Axebattler

Ночь пахнет кровью и страхом. Девочка бежит через лес, спасаясь от чудовища. Оно убило её родителей на дороге, нагнав повозку, а теперь идёт по следу беглянки, стряхивая кровь со спады. Лес обступает девочку, хватает за платье и волосы скрюченными ветвями. Башмачки давно слетели с ног, и хворост впивается в ступни до крови. Девочка сломя голову пересекает полосы лунного света, мелькая в них, словно ожившая картина, и растворяясь во мраке. Антрацитовые волосы развеваются за спиной призрачным шлейфом.

Чудовище идёт по следу степенно, принюхиваясь к аромату свежей крови. Сапоги из мягкой кожи бесшумно ступают по ковру из прошлогодних листьев, оставляя красные оттиски.

Беглянка запнулась о корень и покатилась по листьям и зарослям папоротника. Череп у темени взорвался ослепительной вспышкой и болью. Девочка запоздало вскрикнула и сжалась в клубок, накрыв голову ладонями, меж пальцев выступила горячая кровь. Вот и всё. Она прожила немногим дольше родителей... В уголках глаз закипают слёзы, к горлу подступает колючий ком.

Она отняла руки от раны, и кровь побежала свободней, пропитывая волосы и придавая антрациту алый блеск. Кое-как поднялась и стиснула рукоять ножа — подаренного отцом перед отбытием в Ватиканский приют. Потерпеть всего год разлуки, пока родители в поездке... кто же знал, что всё обернётся так?

Тонкие, дрожащие пальцы сжали рукоять из сандалового дерева, до боли, до белых костяшек. Струйка крови пересекла лоб, упёрлась в бровь и скользнула по ней к виску.

Чудовище приближается. Медленно, пересекая лучи лунного света, пробивающиеся через кроны. Элегантный камзол застёгнут на все пуговицы, кроме последней. Пугающе длинные руки покачиваются в такт шагу, правая сжимает спаду с крестовой гардой. По клинку стекает густая, почти чёрная в серебряном свете, кровь. Лицо монстра прячется в тени... но глаза горят золотым огнём. Словно две капли расплавленного металла.

— Дитя... — Проскрипело чудовище, направляя меч в грудь девочки.

Рука и клинок пронзили несколько лучей света, и остриё коснулось изорванной и грязной ткани. Девочка отмахнулась ножом, металл лязгнул о металл, но спада даже не дрогнула. Чудовище улыбнулось — темнота под светящимися глазами раздвинулась, открывая крупные, как у коня, зубы.

— Дитя, — повторило оно, — ты хочешь сразиться? Твой отец был кузнецом, не фехтовальщиком, даже не бретёром. Да и ты, трусливо убежала, когда он пытался остановить меня. Так почему же решила драться сейчас?

Остриё меча застыло у самой груди, и лунный свет рассыпается искрами, разрезаясь о него. Девочка резко повернулась боком, скользнула вдоль клинка и прыгнула на монстра. Вложила в удар весь вес и скорость. Нож устремился в живот, пробил плоть и погрузился по рукоять. Беглянка врезалась в мужчину, как в стену, и упала на землю. Воздух выбило из груди жалким всхлипом, а сама она едва сдержала плач.

Чудовище успело подставить руку.

Нож пробил ладонь и застрял как булавка. Мужчина медленно поднял руку к глазам, оглядев выступившую под лезвием кровь, и опустил взгляд на ребёнка.

— Ха... Как я и думал, никакой техники, но чутьё есть и храбрости крупица. Хорошо, с этим можно работать.

Он опустился на корточки и свет упал на лицо: вытянутое, обрамлённое волнистыми чёрными волосами. Серые глаза потеряли фосфорическое сияние и смотрят на жертву с холодным любопытством. Будто псарь решает, оставить щенка или бросить в ведро с водой. Девочка ответила прямым взглядом, страха в котором не осталось. Только ненависть и принятие смерти.

— Дитя, ты хочешь стать сильнее? — Мужчина небрежно вырвал нож из ладони, перехватил за кончик и протянул беглянке. — У тебя есть выбор, либо вернуться в приют, либо уйти со мной. Так что ответь, ты хочешь стать сильнее?

— Я...

— Да или Нет.

Голос хлестанул, как удар плети, веки девочки дрогнули, а окровавленное лицо исказила гримаса. Беглянка взяла нож, на миг взглянул в лицо врага. Так, близко, будет легко пробить висок... нет, она умрёт раньше, чем замахнётся. Не для того отец и мать спасали её, не для этого они погибли. Нет. Она станется сильнее и убьёт эту тварь, принявшую облик человека!

— Да! — Выпалила девочка. — Я хочу!

Улыбка расширилась, открывая острые, почти звериные клыки. Мужчина кивнул и поднялся.

— Чудно. Напомни, как тебя зовут, дитя?

— Луиджина...

— Гаспар ди Креспо. — Чудовище небрежно поклонилось, прижав ладонь к левой стороне груди. — Отныне ты моя дочь и ученица. Луиджина ди Креспо. Пойдём, нам стоит заняться обучением.

----

Солнце беспощадно прокаливает пустырь на окраине города, выжигая любой намёк на краски или влагу. Белокурый мальчик, едва ли шести лет, сверкая голубыми глазами, отбивает удары палкой, другой палкой. Слишком большой и толстой для детских рук. Его противник, седой и тощий, как лоза, старик наседает. Под градом ударов мальчишка пятится к кирпичной стене старого склада.

По лицу струится едкий пот, заливает глаза, но ребёнок не пытается даже моргнуть. Свежие ссадины и синяки красноречиво напоминают, чем чревато отвлечение.

От каждого шага из-под ног взлетают облачка едкой пыли. Дерево трещит, ударяясь о дерево, а старик наращивает темп. Удары отдаются дрожью в костях и локтях, урона не наносят, но выбивают последние силы.

Мимо прохода на пустырь ходят горожане, некоторые косятся на тренировку, кто-то останавливается посмотреть. Но большинству нет дела до забав нищих. Пусть занимаются чем угодно, лишь бы милостыни не просили.

Мальчик увернулся от очередного выпада, прыгнул на старика метя в плечо. Палки сшиблись с сухим стуком, от которого заледенели кости предплечий. Мальчишка навалился всем весом, стремясь продавить блок и достать учителя... Старик повернулся на одной ноге, встал боком, и ученик пролетел мимо, нелепо вскинув руки и выронив «оружие». Растянулся в горячей пыли, жадно хватая ртом воздух.

— Дино! — Прорычал старик, склоняясь над ним. — Ты опять увлёкся! Помни, чем тебя учили. Действуй быстро, но теряй головы. Увлёкшийся мечник — покойник.

Орландо медленно сел, потёр ушибленное плечо — старик стукнул, пока тот падал. Скривился и поднялся, зыркая на учителя волком.

— Так нечестно! Как я должен учиться, если ты только и делаешь, что бьёшь меня?!

Старик вздёрнул одну бровь, глядя на мальца, как на заговорившего таракана. Его фигуры перекрывает солнце, и на мальчишку падает густая тень. Свет скрывает черты лица, но ученик по опыту знает, что дальше не будет ничего хорошего.

— А ты научишься лучше, — вкрадчиво заговорил Серкано, — если я дам себя бить?

— Ну... эм... так будет честно!

— Честно... ЧЕСТНО?!

Серкано дёрнул рукой, и палка со свистом устремилась в голову юнца. Орландо едва заблокировал, выставив «меч» под углом, иначе вся сила удара отбросит палку в голову. Завертелся, уворачиваясь от злобных выпадов, грозящих если не переломом, то ушибом. От стука дерева закладывает уши, а каждый блок выбивает остатки сил, вместе с брызгами пота, на землю. Ветхая одежда сползла с плеча, открыв ещё детский, но уже обтянутый сухими мышцами торс.

— Честно?! — Рычит Серкано, обрушивая удар за ударом. — О чём ты вообще говоришь?! В бою нет честности, нет правил, нет ничего кроме мастерства! Ты либо победишь, либо сдохнешь! Честности захотел?! Сейчас я тебе покажу, какой мир честный!

Очередной удар прошёлся по плечу и сорвался лохмотья, остатки повисли на поясе, перехваченные ремнём. Орландо скалится, блокирует и отступает, не способный пробиться через шквал атаку. В отчаянии попытался подловить палку мастера на противоходе, тычком придав ей ускорение и рванувшись в контратаку... Серкано дёрнул кистью, и палка, сменив направление, врезалась в плечо. Орландо вскрикнул и выронил «оружие», зажал ушибленное место, шипя и пятясь.

— Вот она честность мира! — Рычит Серкано, положив палку на плечо и наступая на ученика. — Я сильнее, быстрее и опытнее тебя. Так что забудь этот бред про честность и дерись.

— А если я не хочу?!

— Ты сдохнешь.

В это раз Серкано ударил наотмашь, не вкладывая силы, но ребёнку и такого хватит. Орландо слегка сдвинул голову, и палка прошла рядом, едва царапнув кожу, понеслась дальше, увлекая за собой старческую руку. Мальчишка бросился на учителя замахиваясь, и... согнулся пополам от удара ногой в живот. Упал на колени, изо рта по подбородку потекла мутная слюна.

— Недурно. — Заключил Серкано и, отбросив палку, похлопал в ладоши. — Можешь отдохнуть до вечера, а там продолжим.

— Есть хочу... — Пробормотал мальчик, потирая живот, не то от голода, не то, пытаясь унять боль.

— Это можно.

Под стеной в тени от козырька крыши лежит мешок со всеми вещами. Которых всего ничего. Серкано сел, скрестив ноги, и жестом фокусника достал свёрток промасленной бумаги. Орландо плюхнулся рядом, жадно глядя на скорое угощение. Учитель развернул, и мальчишка жадно втянул носом невероятно сочный аромат. На ладони учителя лежит большой ломоть чёрного хлеба с кусочками фруктов.

— Ешь. — Сказал Серкано улыбаясь. — Это твоё.

— А где твоё?

— А я утром поел.

Мальчишка вгрызся в хлеб, жадно, отрывая зубами куски и глотая, как утка не жуя. Старик наблюдает за ним, привалившись спиной к стене. Прогретые солнцем кирпичи отдают тепло в старые кости, и того начинает клонить в сон. Но нельзя, сегодня ещё много дел, даже не считая обучения. Мальчишку надо кормить, надо и самому есть, хотя бы раз в пару дней. Но ребёнку еды нужно больше и далеко не один хлеб.

Молодое тело требует мяса, жира, иначе оно не разовьётся, не нарастит тугие мышцы. Не обретёт смертельную гибкость и скорость... увы. Тренировки могут быть сколь угодно жестокими и эффективными, но без нормальной еды они бесполезны.

Проблему надо решать или он попросту загубит пацана. Пусть тот и неродной.

— Серкано? — С набитым ртом пробубнил Орландо.

— Чего?

— У тебя татуировку видно... — Ученик проглотил едва кус хлеба, кажется, на свету видно, как тёмный комок скользнул в горле.

Серкано торопливо опустил взгляд и только сейчас заметил порванный рукав. Кожа давно ссохлась, но старая, успевшая из чёрной стать синеватой, надпись читается отчётливо.

— Ат мажориум дей глориам? — Пробубнил Орландо, ведя пальцем по татуировке и потешно сдвигая брови. — Что это значит?

— Ад майо́рем де́и глёриам. — Поправил старик. — Ничего это не значит.

— А зачем тогда ты её сделал?

— Молодой был, глупый. — Вздохнул Серкано, оборвал рукав и замотал татуировку, туго затянул и вновь откинулся на стену, наслаждаясь теплом.

Орландо повторил фразу, словно пробуя на вкус, задумался, но молодая голова плохо держит мысли. Вновь вернулся к хлебу. Старик посмотрел на него из-под припущенных бровей. Одежда — рваная тряпка. Кожа на рёбрах натянута до треска, щёки впали. Так больше продолжаться не может. Да и он сам не молодеет, если Костлявая придёт раньше, чем пацан выучится... то считай, зря прожил последние годы и гонял беднягу до седьмого пота.

— Мы уходим. — Вздохнул Серкано, держась за стену и поднимаясь.

— В церковь? — С надеждой спросил ученик, сжимая последний кусок хлеба. — Там сегодня должны похлёбку раздавать...

Старик покачал головой и кивнул на стену.

— Мы уходим из города, к морю. Там не так жарко и... — Серкано вновь вздохнул, явно борясь с собой. — Будет работа. Ну и еда получше.

Глаза мальчика вспыхнули уже на слове «море». Он подался вперёд и горячо прошептал:

— А оно далеко? Мы прямо сейчас?

— Прямо сейчас же, — Серкано ухмыльнулся и потрепал мальца по волосам. — Чего тянуть? А по дороге ещё и поохотимся!

Автор:
Автор.Тудей

Телеграмм (ссылки оставлены смеха ради, всё равно никто и никогда по ним не проходит)