Xenon.deFer

Всем привет и с наступившим Новым годом!

В моих мечтах я в эти дни должна была уже новую эру открыть…Но увы. Оказалось, что такие заметки делать – это не шубу в трусы заправлять, и отнимает времени и сил поболее, чем думалось вначале. Так что новую эру начну попозже. А сегодня речь пойдет о временах за 240 лет до Р.Х., а точнее о Карфагене.

Около 1100-го года до н.э. финикийцы основали Утику. Об этом и не только я упоминала в одном из прошлых постов (в части 32). Традиционной же датой основания Карфагена считают 814-й год до н.э., и связывает его с именем царицы Дидоны. Подходящего произведения на эту тему я так и не нашла, может быть, поищу потом и сделаю дополнительной заметкой.

Поначалу, как и Утика, Карфаген был просто богатой и перспективной, но колонией. А потом, когда в VIII-м веке Ассирия начала усиляться и стала крутой настолько, что захватила многие окрестные земли, включая и финикийские, колонии финикийцев оказались отрезаны от своих метрополий и предоставлены сами себе. Так вот и начался этап независимости Карфагена. Причем политическая обстановка настолько сыграла ему на руку, что он ещё дополнительно пополнился новыми жителями – беженцами из завоеванных ассирийцами территорий. Так что вскоре Карфаген и сам смог создавать колонии.

Правда, недолго бывшие колонии радовались: вскоре начали усиленно осваивать Средиземноморье греки и теснить финикийцев. Те, в свою очередь, чтобы проще было противостоять этому безобразию, стали объединяться в союзы. В Северной Африке так вот объединились в качестве союзников Карфаген и Утика.  Причем вышло их сотрудничество столь удачным, что спустя какое-то время они распространили своё влияние и на прочие союзы и города, выросшие из бывших финикийских колоний.

Однако время шло, и политическое взаимодействие усложнялось. Так, например, греки основали колонию Массилию (на юге нынешней Франции) ок. 600-го года до н.э., а потом ещё появились колонии на территории современной Испании. И, чтобы там закрепиться, они стали заключать союзы с местными жителями и дружить с ними против карфагенян. Так, например, в VI-м веке до н.э. жители Массалии заключили союз с Тартессом, с которым отношения у Карфагенами были длительные и непростые, вплоть до конфронтации.

Вообще про Иберию тех времен можно тоже много чего интересного рассказать (так одно из предположений состоит в том, что Тартесс основали и населяли турдетаны и турдулы, хотя кто они и откуда взялись – пока точно не ясно), но это будет слишком долго, и не так уж сильно связано с тем, о чем я веду речь. Суть же в том, что карфагенский правитель Магон I провёл реформу армии. Но ему это не факт, что помогло б, кабы он ещё в ответочку не заключил союз с этрусками, и вместе они нанесли эллинам и тартессийцам поражение в морской битве при Алалии в 537-м году до н.э. Греки тогда выкусили по-крупному, а Тартесс вскоре и вовсе был уничтожен. Предположительно вышло это в 535-м году до н.э. Печально, конечно, большая потеря для историков. Наверное. Ну, я как рассуждаю – быть может, дождись город прихода римлян, о нём было бы известно больше. Но это не точно.

Противостояние с греческими колониями, особенно с Сиракузами, длилось ещё лет двести с лишним после битвы при Алалии и закончилось тем, что Карфаген всех…одолел. К 300-му году до н.э., когда Рим всё ещё был маленьким, а Македония уже накрылась медным тазом после смерти Александра Македонского, и территории, завоеванные им, были поделены между его военачальниками и их наследниками, Карфаген контролировал всё средиземноморское побережье Африки от границ Киренаики до Мелькартовых столбов (и даже в северо-западной Африке тоже были их колонии), а, кроме того – южное побережье Испании (вплоть до Гадира), Балеарские острова, Корсику, Сардинию и почти всю Сицилию. В общем, это был золотой век для Карфагена, который рос и богател, занимаясь торговлей и привлекая к себе новых жителей со всего Средиземноморья. Неизвестно, селились ли там выходцы с земель южнее Сахары, но нумидийцы – точно. Кстати, именно они и стали одной из главных проблем карфагенцев.

Хотя началось всё с того, что к 270-му году до н.э. римляне расширили границы своего государства практически на всю современную Италию (кроме северных областей), и им стало тесно, да и победы кому угодно могут вскружить голову. Так что около 264-го года до н.э. под благовидным предлогом римляне преодолели Мессинский пролив и…тарарам – фактически захватили Мессану (она же Мессина), где римский военачальник Аппий Клавдий пригласил адмирала карфагенян, Ганнона Мессанского, на гражданское собрание, а там захватил его и объявил военнопленным. По требованию римлян адмирал приказал своим войскам отступить. Карфагеняне за это позже казнили адмирала и объявили Риму войну. Ну и, в общем, так и началась Первая Пуническая война (264-241гг. до н.э.), положившая начало борьбе за господство в регионе между пунийцами и римлянами. В тех войнах приняли участие Ганнон Великий и Гамилькар Барка. Вот о нём и его роли в Непримиримой войне (240-238гг. до н.э.) и пойдёт речь в сегодняшнем произведении:

«Саламбо» Г. Флобера

Время действия: III век до н.э., ок. 240-238-х годов до н.э.

Место действия: Карфаген и подконтрольные ему территории, в том числе Утика (нынешний Тунис).

Интересное из истории создания:

Интересно тут уже то, что это произведение входило в школьную программу внеклассного (летнего) чтения) По крайней мере, в моё время. Сейчас я нашла его только в программе гуманитарных классов. Ну-ка, признавайтесь, кто в школьные годы летом «Саламбо» не прочитал)) Кроме меня, конечно же. И, честно говоря, не жалею. В век маркеровок типа 6+, 16+, 18+ и т.д. подобное чтиво в школьной проге смотрится странновато. И, кстати, современники Гюстава Флобера сказали бы то же самое, наверное.

Гюстав Флобер (1821-1880) – французский писатель, который нынче считается классиком и одним из крупнейших писателей ХIХ-го века. Но, похоже, так было не всегда. Самое известное его произведение – роман «Мадам Бовари» (1856). Кстати, тоже в школьной программе. И, кстати, вызвал шквал эмоций у современников его создателя. Ещё бы – вот так взял да написал про любовно-эротические похождения замужней дамы в провинциальном городке. В общем, скандал «аморальный» роман вызвал тот ещё. Причём недовольными остались как морализаторы, прочитавшие эту книгу, так и её создатель. Отчасти именно это и подтолкнуло его к созданию «Саламбо». Он и раньше был неравнодушен к истории, а тут появилась возможность написать о чём-то экзотическом и масштабном, чтобы перебить у читателей послевкусие от предыдущей книги.

Так что он погрузился в работу с головой, но всё шло очень негладко. Флобера считали одним из тех писателей, которые подходят к созданию очередной нетленки со всей серьёзностью, стараясь создать идеал и тщательно изучая необходимый материал для качественного написания. Проблема Флобера в данном случае состояла в том, что в его время о Карфагене было известно ещё очень и очень мало, и поэтому опираться ему во многом приходилось на труды античных авторов, что по понятным причинам такое себе, когда хочешь создать всамделишный исторический роман, а не «по мотивам». Так что, где источников не хватало, приходилось довольствоваться собственной фантазией. При этом он не поленился и даже отправился в путешествие в Северную Африку, чтобы увидеть описываемую в романе местность воочию. После этого бедняга нафиг сжёг все предыдущие наброски и начал сначала, и в письмах ещё жаловался, что «всё не то, и всё не так».

Мне на самом деле понравилось, как он написал об этом: «Чтобы можно было сказать об античном персонаже: «Это правдиво», надо сделать его сугубо жизненным, но кто же видел модель, тип? Чувствую, что нахожусь на ложном пути и что персонажи мои должны говорить иначе. Немало честолюбия в желании войти в душу людей, когда эти люди жили более двух тысяч лет назад, причём цивилизация тех времён не имеет ничего общего с нашей. Я до известной степени вижу истину, но не проникаюсь ею, она не волнует меня!».

В общем, трудов было вложено немало, и, походу, именно по этой причине Флобера так задела критика археолога Фрёнера и влиятельнейшего литератора Сент-Бёва, ставивших под сомнение историческую добросовестность писателя, что он даже выпустил в печать ответ с опровержением и перечислением своих источников. После довольно непростого поиска я нашла этот ответ на французском (это тут: https://mediterranees.net/romans/salammbo/dossier/flaubert2....), и могу сказать, что Флобера прям задело) Он так и начал, мол, обычно я на критику не отвечаю, но ваши инсинуации просто возмутительны) В остальном могу сказать, что критика он размотал по полной и технически, вероятно, был прав. Так что главная его проблема даже не в исторической недостоверности, а в некритичном подходе.

Помимо этого, ему пеняли за то, что «за доскональными описаниями растаяла психология персонажей». И с этим, увы, приходится согласиться. В общем, всё, что я могла бы написать в своей критической части, написали уже многие задолго до меня) При этом роман быстро приобрел известность и большое количество восторженных читателей ещё в XIX-м веке, а позже удостоился звания классики французской (да и мировой) литературы и включения в различные списки для чтения.

О чём:

Начинается всё с того, что вскоре после окончания Первой Пунической войны карфагенские наёмники вот уже намылились получить обещанное жалование и разойтись по домам, но не тут-то было. Карфагенское высокое начальство заявило, что быстро разобраться с долгами не получится, и в качестве извинения пригласило наёмников «погостить и попировать» в дом прославленного полководца Гамилькара Барки…который в городе отсутствовал, т.к. до Карфагена ещё не добрался. Позже выяснилось, что многие вообще не надеялись на его возвращение, и в его дом всех этих оборванцев направил Совет Республики.

Наёмники хорошо похавали, да с винишком, и, в конце концов, так ужрались, что начали буянить, выпускать военнопленных и рабов, да и сверх этого предъявлять непомерные требования, а, когда их отшили закономерно, совсем слетели с катушек и стали творить полный беспредел – портить имущество, калечить и убивать животных и людей. Угомонить их удалось каким-то загадочным образом только Саламбо, дочери Гамилькара и по совместительству жрице Танит. Слюни на неё пускали в этот момент многие, но некоторые особенно. В их числе Матос, один из ливийских наёмников. Когда всю их компанию выпроводили из города, он поймал себя на том, что буквально помешался на этой девице и поделился своими печалями с увязавшимся за ним рабом из числа тех, кого он с дружками освободил по пьяни.

Раба того звали Спендием, и он очень не хотел возвращаться туда, откуда его выпустили. И именно поэтому готов был на что угодно, чтобы это предотвратить, и потому не придумал ничего лучше, кроме как воспользоваться заминками и неумными выходками карфагенцев с тем, чтоб разъярить наёмников и подбить их на серьёзное восстание. Когда ему это удалось, он тайным путём потащил за собой Матоса в Карфаген под предлогом того, что проведёт его к Саламбо. Правда, привёл в итоге поганец своего «хозяина» в храм Танит, где начал подстрекать к похищению священного покрывала богини. Просто Голлум какой-то. И задуманное ему удалось, правда с оговоркой: после преступлений, которые они совершили в храме, Матос опять временно помутился рассудком и всё-таки вынудил привести его к Саламбо в спаленку, где та вначале с огромным любопытством взглянула на покрывало, а потом…подняла крик, созвав рабов. Матосу вместе со Спендием пришлось поспешно сваливать. Кто ж знал, какие далекоидущие последствия будут у той ночи, когда был похищен из храма священный заимф (то самое покрывало)?

Отрывок:

Ближе к середине книги Гамилькар Барка всё-таки вернулся в Карфаген, когда восстание уже превратилось в полноценную войну. И почти сразу его стали всячески подталкивать к тому, чтоб он принял на себя командование карфагенскими воинами для прекращения этой войны. К тому моменту прославленный военачальник уже вдоволь нахлебался и войны, и неблагодарности от тех, за кого воевал, поэтому отказывался. И этим бы всё и кончилось, если б разговор не принял неожиданный оборот:

«…Если бы львы, спавшие на дворе, с ревом вбежали в зал, шум не был бы страшнее, чем тот, который вызвали слова Гамилькара. Но в это время поднялся с места верховный жрец Эшмуна; сдвинув колени, прижав локти к телу, выпрямившись и полураскрыв руки, он сказал:

— Барка! Карфагену нужно, чтобы ты принял начальство над всеми пуническими силами против наемников.

— Я отказываюсь! — ответил Гамилькар.

— Мы предоставим тебе полную власть! — крикнули начальники Сисситов.

— Нет!

— Власть без раздела и отчета, сколько захочешь денег, всех пленников, всю добычу, пятьдесят зеретов земли за каждый неприятельский труп.

— Нет, нет! С вами победа невозможна!

— Он их боится!

— Вы бесчестны, скупы, неблагодарны, малодушны и безумны!

— Он их щадит!

— Он хочет стать во главе их, — сказал кто-то.

— И хочет с ними пойти на нас, — сказал другой.

А с дальнего конца залы Ганнон завопил:

— Он хочет провозгласить себя царем!

Тогда они повскакали с мест, опрокидывая сиденья и светильники. Они бросились толпой к алтарю, размахивая кинжалами. Но Гамилькар, засунув руки в рукава, вынул два больших ножа. Полусогнувшись, выставив левую ногу, стиснув зубы, сверкая глазами, он вызывающе глядел на них, не двигаясь с места под золотым канделябром.

Оказалось, что они из осторожности принесли оружие. Это было преступлением, и они с ужасом глядели друг на друга. Но все быстро успокоились, увидав, что каждый одинаково виновен. Мало-помалу, повернувшись спиной к суффету, они спустились со ступенек алтаря, взбешенные своим унижением. Уже во второй раз отступают они перед ним. Несколько мгновений они стояли неподвижно. Некоторые, поранив себе пальцы, подносили их ко рту или осторожно заворачивали в полу плаща и уже собирались уходить, когда Гамилькар услышал следующие слова:

— Он отказывается из осторожности, чтобы не огорчить свою дочь!

Чей-то голос громко сказал:

— Конечно! Ведь она выбирает любовников среди наемников!

Сначала Гамилькар зашатался, потом глаза его стали быстро искать Шагабарима. Только жрец Танит остался на месте, и Гамилькар увидел издали его высокий колпак. Все стали смеяться Гамилькару в лицо. По мере того как возрастало его волнение, они становились все веселее, и среди гула насмешек стоявшие позади кричали:

— Его видели, когда он выходил из ее опочивальни!

— Это было однажды утром в месяце Таммаузе!

— Он и был похититель заимфа!

— Очень красивый мужчина!

— Выше тебя ростом!

Гамилькар сорвал с себя тиару, знак своего сана, — тиару из восьми мистических кругов с изумрудной раковиной посредине, — и обеими руками изо всех сил бросил ее наземь. Золотые обручи подскочили, разбившись, и жемчужины покатились по плитам пола. Тогда все увидели на его белом лбу длинный шрам, извивавшийся между бровями, как змея. Все тело его дрожало. Он поднялся по одной из боковых лестниц, которые вели к алтарю, и взошел на алтарь. Этим он посвящал себя богу, отдавал себя на заклание, как искупительную жертву. Движение его плаща раскачивало свет канделябра, стоявшего ниже его сандалий; тонкая пыль, вздымаемая его шагами, окружала его облаком до живота. Он остановился между ног бронзового колосса и, взяв в обе руки по пригоршне пыли, один вид которой вызывал дрожь ужаса у всех карфагенян, сказал:

— Клянусь ста светильниками ваших духов! Клянусь восемью огнями Кабиров! Клянусь звездами, метеорами, вулканами и всем, что горит! Клянусь жаждой пустыни и соленостью океана, пещерой Гадрумета и царством душ! Клянусь убиением! Клянусь прахом ваших сыновей и братьев ваших предков, с которым я смешиваю теперь мой! Вы, сто членов карфагенского Совета, солгали, обвинив мою дочь! И я, Гамилькар Барка, морской суффет, начальник богатых и властитель народа, я клянусь перед Молохом с бычьей головой…

Все ждали чего-то страшного; он закончил более громким и более спокойным голосом:

— Клянусь, что даже не скажу ей об этом!..»

Отрывок этот мне показался примечательным по двум причинам – во-первых, впервые начали намечаться какие-то сюжетные подвижки и реальные связи с пресловутой Саламбо, во-вторых, он отлично демонстрирует то, что красной нитью идёт через всё повествование – то, как злые и лживые слова способны толкнуть услышавших их туда, куда нужно было сказавшему, и как вообще слова способны влиять на судьбы очень и очень многих. Точно так же Спендий подтолкнул к войне наёмников, которым вот-вот должны были заплатить, точно так же он побудил Матоса украсть священную реликвию, точно так же отчасти подтолкнули к нежеланному командованию Гамилькара, точно так же действовали и другие позже.

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Братья де Гонкур назвали этот роман «шедевром прилежания, и только», пояснив: «Очень утомительны… эти нескончаемые описания, подробнейшее перечисление каждой приметы каждого персонажа, тщательное, детальное выписывание костюмов. От этого страдает восприятие целого. Впечатление дробится и сосредотачивается на мелочах. За одеяниями не видно человеческих лиц, пейзаж заслоняет чувства…».

К сожалению, я во многом склонна с ними согласиться. Первую половину книги я осилила с огромным трудом, упорно преодолевая откровенную скуку, а ведь скучные книги попадают мне в руки не так уж часто. Флобер действительно сильно сконцентрировался на деталях, зачастую даже чрезмерно, при этом у меня сложилось впечатление, что с задачей, которую он назвал честолюбивой в силу её, по сути, невыполнимости, он так и не справился, во всяком случае не в полной мере. Хотя, на мой взгляд, образ самого Гамилькара ему удался. Но вот о Саламбо, именем которой, вообще говоря, весь роман и назван, мы по итогу знаем, в сущности, только то, что она была красивой религиозной фанатичкой. И всё. Недалеко от неё ушёл и Матос, поехавший кукухой на почве страсти, и не обремененный интеллектом. При всём обилии слов эти двое так и остались декорациями, и остальные, за исключением всё того же Гамилькара, ушли от них не далеко.

В этом тексте удивительным образом сплетаются романтизм, наивность и неприятные подробности, детали и сцены; длинные описания, простота, до примитивности, сюжета и в то же время нестандартные мелочи и акценты, делающие его непохожим на многие другие; и вроде бы уже до боли знакомые мысли, но после осмысления выглядящие как-то иначе. Короче, этот роман полон противоречий. Он из тех, которые можно честно оценить только тогда, когда прочитал его целиком, потому что в процессе однозначно будет казаться, что ты читаешь какую-то криповую нудятину без цели и смысла. И я бы так, наверное, и подумала, если бы, пока готовила эту заметку, не прочитала бы о той самой Непримиримой войне и ответ Флобера на критику.

Прочитав первое, я подумала, что он, должно быть, был очень дотошным в работе человеком, потому что в плане исторических событий он передал всё довольно точно. Например, у Гамилькара Барки в самом деле была дочь, которую он «подарил в жёны» нумидийскому военачальнику-перебежчику. Правда, она не названа по имени.

Героиню своей книги писатель назвал по одному из имён богини Астарты – собственно, Саламбо, что происходит от финикийского Шаламбаал – «образ Ваала». При этом акцент делается на младшем сыне Барки, но не на трёх старших (а поведать бы о них стоило), они вообще не упомянуты, равно, как и другая дочь (минимум, одна). И про Спендия мотивы его поступка или не раскрыты, или я невнимательно читала: причина, по которой он заварил эту кашу, состояла в том, что попади он снова в плен, его бы выдали прежнему хозяину и казнили бы в соответствии с римскими законами. Впрочем, меньшей змеюкой, как по мне, его это не делает. Всё это, конечно, не значит, что Флобер этого всего не знал, но, если знал, то факты прикручивал он весьма избирательно. И да, переносить в свой текст про «камни из мочи рыси» и прочее, как по мне, не стоило в той форме, в какой он это сделал, т.е. на полном серьёзе, даже, если вычитал эту ересь у античных авторов.

При этом прочитав его ответ, я подумала, что, если б он так хлёстко, иронично и страстно написал свой роман, как это послание критику, то мы бы имели совсем иное чтиво, пусть и с обилием деталей. Но вышло то, что вышло. Поэтому я определенно заинтересована личностью Гюстава Флобера и историей его жизни, но данная его книга оставила у меня двоякие впечатления. Однако, как я и сказала выше, всё, что я могла бы ему предъявить, уже предъявили задолго до меня)) И тем не менее находились те, кто романом «Саламбо» был восхищен и зачитывался. Поэтому при условии хорошего перевода кому-то эта книга, несомненно, понравится.

P.S. Когда я это писала, то уже очень хотела спать, так что, если я где-то всё-таки накосячила, вежливо и обстоятельно писать в коммы. Подумаю, что можно сделать.

Список прошлых постов, как обычно, вот:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

Перечень частей от 17 до 30:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 30. «Царь Давид»

Перечень частей от 31 до 44:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 44. «Обесчещенная Лукреция»

Часть 45: История нашего мира в художественной литературе. Часть 45. «Турмс, бессмертный»

Часть 46: История нашего мира в художественной литературе. Часть 46. «Сотворение мира»

Часть 47: История нашего мира в художественной литературе. Часть 47. «Пламя с небес», «Персидский мальчик» и «Погребальные игры»

Часть 48: История нашего мира в художественной литературе. Часть 48. «Чандрагупта» и «Добрый царь Ашока»

Всем привет!

Я ещё окончательно не решила, но, возможно, сегодняшнее произведение станет последним в рамках V-го века до н.э., поэтому о том, что творилось тогда в мире, я расскажу поверхностней, но шире, чем прежде. Так что сразу говорю, что будет «многа букаф».

И, к своему неудовольствию, вынуждена отметить, что произведений по Китаю эпохи Восточной Чжоу, в частности периода Сражающихся царств (475-221 до н.э.), я так и не нашла, не считая тех, что уже упоминала в прошлых постах. Если кто-то знает, то обязательно поделитесь. Впрочем, про V-й век, к моей радости, найти мне удалось. И потому для начала я расскажу о том, что происходило именно там с VII по III-й века до н.э.

О том, как всё держалось на идее защиты интересов дома Чжоу и «центральных государств» в ранний период Чуньцю (Вёсен и Осеней), я говорила тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 38. «Хроники царств Восточной Чжоу». Однако эта идея, похоже, не долго вдохновляла владык удельных княжеств, и постепенно они начали поглощать и завоевывать своих более маленьких и слабеньких соседей. Так что самих княжеств стало меньше, но они были уже больше. Так что к V-му веку их количество сократилось до четырнадцати. Конечно, если не считать Юэ и У, которые лежали на юге и считались варварскими, что, пожалуй, и логично, потому что народы юэ считают предками вьетов.

В политическом плане тоже произошли перемены: вместо неограниченной власти вана возник институт князей-помощников, которые защищали и помогали вану, нередко манипулируя его решением. При этом князья-гегемоны действовали самостоятельно, не советуясь с чжоускими ванами или пренебрегая их мнением, когда дело касалось завоеваний соседних территорий. Поначалу, в VI-м веке, ещё предпринимались попытки на съездах как-то урегулировать эти моменты, и на этих съездах даже заключались длительные перемирия, но только за тем, чтоб тот, кто восстановился быстрее остальных, побольнее ударил.

При этом в крупных княжествах (царствах) дела зачастую шли очень даже неплохо, и развивались и экономика, и культура. Именно во времена Чуньцю жили такие известные философы и религиозные деятели как Кун Фу-цзы (он же Конфуций), Лао-Цзы и Сунь-цзы, известный, прежде всего, как стратег и автор «Искусства войны». Полезная работа в те времена и в том месте.

Потому что через четыре примерно года после смерти Конфуция наступил 475-й год до н.э., который принято считать началом периода Чжаньго. Собственно, по поводу начала периода Чжаньго среди историков существует два мнения. Одни считают начальной датой прекращение летописей Чуньцю и Цзочжуань и смерть Конфуция, т.е. примерно 475 год до н. э., другие отсчитывают от 403 года до н. э., от окончательного распада сильного царства Цзинь: в царстве Цзинь ещё в VI-м веке до н.э. начались междоусобицы, которые привели к его распаду на три царства – Чжао, Вэй и Хань, да и в других местах накопились противоречия между аристократическими родами, которые в дальнейшем вылились в кровавые войны периода Сражающихся Царств. Кстати, на тему этой междуусобицы в Цзинь есть знаменитое произведение – пьеса эпохи Юань «Сирота из рода Чжао».

В период Сражающихся царств (Чжаньго) начался полный махач всех со всеми, и царства мало того, что продолжали расширяться за счет менее успешных соседей, сокращая число самих княжеств (к 260-му году их оставалось уже всего девять), так ещё и окончательно утратили уважение к правящему дому Чжоу и стали внаглую именовать себя ванами, да ещё и формировать дворы наподобие чжоуского в своих столицах. Поэтому в этот период действительно справедливо говорить именно о царствах. На фоне творящегося треша, однако, продолжался прогресс: усилилась урбанизация, в обиход стали массово входить железные орудия и оружие, началось освоение новых территорий, развивались товарно-денежные отношения, возникли новые философские течения и получали новых ярких представителей старые (Мэн-цзы, Мо-цзы, Шан Ян и другие), а армии стали разрастаться, благодаря тому, что регулярное войско стали формировать и с привлечением рекрутов. Так что в этот период сражения приобрели уже ощутимый размах, и жертвы, если верить китайским историкам прошлого, порой шли на десятки, а то сотни тысяч. И особенно отличалась тут армия Цинь (одна только история про битву при Чанпине в 260-м году до н.э. между Чжао и Цинь чего стоит). Чем всё это закончилось, думаю, многие знают. Я об этом расскажу в другой раз.

Про Индию я кое-как рассказала в прошлом посте (История нашего мира в художественной литературе. Часть 41. «Сиддхартха»), не упомянув, впрочем, о том, как знаменитого царя Бимбисару из династии Харьянка сверг его собственный сын Аджаташатру (492-460-й годы до н.э.), который, несмотря на симпатии его отца к буддизму, начал вести весьма агрессивную политику, захватывая окрестные махаджанапады и расширяя тем самым Магадху. В частности, его жертвами стали республика Вайшали, королевство Кошала и союз Вриджи. Его сын Удайин (или Удаябхадра, ок. 460-444 до н.э.) заложил фундамент знаменитого города Паталипутра и позже перенес туда столицу из Раджагрихи. Этот правитель тоже плохо кончил, хотя мнения о том, как именно, разнятся, и, будучи бездетным, не оставил наследника. Его приближенные выбрали новым правителем Махападму Нанда, который и стал основателем династии Нанда, которая в IV-м веке до н.э. владела практически всей Северной Индией. Хотя династия Харьянка, судя по всему, пресеклась позже, просто в какой-то момент произошел раскол, и одной частью бывшего единого государства правили представители Нанда, другой – последние три правители из династии Харьянка, а потом Шишунага. Как-то так.

В Персии после Ксеркса правил его сын Артаксеркс I (465-424-й до н.э.), о временах которого обычно рассказывают с ракурса истории об Эсфири (Эстер), которая спасла еврейский народ. Он был младшим сыном Ксеркса, и считается, что пришёл к власти после того, как в августе 465 года до н. э., в результате придворного заговора, возглавляемого начальником дворцовой стражи Артабаном и евнухом Аспамитрой, были убиты его отец и старший брат Дарий. Хотя есть и другие версии этого события. В годы его правления произошло восстание в Египте в 460-м году до н.э., причем в эту долгую историю вовлечены оказались и Афины, хотя им и без того было чем заняться: ещё не завершились Греко-персидские войны (500-449 до н.э.), а впереди маячили махачи со Спартой. У них вон, Кипр ещё был персидский. Кстати, они об этом вспомнили в 449-м году до н.э. Закончилось всё, впрочем, в том же году Каллиевым миром. После этого Артаксеркс проправил ещё 25 лет, а после его смерти произошло странное.

Есть мнение, что около полугода-года в 424-423-х годах страной правили сразу три царя (Ксеркс II, Секудиан и Дарий), что означало временный раскол, и так, пока Дарий II (423-404 до н.э.) не навёл порядочек. Ну, то есть как навёл…Временно вернул стране какое-никакое единство. Правда, время его правления характеризуют как довольно нестабильное, где имело место усиление влияния придворной знати, и, как следствие, интриги, дворцовые заговоры и децентрализация.

Обо всём этом и многом другом написано во много вместившем в себя сегодняшнем романе:

«Сотворение мира» Гора Видала

Время действия: VI-V века до н.э., ок. 513-445 до н.э., и самый конец переносит нас примерно в 404/403-й год до н.э.

Место действия: Эллада, Персия, в том числе Вавилон как одна из сатрапий и другие подконтрольные Ахеменидам территории, Махаджанапады (Шурасена, Кошала, Магадха) на территориях современных Пакистана и Индии, царства Восточной Чжоу последних лет эпохи Чуньцю – царство Цинь, владения вана Чжоу, царство Лу. Путь, очевидно, пролегал также через царства Цзинь и Вэй.

Интересное из истории создания:

Юджин Лютер (Луис) Гор Видал (1925-2012) – американский писатель, эссеист, кино- и театральный драматург, чьи произведения в США уже считаются классикой, и который приобрел широкую известность не в последнюю очередь благодаря своей политической и социальной активности.

Родился он в городе Уэст-Пойнт (штат Нью-Йорк) в семье авиаинструктора военной академии Юджина Лютера Видала, который как раз в 1925-м году основал авиакомпанию Trans World Airlines (TWA), просуществовавшую до 2001-го года, когда произошло её объединение с American Airlines. Так что неудивительно, что жизнь у тогда ещё просто Юджина Лютера Видала (которого по ошибке при рождении записали как «Юджина Луиса», потому что будто бы его отец «не помнил точно, как пишется его собственное имя: Юджин Луис или Юджин Лютер») задалась с самого начала – он учился в Нью-Мексико и в Вашингтоне, потом продолжил образование в престижной Академии Филлипса в Эксетере (штат Нью-Гэмпшир). Окончил он её в разгар Второй мировой войны, и был призван в резерв армии США, а потом проходил службу на флоте в Беринговом море. Армейские впечатления легли в основу дебютного романа писателя «Уилливо» (1946), озаглавленного по названию ураганного арктического ветра уилливо, сводящего с ума матросов, героев книги.

И, может, он бы не стал так широко известен, если б не начал писать ярко и с вызовом на запретные и болезненные для некоторых обществ темы. Хотя поначалу это принесло ему только проблемы, и он перешел с прозы на пьесы. С антивоенной тематикой. В пятидесятых, в США, ага. Ну, я не зря сказала, что жизнь у него задалась с самого начала, так что публику он эпатировал, но без юридических последствий для себя, и пробовал себя много и в разном. Помимо пьес и художественной прозы, он также писал документальную прозу, и даже под псевдонимами (в том числе, было дело, писал под женским именем).

Кстати, «Гор Видал» – тоже своего рода псевдоним, поскольку Видал – его собственная фамилия, а Гор – девичья фамилия его матери, дочери известного американского юриста и политика Томаса Прайора Гора, известного противника участия США в любых военных конфликтах, не касающихся страны напрямую.

Ещё в 1950-х Гор Видал стал интересоваться древними личностями и событиями в рамках своего творчества, и в 1964-м, например, был издан его роман «Юлиан Отступник» о последнем языческом императоре Рима Юлиане II. А вот роман «Сотворение» (в оригинале именно так – «Creation»), название которого для большей ясности переводят как «Сотворение мира», был впервые издан в 1981-м году, а в 2002-м переиздан в отреставрированной версии, в которой автор восстановил четыре главы, выкинутые прежде редактором, и добавил краткое предисловие, объясняющее, как так получилось, и почему он решил это исправить. В своем предисловии Гор Видал писал, что эту книгу «можно считать «ускоренным курсом» сравнительного религиоведения, поскольку по ходу повествования герой с каждым из религиозных и философских деятелей (кроме Сократа), с которыми столкнулся, обсуждает их взгляды». Главный вопрос, интересовавший героя этой истории, Кира Спитаму – это вопрос о том, как возник мир, был ли он сотворен, и, если да, то кем и как.

О чём:

Кир Спитама к 445-му году уже 75-тилетний ослепший старик, которому новый персидский царь, Артаксеркс I, не дал спокойно провести остаток жизни в так любимых им Сузах и отправил в качестве посла в Афины, где всё очень неспокойно. Сопровождал его в Афинах племянник по имени Демокрит, его младший родич по материнской линии. В Афинах старик Кир выслушал выступление Геродота и остался, мягко говоря, недоволен его изложением истории греко-персидских войн, о чем в не самых деликатных выражениях позже заявил именно Демокриту, который предложил ему «сделать лучше» и взял на себя труд записать рассказ почтенного родственника.

И вот мы выходим на изначальную точку жизни Кира Спитамы и узнаём, что тот приходился внуком самому Заратуштре, который погиб у него на глазах. При этом его мать была гречанкой из Ионии и рано овдовела. Именно эти обстоятельства и стали причиной переезда семилетнего Кира и его матери из захолустной Бактрии в Сузы, южной столицы Персидской империи Ахеменидов, где через несколько лет юный Кир одной своей выходкой привлек внимание царицы Атоссы, а спустя ещё несколько лет сдружился с её сыном, будущим царем Ксерксом.

Будучи уже юношами они вместе с Мардонием, двоюродным братом Ксеркса (и будущим персидским генералом) некоторое время приключались сначала в Вавилоне, потом в Малой Азии, а потом как-то раз царь Дарий позвал к себе Кира и, ссылаясь на послание царя Бимбисары (да-да, того самого), дал наследнику великого Заратуштры внезапное поручение – отправиться на разведку и для налаживания связей в индийские земли, не принадлежащие Персии, да заодно узнать про более дальние страны, например, про те, что лежат за «Обителью Снегов», горной цепью Хималая.

Поначалу Кир, можно сказать, даже флегматично отнесся к этому поручению, но по ходу дела втянулся и, так как Дарий любил использовать в своих целях религию, не упускал ни одной возможности вдоволь наобщаться с местными религиозными авторитетами, в числе которых были и видные проповедники джайнизма и буддизма. А там он и сам не заметил, как стал всё больше вовлекаться и в политические события…

Отрывок:

Вообще в этом романе хватало красивых описаний и интересных философских рассуждений, поэтому выбрать что-то одно снова затруднительно. И, поскольку меня здесь в наибольшей степени занимали истории из Индии и, в особенности, Китая, я решила процитировать сразу несколько отрывков:

«…Однажды ясным утром жизнь моя переменилась снова, совершенно по воле случая, если нашей судьбой правит это единственное из признаваемых греками божество.

Я сидел скрестив ноги в дальнем конце класса и, как всегда, старался казаться невидимым — обычно мне это удавалось. Маг-наставник утомлял нас каким-то религиозным текстом, не помню, каким именно. Возможно, одним из тех бесконечных гимнов плодовитости Анахиты, которую греки называют Афродитой. При дворе прекрасно знали, что Атосса поклоняется Анахите, и маги всячески ублажали эту богиню.

По знаку учителя класс завел благодарственную песнь Анахите. Запели все, кроме меня. Когда предлагалось вознести хвалу тому или иному божеству, я хранил молчание, а маги-учителя делали вид, что не замечают меня. Но это утро было не таким, как все.

Маг вдруг прекратил свои завывания и стоны. Класс тоже замолк. Старик посмотрел на меня в упор. Случайность это была или рок? Я никогда не узнаю. Знаю лишь, что я воспринял тот взгляд как вызов. Я встал. Я был готов к… не знаю к чему. Наверное, к бою.

— Ты не пел с нами гимн, Кир Спитама.

— Да, маг. Не пел.

Удивленные лица повернулись ко мне. Милон разинул рот да так и застыл. Я держался крайне непочтительно

— Почему?

Я принял позу, какую тысячи раз принимал мой дед перед огненным алтарем в Бактре: одна нога чуть впереди другой, а руки ладонями вверх протянуты перед собой.

— Маг! — Я изо всех сил пытался копировать голос Зороастра. — Я поклоняюсь только бессмертному, лучезарному солнцу на быстроногом коне. Ведь когда оно восходит по воле Мудрого Господа, земля очищается. Бегущие воды очищаются. Очищаются воды в колодцах. Очищаются стоячие воды. Все священные создания очищаются.

Маг сделал жест, оберегающий его от злых духов, а мои одноклассники взирали на меня, побледнев от страха. Самый тупой понял, что я призываю в свидетели солнце с неба.

— Не взойди солнце, — начал я заключительную часть молитвы, — и злые духи уничтожат все в материальном мире. Но кто поклоняется бессмертному, лучезарному солнцу на быстроногом коне, тот устоит против тьмы, и против демонов, и против незримо надвигающейся смерти!..

Маг бормотал заклинания, чтобы уберечься от меня. Но я не мог остановиться, даже если бы захотел. Громким голосом я направил против Лжи Истину:

— Если ты на стороне Ахримана и всего злого, я молю солнце уничтожить тебя первого во время долгого владычества…

Я не успел закончить проклятие. Маг с воплем бросился прочь, за ним остальные…»

(Про Персию времен Дария I)

«…Когда мы встретились с Махавирой, ему, похоже, было далеко за семьдесят. Это был приземистый, толстый мужчина с высоким резким голосом. Он почти не смотрел на собеседника, когда говорил, и это меня смущало. Я вырос при дворе, где было запрещено смотреть на царственных особ, поэтому, если кто-то старается не смотреть на меня, я чувствую себя то ли царем, то ли… Кем? Самозванцем?

— Добро пожаловать, посол Великого Царя Дария. Добро пожаловать, внук Зороастра, говорившего от имени Мудрого Господа, если кто-то в самом деле говорил от его имени.

Мне понравилось, что Махавира знает меня, и не понравилось это его «если кто-то в самом деле…». Он что, хотел сказать, что Зороастр не был пророком? Вскоре все выяснилось.

Я жестом, в изощренной индийской манере, приветствовал Махавиру, а Карака в знак почтения облобызал ему ноги. Мы сели на край ковра. За занавеской в унисон пели какой-то гимн.

— Я пришел учить людей истине Мудрого Господа, — сказал я.

— Если кто-то способен к этому, уверен — это ты.

И снова полуулыбка человека, который знает или думает, что знает больше других. Сдержав раздражение, я спел для него один из Зороастровых гимнов.

Когда я закончил, Махавира произнес:

— Существует много богов, как есть много людей и много москитов.

И как раз большой москит медленно описал круг над его головой. Как джайн, Махавира не мог отнять у него жизнь. Как гость джайна, я решил, что тоже не могу. И как назло, москит в конце концов сел мне на тыльную сторону руки и напился моей, а не его крови…»

(в Магадхе около 493-го года до н.э.)

«Столица Лу напомнила мне Лоян. Конечно, все китайские города в известной степени похожи. На удивление узкие, извилистые улочки, шумные рынки, тихие парки с алтарями Небу, Дождю и Земле. Город Цюй-фу древнее Лояна и весь пропах горелым деревом — результат пяти веков постоянных пожаров. В то время я еще не знал, что Лу считается захолустьем среди таких государств, как, например, Ци, чья столица вызывала у китайцев трепет, как у нас в свое время Сарды. Зато правитель Лу был потомком легендарного Даня, чье имя в Китае у всех на устах подобно имени Одиссея в разговорах греков. Но в то время как Одиссей прославился хитростью, на удивление благородный и самоотверженный Дань является не только образцовым китайским правителем, но и образцовым благородным мужем — эта категория придумана или введена в обиход Конфуцием. Хотя в большинстве своем благородные мужи относятся к сословию ши, не все ши — благородные мужи. Благородное или приличное поведение — вот конфуцианский идеал. В свое время я попытаюсь объяснить, в чем оно заключается.

Что бы важное Конфуций ни сказал, он неизменно приписывает это Даню. И всегда добавляет:

— Я только передаю то, чему меня научили. Сам я ничего не придумываю.

Полагаю, он сам верил своим словам, и в какой-то степени они, наверное, соответствовали истине. Ведь все уже было когда-то сказано, и если кто-то хорошо знает древние писания, то всегда может найти достойный повод для своего поступка — или афоризм.

Две недели спустя после моего переезда во дворец Цзи война между Лу и Ци закончилась. Жань Цю и Фань Чи одержали замечательную, то есть неожиданную, победу. Они даже умудрились захватить город Лан по ту сторону границы. Докладывали, что и Ян Ху, и коменданта Би видели сражающимися во вражеском войске против своих соотечественников. В этом отношении китайцы похожи на греков. Верность своим интересам ставится выше патриотизма.

Демокрит дерзит мне. Он спрашивает о тех персидских авантюристах, что свергали Великих Царей, которым сами же клялись в верности. Это не совсем удачное сравнение. Правда, и мы отдали свой долг узурпаторам. Но я не припомню случая, чтобы обиженный высокопоставленный перс когда-либо присоединился к иноземному войску, вторгшемуся в его страну…»

(В царстве Лу около 480-го года до н.э.)

«Демокрит учтиво напоминает, что я снова отвлекся. Я же напоминаю ему, что после многочасового слушания Геродота не могу больше следовать логике и рассуждать последовательно. Он прыгает как кузнечик от события к событию. Я просто перенял его манеру.

С Фукидидом мы побеседовали в вестибюле Одеона.

— Надеюсь, запись всего, что мы тут услышали, будет отослана в Сузы.

— Почему бы и нет? — Я был туп и вежлив, как примерный посол. — Великий Царь обожает сказки. У него страсть ко всяким небылицам.

Очевидно, мне не хватило тупости…»

(Афины около 445-го до н.э.)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Если начать это читать, оторваться уже не так-то просто – видно руку мастера: яркие описания, философские рассуждения и приключения соседствуют с иронией, сарказмом и афоризмами («В этом старом мире нет ничего нового, кроме нас самих»). При этом, хотя сам Гор Видал в 1981-м году ещё не дотягивал до старика, ему здорово удалось передать стариковскую манеру рассказывать о своей жизни. Как читателя меня это поначалу немного сбивало, но как автор я ход оценила по достоинству.

И для меня этот роман стал настоящей находкой благодаря тому, что охватывал практически весь цивилизованный мир той эпохи (во всяком случае те страны, о которых мне бы хотелось поведать в первую очередь) и нет-нет да рассказал о положении дел в Греции в течение практически ста лет, т.е. охватив почти полностью весь V-й век до н.э.

Кроме того, я полностью согласна с тем, что этот «Сотворение мира» можно назвать ««ускоренным курсом» сравнительного религиоведения», хотя рассуждениям на религиозные и философские темы, на мой взгляд, там несколько не хватало глубины. С историчностью тоже не всё было гладко, особенно в том, что касалось Китая. Да и само путешествие из Персии на территории Восточной Чжоу выглядит довольно-таки сильным допущением (особенно с учётом маршрута). Хотя оно представляется возможным, всё-таки кажется маловероятным, что подобные контакты имели место. Во всяком случае, я о связях между востоком и западом Азии до времен Западной Хань ничего не нашла. Тем не менее проблемные моменты в глаза не слишком сильно бросаются, особенно читателю менее дотошному, чем я, задумка авторская ясна, и по поводу некоторых вещей (вроде названий) автор предупредил ещё в предисловии, так что погрешность в рамках нормы, и с этим романом я однозначно рекомендую ознакомиться, потому что это отличная история не только о путешествиях, но и духовно-философских поисках.  

Список прошлых постов, как обычно:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

Перечень частей от 17 до 30:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 30. «Царь Давид»

Перечень частей от 31 до 44:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 44. «Обесчещенная Лукреция»

Часть 45: История нашего мира в художественной литературе. Часть 45. «Турмс, бессмертный»

Всем привет!

Сегодня закрываю VI век до н.э. и расскажу о том, как Рим с его территориями, тогда ещё совсем необширными, превратился из монархии в республику. Во многом тут приходится опираться на легенды, но не только на них.

В одном из прошлых постов я рассказывала о книге, основанной на легенде об основании Рима (вот тут:  История нашего мира в художественной литературе. Часть 36. «Ромул и Рем»). Тогда история оборвалась, собственно, на 753-м году до н.э., хотя на самом деле всё только начиналось. После гибели Рема и похищения сабинянок Ромул стал будто бы править своими владениями один, и Рим, удачно расположенный, благодаря появлению новых семей стал расти и развиваться. Сам Ромул женился на сабинянке Герсилии (дочери Тита Татия по некоторым сведениям) и имел от неё дочь Приму и сына Авилия. Ему бы наследовать власть, но с этим не сложилось. И после смерти (или точнее загадочного исчезновения) Ромула в 716-м году до н.э. сенат, состоявший в то время из ста «отцов», первое время правил без единоначалия, каждый из патрициев правил в течение суток, передавая свои полномочия другому.

Вечно так длиться не могло, и в итоге новым царем избрали Нума Помпилия. Все его мифические подвиги расписывать не буду, скажу лишь, что он, если верить легендам, здорово навёл в своём царстве порядок, запретил окончательно человеческие жертвоприношения, объединил в полной мере римские и сабинянские общины, и при нём даже не было вооруженных конфликтов. Он же стал через свою дочь Помпилию дедом одного из следующих царей. Хотя ему самому примерно в 672-м году до н.э. (+/- год) наследовал Тулл Гостилий, и вообще поначалу в Римском царстве был полный бардак с передачей власти. Например, Тулл Гостилий приходился внуком Гостию Гостилию, первому мужу Герсилии (той, что стала потом женой Ромула). Впрочем, кто были родители Тулла – история умалчивает. Зато известно, что при нём население Рима удвоилось, а территории расширились, в частности, римляне захватили и разрушили Альба-Лонгу, родину Реи Сильвии и её сыновей. После этого в состав римского Сената было введено 100 патрициев из Альба-Лонги, которые решили, что с такими крутыми ребятами лучше дружить, чем враждовать.

Легенда гласит, что увлекшись войнами, Тулл Гостилий забыл о служении богам. В неудачах и бедах, обрушившихся на Рим, Тулл Гостилий распознал их немилость и принялся ревностно приносить дары Юпитеру и призывать его снизойти на землю. Однако в наказание за малодушие Юпитер молнией убил царя и сжёг его дом. Римляне увидели в этом толстый намек, и в 641-м году до н.э. избрали новым царём…тарарам – внука Нума Помпилия по имени Анк Марций.

Ещё не запутались в этой Санта-Барбаре? Тогда идём дальше. Хорошая новость состоит в том, что всего Рим успел увидеть семь царей, и Анк Марций стал четвертым из них. Правил он будто бы с 641 по 616-й годы до н.э., был мудрым и миролюбивым, но предшественники римлянам испортили репутацию, и соседи решили, что такой миролюбивый царь, наверное, просто слабак, да и стали нападать вовсю, о чем потом пожалели. Анк Марций (не зря он назван в честь Марса) всех победил, расширил владения аж до устья Тибра, захватил вражеские города соседних племен (этрусков, латинян, вольсков и сабинян), латинян при этом переселил на Авентинский холм (и впоследствии они стали основой плебеев). А ещё он, чтобы обезопасить Рим от нападений этрусков, укрепил крепость Яникул по другую от Рима сторону Тибра, а через сам Тибр построил первый деревянный мост, и ещё организовал в подошве Капитолия тюрьму. Короче, красавчик, а не царь. Жаль, что историки сомневаются в его существовании.

Зато большая их часть признает существование его преемника – Луция Тарквиния Приска, он же Тарквиний Древний, который, по легендам, во многом благодаря своей жене, прорицательнице по имени Танаквиль, сумел добиться приближения к Анку Марцию, а после его смерти убедить всех, что именно он лучше всего подходит на роль нового царя, ведь сыновья Анка Марция ещё маленькие, а время не ждёт. Удивительно, но проканало, и Луций Тарквиний пробыл царем аж тридцать семь лет или около того, и успел за это время окончательно закрепить за Римом главенство в Латинском союзе, присоединить новые города и земли, увеличить сенат до 300 человек, построить храм Юпитера Капитолийского и много чего ещё. Короче, было Тарквинию Приску, чем гордиться.

Правда вот подвинутые сыновья Анка Муция всеобщих восторгов не разделяли и, повзрослев, в 579-м году до н.э. подослали убийц к царю, укравшему их власть. Однако им это ничем особо не помогло, потому что довольные своим погибшим правителем римляне прогнали заговорщиков, а новым царем, благодаря вмешательству царской вдовы Танаквиль, стал Сервий Туллий.

Случилось это будто бы так: Танаквиль приказала запереть двери дворца. Народу объявили, что царь ранен, но велел до своего выздоровления подчиняться Сервию Туллию. Своими мудрыми действиями он приобрёл популярность в народе. Сыновья Анка Марция, услышав о провале заговора, не то были изгнаны, не то бежали из Рима и впоследствии умерли где-то за пределами римских владений. Когда же Танаквиль решила, что ситуация стабилизировалась, то объявила о смерти своего мужа от ран. Так как власть уже находилась в руках Сервия Туллия, то именно он и стал следующим царём. Некоторые, кстати, считали, что причина такой благосклонности заключалась в том, что незадолго до убийства Тарквиния Приска Танаквиль и Сервий Туллий стали любовниками.

Даже, если это и было правдой, Танаквиль уговорила избранника жениться на её старшей дочери, а позже либо сама отошла от дел, либо была им отстранена. Да и женитьба эта Сервию Туллию, походу, на пользу не пошла. Проправил он, конечно, долго, около 44-х лет. Успел за это время много хорошего сделать, например, при нём будто бы права гражданства стали принадлежать не только патрициям, но и плебеям. Также в его времена возведены были Сервиева стена, а ещё храмы Дианы и Фортуны. Вот с Фортуной, правда, ему как-то не особо свезло.

Его младшая дочь от Тарквинии, дочери Тарквиния и Танаквиль, Туллия стала женой Тарквиния Гордого (и, возможно, он был её двоюродным братом, т.к. приходился внуком Тарквинию Древнему и сыном одному из его сыновей. Маловероятно, чтоб он сам был сыном Тарквиния Древнего, хотя есть и такая версия). Она же и подначила мужа на свержение законного царя. Тот и сам был не прочь сменить статус, а тут ещё так настойчиво уговаривают, да не кто-нибудь, а дочка самого правителя…

Короче, по одной из версий, он однажды, в 534-м году до н.э., явился в Сенат в царском облачении, убил тестя и сам стал царём. По другой версии, Сервия Туллия сначала просто прогнали, а убили уже на улице города, которую с тех пор стали называть Злодейской (или Преступной), не в последнюю очередь из-за того, что там произошло надругательство над его телом, совершенное его же дочерью – Туллией Младшей. Впрочем, что-то мне не хочется пересказывать эту неаппетитную историю.

Народная молва, к слову, этими событиями и объясняла причины, по которым Тарквиний Гордый стал седьмым и последним римским царём. Короче, во всём виноваты плохо воспитанные злобные дети. В каком-то смысле узурпатора настигла карма, ибо в 509-м году до н.э. он лишился своего трона из-за сына, Секста Тарквиния. И вышло это вот как.

Луций Тарквиний Коллатин как-то раз на пиру у своего родича Секста Тарквиния имел неосторожность во время спора похвалиться своей красивой и полной всяческих добродетелей и положительных качеств женой, Лукрецией, приходившейся дочерью Спурию Лукрецию Триципитину. Коллатина по-пацански подтолкнули к доказательству его слов, и в рамках спора было решено навестить жён спорщиков. При этом будто бы за работой застали только Лукрецию, которая, на её несчастье, и вправду оказалась вдобавок писаной красавицей. То ли в самом деле из-за этого, то ли от зависти, но Секст Тарквиний на следующие сутки вновь явился в дом родича, где хорошо был встречен и даже, как родич её мужа, оставлен хозяйкой в доме на ночлег. И очень зря.

Потому что ночью, когда почти все заснули, тот пришёл к Лукреции и обесчестил её самым простым и быстрым способом, какой был известен на протяжении приличной части человеческой истории большинству народов. Причем не просто угрожал словами и оружием, а бесчестьем при любом раскладе, мол, если откажется, то он её мало того, что убьет, так ещё и гарантированно опозорит – зарежет ещё и раба, положит их вместе и скажет, что так и было, когда он пришел…Ну, кроме того, что они были ещё живы и предавались разврату, а он весь такой в белом пальто плаще красивый, спас честь родича. Увы, но это стало весомым аргументом, и женщина сдалась. После этого у неё оставался только один путь. Зато беспроигрышный.

Решив, что тихим самоубийством она сделает только хуже, Лукреция призвала к себе мужа и отца, которые явились ещё в сопровождении Луция Юния Брута, объявила им о случившемся и воткнула себе кинжал в грудь, чем, хоть и ценой своей жизни, но мерзкого насильника переиграла и уничтожила. Ибо над её телом её безутешные родичи и их друг поклялись отомстить за её гибель и подобное злодеяние да положить конец беззакониям царей и их неуправляемых детишек. После этого начался бунт, потом гражданская война, в ходе которой Секст Тарквиний был убит, примерно в 509-м его отец был низложен и изгнан, а Рим превратился в республику. Первыми её консулами стали те самые Брут и Тарквиний Коллатин. Из-за связей с царским домом Коллатина вскоре попросили покинуть пост, чтобы как бы чего не вышло, и после его ухода место второго консула занял Публий Валерий Публикола.

Историки считают, что история об изнасиловании Лукреции как катализаторе восстания скорее является поздней придумкой или лишь основана на фактах, но в остальном состоит из придумок, оправдывающих свержение царской власти, хотя вполне согласны, что сама гражданская война была. Однако эта придумка о поруганной чести хорошо зашла не только античным авторам, но и более поздним, и многие даже в Новое время создавали свои произведения на основе этой истории. И я знаю, что тут не очень любят поэзию, но надеюсь, что всё-таки любят Шекспира так же, как люблю его я. Так что, как грится, «А не замахнуться ли нам на Вильяма, понимаете ли, нашего Шекспира?». И замахнемся. Вот прям сегодня, прям сейчас:

«Обесчещенная Лукреция» В. Шекспира

Время действия: VI век до н.э., время правления Тарквиния Гордого, ок. 510 г. до н.э. или чуть раньше.  

Место действия: Римское царство.

Интересное из истории создания:

Про самого Шекспира рассказывать не буду, хотя рассказать есть, что. А вот про поэму кое-что поведаю. Написана она была примерно в 1593-1594 годах, и открывает её ну очень проникновенное посвящение Генри Райотзли (или иногда это переводят как Ризли; 1573-1624), графу Саусэмптону. Тот, между прочим, известен не только как предполагаемый покровитель знаменитого драматурга, но и как участник заговора графа Эссекса, который поругался с королевой и пытался устроить госпереворот. Самого-то графа Эссекса признали виновным в государственной измене и казнили, а графа Саусэмптона вначале тоже приговорили к казни, а потом заменили её тюремным заключением. Узнику невероятно повезло, потому что через два года Елизавета I умерла, её место на троне занял король Яков Стюарт, который, по-видимому, и помиловал неудачливого заговорщика. Занятное совпадение, думается мне)

Поэму, к слову, считали эротической и при этом слабоватой. На фоне остальных произведений Шекспира – пожалуй, хотя чего там эротического, я так и не поняла. Но есть в ней всё-таки определенные достоинства, о которых скажу ниже.

О чём:

Собственно, поэма начинается с того самого злополучного дня, когда Секст Тарквиний приехал к Лукреции. Та подумала, что он послан её мужем, и оказала ему радушный приём. Кроме того, что гость без конца на неё пялился, чем очень смущал молодую матрону, царский сынок и родич Коллатина ничем своих замыслов не выдавал. Ночью же, когда все легли спать, он обернулся своим плащом и направился в спальню хозяйки, по пути терзаясь сомнениями, угрызениями совести и конфликтами мотивов. Увы, но победила головка, а не голова похоть, а не доводы разума и чести. Разбуженная столь внезапным посещением и проявлениями обожания и вожделения Лукреция вначале пыталась договориться миром, но лишь усугубила ситуацию… Что было дальше, я и рассказала, и можно прочитать в поэтической форме у Шекспира.

Отрывок:

Поначалу хотела процитировать другой отрывок, про то, как в плане обвинения жертв насилия ничего за века не поменялось, но потом передумала и решила процитировать яркий финал с клятвой Брута:

«…

Брут, что из раны острый нож извлек,

Когда борьбу их скорби увидал,

Себя величьем, гордостью облек:

Безумия личину потерял

В ее крови. {*} Он римлян забавлял;

Как жалкий шут юлит перед владыкой,

Сограждан тешил речью вздорной, дикой.

В том поведенье тонкий был расчет.

Но тут отбросил он обычай свой

И разума принес нежданный плод.

Жалея Коллатина всей душой,

Он молвит: "Встань, скорбящий над женой!

Я, титулом безумца награжденный,

Даю совет, из опыта рожденный.

"О Коллатин, возможно ль облегчить

Раненье - раной, стоном - горький стон?

Зачем себе удары наносить,

Когда позор жены не отомщен?

Не будь же малодушьсм покорен!

Твоя жена ошиблась, для отмщенья

Себя, а не врага избрав мишенью.

"Отважный римлянин, в своей груди

Слезами гневный пламень не залей!

Но, преклонив колени, пробуди

Богов мольбой горячею своей,

Да разрешат всю мерзость наших дней

Нам вымести из гордых улиц Рима

И град спасти, насилием сквернимый.

"Клянусь я Капитолием святым

И кровью, здесь безвинно пролитой,

Законами, что ограждают Рим,

И солнцем, что румянит плод земной,

Лукреции невинною душой,

Ножом кровавым, скорбью непомерной, -

Мы отомстим за смерть супруги верной!"

Себя ударив в грудь, облобызал

Нож роковой, скрепляя свой обет;

Других последовать себе призвал.

Дивясь, клянутся все ему вослед;

Колени склонены, а взор воздет.

Вот повторяет клятву Брут, и снова

Они клянутся, отомстить готовы.

Произнесен суровый приговор,

И показать народу решено

Труп той, что не смогла терпеть позор

И смыла кровью гнусное пятно.

Без промедленья это свершено.

И Рим обрек за гнусное деянье

Тарквиния на вечное изгнанье».

{* Юний Брут, стремившийся низвергнуть царский род Тарквиниев, для безопасности прикидывался слабоумным – написано в примечании}

Что я об этом думаю, и почему стоит прочитать:

Ну, во-первых, ознакомиться с произведениями Шекспира никогда не лишнее. Во-вторых, данная поэма интересна тем, что в ней присутствует попытка проникнуть в мотивы и ход мыслей героев, прежде всего, Секста Тарквиния и самой Лукреции, что делает историю более выпуклой, понятной и трагичной. Шекспир в качестве причины поступка царевича выбрал не зависть и желание унизить более удачливого родича, а именно всепоглощающее вожделение, а в поступках Лукреции, вообще не желавшей умирать, подчеркнул её сомнения и попытки найти лучший выход из сложившегося положения, который отыскать ей так и не удалось. Из минусов здесь, пожалуй, некоторая затянутость, местами излишние вычурность и витиеватость и повышенное внимание к мелочам. Возможно, именно поэтому считали поэму слабоватой. Я читала не так уж мало произведений Шекспира, не ограничиваясь «Ромео и Джульеттой», и могу сказать так: да, слабовата. Но на фоне остального творчества классика. Так что, учитывая её небольшие размеры, однозначно рекомендую ознакомиться. Если кто-то знает прозаические произведения, посвященные судьбе Лукреции и последующим событиям, непременно делитесь в коммах.

Список прошлых постов, который в дальнейшем я снова утрамбую:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

Перечень частей от 17 до 30:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 30. «Царь Давид»

Часть 31. История нашего мира в художественной литературе. Часть 31. «Кольцо Соломона» и «Суламифь»

Часть 32. История нашего мира в художественной литературе. Часть 32. «Финикийский корабль»

Часть 33. История нашего мира в художественной литературе. Часть 33. «На краю Ойкумены»

Часть 34. История нашего мира в художественной литературе. Часть 34. «Речи царств»

Часть 35. История нашего мира в художественной литературе. Часть 35. «Семирамида. Золотая чаша»

Часть 36. История нашего мира в художественной литературе. Часть 36. «Ромул и Рем»

Часть 37. История нашего мира в художественной литературе. Часть 37. «Повесть об Акире Премудром»

Часть 37.1 История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.1. «Ассирийский царь Асархадон»

Часть 37.2 История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.2. «В древнем царстве Урарту»

Часть 38. История нашего мира в художественной литературе. Часть 38. «Хроники царств Восточной Чжоу»

Часть 39. История нашего мира в художественной литературе. Часть 39. «Обогнувшие Ливию»

Часть 40. История нашего мира в художественной литературе. Часть 40. «Валтасар. Падение Вавилона»

Часть 41. История нашего мира в художественной литературе. Часть 41. «Сиддхартха»

Часть 42. История нашего мира в художественной литературе. Часть 42. «За что Ксеркс высек море»

Часть 43. История нашего мира в художественной литературе. Часть 43. «Под небом Эллады»

Всем привет!

Как и предыдущая, хронологически эта заметка должна была появиться гораздо раньше, но у меня опять возникли траблы, и я уже отказалась было вообще писать на эту тему, и если б не совет, данный мне в коммах, то этого поста не было бы вообще. Так что выражаю благодарность человеку под ником UvidusVermis, который подсказал мне сегодняшнюю книгу. Возможно, некоторые уже догадались, что речь пойдет об Урарту.

Итак, что мы знаем об этом государстве (а знаем мы о нём меньше, чем хотелось бы)? Как союз племен такая страна (под именем Наири) существовала примерно с XIII-го века до н.э., а именно как государство – с IХ-го, примерно с 860-х годов до н.э. Узнали о нём, можно сказать, случайно – из раннесредневековых записей армянского историка Мовсеса Хоренаци (ок. 410-490), писавшем в числе прочего о городе возле озера Ван, где позже были обнаружены надписи, сделанные явно не на ассирийском языке (хотя позже инфа об Урарту во многом черпалась именно из ассирийских источников), а на каком-то другом, как оказалось урартском. И именно возле озера Ван (а это современная восточная Турция) возник знаменитый город Тушпа, столица Урарту. Само государство со временем, раскинувшись на Армянском нагорье, заняло территории нынешних восточной Турции, северо-западных окраин Ирана, частично Азербайджана и, конечно, Армении. Теперь не секрет, что племена, населявшие Урарту, участвовали в этногенезе армян.

Урартский язык был родственен хурритскому – оба входили в хуррито-урартскую языковую семью. Так что можно предполагать, что одной из этнических групп там оказались хурриты, которые когда-то населяли древнее царство Митанни, съеденное поглощенное Ассирией. Так что в дальнейшем ассирийцам и урартам явно было от чего враждовать, не территориальными спорами едиными. И предполагают также, что население Урарту состояло как из кочевников, так и полукочевых, и вообще оседлых жителей, в том числе городских. Крупнейшими урартскими городами были, помимо Тушпы, ещё Мусасир (Ардини), Арзашкун, Тейшебаини (недалеко от озера Севан) и Эребуни. Руины двух последних теперь оказались в городской черте Еревана, на расстоянии примерно 7,4км друг от друга. И, если судить по фоткам, стены там сделаны добротно так.

Первым царём Урарту стал Арам (ок. 860-844 гг. до н.э.), современник Салманасара III и его противник, который предположительно и объединил разрозненные племена в единое государство, чтобы противостоять ассирийцам, которые устраивали регулярные набеги на их земли. Кстати, с ним связана ещё одна занятная легенда – о царевиче Ара Прекрасном, который будто бы погиб в битве с ассирийцами, хотя царица Шаммурамат, влюбленная в него, приказывала взять его живым и привести к ней. На эту тему есть и живописные произведения, и литературные. Например, пьеса Тэффи (да-да, той самой Н.А. Лохвицкой) – «Полдень Дзохары», которую мне довелось прочитать, пока я искала книги о Семирамиде. Признаться, пьеса произвела на меня тягостное впечатление и показалась и слишком сумбурной, и довольно-таки жуткой. Пожалуй, тот ещё разрыв шаблона – прочитать подобное от известной писательницы юмористических рассказов. История там вышла нихрена не веселая.

Короче, если не растягивать рассказ, то вначале ассирийцы били жителей Урарту, а потом – наоборот. Уже Сардури I, наследник Араму, многое сделал для централизации и укрепления молодого государства, а примерно с правления царя Менуа (ок. 810-786 до н.э.), сына Ишпуини и внука Сардури, начался настоящий подъём – были построены многочисленные дороги и оросительные каналы, расширились границы. Расцвет пришелся на правление его сына, Аргишти I (786-764 до н.э.), основателя многих поселений и крепостей. Правда вот уже его сын и внук, Сардури II (764-735 до н.э.) и Руса I (735-714 до н.э.), конкретно сплоховали и позволили ассирийцам практически свести на нет все прежние успехи Урарту. После этого царь Аргишти II (714-685 до н.э.) сидел тихо и с походами предпочитал ходить на восток. Его сын, Руса II, с некоторым успехом пытался это исправить, но уже при внуке дела пошли совсем плохо, и Урарту превратилось в фактического вассала Ассирии. К этому периоду я ещё вернусь.

Предположительно в конце VII-го века до н.э. крах Урарту ускорил государственный переворот, в ходе которого трон занял некий Эримена. Именно при его сыне и внуке не только рухнула Ассирия, но и само государство Урарту прекратило своё существование. Столица из Тушпы была перенесена ещё при Русе II в Русахинили, однако Тушпе это никак не помогло: в самом начале VI-го века её разрушили мидийцы. Такая же судьба постигла и Русахинили.

Мидийцы продолжали забирать южные урартские территории, а севера всё наступали киммерийцы и скифы. Последние (предположительно) в 585-м году до н.э. разрушили и Тейшебаини, последний оплот урартской государственности. На этом славному царству Урарту пришёл конец, и постепенно память о нем исчезла, а восстановить его историю удалось лишь много веков спустя. Не могу тут удержаться и не процитировать-таки коротенький эпизод из художественного рассказика в историческом труде Р. И. Рубинштейн «У стен Тейшебаини»:

«…Наступила роковая ночь. Жара душного августовского дня сменилась ночной прохладой. От реки потянуло свежим ветром. Луна еще не взошла, на темном бархатном небе мерцали звезды. Было так темно, что едва различались смутные очертания крепостных стен. Вокруг тишина. Только слышно журчание волн от быстрого течения Ильдаруни да всплески воды, когда рыбы всплывали на поверхность и тут же погружались в глубину. Время от времени прорезал тишину протяжный крик. Это перекликались часовые на сторожевых башенках крепости.

Во дворце было темно. Повсюду погашены огни, все спят глубоким сном, в надежде, что и эта ночь пройдет так же спокойно, как и все предыдущие. Да и чего бояться - ведь самое опасное место - южные ворота - хорошо укреплены, и надежные стражи там дежурят днем и ночью. Только у небольших ворот со стороны города в маленькой сторожке светился огонек. Оттуда никто не ждал нападения скифов, и их охрана была поручена старику сторожу. Он сидит сгорбившись и коротает ночь за любимым занятием - вырезает из рога оленя фигурку грифона. Перед ним на лежанке, рядом со светильником, стоит образец статуэтки, и он все время на нее поглядывает, чтобы получилась точная ее копия. На полу, рядом со стулом сторожа, кучей навалены рога и кости крупных животных. Это заготовки сырья для фигурок, которые сторож задумал выполнить.

Вдруг сторож опускает руки и поднимает голову. Прислушивается. Ему показалось: откуда-то издалека донесся шум, топот коней, бряцание оружия... Нет, просто почудилось. Опять тишина. И снова шум, на этот раз ближе. И вот уже совсем ясно различаются голоса, гиканье всадников, ржание коней, удары копыт о каменную дорогу... Часовые на башнях подняли тревогу. Туча скифских всадников уже вплотную приближалась к стенам крепости с западной стороны. Еще мгновение - и начался яростный штурм Тейшебаини. Несметное число скифских воинов непрерывно посылают в крепость звенящие стрелы с острыми бронзовыми наконечниками. Одни застревают в кирпичных стенах снаружи, другие перелетают через стену, попадают внутрь и ранят людей. Они только что крепко спали и, разбуженные криками и свистом массы летящих стрел, проснулись, не помня себя от страха. Одни вскакивают и бегут, не отдавая себе отчета куда, другие пытаются что-то захватить с собой, не имея представления, куда прятать, где укрыться.

А в это время вдруг вся округа озаряется ярким дрожащим светом. Скифы стали забрасывать в крепость горящие смоляные факелы, рассыпающие снопы сверкающих искр. Прежде всего загорелись хижины беженцев из города, ведь их крыши были сделаны из сухих веток. Пламя тут же перекинулось на кровлю дворца. И вот уже вся крепость пылает, как гигантский костер, освещая багровым заревом всю долину Ильдаруни…».

Именно на труды ученых, археологов и историков, в том числе советских, имевших доступ к развалинам крепостей на территории Армении, и ссылалась в послесловии своей повести К.М. Моисеева, рассказавшая о времени противостояния ассирийского царя Асарххадона и урартского царя Русы II. И сегодняшнее произведение:

«В древнем царстве Урарту» К.М. Моисеевой

Время действия: VII век до н.э., время правления ассирийского царя Асарххадона (ок. 680-669 до н.э.) и урартского царя Русы II (ок. 685-639 до н.э.). В отрывке выше – 585-й год до н.э., время правления последнего урартского царя Русы IV (ок. 595-585 до н.э.).

Место действия: Ассирия (территория современного Ирака), Урарту (территории современных Турции и Армении).

Интересное из истории создания:

Клара Моисеевна Моисеева (1910-2001) начала свой жизненный путь в Цюрихе, а закончила в Москве, успев за свою долгую жизнь и получить педагогическое образование, и поработать на заводе, но прославилась как журналистка и писательница. Повесть «В древнем царстве Урарту», написанная в 1953-м году, стала её литературно-художественным дебютом, но далеко не последним произведением. Моисеевой принадлежит целый ряд исторических повестей для детей среднего и старшего возраста, рассказывающих о различных странах и культурах Древнего мира и Средневековья. Очевидно, во многом цель её при создании всех этих книг была просветительской, и, надо признать, задуманное ей, несомненно, удалось. Но об этом чуть позже.

О чём:

Действие разворачивается сразу в двух враждующих государствах – Ассирии и Урарту, и история начинается с жертвоприношения, устроенного царем Асарххадоном для того, чтобы узнать, каковы его шансы на успех при новом походе в урартские земли. Параллельно с этим идёт бурная строительная и хозяйственная деятельность в Урарту, где строят оросительные каналы, собирают подати, заключают братские союзы со скифами и явно не очень-то подозревают соседей в намерении снова напасть.

В центре повествования оказываются урартские рабы в Ниневии – Аплай и Габбу, которым было поручено создание статуи бога Шамаша. Именно благодаря этому поручению старик Аплай и прознал о планах ассирийского царя, после чего уговорил помощника бежать и предупредить урартского царя о готовящемся нападении. Двигали им не только патриотические чувства: он предполагал, что на родине мог всё ещё жить его сын. И, кстати, не ошибся в этом. История побега Габбу вместе с киммерийцем Рапагом – пожалуй, самая захватывающая часть повести, поэтому рассказывать подробности я не буду, предоставив воодушевленным читателям прочитать об этом самим.

Отрывок:

В тексте много внимания уделено созидательной деятельности урартских мастеров, и моё внимание привлекла одна хорошая, хотя и давно известная мысль из одного эпизода. Его и процитирую:

«…В живописной долине, среди высоких гор, били горячие ключи. С незапамятных времен люди ходили сюда лечиться от разных недугов. Иные селились здесь в маленьких, нескладных домишках, сделанных из обломков камня. Так здесь постепенно выросло селение, и называли его «Священные ключи».

Слуга Иштаги пришел к «Священным ключам» в полдень, когда солнце стояло в зените и хорошо было искупаться в волшебном ручье, который образовался от охлажденной воды источника. Всякий, кто хоть раз купался в этом ручье, никогда не забывал его и не терял случая побывать здесь еще раз. После купания слуга Иштаги в добром настроении отправился на поиски мастера. Тут же, недалеко от ручья, на самой окраине селения, он увидел небольшой дворик, обнесенный зеленой изгородью дикого винограда. Во дворе был разбросан скарб литейщика: формы глиняных фигур, слитки бронзы, глыбы глины, а главное – своеобразный очаг.

– Эй, мальчуган! – слуга окликнул чернокудрого мальчика, склонившегося у скульптуры крылатого льва. – Не здесь ли живет сын Аплая?

– Здесь живет Аблиукну, сын Аплая, – ответил мальчик.

– А где же он? – спросил слуга.

– Его сейчас нет, он ушел за песком.

– Я подожду его. – С этими словами пришедший вошел в калитку.

Он уселся на камне, а мальчик продолжал свою работу. Слуга долго рассматривал скульптуру: крылатый лев с человечьей головой привлек его внимание.

– Неужто твоя работа? – удивился он.

– Немного и моя, – ответил мальчик, сверкнув умными карими глазами. – Я помогаю дедушке. Это статуя крылатого льва для храма в Тушпе.

– Но ведь это трудно! – удивился слуга.

– Да нет, не трудно, – подумав, ответил мальчик. – Когда любишь свою работу, тогда ничего не трудно.

– А ты, видно, любишь эту работу, – продолжал собеседник, – так ловко у тебя получается.

– Да не очень ловко: дед недоволен, – нахмурился мальчик.

– Вот как! Однако ты умелый… Скажи мне имя твое. Когда попаду в Тушпу, буду знать, кто сделал львов, что будут стоять у входа в храм.

– Мое имя Таннау, – ответил мальчик.

– С кем ты там разговариваешь? – послышался голос из-за зеленой изгороди. – Помоги мне втащить эту корзину.

Таннау бросился к калитке, открыл ее…».

Что я обо всём этом думаю и почему стоит прочитать:

Читая эту повесть, я почему-то с досадой подумала, что я ведь на самом деле ничего толком о древнем Урарту не знаю. Вот описывает Моисеева красоты Армянского нагорья – у меня есть картинка, воочию представляются и горы, и холодные горные реки, и зеленые горные луга, и стада овец. А вот когда дело доходит до крепостей и артефактов, я вдруг понимаю, что вид и урартских крепостей, и оружия, и статуй, и тканей, и всего остального мне незнаком. А Моисеева-то наверняка их видела, хотя бы в виде фотографий. Вообще самая большая ценность этой повести для меня именно в том, что она повествует о древнем государстве, о котором мне, например, даже в школе когда-то не рассказывали, и о котором я узнала уже во взрослом возрасте, заинтересовавшись историей. И ведь белых пятен там и поныне хватает.

Что же касается художественной составляющей, то тут, видимо, всё-таки придется принять во внимание то, что читательская аудитория К.М. Моисеевой – это школьники, и цель её, очевидно, была просветительской. Повесть написана, с одной стороны, максимально простым языком, с другой – явно с некоторой попыткой передать дух старины, и в этом смысле он неплохо поддерживает атмосферу древности. В то же время автор сильно концентрировалась на материальных проявлениях и ассирийской, и урартской культур. Если в книге есть красочные иллюстрации, то текст наверняка заходит на ура. Но у меня вот не было( А слабое знакомство с урартским искусством самой представить всё описанное мне, как я призналась, мешало. Если у кого-то есть та же проблема, то, наверное, перед прочтение имеет смысл посмотреть побольше фото-материалов, быть может, тогда текст заиграет новыми красками. Без этого, боюсь, некоторые эпизоды в повести могут тяжеловато читаться. Хотя последние главы определенно стоят того, чтобы до них добраться. Забавно, правда, читать, как Габбу помогал киммериец, который, потрясая кулаками, грозился потом со своими собратьями пойти войной на Ассирию, зная, что именно киммерийцы потом ударили по Урарту с севера.

В целом могу сказать об этой повести так. Мне было любопытно с ней ознакомиться. Её самыми слабыми местами я лично вижу некоторую наивность и то, за что я так не люблю ряд других произведений и авторов того периода – это концентрация на теме рабства и отношений подданных с правителями под определенным углом, что я, хоть в меня и кидают за это тапками, считаю в исторических произведениях зачастую неуместным. В остальном же это простая и незамысловатая, но по-своему увлекательная книга, и, несомненно, классика среди художественно-исторических произведений.

Прошлые посты искать тут:

Часть 1 (XXXI-ХХХ вв. до н.э.). История нашего мира в художественной литературе. Часть 1. «Листы каменной книги»

И самый полный перечень других частей от 1 до 16 в конце:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 16. «Война в Фивах»

Перечень частей от 17 до 30:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 30. «Царь Давид»

Часть 31. История нашего мира в художественной литературе. Часть 31. «Кольцо Соломона» и «Суламифь»

Часть 32. История нашего мира в художественной литературе. Часть 32. «Финикийский корабль»

Часть 33. История нашего мира в художественной литературе. Часть 33. «На краю Ойкумены»

Часть 34. История нашего мира в художественной литературе. Часть 34. «Речи царств»

Часть 35. История нашего мира в художественной литературе. Часть 35. «Семирамида. Золотая чаша»

Часть 36. История нашего мира в художественной литературе. Часть 36. «Ромул и Рем»

Часть 37. История нашего мира в художественной литературе. Часть 37. «Повесть об Акире Премудром»

Часть 37.1 История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.1. «Ассирийский царь Асархадон»

Часть 38. История нашего мира в художественной литературе. Часть 38. «Хроники царств Восточной Чжоу»

Часть 39. История нашего мира в художественной литературе. Часть 39. «Обогнувшие Ливию»

Часть 40. История нашего мира в художественной литературе. Часть 40. «Валтасар. Падение Вавилона»

Часть 41. История нашего мира в художественной литературе. Часть 41. «Сиддхартха»

Часть 42. История нашего мира в художественной литературе. Часть 42. «За что Ксеркс высек море»