Когда мы слышим, что государство – это зло, мы, как правило, имеем дело с левыми анархистами, такими, как, Дэвид Гребер, про книгу которого я когда-то рассказывал. Но есть ещё один анархизм, правый. Нам он известен под именем либертарианство. Исходя из названия, либертарианцы добиваются свободы. Свобода, однако, бывает разная. Образ светлого будущего, рисуемый идеологами невидимой руки рынка, имеет много интересных особенностей, с которыми и познакомил читателя канадский профессор-историк Куинн Слободян в своей новой книге.

Мир будущего. Каким его можно себе представить? Из скольких стран он может состоять? Будем ли мы вообще жить в государствах? Если присмотреться, то его контуры видны уже сегодня. Современный мир кишит всевозможными свободными экономическими зонами (СЭЗ), в которых действует специальный режим налогообложения. Таких в нашем мире уже свыше 5400. Большинство из них находится в Азии, Латинской Америке и Африке. В одном только Китае их добрая половина от общего количества. Мы увидим, что ярых сторонников подобного подхода хватает и на Западе. Они считают, что утопия свободного рынка может быть достигнута через отделение и фрагментацию. В эти островки свободы потечёт капитал, что вынудит и другие экономики подражать их режиму.

Зона начнёт проявляться в действиях каждого из нас, если мы отдадим своих детей в частные школы, променяем свои деньги на золото и крипту, релоцируемся в страны с низкими налогами, приобретём второй паспорт или переезжаем в офшор. Рыночные радикалы называют это «мягким отделением». Отделяться нас поощряют «герои сегодняшних дней», которые когда-то строили библиотеки, а сегодня строят космические корабли.

После окончания холодной войны рухнули барьеры для товаров, но не для людей. Карта мира продолжала измельчаться на множество зон, которые стали служить не только для экономических целей, но и вдохновляли на реорганизацию мировой политики в целом. А именно задуматься о демонтаже социального государства и  отказе от демократии. В таком режиме уже десятилетиями работают флагманы капиталистического рынка, о которых и пойдёт речь ниже. В таком режиме нам представляют новую утопию: мобильную крепость для капитала для защиты от «загребущих» рук стремящихся к справедливости народов.

Мечта Питера Тиля о тысяче наций – не спекуляция. Это бизнес-план, основанный на долговременном опыте анклавов свободного рынка. Тиль, а также его единомышленники вплоть до Милтона Фридмана, не являются поборниками демократии, которая для них «не ответ». Фридман ещё в 1988 году выразился вполне однозначно:

Я верю, что относительно свободная экономика является необходимым условием для демократического общества. Но я также верю в опыт того, что установившееся демократическое общество разрушает свободную экономику.

Идеальное же в его представлении государство ведёт свою историю от Первой опиумной войны, по результатом которой  Британия получила остров Гонконг. Потом была Вторая опиумная война, война с японцами и прочие события столетия унижений, в результате которых китайский континентальный берег стал напоминать швейцарский сыр из более, чем восьмидесяти специальных портов, концессий и договоров. Иностранцы, жившие в зонах торговых портов и военных баз, имели экстерриториальный статус. Даже за преступления на китайской земле их не имели право судить китайские же власти. Китайский суверенитет был бумажным. Значение имели международные договора, в которых была строго прописана свобода рынка и низкие пошлины.

Мировые державы делят Китай

В этом новом ландшафте Гонконг процветал, начав с порта и диверсифицировавшись в производство для мирового рынка после образования КНР. Они сфокусировались на массовом ширпотребе. Капитал и люди пришли с материкового Китая, прежде всего из коммерческого центра Шанхая. За первое послевоенное десятилетие население выросло вчетверо! К 1972 году Гонконг стал мировым лидером по производству игрушек, а к концу десятилетия – и одежды. В списке мировых экспортёров эта крошечная территория занимала гордое двадцатое место, прирастая экономически по 10% в год. Начиная с семидесятых, стремительно росла и финансовая отрасль. Число банков удвоилось, а их активы выросли в шесть раз. Гонконг стал финансовой столицей Азии.

Условия труда там были нелёгкими, что не помешало Фридману воспевать тамошние потогонные мастерские. Он говорил, что так работала в своё время его мать. Либертарианская пресса хвалила короткие сроки найма и дисциплинированность гонконгских рабочих. Всё это обеспечивалось не чем иным, как отсутствием демократии: ни тебе профсоюзов, ни выборов. Система свободного предпринимательства зависела от колониального статуса, в рамках которого Лондон разрешил автономию в вопросе торговой и налоговой политики, начиная с конца пятидесятых годов. И если в конце семидесятых налог на доход в метрополии мог доходить до 83%, то колония имела плоские 15%. И никаких налогов на прибыль с капитала или наследство! Глядя на успехи капиталистического строительства, некоторые мыслители на Западе укреплялись в своей вере в то, что дело государство – защищать рынок, а не распределять ресурсы или строить инфраструктуру. Они могут быть самых разных оттенков, но эта вера – главное отличие либертарианца от остальных.

Однако Гонконг нельзя было назвать чистой моделью либертарианского общества. Массовый приток населения побудил власти инвестировать и в жильё, и в образование, и в здравоохранение в тех же семидесятых годах. Будущее колонии было всё же туманным в свете мировой деколонизации и истечения договора аренды в 1997 году. На фоне этой неопределённости либертарианцы позаимствовали у Че Гевары его лозунг о «двух, трёх, многих Вьетнамах» и стали призывать к «двум, трём, многим Гонконгам». В процессе переговоров с КНР Маргарет Тэтчер выдвинула идею разделения собственности и управления. Она упирала на важность Гонконга, который был для КНР торговыми воротами в остальной мир. В итоге китайцы согласились сохранить как можно больше капиталистических свобод при новом управлении, а саму систему законсервировать на полвека после передачи. Китайские коммунисты, а также бизнес-сообщество Гонконга обнаружили в себе нечто общее с Милтоном Фридманом: приоритет экономической свободы над политической. Простых граждан никто не спрашивал. В Основном Законе, вступившем в силу в 1990 году, были прописаны бездефицитный бюджет и низкие налоги, что позволило некоторым комментаторам называть его «выдержками из Фридмана». Для неолибералов было откровением, что КПК подписалась под манифестом акул капитализма с властью закона, банковской тайной, слабым трудовым законодательством, безопасностью контракта и стабильной валютой. Последующие годы продемонстрировали взлёт экономики КНР посредством превращения страны в созвездие, нет, галактику мини-Гонконгов.

Специальный административный регион Гонконга

Получилась интересная модель: автономный Гонконг вынужден было полагаться на Пекин во многих внешних вопросах, начиная с безопасности. Они сохранили свою валюту, свои налоги, свои визы, но не имели статуса независимой страны.

Уже в январе 1979 года на материке появились первые клоны Гонконга в рамках свободных экономических зон, начиная с приграничного Шеньженя, который тоже смог похвастаться корпоративным налогом в 15%. Там, за колючей проволокой, рабочий получал контракт, а не гарантированную «железную чашку риса» в рамках коммунистической политики полной занятости. Там же под давлением гонконгских инвесторов была восстановлена частная собственность на землю. После этого Шеньжень пережил невиданный приток мигрантов из остального Китая. К 2000 году город получил официально 300 тысяч новых жителей. Неофициально – десять миллионов. С тех пор население там выросло ещё вдвое. «Зонификация» Китай пошла семимильными шагами. Кто обеспечил при этом две трети прямых иностранных инвестиций? Гонконг, конечно. В 1990 году, глядя на крах системы социализма в Европе, Фридман сказал, что моделью на будущее должны быть не Штаты, но Гонконг. Путь успеха должен вести через зону.

Милтон Фридман не уставал прославлять успех «пятидесятилетнего эксперимента», не упоминая того, что он базировался на уникальном положении Гонконга в качестве окна Китая в остальной мир. Даже во время многолетнего «раздельного проживания» он оставался интегрированным в материк. Неолибералы не желали этого видеть и кричали на всех углах о пятнадцатипроцентной налоговой шкале и бездефицитном бюджете. Пройдут годы – и немецкий Основной закон включит в себя положение о «долговом тормозе», не позволяющем государству резко нарастить инвестиции. Фридман с единомышленниками придумали Индекс экономической свободы, который они называли «фетишем демократии». Правда, трудно сказать, что их определение свободы хорошо сочеталось с демократией. Налоги в их глазах – неприкрытое воровство, а право на еду, кров или образование – требования рабочей силы. Два десятка лет первую строчку рейтинга занимал Гонконг. В верхних строчках были также Сингапур, Маврикий и прочие офшоры. А также диктаторская Гватемала... А что вы хотели, когда политические свободы и демократия не входят в число параметров для расчёта? Кого волнует, что средний житель Гонконга не имеет права выбирать своего лидера, в отличие от глав местных корпораций?

Развитие Китая побуждает думать многих, что государственный капитализм без демократии – это формула успеха. В то же время мир меняется от империй в сторону национальных государств и далее в сторону измельчения их на зоны. При этом социальное неравенство растёт. Десять богатейших гонконгцев потянут на добрую треть его ВВП, а экономика управляется тесной компанией бюрократов и плутократов. В конце концов, сутью Гонконга остаётся не экономическая свобода. Это законодательное отделение территории с минимумом демократии и тесным сотрудничеством бизнес-элит и правительства. Они получают прибыль с рынка посредством экономической открытости и со спекуляции дефицитной землёй.

Как только я прочитал про «утопию свободного рынка», сразу догадался про левую ориентацию автора. Что ж, кому не критиковать либертарианцев, как левым. Однако в первых главах существенной критики я не увидел. Скорее это похоже на основательный исторический очерк. Кроме отсутствия демократии, упрекнуть гонконгские власти автору по сути нечем: работа в потогонных мастерских на олигарха всё-таки имела больше преимуществ по сравнению с прозябанием в китайской глубинке. Об этом говорит и успех китайских СЭЗ. Благосостояние гонконгского рабочего класса неуклонно росло из десятилетия в десятилетие. Так что если не сравнивать его доход с доходом хозяина – вполне себе история успеха. Однако этот успех –не для каждого.

Автор справедливо указал, что важную роль сыграло стратегическое положение Гонконга на стыке двух систем. Когда через твой порт проходит львиная доля транзита одной из крупнейших стран мира – грех не извлечь из этого выгоду. Второй фактор успеха Гонконга – это офшор. Здесь у него нашлось много подражателей, некоторые из которых нашли описание на страницах книги.

У нас много ругают представителей либертарианства и так получается, что я, например, знал о нём в формате «Рабинович Лучано Паваротти напел».

Наткнулся на выступление  президента Аргентины, Ксавьера Милея, на давосском форуме в январе 2024г. и, мне кажется, оно будет интересно не только мне.

Добрый день. Большое спасибо.
Сегодня я здесь, чтобы сказать вам, что западный мир находится в опасности. И в опасности он потому, что те, кто, по идее, должен защищать ценности Запада, присоединились к такому видению мира, которое неумолимо ведет к социализму и, следовательно, к бедности.

К сожалению, в последние десятилетия основные лидеры западного мира отказались от модели свободы в пользу различных версий того, что мы можем назвать коллективизмом. Одни руководствуются благими намерениями, желая помочь другим, а другие - желанием принадлежать к привилегированной касте.

Мы пришли сюда, чтобы сказать: коллективистские эксперименты никогда не являются решением проблем, от которых страдают граждане мира. Скорее, они являются первопричиной. Поверьте мне: никто лучше нас, аргентинцев, не может свидетельствовать в поддержку этих двух тезисов.

Мы приняли модель свободы в 1860 году, и через тридцать пять лет мы стали ведущей мировой державой. А когда в последние 100 лет мы приняли коллективизм, мы увидели, как наши граждане начали систематически нищать, и мы опустились на 140-е место в мире.

Но прежде чем начать дискуссию, нам важно взглянуть на данные, которые показывают, почему капитализм со свободным предпринимательством - это не только единственно возможная система, способная покончить с бедностью в мире, но и единственная морально желательная система для достижения этой цели.

Обратившись к истории экономического прогресса, мы увидим, что между нулевым и 1800 годом ВВП на душу населения в мире практически не менялся на протяжении всего периода подсчета.
Если вы посмотрите на график эволюции экономического роста на протяжении всей истории человечества, то увидите хоккейную клюшку - экспоненциальную функцию, которая оставалась постоянной на протяжении 90 % времени, а начиная с XIX века стала экспоненциальной.

Единственным исключением из этой истории стагнации стал конец XV века, когда был открыт американский континент, но за этим исключением на протяжении всего периода с нулевого по 1800 год мировой ВВП на душу населения стагнировал.

Дело не только в том, что капитализм привел к взрыву богатства с момента принятия его в качестве экономической системы, но и в том, что, если посмотреть на данные, вы увидите, что рост продолжает ускоряться на протяжении всего периода.

На протяжении всего периода с нулевого по 1800 год темпы роста ВВП на душу населения остаются стабильными и составляют около 0,02 % в год. То есть практически никакого роста. Начиная с XIX века, когда произошла промышленная революция, совокупный годовой темп роста составил 0,66 %. И при таких темпах, чтобы удвоить ВВП на душу населения, вам потребуется около 107 лет.

Теперь, если вы посмотрите на период с 1900 по 1950 год, темпы роста ускорились до 1,66 % в год. Таким образом, для удвоения ВВП на душу населения вам потребуется уже не 107 лет, а 66. А если взять период с 1950 по 2000 год, то темпы роста составят 2,1 %, что означает, что всего за 33 года мы сможем удвоить мировой ВВП на душу населения.

Эта тенденция, далеко не прекратившаяся, сохраняется и сегодня. Если взять период между 2000 и 2023 годами, то темпы роста снова ускорятся до 3 % в год, а это значит, что мировой ВВП на душу населения удвоится всего за 23 года.

При этом, если посмотреть на ВВП на душу населения с 1800 года до наших дней, то можно заметить, что после промышленной революции мировой ВВП на душу населения увеличился более чем в 15 раз, что означало бурный рост, который позволил вырваться из нищеты 90 % населения планеты.

Следует помнить, что к 1800 году около 95 % населения Земли жило в крайней нищете. А к 2020 году, до начала пандемии, эта цифра снизилась до 5 %. Вывод очевиден.

Капитализм как экономическая система, основанная на свободной торговле, отнюдь не является причиной наших проблем, это единственный инструмент, которым мы располагаем, чтобы покончить с голодом, бедностью и крайней нищетой на нашей планете. Эмпирические данные неоспоримы.

Поскольку нет никаких сомнений в том, что капитализм со свободным
предпринимательством лучше с точки зрения производительности, то поэтому левая докса нападает на капитализм с моральными обвинениями. Говоря - именно это утверждают его противники - что капитализм несправедлив. Они говорят, что капитализм - зло, потому что он индивидуалистичен, а коллективизм - добро, потому что он альтруистичен. Разумеется, за счет чужих денег.

Поэтому они выступают за социальную справедливость. Но эта концепция, которая в развитых странах вошла в моду в последнее время, в моей стране является константой в политическом дискурсе уже более 80 лет. Проблема в том, что социальная справедливость не является справедливой и не способствует общему благосостоянию.

Напротив, это несправедливая по своей сути идея, потому что она насильственна. Она несправедлива, потому что государство финансируется за счет налогов, а налоги собираются принудительно. Может ли кто-нибудь из нас сказать, что мы добровольно платим налоги? Значит, государство финансируется за счет принуждения, и чем выше налоговое бремя, тем выше принуждение и тем ниже свобода.

Те, кто выступает за социальную справедливость, исходят из того, что вся экономика - это пирог, который можно делить по-разному. Но этот пирог не является чем-то само собой разумеющимся. Это богатство, которое создается в процессе, который Израэль Кирцнер, например, называет процессом открытия рынка, рыночной ситуации.

Если товары или услуги, предлагаемые бизнесом, не востребованы, он потерпит неудачу, если не приспособится к требованиям рынка. Предприятия будут преуспевать и производить больше, если будут делать качественный продукт по привлекательной цене. Таким образом, рынок - это процесс открытия, в котором капиталисты находят правильный путь по мере продвижения вперед.

Но если государство будет наказывать капиталистов, когда они добиваются успеха, и мешать процессу открытия, это уничтожит их стимулы, и, как следствие, производить они будут меньше.

Пирог станет меньше, и это нанесет ущерб всему обществу. Коллективизм, препятствуя процессу открытия и мешая присвоению результатов, в итоге связывает руки предпринимателям и не позволяет им предлагать лучшие товары и услуги по лучшей цене.

Так почему же ученые, международные организации, экономические теоретики и политики демонизируют экономическую систему, которая не только избавила 90 % населения мира от крайней нищеты, но и продолжает делать это все быстрее и быстрее?

Благодаря капитализму свободной торговли мир переживает сейчас свой лучший момент. Никогда еще в истории человечества не было такого процветания, как сегодня. Это справедливо для всех. Современный мир обладает большей свободой, он богат, более мирный и процветающий. Это особенно верно для стран, где больше экономической свободы и уважают права собственности отдельных людей.

Страны, где больше свободы, в 12 раз богаче тех, где царят репрессии. Самые бедные слои населения в свободных странах живут лучше, чем 90 % населения в репрессивных странах. Уровень бедности в 25 раз ниже, а крайней бедности - в 50 раз. А граждане свободных стран живут на 25 % дольше, чем граждане репрессированных стран.
Что же мы имеем в виду, когда говорим о либертарианстве? Позвольте мне процитировать слова величайшего авторитета в области свободы в Аргентине, профессора Альберто Бенегаса Линча-младшего, который говорит, что либертарианство - это неограниченное уважение к жизненному проекту других людей, основанное на принципе ненападения, защищающем право на жизнь, свободу и собственность.

Его основополагающими институтами являются частная собственность; рынки, свободные от вмешательства государства; свободная конкуренция; разделение труда и социальное сотрудничество, при котором успех достигается только за счет предоставления другим товаров лучшего качества или по лучшей цене.

Другими словами, успешные капиталистические бизнесмены - это социальные благотворители, которые не присваивают чужое богатство, а вносят вклад в общее благосостояние. В конечном счете, успешный предприниматель - это герой.
И это та модель, которую мы отстаиваем для Аргентины будущего. Модель, основанная на фундаментальном принципе либертарианства. Защита жизни, свободы и собственности.
Если свободное предпринимательство, капитализм и экономическая свобода оказались необыкновенными инструментами, позволяющими покончить с бедностью в мире, и сейчас мы переживаем лучший период в истории человечества, то стоит спросить, почему я говорю, что Запад в опасности?

И говорю я это именно потому, что в странах, которые должны защищать ценности свободного рынка, частной собственности и других институтов либертарианства, представители политического и экономического истеблишмента подрывают основы либертарианства, открывая двери социализму и потенциально обрекая нас на бедность, несчастья и стагнацию.

Никогда не следует забывать, что социализм всегда и везде - это явление, приводящее к обнищанию, которое потерпело неудачу во всех странах, где его пытались применить. Он провалился экономически, социально, культурно, а также убил более 100 миллионов человек.

Основная проблема Запада сегодня заключается не только в том, что нам нужно справиться с теми, кто даже после падения Берлинской стены и подавляющего числа эмпирических доказательств продолжает выступать за приносящий обнищание социализм.
Но есть и наши собственные лидеры, мыслители и ученые, которые, опираясь на ошибочную теоретическую базу, подрывают основы системы, обеспечившей нам самый большой рост богатства и процветания в нашей истории.

Теоретическая база, на которую я ссылаюсь, - это неоклассическая экономическая теория, которая разрабатывает набор инструментов, которые, вольно или невольно, в конечном итоге служат вмешательству государства, социализму и деградации общества.
Проблема неоклассиков в том, что модель, в которую они влюбились, не соответствует реальности, поэтому они списывают свои ошибки на мнимые провалы рынка, вместо того чтобы пересмотреть предпосылки модели.

Под предлогом предполагаемого провала рынка вводятся регуляторные правила. Эти нормы создают искажения в системе цен, мешают экономическим расчетам, а значит, препятствуют сбережениям, инвестициям и росту.

Проблема заключается главным образом в том, что даже предполагаемые либертарианские экономисты не понимают, что такое рынок, потому что если бы они понимали, то быстро бы убедились, что провалы рынка невозможны.

Рынок - это не просто график, описывающий кривую спроса и предложения. Рынок - это механизм социального сотрудничества, где вы добровольно обмениваетесь правами собственности. Поэтому, исходя из этого определения, говорить о провале рынка - это оксюморон. Провалов рынка не существует.

Если сделки совершаются добровольно, то единственным контекстом, в котором может возникнуть провал рынка, является принуждение, а единственным, кто способен принуждать в целом, является государство, обладающее монополией на насилие.
Следовательно, если кто-то считает, что рынок провалился, я бы посоветовал проверить, нет ли здесь вмешательства государства. И если они обнаружат, что это не так, я бы предложил им проверить еще раз, потому что очевидно, что это ошибка. Провалов рынка не существует.

Примером так называемых провалов рынка, описанных неоклассиками, является концентрированная структура экономики. С 1800 года, когда население увеличилось в 8 или 9 раз, ВВП на душу населения вырос более чем в 15 раз, поэтому наблюдалась растущая отдача, которая позволила сократить уровень крайней бедности с 95 % до 5 %.
Однако наличие растущей отдачи предполагает наличие концентрированных структур, то есть того, что мы называем монополией. Как же так получается, что то, что принесло столько благополучия, для неоклассической теории является провалом рынка?

Неоклассические экономисты мыслят нестандартно. Когда модель дает сбой, нужно злиться не на реальность, а на модель и менять ее. Дилемма, с которой сталкивается неоклассическая модель, заключается в том, что они говорят, что хотят усовершенствовать функцию рынка, атакуя то, что они считают провалами. Но при этом они не только открывают двери социализму, но и идут против экономического роста.
Например, регулирование монополий, уничтожение их прибылей и уничтожение растущей доходности автоматически уничтожает экономический рост.

Однако, столкнувшись с теоретической демонстрацией того, что государственное вмешательство вредно, - а эмпирические свидетельства его провала недвусмысленны - коллективисты предложили не больше свободы, а больше регулирования. Что создает нисходящую спираль регулирования, пока мы все не станем беднее, а наши жизни не будут зависеть от бюрократа, сидящего в роскошном офисе.

Учитывая удручающий провал коллективистских моделей и неоспоримые достижения свободного мира, социалисты были вынуждены изменить свою программу: они оставили классовую борьбу, основанную на экономической системе, и заменили ее другими предполагаемыми социальными конфликтами, которые столь же вредны для жизни и для экономического роста.

Первым из этих новых сражений стала нелепая и противоестественная борьба между мужчиной и женщиной. Либертарианство уже предусматривает равенство полов. Краеугольным камнем нашего вероучения является то, что все люди созданы равными и что все мы обладаем одинаковыми неотъемлемыми правами, дарованными нам Творцом, включая жизнь, свободу и право собственности.

Все, к чему привела программа радикального феминизма, - это усиление государственного вмешательства в экономический процесс, предоставление работы бюрократам, которые не внесли никакого вклада в общество. В качестве примера можно привести министерства по делам женщин или международные организации, занимающиеся продвижением этой повестки дня.

Другой конфликт, представляемый социалистами, - это конфликт человека с природой. Они утверждают, что мы, люди, наносим ущерб планете, которую нужно защищать любой ценой, даже доходя до пропаганды механизмов контроля численности населения или программы абортов.

К сожалению, эти пагубные идеи прочно укоренились в нашем обществе. Неомарксистам удалось кооптировать здравый смысл западного мира, чего они добились, захватив средства массовой информации, культуру, университеты, а также международные организации.

Последний случай является наиболее серьезным, вероятно, потому, что эти организации оказывают огромное влияние на политические и экономические решения стран-участниц.

К счастью, нас становится все больше и больше, тех, кто осмеливается заявить о себе. Потому что мы видим, что если мы не будем по-настоящему и решительно бороться с такими идеями, то единственная возможная судьба для нас - это растущий уровень государственного регулирования, социализм, бедность и меньшая свобода, а значит, и худший уровень жизни.

Запад, к сожалению, уже начал идти по этому пути. Я знаю, для многих может показаться смешным предположение, что Запад перешел к социализму, но это смешно только в том случае, если вы ограничиватесь традиционным экономическим определением социализма, как экономической системы, где государство владеет средствами производства. Это определение, на мой взгляд, должно быть обновлено в свете современных обстоятельств.

Сегодня государствам не нужно напрямую контролировать средства производства, чтобы управлять каждым аспектом жизни людей. С помощью таких инструментов, как печатание денег, долговые обязательства, субсидии, контроль над процентной ставкой, контроль над ценами и регулирование для исправления так называемых провалов рынка, они могут контролировать жизни и судьбы миллионов людей.

Так мы пришли к тому, что под разными названиями и обличьями большая часть общепринятых идеологий в большинстве западных стран представляет собой коллективистские варианты, независимо от того, провозглашают ли они себя открыто коммунистами, фашистами, социалистами, социал-демократами, национал-социалистами, христианскими демократами, неокейнсианцами, прогрессистами, популистами, националистами или глобалистами.

В конечном счете, существенных различий нет. Все они утверждают, что государство должно управлять всеми аспектами жизни людей. Все они защищают модель, противоречащую той, которая привела человечество к самому впечатляющему прогрессу в его истории.

Сегодня мы собрались здесь, чтобы предложить западному миру вернуться на путь процветания. Экономическая свобода, ограниченное правительство и неограниченное уважение к частной собственности являются важнейшими элементами экономического роста. Обнищание, порожденное коллективизмом, - это не фантазия и не неизбежная судьба. Это реальность, которую мы, аргентинцы, хорошо знаем.
Это то, что мы пережили, и мы здесь, чтобы предупредить вас о том, что может произойти, если страны западного мира, ставшие богатыми благодаря модели свободы, останутся на этом пути рабства.

Пример Аргентины является эмпирической демонстрацией того, что независимо от того, насколько вы богаты, какими природными ресурсами обладаете, насколько квалифицированным может быть ваше население, насколько образованным, или сколько золотых слитков у вас может быть в центральном банке, - если принимаются меры, препятствующие свободному функционированию рынков, конкуренции, систем цен, торговли и владения частной собственностью, единственная возможная судьба - это бедность.
Поэтому в заключение я хотел бы оставить послание для всех присутствующих здесь деловых людей и тех, кто не находится здесь лично, но следит за происходящим со всего мира.

Не пугайтесь политической касты и паразитов, живущих за счет государства. Не сдавайтесь политическому классу, который хочет лишь остаться у власти и сохранить свои привилегии. Вы - общественные благодетели. Вы - герои. Вы создатели самого необычного периода процветания, который мы когда-либо видели.

Пусть никто не говорит вам, что ваши амбиции аморальны. Если вы зарабатываете деньги, то это потому, что вы предлагаете лучший товар по лучшей цене, тем самым способствуя общему благосостоянию.

Не поддавайтесь на уговоры государства. Государство - это не решение проблемы. Государство - это сама проблема. Вы - настоящие герои этой истории, и будьте уверены, что с сегодняшнего дня Аргентина - ваш верный и безоговорочный союзник.

Большое вам спасибо, и да здравствует свобода, вашу мать!

Я: Моя квартира

Жена:

Я: Наш кредит

Жена: