоз, как ее называют многие философы, являясь самобытной, учит о переселении души из одного тела в другое после смерти, или другими словами, это значит, что душа после пребывания в одном конкретном теле на протяжении определенного времени покидает его к моменту смерти, чтобы продолжить существование, получая дальнейший жизненный опыт, в другом теле — будь то человек, животное или ангел, — которое готово принять эту душу. Причем сторонники метемпсихоза считают, что вполне возможно после пребывания в ангельском обличье снова вернуться на человеческий план, а затем родиться в виде животного. К тому же переселяющаяся субстанция, обладая вполне определенными качественными и количественными характеристиками, выбирает себе форму согласно своим вкусам, желаниям и склонностям. Подобная идея преобладала среди древних египтян, которые считали, что отлетевшая после смерти душа тысячелетия путешествует от одного тела к другому, стараясь обогатиться опытом всех существ на каждой стадии жизни.

А вспомнив греческих философов, мы тоже обнаружим сторонников теории метемпсихоза или переселения душ. Это Пифагор, Платон и их последователи. Пифагор говорит: «После смерти рациональный ум, освободясь от уз тела, становится эфирным и переходит в некую область, где пребывает, пока не отсылается назад, чтобы обитать в каком-либо другом теле человека или животного. Претерпев ряд очищений и став достаточно совершенным он перемещается к богам, возвращается к вечному источнику от которого и произошел. Платон тоже поддерживал метемпсихоз. Конечно, мы не можем точно сказать, откуда к Пифагору и Платону пришли такие идеи. Кое-кто считает, что они изучали египетские доктрины. Другие думают, что прямо или опосредованно они почерпнули теорию трансмиграции в Индии. Используя мифологический язык, Платон описывал в «Федре» причины рождения душ на том или ином плане, человеческом или животном. Платон же говорит: «Десять тысяч лет должно пройти до времени, когда душа сможет вернуться к месту своего исхода, поскольку она не может вырастить свои крылья за меньший срок»; «В конце первого тысячелетия души добрых и злых собираются вместе вытягивать жребии и выбирают себе тела согласно склонностям характеров. Они могут взять то, что им понравилось». То есть вместо того, чтобы получить жизнь, являющуюся естественным следствием свершенных подвигов или злодеяний, им позволено выбирать свой жребий, сообразуясь с полученным опытом и наклонностями. «Те, кому человечество внушает отвращение, предпочитают рождаться животными, такими как лев или орел. Другие рады испытать судьбу в человеческом обличье».

Но, надо сказать, теория трансмиграции, описанная Платоном, имеет некоторое отличие от подобной теории, существовавшей в Индии его времени. В идее Платона, как мы это уже отмечали, душам позволено выбирать свой жребий, согласно опыту и вкусу, но без учета свершенных подвигов или злодеяний. Платон умалчивает о законе, которому подчинены души. Но мыслители и философы древней Индии полагали, что каждая индивидуальная душа направляется непреложным законом, получая тело в соответствии с содеянным, и вовсе не имеет свободного выбора предстоящей жизни. Они открыли универсальный закон причины и следствия, действия и противодействия, названный в санскрите термином КАРМА, из которого знаем: за каждой причиной тянется следствие сходной природы, а каждое действие порождает подобное же противодействие, и наоборот, каждая реакция есть результат действия или причины сходного характера. И всегда соблюдается равновесие, гармония между причиной и следствием, действием и противодействием. Этот закон Кармы теперь принят в качестве фундаментальной истины современной науки, называемой разными именами: закон причинности, закон компенсации, закон возмездия, закон действия и противодействия, но все они имеют отношение все к той же идее: каждая причина должна порождать подобный себе результат, а каждое действие — подобное себе противодействие.

СВАМИ АБХЕДАНАНДА

ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ