Патология
… Будь ты другим и имей черты
другие, и, пряча дрожь,
по лестнице шёл бы такой как ты,
ты б уже поднял нож.
И.А. Бродский
В то утро внимание людей, толпившихся на автостанции Каменногорска, ненадолго привлёк оглушающий визг тормозных колодок – это сверкающий серебристый «Лексус», совершая манёвр, едва не сбил бездомного. Впрочем, вины водителя тут не было – бомж по кличке Каштан, будучи в состоянии алкогольного опьянения, уже мало что соображал и возник прямо перед капотом иномарки буквально из ниоткуда.
Забулдыга примиряюще замахал перед опешившим водителем руками, потом деловито поправил засаленный кургузый пиджачок и, пошатываясь, неспешно ретировался, распространяя вокруг себя удушающий аромат перегара и давно немытого тела.
Человек, сидевший за рулём, проводил бездомного тяжёлым взглядом, потом вдруг изменился в лице и резко тронулся с места, изрядно напугав стоящих на автобусной остановке людей.
— Тьфу ты, едрит твою налево,- плюнул вслед иномарке какой-то дедок,- понакупят говна и гоняют, как бешеные. Совсем с ума посходили!..
Возмущённые граждане, выражая солидарность со слегка помятым оратором, одобряюще загудели, и в адрес автолюбителя полетели отнюдь не лестные эпитеты.
Впрочем, мужчине в идеально скроенном костюме к подобному было не привыкать, ведь в своё время он наслушался о себе предостаточно – «гнида», «фашист», «сволочь» и даже экзотическое по провинциальным меркам «шайтан».
***
А тем временем в двухстах километрах от тихого Каменногорска, почти в самом центре Москвы, негодовал главред газеты «НестандART». Алексей Александрович, ритмично постукивая каблуками дорогих ботинок, раздраженно мерил шагами просторный кабинет, затем подошёл к столу и ткнул пальцем в кнопку селекторной связи:
— Решетникова ко мне, быстро!..
Через пару минут господин Логинов буравил тяжёлым взглядом своего визитёра.
— Ну что, Константин Юрьевич,- процедил главред, угрожающе барабаня пальцами по столу,- дела у вас, откровенно говоря, не очень... Может, в отпуск пойдёте, обстановку смените, а?..
— Могу написать заявление по собственному,- Решетников спокойно поднял на шефа большие карие глаза.
— Ну зачем так сразу,- великодушно хмыкнул Алексей Александрович, откинувшись на спинку кресла,- я ведь даже не намекал… но дела твои и впрямь хреновые, Костя. Тексты сырые, сюжеты - пресные. Говно, одним словом, а не сюжеты… Про успехи отечественного животноводства и то читать интереснее. В общем, так. Я всё понимаю, но вечно прикрывать твою жопу не могу. Да и не хочу. Ты отдохни недельку-другую. А там посмотрим. Понятно?
— Понятно. Могу идти?
Главред небрежно махнул рукой:
— Вали уже. Глаза б мои тебя не видели…
***
— А сейчас к главным новостям… В резонансном деле, которое потрясло всю страну, наконец поставлена точка: экс-менеджера «Red Bank» по делу о двойном убийстве суд приговорил к четырнадцати годам колонии. Подробности у моего коллеги Антона Кривцова.
Решетников невольно повернулся к телевизору. На экране появился корреспондент, совсем молодой парень с карикатурно-серьёзным лицом, и начал бойко вещать:
— Суд приговорил к четырнадцати годам лишения свободы бывшего менеджера «Red Bank» Рината Сайфутдинова, который в феврале этого года расстрелял в заброшенной психлечебнице двух человек. По данным следствия, Сайфутдинов сначала опоил потерпевших алкоголем, в котором растворил высокую дозу снотворного, затем вывез своих жертв в здание бывшей психиатрической клиники на окраине подмосковного Каменногорска и хладнокровно расстрелял из принадлежащего ему охотничьего ружья. Отбывать наказание Ринат Сайфутдинов будет в исправительной колонии строгого режима. Кроме того, суд частично удовлетворил гражданский иск родственников потерпевших, взыскав с осуждённого три миллиона рублей в качестве компенсации морального вреда. О мотивах, побудивших мужчину совершить жуткое двойное убийство, ничего не известно. Вместе с тем источник, близкий к Следственному комитету, сообщил, что обе жертвы Сайфутдинова ранее работали в упомянутой больнице – Маргарита Симакова занимала должность главной медицинской сестры, а Анатолий Сергиевский – врача-психиатра...
В глубокой задумчивости Решетников щедро сыпанул в кофе соль вместо сахара, попробовал напиток, чертыхнулся и вылил получившееся пойло в раковину.
История Сайфутдинова интересовала его давно. В первую очередь потому, что события произошли в его родном Каменногорске. Пацаном он часто бродил по печально известной Лесной психушке и хорошо помнил, когда именно лечебница стала объектом городских легенд. Это случилось практически сразу после пожара – в марте 2001-го местный лесник обнаружил на заборе клиники тело некоего Романа Нечипоренко, решившего свести счёты с жизнью (позднее самоубийцу окрестят Висельником, которого с завидной регулярностью станут видеть бродящим по лесу с петлёй на шее). О происшествии не писал разве что ленивый. А гибель Нечипоренко стала первой в череде последующих смертей - загадочных и не очень.
Повинуясь любопытству, Решетников сел за ноутбук. Сеть пестрила сухими сообщениями об убийствах и несчастных случаях, периодически происходивших на территории психбольницы.
«Потерял много крови, врачи прогнозов не дают». Жена Андрея Марченко, ранее пропавшего в Каменногорске и обнаруженного на территории печально известной заброшенной больницы, рассказала подробности произошедшего…».
«Тринадцатилетний подросток разбился насмерть, упав с третьего этажа сгоревшей психиатрической клиники…».
«Тела четырёх бездомных с ножевыми ранениями обнаружены в здании бывшей психиатрической лечебницы. Возбуждено уголовное дело…».
Мужчина откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и уставился в окно.
Интересно получается…
Каменногорск.
Место, где много лет назад он расстался со своим не очень счастливым детством.
Место, где жил отчим и женщина, которую у Решетникова язык не поворачивался назвать матерью. В семнадцать юных лет он наконец покинул дом, который будто давил ему на грудь тяжестью дореволюционных стен, и уехал в неизвестность – покорять большую и своенравную Москву.
С тех пор прошло почти двадцать лет. И Константин по пальцам одной руки мог пересчитать, сколько раз за всё это время он разговаривал с так называемыми «родителями».
И вот сейчас случай снова толкает его на старые улочки Каменногорска, где время, кажется, так и застыло где-то в середине «нулевых».
***
Поздним вечером тринадцатого января двухтысячного года двое здоровенных санитаров тащили упирающегося гражданина Чернова куда-то вниз. Пациент кричал и извивался, но в глубине души прекрасно понимал – сопротивление бесполезно.
Один из провожатых открыл тяжёлую металлическую дверь, из глубины коридора потянуло холодом. На потолке противно гудел ряд длинных ртутных ламп. У облупленной стены стояла каталка, на которой валялась куча какого-то тряпья в отвратительных жёлто-бурых пятнах.
Чернов обмяк в мощных ручищах своих конвоиров, окончательно потеряв волю к сопротивлению. Теперь его уже не вели, а несли – ноги тщедушного пациента безвольно волочились по бледно-зелёному кафельному полу. В нос ударил слабый запах хлорки и чего-то кислого, тошнотворного.
Вскоре троица достигла двери в конце коридора, выкрашенной белой краской и напрочь лишённой каких-либо опознавательных знаков. Ни номера кабинета, ничего.
Пациента втащили в небольшое помещение без окон. Непонятно откуда лился мягкий, приглушенный свет. В комнате стояла кушетка, у стены располагалось кресло и небольшой стол, за которым сидел человек в белом халате. Перед ним были разложены какие-то бумаги.
— Развяжите,- коротко велел санитарам врач.
Подчинённые, переглянувшись, молча освободили пациента от пут смирительной рубашки.
— А теперь оставьте нас.
— Игорь Олегович, вы… уверены?- осторожно поинтересовался один из санитаров.
— Уверен. Вы же будете себя хорошо вести, да, Алексей Андреевич?- доктор ласково посмотрел на больного.
Тот лишь угрюмо кивнул.
— Вот видите,- лучезарно улыбнулся коллегам человек в белом халате,- всё хорошо. Можете идти.
Молодые люди убрались вон. Плотно закрыли за собой дверь, сели на старые деревянные стулья в коридоре и стали ждать дальнейших распоряжений.
Тем временем доктор Парамонов начал священнодействовать.
— Прилягте, пожалуйста, на эту кушетку,- мягко обратился он к пациенту,- вот так, хорошо… Не бойтесь, здесь никто не причинит вам вреда.
Его речь текла плавно и спокойно. А ещё вдруг откуда-то умиротворяюще зашумел прибой. Чернов не знал, откуда шёл этот звук – то ли из его собственной головы, то ли из невидимых глазу динамиков.
— Закройте глаза...- тихо произнёс Игорь Олегович. Голос у него был чрезвычайно приятный – глубокий, бархатный.- Успокойтесь... Вы постепенно успокаиваетесь… каждая клеточка вашего организма, каждая клеточка тела... успокаивается… Все тревоги, заботы, страхи и волнения рассеиваются... Вы всё меньше фиксируете на них внимание... Все окружающие звуки отдаляются от вас... они уходят всё дальше и дальше... Вы не воспринимаете никаких посторонних раздражителей... Их – нет… Вы слышите только меня… Только меня…
Игорь Олегович говорил долго. Его голос, казалось, заполнял собой всё окружающее пространство, улетал в космос, соприкасаясь с самими звёздами, окутывал сверкающим бриллиантовым туманом далёкие галактики и тлеющее в бесконечности Небытие.
— Вы не чувствуете холода… Не ощущаете ледяного ветра… Вам тепло и хорошо… Вы не чувствуете холода… не чувствуете… холода… Он – ничто для вас… А сейчас вы медленно встанете, не открывая глаз… я поведу… поведу вас… ничего не бойтесь, я – с вами…
Накинув на плечи дублёнку, врач поднял меховой воротник, открыл неприметную низенькую дверь и осторожно вывел пациента во внутренний двор. На улице бесновалась метель. Столбик термометра тем вечером опустился ниже двадцати пяти градусов.
Чувствуя, как быстро леденеют в легких кожаных туфлях ноги, Парамонов с любопытством исследователя смотрел на больного, только что ставшего подопытным.
Тот безучастно стоял на холоде в одной пижаме, погрузив в снег босые ступни, и молчал, уставившись в темноту совершенно пустыми глазами.
Спустя полтора часа врач внимательно осмотрит больного, всё еще находящегося в состоянии глубокого транса, и не обнаружит у подопытного ни малейших признаков обморожения и переохлаждения.
Санитары молча уведут безропотного Чернова в палату, уложат его на скрипучую кровать, а доктор Парамонов проскользнёт в кабинет своего коллеги Владлена Савенкова, плотно закроет дверь и торжествующим шёпотом провозгласит:
— Владлен, у меня получилось! Это просто невероятно!..
***
В не самом благополучном районе Каменногорска, среди серых хрущёвок да облезлых деревянных бараков, чудом уцелевших аж с послевоенных времён, серебристый «Лексус» смотрелся откровенно вызывающе.
Респектабельного вида гражданин вошёл в подъезд дома № 5 по Большой Литейной улице, по-джентльменски попридержав дверь перед какой-то старушкой. Затем, уткнувшись носом в надушенный ворот рубашки (в воздухе разливался невыносимый аромат кошачьей мочи), мужчина поднялся на третий этаж и позвонил в одну из квартир, дверь которой была обшита дешёвым, видавшим виды бордовым дерматином.
— Кто?- глухо поинтересовались из глубин жилища.
— Открывай, Владлен.
Створка медленно распахнулась. В образовавшейся щели показалось бледное, измождённое лицо хозяина.
— Игорь?!.- севшим голосом произнёс он. В слезящихся глазах, покрасневших и воспалённых, заплескалось нечто, похожее на испуг.
— Как видишь.
— Зачем пришёл?
— Витенька, кто там?- вмешался в беседу высокий женский голос. В коридоре показалась худенькая блондинка в заношенном махровом халате. Пережжённые краской волосы были стянуты на макушке в идиотский куцый хвостик.
— Это ко мне,- буркнул хозяин, вышел на лестничную клетку, запер за собой дверь и со странной смесью страха и раздражения воззрился на визитёра:- Чего надо?
— Я к тебе по делу.- Глаза незваного гостя, похожие на два кусочка тёмного янтаря, в упор смотрели на собеседника.- А ты – «чего надо»… Грубо, Владлен. Нельзя так.
— Мне не до церемоний,- огрызнулся Савенков. Выглядел он неважно – бледный, как смерть, и худой, словно узник концлагеря.- Так зачем ты пришёл?
— Сегодня утром я видел Чернова.
Вздрогнув, будто от удара током, Владлен в изнеможении привалился к стене. На лбу мужчины выступили капельки пота.
— Невозможно... Ты уверен, что это был именно он?
— Абсолютно. Родимое пятно в области левого виска. Я сразу его узнал, хоть он, конечно, и изменился…
— Где это было?- отрывисто спросил собеседник. Лицо его из белого превратилось в землисто-серое.
— На автостанции. Он бомж. Насквозь проспиртованный грязный бомж, но…
— Но?
— Но он всё равно опасен. Ты же понимаешь. Мы столько лет пытались отыскать хоть кого-то из них… И всё без толку. А тут… В общем, это шанс, Владлен. Шанс, который нельзя упустить.
— И что ты предлагаешь?
— Решать проблему, что же ещё.
— Как?- тихо спросил Савенков. Больше всего на свете этот уже немолодой человек с целым букетом болезней боялся, что остаток его тихой размеренной жизни будет разрушен внезапным появлением призраков далёкого прошлого.
— Как-как... догадайся сам. Эксперименты возобновить не представляется возможным по целому ряду причин. Значит, выход из создавшейся ситуации может быть только один - Чернова необходимо убрать.
— Ты сошёл с ума! Зачем? Ему и так никто не поверит!..
— Пораскинь мозгами!- Визитёр начал потихоньку закипать.- Россказням пьяницы действительно грош цена, но способности, Владлен!.. Способности наших пациентов говорят сами за себя!.. Чудо ещё, что это до сих пор не стало достоянием общественности! В противном случае мы бы тут с тобой не беседовали! И потом – архив. Мы до сих пор не знаем, где он! Ты хоть представляешь, что будет, если эти сведения придадут огласке?
— Ты предлагаешь снова начать поиск документов, которые, возможно, погибли в огне?.. Так, что ли?
— Для начала я предлагаю избавиться от Чернова. А архив… с архивом потом разберёмся.
Владлен отчаянно замотал головой:
— Нет-нет, Игорь, в это меня не впутывай. Я не убийца.
Гость некоторое время молчал, потом смерил своего болезненного собеседника высокомерным взглядом и хмыкнул:
— Что ж… Понятно. Ладно, иди ешь свои паровые котлетки. Без тебя разберусь. - И он, брезгливо поджав губы, ушёл.
… В тот день рядом с обшарпанной дверью квартиры № 11 ещё долго витал в воздухе столь непривычный для этих мест аромат тонкого дорогого парфюма. Вечером он станет поводом для очередной семейной драмы - Николаич из десятой спьяну не разберётся в причинно-следственных связях и украсит лицо своей благоверной очередным фингалом.
— Шалава!- будет негодовать поддатый гражданин.- Мужиков в мой дом, значит, водишь, у-у-у, падла!..
***
Узкие улочки Каменногорска были залиты солнцем. Усиленно отгоняя от себя мысли о прошлом, Решетников пытался сосредоточиться на старинных церквушках и домах, но получалось из рук вон плохо. В конце концов он бросил эту идиотскую затею и стал думать о насущном. В первую очередь необходимо было отыскать хоть какой-нибудь отель. К счастью, он обнаружился буквально в соседнем переулке и носил незамысловатое название «У Карины».
За стойкой скучала миловидная полноватая девушка лет двадцати пяти. Увидев потенциального клиента, она заметно оживилась:
— Здравствуйте! Чем могу помочь?
— Добрый день…- Мужчина бросил быстрый взгляд на бейджик,- Екатерина. Мне бы номер… есть у вас свободные?
— Да, да, конечно! Могу предложить люкс…
— Меня вполне устроит стандарт. Главное, чтобы там был интернет и кондиционер.
— Да, конечно, есть свободный. Но в стоимость люкса включен завтрак! У нас очень вкусные завтраки, и…
Ценой огромного усилия Решетников сдержался и тихо произнёс:
— Мне нужен стандарт. Не люкс, не полулюкс, а стандарт. Обычный стандарт. Понимаете вы, нет?..
— Хорошо, хорошо,- смутилась администратор,- сейчас… будьте добры ваш паспорт.
Журналист молча протянул документ.
— Вы к нам в город по работе или?..- мягко поинтересовалась девушка, пытаясь сгладить неловкость.
— Или,- отстранённо ответил Решетников, глазея на стены, увешанные копиями старинных фотографий каменногорских окраин. Забавно, что за долгие годы ландшафт большинства из них практически не изменился.
***
Из окна номера открывался весьма недурной вид на город. В отдалении чётко просматривался огромный лесной массив, в глубине которого стояла легендарная Лесная психушка, как называли её местные. За многие десятилетия своего существования больница обросла огромным количеством легенд – от откровенно бредовых до вполне реалистичных.
История усадьбы, в которой располагалась клиника, началась в самом конце девятнадцатого века. На излёте столетия какой-то местный фрик по фамилии Сумароков строит себе уединённый особняк прямо в лесу, и перебирается туда вместе с дочерью, худосочной болезненной особой неполных пятнадцати лет. Зачем фабриканту понадобился здоровенный дом в такой глуши, не знал никто, но у богатых, как говорится, свои причуды, и вопросов ни у кого не возникало, до тех пор, пока в окрестностях не стали пропадать люди, преимущественно – молодые и здоровые крестьянки. В общем, девки продолжали загадочным образом исчезать, народный гнев вместе с подозрениями – укрепляться, и однажды люди, устав от бездействия властей, решили действовать сами - с вилами и дубинами наперевес они ворвались в особняк, но тот был пуст. И, судя по всему, уже очень и очень давно. Крестьянских девок так и не нашли, хозяев – тоже, и стояло поместье никому ненужное, пока в двадцатые годы советская власть не открыла в нём психиатрическую лечебницу.
Бытовало мнение, что в клинику ссылали неугодных и ставили на них какие-то опыты. Многие пациенты подобного научного рвения не выдерживали, и вскоре больница якобы обзавелась даже небольшим собственным крематорием.
Решетников хорошо помнил историю своей одноклассницы, которая хвасталась тем, что её бабушка работала там не то медсестрой, не то санитаркой. Замогильным голосом Юлька вещала о том, что больница – настоящий секретный объект. На резонный вопрос, с чего это она взяла, девчонка лишь снисходительно хмыкала:
— Бабушка никогда о своей работе не рассказывала. А почему, как думаешь? Потому что секретность! Дурья твоя башка…
Тогда девятилетний Костик лишь недоверчиво пожимал плечами и молчал. А сейчас, спустя много лет, он сомневался. Скептик внутри него говорил: «А о чём бабка должна была рассказывать? О том, как больные вымазывают дерьмом стены или пытаются жрать стекло?..». Пытливый ум гнул противоположную линию: «А может, там действительно происходило то, о чём нельзя было говорить?..».
***
Некто Коротков, невзрачный на вид субъект, вышел из своей каморки с надписью «Ремонт обуви» и с наслаждением затянулся сигареткой.
— Да, я.- Неожиданно раздался совсем рядом чей-то раздражённый голос.- Да. Ага. В Каменногорске. Да будет тебе материал, будет. Про психушку. Ну а что, нормальная тема… Сказал же – сделаю…
Коротков повернул голову и увидел молодого мужчину, сидевшего на летней веранде кафе. Неизвестный тянул холодный коктейль и одновременно разговаривал по телефону.
Вскоре посетитель расплатился и вышел из заведения. Коротков, секунду поколебавшись, осторожно отправился вслед за ним.
***
— Э, уважаемый, закурить не найдётся?
Решетников резко обернулся. Перед ним стоял изрядно потасканный гражданин - худощавый, небритый, в трениках с «пузырями» на коленках. Но ногах мужичка красовались стоптанные шлепанцы. На фалангах заскорузлых рук угадывались размытые синие узоры.
«Этого ещё не хватало»,- вздохнул журналист и принялся непроизвольно нащупывать в кармане перочинный нож. Незнакомец это заметил, хмыкнул и смачно харкнул на сухой растрескавшийся асфальт:
— Да не ссы, не трону. Психушкой интересуешься?
— А тебе-то что?
— Мне-то?- Гражданин засунул руки в карманы, привалился к фонарному столбу и непринуждённо улыбнулся, обнажая жёлто-коричневые пеньки зубов,- мне-то - ничего. Но ты поаккуратней будь. А то многие, кто про эту больничку спрашивал, плохо кончили.
— Это ты мне сейчас угрожаешь, или что?
— И в мыслях не было,- хохотнул мужичок,- я так просто говорю. Отчего ж хорошего человека-то не предупредить.
— Ты что-то знаешь? Про больницу?
Собеседник осклабился:
— Может, знаю. А может, и нет.
Журналист достал из бумажника зеленоватую купюру.
— А так?
Незнакомец усмехнулся, ловко выхватил деньги и протянул грубую ладонь:
— На мента ты не похож. Это хорошо. Поладим. Меня, кстати, Колян зовут.
— Константин,- обронил Решетников и нехотя пожал протянутую руку, с трудом поборов желание тут же обработать свою ладонь дезинфицирующим гелем.
— Ты сам-то откуда? Чем занимаешься?- с любопытством поинтересовался новый знакомый, внимательно ощупывая Константина взглядом.
Вместо ответа тот молча протянул ещё одну купюру. Колян намёк понял и напирать не стал:
— Ладно… пошли покалякаем. Только не здесь.
Через несколько минут они свернули в тихий дворик. Мужичок присел на лавочку, достал из-за пазухи чекушку и протянул Константину:
— М?
— Нет, спасибо.
— Ну и зря.
Он ловко скрутил пробку и с наслаждением сделал глоток. Потом блаженно закрыл глаза и заговорил:
— Психушка тут долго простояла... А в декабре двухтысячного сгорела к херам. И никто её восстанавливать не стал.
Решетников никогда не задумывался, почему, и поэтому задал соответствующий вопрос. Колян лишь пожал плечами:
— А я почём знаю? Денег, наверное, не было. С пожаром вообще какая-то мутная история… Поджог это был или случайность – непонятно. Но полыхало там - будь здоров. И жмуров было предостаточно. Стали всерьёз трясти больничное руководство. Вскрылись многие неприятные подробности…- Колян замолчал, проводив взглядом толстого серого кота, гордо прошедшего мимо беседующих.
— Какие подробности?- Журналист мысленно приготовился услышать очередную байку про убийц в белых халатах.
— Какие, какие… Деньги они тырили. Причём в таких масштабах, что психам якобы зачастую жрать было нечего... В общем, в итоге прижали не только больничных лепил, но и весьма уважаемых людей из самого Минздрава,- Колян многозначительно поднял вверх указательный палец с грязным обломанным ногтем.- Говорят, они типа в доле были…
— А дальше что?
— А дальше всё,- развёл руками мужик, сделав очередной глоток беленькой,- кто-то отправился зону топтать, кто-то – отделался лёгким испугом, но… как оказалось позднее, на этом история не закончилась. Мой кореш, поисковик, рассказывал, что в середине двухтысячных наткнулся в тех местах на покойников. Двенадцать трупов в лесу, братан!.. Двенадцать!.. Всё ментовское руководство на ушах стояло. Дело засекретили вроде как, но кое-что в народ всё равно просочилось. Даже журналюги какие-то приезжали… Но их быстренько отсюда пинком под зад спровадили...
— Это правда? Про тела?- Решетников недоверчиво покосился на Коляна. Байки про опыты над людьми он знал наизусть, а вот про дюжину трупов в лесу слышал впервые.
— Зуб даю! Да и на хрена я тебе врать-то буду?
— В феврале этого года некто Сайфутдинов застрелил в психушке двух человек…
— Да знаю я,- усмехнулся Колян,- для нашего «Зажопинска» - событие века… Из каждого утюга про это базарили. Да только народ поговаривает, что дело-то непростое.
— Угу. Мотив преступления так и остался невыясненным. Сайфутдинов полностью признал вину, но на вопрос о причинах убийства твердил одно – «захотел и убил», что мне лично кажется маловероятным…
Колян окончательно опустошил чекушку, от души рыгнул и уставился на Решетникова мелкими поросячьими глазками:
— Я вот тоже думаю, что мокрухи без причины не бывает. Без причины вообще ничего не бывает… А по поводу больнички тебе бы с Каштаном побалакать. Пока этот хмырь до смерти не упился.
— С кем?..
— Ну Андреич,- пояснил собеседник. Ясности это не добавило.
— Я не…
— Да бомж он, на автостанции трётся.- снизошёл до решетниковского незнания Колян,- его пацаны местные как-то каштанами закидали – вот погоняло намертво и прилипло… У него ещё родимое пятно на морде – так что не перепутаешь.
«Родимое пятно… бомж с родимым пятном… Почему мне кажется, что я когда-то его видел?..»,- задумался Решетников, а вслух произнёс:
— Откуда он может что-то знать?
— У меня дочка раньше в городском социальном патруле работала… или как там его… ну, знаешь – обеды горячие для бомжей и всё такое… Так вот, Андреич ей постоянно что-то про ту психушку втирал, мол, провёл он там несколько лет, и много чего интересного может рассказать...
— И как? Рассказал?
— Без понятия. Его тарабарщину всерьёз-то никто не воспринимал… Колдырь он, а что с колдыря взять,- саркастически усмехнулся Колян, швырнув в помятую урну опустошенную чекушку.
***
Подпрыгивая на стыках бетонных плит, древняя «Нексия» бодро катила по дороге. Водитель, усатый мужичок чуть за шестьдесят, то и дело с опаской поглядывал по сторонам.
— Что-то не так?- не выдержав, поинтересовался пассажир.
— Не так… Скажете тоже…- Таксист мрачно покачал головой.- Тут всё не так… Не местный, да?
— Ну... в какой-то мере.
— Проклятое место. Больница эта... Вы тут что забыли-то?
— Я учёный,- бодро соврал журналист,- изучаю всякие феномены, которые пока не может объяснить наука.
— Учёный…- хмыкнул таксист, смерив пассажира скептическим взглядом,- не работают тут ваши законы, учёные. Вон в новостях постоянно пишут – то убили кого-то, то несчастный случай… Позапрошлым летом я сюда компанию студентов подвозил. Молодые, весёлые. Экстрима им, видите ли, захотелось.
— И?
— До сих пор ищут. Всё, приехали. Мой вам совет – убирайтесь отсюда до захода солнца… Тогда ещё есть шанс.
Водитель высадил Решетникова на заброшенной бетонке и газанул так, будто за ним гналась сама смерть.
Константин осмотрелся. Лес как лес, ничего особенно. Недалеко от дороги, среди стволов могучих сосен, угадывалось ограждение. Основательное, около трёх метров в высоту. Продравшись сквозь заросли дикой малины, мужчина подошёл к забору вплотную. Со времен детства тут мало что изменилось – всё та же облупленная бледно-жёлтая штукатурка, бесстыдно обнажающая ещё довольно крепкую кирпичную кладку, да гнутые металлические прутья, ничуть не скрывающие малоприятную атмосферу тотального упадка.
***
У стола, за которым сидел доктор Парамонов, стояла молодая девушка. Её губы были плотно сжаты, светлые волосы растрёпаны, а пальцы нервно теребили пуговицу на рукаве. В конце концов та не выдержала и оторвалась. Пациентка, ничуть не смутившись, немедля принялась за вторую.
— Нина,- мягко начал врач,- посмотрите на меня. Я хочу поговорить.
Вздрогнув, Клинцевич подняла взгляд и заметно напряглась.
— О чём?- отрывисто спросила она. Левый глаз больной задёргался.
— Вчера Соймонова, ваша соседка по палате… Она разбила кружку и сильно порезалась. Вы помните?
— Помню.
— Я хочу знать, что было потом. Что вы сделали?
Нина повернулась к говорившему спиной и замолчала. Парамонов поднялся и осторожно приблизился к ней. А потом легко коснулся покатого плеча. Это было ошибкой. Почувствовав мужское прикосновение, Клинцевич, повредившаяся рассудком после группового изнасилования, резко развернулась и набросилась на врача, успев изрядно располосовать ему лицо. В помещение влетели двое санитаров, дежуривших за дверью. Они ловко скрутили буйную.
— Ты,- кричала Нина,- это ты со мной сделал!.. Ты!.. Ублюдок! Ненавижу!.. Теперь их боль – моя!.. Ты тварь, Парамонов!.. Тварь!..
Игорь Олегович вплотную приблизился к ней, схватил пациентку за острый подбородок и, улыбнувшись, вдруг прижался губами к её бескровным сухим устам.
— Ты моё чудо, Ниночка. И я по-своему тебя люблю.
Девушку затрясло. Говорить она уже не могла, поэтому просто плюнула Парамонову в лицо. Он лишь усмехнулся, достал платок, и, утираясь, небрежно бросил санитарам:
— Уведите. И пусть ей вколют успокоительное.
Через несколько минут Игорь Олегович уже был в кабинете своего коллеги Савенкова.
— Эк она тебя,- хмыкнул Владлен.
— Ерунда…- отмахнулся собеседник,- главное, что метод снова сработал.
… А тем временем под действием сильнодействующих препаратов спала в своей палате скованная ремнями Нина.
Вчера, когда по заданию доктора Парамонова некая Соймонова разбила кружку и умышленно рассекла себе ладонь осколком, Клинцевич зажала рану и стала звать на помощь. Явившаяся дежурная медсестра обнаружила на полу и постельном белье алые пятна, но к своему немалому удивлению констатировала - больные целы и невредимы. Соймонову, кисть которой была в крови, тщательно осмотрели, но никаких повреждений не нашли.
Непосвященные из числа персонала не придали инциденту значения («Кровь, поди, носом у кого-то пошла») и быстро забыли о случившемся. И лишь те, кто всё знал, тихо перешёптывались в коридорах и замолкали, когда мимо проходил Игорь Олегович.
А через несколько дней один из подопытных, молодой человек двадцати двух лет, во время прогулки внезапно подбежит к груде какого-то строительного мусора, сваленного на краю прогулочного дворика, и напорется виском на торчащую из земли арматуру. Узнав об инциденте, врач Парамонов лишь брезгливо подожмёт губы и, крайне раздосадованный, уйдёт в свой кабинет.
«Идиот,- будет думать человек в белом халате, разочарованно глядя на историю болезни самоубийцы,- я научил тебя не бояться огня… а ты… неблагодарная сволочь, что же ты наделал…».
В разговоре с родственниками умершего психиатр назовёт смерть больного «трагическим несчастным случаем», присовокупив к своим словам сочувственный вздох.
***
Высаженные по бокам широкой аллеи кипарисы казались безмолвными стражами, которые взирали на непрошенного гостя с подозрением. В полуразбитых клумбах буйно разрослись сорняки, а в фонтане у главных ворот в изобилии валялись бычки, пивные бутылки и шприцы. Под ногами нещадно хрустел раздолбанный асфальт, битый кирпич и куски штукатурки. На будке охраны, примыкавшей к некогда красивым кованым воротам, красовалась кривая надпись.
— «Ад здесь»,- вслух прочёл Решетников и невольно усмехнулся:- звучит жизнеутверждающе.
Он достиг конца аллеи, и взору открылась сама лечебница, смотревшая на мир тёмными провалами выбитых окон. К центральному входу, украшенному растрескавшимися колоннами, вела широкая лестница с щербатыми ступеньками. Левая половина здания, частично разрушенная, была чёрной от копоти.
Стряхнув с себя странное оцепенение, он вспомнил детство, когда в компании друзей решил пощекотать себе нервы и посетить легендарную психушку. Из паранормального пацаны увидели здесь только двух праздно шатающихся бомжей. И кажется, у одного из них на лице было родимое пятно…