Посвящается ХЗБ, знаменитому недострою, сказочной Амбрелле, легендарной заброшке, породившей тысячи страшных городских преданий, забравшей десятки жизней, великому проекту, который не был воплощён. Посвящается дням нашей юности. Всем, топтавшим лестницы Ховринки, посвящается.

"И так будет со всеми, кто решит с нами поиграть".

Недавно проезжала мимо. На месте мрачного здания Амбреллы, зимой и летом утопавшего в спутанных тополях, высится огромный жилой комплекс. Интересно, кто будет здесь жить? Как им будет здесь житься? Вспомнилось пелевинское: как спится Жечкину на бывшей даче наркома Ежова? Впрочем, никто уже ничего и не вспомнит.

Ховринка, ХЗБ, Амбрелла. Самый жуткий, самый легендарный, самый притягательный заброс Москвы. Десятилетиями дающий приют сталкерам, неформалам, сатанистам, наркоманам, музыкантам и извращенцам. Собирающий кровавую дань с паломников, пришедших на поклон из самых отдалённых уголков России. Замёрзшее озеро в подвале, не тающее даже летом. Пугающие граффити, трупы жертв и бесконечность бетонных коридоров, прячущих смертельные провалы и ловушки. Пятна высохшей крови, битые бутылки, собачьи черепа и таинственные голоса, заманивающие в сердце недостроя. Запахи тлена, секса, марихуаны и мочи. Инициация, проверка на отвагу. На фарт. Сходи, испытай себя и своё бессмертие. Может, вернёшься. Повезёт, вернёшься именно ты.

А легенды? Никто не знает, где именно правда перетекает в сказку. Вполне реальные самоубийство Края, маньяк, охотившийся на девчонок, полумифический Нимостор и народное предание о сектантах, которых загнали в подвальные туннели и подорвали выходы. Что было на самом деле? Насколько ужасно то, что случилось? Концентрированные капли человеческого страха и страдания, испариной выступающие на перекрытиях. Мистика, мистика, мистика... Это я вам как живой современник свидетельствую. В 25-ом во все это слабо верится. Но так все и было.

У большинства ребят, выросших на севере Москвы, был свой юношеский роман с Амбреллой. И я, конечно же, не стала исключением. Помню, стоял декабрь, кое-где лежал снег, было сыро и пасмурно. Мы с пацанами подошли к воротам для грузовой техники. Где-то по рассказам были дыры в заборе, но иди-ка эти щели сыщи, а ворота прилегали к земле не вплотную, оставляя прогал в сантиметров тридцать. Пролезли и пошли вдоль забора, оставив по правую руку КПП с вечно подвыпившим сторожем.

Входя в здание, я дрожала от адреналина, густо замешанного на любопытстве, опасении и ожидании чего-то такого, чего не найти на наших обычных московских улицах, да и названия, быть может, никто и не придумал. Друзья разделяли мои чувства. Это проглядывало в блеске глаз и сдерживаемой суетливости, с которой они озирались. «Больница — это край чудес, зашёл в неё и там исчез» гласила надпись на крыше, куда мы отправились в первую очередь. Далее шёл полный обход всех заявленных «чудес», кто там был, тот знает, о чём я. Мемориал Краю, трупики собак, загадочные отметки «Нимостора», самая жуткая часть экскурсии, наконец, затопленные подвалы Ховринки. Считалось, что подвалы уходят вниз на много уровней и связаны подземными ходами с соседним зданием морга. Именно в них, согласно легенде, держали осаду окружённые ОМОНом сатанисты, держали, да так и остались плавать в ледяной тьме, буравя сквозь толщу бетонных перекрытий нас, живых, пришедших навестить их, взглядами навечно раскрытых глаз. Эх, надо бы сюда прийти ночью. Но не сложилось.

Двенадцать лет спустя я вспомнила о Ховринской больнице. Взрослая, очень взрослая уже тетя, я неделями просиживала в интернете выискивая хоть крохи новой информации о недострое, просеивала их, обнаруживая, что все это выдумки и чушь. Романтический флер заброса давно для меня развеялся, а вот слухи, окружавшие таинственную секту сатанистов, наоборот, вызывали живой интерес. У меня были доводы как за реальность существования такой секты, так и против. За правдоподобие легенды о «Нимосторе» выступало само время. Период с середины восьмидесятых до начала девяностых был богат на религиозные мистические психозы разного рода. Версию эту поддерживала статистика преступности района в те годы и воспоминания местных жителей. Против выступал здравый смысл и отсутствие каких-либо внятных данных. Изучая этот вопрос, я залезла в такие дебри, что волосы вставали дыбом. Меня заносило то на старые форумы, где в много лет назад обсуждались связанные с Ховринской сектой вопросы, то в чаты современных сатанистов, а то и на страницы психиатров и криминалистов, изучающих вопросы возникновения сект. Все это было тем и не тем, одновременно. Нужно было ехать на место событий, ещё раз пройтись по темным переходам, заглянуть в бездонные шахты и, глядя на облупившиеся от времени пентаграммы и куски текстов на несуществующем языке, выведенные краской по бетонным стенам, ещё раз задав вопросы, возможно, в этот раз суметь дать правильный ответ.

Поехала ночью. Дыр в заборе не искала, хотя, теперь, в эпоху интернета, все они были учтены и слиты в сеть, а пошла напрямую, к охране. Заплатив, вошла на территорию заброшенной больницы. Охранник учтиво предложил себя в провожатые, но я отказалась. Детскими страшилками меня было уже не пронять, а экскурсию я и сама могла бы ему провести. Крыша, мертвый Край и ребячливые граффити меня не интересовали. Тянуло в темную глубину крыла, где, согласно легенде, хитрые перекрытия скрывают тайные комнаты. Там, где собиралась кровавая жатва.

Стоны ветра в этажах без стен, шорохи в темных шахтах и скрипы лестниц, как и разбегающиеся из под ног тени, не беспокоили, такого добра в любом пустующем здании навалом. Отзвуки голосов и эхо шаркающих шагов не настораживали. Глупо думать, что я окажусь единственным гостем ночной больницы. Временами здесь шлялось по несколько разных групп за раз. Бомжей и наркоманов я не боюсь, неизвестно ещё, кому больше не повезет при встрече. Мистика покинула эти стены. Заброс был выпотрошен до основания. Обычная пустышка. Тайна умерла, ее больше нет. Раздраженная и разочарованная я вышла из мертвой больницы. Вызвала такси. С этого момента начались странности.

Стоило охраннику захлопнуть за мной железную створку ворот, я почувствовала тревогу. Центром сосредоточения этой тревоги была точка на позвоночнике меж лопаток, где явственно ощущалось соприкосновение с тяжелым, недобрым взглядом. В такси мне было страшно и неуютно, но этот страх был ничем по сравнению с ужасом, что я пережила, стоя у собственного подъезда, не отваживаясь потянуть на себя дверь и войти. Чувство чужого присутствия оставалось со мной в ярко освещённой кабине лифта. И дома мне не стало легче. Включив свет во всех комнатах, я не ложилась, беспрестанно бродила по комнатам, в желании удостовериться, что там нет никого кроме меня.

Утро было ослепительным, какими бывают московские утра исключительно в самом начале мая. Солнце заглядывало в окошко сквозь узорчатую молодую зелень ясеней. И все это цветущее великолепие виделось мне как на негативе — чем светлее было вокруг, тем больше сгущалась тень моего восприятия действительности. Ощущение мрачного присутствия сопровождало меня повсюду: в людном супермаркете, в такси, в уютном сквере. Среди прохожих, в кругу друзей и наедине с собой я продолжала зябнуть на ледяном потустороннем сквозняке из двери, которую сама того не сознавая, приоткрыла. Так прошло две недели. Без сна, без надежды, в постоянном страхе, объективной причины которому не было. На меня смотрели, за мной наблюдали, меня взвешивали. И сочли недостойной внимания. Все закончилось. Тот, кто исследовал меня, заскучал, зевнул и отвернулся. На память мне, патологически лишённой страха, осталось клеймо — панические атаки.

К строительству многопрофильной больницы в 1300 коек, небывалого по масштабу проекта, приступили в 1980-м. Через пять лет начали установку сантехники и оборудования, завезли мебель. В 1992-м стройку окончательно заморозили. Выяснилось, что строительство происходило на болотистой местности, поверх реки Лихоборки, что послужило основанием для неравномерной осадки здания. К 2017-у году корпуса ушли под воду на двенадцать метров и продолжали опускаться. Более тридцати лет больница оставалась заброшенной, притягивала к себе пытливые умы и собирала кровавую дань. 27 октября, через тринадцать лет после того, как я впервые ступила под своды Амбреллы, больницу снесли.

И все ж, как будет спаться Жечкину? Ужасно интересно узнать.

В переполненных районах Новосибирска снесут шесть школ, которые так и не были достроены — хотя на их строительство было потрачено 3,1 миллиарда рублей из бюджета. Здания признали аварийными. Их степень готовности — от 14 до 22 процентов.
По словам замгубернатора Романа Теленчинова, 15 мая власти подпишут контракт на снос. Через месяц на расчищенных площадках начнут возводить новые школы — теперь уже с другим застройщиком и с новым бюджетом в 3,8 миллиарда рублей.
Предыдущий застройщик — «Пятая концессионная компания „Просвещение“» — начал строительство в 2021 году. С тех пор школы так не достроили и они начали рушиться: в марте в Плющихинском микрорайоне на стройке обвалились конструкции и погибли двое рабочих, которые приехали осматривать площадку.
Генеральный директор компании Отто Сопроненко арестован, ему предъявили обвинение в мошенничестве. Как быть с уже потраченными миллиардами — вопрос открытый: в минстрое ограничились фразой «следствие разбирается».
Между тем, школы действительно были нужны: новые здания должны были разгрузить спальные микрорайоны города, где в школах на 1100 мест сейчас учатся по 4000 детей. Новый застройщик — «Новая школа» — принадлежит структурам областного правительства. Объекты обещают сдать к концу 2026 года.

С другой стороны обнаружился сторож, ошалело смотрящий на нас.
- У вас забор упал на ребёнка. - соображала я в тот момент плохо и сказала первое, что пришло в голову.
Сторож орал. Он исполнял про то, как задолбали его эти дети и как это нехорошо - гулять по ночам около заборов. Из цензурного в его речи не было ничего, даже предлогов. У меня отшибло родовую память про интеллигенцию не в первом поколении и прорезалась вторая половина нашего семейства. Я рассказала про то, как они сейчас сядут всем колхозом и будут хлебать баланду в перерывах между лесоповалом. А закусывать будут этим же забором, выковыривая его из тех мест, куда я его засуну.
- Простите. - тихо сказал сторож после окончания моей речи.
- Дети, вот этих всех слов говорить нельзя. - выдохнула я.

Пацаны смотрели с уважением. Припечатанный профлистом был сдан родителям и я предложила быть свидетелем на даче показаний. Бассейн достроили, дело о падающем заборе так и затихло, а вот как я его подняла вместе с балками - понимание до сих пор не пришло.