
Эхо мёртвого серебра 2
5 постов
5 постов
35 постов
26 постов
1 пост
Младшая Сестра кокетливо приближается к Старшей, а звёзды почтительно сторонятся их. Мерцают, будто хлопая в ладоши, выбивая ритм. Роан чувствует, как тело становится легче, а спину покрывают колючие мурашки. Обе луны заливают долину серебряным светом, что ярче солнечного, но холодный, как ледяной клинок. Паломники выстраиваются вдоль стены храма-крепости и с благоговением взирают на начало Танца. Дует сырой ветер, бросает в лица водяную пыль, треплет пламя костров. Пахнет мокрой землёй, прелыми листьями и травами. Пахнет осенью.
На стенах монахи бьют в барабаны, мощные гортанный хор тянет песню без слов. Каждый звук бьёт по нервам, а рука тянется к мечу, сердце ускоряет бег. Нагнетает кровь в мышцы, побуждает броситься в бой один против всех. Роан прикусил губу и огляделся. У всех, кроме него и Тишь, одинаково восторженно-возбуждённые лица. На щеках играет лихорадочный румянец, а губы и пальцы подрагивают. Стальной свет Сестёр искажает перспективу, превращая ряды паломников в боевые порядки, готовые к последней схватке.
В дальнем конце подхватили песнь монахов, волна покатилась, усиливаясь и поднимаясь до лун. Мгновение, и Роан обнаружил, что и сам поёт, прижав левую ладонь к груди и впившись ногтями в плоть через одежду. Будто стремясь сдавить сердце.
Тишь жмётся к жениху и оглядывается, тонкие бровки сдвигаются к переносице, а губы сжались в исчезающую линию.
Кажется, что луны стали вдвое больше. Роан может разглядеть высохшие русла рек и озёра. Будто раньше на Сёстрах были полноводные реки и моря, а сейчас только мёртвые скалы. Тело стало совсем невесомым, прыгни и улетишь на Старшую. Вдали на холмах клубится туман, пробуждает тревожные воспоминания, сползает в низины и заполняет их молочным маревом.
Старшая заслонила Младшую, Танец начался.
Глубоко под землёй нечто пришло в движение, потянулось наружу, и долину наполнил странный запах. Во рту появился металлический привкус. Песня смолкла, и паломники молча наблюдают, как Младшая с ускорением вылетает из-за сестры. Обе луны кружат вокруг общего центра, а небо под ними переливается призрачным свечением.
Туман выстреливает с холмов аморфными столбами, достигает границы облаков и сливаются с их ошмётками. Верхняя часть загибается в обратную сторону и истончается, будто сдуваемая чудовищным ветром. В толще земли гремит гром, поверхность подрагивает и Роан с опаской покосился на башни. Не упадут ли на паломников? Монахи на стенах вздымают руки, барабаны молчат.
Между лунами появилась точка из чистого света, крошечная, едва заметная. Роан прикусил губу, силясь разглядеть. Раньше её не видел... но честности ради, времени любоваться Танцем не было. В родном полисе внимание отвлекали танцоры и музыканты, а во время пути монстры.
Точка меньше булавочного прокола, но такая яркая... глаза слезятся. Роан торопливо опустил взгляд и глянул на старого наёмника. Тот молча смотрит на ворота и постукивает указательным пальцем по ножнам, что покачиваются и касаются бедра.
Младшая ускоряется, пересекает диск Старшей за двести ударов сердца, сто ударов, шестьдесят... Роан поёжился, волосы встают дыбом, внутренний зверь кричит в ужасе. Сейчас она сорвётся и ударит прямо по крепости!
— Да... — С нервным смешком протянул наёмник, натянуто улыбаясь. — В этом году Младшая в ударе.
— Я вообще впервые это вижу... — Пролепетал Роан.
— Разве? — Брови наёмника взлетели на середину лба. — Каждый год такое, сёстры радуются скорой зиме и отдыху.
— Да как-то... то облака, то танцовщицы красивые...
Мужчина накрыл рот тыльной стороной ладони и сдавленно засмеялся. Широко улыбнулся и указал на Младшую, что успела пересечь больше половины диска, оставляя за собой искрящийся след.
— Зря ты, такие Танцы куда красивее.
— Да... действительно зря. — Пробормотал Роан.
За воротами оглушительно лязгнуло, грохнуло, загремели цепи.
— А вот и начался фестиваль. — Улыбка наёмника стала хищной.
Створки с натугой пошли в стороны, поднимая валики земли. В расширяющуюся щель виден внутренний двор, стойки с ритуальным оружием. Далёкий донжон и основное здание. Шатры и казармы для паломников, стойла для коней и волов. Перед распахнувшимися воротами встал давнейший монах-добряк с широченной улыбкой, на шрамированном лице. Поставил перед собой огромный ящик, в половину роста. На вершине блестит металлическая вставка с прорезью.
— Ну, советую приготовить деньги. — С улыбкой сказал наёмник и двинулся к воротам, на ходу доставая тугой кошель.
Подойдя к монаху сдержанно поклонился и продемонстрировал чёрную дощечку. Здоровяк улыбнулся в ответ и наклонил ящик. В прорезь, одна за другой, улетело пять золотых монет.
Вперёд Роана прошли два десятка паломников, прежде чем парень спохватился. Всё повторяется, каждый демонстрирует монаху дощечку и отсыпает монеты. Обладатели чёрной, пять штук, а синей восемь, белой одну. А зелёные пятнадцать.
Время от времени вспыхивают короткие споры. Короткие потому что здоровяк с улыбкой хватает спорщика за шею и вышвыривает из очереди, где того хватают послушники и оттаскивают в темноту.
Роан судорожно сглотнул, стиснул через штаны кошель, пытаясь вспомнить, сколько денег. В лесу особо не считал, а с трупов илмиритов и луннитов их снимала Тишь. Часть оставили Эллиону, хоть он и был против. Очередь двигается быстро, а страх растёт. Пройти весь путь и быть отвергнутым из-за такой мелочи?! Боги... сжальтесь!
Он встал перед монахом, нервно кусая губу и стискивая кошель.
— А, юный Роан! Рад видеть, что ты выдержал три дня ожидания, покажи свою табличку.
— Она... зелёная. — Пробормотал парень, доставая дощечку.
— Очевидно, с тебя пятнадцать золотых монет. С девочки... ну, сделаю поблажку, нечасто у нас бывают столь юные особы, три монеты.
Роан развязал кошель и высыпал монеты на ладонь, в стальном свете заблестели золотые, серебряные и медные кругляши. Золотых двенадцать, серебра куда больше, а мелкой меди и считать сложно.
— Я как-то не подумал, что платить надо... — Пробормотал Роан, протягивая деньги.
— За всё в этом мире надо платить. Золотом, кровью и потом. Ничто не приходит в наш мир без крови, и ничто не задерживается, без пота и золота. Мой юный друг.
— Этого хватит?
Гигант с улыбкой оглядел монеты, указательным пальцем сгрёб золото в щель. Средним подвигал серебро, а медь мизинцем. Удовлетворённо кивнул, оставив на ладони горсть меди, отечески подтолкнул парня и девушку в ворота. Там их перехватил послушник с толстенной книгой и гусиным пером.
— Прошу представиться. Побыстрее, не задерживайте очередь.
— Эм... Роан эль Скван и Тишь.
— Эм... Скван, давненько ваших не было. — Задумчиво пробормотал послушник, скребя пером по бумаге. — Первое посещение. Благодарю, проходите дальше и вас проведут к вашему месту.
— С-спасибо.
Послушник отошёл к следующему паломнику, прежде чем Роан договорил. А их подхватил совсем молодой, лет на пять младше Тишь. С улыбкой повёл через двор к казармам и шатрам, попутно объясняя, что и где.
— Вон там ритуальное оружие, оно понадобится вам завтра.
— А как же мой меч?
— Ну, по желанию и с одобрения можно пользоваться и им, но мы стараемся сохранять равенство снаряжения. А то знаете ли, встречаются воины с особыми клинками, а армия требует унификации. Был однажды хитрец с зачарованным мечом, что сталь резал как бумагу!
— Вот подлец... — пробормотал Роан.
— Да! Хотел выкрутиться, а ведь мог просто подождать до финального испытания. Но нет, в общем зачёте красоваться решил!
— И что с ним стало?
Послушник широко улыбнулся и указал на крышу донжона, в мертвенном свете там едва угадываются пики с насаженными черепами. Великое множество пик, и многие заполнены до самого острия.
— Вот теперь взирает на честных паломников.
— Мне казалось война — это путь обмана... — Пробормотал Роан.
— О! Так вы и из просвещённых? Да, так и есть, но обман должен оставаться нераскрытым! Какой толк от военной хитрости, если враг её прочитал заранее? Так-с, вы без лошадей, так что стойла вам ни к чему. Утром в донжоне будет праздничный завтрак в честь первого дня фестиваля. Не пропустите.
Рона продолжает смотреть на пики, в задумчивости. За ними луны продолжают Танец, но постепенно замедляются и будто удаляются. В тело потихоньку возвращается вес, а земля дрожит всё меньше и меньше.
— А вот и ваш шатёр!
Послушник остановился перед большой палаткой с центральным шестом. Выполненной из бордовой ткани и утяжелённым пологом.
— Наш?
— Ну да, Скван благородная фамилия и негоже её представителю ютиться в общей казарме. В конце концов, на войне аристократы также отделены. Но если хотите...
— Нет. — Перебил Роан. — Не хочу.
— Засим, откланиваюсь. Удачи вам.
Послушник поклонился и поспешил к воротам. Тишь юркнула под полог, а Роан остался, наблюдая, как другие расходятся по двору и казармам. Всё не так, как он представлял во время пути. Ожидал суровых испытаний, кровавых подношений на алтарь бога войны. А это всё похоже на странный рыцарский турнир, что же будет дальше?
Луны сближаются, будто две танцовщицы, готовящиеся к представлению. Эллион сидит на бревне посреди леса, протягивает руки к костру. Пламя трепещет и вытягивается, то ли пытаясь сжечь пальцы, то ли дотянуться до Старшей Сестры. Курьер горбится и суёт в рот тёмные листья, собранный днём. Вкус омерзителен, но охота с одним кинжалом слишком проблемное занятие.
Часто смотрит в лес, стараясь взглядом пронзить деревья до самой Долины Мардока. Ему надо туда, защищать Тишь. Кулаки сжимаются до хруста. У него есть доставка и путь лежит в противоположную сторону.
Эллион заскрипел зубами.
Тишь не беззащитный ребёнок и у неё есть избранный защитник. Плохонький, но всё же. Курьер бросил листья в огонь, накрыл лицо ладонями, с силой потёр и забормотал молитву Илмиру.
— О, Илмир, владыка знания, смиренно пред Тобой стою, путь мой мрачен и жесток.
Слова хриплым шёпотом срываются с губ, падают в огонь и эхо умирает в шелесте леса. В чаще кричит птица, вдали воет одинокий волк.
— Даруй мне благодать и силу ума. Развей мрак неведенья, помоги найти истинный путь.
Бриллиант ёрзает на шнурке, нагревается, впитывая жар тела.
— Укрепи веру в сердце, чтобы не сворачивал с пути твоего. Пусть каждый шаг и вздох, вели к распространению знания. Я слуга твой, будь же мне опорой и путевой звездой...
Эллион умолк, глядя в огонь... слова не идут, молитва забылась. Он хочет вернуться к Тишь. Стать её стеной и опорой, но... дело важнее желаний. В первую очередь, он служитель Илмира. Но если подумать, то сколько важных доставок он совершил? Сколько пользы принёс ИДЕЕ божества.
Эллион сгорбился сильнее, упёр локти в колени. Письма аристократов, ценные посылки, слухи... Жалкие крупицы. Когда в последний раз он ЧУВСТВОВАЛ себя полезным Илмиру? Божество коснулось его, отметило благословением. Но чем он заслужил это? Тем, что всю жизнь доставлял политические и любовные записки?
Мотнул головой и начал стягивать с ног ботинки, впервые за полторы недели. Застонал от непередаваемого чувства блаженства и свободы. Подвинул обувь к огню, отогнув язычок, и растопырил пальцы ног. Запрелая кожа впитывает сухой жар, и тепло растекается по телу.
Поколебавшись, стянул одежду и разложил по другую сторону костра. Трепетный свет упал бледную кожу, покрытую красными точками и мелкими шрамами. На левой стороне груди темнеет татуировка: переплетение тонких линий, покрывающее часть плеча и доходящее до шеи.
При каждом движении сухие мышцы проступают с болезненной отчётливостью. Эллион оглядел конечности, сел у костра и начал разминку. Без жалости сжимая тугое мясо, разгоняя застоявшуюся кровь. На коже от пальцев остаются красные следы, долго не сходят.
Ритуал ощущается куда больнее, чем в молодости, но он позволяет сохранить эластичность мышц и скорость движения. Закончив, потянулся всем телом, сцепив пальцы в замок над головой и вывернув ладони. Поочерёдно напряг мышцы спины, давая себе прочувствовать их размеры и плотность.
Нет. Он не пойдёт в Долину Мардока, ведь он курьер Илмира и личные желания не смеют довлеть над долгом. Всё что он может сделать, это убить каждого луннита, которого встретит на пути.
— Ох, какое тело! — Мелодичный голос полоснул по ушам. — Клянусь, порой я завидую Илмиру!
Эллион развернулся и застыл. Из леса к нему медленно идёт женщина в белом платье с вырезом от низа и почти до пояса. Отчего при каждом шаге выглядывает алебастровое бедро. На плечи незнакомки наброшена накидка из чёрного шёлка, а из-под капюшона выбиваются серебряные волосы. От лица виден только острый подбородок и нижняя губа, красная, как свежая кровь.
— Хотя — продолжила она, приближаясь к Эллиону и пальцем обводя торс. — Он всё равно не сможет оценить всю красоту мужского тела, впрочем, как и женского.
— к-кто ты... — выдавил Эллион.
— Ты знаешь. Пожалуй, это единственная тайна, которую я не хочу скрывать.
Она остановилась перед ним, почти касаясь грудью его живота. В темноте под капюшоном блеснули глаза, а алый рот растянулся в чарующей улыбке. Тонкий палец ткнул в татуировку, заскользил по линиям. Холодный и едва ощутимый, как у призрака.
Богиня звонко засмеялась и отступила. Эллион молчит, не зная, что сказать высшему существу.
— Не бойся, я не пришла тебя убивать, даже просить убить девчонку не буду. Мне просто стало любопытно.
Она коснулась бриллианта двумя пальцами, подтянула к себе, и Эллион вынужденно сделал полшага вперёд. Грудь коснулась живота, и курьер через ткань ощутил твёрдые вершины. Прикусил губу.
— Как занятно... хочешь, расскажу что это?
— Нет... — Выдавил Эллион.
Луниса звонко засмеялась, бриллиант мелко задрожал, засветился чёрным светом и выскользнул из пальцев. Завис в воздухе между человеком и божеством. Воздух вокруг него идёт мелкими волнами и вибрирует, будто камень кричит. У курьера тонко зазвенело в ушах, кольнуло, будто в барабанную перепонку вонзилась тонкая игла.
— Честно, не думала, что хоть один из них сохранился. Думаю, стоит пересмотреть некоторые догматы.
Ткнула ногтем в бриллиант. Тот закачался и застыл, словно схваченный невидимой рукой. Надо что-то сказать, но горло перехвачено, а кожа на месте прикосновения горит от холода.
Богиня прошла мимо, ведя пальцем по груди и до плеча.
— Доставь его, любой ценой и тогда, может быть, мои последователи отстанут от тебя.
— Пусть... — Выдавил Эллион. — Не трогают девочку.
— О, какой смелый, ставишь условия мне? — Луниса засмеялась, покачала пальцем. — Нет. Она обязана умереть. Людям не положены знания, что хранятся в её милой головке. Она моя ошибка, продукт моей слабости.
Эллион с натугой повернулся к богине, мышцы сковывает смертный холод, суставы скрипят. Встретился взглядом.
— Я не позволю.
— Ах, мальчик. У тебя есть дело и долг. Неужели илмирит отринет всё это ради... девки?
Кулак сжался с такой силой, что ногти впились в кожу. Нога оторвалась от земли с такой скоростью, что свистнул воздух. Удар пришёлся в висок, но прошёл сквозь голову, будто через туман. Луниса вновь засмеялась и исчезла. Курьер рухнул у костра, тяжело дыша и прижимая руки к груди. Осмысление приходит медленно, проникает в мозг и заполняет.
Он ударил бога.
Без колебаний и раздумий, желая убить. Богиню.
Обхватил голову руками и начал раскачиваться, почти ныряя лицом в огонь. Бриллиант ёрзает на груди, отклоняется и стучит по мышцам.
— Это... было впечатляюще. Глупо, импульсивно, но впечатляюще.
Голос звучит прямо в голове, перекрывает мысли и отметает в стороны как сухие листья. Эллион остановился, глубоко вдохнул и посмотрел на ногу. На внешней стороне ступни, которой ударял, темнеет красное пятно. Кожа загрубела и сморщилась.
— Ударил бога... — Пробормотал Эллион.
— Ну, могу успокоить тебя.
— Чем же?
— Боги совсем не то, что ты думаешь.
— А что?
Бриллиант промолчал. Курьер опустил взгляд, но кристалл потускнел и превратился в странное, для мужчины, украшение.
***
Роан проснулся от мелкого дождя, подгрёб к себе Тишь и накрыл плащом. Огляделся. Паломники спят вокруг потухших костров, а меж них ходят монахи. Мимо прошёл один, не заметив, что парень проснулся. В опущенной руке держит кадильницу, дым от которой волнами опускается на землю и растекается. Пахнет водой, сырой землёй и грибами. Голова кружится, а вместе с этим пропадает чувство реальности.
Парень свободной рукой взялся за меч, лежащий под ним.
Сознание затуманилось, но рука сжалась сильнее...
Очнулся утром, с противным горьким привкусом на кончике языка. Служка склонился над ним, натянуто улыбнулся и поставил миску каши рядом. Торопливо удалился к следующему костру, толкая тележку с котелком.
Роан сел, посмотрел на Тишь. Девушка сидит у костра и активно уплетает кашу. Напротив сидит наёмник и задумчиво смотрит на парня.
— А ты молодец, прошёл первое испытание.
— Какое... — Пролепетал Роан, закашлялся и скривился от поднявшейся мокроты.
— Бдительность. — Наёмник указал на плащ.
Роан скосил взгляд и заморгал, увидев мазок белой краской у шеи. Наёмник указал на такой же у себя, криво улыбнулся.
— Они проверяют кто чуток, предварительно окуривая нас дымом из смеси трав и грибов. Что бы особо чуткие не подняли тревогу. Взялся за оружие, молодец и прошёл.
— И на что это влияет?
— Да особо не на что, у них десятки мелких испытаний, многие даже не замечают.
Роан кивнул, осторожно взял тарелку и зачерпнул ложкой. Внимательно оглядел склизкую массу, далёкую от той божественной пищи, что раздали в первый день. Вздохнул и отправил в рот. Еда есть еда и, возможно, это тоже мелкая проверка.
Я родился в августе 1990 года. Формально успел пожить при Союзе. Нет, я не дрочу на СССР, но... демократические реформы почти убили меня и убили мои шансы на социальное продвижение. Мои родители лишились дома и спились. Бабушка до моего рождения приобрела сертификат на квартиру для меня, в доме который только начали строить. В итоге я играл в котловане с только заложенным фундаментом, который сохранился до сих пор.
Деятельность Ельцина и его клики, вогнала меня в бедность с самого рождения. Я копался в помойках чтобы найти еду, сдавал тонны бутылок, рылся под ларьками мелких комерсов выискивая оброненные монеты. Воровал еду на рынках, это был единственный шанс попробовать некоторые продукты. Чёртов сундучок милкивей с лего по ценности был равен последней модели айфона. (Сравнительно ощущениям)
Чудом не сторчался и не стал бандитом, хотя компания в которой я водился очень к этому тянула.
Не получил достойного образования, в виду полного похуизма учителей и отдаленности на вольные ветра. До сих пор не понимаю математику выше начальной школы. В 15 лет пошёл работать на стройку, где меня наебали с выплатой зп, но после того как к бригадиру с дубиной пришли старшие родственники, всё выплатили. В 16 пошёл работать на местный завод (собирать счётчики электричества) по договору подряда. Ходил в обносках, жрал одну картошку с эрзац кетчупом из красной бутылки.
До 20 лет я весил 50-45 кг, при росте 184 см.
И знаете что, я сильно сомневаюсь, что прошёл бы через этот пиздец сохранись СССР. Не продай Горбач и алкаш страну западным "друзьям". Да, я и многие другие пережили развал и становление новой страны, но посчитайте из открытых источников сколько людей попросту умерло. Погибших от демократических реформ в разы больше чем от второй мировой.
Я не дрочу на СССР, я просто понимаю, что жить в нём было бы куда лучше.
В школе и всю жизнь мне твердили, что та страна воплощение ужаса. Показывали фильмы, где тупые советские солдаты мрут толпами от очереди из пулемёта, зажатого мускулистой американской рукой. Показывали списки репрессированных и убитых. Строили образ тупого правительства и политики. НО ЖИЗНЬ ТАМ БЫЛА В РАЗЫ ЛУЧШЕ чем, та что у меня была. Чистые улицы, сытые лица, нарядная форма, а шёл из школы, в которой мне твердили про ужасы СССР, через грязное поле, мимо разбросанных пакетиков из под мака и шприцов. Мимо домов построенных Советами, не знавших ремонта с момента развала.
Мой дед погиб защищая СССР от нацистов, в его честь названа улица в Якутске. Погибли миллионы людей, и мне говорят, что они защищали Зло.
Знаете, на фоне всего этого сложно не сделать вывод, что мне пиздят.
Сейчас мне 33 года, образования выше школьного нет. Так что спешу подтвердить тезис критиков о моей тупости. Да, я тупой. Конечно, если бы я усиленно учился, поступал на бюджет, моя жизнь могла быть лучше.... сейчас. Но ничто не исправит того детства. Ничто не вернёт возможностей которые у меня отняли и той жизни которая могла быть.
Гориллы идут по следам, двенадцать особей. Они утащили трупы и начали патрулировать улицу. Передвигаются короткими перебежками, часть продвинулась дальше по улице. Четыре особи вошли в первый этаж нашего укрытия. Ноль молча перевёл винтовку в огнестрельный режим, дёрнул затвор, дослав патрон в ствол.
— Что им нужно? — Спросил я. — Кроме мести.
Верп в задумчивости помигал экранчиком и ответил:
— Еда, возможно, они как и ты, способны поглощать чужеродный белок. Снаряжение, элементы питания. При должной подготовке можно использовать и чужие технологии.
— Ясно... — Пробормотал я, хоть и понял только, что нас хотят ограбить и сожрать.
Впрочем, это главное, что следует знать.
Ноль обернулся на меня, оценил состояние и занял стрелковую позицию у двери, опустившись на колено. Нацелился на проход к лестнице. Я лежу на полу у окна, зажав бок ладонью. Глаза закрыл и погружен в мысли о том, как нам выбраться из этой засады.
Можно понадеяться на прибытие товарищей, эдакая кавалерия в последний момент. Вот только мы не в героической сказке. Патроны не бесконечны, а из оружия два ножа и винтовка. Надо прорываться.
Рука легла на аптечку, нащупала шприц стимулятора. Я об этом пожалею. С другой стороны, лучше жалеть, чем быть мёртвым. Достал, большим пальцем отщёлкнул колпачок и вогнал иглу в бедро. Отбросил и принялся ждать. За короткий промежуток времени это уже третья доза, а значит, будет слабее и сильнее ударит по органам.
Снизу доносятся тяжёлые шаги, гориллы прочёсывают комнату за комнатой. Тусклый свет лишь уплотняет тьму в коридоре. Я бы мог считать это преимуществом, но сомневаюсь, что для них темнота страшна.
Скрипя зубами, поднялся, боль отступает, как вода в отлив. Высокочастотный нож выскользнул из ножен и мягко вибрирует в ладони. Пора и мне приниматься за работу.
Сняв Верпа, положил короб у стены и жестами приказал Нулю. Биоробот бесшумно отступил от прохода и взял корпус ИИ, прицепил за спину. Я вышел в коридор, двинулся вдоль стены в сгущающуюся темноту.
Шаг, остановка, прислушаться, шаг.
Они ожидают засады, но не прямой атаки. В этом наш шанс. Судя по звукам, прямо подо мной две гориллы. Ещё две приближаются к лестнице. Ноль крадётся за мной, на расстоянии метров пяти.
Встав у лестницы, прижался спиной к стене. Ноль встал с другой стороны, винтовку отпустил, и та повисла на ремне, покачиваясь в районе пояса. Я вижу его только краем зрения, областью где человеческий глаз воспринимает только чёрный и белый цвета.
Шаги на лестнице приближаются, медленно, как на прогулке. Дыхание застыло в груди, ладонь стиснула рукоять до боли.
Первая горилла появилась, вытянув руку в коридор, начала поворачиваться оглядеться... Высокочастотный нож ударил в «голову». Взвизгнул рассекаемый металл, брызнули искры. Я рванул тело на себя, Ноль прыгнул на лестницу. Звук повторился. Следом раздался грохот падения тяжёлого тела и тишина.
Я торопливо распорол броню на руке, выругался, увидев переплетения искусственных мышц, трубок и эластичных камер. Оружие врага и есть его рука. По крайней мере, я не смог разглядеть конкретные элементы. Отпихнул труп и последовал на лестницу, держась за перила. Ноль движется впереди, нож убрал, снова взял винтовку.
Ниже в коридоре нарастает топот, к нам бегут остальные. Погано.
Поднялись на два этажа выше и побежали по коридору в поисках другой лестницы. Ну не может быть в здании только одна... Я затормозил у металлических створок без замка. Над ними тускло горит экранчик, отображающий причудливый символ.
В здании есть энергия?
Я осторожно нажал кнопку сбоку от левой створки. Ничего. Махнул Нулю и вместе распахнули шахту лифта. Участок коридора залил красный аварийный свет. Всё-таки энергия есть... В шахте через равные промежутки из стен выступают плоские лампы, источающие мягкий свет. На расстоянии вытянутой руки натянуты стальные тросы.
— Вниз! — Скомандовал я, слыша, как позади нарастает топот.
Ноль прыгнул первый, ухватился за трос, обвил ногами и плавно скользнул вниз.
Освободившаяся створка замедленно двинулась на место. Я зашипел, предчувствуя скорую боль, прыгнул. Трос покрыт липкой смазкой, отдалённо похожей на мазут. Скольжение стирает костюм на ногах и кожу на ладонях. Приходится тормозить, иначе плоть сорвёт до костей.
Красный свет давит на глаза, лампы мелькают перед глазами. Шахта уходит значительно ниже первого этажа... далеко над головой грохнуло, и мимо пронеслась смятая створка. Ударилась о стену, отскочила, почти оторвав мне ноги. Полоснула по тросу и унеслась вниз. Там грохнуло, и по тросу пробежала мелкая дрожь. Задрав голову, увидел высунувшуюся в шахту гориллу. Пришелец вытягивает руку в мою сторону, но стрелять не торопится. С явным раздражением ухватился за трос и прыгнул за нами.
Следом скользнула вторая и третья.
— Они идут за нами! — Крикнул я вниз.
Вместо ответа снизу грохнул выстрел. Пуля свистнула мимо меня, ударила в первую гориллу и ту сорвало с троса, швырнуло на стену и завертело. С нарастающей скоростью она пронеслась мимо меня и впечаталась в появившуюся из красного сумрака кабину лифта.
От удара та заметно просела, заскрипели механизмы, а пришелец остался лежать на помятом металле. Изломанный, как разбитая кукла.
Ноль убрал винтовку и вцепился в технический люк кабины. Рванул на себя, срывая петли. Отшвырнул и вновь вскинул винтовку. Я приземлился рядом, нырнул внутрь и ухватился за створку. Молясь всем возможным высшим силам, чтобы кабина была напротив выхода, а не посреди глухого туннеля.
Створка сдвинулась, за ней вторая, но она открылась сама, пусть и с задержкой. Красный свет хлынул в коридор, выхватывая из тьмы бетонные стены. По всей видимости, технический этаж.
— Чисто!
Я скользнул наружу, ухватился за створки рукой, а в другие упёрся ногой. Напрягся. В шахте застрочила винтовка, взвизгнули рикошеты и оружие чужих. Кабину качнуло с такой силой, что она заметно опустилась.
Ноль спрыгнул в люк и без раздумий проскочил под моей ногой. Верп на спине молча мигает экранчиком, меняя красный на фиолетовый и обратно.
— А ты можешь светить белым и постоянно? — Просипел я, тряся ладонями, красными и грязными.
— Это не бесконтрольная схема.
В шахте загремело, завизжал разрываемый металл. Гориллы не решились стрелять в замкнутом пространстве в упор и вручную расширяют люк. Мы переглянулись и не сговариваясь побежали налево. Ноль выдвинулся вперёд, как единственный способный нормально видеть. В свете мерцающего экрана мелькают металлические двери, без пометок и ручек. Либо мы на техническом этаже, который обязан быть у такого огромного здания, либо в секретном месте.
Позади грохнуло, створки вылетели в коридор и ударились о противоположную стену. Красный свет выделился в темноте, как вспышка ядерного взрыва. Но его быстро заслонили огромные пришельцы.
Теперь Верп, хоть как-то бывший полезен светящимся экраном, стал смертельно опасен. Превратившись в проблесковый маячок, безошибочно указывающий наше положение. На бегу потянулся сорвать ИИ со спины товарища, но остановился. Прикусил губу. Коробка навигатор, и если я хочу выбраться отсюда, он мне необходим!
Остаётся надеяться, что мы быстрее и вне зоны поражения оружия пришельцев. Я заскрипел зубами и прибавил ходу.
Путников встречает монах в чешуйчатом панцире поверх кофты грубой вязки. Нить толстая, с торчащими волосками и цвета засохшей крови. При каждом шаге служитель Мардока заметно хромает на правую ногу, но всё равно с радостью приветствует новоприбывших. Только подойдя ближе, Роан оценил, насколько тот огромен. Настоящий исполин, шире телеги в плечах. Улыбчивое лицо покрыто кривыми шрамами, нижняя губа плохо срослась посерёдке. Одно ухо обрублено до половины, а пышная грива блестит серебром.
Монах с радостью обнимает паломников и похлопывая указывает, где можно перевести дух. Когда Тишь и Роан подошли, служитель бога войны склонил голову оценивая и схватил парня за плечи, прижал к груди, возвещая трубным гласом:
— Какая отрада для сердца, видеть столь юного искателя силы! Ха! Видит Мардок, нынче молодёжь совсем обленилась и пренебрегает паломничеством! Как тебя зовут, юноша?
— Роан... — Просипел парень, едва хватая воздух и молясь всем богам о сохранности рёбер? — Роан эль Скван.
— А! Благородный, но без свиты? Решил перенести все тяготы паломничества, как подобает воину! Похвально! А тебя, деточка, как зовут?
Тишь задрала голову и быстро задвигала пальцами. Монах нахмурился и, прежде чем Роан успел ответить за подругу, возвестил:
— Рад приветствовать и тебя, малютка Тишь! Жаль, что ты не хочешь пройти причащение. Женщины воины очень ценятся!
— Ты её понимаешь? — Пробормотал Роан.
— Конечно! Адепты насилия обязаны уметь понять любого врага! А также взаимодействовать с товарищами! Ну же, не стесняйтесь здесь все вам братья по оружию! Все здесь ради причащения! Проходите, вас накормят и согреют у костра! Вы как раз к обеду!
Указал на ряд костров вдоль стены, ограждающей храмовый комплекс. Паломники сидят вокруг них, а младшие служители подносят тарелки с горячей кашей. Тишь подвела Роана к свободному месту. Напротив, сидит седой мужчина с лицом вытянутым и острым. Он мрачно оглядел новеньких и вернулся к правке меча бруском. Парень опустился на землю, с благодарностью принял тарелку.
Каша пахнет, как лучшие блюда в родном доме. А после недель питания плохо прожаренным мясом и ягодами, ощущается как пища богов. Тишь ест степенно, зачерпывая самым кончиком ложки и обдувая.
Барабаны гудят за стеной. На вершинах башен развеваются знамёна героев прошлого. Вскоре вдоль костров пошли монахи-ветераны, раздавая паломникам цветные дощечки. Роану досталась зелёная, а седому чёрная. Тишь получила амулет с перечёркнутым мечом.
— А что это значит? — Осторожно спросил парень, крутя дощечку перед глазами.
— Число посещений. — Буркнул седой. — Зелёные тем, кто меньше пяти раз посещал долину.
— А чёрные?
— Больше тридцати.
Мужчина закатал рукав и, подняв руку, продемонстрировал шрамы на внешней стороне предплечья. Пояснил с ухмылкой:
— Трижды победитель общих соревнований.
— Ого! А вы... опытный воин. Хотите стать благословлённым?
— Не, — мужчина улыбнулся и покачал головой, — каждое участие и тем более победа, добавляют золота к оплате. Многие корольки хотят видеть у себя на службе такого, как я.
— А... вы наёмник.
— Притом отличный, а ты сам малец, тоже хочешь податься в наймиты?
— Нет... я, просто хочу выполнить обещание.
Роан неуверенно улыбнулся и развёл руками. Не стоит заявлять первому встречному об истинных целях. В лучшем случае над ним просто посмеются, а в худшем зарежут.
— Хорошие у тебя шрамы. — Заметил наёмник, явно не торопящийся представляться. — Разбойники поставили?
— Отец. Я не так поставил ногу на тренировке, и он... осерчал.
— Ну, не самый плохой способ получить мужское украшение.
Роан кивнул, хотел бы улыбнуться, но пресловутый шрам не просто покарябанная кожа, но и порванные мышцы лица. Мимика с тех пор недоступна. Только вручную и перед зеркалом может «слепить» выражение. Всё остальное время лицо напоминает посмертную маску полного равнодушия.
— Когда нас пустят внутрь?
— Через три дня. Монахи освящают ристалища, у паломников есть время подготовиться и отдохнуть.
— А если кто придёт позже?
Наёмник пожал плечами.
— Может пустят и заставят пройти испытание, а может, и откажут.
***
Люди прибывают, поодиночке и группами. Разжигаются новые костры и к вечеру преддверие долины освещено, как в полдень. В воздухе витает мягкая атмосфера, будто перед большим праздником. Большие группы запевают боевые песни, а меж костров бренчат заезжие музыканты. Монахи удалились в храм, а часть наблюдает за паломниками со стены. Среди всех выделяется встречавший, но теперь в его взгляде нет и тени той доброты и тепла. Отсветы костров выхватывают из сгущающегося мрака ожесточённое лицо.
Каждый монах вооружён коротким церемониальным мечом и облачён в доспех.
Рона ёжится от их взглядов, понимая, что они ведут отбор. Достойные люди проявляют себя даже в праздном отдыхе. Мардок ценит силу, но превыше неё возносит дисциплину. Война — это не путь одиночек, а торжество совместного труда. Человек может быть силён, как бык и быстрее ветра, но без дисциплины он лишь корм для вражеских мечей, копий и стрел.
В былые времена имперская армия на марше для отдыха возводила целые крепости за вечер. Используя только физическую силу, упёртость и дерево. Многие города, и сёла зародились на месте тех лагерей-крепостей.
Роан стиснул зубы и начал править меч, по примеру наёмника. Проверять снаряжение и мысленно готовиться к предстоящему испытанию. Тишь посапывает рядом, положив голову ему на колени. Ноги подтянула к груди. Так и не скажешь, что она способна разнести в щебень крепостную стену. Маленькая, измученная девушка. Слегка чумазая, но что поделать, помыться не было времени.
Парень убрал меч в ножны, осторожно коснулся волос любимой. Пропустил пряди меж пальцев. Тишь заёрзала во сне, как кошка.
Впереди длинное и тяжёлое испытание, но он выдержит. Уже не ради себя, но ради неё. Обретёт силу и сокрушит лунитов, бросит троны Осколков к её ногам!
***
Эллион заблокировал удар голенью и коротко ударил кулаком в челюсть. Противник отшатнулся, колени подломились, и тело рухнуло в траву. Остальные попятились нервно переглядываясь. Трое илмиритов и два наёмника, третий лежит без сознания. Ветер гонит к морю тяжёлые облака и Старшая Сестра, выглядывает из-за них, как никогда огромная. Кажется, подпрыгни и коснёшься пальцами!
— Хватит, брат! — Взмолился один из илмиритов, поднимая руки.
Лес за его спиной покачивает кронами на ветру, шумит на тысячу голосов, а трава прижимается к земле. Серебряный свет ложится на плечи и волосы, затеняет лицо.
— Серьёзно? — Спросил Эллион, опуская ногу, но сохраняя пружинистую стойку.
— Да. Ты убиваешь нас, своих братьев, слуг Илмира! Ты мешаешь нашему предназначению!
— Нет. — Курьер покачал головой. — Это вы мешаете мне завершить доставку. Конфликт интересов и пусть сам Илмир решает, кто прав.
— Роан эль Скван уже на месте! Вместе с девчонкой! Твой долг исполнен! Восхвали Илмириа и дай нам тебя убить. Иначе сделка не совершится!
Эллион покачал головой и коснулся бриллианта на груди через одежду.
— Нет, у меня новая доставка.
Илмириты нервно переглянулись, попятились. Наёмники с задержкой последовали примеру, стискивая рукояти мечей. Курьер прошёл мимо, готовый к атаке. Остановился и спросил, не поворачивая головы:
— Девочка, её попытаются убить в долине Мардока?
— После начала фестиваля. — Ответил илмирит. — Перед, ни мы, ни лунниты, не посмеем мешать подготовке.
— А после нападёте на фестиваль?
— Во время ритуальных битв всякое случается.
Эллион кивнул и двинулся к лесу. Братья по вере склонили головы, а говоривший прижал ладонь к груди. Один из наёмников схватил его за плечо и прорычал, указывая на курьера мечом:
— Мы так его и отпустим?!
— Можешь попытаться, — огрызнулся служитель, — но я рисковать не собираюсь.
Наёмник оскалился, посмотрел на поверженного товарища. Тот беспомощно сучит руками силясь подняться, мотает головой, а изо рта сочится красная слюна.
— Да чтоб тебя...
Меч с щелчком влетел в ножны, и мужчина сплюнул под ноги.
Ноль повернул винтовку, чтобы я мог заглянуть в прицел. С высоты сотого этажа картинка отвратная, но достаточная. Мешает только мельтешащая точка наводки. К нашему зданию движется фигура, лишь отдаленно напоминающая человеческую. Периодически опускается на четвереньки, как горилла. Вскидывает голову и всматривается в дым.
— Это точно не наши. — Пробормотал я.
— Что там? — Спросил Верп.
— Ничего хорошего. — Ответил я и опустил ладонь на плечо Нуля. — Предупредительный выстрел.
Биоробот кивнул, прильнул к прицелу. Винтовка с хлопком выплюнула гильзу, та сверкнула в тусклом свете и упала под ноги. Я выждал несколько секунд, смахнул со лба холодный и липкий пот, спросил:
— Что оно делает?
— Осматривается. — Доложил Ноль, прицокнул языком и добавил бесстрастно. — Продолжило движение. Устранить?
— А ты попадёшь?
— Да.
— Отставить. Экономим патроны.
— Принято.
Риск был просчитан и я просчитался. Конечно, огонь и дым привлекут других вне зависимости от понимания азбуки Морзе. Просто я не ожидал, что так скоро. Ладно, в любом случае, наш сигнал должны были заметить и товарищи. Пусть знают, что мы здесь. В ловушке. Я заскрипел зубами и стиснул рукоять ножа. Спокойнее, рана и медикаменты спутывают сознание, ты справишься с гориллой. Точнее, Ноль справится, сейчас ты и муравья не поборешь.
Опустился на пол и вперил взгляд в небо затянутое волокном Вселенной. Взгляд зацепился за несколько оторвавшихся нитей, что быстро истаивают и возвращаются дымкой в бурлящую бесконечность.
— Охраняй позицию, — сказал я, закрывая глаза. — Разбуди меня, если появятся другие.
***
Лучи лазеров вспарывают дымовую завесу и ударяют в стену за спиной. Три-Семь ведёт огонь из ручного пулемёта, силясь подавить окопавшегося врага. Под прикрытием дыма перемещаются бойцы второй группы. В стороне ревут моторы тяжелой техники, сметающей левый фланг. Артиллерия молчит, затих орбитальный обстрел. Бой движется к завершению.
Я сижу спрятавшись за бетонным блоком и считываю информацию со спутников.
Две тактические команды высадились в тылу и зачищают территорию завода. Командование приказало действовать аккуратно, пришельцы в переходном состоянии от тип-два к тип-три, что значит обладают технологиями значительно превосходящими наши. Надо их захватить и ассимилировать.
Мы подавили ПВО и ПКО врага и ведём бой на улицах города-улья. Основная группа добивает механизированные отряды и самоходные установки.
Три-Семь укрылся за блоком, некогда бывшим частью стены дома. Рыча перезаряжает пулемёт. Отстёгивая ленточный барабан и цепляя новый. Он никогда не экономил боеприпасы. Щелчок металлической скобы, лязг затвора и будоражащая мелодия длинной очереди крупным калибром.
***
Проснулся от прикосновения к плечу. Ноль указал на винтовку и вернулся к ограждению.
— Что там?
— Наш новый знакомый привёл друзей.
Оу, даже не знаю, что больше удивительно. Речевой оборот биоробота или прибывшее подкрепление. На улице семь горилл медленно продвигаются короткими перебежками. Занимают позиции и обследуют первые этажи, группами по двое. Пока седьмая прикрывает их с улицы.
А вот это совсем не хорошо.
Если в небоскрёбе нас поймает сплочённый отряд, пиши пропало.
— Да твою мать...
— Устранить?
Я прикусил губу. Пока что эти создания знают только об одном выстреле и костре на крыше. А судя по тому, как они рыщут по улице, подозревают засаду и не знают, что нас двое и мы на самом верху. Открой огонь и сразу раскроем позицию и численность. С другой стороны, что нам остаётся? Договариваться? Увольте. Тактика выдает спецов, а они церемониться не будут, особенно если сразу не вняли предупреждению.
— Да.
Ноль прильнул к винтовке, щелкнул переключателем ЭМ-ускорителя и открыл огонь. Винтовка с протяжным гулом выплюнула стальные шарики, разогнанные до сверхзвуковой скорости. Не могу разглядеть, попали или нет, но биоробот двигает стволом и жмёт на спуск, как самый настоящий автомат.
— Четверо устранены. — Наконец доложил Ноль, убирая винтовку и подключая кабелем к броне. — Пятый ранен. Остальные скрылись в здании.
— Отлично. Теперь меняем позицию. — Сказал я, указывая на соседнее здание, этажей на двадцать ниже нашего.
Достал из потухшего костра и быстро накарябал на полу позывной, поколебавшись добавил короткое описание места встречи. Если уж чужие доберутся сюда, то не смогут прочесть наш язык. Товарищи же получат хоть какую-то зацепку. Ноль подхватил меня, придерживая левой, а правой держа винтовку. Начал спускаться по лестнице, держа оружие наготове.
Верп моргает жёлтым и красным. Надо будет расспросить, что обозначают эти цвета. Бок болит, не так сильно, как до «операции», но движения сковывает, а тратить стимулятор не хочу.
— Кто это может быть? — Спросил я.
— Кто угодно. — Ответил ИИ. — Здесь нет особого смысла давать названия видам. Особей редко бывает достаточно много, так что это просто Разумные.
— Ага, значит есть и Неразумные, и Собиратели плоти.
— А ты проницателен.
— И чем нам грозит встреча с разумными?
— Ну... в данном секторе, скорее всего грабёж и... приманка.
— Приманка?
— Ну да, когда придут Собиратели, проще бросить им мясо и убегать. Хотя, теперь скорее всего вас убьют, а я прикинусь сломанным компьютером. Я в этом очень хорош, мне даже и стараться не надо.
Пролёт за пролётом, запыленные коридоры, холодный бетон и стук шагов, сплетающийся с гулом крови в висках. Ноль двигается осторожно, готовый открыть огонь сразу же. Мы спустились на подвальный этаж с выходом на «парковку», когда столкнулись с «гориллой». Существо оказалось облаченным в обтекаемый панцирь из матового металла. Вскинуло руку, длинную, как весло. Ноль швырнул меня на землю за остов автомобиля, а сам прыгнул за другой. От удара о бетон в глазах потемнело. Место, где мы стояли, в дверном проёме взорвалось. К потолку взметнулась каменная крошка и пыль. Звуковая волна стеганула по ушам с такой силой, что мне пришлось распахнуть рот. Иначе барабанные перепонки лопнут.
— М... звуковое оружие. — Хмыкнул Верп. — Ну, удачи, а я пока отключусь. Не хочу повредить оставшиеся сенсоры.
Мигающий экран потух. Я, ругаясь про себя, встал на колено, выхватил нож. Горилла водит рукой, выбирая, на ком сконцентрировать огонь. Я трижды быстро вдохнул и выдохнул, вцепился свободной рукой за остов и рывком поднялся. Сразу же рухнул на колено, а металл надо мной вогнулся от страшного удара звуковой волны. Меня оглушило на мгновение, из носа побежала кровь. Ноль же повторил манёвр, сразу после выстрела пришельца. Грохнула короткая очередь и гориллу отшвырнуло на пол.
Броня на груди и животе треснула. Явно предназначенная для защиты от совершенно иного оружия.
Сильные руки подхватили меня, как мешок, перебросили через плечо. Боль в боку вспыхнула сверхновой, затмила разум, но я только замычал, роняя слюну на спину товарища. Ноль побежал, придерживая меня одной рукой. Осталось полторы гориллы, только если к ним за время спуска не прибыло подкрепление.
Выезд с парковки забит машинами, покорёженными неведомой силой, у самого выхода асфальт оплавлен и красуется глубокой воронкой. Трясясь на плече и почти теряя сознание, разглядел внутри авто скрюченные скелеты. Едва ли похожие на человеческие, скорее на помесь лемура и змеи.
Ноль на миг замедлился, торопливо оглядываясь и, выбежав наружу, метнулся по дороге к зданию на другом конце улицы. К тому, где я расправился с механоидом. За спиной взвизгнуло и асфальт метрах в двадцати от нас взметнулся облаком щебня. Похоже просто убежать не выйдет.
Две гориллы выскочили из-за угла, а одна из соседнего здания. Навели на нас руки.
Солёный ветер обдувает лицо, треплет плащ за спиной. Эллион сидит на поваленном дереве, у подножия холма, и наблюдает за восходом. Небо светлеет, звёзды гаснут одна за одной, а Младшая Сестра отступает за горизонт. Водная гладь впитывает ночной мрак, сохраняет в глубине. Лучи солнца вспарывают облака, бьют в спину.
Курьер положил ладонь на горло и откашлялся, собрал горькую слюну и сплюнул под ноги тёмный комок. Яд покидает тело, а его место занимает нечто иное. Будоражащие и побуждающее к действию. Костяшки чешутся от желания ударить.
— Что ты со мной сделал?
Ветер подхватил вопрос, унёс за спину к вершине холма. Чёрный бриллиант ёрзает на груди, устраиваясь между мышц. Травы гнутся к земле, с кончиков на ботинки срываются капли росы.
— Ничего особого. Поднял уровень гормонов, проституировал селезёнку, печень и костный мозг.
Эллион сжал кулаки, медленно разжал и поднялся. Спрашивать о целях доставки не в правилах церкви Илмира. Хотя очень хочется. Впервые он доставляет демона. Чувствует себя героем детских сказок. В которых нечисть просила курьеров о доставке проклятых вещей. Как правило, конец у таких историй был печален.
— Мне нужно закончить текущую доставку. — Сказал илмирит, поправляя плащ и направляясь вдоль холма в лес.
— Мы так не договаривались!
— Мы договорились, что я доставлю тебя в столицу. Даты в договоре не было.
Демон замолк, а бриллиант ощутимо нагрелся.
— Ладно, я ждал несколько тысяч лет, могу подождать и ещё немного.
Утренний лес наполняется пением птиц, шорохами и стуком. Эллион идёт быстро, почти переходя на бег. Внутри тела клокочет, органы ощутимо двигаются, а мышцы переполняет взрывная сила. Сквозь переплетение ветвей на него взирает Старшая, постепенно бледнея сливаясь с голубым небом.
Нос улавливает ароматы свежей похлёбки, сквозь какофонию леса проступают голоса. Курьер прорвался через кустарник и выметнулся на широкую поляну, заставленную походными шатрами. От пары костров на него обернулись небритые, только проснувшиеся мужчины с мисками в руках.
Семеро, двое в фарфоровых масках без узора. Луниты откинули похлёбку, ухватились за кинжалы. Эллион налетел на них, одного с разбега пнул в лицо. Под подошвой звучно хрустнул фарфор и кость. Развернулся ко второму и ребром ладони рубанул по кадыку. Мужчина согнулся схватившись за горло, рухнул на колени, хрипя, завалился набок. Эллион наступил пяткой на горло и палцы, переместил на неё весь вес и повернулся к оставшися «охотникам».
***
Ринзара пьяна, уже который день. Красные волосы растрёпаны, а под глазами набухли тяжёлые мешки. На столе перед ней громоздятся тарелки и кувшины, напротив, лицом в стол, спит очередной товарищ по запою. Она даже и не знает его имени, но это не важно. Главное, что он вскидывает стакан и внимательно слушает. Ну... вскидывал и слушал.
Мастер отравительница откинулась на спинку стула, оглядела таверну мутным взглядом, едва удерживая голову. Посетители её не замечают, ведь наступает момент, когда пьяная женщина перестаёт привлекать мужчин. Над камином повешена голова лося с обломанными рогами. Вместо глаз стеклянные шарики.
Подняла руку и закрутила кистью, подзывая слугу. Почти грохнулась об столик, едва удержалась на стуле, вцепившись в кувшин вина.
Она убила любовь всей своей жизни. Не просто убила, а заставила мучиться, страдать от боли хуже которой нет. Он был благодарен за это, но сути не меняет... не могла отпустить, не могла простить равнодушие к себе.
В который раз запустила ладонь под плащ и нащупала ряд колб, стеклянных и стальных. Яды, от легких, что вызывают диарею, до мгновенно убивающих. Хватит крохотной капли, чтобы убить взрослого мужчину... А ей хватит и просто понюхать.
Достать колбу с тремя насечками на пробке, поднести к носу и глубоко вдохнуть... Быстрая смерть и, возможно, Илмир сжалится над ней. Может быть, сама Селена направит к душе Эллиона?
Женщина зажмурилась и убрала руку от ядов. Нет. Слишком просто. Владыка знаний не простит бегство от обязанностей, а госпожа любви не потерпит такого пренебрежения чувствами в угоду долгу.
Не обрести ей счастья, ни в жизни, ни в любви... Угораздило ведь. Было столько вариантов, столько красавцев, но сердце выбрало этого чурбана.
Взяла кружку и заглянула внутрь, на остатках вина отражается лохматое чудовище. Залпом опрокинула в себя и вновь огляделась. Где носит этого служку с новым кувшином?
Перед столиком стоит курьер в белом плаще, внутренняя служба культа. На левом рукаве две красные ленты.
— Чего тебе? — Протянула Ринзара, едва ворочая языком.
— У начальства к тебе вопросы, сестра.
— Я рада за них, но мне нечего сказать, на всё что могла уже ответила.
Курьер подтянул стул и сел рядом с ней. Сбоку подошёл слуга, молодой парнишка, но белоплащный отмахнулся от него. Ринзара раздражённо замычала, попыталась ухватить за рукав, но схватила воздух. Свесилась со стула и упёрлась в пол ладонями. Брат молча выждал, пока она выпрямится и сказал:
— В докладе ты утверждала, что отравила курьера Эллиона смертельным ядом, антидота к которому нет.
— Да...
— Также, ты утверждала, что смерть наступит в течение недели и выбор был сделан из уважения. Ведь святой подвижник должен завершить последнюю доставку.
— Ага. Чего ты хочешь от меня? Разбередить рану?!
Ринзара хлопнула по плечу, но ладонь ударила о грудь, скользнула до живота. Отравительница сипло засмеялась, качнулась назад и почти опрокинулась. Курьер придержал за локоть. Лицо у него широкое, а хватка стальная.
— Вчера курьер Эллион перебил лагерь наёмников близ долины Мардока.
Женщина вздрогнула, озадаченно посмотрела в глаза, силясь сфокусироваться.
— Это... это невозможно. Срок... он должен только блевать кровью и едва ползать...
— Тем не менее выживший утверждает, что он был более чем здоров.
— Не может быть...
Белоплащник медленно поднялся, в полумраке сверкнули наручники. Две пластины с цепью и болтами по бокам.
— Курьер Ринзара, я вынужден просить вас пройти со мной на трибунал. Вы можете оказать сопротивление, но это будет расценено как признание вины. Протяни руки.
Ринзара вперила в него мутный взгляд, сощурилась и медленно вытянула руки, сведя запястья.
— Прошу, красавчик, с тобой хоть...
Холодный металл ожёг кожу, мужчина сноровисто затянул болты, сдавив запястья. Взялся за цепь и потянул за собой к выходу.
***
Роан остановился на вершине холма, приобнял Тишь. Впереди вздымаются базальтовые башни, защищающие вход в священную долину бога войны. По оживлённому тракту к ним тянутся воины-паломники, алчущие благословения в месте, где божество ступало на землю.
Долину занимает храмовый комплекс, похожий на крепость, и ристалища, засыпанные золотым песком.
Воздух дрожит от боя барабанов и рёва рогов, музыка войны. Горят костры, на них готовят священную еду солдат. Перловую кашу с мясом.
— Мы дошли! — Выдохнул парень, схватил Тишь за талию и поднял, кружа на месте. — ДОШЛИ!
Поставил на траву и повернулся к Эллиону... ветер гонит по траве зелёные волны к далёкому лесу. Роан прикусил губу, отвёл взгляд и пошёл вниз к скоплению паломников. Меч покачивается на поясе в такт шагам, постукивает по бедру. Есть в этом нечто оскорбительно обидное. Курьер сделал для него столько, жертвовал собой и... теперь он мёртв или умирает в корчах. Остаётся надеяться, что успед доставить юнного сквана в долину.
— Доставка окончена. — Прошептал Роан. — Ты справился, мой друг.
На ходу достал из кармана горсть монет и по одной высыпал в траву. Груз доставлен, оплата выдана... Монеты исчезают в густой зелени, а из-под ног выскакивают толстые кузнечики. Мимо пролетела пёстрая бабочка.
Башни разрастаются, вершины подпирают голубое небо, а над ними нависло тёплое осеннее солнце. У их подножья устраиваются путники, разжигают костры и готовятся к очищению. Мужчины выстраиваются вокруг огня. Под чутким надзором жрецов вытягивают руки над пламенем и чиркают ножом по ладони.
Роан коснулся меча двумя пальцами, провёл по рукояти к навершию и взялся за пояс. Один путь закончен, но начинается другой куда сложнее и... кровавее.
Игорь поправил ненавистную шапку, стараясь не касаться огромного помпона. Смахнул пушистую снежинку, нагло опустившуюся на кончик носа, и огляделся. Туристический город покрыт снежной пеленой, через которую проступают аляповатые здания, будто украденные из другого, настоящего, города. По тросу фуникулёра медленно спускается кабина, похожая на новогоднюю игрушку.
Свет от множества кафе и магазинов заливает улицу, подсвечивая дорогу туристам. На углу большой лопатой орудует дворник в оранжевом жилете. В стороне стоит снегоуборочная машина, увязшая в сугробе.
Игорь шмыгнул носом и в который раз взмолился, чтобы в эти каникулы в Красной Поляне не было никого из школы! Если его увидят с этим дурацким помпоном, то на всю жизнь станет изгоем. Хорошо бы из номера вообще не выходить, но терпеть подвыпивших родителей сил нет. Особенно их ссоры и лживые слёзы матери.
Сквозь снег пробивается музыка из одного кафе, динамики нещадно хрипят, захлёбываясь снежинками. Мальчишка шагает мимо красочных витрин, засунув руки в карманы и рассуждая, чем себя занять. На удивление, в курортном городке мало развлечений для детей. Вот и остаётся гулять, выжидая момента, когда мать позвонит. Она всегда звонит, обрывая телефон. Отец предпочитает общаться через сообщения, за что Игорь ему искренне благодарен.
Снегопад сказочный, снежинки огромные, как лохматые бабочки, кружат и медленно опускаются под ноги. Старый снег скрипит под ботинками, а под подошвой угадывается корочка льда. Мимо величаво проезжают автомобили, свет фар конусами пробивается через снежинки.
Игорь остановился перед окном кафе, на витрине разложены свежие булочки, а вывеска обещает горячий кофе и чай. Можно зайти туда, но так не хочется. Он в новом месте, стоит прогуляться и осмотреться. Благо городок крохотный, даже метро нет. Деревня скорее.
Вид домов, жмущихся друг к другу по обе стороны от реки, вызывает странное чувство фальши. Кичливого обмана. Вот, смотрите, здесь настоящий курорт, как в этом вашем Куршавеле!
Дома за рекой едва различимы, а за ними вздымается заснеженный лес. Вот он вызывает интерес. Манит к себе тайнами и обещанием приключений. Над мальчишкой, шелестя лопастями, пролетел дрон, исчез в снегопаде.
В задумчивости остановился на широком мосте и, оперевшись об ограждение, посмотрел на реку. Вода тёмная, полная снега и кусочков льда, бежит вниз к настоящему городу на побережье.
На холодной ряби отразился парнишка в пуховике и шапке с огромным помпоном. Игорь торопливо отвёл взгляд и задумался, а не срезать ли это убожество. Нет, мать так отчихвостит, что потом месяц сидеть не сможешь. Но... шапку можно потерять! Да, дети часто теряют вещи. Упал в снег, катаясь с горки и всё. Но где найти горку?
Оглядевшись, в просвете меж домов увидел склон горы с прекрасной снежной горкой. Местные, но скорее дети других отдыхающих, успели укатать её до зеркальной гладкости. Идеально!
Игорь поспешил к ней, на ходу придумывая отговорки для матери. Отец-то поймёт и так.
Дома создают странное ощущение необитаемости. Ну не могут люди жить в таком аляповатом убожестве. Тёмные окна взирают на мальчишку, смело шагающего по свежевыпавшему снегу.
Единственные звуки — это его дыхание, плеск воды за спиной и скрип снега под ботинками.
Горка вызывает дикарскую оторопь и желание поскорее взобраться на вершину. Широкая, с бортиками изо льда. Вокруг снег пестрит красочными конфетти и воткнутыми трубками-фейерверками. Кто-то что-то отмечал. Игорь поднялся по снежной лесенке, стараясь не поскользнуться и хватаясь за борт горки. Уселся на плоской площадке, даже через слой одежды чувствуя холодный и скользкий лёд.
С этой точки горка кажется исполинской, почти бесконечной. Оттолкнулся руками и понёсся, лавируя на неровностях льда, почти перелетая через бортики. С разгона влетел в свежий снег и, перевернувшись, зарылся лицом в снег. Кожу обожгло холодом, Игорь вскочил и засмеялся.
Холодный воздух запутался в волосах, выпил капельки пота. Ладонь прошлась по волосам, стряхивая снежинки. Мальчик огляделся, для видимости выискивая шапку. Но среди взрыхлённого снега нет ничего! Успех! Нужно ещё пару раз скатиться, для достоверности, и можно возвращаться. Вдали на той стороне моста медленно проехал автомобиль. Парень остановился на лестнице, наблюдая, как свет фар пронзает пелену падающего снега. Чёрное авто развернулось и медленно поехало вниз по улице, превратившись в пару размытых красных огней.
Игорь поднялся до середины, остановился растереть щёки и уши.
— Ай-ай-ай. Нехорошо так поступать с подарками.
Голос густой, с хрипотцой. Мальчик резко обернулся и уставился на мужчину, стоящего у подножия лестницы. Высокий, одет в чёрную водолазку и штаны. Он будто появился из ниоткуда. Взгляд зацепился за вереницу свежих следов, тянущуюся от деревьев за домом. Одну руку держит опущенной, кисть покачивается значительно ниже колена. Другую поднял и покачивает указательным пальцем, длинным и тонким, как карандаш. В сумраке на узком лице, в обрамлении чёрных волос, сверкают жёлтые глаза.
— Игорь, ты плохой мальчик. Мама ведь старалась, выбирала эту шапку.
Незнакомец поднял вторую руку и покачал шапкой.
— Она мне не нравится! — Выпалил Игорь, разворачиваясь всем телом и притоптывая.
Вопроса о том, кто это и почему его знает, даже не возникло. Только страх, что незнакомец расскажет матери о попытках «потерять» ненавистную шапку!
Желтоглазый покачал головой, уголки губ пошли в стороны, обнажая крупные зубы, спрятались где-то за ушами.
— Это не важно, Игорь. Давай, я отведу тебя домой, уже поздно. Шапку больше не теряй, мама ведь обидится.
Мальчик судорожно сглотнул, а незнакомец протянул шапку, почти дотянувшись с первой ступени. Ухватил за край и дёрнул, попытавшись отскочить. Он не знает кто это, никогда не видел, никого похожего! Да и откуда у людей, такие жёлтые глаза!
Незнакомец удержал трофей, лицо исказила хищная гримаса. Огромная пятерня вцепилась в руку Игоря, сдавила. Мальчик заорал, истошно, навзрыд.
— А ты умнее, чем кажешься. — Прошипело чудовище и рвануло на себя.
***
Снег нежно-розовый, но если убрать верхний слой, кроваво-красный. Я опустился на корточки перед горкой, кривясь от обилия свежих следов. Закурил. Нет ничего более согревающего на морозе, чем горячий дым. Кончик сигареты трещит и освещает место преступления сильнее утреннего солнца.
За спиной подход к ледяной горке перекрывает патрульный бобик. Скучающий полицейский курит, облокотившись о крыло. Напарник сидит в кабине и общается с кем-то по рации.
Я ещё раз оглядел горку. Кровавый след начинается с середины и тянется до конца, вчерашний снегопад скрыл большую часть следов. Но можно догадаться, что красный пунктир уходит в лес.
Вгляделся в ночной мрак, сохранившийся меж деревьев. Мрачно и без ожиданий. Мальчик, скорее всего, мёртв. Столько крови потерять, в таком возрасте и на холоде.
— Ну, нашли что новое господин детектив? — С лёгкой издёвкой спросил полицейский.
Ему явно надоело торчать тут без дела, но и оставлять меня одного на месте преступления нельзя.
— Ничего. — Вздохнул я поднимаясь.
— Я же говорил.
— Ну, всегда лучше посмотреть самому. Есть новости от поисковых отрядов?
— Не, по нулям.
Стряхнул пепел в сторону и повернулся к машине, ещё раз оглянулся на горку. Что могло так ранить ребёнка здесь? Утопленное в лёд лезвие? Осколок бутылки? Вспомнилось, как в детстве наступил на такой, спрятавшийся в озёрном иле. Крови тоже было прилично... но раз след уводит в лес. Значит, ребёнка туда утащили. Сам бы он туда не побежал. Но кто и зачем?
— Свидетели? Всё-таки непоздняя ночь была.
— Ну, мы ещё вчера нашли двоих. Один мимо проезжал, а другой снимал видео с дрона.
— Дай угадаю, никто не видел само похищение?
— Да, но... тут скорее волк утащил.
— Волк?
— Ну да, самый обычный, кавказский волк. Вот только без шуток.
— Хм... честно, не думал, что здесь они водятся.
— А чего им не водиться? Леса, горы, реки, настоящий рай. Правда, раньше они были только возле Сочи и Туапсе, а нынче вот, по всему краю.
— Н-да.
Я стряхнул пепел под ноги, задумчиво осмотрел кровавый снег. Не похоже на волка.
— А вам московским это всё в новинку.
— Ну да, всё больше одичавшие собаки беспокоят.
— А как так получилось, что вы тут так быстро оказались?
— Смешная история, — вздохнул я, качая головой и затягиваясь. — Наняли следить за отцом.
— Жена?
— Тёща.
— Н-да, дела...
— Ну, деньги есть деньги. Авось когда нибудь заработаю на отдых в этих местах.
— Не, дешевле в Дубай слетать, сам так делаю.
Отбросив бычок забрался на заднее сиденье. Порывшись в карманах, достал телефон и начал перелистывать сообщения.
***
Телефон нашли в пяти километрах от Красной Поляны, в окрестностях Экоцентра. Подвешенным на низкую ветку. Батарея, несмотря на холод, жива и экран отображает двести семьдесят пять пропущенных звонков от матери. Если это сделал волк, то это чертовски умный волк.
Я осмотрел фотографии места и поднял взгляд на мужчину, сделавшего их. Молодой, но с заметной проседью. Он сидит напротив меня, в здании бывшей пожарной части, спиной к древнему обогревателю. Раскалённые пружины ярко светятся в полумраке. В коридоре хрипит радио, а сам мужчина, то и дело касается рации. Взгляд задумчивый и направлен сквозь меня и стены, прямиком в лес.
— Так вы тоже думаете, что его волк утащил? — Спросил я, откладывая снимки.
— Нет, волки не вешают телефоны на деревья.
— Это мог сделать любой турист, я слышал их немало зимой.
— Не там. — Мужчина покачал головой. — Место в стороне от маршрутов, даже от всхода к вершине.
— Тогда кто мог это сделать? Местные?
— Можно и так сказать...
— Георгий, давайте говорить прямо. Я не хочу вас отвлекать, я тоже хочу найти мальчика.
— Да-да, просто... это прозвучит безумно. Понимаете, побережье Чёрного Моря — это особое место.
— Я слушаю.
Георгий вздохнул и покачал головой, достал из кармана камуфляжной куртки пачку сигарет. Вытряхнул одну и сразу сунул в зубы. Прикурил, выдохнул дым на стол.
— Как я и говорил, особое место. Вы знаете, сколько туристов прибывает ежегодно?
— Даже гадать не буду.
— В прошлом году было семнадцать миллионов, — вздохнул Георгий, покачивая сигаретой. — В этом не меньше и это непиковые цифры.
— К чему в это?
— К тому, что люди боятся неизвестного. Леса Сибири, Дальний Восток или Амазонка с Африкой. Опасаются тех дебрей, таящегося в них зла, а наш тёплый край в расчёт не берут.
— Всё ещё не понимаю... — Пробормотал я.
— Да так, есть в этих лесах, что-то плохое. Недоброе, если хотите. Люди пропадают каждый год, без вести, но порой мы находим их части. Руки, ноги... головы. Спустя годы, свежие.
Я вздохнул и покачал головой. Байки.
— Не верите? Ну и правильно, вера в такое не красит человека. Да и я сомневаюсь, что это связано. Всё-таки зима.
— А зимой Зло спит?
Георгий проигнорировал едкий вопрос, протянул мне сложенную карту с красной пометкой.
— На всякий случай проверьте здесь.
— Что там?
— Дерево. Высокое такое. Колхидский клён.
— И что в этом дереве может мне помочь?
— Обувь. — Вздохнул Георгий и отвёл взгляд, выдохнул дым в пол. — Если там будет обувь мальчишки, то значит ОН забрал его.
Я молча поднялся из-за стола, сделал шаг к выходу из кабинета. Раздражённо взял карту и не прощаясь вышел.
***
Солнце пересекло зенит и стремительно опускается к горам, готовое спрятаться за ними и нырнуть в Чёрное Море. В лесу гуляет промозглый ветер, гонит по слежавшемуся насту позёмку. Я вышел из машины, оставив на обочине и сразу провалился в снег до колена. Выругался и, кутаясь, пошёл по указаниям навигатора в телефоне.
Голые ветви скрипят на ветру, что приносит странные, призрачные шумы. Слежавшийся снег хрустит под ботинками. Небо лежит на ветвях, грязными тучами, упирается в склон далёкой горы.
На ходу похлопал по кобуре на рёбрах. Поднял ворот куртки. Походы не моя сильная сторона, да и газовый пистолет не шибко защитит от волков, но лучше так, чем ничего.
Скрюченные ветви тянутся ко мне, стараются ухватить за плечи, сорвать шапку. Приходится пригибаться и обходить засыпанные заросли кустарника. На снегу встречаются следы лап, птичьих, заячьих и... собачьих. Уж надеюсь, что собачьих.
Остановился перевести дыхание, дорога давно скрылась из вида и теперь меня окружает только зимний лес. Тихий, как мертвец. Звук собственного дыхания оглушает, а нервы щекочет острое чувство чужого взгляда. Даже не верится, что до моря рукой подать и совсем близко курортные центры и туристические тропы. Мир дик и враждебен.
Засунув руку под куртку, сжал рукоять пистолета и, набравшись уверенности, продолжил путь. Волосы на затылке шевелятся, а в шуме леса чудятся голоса. Они стенают, зовут на помощь, но стоит прислушаться, превращаются в скрип промёрзлого дерева.
Нужное дерево приметил издали. Слишком выделяется размерами. Старое, как сами горы, оно простирает скрюченные ветви далеко вперёд. На ветру трепещут обрывки лент, которыми задабривают духов. Подойдя ближе разглядел на каждой ветви обувь. Детские сандали, кеды и шлёпанцы. Будто безумный коллекционер развесил их с маниакальной тщательностью. Прямо перед глазами, на низкой ветви, покачиваются младенческие босоножки.
— Будут, будут босоножки, к чудо-дереву скакать, И румяные сапожки, С чудо-дерева срывать.
Строки полузабытого стихотворения сами сорвались с губ и повисли в промёрзлом воздухе. Я встал под деревом и, задрав голову, выискиваю искомые ботинки. На удивление узнать у родителей, во что был обут их сын, было сложно.
— Что же вы зеваете, Их не обрываете? Рвите их, убогие! Рвите, босоногие!
Я резко развернулся выхватив пистолет и ища источник голоса, хриплого и надтреснутого. Ствол мелко дрожит, перепрыгивая с одной цели на другую. Никого. Лишь ветер, снег и я.
— Эй! — Крикнул я, балансируя на грани паники. — Выходи.
Эхо пронеслось через лес и быстро затерялось в мёрзлой чаще и скрипе ветвей. Сглотнув колючий ком, медленно повернулся к дереву и судорожно выругался, сквозь сжатые зубы. На чистом снегу, прямо передо мной, лежат коричневые ботинки, связанные шнурками. Те самые.
Медленно попятился, стараясь разглядеть хоть намёк на следы, расслышать чужое дыхание. Краем глаза уловил движение, развернулся, но там лишь чистый снег и... шапка. Крупной вязки с огромным помпоном, запачканным спёкшейся кровью.
Ветер бросил в лицо снежную пыль, а вместе с ней эхо детского крика:
— Помогите!
Тонкий, исчезающий голосок, полный ужаса и боли. Я дёрнулся, но ноги сковал смертный холод. Внутренний голос вопит в ужасе, как обезьяна, падающая с ветки. «Ловушка! БЕГИ!».
Кто бы ни похитил мальца, он здесь, следит за мной!
Пальцы на рукояти пистолета побелели от напряжения и холода. Указательный подрагивает на спусковом крючке. Дыхание участилось в такт сердцу. Я медленно попятился по собственным следам, судорожно оглядываясь. Шорох падающего с веток снега, тонкий скрип и голос, зовущий на помощь, режут нервы раскалённым ножом.
— ПОМОГИТЕ!
По краю зрения нечто мелькает, но стоит развернуться и взгляд упирается в дерево с развешенной обувью. Обувка раскачивается, будто бывшие хозяева болтают ногами. Через гул крови в висках проступают звонкие смешки, что накладываются друг на друга и вот уже весь лес заполнен детским смехом.
Я побежал, не разбирая дороги. Падая, зарываясь в снег лицом и барахтаясь на четвереньках. Деревья смазались в сплошную серую полосу, а нечто скользившее по краю зрения переместилось за спину. Горячее дыхание опаляет шею, когтистые лапы хватают за ноги!
Со всего маху ударился плечом о дерево, развернулся увлекаемый инерцией и рухнул в снег. В животной панике вскинул пистолет... Лес пуст и тих. С веток от удара осыпается снежная пыль, искрится в лучах заходящего солнца. Дыхание вырывается из груди с хрипом и свистом, в груди клокочет.
Поднялся держась за ствол и не опуская оружие, кажущееся теперь бесполезнее, чем ничего.
— Помогите!
Детский голосок вспорол лесную тишь и раскалённой бритвой прошёлся по нервам. Я вздрогнул и повернулся на звук. От подножия горы... ребёнок зовёт на помощь, но это невозможно! Босой и раненный, он просто не мог дойти сюда... Дойти? Если его похитили, то могут держать в укромном месте.
Прикусил губу и, проклиная себя, пошёл на голос.
Солнце до половины скрылось за горой, и лес охватывает кромешный мрак. Почему я вообще это делаю? Испуганный, растерянный иду на помощь чужому ребёнку? Которой может быть уже мёртв. Нужно возвращаться, сообщить полиции! Я в который раз достал телефон и посмотрел на пустые деления индикатора сигнала. Ну конечно, МТС — главный спонсор смерти всех заблудившихся в лесу. Местами Тебя Слышно.
Голосок прерывается, заходится плачем и уносится ветром в сторону. Я прошёл мимо столбцов, отмечающих туристический маршрут, углубился в лес у подножия. Пока в зыбком полумраке не наткнулся на дольмен. Присыпанный снегом и оттого похожий на домик. Тёмный зев взирает на меня безучастно. Над каменной крышей склонилось старое дерево, сухое и мёртвое.
Ребёнок зовёт меня из каменистой расщелины за дольменом. Вход в неё усыпан следами. Я осторожно подошёл, последние солнечные лучи осветили узкий лаз в пещеру. Настолько узкий, что мне пришлось скинуть куртку, а свитер ободрался на плечах и боках.
Внутри сухо, темно и холодно.
Свет фонарика выхватил из мрака сглаженные стены, и потолок. Ребёнок надрывается из глубины, и эхо мечется, загнанной белкой, отскакивая от камня. По мере движения появляются глубокие засечки, следы от когтей и роспись охрой. Древний художник быстрыми мазками запечатлел людей, приносящих дары чем-то чёрному. Скот, фрукты и... дети.
Следом на камне отпечатки маленьких ладоней, опылённые охрой. Один, два, три... двести, тысяча, сто тысяч. Они покрывают все стены от пола до потолка. Накладываются один на другой. Проход расширяется, и тьма скрывает от меня остальной узор. Голос затих.
Засмотревшись, наступил на нечто мягкое и мокрое. Замер, боясь посмотреть вниз. Осторожно посветил и выругался. На полу лежит детская куртка, порванная и пропитанная красным. А рядом с ней совсем свежий отпечаток ладони. Впереди вместо криков появилось жадное чавканье, сопровождающееся отвратительным звуком, будто рвут мокрое полотно.
Я сделал шаг, замер и... пересилил себя и сделал второй. Звериная часть мозга вопит об опасности. Разумная молчит, отказываясь воспринимать происходящее, а я иду вперёд.
Луч света выхватил из темноты фигуру, склонившуюся над каменным алтарём. Почти человеческую, но с длинными лапами. Которыми она рвёт нечто лежащее на голом камне. Рвёт и жадно запихивает в огромную пасть.
Оно застыло и медленно поворачивается. Свет отразился от окровавленной морды, сверкнули круглые жёлтые глаза. Змеиная пасть распахнулась, обнажая ряд клыков, загнутых внутрь.
Я закричал, истошно и тонко. Выстрелил и выронил телефон. Последняя вспышка и мир погрузился во тьму.
***
Георгий молча протянул мне сигарету. Трясущимися руками взял и кивнул, когда огонёк зажигалки подпалил кончик. Пальцы покрыты коростой спёкшейся крови, кончики почернели от обморожения. Я их не чувствую. Я вообще ничего не чувствую. Будто в той пещере тварь сожрала часть души.
Тело болит, ободранное и обмороженное. Плечи укрыты толстым одеялом, а рядом на столе стоит полная кружка кофе.
— Так ты... видел его?
— Не знаю, что видел...
В сознании вспыхнул образ жёлтых глаз и перекошенного, почти человеческого лица. Я судорожно затянулся и затряс головой.
— Надо что-то делать!
— Делали. — Вздохнул Георгий, отхлебнул кофе и вздохнул вновь. — Делали, да без толку.
Я замолчал. Пытаясь вспомнить, что произошло после падения телефона. Разум замкнулся в себя, закрыл воспоминания, подменив тьмой. Будто потерял сознание и очнулся уже на дороге. Может оно и к лучшему.
Стряхнув пепел, коснулся глубоких ран на лице и шее. Будто полоснули связкой ножей. На кончиках пальцев осталась кровь.
— И всё-таки. — Пробормотал я. — Надо что-то делать.