Город ненормальных людей
Хочу стать миллиардером и построить свой город в которых пускать только нормальных людей. Вот только с точки зрения остального мира эти "нормальные" будут ебанутыми.
В 2020 мы все на себе прочувствовали, каково это жить в изоляции. И, согласитесь, не очень это приятно. Но представьте себе, что вы были бы вынуждены провести остаток своей жизни в полной самоизоляции. Вы знаете, что есть много опасных вирусов, которые мы не можем увидеть невооруженным глазом, и которые могут находиться на открытом воздухе или даже на вашей одежде. Хотя не все вирусы вредны для человека, всё же стоит задуматься, что будет, если все они будут готовы убить вас. К сожалению, если вы окажетесь в состоянии, когда не сможете прикоснуться или обнять кого-то, то это будет очень тяжело. В нашем сегодняшнем рассказе мы расскажем о жизни мальчика, который был на карантине с самого рождения до своей смерти.
Когда Дэвид родился, его родители узнали о наследственном заболевании тяжелого комбинированного иммунодефицита (SCID), которое резко ослабляет иммунную систему и может привести к смерти. Уже после потери первого ребенка от этого заболевания, врачи предупредили родителей, что любые будущие дети мужского пола будут иметь 50% шанс унаследовать эту болезнь.
Несмотря на это, пара рискнула завести еще одного ребенка и так появился Дэвид. Hоворится, что его изолировали и поместили на карантин сразу после рождения, так как его организм начал атаковать вирусы.
Его домом на протяжении большей части жизни стала особая пластиковая среда, свободная от микробов. С возрастом эта стерильная камера была увеличена, но Дэвид так и не смог выйти из нее без серьезных последствий. Несмотря на это, он научился ходить внутри камеры. Он не мог получать материнское молоко или обниматься с мамой, и не имел возможности ходить в школу.
SCID - заболевание, при котором организм полностью лишен иммунитета. Миллионы клеток в вашем организме, которые образуют сложную сеть, называемую иммунной системой, защищают вас от болезней. Эта система работает без устали и борется до последнего дыхания человека. Однако у некоторых людей эта система не функционирует должным образом, что может привести к различным заболеваниям и даже смерти.
Дэвид Филлип Веттер родился 21 сентября 1971 года в палате Епископальной больницы Святого Луки, которую несколько раз убирали, чтобы сделать ее как можно более свободной от микробов . Через несколько секунд после кесарева сечения Дэвида поместили в стерильную среду , а позже мальчика перевели в Техасскую детскую больницу, где он начал свою жизнь в пузыре, сделанном из поливинилхлоридной пленки, с резиновыми перчатками , чтобы держать ребенка.
В 1974 году в доме его семьи в Конроу был создан пузырь, чтобы Дэвид мог проводить больше времени со своей семьей. Там он встретил своего детского психолога Мэри Мерфи, которая стала его близким другом и оставалась на его стороне до конца его жизни. В начале, когда Мерфи попросила Дэвида определить дерево, он ответил, что это коричневый прямоугольник с зеленым овалом наверху, что поразило ее своими знаниями по геометрии, но одновременно показало его ограниченность в повседневной жизни.
Мерфи часто вызывали, когда у медсестер и врачей в больнице были проблемы с поведением Дэвида, например, когда он отказывался войти в свой игровой пузырь. Она проводила много времени с ним, работая над своей диссертацией в его комнате, в то время как он читал, делал уроки или играл в пузыре.
Однако, Мерфи заметила, что с возрастом Дэвид становился все более безнадежным, когда он лучше понимал свою ситуацию. Он даже сравнил себя с мышью, окруженной кошками, и не находил выхода из своей ситуации.
В 1977 году НАСА разработала мобильную систему биологической изоляции - костюм, который позволял Дэвиду ходить за пределами пузыря. В начале ему было трудно надеть его, но благодаря помощи Мэри Мерфи он получил уверенность. В этот день Дэвид впервые в жизни смог пройти более шести шагов в одном направлении и передать чашку со льдом медсестре. Он совершил около шести путешествий в своем костюме, но когда его заменили, он так и не надел новый костюм.
В течение нескольких лет состав медицинской команды, которая занималась лечением Дэвида Веттера, менялся. Команду в конце концов возглавили доктор Ральф Фейгин и доктор Уильям Ширер, причём именно Фейгин начал обсуждение изменения невыносимой ситуации с Дэвидом. Врачи всегда надеялись исправить его иммунодефицит с помощью трансплантации костного мозга, однако идеально подходящего донора найти не удалось. Позже Мэри Мерфи сообщила о встрече в июне 1980 года, на которой Фейгин и Ширер попытались убедить семью убрать Дэвида из пузыря и поместить его на курс гамма-глобулина и антибиотиков, надеясь, что он сможет развить свою иммунную систему. Однако Веттеры отказались от данной процедуры.
Четыре года спустя были достигнуты успехи в трансплантации непревзойденного костного мозга. Месяц после своего 12-летия Дэвид получил костный мозг от своей старшей сестры Кэтрин. Врачи все больше и больше убеждались в том, что Дэвид когда-нибудь сможет выйти из пузыря, но в феврале его состояние ухудшилось настолько, что ему пришлось покинуть пузырь для проведения интенсивной терапии. Он скончался 22 февраля. После его смерти Мэри Мерфи написала книгу о жизни Дэвида Веттера в пузыре, однако не опубликовала её из-за отказа родителей.
Спортсменка вошла в пещеру 20 ноября 2021 года. По ее словам, она не знает ничего о мире с этого момента. В течение 500 дней она жила на глубине 70 м, не имея доступа ни к каким приборам измерения времени или средствам связи.
Всё это происходило в рамках эксперимента «Пещера времени» компании Dokumalia. Команда специалистов из институтов Гранады и Альмерии следила за состоянием Фламини с помощью камер видеонаблюдения и фиксировала изменения в ее состоянии, чтобы понять, как социальная изоляция и временная дезориентация влияют на психику и восприятие времени. Еду для спортсменки оставляли в промежуточной точке пещеры, где нельзя пересечься или выйти на связь.
Сама Фламини отметила, что большую часть времени ей нравилось жить в пещере, хотя бывали и сложные моменты, например нашествие мух. Она также сообщила, что не испытывала никаких побочных эффектов от изоляции, кроме слуховых галлюцинаций. Время, проведенное под землей, женщина посвятила чтению, письму и рисованию.
Предыдущий мировой рекорд по одиночеству установила итальянка Кристина Ланцони, которая прожила в подземной лаборатории 269 дней.
Они смогут получать около 40 тыс. российских рублей в месяц в качестве помощи в социализации.
Получить такое пособие смогут люди 9-24 лет, у которых имеется дискомфорт в общении с окружающими.
В южнокорейском правительстве считают, что пособие облегчит молодым людям поездки на учебу, на работу, даст возможность посещать различные мероприятия.
По статистике 40% жителей Южной Кореи, выбравшие добровольную изоляцию от общества, начали испытывать проблемы с социализацией в подростковом возрасте.
Джон Смит жил на орбитальной станции уже год. Он прилежно работал, проводил исследования, хорошо кушал и хорошо спал. Дни шли за днями, а в иллюминаторе была только ночь. Разумеется, еще была Земля: такая далекая и близкая. Казалось, открой шлюз, выйди в открытый космос, – и можно просто дошагать до родной колыбели.
Такие желания уже давно поселились в голове Джона, ведь его коллеги по станции, русский космонавт Иван Смирнов и японец Хидео Кобаяси, вышли в открытый космос. С Землей пропала связь, и понадобилось проверить радиоантенну снаружи. Все было привычно: товарищи проплыли в шлюзовую камеру, надели скафандры, открыли люк и скрылись в черноте.
А потом оказалось, что связи нет и с коллегами.
Почему не проверили передатчики? – ругал себя Джон. Это ведь протокол – нет! – заповедь. Но это уже случилось. Друзья были снаружи, и с ними не было связи. Между ними и Джоном был холодный космос.
Поначалу Смит встревожился. Потом ждал. Долго ждал. Он смотрел из иллюминатора на пузатые модули станции, но снаружи никого не было. Лишь изредка мимо проплывали старые обломки.
Того, что когда-то было нужным, – подумал Джон и немедленно ощутил себя ненужным.
Ожидание сменилось паникой и суматошными попытками выйти на связь с Хьюстоном, Королевом и Цукубой. Ответа не было. Лишь теперь Смит взглянул на часы и обнаружил, что они не отсчитывают время. Пришёл страх, а за ним ужас.
Ивана и Хидео всё не было. Как давно – Джон не мог ответить наверняка, да и ответ бы его не утешил. Их не было слишком долго.
Они там, во Вселенной, рассуждал Смит. Вот бы и мне туда. Снаружи невесомость и здесь невесомость, – только там нет стен.
Джон перемещался по станции, проверял аппаратуру. Заставлял себя питаться. Забывался тревожным сном. Прислушивался. Всматривался. Время остановилось, но шло. Земля молча вращалась, а у Смита отросла борода. Иван и Хидео не возвращались. Никого не было.
Однажды Джон осмелился. Он нацепил скафандр и вышел наружу – осмотреть, наконец, станцию. Так Джон объяснил свое решение, хотя ответ, разумеется, тоже знал. Ему было невыносимо оставаться внутри. Там, снаружи, скрывались ответы: Джон верил и не верил в это.
Космос, как всегда, был пуст. И хотя скафандр надёжно защищал тело от всего вовне, Джон не кожей – сердцем – ощутил, до чего здесь холодно.
И тихо. Шум собственного дыхания ничуть не успокаивал, а лишь умножал одиночество. Джон смотрел вверх и под ноги – но везде была лишь холодная чернота, в которой плавали Земля, станция, забытые обломки и крохотный человечек.
Тук-тук-тук, — стучало в висках Джона, и на миг ему почудилось, будто это бьется сердце матери, а он покачивается в околоплодных водах.
Космос похож на утробу. Только мне некуда рождаться.
Станция оказалась невредима. Джон осмотрел ее всю, но видимых поломок не нашел. Оборудование исправно, пища в достатке. Космическое жилище было технически безопасно – но смертоносно для рассудка.
Вот Земля. Кажется, до нее можно просто дошагать...
Планета вращалась. Она дразнила Джона, бесстыже подставляла его взору континенты и моря, его невидимый дом в Портленде. Все реже астронавт возвращался к мысли проверить связь. Все чаще он подолгу смотрел в иллюминаторы или убегал в сны.
Во сне Джон видел дверь — ту самую дверь в обычной стене, как в рассказе Уэллса. Смит открывал дверь и оказывался в чудесном саду, и там был его дом. Там были все, кого он любил, — и они ждали. Джон играл с детьми на заднем дворе, вечера напролет ворковал с женой, а ночью жадно овладевал ею. В гости приходили умершие родители, и Джон успевал сказать им все, что не успел. Сны были такие чистые, такие настоящие, — ими было нельзя надышаться. Джон не хотел, не мог покинуть тот земной рай, но злая и равнодушная сила исторгала его обратно в синтетическое чрево станции.
Она была моим домом, моей работой, моим смыслом. Сбывшейся мечтой. Теперь она превращается в мой склеп.
И Джон позволил быть чему угодно. Ежедневные техосмотры, проверки коммуникаций, гляделки в мертвые экраны помогали коротать время, но время никогда не заканчивалось. В бесконечном календаре не осталось отметок – все сожрало отчаяние. Ждать нечего и некого – это понимание стучалось в Джона, но он боялся его впускать.
Он разглядывал семейный снимок, и любимые были бесконечно далеки – за горизонтом надежды. Земля вращалась за иллюминатором, близкая и недоступная. Казалось, до нее можно дошагать.
К черту, к черту пафосные тезисы о том, будто мы состоим из звездного вещества. Я здесь и сейчас становлюсь космической пылью.
В спасительных прежде снах не стало покоя. Жена, дети, родители, друзья. Их лица плыли, как на размокшей фотокарточке, а голоса звучали издалека. Джон обнимал детей, и руки увязали в телах, как в воске. Родители за столом рассыпались на куски, и Джон знал, что они дважды мертвы.
Из сновидения вырвал глухой стук. Джон моментально очнулся, когда понял, что стучат из шлюзовой камеры. Кто-то звал его, колотя в люк жилого отсека.
Я продолжаю спать, подумал Джон. Он подплыл к шлюзу и открыл его.
Там были они. Джон сразу узнал Смирнова и Кобаяси. Друзья плыли по отсеку и приветственно помахивали руками. Визоры шлемов были разбиты.
– Где вы были? – спросил Джон у Хидео, стараясь не смотреть на его почерневшее лицо.
— Мы за тобой, Джон, – прошелестел тот. – Мы оттуда. Тебя все заждались.
– А... – Джон растерянно кивнул на стойку со скафандрами.
– Забудь, – ответил Хидео. – Там уже не холодно.
Джон все понял.
– Пошли... Туда?
Иван откинул голову и затрясся, изображая смех. Высохшее тело билось в ветхом дырявом скафандре.
Хидео повернулся к Джону:
– Пошли! Тут недалеко. Можно просто дошагать.
Джон смотрел на вернувшихся товарищей.
Сон это или явь, безумен я или нет, жив ли, — уже безразлично. Я невидимка. Пока я остаюсь здесь, делаю ничто и становлюсь ничем, я умножаю пустоту. Так какая, к черту, разница? Они вернулись — невозможное случилось. Значит, и я вернусь домой... или буду где-то еще.
На глазах Джона выступили слезы. Грудь сдавило.
– Как же долго я вас ждал!
Друзья смотрели на Джона, и тот знал, что они улыбаются. Тела подплыли к выходному люку, увлекая за собой.
Пора впустить космос, подумал Джон, открывая люк. Он чувствовал себя мальчишкой, убегающим в лето.
Вот она — моя дверь в прекрасный сад.
Джон хохотнул.
И сделал шаг.
Автор: Вад Аске, 12 апреля 2022 года.
Больше историй на Aske Corp.
Осторожно, длиннопост!
Сегодня я заметила, что у меня откуда-то появилось целых три подписчика)) Ну, понятно, один – тащ майор, но остальные? Не знаю, чего эти люди от меня ждут, но сам факт вдохновил меня начать писать о том, о чём давно хотелось – о том, как мы с мужем строим дом, о путешествиях, о наших животных, о всяких поделках, для которых теперь есть большая, пусть пока ещё и необорудованная мастерская. Я несколько раз пробовала начать. Даже написала первый пост – про постройку уличного вольера для черепах. Наверное, это именно тот формат, которого мне хотелось. О таких небольших, но законченных поделках писать легко и приятно. Но дом… Дом это целая история. Как её начать? Можно ли её закончить? (спойлер – только побегом на кладбище) Но я решилась и буду пробовать.
Мысль о том, чтобы построить дом, зрела у нас давно. Дети растут, им нужно прописывать трындюлей личное пространство. Я люблю животных (и не только в виде шашлыка), им тоже нужно место. Вместе с мужем мы увлекаемся автотуризмом и офф-роадом, то есть нужен гараж для бесконечных переделок и улучшайзинга авто и кемпера… Но как, где, когда и на что – мы не очень задумывались. Просто мечты. Фантазии.
И тут 2020 год! Внезапно с нами случилась нерабочая неделя в конце марта. С обременением в виде изоляции. Мы вообще не любители сидеть в четырёх стенах. А уж представить себе двух беснующихся в квартире подростков, дерущихся за собачий поводок, чтобы выйти на улицу, было и вовсе страшно. И мы решили, что не зря у нас есть хобби, точнее даже Hobby - небольшой домик на колесах, который радовал нас уже не первый год в путешествиях по стране. И вот, мы проверили запасы крупы и тушёнки, собрали в мешок переноски зверьё, вывели со стоянки трейлер и поехали, куда глаза глядят…
Если честно, уехали мы не очень-то далеко. Километров на 30 от города. Было неясно, что там дальше с этой эпидемией, март в наших краях – это почти зима, других дураков морозить жопы на озере нет, зато интернет, чтобы смотреть сериальчики работать удалённо – очень даже есть. Первая неделя прошла просто как затянувшийся пикник))) Внеплановый отпуск. Мы наладили нехитрый быт, а с учётом того, что у нас был оборудованный трейлер и всё необходимое снаряжение – это было нетрудно.
Как вы помните, за первой неделей пришла вторая, потом третья… Где-то там в процессе все, кто не стоит у станка, вышли работать удалённо, а детишки стали делать вид, что учатся. Мы подумали, что в лесу всё равно веселее, чем в квартире, и остались жить дальше. Правда, настало время железной дисциплины. Солнечные панели хороши в путешествиях на юга, а в нашем сером питерском климате они грустят почти как пальмы. Так что распорядок дня стал чётким как в лучших санаториях – с утра плотный завтрак, потом дети идут гулять, а родители – работать.
Потом обед и все меняются. Родители, если очень надо, работают дальше с телефонов из кровати))) С пяти вечера – режим экономии электроэнергии, никаких ноутбуков, приглушённый свет, зарядка максимум 2 телефонов одновременно и т.д. В пасмурную погоду иногда ограничения могли наступить и раньше.
После ужина мы уступали детям наш домик, они играли в настолки (иногда даже с нами) или в гаджеты (если не забывали днём их зарядить), а мы с супругом сидели по несколько часов у костра. И знаете, это было великолепно!
Так мы прожили весь апрель. Носили воду с родника, заготавливали валежник, ложились вовремя спать (оказывается, удивительно легко это делать, когда зависишь от солнечного дня!) Изредка делали короткие вылазки до ближайшей деревни - за газом и продуктами. Придумывали какие-то кулинарные изыски из простейших продуктов. Даже яйца на пасху красили)))
А вот в мае стало неуютно – изгнанные из городских парков, истосковавшиеся по шашлыкам и алкоголю природе люди поехали в лес. Причём это были не те люди, у которых с детства есть хоть какая-то культура уединённого загородного отдыха. Пройти насквозь через чужой лагерь – легко! Подъехать на своём жипе к самой кромке воды – обязательно! Оставить после себя горы мусора – бесценно… Мусор мы, конечно, после них убирали. Но желание отгородиться стеной или хотя бы забором стало просто нестерпимым. А поскольку забор в лесу явление крайне непопулярное, мы вдруг решили, что пришло время нам из лесных кочевников превращаться в осёдлых землевладельцев. Но об этом уже в следующий раз. Спасибо всем, кто дочитал эту простыню. С удовольствием отвечу на все вопросы в комментариях.
не помню где и когда прочитала (спасибо ковиду), но запомнился только момент что у мусорных бачков что ли встречается главный герой мальчик с бабушкой и она его манит к себе, тут выбегают родители и уводят его домой. бабушка говорит что родители сошли с ума и нет никакой заразы. и вроде в изоляции целый дом многоэтажка. хотелось бы все-таки вспомнить кто прав бабушка или родители то у пацана были )