Я начал его чувствовать даже в коридоре. Причём поначалу — только вечером. Потом — с утра.

Ночью стал просыпаться. Лежу и думаю: у меня что, крыша едет? Пахнет… как в морге. Да, я был там однажды — умирала тётка, ходил в больничный морг. Этот же запах. Только дома он был слабее, тоньше, противнее.

На четвёртую ночь я услышал, как скрипнула дверь той комнаты.

Я встал, медленно пошёл — дверь закрыта. Окна на проветривании. Тишина. Но запах усилился. И теперь он был не просто гнилой. Он был… тёплый. Сладкий. Такой, что хотелось стошнить. Я вылетел на лестничную площадку. Стоял босиком, дрожал, как дурак.

На следующий день позвал друга. Не рассказывал ничего заранее. Просто говорю — зайди, зацени квартиру.
Он походил, посмотрел. На кухне налил себе воды и сказал:
— А чё у тебя воняет?
— Где?
— Из той комнаты. Как будто кто-то умер и его убрали плохо.

Я смотрел на него. Хотел посмеяться. Но не смог.

Клининг заказал на следующий день. Сказал — «полная дезинфекция». Пришли две женщины, в респираторах. Пахло потом химией. Но всё вычистили, как могли.

Запах ушёл. Ровно на 36 часов.

Я отсчитывал.
Потом он вернулся.
Как будто медленно подполз обратно.

Я начал спать на кухне. Свет не выключал.
К утру просыпался с головной болью, во рту — металлический привкус. Утром — почти нормально. А к вечеру… будто кто-то ложится рядом. На кухне. На полу. Под столом.

Однажды во сне услышал, как кто-то зовёт меня по имени. Шёпотом. Из той комнаты.
Я не пошёл туда. Даже утром не заходил.
Я просто... держал её закрытой.

В выходные вызвал мастера. Он вскрыл полы в комнате. Доски старые, но сухие. Никаких трупов, никаких животных. Но запах… стал сильнее после вскрытия. Как будто я дал ему выйти.

Я зашпаклевал, покрасил, всё залил хлоркой. Бесполезно.

Потом началось самое странное. Я стал слышать — ночью — как будто по полу кто-то ходит. Очень медленно. Один шаг. Потом пауза. Ещё шаг. Потом тихий скрип дивана, хотя я его давно выбросил.

Раз — стук. Прямо у моей двери в спальню. Открываю — никого. Запах — прямо в лицо.

И тогда я понял: он не в стенах. Он — здесь.

Я собрал вещи и уехал в гостиницу. Просто… сбежал. Не объясняя.
На следующий день хотел вернуться — забрать документы. Подошёл к двери. Соседка напротив выглянула.
— Вы снова приехали?
— В смысле «снова»?
— Да вы вчера три раза приходили, спрашивали, как давно тут был хозяин. Я вам сказала: он умер полгода назад.

Я ушёл не забирая документы. Не хотелось возвращаться. Ни на минуту.

Через пару дней парень, которому я сдал квартиру, написал мне:

Привет. Я, может, съеду.
Там комната странная. Пахнет, как… как будто кто-то гниёт.
Я сжёг ароматизаторы, открыл всё — не помогает.
Ты не против, если я не буду спать там?

Я прочитал. И просто закрыл чат.
Ответить было нечего.

Сэнди вызвалась первой. Чтобы всем успеть выбраться, нам нужно было действовать быстро, и поэтому мы сделали скорее люк, а не дверь. Прыгать вниз, один за другим, было скорее, чем протискиваться горизонтально. Мы проверили окрестности и, увидев только пару инсектоидов, которые не обращали на нас особого внимания, решили, в каком порядке будем прыгать. Я был номером “14”. Сэнди осторожно открыла дверь люка, прыгнула вниз... и исчезла.

Это сработало! Пытаясь сдержать волнение, мы последовали в согласованном порядке. Когда номер “11” прыгнул, я услышал треск сверху. Они что-то заметили, но мы ничего не могли с этим поделать, поэтому продолжали прыгать.

И вот я оказался в Западной Африке, где живу последние семь лет и где надеюсь провести остаток своей жизни.

Тринадцать человек вошли в портал до меня, но я так и не встретил никого из них. Я надеюсь — верю — что они живут в безопасности где-то в другом месте, вдали от лап этих чудовищных работорговцев. Я молюсь каждую ночь, чтобы те, кто стоял за мной в очереди, успели уйти, прежде чем существа добрались до них. Я ничего не знаю об их судьбе.

Я до сих пор не понимаю, как та женщина в кафе узнала обо мне. Возможно, она сама была там, в той пещере или в другой, и сбежала. Это имело смысл, учитывая состояние ее одежды. Или она ясновидящая, которая могла проходить через двери-порталы, и, возможно, теперь я тоже могу так путешествовать. Может быть, когда я покинул подземный мир, проклятие было разрушено. Но я не осмеливаюсь рисковать.

Может быть, однажды я увижу других “отмеченных” и узнаю их. Я едва ли смогу предупредить их об опасности — никто бы не поверил мне. Но я могу прикоснуться к их коже и нарушить проклятие. Мы сбежали, но насекомые все еще там, и кто знает, сколько у них других колоний? Трудно получить точные цифры, но только в США каждый год пропадает шесть тысяч человек, и их никогда не находят.

Сколько из них заперты под землей, порабощены видом, который считает людей не более чем бесплатной рабочей силой и пищей?

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Хаосит-затейник специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я живу на улице.

Когда люди встречают меня, они удивляются, почему так вышло. Я придумал множество лживых отговорок, конечно, но изредка я рассказывал и правду. Однако мне почти никто не верил. Сейчас я решил написать свою историю, чтобы оставить ее как память о себе и о пережитых мною событиях. Теперь не придется повторять рассказ тысячу раз, и в следующий раз, когда кого-нибудь заинтересует моя история, человек просто прочтет этот текст.

Большинство людей проходят мимо бездомных, не замечая нас. Некоторые могут дать немного мелочи. Правда, сейчас это происходит все реже, ведь люди почти не носят с собой наличку, предпочитая платить картой. Тем не менее, встречается достаточно добрых людей, которые могут зайти в магазин и купить что-нибудь для меня, чтобы я мог сводить концы с концами.

Очень редко кто-нибудь из прохожих останавливается, чтобы поговорить со мной. Это вполне понятно, да и большинство бездомных не очень-то любят разговаривать с людьми, особенно о причинах, по которым они оказались на улице. В конце концов, все мы пережили какую-либо травму, вот и не хочется расковыривать старые раны снова и снова.

Но моя история довольно необычна. Вообще, я полиглот и к тому же довольно красноречив. Я свободно владею английским, французским, мандаринским, немецким и йоруба, а также неплохо понимаю шведский, корейский и суахили. Умею находить выходы из сложных ситуаций, неплохо решаю конфликты, убеждаю людей найти общий язык. Узнав о моих навыках, мои редкие собеседники спрашивают, почему же я не работаю, например, высокооплачиваемым переводчиком или дипломатом?

Ответ довольно прост. Все потому, что подобная работа в основном проходит в закрытых помещениях.

Последние семь лет я живу на улицах города, расположенного на западе Африки. Не стану его называть, это ни к чему. Выживаю на милостыню от прохожих, иногда работаю в саду у местных, а также кладу кирпичи на стройках. Но мне приходится бросать такую подработку, когда дом близится к завершению. Скоро вы поймете, почему.

Я вырос на севере Англии. Родители были (или все еще являются, я не знаю) довольно состоятельными людьми. Учился я в частной школе. Не в одной из тех, что у всех на слуху, но все же мое образование было превосходным. Жизнь текла легко и приятно — у меня было много друзей, я получал хорошие оценки по естественным наукам, французскому и латыни. Выиграл несколько местечковых конкурсов по игре на пианино, а также почти каждый год наслаждался лыжными каникулами в Швейцарии.

Не воспринимайте это как хвастовство, пожалуйста. Я просто хочу представить вам свою жизнь такой, какой она была, чтобы вы смогли оценить контраст и поняли, что у меня не было никаких причин бежать от нее.

После того, как мне исполнилось тринадцать лет, я должен был встретиться с друзьями после школы в одном из городских кафе. Это была пятница, на дворе стоял теплый июнь, и все было хорошо. Я пришел первее всех. Я тогда чувствовал себя очень взрослым и хотел произвести впечатление на своих друзей, так что в ожидании заказал кофе.

Незнакомая женщина подошла ко мне, когда я сидел за столиком и листал Твиттер. Ей было на вид сорок или пятьдесят лет. У нее были длинные темные волосы, а ее одежда была почему-то сильно изношена, с дырками и какими-то темными пятнами. Хотя, вероятно, когда-то это был очень качественный деловой костюм. Она села напротив и вперилась в меня немигающим взглядом.

Сначала я пытался ее игнорировать — мало ли странных людей на свете? Но через пару минут я поднял на нее глаза и раздраженно спросил: “Что вы хотели?”

Ее ответ состоял всего из трех слов: “Мне очень жаль.” Затем она протянула руку, коснулась моей кисти, встала и ушла. С тех пор я ни разу ее не видел.

Произошедшее, конечно, озадачило меня. Скорее всего, эта женщина меня с кем-то перепутала. Это была странная встреча, но зато будет забавно рассказать о ней друзьям, когда они придут. Думаю, на самом деле я был более взволнован, чем мог себе признать. Так что я сделал еще глоток кофе, встал и направился в туалет.

Десять метров до туалета. Это был последний раз, когда я был в Англии. Я толкнул дверь, вошел внутрь, и мне в лицо ударил ледяной порыв ветра со снегом.

Естественно, я ничего не понял. В шоке я развернулся, чтобы уйти обратно, но дверь исчезла. Я стоял посреди бескрайнего белого поля. Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что произошло. Почему-то я не впал в панику, а довольно спокойно оценил ситуацию. Я находился непонятно где, среди холода, снега и ветра, в летней школьной форме — шортах, рубашке и легком пиджаке — и понятия не имел, где можно найти укрытие. Желание разобраться в ситуации пришлось отложить на потом. Сейчас мне нужно было банально выжить.

Оглядевшись вокруг, я понял, что видимость была не так плоха, как казалось ранее. Светило солнце, снег просто падал вниз. Никакой снежной бури, о которой я сначала подумал, не было. Вдали виднелась аккуратная линия деревьев. Скорее всего, там проходила дорога, а дорога всегда означает цивилизацию.

Я направился в ту сторону, пересекая снежное поле, и вскоре действительно вышел к дороге. Никаких указателей не было, так что все, что мне оставалось — выбрать направление наугад и просто идти.

Примерно через полчаса я заметил вдали небольшое здание и отблески света. Последние минут десять меня колотило от холода, но я слишком нервничал, чтобы задумываться о том, насколько я близок к гибели от гипотермии. Так что продолжал с упорством идти вперед. Вскоре я добрался до маленького коттеджа, в окнах которого горел свет.

После моего настойчивого стука дверь открылась. На пороге стоял мужчина. Он произнес несколько слов на незнакомом мне языке. Прежде чем ответить ему, я втиснулся в дом, желая как можно скорее укрыться от всепроникающего холода.

И вдруг я оказался на пляже.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя от шока и удушающей жары. Я моргал на ярком полуденном солнце и оглядывался вокруг, пока мои глаза привыкали к свету. Были слышны голоса людей, брызгающихся в воде и весело проводящих время.

«Tu vas bien? Tu vas bien?»

Темнокожий мужчина в шортах и футболке бежал ко мне, спрашивая, все ли у меня в порядке. Наверное, я выглядел довольно растерянным и напуганным, и, вероятно, был единственным человеком, кто дрожал от пережитого холода на этом солнечном пляже. Все еще сбитый с толку, но обрадованный тем, что он говорил по-французски — языке, который я понимал довольно хорошо, — я посмотрел на него и хотел было объяснить, что случилось. Но, по правде говоря, я не имел ни малейшего понятия, что происходит, поэтому просто уставился на него, не в силах произнести ни слова.

Он представился как Луи. Я смог выдавить из себя лишь “где я?”, на что он ответил, что мы находимся на пляже недалеко от Порт-о-Пренса. Поскольку я все еще едва ли мог четко формулировать свои мысли, Луи предложил свою помощь. Он спросил, где мои родители, и когда я не смог ответить, он повел меня к своей машине, сказав, что может отвезти меня к себе домой, и что мы сможем разобраться с ситуацией там.

Позже я узнаю, что это был крайне неразумный шаг с моей стороны. Порт-о-Пренс в Гаити — один из самых криминальных городов на планете; убийства и похищения здесь обычное дело, и была большая вероятность, что Луи собирался меня продать. Но в тот момент я этого не осознавал и, конечно, не думал здраво. Я последовал за Луи по пляжу. Он привел меня к маленькой машине и открыл для меня пассажирскую дверь. Стоило мне пересечь проем, как вместо сиденья автомобиля мой зад почувствовал сильный удар об асфальт посреди какого-то вновь неизвестного мне города. Вечерело.

Напомню, что мне тогда было тринадцать лет. За два часа я столкнулся со странной женщиной, пробирался через снег в шортах, шел по жаркому пляжу с незнакомцем, а теперь у меня еще и сильно болела задница. Поэтому я считаю, что моя реакция на эти события была вполне разумной, учитывая обстоятельства.

Я разрыдался.

Оглядевшись, я приметил укромный переулок, спрятался за мусорными баками и провалился в сон, периодически всхлипывая.

Меня разбудил звук голосов. Я открыл глаза и увидел двух полицейских — мужчину и женщину, стоящих надо мной. Они говорили на немецком. К сожалению, моих знаний было недостаточно, чтобы понять, что именно они обсуждают. Когда я поднялся на ноги и отряхнулся, полицейские заметили мою школьную форму, и женщина начала говорить уже по-английски.

Полицейская была довольно располагающей к себе, она сразу начала задавать вопросы, чтобы выяснить, что со мной. Отбился ли я от своей школьной экскурсионной группы? Где мы остановились? Помню ли я номер телефона моих родителей? Я путано бормотал ответы. Ее коллега указал мне на полицейскую машину, стоявшую в конце переулка.

До меня наконец дошло, что происходит. Двери были прокляты. По крайней мере, для меня точно. Если я попытаюсь сесть в полицейскую машину, кто знает, куда я попаду? На мгновение я подумал о том, чтобы попытаться объяснить им ситуацию, но снова пришел к единственно разумному решению на тот момент.

Сбежать от полиции сложно, особенно, когда они знают город, а ты — нет. Но, так как я был довольно мелким и юрким, мне повезло. Пробежав переулок, я свернул налево и увидел проволочный забор. Внизу была прорвана дыра. Я поднырнул, протискиваясь сквозь нее, однако мой школьный пиджак зацепился за выступающие обрывки проволоки. Полицейские почти поймали меня, но я наконец смог вывернуться из внезапной ловушки и побежал дальше, оставив пиджак висеть на заборе.

“Хорошо, что я избавился от него”, — подумал я. — “Пиджак со школьной нашивкой слишком выделял меня из толпы.”

Я бежал еще около получаса, по дороге сорвав и выкинув еще и галстук. Теперь, одетый лишь в серые шорты и белую рубашку, я выглядел довольно стандартно. Был субботний день, а я был просто еще одним немецким мальчиком, который искал своих друзей. Немцы ведь не ходят в школу по субботам, верно?..

В любом случае, в то утро мне больше не встретилось неприятностей. У меня все еще была тридцатка фунтов на кофе и покупки, и я следовал за толпой, пока не нашел маленький уличный рынок. Один из владельцев лотков с радостью взял мои тридцать фунтов за пару джинсов, футболку и простой свитер, и дал мне десять евро на небольшой обед. Я уверен, что меня обманули, но не думал, что у меня был другой выбор.

Отвечая на один из вопросов полиции: нет, я не помнил номера телефонов моих родителей, да и телефон все равно разрядился. Мне нужен был хоть какой-нибудь план, как жить дальше. Я прогулялся по городу, который, как я узнал, назывался Пассау, и нашел укромный уголок рядом с мостом через реку. Я решил остаться здесь, по крайней мере, на этот вечер. Было еще рано, но я был измотан и нуждался в отдыхе после безумия, которое, как я осознал, длилось всего двадцать четыре часа.

Кто-то разбудил меня, когда уже стемнело. Я сидел в углу, прислонившись к стене. Рядом со мной стоял незнакомый парень. После нашего неловкого обмена немецкими и английскими словами, парень заговорил на ломаном английском. Виктору было 16, и он жил на улицах Пассау около месяца. Его мама ушла много лет назад, а папа выгнал его из дома, когда узнал, что Виктор гей. Я не знал, что такое все еще происходит.

Виктор был более физически развит, чем я, а также он хорошо знал город. Хоть он жил на улице не так долго, но он был гораздо опытнее, так что именно он и научил меня выживать. В течение следующих нескольких месяцев я узнал, где воровать еду, где попрошайничать, где находятся самые сухие укрытия и даже как воровать из карманов. В Пассау есть небольшое, но сплоченное сообщество бездомных, и я познакомился с многими людьми. Можно сказать, что к моменту моего 14-го дня рождения я стал гораздо более осведомленным и способным. Я выучил немецкий и практиковал свой французский с другим мигрантом. Научился ремонтировать одежду и торговаться с уличными продавцами. Я все еще был маленьким для своего возраста и обнаружил, что могу пролезать в довольно узкие пространства и прятаться в них при необходимости.

В общем, я доказал свою полезность для бездомного сообщества Пассау. Я был достаточно полезен, чтобы другие с радостью потакали моим маленьким эксцентричностям и заходили в магазины за меня, когда мне что-то нужно было купить. Я приобрел одеяла и спальный мешок на зиму, а Виктор даже подзаряжал мой телефон в кафе и пабах. Это была не та жизнь, к которой я привык, но все же это была жизнь — и у меня была компания.

Все изменилось после того, как я провел в Германии чуть больше года. Было раннее вечернее время, примерно за час до начала финала Европейского чемпионата. Германия собиралась играть со Испанией, и в пабах было много людей, которые расслаблялись, напиваясь. Легкая добыча для вора.

Мы с Виктором работали вместе уже год, действуя по хорошо отрепетированному сценарию. Мы бродили по оживленной улице, пока я не увидел двух мужчин, выходящих из паба, один из которых положил свой кошелек в задний карман, когда уходил. Идеально. Я подал сигнал Виктору и начал идти за ними. Через несколько мгновений Виктор столкнулся с одним из них сбоку, давая мне возможность вытащить кошелек.

Но второй мужчина в самый неподходящий момент обернулся и, естественно, увидел меня. Он крикнул своему другу, и они оба развернулись ко мне, сильно разозленные. Мы с Виктором побежали в разные стороны. Мужчины проигнорировали моего подельника, решив гнаться за мной. У меня была небольшая фора, и я думал, что с легкостью уйду от преследования, но один из мужчин стремительно нагонял меня. Я решил, что будет проще спрятаться в толпе, и побежал к двери переполненного паба, из которого только недавно и вышли эти двое. Я толкнул дверь и влетел внутрь.

Я оказался в Нанкине, ночью. Конечно, в тот момент я этого не знал, но это была довольно оживленная улица, а еще я увидел китайские иероглифы на уличных знаках. Не буду вдаваться в подробности своего проживания там, оно длилось около полутора лет, и во многом было похоже на мое время в Германии. В каком-то смысле я привык к этому — жизнь на улице более или менее одинакова в любой стране. Нанкин — гораздо больший город, чем Пассау, и довольно процветающий, но в каждом городе есть свои бездомные. Я искал, где собираются такие же бродяги как я, и, хотя мне потребовалось немного больше времени, чем в Германии, я выучил язык и культуру этой местности.

Если вы погуглите, вы можете подумать, что Нанкин довольно безопасен. В большинстве случаев это правда, но спать на улице там не безопаснее, чем где-либо еще. Я нашел пристанище в одной из уличных банд, продемонстрировав навыки в мелком воровстве и карманных кражах. Люди приходят и уходят, но я тусовался со сбитой группой из пяти или шести молодых людей. Пока был в команде, даже завел отношения с Ихань, девушкой на пару лет старше меня. Мы делали то, что называли “бей и беги” — все вместе нападали на кого-то, кто был один, крали его кошелек и разбегались в разные стороны. Все члены команды собирались в заброшенном складе где-то на окраине города, но я туда не заходил, и они привыкли к моему странному настойчивому желанию оставаться на улице и спать где-нибудь в другом месте.

В Нанкине полиция присутствует в большем количестве, чем в Пассау, но мои товарищи знали, где они не патрулируют, и у нас все шло довольно хорошо до одной мартовской ночи. Мы вели пару пьяных мужчин в возрасте около тридцати лет и собирались провернуть наш отработанный ход, когда появилась другая группа, чтобы сделать то же самое. Я увидел, как разворачивается ситуация, и подал сигнал своим людям отступить; наши соперники последовали за нами в боковой переулок.

Они явно хотели драки, и двое моих друзей тоже. Я был рад избежать этого, и мне почти удалось отговорить своих от конфликта, когда И Чен — который всегда был излишне скор на руку — ударил одного из них. Трое из банды соперников вытащили ножи из своих курток; один из них вонзил нож И Чену в живот, а остальные бросились на нас.

Я побежал. Я был самым быстрым в нашей банде, но один из чужаков был явно быстрее меня. Не видя другого выхода, я рванул к главной улице и направился к магазину. Персонал уже собирался закрываться, но мне ведь не нужно было заходить внутрь, мне просто нужно было пересечь порог. Я успел пройти через дверь.

На этот раз я оказался в Швеции, посреди сельской местности. Было раннее послеобеденное время и солнечно, поэтому я шел, пока не нашел дорогу и не последовал указателям к Гетеборгу. Это было 15 километров, и несколько водителей предложили мне подвести меня, хотя я, конечно, отказался. В каком-то смысле я начал чувствовать себя довольно уверенно; я дважды перемещался и чувствовал, что знаю, что делать.

Швеция — приятное место, даже для бездомных, особенно если ты молодой и белый. Незнакомцы, как правило, довольно добры, так что у меня там все шло хорошо какое-то время. Однако на улице зимой может быть очень холодно, и когда начался снег, я понял, что вряд ли смогу дожить тут до весны. Поэтому в ноябре — впервые, добровольно — я вошел в магазин и попал в другую страну.

Удача повернулась ко мне спиной. С мягкого первого снега городской шведской зимы я оказался в густом лесу при морозной температуре. Переход от середины дня в Швеции вывел меня в лес к вечеру, так что я предположил, что я где-то в России. Но оставаться тут я, очевидно, не мог. Осмотревшись немного и не найдя никаких признаков цивилизации, я решил проверить свое проклятие.

Неужели именно та женщина передала мне этот кошмар три года назад?... Она казалась странной, конечно, но не злой. Возможно, она просто поняла, что меня проклял кто-то или что-то другое.

Примерно понимая, как работает механизм переноса, я собрал несколько упавших бревен и веток, и примерно за час построил прямоугольную рамку — дверной проем. Я шагнул через него.

Ничего не произошло. Я оказался по другую сторону собранной мной рамки.

Окей, это не сработало. Возможно, нужна была настоящая дверь. Я вряд ли бы смог смастерить петли в лесу, даже если бы знал, как это сделать. Поэтому я собрал несколько лоз и листьев и смастерил висячую дверь сверху рамки, наподобие занавески из бусин.

Честно говоря, я был довольно горд своим творением. Для первой попытки без инструментов вышло вполне прилично, мне даже почти не хотелось это тестировать. Но было холодно и темно, а еще начинался снегопад, так что я шагнул вперед.

Идея сработала, и моя следующая остановка оказалась в Кении. Я очутился в сельской местности на какой-то ферме, был теплый вечер.

Я подумал, что до города далеко, и позже узнал, что был прав. Поэтому я решил познакомиться с фермерами. Они почти не говорили по-английски, а я не знал суахили, но мне удалось убедить семью, управляющую фермой, позволить мне работать на них. Уверен, что они не совсем понимали мои мотивы — белый английский мальчик, просящий только еду в обмен на свой труд и выбирающий спать на улице — но они были дружелюбны и довольны соглашением. В течение следующих двух лет я узнал, как работает все на ферме, накачал мышцы. Хоть я все еще был мелким и худощавым, но стал куда сильнее и доказал, что я способный работник. Я собирал кофейные зерна, доил коров, чинил заборы и приобрел неплохой загар. Иногда даже совершал поездки в близлежащий рыночный город, сидя на заднем сиденье одного из грузовиков с плоской платформой. Я, безусловно, был диковинкой для местных жителей, но со мной обращались хорошо.

Я с радостью остался бы на этой кенийской ферме на всю жизнь. Но через два года произошло кое-что нехорошее. Отец семейства уехал в рыночный город, а мы с остальными работали в полях. Я нес несколько корзин с кофейными зернами в сарай, когда услышал крики. «Msaada! Msaada!» (Помогите! Помогите!)

Мать семейства, Аниса, упала на кухне. Снаружи я мог видеть, что ее нога была в плохом состоянии. Было очень много крови, и, кажется, кость торчала наружу как при открытом переломе.

В фермерском доме редко находился только один человек, но такое все же случалось. Ближайшая помощь, вероятно, была как минимум в десяти минутах, а Аниса истекала кровью слишком быстро. Я был единственным, кто мог помочь, но мне нужно было как-то попасть внутрь. Очевидно, дверь не подходила, но кухонное окно было широко открыто. Были ли окна безопасным и подходящим вариантом в моем случае?..

Ответ оказался “нет”. Надеюсь, что Аниса получила необходимую помощь, хотя я в этом сомневаюсь. Но последнее, что я увидел, когда закинул ногу в кухню, — это выражение полного ужаса на ее лице. А затем она и фермерский дом исчезли, мгновенно сменившись ночными улицами Сеула.

Снова мне пришлось начинать с нуля, и снова я должен был учить новый язык. Английский не очень распространен в Корее, и мне потребовалось некоторое время, чтобы освоиться. Я завел несколько полезных знакомств и в основном поддерживал себя воровством и карманными кражами.

В одиночку, без слаженной команды, как было в Германии и Китае, дела шли сложнее. Меня несколько раз ловили, но я успевал убежать. Но примерно через год полиция получила несколько сообщений об уличных кражах в том районе, где я промышлял. Я заметил увеличение патрулей полиции, конечно, но однажды все же повел себя неосторожно.

Пара пила кофе на улице кафе в обеденное время. Кошелек мужчины лежал на столе между ними, а я как раз был чертовски голоден. Я натянул капюшон на лицо, подбежал и схватил кошелек. Убегая, вытащил все деньги и бросил портмоне на землю.

Через десять минут полиция нашла меня. Кажется, я не так хорошо спрятал лицо, как думал. Этот район не был туристической зоной, и было довольно легко идентифицировать единственного белого человека вокруг, учитывая, что я был в той же одежде. Я увидел, как двое полицейских идут ко мне, и попытался сбежать, но на этот раз они были быстрее. Они сбили меня с ног и запихнули в свой патрульный автомобиль.

Стало темно. Слишком темно, чтобы что-либо разглядеть. Возникло предположение, что я на другой стороне света, где сейчас царит ночь. Но когда мои глаза привыкли к темноте, я понял, что нахожусь под землей.

Я оказался в огромной пещере. Света было мало, он исходил от нескольких чадящих факелов вдалеке. Земля была не утоптанной, но твердой, а воздух был прохладным, но не холоднее, чем обычно бывает ночью на улице в большинстве городов.

Сначала я решил направиться к факелам, чтобы понять, в какой ситуации я оказался на этот раз. Подойдя ближе, я заметил, что факелы окружали яму. Стало возможным разглядеть и людей под светом огней; некоторые из них посмотрели на меня, когда я подошел, но ничего не сказали. Все они находились внутри ямы, которая оказалась грубым квадратом со сторонами примерно по тридцать метров. А потом я услышал что-то еще. Какой-то шорох.

Я увидел существ. Они не были людьми и не походили ни на одно животное, которое я когда-либо видел. В высоту они составляли около метра, передвигались на четырех хитиновых лапах, спереди у них были две руки. Тела были черными и блестящими, а головы имели большие челюсти и мандибулы. На уроках биологии много лет назад у нас в школьном аквариуме жили несколько жуков-оленей, и эти существа напоминали именно их.

Жуки подошли ближе. Их было шестеро, и хотя они были меньше меня, им не составило труда меня одолеть. Издавая ужасные щелкающие и трещащие звуки, они отвели меня к краю ямы. Два других жука, стоявших там, опустили длинный деревянный пандус в яму, а остальные толкнули меня по нему вниз, после чего втащили пандус обратно.

Я оказался в ловушке. Стены были слишком высокими и гладкими, чтобы по ним можно было легко выбраться, и я заметил еще несколько инсектоидов, стоящих на страже вдоль стен. Даже если бы я смог выбраться из ямы, у меня не было никакого плана, а также ни малейшего представления о том, где я нахожусь, и в какую проблему я встрял на этот раз.

Всего людей в этой своеобразной ловушке находилось около пятидесяти, в основном подростки и люди около двадцати лет, но никого старше. Мне было 19, как раз примерно посередине по возрасту. Ко мне подошла женщина и начала говорить по-французски. Отлично, по крайней мере, я мог ее понять.

В этой пещере невозможно было определить время, но я понял, что сейчас, судя по всему, начинается ночь. Женщина, которая представилась как Жози из Парижа, объяснила, что жуки использовали их для работы и других дел. Правда, она отказалась уточнять, что именно подразумевается под “другими делами”. Инсектоиды кормили людей, заставляли работать половину дня, но в остальном более-менее оставляли в покое. Жози познакомила меня с остальными, показала, где еда — почти исключительно ягоды и грибы — и сказала, чтобы я наелся и отдохнул как можно лучше, так как на следующий день мне предстоит тяжелая работа.

Ее слова подтвердились. Наутро меня разбудил человек по имени Карл, тряся за плечо. Жуки уже установили пандус и поднимали нас группами по четыре человека. Я не хотел становиться рабом, но решил временно ничего не предпринимать, пока не разберусь с ситуацией получше. Нашу группу вели по лабиринту туннелей около двадцати минут, пока мы не прибыли в широкую пещеру, хотя и гораздо меньшую, чем основная с ямой. Один из жуков держал плоский кусок камня, на котором был нарисован мелом план. Инсектоиды, вероятно, не могут говорить на человеческих языках, но могут держать вещи передними конечностями и рисовать. Жук указывал на каждого из нас по очереди, затем на часть рисунка, а затем на область пещеры. Жером, темнокожий мужчина из Сенегала, объяснил то, что я уже понял: жуки хотели, чтобы мы копали согласно плану на камне.

В пещере лежали несколько грубых кирок и других инструментов. Я посмотрел на острые, тяжелые с виду инструменты и перевел взгляд на двух инсектоидов. Жером показал мне жестом “нет”. Позже я узнал, что люди уже пробовали сопротивляться ранее, и всегда это заканчивалось плохо. Существа были сильнее, чем казались.

Так я принялся за работу, выкапывая и высекая в породе комнату для насекомых. Примерно час спустя жуки ушли. Сэнди, канадская девушка пятнадцати лет, сказала мне, что хоть нам разрешают общаться между собой и обмениваться информацией, это все равно ничем не поможет. Туннели были слишком запутанными. Она однажды пыталась убежать, но если где-то и было место, откуда можно было выйти на поверхность, она его не нашла. Инсектоиды оставили нам несколько факелов, чтобы мы могли работать, у них было гораздо более развитое ночное зрение, чем у нас. Пока мы терялись в туннелях даже при свете, они, казалось, прекрасно ориентировались в полной темноте. Я думаю, насекомые еще и оставляют следы с помощью феромонов, так что им в принципе не нужно видеть в туннелях.

Такая жизнь продолжалась довольно долго. Я вырезал пещерные комнаты, делал то, что, как я полагал, было мебелью для насекомых (я до сих пор не знаю, откуда они взяли дерево), и даже работал на кузнице. Мы отмечали наши “дни” по периодам отдыха. Давно, 31 год назад, кто-то начал царапать линии на стене ямы, чтобы отметить каждый день. По сложившейся традиции, я выцарапал свое имя над днем, когда я пришел; это был 11408 день с начала календаря. Мы проводили наши “вечера”, рассказывая истории о нашей жизни на поверхности, истории, которые мы помнили из прочитанного, и истории, которые мы выдумывали сами в течение долгих рабочих дней. Я однажды предложил спеть, но меня сразу же остановили. По-видимому, жукам очень не нравилось человеческое пение.

Как и на улицах, тут люди приходят и уходят. Харуки, японец двадцати пяти лет, был раздавлен упавшим камнем во время раскопок; я не был в той же группе, но слышал крики, эхом раздававшиеся по коридорам. В соответствии с традицией, мы выцарапали его имя под линией за тот день. Прибытия отмечались сверху, а уходы — как мы эвфемистически называли смерти — снизу на временной шкале.

Джейсон появился через несколько месяцев, вскоре за ним пришел Луис, таким же образом, как попался и я.

А потом Каролина, шестнадцатилетняя девушка из Мексики, не выдержала, когда нас загоняли в яму в конце дня. Каждый может сломаться, если на него слишком давить, и когда она подошла к пандусу, то закричала, а затем побежала в темноту. Некоторые из насекомых последовали за ней, и именно тогда я узнал, насколько быстро они могут двигаться. Они догнали Каролину всего через несколько секунд и притащили ее к краю ямы, прижав, пока остальные из нас не оказались внутри, и они не подняли пандус.

Подошли еще насекомые, и затем — на глазах у всех нас — они разодрали ее на части. Ее плоть рвалась, когда мандибулы вонзались в ее тело. Я смотрел, не в силах помочь, но и не в состоянии отвести взгляд, пока она кричала от боли, пока ее трахея не была перерезана. А потом они начали ее есть.

Это заняло около десяти минут, и в конце не осталось ничего. Ни следа от того, что произошло, кроме крови, стекающей по стене ямы к нам вниз. Мы видели и слышали все — разрывание плоти, хруст костей, трещание насекомых, которое я мог интерпретировать только как возбуждение. Когда жуки закончили, они встали вдоль стены, посмотрели на нас и ушли, как будто ничего и не произошло.

Мы были в шоке, конечно. В тот вечер не было рассказов. На самом деле, никто не говорил вообще. Карл выцарапал “КАРОЛИНА” под отметкой за тот день. Мы легли спать в тишине, хотя я не знаю, спал ли кто-то из нас той ночью. Я определенно не спал.

Следующий день прошел как обычно. Мы работали в подавленном молчании, вернулись в яму, поели нашу скромную порцию ягод и грибов.

Я был первым, кто заговорил. Моя жизнь у жуков не была хорошей, но это было что-то, с чем я мог справиться, что-то, в чем я мог найти определенный уровень удовлетворения, учитывая прошлый опыт бродяжничества. Но больше такого чувства не было.

Так что впервые я спросил о дверях. Большинство моих товарищей не осознали, что двери были триггером. Казалось, я был единственным, кто путешествовал куда-то еще; подземный мир был первой и единственной остановкой в перемещении, которое совершили остальные.

Продолжение >>

Комиссар даже не повернулся. Иван Захарович, учитель в прошлой жизни, был человеком некурящим. В этом отношении ему можно было верить. Нет, не верить. Осипов никому не верил, а интеллигенции после Петроградского дела – особенно, но Вольскому он доверял в тех пределах, в которых успел познакомиться со слабостями преподавателя. И курение к числу тех слабостей не относилось.

- Послушайте, Григорий Иванович, что тут товарищ Маркс пишет…

- Тишина, - цыкнул командир.

Григорий замер. Ветер стих на мгновение, и в этой хрупкой и недолгой тишине он явственно различил скрип снега. Кто-то приближался со стороны деревни. Приближался скрытно – иначе на белом полотне заснеженного поля комитетчики давно приметили б гостя даже в молочном марке ночи. И приближался целенаправленно, точно зная, где затаился отряд.

Комиссар медленно провел ладонью по кобуре, нащупал холодный металл «Маузера» и потянул пистолет на себя. Гущин тоже что-то услышал – ствол пулемета, дрогнул, сбросив с себя пушистое покрывало.

- Ты не пальни сдуру, - тихо произнес Осипов. – Может, это Корж возвращается.

- Не извольте беспокоиться, - заверил Лавр. – Сдуру палить не буду. Если палить - то только по делу, как постановил Совет рабочих и солдатских депутатов в семнадцатом…

Чексист поморщился. Вроде, люди все – проверенные, надежные, идейные, насколько это возможно в войне всех против всех. Только слишком уж болтливые, любят поумничать. Но, как сказал товарищ Ленин, приходится делать революцию с теми, кто есть.

Скрип снега повторился. Теперь ближе. Григорий снял курок с предохранительного взвода, но даже такой тихий щелчок прозвучал неестественно громко. Гущин зубами стянул рукавицу, дабы было сподручнее давить на гашетку.

- Не стреляйте, корешки, - раздался сдавленный, хрипловатый шепот из темноты. – Свои!

Из сугроба вынырнула голова Степана.

- Тьфу, шельма, - выругался Лавр, разжимая пальцы на рукоятке «Льюиса». – Чего пужаешь зазря?

Поняв, что его опознали и опасность более не грозит, Корж вылез из снега, отряхнулся – быстро, ловко, по-собачьи, и, поднимая за собой белую пыль, придерживая за приклад висящую на плече винтовку, бодро зашагал к засаде.

- Докладывай, - буркнул командир.

- Докладаю, гражданин комиссар…

- По форме, - процедил сквозь зубы Григорий, поднимаясь на ноги и отряхивая от снега тулуп.

Корж, фыркнув, встал рядом, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, как на допросе.

- А, так это… я и докладаю, товарищ комиссар: банды в деревне нема!

- С чего ты взял?

- Так то ежу понятно, граж… товарищ комиссар! Была б банда – были б кони, а раз коней нема – то и банды нема!

- Согласен, - кивнул Осипов.

- А вот мимо деревни Леха-Варнак прошел, или изнутри был – кто ж его знает? Распоряжениев таких не было – с местными разговоры разговаривать. Так что я ужом везде прополз, каждую щель разведал, да обратно драпанул, доложить, как говорится, товарищам все по форме.

- Чернов!

- Ась?

- Свистай Малого.

- Есть!

Федор в черном бушлате, крайне демаскирующим матроса в зимнем лесу, приподнялся на локтях и, засунув два пальца в рот, огласил окрестности длинным, залихватским свистом с переливами.

- Теперь-то курить можно? – поинтересовался Гущин, успев достать серебряный портсигар с самокрутками.

- Курите, - коротко ответил комиссар.

Он и сам затянулся папиросой, пряча огонек в ладонь. Малой не заставил долго ждать. Чекисты еще не успели докурить, а из прилеска выехал Шелестов – самый юный член отряда, ведя за собой остальных лошадей. Никто, включая самого Яшку, не знал его точного возраста, на вид – едва больше шестнадцати, хотя боец и утверждал, будто помнил само Кровавое воскресенье, что вызывало сомнения еще и потому, что он постоянно терял шомпол от трехлинейки, забывая, куда положил инструмент две минуты назад.

Сборы не были долгими. Чекисты отряхнулись от снега, проверили оружие – привычными, отработанными движениями. Гущин затушил окурок, оставив черный след на стволе березы. Корж, шмыгая красным носом, закинул винтовку на плечо, а Вольский, подышав на стекла пенсне, обтер его о рукав и бережно спрятал в карман. Осипов бросил последний взгляд на опушку, хранящую следы засады, и махнул рукой:

- По коням, башибузуки.

Дорога до деревни заняла меньше часа, но казалась бесконечной. Лошади фыркали, проваливаясь в снегу, скрипела замерзшая кожа упряжи. Отряд двигался в напряженном молчании. Даже обычно болтливый Гущин притих, вглядываясь в предрассветную мглу. Зима здесь была не просто временем года – она была соучастницей, стершей память о тех, кто прошел этой дорогой ранее, скрывшей следы банды Лехи-Варнака белым покрывалом.

Деревня встретила путников тишиной и пустотой.

Часть изб покосилась, оставшись без хозяйского ухода, часть изгородей успели разобрать на дрова. Дым шел из труб не больше, чем двух десятков домов, наиболее целых, но никто не торопился выходить, встречать бойцов, никто даже не выглянул в окошко. В деревне царило безмолвие, даже собаки не лаяли. Здесь уже научились бояться любого стука в дверь.

Комиссар подошел к пожарному рельсу, висевшему на скрипучей перекладине возле колодца, привычным жестом протянул руку, но, не найдя ни молотка, ни еще чего подобного – лишь обрывок веревки – достал шомпол и ударил по металлу. Резкий, пронзительный звон разорвал мертвую тишину, отдаваясь эхом в пустых переулках и далеко разносясь в морозном воздухе.

Селяне начали выползать из изб. Сперва – осторожно, украдкой выглядывая из сеней, после – поняв, что скрываться бесполезно, выходили на улицу. В основном – бабы да старики, несколько детских лиц. Люди кутались в рваные зипуны и тулупы, изъеденные молью платки. Даже у детей глаз были пусты – без надежды, без веры. Такие бывают у загнанных зверей, у подранков, окруженных охотниками.

Командир медленно достал папиросу, прикурил от спички и опустился на обледенелый сруб колодца. Дерево скрипнуло под его тяжестью. Остальные члены отряда сгоняли селян на площадь. Не грубо, но настойчиво, легонько подталкивая прикладами в спины замешкавшихся.

- Подходи, честной народ! Начальство говорить будет! – покрикивал Корж.

Люди шли медленно, опасаясь, что за этим собранием последует нечто худшее, чем все, произошедшее ранее. Шли крайне неохотно, но все рано шли. Поточу что привыкли идти, куда зовут. Старуха в черном, похожая на ворону, перекрестилась, шепча под нос не то молитву, не то проклятья. Молодая баба, обнявшая худую девочку, всхлипнула, но тут же закусила губу, чтобы не показать слабость.

- Старший кто? – спросил Григорий, окинув толпу тяжелым взглядом.

Ответом было молчание. Даже ветер стих, будто затаив дыхание, только дымок от папиросы командира вился в воздухе, напоминая, что время идет несмотря ни на что.

- Пока по-хорошему спрашиваю, - повторил Осипов. – Кто старший?

Наконец, вперед выступил древний старик с лицом, изрезанным морщинами, в шапке, развязанные уши которой стояли торчком, как заячьи уши, придавая ему вид одновременно и жалкий, и упрямый.

- Господин офицер…

- Товарищ комиссар, - поправил чекист.

- Ага… так я и говорю, господин комиссар: нельзя нас грабить!

- Чего? – брови чекиста поползли вверх.

Степан, расхаживающий по краю толпы, постукивая пальцами по прикладу – не ради угрозы, а напоминая о порядке, замер, ожидая приказа.

- Грабили уже нас. И красные, и белые, и зеленые. Потом – снова красные…

- Чего-чего? – насупился уголовник. – Ты на что это сейчас намякнул, козья морда? На что намякнул, контра? Что сейчас не наша очередь?

- Да нечего у нас больше грабить! – неожиданно резко крикнул старик, сорвав с головы шапку и бросив ее под ноги. – Вот те крест, мил человек. Все, что было, уже ограбили!

Толпа недовольно зароптала, поддерживая оратора.

-Верно бает, - добавил женский голос. – Неча больше у нас брать!

- Тише, дядя Игнат, успокойся, - поднял руку командир.

- Ась? – дед, размазав по щекам проступившие слезы, всмотрелся в лицо Григория. – Гришка? Попов сын! Ты, что ль?!

- Было дело. Но теперь я – комиссар Пермского ГубЧК, товарищ Мельников.

- Хорошо это, - вздохнул староста. – Хорошо, что батька твой не дожил…

- Как? – вздрогнул командир. – Как не дожил?

- Так схоронили его… еще в девятьсот первом. Вот как ты из дома убёг – той же осенью и схоронили.

Григорий сжал папиросу так, что на снег посыпалась табачная крошка, и на мгновение склонил голову, пряча лицо за тенью папахи, но через секунду совладал с собой и взгляд чекиста приобрел тот же стальной холод, что и ранее.

- Скажи, дядя Игнат. Банда Лехи-Варнака здесь не проходила?

- Сам Леха был, - проговорил дед, пожевав губы. – С приятелями. Не знаю, банда то была, али нет, но люди – добрые, душевные, грабить никого не стали…

- И маме монетку подарили, - прорезал морозный воздух тонкий голосок.

Тощая девчонка, закутанная, как капуста, во множество рваных платков, вынырнула из-за спины селянина. Женщина одернула ребенка, но слишком поздно. Слово – не воробей, сказанного не воротишь.

- Интересненько, - оживился Корж, потирая руки. – За какие такие заслуги дяди тетям монетки сыплют? Ась?

- Да брешет она, брешет, - замахал руками староста. – Кого вы слушаете? Леха был – в этом спору нет. Переночевал, да ушел восвояси. Чего ему тут, с нами, старыми да малыми, делать?

- Куда ушел? – поинтересовался Осипов.

- Тудой и ушел, - дядя Игнат махнул рукой на восток. – За Камень.

- За кудой-кудой? – переспросил Степан, передразнивая.

- За Камень, - пояснил за селянина Вольский, поправляя пенсне. – Здесь так Уральский хребет называют.

- Нам бы тоже переночевать, - произнес Григорий, подышав в сложенные ладони. – И проводника бы…

- Переночевать – это пожалуйста, - проскрипел старик, обводя рукой деревню. – Пустых изб – вон сколько, любую выбирай, какая на тебя глянет. А что касаемо проводника… где ж я тебе его раздобуду-то, проводника-то? Одни бабы да старики остались! Да и нешто тебе проводник так нужен? Сам же тут вырос, все места окрест знать должен! Дорога за Камень тут одна: Висельной тропой, через Черный лес, а как на Гнилое болото выйдешь – здесь и до Камня рукой подать…

- Хорошенькие тут у вас места, - фыркнул Корж, нервно поежившись. – Висельная тропа, Гнилое болото… а есть что-нибудь повеселее… какой-нибудь Веселый ручей?

- Веселый ручей – это совсем в другую сторону. Ох, не надобно вам туда идтить, - добавил дядя Игнат, понизив голос до шепота. – Плохое там место, гиблое…

- Лучше бы проводника, - повторил просьбу комиссар.

- Забыл! – хлопнул в ладоши Мельников. – Забыл, как мальцом тут бегал! Эх, Гриня… людским языком тебе сказываю: нет у меня… - тут он осекся, будто вспомнив что-то. – Хотя… знаешь, что Гриня… ступай-ка ты к бирюку. Может, он поможет?

- Что еще за бирюк такой выискался?

- Да-да, - быстро-быстро закивал уголовник. – Кто таков? Какой масти? В смысле – кто по политическим убеждениям, я имею в виду.

- Бирюк – он и есть бирюк, - пожал плечами селянин. – Как звать-величать – не знаю, мне то без надобности. Поселился он на старой мельнице, что возле запруды, почитай уж годков пять назад. Но, ежели и он откажется – больше помочь вам некому.

- И на том спасибо, - коротко поблагодарил командир.

Для ночлега выбрали самый крепкий на вид дом, стоящий на отшибе, возле леса. Изба встретила путников запахом мерзлой земли и печной золы. Стены, некогда плотно проконопаченные, теперь дышали сквозняками, а в углах шевелились тени, будто прячась от незваных гостей.

Григорий, первым переступивший порог, сапогом отшвырнул в сторону обломок разбитого горшка – напоминание о том, что недавно здесь жили люди.

- Ну и хоромы, - процедил Корж, скинув с плеча винтовку. – Теплее, чем в снегу, да только на волосок.

Вскоре в горницу вошли Малой с Лавров, распрягавшие коней. Гущин, усевшись на скамью, с наслаждением вытянул ноги, а Яшка, переполненный кипучей энергией молодости, принялся копаться в мусоре, надеясь найти хоть что-то полезное.

- Эх, - вздохнул Иван Захарович, щупая закопченные кирпичи – холодные, как могильные камни. – В Казани хоть банька была…

- И бабы, - поддакнул вор.

- Вот тебе занятие вместо баб: найди дров, - распорядился комиссар.

- А чего опять я-то? – возмутился Степан. – Почему, чуть что – всегда Корж? Разведка – я, дрова – снова я! Не, братцы, мы так не договаривались! Я не ломовая лошадь, чтобы на мне всю Революцию тащить!

- У вашего брата – это в крови, все тащить, - усмехнулся Гущин.

- Что? Что ты сейчас сказал? Ты на что намякнул, контра? – взъелся уголовник.

- Я схожу, - вызвался Чернов, разряжая обстановку.

Командир равнодушно махнул рукой. Ему было все равно, кто принесет дрова, лишь бы заткнуть эту ледяную пасть, скалящую зубы во всех четырех углах.

- Так-то, - хмыкнул мгновенно успокоившийся Корж. – По декрету Совнаркома – равенство и братство!

Федор вышел в сени, через минуту снаружи послышался треск ломаемых досок – видимо, бывший балтиец разбирал полуразвалившийся сарай.

- Григорий Иванович… - учитель, сняв пенсне, задумчиво протер стекла. - А вы правда тут выросли?

Осипов не ответил. Он стоял у окна, вглядываясь в темноту, где угадывались очертания покосившихся изб. Ветер шевелил обнаженные ветви берез, и казалось, будто вся деревня шепчет, проклиная и постылую войну, и постылое время.

Комиссар обернулся только когда услышал грохот дров за спиной. Матрос вернулся с охапкой досок и сгрузил их у печи.

Огонь занялся не сразу. Замерзшее дерево дымило, потрескивало, нехотя подчиняясь диктатуре пролетариата. Но постепенно жар разошелся, языки пламени заплясали в печи, освещая угрюмые, уставшие лица чекистов.

Каждый занимался своим делом. Гущин, закусив самокрутку, смазывал пулемет. Чернов хрустел сухарем. Корж чистил ножом ногти. Вольский достал «Капитал», но не открыл – просто держал книгу в руках, словно ища в ней тепло. Яшка сидел на корточках перед печью, глядя на танец пламени.

- Всем спать, - приказал Осипов, поднимая с пола свой вещмешок.

- А ты?..

- Скоро вернусь.

Комиссар вышел в морозную ночь, и холод сразу впился зубами в лицо. Лунный свет, пробиваясь сквозь редкие облака, рисовал длинные тени. Проваливаясь в рыхлый снег с хрустящим звуком, чекист шел в центр деревни, где находился дом дяди Игната.

Старая избенка покосилась, словно от усталости. Только дымок из трубы говорил, что жизнь здесь еще теплится.

Мужчина поступал костяшками пальцев в потемневшее от времени дерево.

- Это кто? – донесся изнутри настороженный старческий голос.

- Открой, дядя Игнат. Это я, Гриня.

За дверью зашаркали валенки, звякнула железная щеколда. Мельников стоял на пороге, прикрывая лампой лицо, чтобы свет не был в глаза.

- Пустишь?

Староста молча отступил в сторону.

Жилище было крохотным, но опрятным. На столе – чистая скатерть с вышитыми петухами, в красном углу – иконы, прикрытые рушниками. В печи потрескивали дрова, наполняя комнату теплом и уютом.

- Садись, - пробормотал дядя Игнат, указывая на лавку.

- Я ненадолго.

Комиссар бросил вещмешок на стол, растянул путы. Одна за другой на скатерть легли банка тушенки с американской маркировкой, завернутый в тряпицу шмат сала, несколько ржаных сухарей.

- Немного, но… чем богат.

- Гриня… - всхлипнул старик, часто-часто заморгав. – Сынок! Знал бы батька, какого человека вырастил! Дай тебе Бог здоровья…

- Бога – нет, - процедил комиссар, разворачиваясь к выходу.

- Гриня! – старик вцепился в рукав тонкими, сухими пальцами. – Постой, Гриня!

- Что еще?

- Не ходи за Лехой, Гриня, не ходи! И сам сгинешь, и людей сгубишь!

- Это еще почему?

- Невидаль там завелась, - прошептал Мельников, понизив голос. – Никому от нее спасу нет!

- Что еще за невидаль такая?

- Откель я знаю? На то она и невидаль, что никто ее не видывал! Но силища в ней страшная! Не совладать с ней!

Поморщившись, Григорий высвободился из хватки дяди Игната. Снова со своими мещанскими предрассудками и помещичьими пережитками. Живут тут, в глуши, и не знают, что Советская власть отменила не только попов, но и нечистую силу.

Вернувшись на место привала, чекист отметил, что кого-то не хватает. Пересчитав головы, он убедился – отсутствует Степан.

- Эй, - комиссар тряхнул за плечо Гущина. – Где Корж?

- Я за ним следить не нанимался, – сонно пробормотал пулеметчик. – Видать, до ветра вышел. Где ему еще быть?

Погладив дерево кобуры, Осипов устроился на свободной скамье. Если к утру не вернется – придется расстрелять. Оно и к лучшему. Давно руки чесались…

Невычитанные, но уже написанные главы, можно найти ЗДЕСЬ.

-- Это вообще безопасно? – поинтересовался паренёк с синяками под глазами. Как там его звали? Лёха?

-- Нихуя не безопасно, -- обнадёжил Юра. – За стенками фургончиков всё равно как-то надёжнее. А мы поедем прямо через кромешную тьму на броне! Это пиздец.

Паренёк нахмурился.

-- Да не ссы ты, -- шлёпнул его по плечу Данилыч. – Юра просто любит похоронные шутки. Главное, держись крепче и зырь по сторонам! Всё от вас двоих зависит.

-- Главное увидеть хуергу раньше, чем она увидит нас, -- пояснил Федя.

-- Это понятно, -- ответил Лёха.

Машины вплыли в черноту, и сновидцы ударили по ней Ясным Светом, рассеивая её. Луч пробивался через тьму, но всё равно терялся в паре десятков метров – сновидцы вертели головами по сторонам, освещая то, что находилось по дороге впереди, и то, что располагалось по бокам.

Машины ехали медленно, чтобы не напороться на тварь прямо в лоб и успеть остановиться, перестроиться, развернуться… Какие способности у твари? Что, если оно – как Херувим? Тогда вряд ли им удастся разорвать дистанцию, оставшись при этом в здравом рассудке…

-- Как дела, ребята? – спросил Нойманн через минуту.

-- Пока без новостей, -- ответил Калуев. – Но связь идёт хорошо.

-- Отлично, главное, не пропадайте. Следите за катушками.

Оптоволокно, установленное на обе машины, постепенно разматывалось –через него и продолжалась связь с внешним миром. На оптоволокно и вся надежда в этой, похоже, обречённой операции.

Данилыч предполагал самое худшее, как и все остальные бойцы – просто все старались не ныть вслух, не капать друг другу на мозги. Как уж тут быть оптимистом, когда все известные столкновения с изнаночными божествами заканчивались крайне плачевно для тех, кто шёл в первых рядах?

Насекомообразных чудовищ здесь и вправду не было. Тьма была пуста. Если бы они повстречали здесь хоть малую долю от того, что было в Загорске – они бы точно повернули назад.

-- Интересно, почему тут нет астральных тварей…

-- Не было жертвоприношений, -- сказал Калуев. – Загорск принесли в жертву. Где куча жертв – там куча астральных тварей. Здесь же деревня, глушь… жертв немного. Вряд ли сектантам удалось как следует откормить своё божество…

Вдруг по носу ударил невыносимый запах. Запах падали.

-- Какого хера…

-- Чем так пасёт?...

Бойцы морщились, натягивали на лица шарфы или арафатки, кто-то пытался безуспешно спрятаться за противогазами.

-- Кровь успела прокиснуть, -- сделал спокойный вывод Константин. – Та, что падала с неба. Она уже второй день тут… Не мудрено.

Протухшая кровь пропитала весь лес, и теперь сгнила, привлекая полчища мух со всех окрестностей. На обочинах, залитых спёкшимися лужами, всё кишело опарышами.

-- Кровь… Кровища. Дохерища кровищи, -- отчитывался Калуев по каналу связи. – Я даже хуй его знает, что здесь придётся делать бригадам дезинфекторщиков. Поливать местность напаломом и сжигать её кхренам… Вонища стоит – просто пиздец! Я щас нарыгаюсь!

-- Удивительно, -- сказал Нойманн. – Это и вправду была кровь, а не красная вода… Органика. Падающая с неба. Я служу Организации уже не первый год, но удивляться не перестаю.

-- Да и к хренам такие удивления, -- промычал Калуев. Голова дурнела от чудовищного смрада.

Машины продавливали гусеницами и колёсами покрасневшую дорогу. Грязь превратилась в гниющее кровавое месиво, полное насекомых. От одного лишь этого зрелища любой нормальный человек бы тронулся умом…

-- И какого хуя курить бросил, -- Юра пытался скрыться за арафаткой. – Нюх вернулся! Знали бы куряги, в каком вонючем мире мы живём…

-- Эту вонь любой почувствует даже тот, у кого отрезан нос, -- сказал Константин. Паша не удержался и блеванул за борт, а Данилыч спешно постучал по броне:

-- Эй, консервы! Задрайте бойницы, а то щас к вам стечёт!

-- Поздно… -- торопились бойцы внизу. – Кто там рыганул у вас, блять?! Что за девочка?!

-- Это Паша обрыгался…

-- Паша, ты мудак полный!!

-- Да пошли вы на хуй… -- ответил им позеленевший Паша. – Щас добавлю…

-- Я тебе добавлю! – донеслась угроза. – По роже!

-- Э, заткнулись там! – вмешался Федя. – Пашу могу пиздить только я!

Паша снова рыгнул, но уже постарался делать это на землю внизу.

Данилыч тоже едва сдерживался. Но со временем принюхался. Как и все остальные. Хорошо, что человек со временем привыкает ко всему плохому.

Вдруг послышались звуки. Вопли, похожие на чудовищный отчаянный скулёж.

-- Слышали?! – подметил Юра.

-- Ага…

-- Глушим моторы, -- приказал Калуев. И тогда броневики замерли, остановившись в кровавой жиже.

Калуев выполз из люка, встал на броню и затаил дыхание.

Бойцы тоже напряжённо вслушивались в тишину. Чудовище бродило, казалось, и далеко и неподалёку.

Сновидцы пытались дотянуться до него своими лучами, но существо находилось за пределами досягаемости.

-- Вот бы нам сейчас звукометрические комплексы, -- нарушил тишину Данилыч. – Вычислили бы местоположение твари, не сближаясь с ней… По звуку.

-- Да, было бы охренительно, -- согласился Калуев. – Но кто же думал, что эта хуйня будет так громко рычать?

-- А нам разве когда-то встречались не рычащие твари? – спросил Данилыч. – Всегда то рычат, то орут – незнамо нахера.

-- Напугать хотят, -- серьёзно ответил Паша.

-- Нападали бы молча – было бы страшней.

-- Метаморфозы так и нападали, -- вспомнил Калуев. – И «Плоть» тоже. «Плоть» -- тварь из кучи щупальцев, слишком умна, чтобы кричать… в общем, ребзя, завалите ёбычи! Слушаем!

Бойцы продолжили вслушиваться во мрак, а Данилыч, предчувствуя дурное, приготовил пулемёт, заряженный изнаночными пулями. Послышался и далёкий рёв реактивных двигателей.

-- Кубышкин, а ну отсыпь крупнокалиберных пиздюлей на два часа! -- приказал Калуев своему подчинённому. Громыхнул пулемёт БТРа в направлении рёва.

Если бы не активные наушники, то можно было бы оглохнуть…

Трассеры уносились в густой мрак, но рёв никак не изменился – остался таким же протяжным и заунывным. Пули разбились о стволы деревьев в лесу и не настигли зверя.

-- Хорош казённые патроны тратить! -- сказал Калуев, и стрелок замолчал. – Слушаем дальше.

Некоторое время Калуев внимательно прислушивался к рёву, и ему показалось, что тот слегка сместился в сторону – совсем чуть-чуть.

-- Доложите обстановку, -- вмешался Нойманн, встревоженный длительным отсутствием связи.

-- Мы слышим голос чудища. Оно ноет, но контакта нет. Далеко, может, метров двести...

-- Будьте осторожны.

-- Давай хоть одну попробуем наугад ёбнуть? -- предложил Калуев. – Ну не хочется мне вплотную подходить. А? Чё скажешь, Володя?... И без риска и без потерь.

-- Ебашьте, -- дал добро Нойманн, недолго задумываясь. – Но вторая – последняя. Крайняя. Потом придётся бегать, как в жопу ужаленные, если всё пойдёт через жопу!

-- Да всё будет заебок! У меня хорошая интуиция, я же почти-что экстрасенс, у меня бабка колдовала! – заверил Калуев по рации, а своим бойцам продолжил, отпустив кнопку: -- Особенно когда там разлёт в полкилометра, нахуй! Хули тут гадать, ему ПИЗДА!!! -- и коварно рассмеялся, прямо как ребёнок, которому в «Doom» впервые выдали BFG9000.

Данилыч поёжился. Фиг его знает, что опасней – Худо, Ветхозаветный Бог, или то, что сейчас сюда прилетит почти наугад.

-- Сообщаю координаты!...

Калуев сориентировался по топографической карте, прикидывая примерное местоположение.

-- Это же почти окраина деревни, -- сказал Нойманн. – Вдруг там гражданские?

-- Да пизда гражданским! Тут вопрос в другом – как бы нашему недоукомплектованному отделу пизда не пришла. Если там кто-то и жив – не велика потеря. Спишем, будто так и было. Ну, ты же знаешь, как это делается, Володя, не парься, я уверен, что там одни двухсотые лежат. Живые бы уже давно сами выбрались за пределы пятна, какими бы старыми и немощными они не были – страх придаёт сил, а страху тут дохуища…

-- Принял. Даю добро на удар, -- буркнул Нойманн. – А теперь валите оттуда… да подальше!

-- Слышали ребята? – обернулся Калуев. – Валим!

Броневики спешно развернулись, раздербанив колею, и превратив её в ещё более ужасное и непролазное месиво, и устремились обратно.

-- Внимание! – сообщил Нойманн. -- Снаряд сброшен с борта «сушки». Ищите укрытие! Пусть бойцы слезают с брони!

-- По тормозам, пацаны! – махнул Калуев, и машины остановились.

Бойцы, сидевшие на броне, спешились и разбежались: кто за броню, а кто в ближайшую канаву, залитую кровью по самое колено…

Все пригнулись к омерзительной земле, перемазавшись в крови и опарышах, и напряжённо ожидали то, что будет… Данилыч немного погрузился в воспоминания, прокручивая в голове всё, что Нойманн рассказал им полчаса назад.

-- Управляемые планирующие авиабомбы, -- сказал Нойманн. – Специального выпуска – под эгидой Организации. Бомбы плотно забиты достаточно крупными нарезанными осколками, на которых выгравированы символы, начерченные и на кинжале Миробоичей! От разрыва одной такой бомбы – тысячи осколков на огромной скорости пронзят большое пространство, ударив по площади и порвав Изнаночное чудо-юдо на лоскуты. Но, ребят, имеется один очень серьёзный подводный камень.

-- Какой же?

-- Мы не видим так называемое Худо с беспилотников. А поэтому не можем знать, где же именно оно скрывается. У нас в наличии две авиабомбы, но этого не хватит, чтобы накрыть всю площадь диаметром в тридцать километров... А поэтому вам придётся найти чудовище. Скорректировать авиацию при помощи оптоволокна. Оторваться от погони. И пережить авиаудар в надёжном укрытии, например, в канавах у дороги – там глубина получше, чем даже в окопах...

-- Пиздец.

-- Но ведь чудовище просто заглушит нахрен эту бомбу своей чернотой, какой смысл от УМПК? – задал резонный вопрос Константин. – Бомба ведь не на оптоволокне будет! Попадём в молоко, а то и по себе!

-- Это не государственный УМПК, -- возразил Нойманн. – А наш. УМПК, разработанный Организацией. Бомба летит в цель по координатам и вносит поправки в траекторию, автоматически считывая малейшие изменения в гравитации планеты. Короче говоря, как перелётная птица. На РЭБ ему, понимаешь, абсолютно похуй.

-- Охренеть, -- удивились бойцы.

-- Круговое вероятное отклонение такой бомбы не больше десяти метров, а нам в этом случае будет достаточно и четыре сотни, лишь бы осколки долетели, а летят они, судя по ТТХ – охренеть как далеко! – рассказывал Нойманн с воодушевлением.

-- Нам самим-то пизда не настанет? – спросил Данилыч. – Ведь когда бомба отсоединится от борта – её уже ничего не остановит. Если что-то пойдёт не по плану? И у нас, например, заглохнут моторы или если мы забуксуем…

-- Но вы ведь не первый день воюете! -- отмахнулся Нойманн. – Валить надо сразу, как только передали координаты! Валить и от бомбы и от чудовиша, на которое вы наткнётесь. Главное – самим не попасть под раздачу. Уж постарайтесь, парни, это легче, чем рубиться с чудищем одними пулемётами…

И в самом деле. Оставалось молиться, что бомба с приделанными к ней крылышками не взорвётся прямо над их головами, и что в центре управления вбили правильные координаты.

-- Слышите?! – в самую последнюю секунду Паша различил характерный свист.

Взрыв. Хлопок мощный. Но не колоссальный – Данилыч и посерьёзней слыхал. Возможно, он просто ждал большего… Земля не дрогнула, как то бывало от разрыва тяжёлых ФАБов, не толкнула в ноги, и ударная волна не хлопнула по ушам, не сшибла с ног. Зато послышался раскатистый треск суббоеприпасов. Осколки покрывали огромную площадь.

Когда всё стихло, бойцы, по команде Калуева, снова забрались на броню, отряхиваясь от кровавой грязи.

-- Жми! Эта дрянь утихла! Гоним туда!.. а вы чё сели, сновидцы, блять, пырьте вперёд лучами! Пырьте!

И сновидцы, перепуганные взрывом и серией из сотен хлопков, снова принялись растворять черноту впереди – они особенно испугались, ибо взрыву авиабомбы предшествовали взволнованные перешёптывания матёрых бойцов. Не просто испугались, а конкретно серанули...

Но лучи их вдруг разорвали тьму на добрую сотню метров! Тьма стремительно слабела.

-- Ха, Нойманн! – обрадовался Калуев. – Кажись, дело в шляпе! Наблюдаем рассеивание тьмы! Приём.

-- Отлично. Проверьте местность. Ищите останки, если таковые будут. Не упустите ничего!

Чернота растворялась, особенно под дополнительным натиском Ясного Света. Бойцы надели приборы ночного видения – теперь в них появился смысл, и через пятнадцать минут поиска обнаружили сначала территорию, усеянную длинными осколками – некоторые деревья оказались срублены начисто – а затем и само чудовище…

-- Мы нашли Худо! -- сообщил Калуев. – Кажется, оно мертво.

Молодые штурмовики облегчённо выдохнули, а ветераны же до самого последнего не верили, что всё закончилось так легко – но чудище лежало на опушке леса неподвижно и не издавало звуков. Лежало неподвижно, даже не дрыгаясь.

Бойцы спешились и принялись расхаживать по поляне, разглядывая груду мяса, разорванную десятками острых лезвий-осколков. Было сложно различить в этой груде что-то внятное. К тому же и при жизни эта груда наверняка представляла собой нечто непостижимое и хтоническое.

Данилыч старался не подходить слишком близко. Держал автомат наготове. Однако лучшим доказательством гибели существа стало полное развеивание черноты. Вскоре небо очистилось, обнажив яркую россыпь млечного пути, особенно впечатляюще выглядящую в приборы ночного видения. Тогда на душе стало легко и спокойно, хоть задание ещё не закончено и всё ещё могло выкинуть фатальных неожиданностей.

-- Ну вот! Даже не посмотрели, что это за божество такое, -- расстроился Паша. – А разговоров-то было! Замах на целого Господа…

-- Зато мы угондошили изнаночную тварь, -- сказал Федя. – И при этом остались целы.

-- Мы даже не знаем, насколько оно было сильным… -- сказал Паша. – И от этого мне обидно.

-- Изнаночные твари слабыми не бывают, -- сказал Юра.

-- Оно было настолько сильным, что было способно вызывать кровавый дождь и тучи насекомых, -- сказал Дядя Ваня. – И пусть оно проваливает обратно. В небытие.

-- До тех самых пор, пока очередные культисты не призовут его в наш мир, -- оптимистично добавил Константин.

-- Пусть попробуют! – сказал Федя, хрустнув костяшками.

-- Подтверждаю смерть твари, -- сообщил Калуев. – Тварь мертва. А мы приступаем к дальнейшим действиям, согласно плана… Вот бы на Загорск такую хренотень сбросили тогда, а?! Все бы вопросы закрылись легко! Я хуею просто…

-- Событий вроде Загорска не происходило очень давно, поэтому применять символы подобным образом нам ещё не приходилось, -- сказал Нойманн. -- Данное технологическое решение – очень инновационно. Аналогов нет. Символы были приспособлены под новые технологии впервые в истории человечества… И если раньше бомбардировщики времён Второй Мировой потерялись бы в черноте без связи и навигации, пытаясь сбросить нечто подобное наугад, то теперь, при помощи УМПК и оптоволоконной связи мы можем зачищать подобные очаги вполне успешно и без потерь. Мы получили действительно мощнейшее оружие, которое теперь будет способно останавливать локальные апокалипсисы и прорывы Изнанки и Зазеркалья…

-- В следующий раз на такое задание надо бы брать звукометрические комплексы! -- предложил Калуев. – Хотя площадь поражения всё равно впечатляет. И если иметь эскадрилью, то можно зачистить большую область.

-- Что ж, коллеги, наш эксперимент удался, -- радовался Нойманн. – А это значит, что человечество приблизилось ещё на один шаг к победе над Изнанкой, и что это новое оружие можно будет передавать соседям!

-- На Аёвский Волок? – предположил Данилыч.

-- Кто знает, -- хмыкнул Нойманн. – Но не расслабляйтесь! Потом побазарим. С меня пивас – как минимум, если дальше не запорете дело. Заходите в деревни. Беспилотники уже летят. Посмотрим, что осталось от гражданских…

**

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)

Алексей П. 3500р "Это всё конечно впечатляет, но что там с темнейшим в итоге?" Ответ: После этого подрассказа Ликвидосов, но мб после ещё одного, если этот подрасказ зайдёт публике, а то спасов-то давно не было. Вопщем, народный суд покажет чё куда, тем более по ощущениям Темнейший приелся читателям (мне же одинаково шо то шо это писать, я бы за олега-вампа ещё взялся, если бы клонировался)

Александр Павлович 1500р

Илья Н 1000р "Тащемта мне и мироёбич и кровосися в кайф. Хотя знатно соскучился по трешачку типа ЗП и щелка. И жду ремейк Эмиля конечно же!" Ответ: на неделе +- выйдет рассказ про двачеров, скидывающих говно с дронов на анимешные вестивали и чеченский чоп

Ян Эдуардович 1000р "Для настроения" Ответ: настроение поднято!)

Людмила Александровна 300р "На картошку к мясу. Всё пиши, всё читаю."

Мой паблик ВК: https://vk.com/emir_radriges

"Ликвидаторы" на АТ: https://author.today/work/433407