Мёртвые девицы. Посмотрели на тебя, и задали один немой вопрос: "Будешь моим женихом?" Будешь, будешь...
Фэндом: Славянская мифология.
Модели: Нейромантика, Nika Gerasimova.
Фотограф: Your Horror.
Ленин тоже употребляет это выражение:
… хочется сказать ему: предоставьте мёртвым погребать своих мертвецов. Никогда в России не было недостатка в людях, всю душу полагавших на создание теорий программ, выражающих интересы нашей буржуазии, выражающих все эти “долженствования” сильного и крупного капитала раздавить мелкий капитал и разрушить его примитивные и патриархальные приёмы эксплуатации.
– Ленин, Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Cтруве
Что оно означает? Фраза, как всегда, взята из Библии:
Рече́ же є҆мꙋ̀ і҆и҃съ: ѡ҆ста́ви мє́ртвыѧ погребстѝ своѧ̑ мертвецы̀: ты́ же ше́дъ возвѣща́й црⷭ҇твїе бж҃їе (Лк.9:60).
В переводе: «Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие».
В Библии речь о том, что бы похоронами занялись "мёртвые" - т.е. погрязшие в своей суетной конечности родственники, а возвысившийся до жизни вечной ученик не терял на это время, а занимался пропагандой - "благовестом". Очень, кстати , согласуется с категорией конечное -> бесконечное у Гегеля.
У Ленина (и Маркса) смысл тот же – предоставьте буржуазным деятелям ("мертвецам") выражать интересы буржуазии, не теряйте времени, занимайтест просвещением и борьбой за интересы более передового класса.
Хотя обычно выражение употреблялось не совсем в этом смысле, а в более размытом - не думать о прошлом, а стремиться в будущее.
Серое небо. Серые люди по серым лужам несутся на свою опостылевшую работу, с серой зарплатой и сомнительными перспективами. Крапает мелкий дождь. Не сильный, но противно тягучий, мелкими каплями тарабанящий в навес, из профнастила серого цвета, над головой.
Разбрызгивая лужи, оставляя на мокром асфальте следы, летят машины. Все куда-то спешат, торопятся, пытаются ухватиться за поручень последнего вагона жизни, что летит на огромной скорости мимо личной платформы каждого человека.
Кому-то удается схватиться за этот поручень и его жизнь кончается, так и не начавшись. Про таких говорят "рано ушел".
Это вам, стоящим на своих платформах, кажется, что рано.
Я то, один из тех, кто сумел ухватиться, точно знаю.
***
Утро было обычным. Сладкий чай с бутербродами, скобление морды лица бритвой и выход на улицу. Прижавшийся к бордюру, запыленный Рио - моя рабочая лошадка.
Нервный поток машин выносит к парковке офиса. Несколько этажей на лифте, полным хмурых людей. В офисе, как обычно, помятые лица, недовольное бурчание и звон чайных ложек в бокалах с кофе.
В помещение нашего отдела вошел шеф.
- Доброго утра, коллеги! - Весело он поприветствовал нашу братию и прошел в середину офиса. - Хочу донести до вас информацию. Прошу ближе.
Вокруг него столпились сотрудники, молча внимая вечно бодрому начальнику.
- По итогам работы отдела за полугодие, выявлено выполнение плана на сто десять процентов! Поэтому, руководство приняло решение, премировать весь отдел тремя оплачиваемыми выходными, а так же начислить каждому сотруднику персональную премию в размере равном вкладу в выполнении плана, согласно спискам поданным моим замом.
И тут я понял, что мне ни хрена не светит, кроме трех выходных. Как говорится, и на том спасибо.
- Все свободны. Сегодня вы уходите и возвращаетесь лишь в понедельник! - Шеф весело осмотрел сотрудников. - Слышите, что бы через полчаса тут ни души. Ясно?
Я поплелся к своему столу, как вдруг услышал:
- Меркулов, стоять, - голос шефа был холоден.
"Мне кирдык" - пронеслось в голове.
- Слушаю вас, Валентин Николаевич, - изобразил я улыбку.
- Отчет по тебе не внушает оптимизма, - начальник присел на краешек ближайшего стола.
- Ну, надо думать, - я невесело усмехнулся. - Ваш зам во мне души не чает, ровно с того корпоративна, где я ему всю морду в фиолетовый цвет разукрасил.
Шеф внимательно посмотрел на ногти своей правой руки и, резко вскинув голову, озорно посмотрел на меня.
- А что если я тебе скажу, что после отпуска ты возвращаешься в должности моего заместителя? - Он весело рассмеялся, увидев мое удивление. - Да, Олег уволен за подлог, а ты, Саша, теперь мой зам. Все, давай двигай домой, в понедельник переезжаешь в свой кабинет.
Я с благодарностью пожал руку Валентину Николаевичу и выскочил из офиса.
***
На стоянке, как обычно, было тихо - рабочий день в полном разгаре. Ряды автомобилей, припаркованных "ёлочкой", всех марок и цветов. Я подошел к своему Рио, нырнул в нагретый солнцем салон, пропахший одеколоном и сигаретами.
На выезде, как обычно, охранник, пенсионер МВД, Михалыч приложил руку к козырьку фирменной фуражки и открыл шлагбаум.
- Рановато вы сегодня, Александр Иваныч, - пока поднимался шлагбаум, вступил в разговор пенсионер.
- Так весь отдел отпустили, - я закурил.
- Знаю, говорят, работаете хорошо, - Михалыч кивнул и махнул рукой. - Проезжай.
Я посмотрел налево и медленно выехал на дорогу. Повернув голову вправо мельком заметил летящий по встречной огромный джип.
***
Было странно смотреть, как вытаскивают твоё тело из груды металла, что когда-то было автомобилем. Странно и страшно.
Болтающаяся голова, переломанные руки и ноги, одна из которых почти оторвалась. Вдавленная внутрь грудина не оставляла шансов на надежду.
Блеск солнечных лучей, отражающихся от стёкл и проблески от "люстр" спецтранспорта. Суета у тела, выкрики и команды сотрудников полиции. Растерянный Михалыч, дающий объяснения инспектору ГИБДД.
Я сел на бордюр и подставил лицо солнцу.
- Меня это теперь не касается, - громко произнес я, но стоящие рядом люди даже не повернули головы.
- Касается, еще как, - произнес кто-то рядом.
Повернувшись на голос, я увидел мужика бомжеватого типа.
- Да, не смотри ты так, дыру пробуравишь, - мужик подошел и, бесцеремонно оттолкнув полицейского, сел рядом на бордюр. - Они нас не видят, но мы-то их завсегда.
Он вздохнул и кивнул в сторону трупа:
- Твоя тушка?
- Агась, - даже для самого себя, я был удивительно спокоен.
- Хреново, - бомжа почесался левой рукой, задрав куртку и футболку, а правую протянул мне. - Толик.
- Саня, - я пожал протянутую ладонь, точно зная, что ничем не заражусь.
Анатолий проворно поднялся на ноги:
- Ну, что, Сашка, пойдем, познакомлю тебя с другими горемыками. Один хрен, тебе тут полтора месяца болтаться.
Мы молча шагали вдоль Покровской улицы, свернули на Карпатскую и в конце Киевской я понял, что мы идем на старое городское кладбище.
- Не ссы, Саня, народ тут тихий, не буйный. Все культурные люди. - Почти себе под нос бубнил Толик. - Бывает, конечно, но редко. Попадется, какая-нибудь скотина и давай хулиганить! Но это редко.
С неба начал накрапывать дождик и я поднял воротник пиджака.
- Нет смысла, Сашка, - видя мои манипуляции, усмехнулся мой провожатый. - Ты ж дохлее, чем асфальт. Без-обо-ло-чеч-ное существо! Ха!
Действительно, на серой ткани пиджака не проступали темные следы влаги.
- И чо, я вот на всю вечность, в этом? - Я брезгливо подергал лацканы пиджака.
- Ну, вечность, ты это загнул, - Толик остановился и внимательно посмотрел на меня. - Подумай, очень внимательно, во что бы ты хотел сейчас быть одетым?
Я задумался.
- Годно, - он хрипло рассмеялся.
Черное полупальто, строгий костюм "тройка", шляпа, сигара в зубах и "Томми", с дисковым магазином, в руках.
- Одна радость, можно быть кем хочешь, - помотал копной грязных волос Анатолий и пошел дальше.
Старый склеп на кладбище, собранный из бетонных плит, с железной крышей, которая была вся в прорехах от старости. Внутри склепа сидели и лежали десятки людей, одетых разнообразно. Кто-то в рубище, кто-то щеголял в бриллиантовых колье или смокингах. Пара девушек были одеты как средневековые принцессы, в конических головных уборах с шлейфом и пышных платьях.
- Встречайте, братия, новопреставленного Сашку, - провозгласил Толик и толкнул меня вперед. - Невинноубиенный автомобилем.
- Сбили что ли? - Недовольно поинтересовался кто-то.
- ДТП, ёптыть, - скривился Анатолий. - Тебе, дураку, еще при жизни говорили, что самокат лектрицкий смертоубийство одно, а ты? И всех под ту гребёнку чешешь. - Он подтолкнул меня еще раз, - давай, Саня, гнездись, где удобно. Внимания не обращая на неудобства. Еды, воды нам не трэба, как и сортир тоже ни к чему. А на толкотню забей, мы способны аки ангелы по три сотни на острие иглы сидеть. Шагай, Саня.
Я прошел в вглубь склепа, выискивая место.
Призраки вокруг свободно располагались. Уныния среди смешков и разговоров не было. Почти все вели позитивные разговоры.
- Представляешь, - вещал невысокий, кряжистый мужик девушке в костюме женщины-кошки. - Я девяностые со стволом в кармане прошел. И ножом резали и гранаты в окно квартиры кидали - похрен все было, а тут, раз, и инфаркт! И скопытился. Представляешь?
Я прошел еще глубже.
- Я с Бродским водку пил на его квартире, - начал рассказ интеллигентного вида мужчина.
- Ой, не вгри, - раздался голос с «еврейским» акцентом напротив. - В жизни тебя не видал!
Все громко засмеялись.
Мне вдруг стало грустно, среди веселья мертвецов.
- Ты чего загрустил, - на плечо легла чья то ладонь. - Семью вспомнил?
- Да, - я повернулся и увидел высокого седого мужчину с большой бородой.
Кожаный ремешок прихватывал длинные волосы, обрамлявшие высокий лоб. Одет он был в хороший костюм, поверх которого было накинуто добротное пальто. Поверх одежды красовалась массивная золотая цепь с большим хитрым знаком.
- Я смерть, - он улыбнулся. – А о семье не думай, погорюют и успокоятся, - он привалился плечом к стене склепа. - Не ты первый, не ты последний. Костюмчик, смотрю, со вкусом подобрал.
Я рассеяно кивнул в ответ.
- Для разгона тоски, могу посоветовать, реализовать все, что хотел при жизни, - он подмигнул. - Аб-со-лют-но! Понимаешь? Тройничок, прыгнуть с парашютом, разбить лицо президенту или расстрел большого количества людей, совершить самоубийство. Все, что хочешь. Твой остаток – сорок нечеловеческих дней, а потом абсолютный мрак.
- А как же, - я запнулся. – Ну, там, заповеди всякие.
- Заповеди для живых, - мужчина громко расхохотался. – Считай, что ты попал в компьютерную игру. Твори бардак, мы тут проездом. Понял?
Я вышел из склепа.
Представил себе Субару WRX и оказался за рулем. Мотор заурчал, когда я провернул ключ зажигания.
Мелькали люди, лица, улицы и перекрестки. Стрелка спидометра то и дело касалась отметки двести пятьдесят. Я летел. Я был счастлив.
Порыкивая басистым выхлопом въехал в родной двор. Покрутившись по двору, не обратив на себя внимания даже детворы, что копалась в песочнице, я разочарованно тихо уехал.
***
В течение тридцати, с лишним, дней я воевал с зомби, взрывал административные здания, рушил мосты и гонялся с Вин Дизелем за рулем Тойоты Супры. Чего я только не делал, но это не приносило удовлетворения, ведь никто не мог оценить моей крутости и увидеть, что я творю.
В целом, мне это порядком надоело.
Последние несколько дней я сидел под навесом подвала и курил, не чувствуя вкуса сигарет, ожидая погребения моего тела.
Серое небо. Серые люди по серым лужам несутся на свою опостылевшую работу, с серой зарплатой и сомнительными перспективами. Крапает мелкий дождь. Не сильный, но противно тягучий, мелкими каплями тарабанящий в навес, из профнастила серого цвета, над головой.
- Привет, - рядом сел седой мужчина с бородой. – Скучаешь?
- И да, и нет, - я выпустил облако дыма.
- Не печалься, друг мой, - он внимательно посмотрел на меня. – За прошедшие дни, ты испытал и испробовал больше чем за всю жизнь. Есть еще что-то чего ты хотел бы?
- Рыбы хочу, солёной, с пивом и покурить нормально, - я был в шаге от того, что бы расплакаться.
- Хорошо, - он мотнул в ответ головой. – А потом закругляемся.
Две кружки прохладного, не холодного, светлого пива и четыре очищенные тушки вяленной воблы, лежали на походном столике, наподобие тех, что продают в сети «Хищник». Норм? Вроде бы, да. Но обстановка вокруг не способствовала приятному времяпровождению – меня хоронили.
Столик стоял чуть в стороне от зияющей ямы могилы. Вокруг толпились родственники, коллеги и сочувствующие, большинство из которых я даже не знал. Живые культурно обходили нас и столик, словно натыкаясь на невидимую преграду, что разграничивала миры.
Я с наслаждением отхлебнул из кружки и впился зубами в рыбу.
- Вкусно, - я облизал пальцы, доев первую рыбу. – Вкусно, чёрт возьми!
- Понятное дело, что вкусно, - Седой стоял рядом. – Скоро кончится срок, будь готов.
Я принялся за вторую рыбину.
- И в ад?
- Ада и рая не существует, друг мой, - Смерть присел на оградку ближайшей могилы. – Люди, возвели все в абсолют. Вы сами себе создаёте коллективный ад, но при этом единицы живут в раю при жизни. Вы способны испоганить и переврать всё, к чему стремитесь всю жизнь, но по её окончании, запрашиваете простые вещи, которым способны радоваться каждый день. Хочешь холодца?
- Ага, - я кивнул.
- Но уже поздно, друг мой, - он криво усмехнулся и сокрушенно покачал головой. – Видишь? Все просто и сложно.
По гробу застучали комья земли, что кидали люди. Он встал.
- Твое время подходит к концу. Заканчивай. Сорок дней ты прожил, как желал. Теперь все кончится.
Я обтер пахнущие рыбой пальцы о брюки и отхлебнул из кружки.
- Готов.
- Прощай…
Нашла на просторах интернета. Гальванопластика трупика ✌🏻
Я стал окончательно скептичен к подобным фильмам после того как в больнице стал работать. Для понимания - в реанимации в среднем умирает по 2-3 человека ЕЖЕДНЕВНО. Это вам не какая нибудь графиня, утонувшая в пруду в 19 веке. И ничего, ни призраков ни полтергейстов. В других отделениях смертность меньше, но некоторые здания еще при царе - батюшке построены, думаю там счет жмуров за прошедший век идет на тысячи. И тоже норм. Я сам ночами дежурю спокойно.
Вам просто не дано ощущать тот мир...
В один из летних дней гуляли мы с другом Сашкой по городу, времена были давние, развлечений не было. Так мы и оказались в какой то заброшке. Это было старое до-революционное двух этажное здание, истории которого я тогда не знал. Мощные стены из красного кирпича, большие окна. Перекрытий второго этажа не было, как и крыши. Был первый этаж и стены. Оно чем то притягивало. Было видно, что эти стены видели многое. Выщербленный кирпич и следы давнишнего пожара...
Странное чувство у меня возникло не сразу. Я был внутри уже минут 5 ковырял ботинком в мусоре на полу, Сашка где то рядом пытался что то нацарапать на кирпичах и в этот момент, я вдруг почувствовал что меня бросило в холод. Как будто волна прошла по телу. На секунду я замер, и сразу ощутил вторую волну. Помню что звуки поменялись, стали более глухими, а зрение , было такое ощущение что смотришь в бинокль с другой стороны. Это все произошло быстро, за секунды. На третьей волне мой мозг начала паниковать, тело разворачиваться к выходу , а ватные ноги пытались идти в направлении прочь. Все жило какой то своей жизнью. Разум, как зверь в коробке, бился в стены и кричал - уходи, ноги которые сами куда то пошли, и я, как бы смотрящий на это все с 3й стороны. Произошел полный рассинхрон всего. Поворачивая голову, в сторону выхода, вслед за направлением движения тела, я увидел на полу плюшевого медведя. Игрушка смотрелась странно, очень странно, на фоне грязного и пыльного окружения, она была почти новенькая. Такой детский медведь. Сейчас их не делают. Плюшевый. Он сидел на полу, как будто только что оставленный тут. И он точно не вписывался в окружение.
Внезапное появление игрушки как бы вернуло меня назад, собрало тело и разум. В голове была одна мысль и она была единственной во всем вакууме - и она был очень четкая - уходи! Уходи! Не знаю, моя ли это была мысль, или сработал какой то механизм. Но ничего иного в тот момент в голове не было.
Я оглянулся в ту сторону, где Сашка ковырял стену, и крикнул - Уходим! . Не дожидаясь ответа друга, я направился к выходу. Пробегая взглядом то место, где был медведь, я его не увидел. Как только эта мысль была мною понята, волны опять вернулись а звук стал меняться. Но был импульс, было направление, была цель - я помню что вылетел от туда быстрее пули.
Все это происходило какие то секунды, показавшиеся мне жизнью. Вслед вышел Сашка, растерянный, со словами - Что случилось?
Херовое какое то место, сказал я.
Да, есть малежа, ответил друг, а ты чо, не знешь историю?
Это была больница до войны, а потом, во время войны, тут много детей с мамками эвакуированных было. Ну и в один из дней, бомба прям в здание попала. Загорелось все, мало кто выжил. Страшной смертью умерли тогда дети с родителями. Потом, после войны, здание пытались восстановить, стены то вековые, но каждый раз что то происходило. То строители разбегались, то сгорало оно опять. Так и стоит заброшенное с тех пор как памятник....
Больше мы туда никогда не возвращались. А 10 лет спустя, Сашка поехал в другой город. Обычно мы с ним ездили вдвоем, у меня там родители а у него девушка, мы на его машине гоняли в 2 водителя. Но в тот день я не мог и просил друга перенести поездку. Но куда там. Подружка же. Поняв что план не сработает, я передал ему небольшую коробку для родителей, там был инструмент для отца. Попросил ехать аккуратно.
На следующий день позвонила Алена, его девушка. Сказала сухо - Саша разбился....
Я сильно переживал, не мог работать, винил себя, винил жизнь, всех. После скромных похорон, спустя некоторое время, мне позвонили его родители и попросили приехать в ГАИ , на стоянку, в разбитой машине были мои вещи, их можно было забрать.
Машина стояла на стоянке, в середине таких же, битых, изуродованных. Я шел к ней медленно, родители остались стоять с сотрудником ГАИ в стороне, им там уже было ничего не нужно. Не доходя метров 20 до машины, я четко почувствовал давно забытые волны холода, понял что опять меняется звук вокруг.... Кинув взгляд на искореженный метал, увидел сидящего в том, что было машиной, Сашку. Я замер. Он сидел, целый, бледный, и смотрел в пустоту. Он сидел там целую секунду. Потом пропал. На ватных ногах, дойдя до машины, я оказался возле водительской двери. Машина после лобового столкновения, передняя часть сильно изуродована, но сиденье на месте, дверь согнута, доставали тело, стекла нет и все прочие ужасы лобовой аварии с грузовиком... Положив руки на мятую крышу, я закрыл глаза, и мысленно спросил пустоту - ну как так, Сашка. Ну как же так... И услышал .. Четко. Как гром. Одно слово. Сашкиным голосом.
--- Уснул.
Сразу после этого слова, мир вернулся назад. Звуки стали прежними. Спи спокойно друг, сказал я вслух. Забрав коробку с уцелевшего багажника, я уехал домой.
Рассуждая сам с собой , почему иногда это происходит, пришел к выводу, что это как радио. Достаточно чуть чуть покрутить частоту. В случае со мной, меня скорее притягивало на другую волну на какие то моменты. Секунды.
По одной из теорий, все вокруг - информация, энергия. Матрия ее производное. Вот в моменты эмоционального взрыва - например страданий, горечи, часть информации как бы впечатывается в объекты или место, в котором это случилось. Впечатывается все то, что было вспышкой в чей то последний момент жизни. И иногда, это можно читать. Или слушать. Или видеть. Не всем. Но определенно - можно - и определенно - там что то есть. Какая то информация. Я не знаю зачем. Я не знаю как. Но точно знаю, что есть.
А на кладбищах никого нет. Ничего. Там только тела и пустота.
А вы говорите ерунда это все....
п.с
А еще я пиздабол. И вы так можете.
«Вот... смотрите, как одурачен городничий... Мало того, что пойдешь в посмешище — найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит, вот что обидно! Чина, звания не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши. Чему смеётесь? Над собою смеётесь!.. Эх, вы...»
Из комедии «Ревизор» (1836) Н. В. Гоголя (1809—1852), слова Городничего (действ. 5, явл. 8). [1]
Про наковальню Чичикова
[1] Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. — М.: «Локид-Пресс». Вадим Серов. 2003.
Все (без исключения) люди – «мёртвые души». Люди живы лишь в той мере, в какой ты воображаешь их живыми. Люди живы лишь настолько, насколько хватает твоего ума - насколько твой ум способен представить эти куклы и манекены (твои образы и подобия) живыми.
Ты воображаешь людей и оживляешь их «собой» - изобретаешь (=даришь) им их жизнь. Никакой другой жизни, кроме как изобретённой для них тобой, у них нет и быть не может.
Например, люди плохие или хорошие, агрессивные или спокойные, красивые или уродливые лишь в той мере, в какой именно ты (и никто другой) считаешь их таковыми.
Вся твоя «жизнь» - твоя игра с самим собой в куклы, в «дочки-матери». Ты в плотном окружении стада баранов, которые глядят на тебя «как баран на новые ворота». Они всегда ждут от тебя твоих суждений (твоих воле-изъявлений). Они без тебя не могут и шагу ступить. Ведь они существуют и передвигаются только в твоём уме. А на самой деле их «нет». Они «есть» лишь в этом твоём сновидении.
Таким образом, любому человеку всё равно – хотя бы потому, что его (как такового) не существует. Тебе кажется, что человеку не всё равно, только потому, что тебе так хочется - хочется думать, что вокруг тебя есть живые люди.
Уметь отказываться от человека - уметь отказываться от всех твоих фантазий и домыслов о нём. Отказываться от человека (от людей) – отказываться от фантазирования, от придумывания «себе» людей. Отказываться от человека (от людей) – отказываться от придумывания «себя» (от замены одного «себя» на другого «себя» - шила на мыло).
Отказываться от человека (от людей) – отказываться от сновидения, просыпаться, пробуждаться из «векового сна» - из людской дряхлости, ветхости, из тлена.
Почему ты не отказываешься от (любого) человека? Только потому, что тебе не всё равно. Ты страшно озабочен человеком и людьми. А вот любому человеку (и всем людям) всегда вот именно всё равно. Они же все «мёртвые» - они и никогда не рождаются, и никогда не умирают, кроме как в твоём (страшно влюблённом всегда лишь в самого себя) уме.
