Невеста
Голоса. Они вползали в сознание, как дым — вязкий, едкий, липкий. Не слова, а шепот тысяч крыльев, сливавшийся в один беспокойный гул, кипящий рой ос, ослеплённых яростью, под черепной коробкой. Они не говорили — они жалили. Каждая нота этого жужжания впивалась в извилины мозга, оставляя после себя тлеющие угли тревоги.
Я отступил на шаг, пытаясь физически отстраниться от хаоса внутри, и прижал ладонь к груди. Сердце. Оно билось так бешено, что казалось — вот-вот разорвёт рёбра, выплюнет себя наружу вместе с клокочущим в горле криком, который я так и не осмеливался издать. Время потеряло смысл. Были ли это минуты или часы? Всё смешалось в тягучем, как смола, ожидании.
Ветер касался лба лёгким, почти насмешливым прикосновением, зная, что не сможет спасти от этого адского пекла. Пот стекал по вискам тонкими, солёными ручейками, напоминая, что даже воздух здесь — сообщник мучений. Костюм душил, впиваясь в кожу шершавой петлёй. Но разве это имело значение?
Она.
Всё, что оставалось в этом искажённом, зыбком мире. Единственная точка опоры. Единственный свет в нарастающем мраке. Я готов был сгореть, распасться на атомы, исчезнуть, только бы увидеть Её.
Я достал из кармана смятую пачку сигарет. Прикурил, втягивая едкий дым.
Она терпеть не могла этого. Всегда морщила носик, едва уловив запах табака. Хваталась за свою изящную сумочку, с отчаянной грацией выуживая оттуда духи. Цветочные. Легкие, как её смех, и нежные, как прикосновение её пальцев.
Брызнет в воздух - один раз, два. И тогда всё вокруг на секунду превращалось в сад. В её сад.
Она ведь и есть цветок. Единственный. Хрупкий, но не ломающийся. Красивый, но не кричащий. Мой.
Затянулся в последний раз. Глубоко, до хрипоты в груди, будто хотел втянуть в себя не только дым, но и все это время привычки, зависимости, слабости.
Потом разжал пальцы. Пачка, еще теплая от ладони, легла на дно урны с глухим стуком. Вслед за ней зажигалка. Один точный бросок и всё. Больше не понадобится.
Это будет мой подарок Ей. Не клятва, не обещание - факт. Я больше не прикоснусь к сигаретам. Никогда.
Полдень. Солнце било в глаза, как начищенный клинок – ослепляюще и безжалостно. Время тянулось густым, медленным потоком, а нетерпение пульсировало в висках, сжимая горло.
Кто-то сунул мне в руку рюмку коньяка. Я даже не разглядел, кто. Золотистая жидкость дрогнула в стакане, повторяя мелкую дрожь моих рукх. Глоток. Огонь по жилам, мгновенное тепло в груди. На секунду стало легче.
Но только на секунду.
Алый ковер до самого входа усыпали лепестками роз. Цветы привезли на рассвете. Еще холодные, благоухающие, еще хранящие ночную свежесть. Их аромат сначала ласкал ноздри, тонкий и игривый, как прикосновение шелка.
Но к полудню солнце разожглось. Воздух загустел, пропитавшись тяжелым, приторным дыханием цветов. Сладость навалилась грузом, давила на виски, вытесняя кислород. Голова плыла. Казалось, стоишь не на земле, а в сердце гигантской оранжереи, где даже воздух дышит пыльцой.
Цветов было слишком много. Горы роз, которые не под силу унести даже десятку крепких мужчин. Лепестки прилипали к подошвам, цеплялись за одежду, словно хотели удержать каждого, кто осмелится уйти.
-Пора, - сказала женщина в легком ситцевом платье и, поднявшись по ступенькам, скрылась за скрипучей дверью, потрепанной временем.
Сейчас.
Сейчас все увидят ЕЁ.
Такую юную - будто первый луч над полем.
Такую красивую, что даже розы опустят головы.
И такую... МОЮ.
Икота. Два резких, детски беспомощных звука, вырвавшихся вопреки воле. Я вытянулся в струнку, мышцы окаменели от напряжения.
И забыл дышать.
Вот и она.
Её волосы, уложенные крупными, бархатными локонами, струились по хрупким плечам, будто тёплый шёлк. На шее мерцал кулон в виде бабочки - тот самый, подарок на шестнадцатилетие, который она носила, словно талисман.
Белое подвенечное платье обволакивало её, как лунный свет. Казалось, сам воздух вокруг застыл, боясь потревожить эту хрупкую гармонию. Солнце, игривое и капризное, рассыпало блики по пышной юбке, превращая её в живое сияние.
Я не видел невесты прекраснее.
Но мгновение оказалось украдено - со всех сторон сомкнулось кольцо чужих лиц. Мужчины в строгих костюмах, женщины в платьях, а я стоял в тени, чужой среди этого праздника.
Потом шагнул вперёд.
Медленно. Неуверенно. Ноги казались тяжёлыми, будто вязли в песке.
Но я пробился. Прошёл сквозь них. И встал рядом.
- Можно и поаккуратнее, - буркнул кто-то за спиной.
Но этот голос растворился, как шум прибоя за тысячи миль.
Я видел только её.
Любимый профиль - нежный, как лепесток, опавший на воду. Ресницы, трепещущие на ветру воспоминаний. Губы, которые я целовал ещё до того, как научился дышать.
Не сдержался.
Пальцы скользнули по её руке. От локтя до кисти, медленно, как по струнам забытой мелодии.
Потом осторожно так, будто держу птицу, взял её ладонь в свою.
И прижался губами к тонкой, почти прозрачной коже.
- Молодой человек, а кем вы приходились усопшей?
Хрипловатый голос врезался в сознание, как нож в сырую землю.
Я поднял голову - передо мной стояла толпа. Чужие глаза. Настороженные. Недоумевающие.
Кто этот парень?
Что он тут делает?
Почему он плачет громче всех?
Губы дрогнули, но ответа не нашлось.
- Да что пристали к парню! - внезапно раздалось рядом.
Грузная женщина в чёрном, выцветшем от слёз платке шагнула вперёд. Её тёплая, мозолистая ладонь легла мне на плечо тяжело, как благословение.
- Прощайся, милый, прощайся. Нет больше нашей Юлечки... Прибрал её Господь.
Пауза.
- Там она Ему, поди, нужнее.
Её слова ударили током. Резко, до онемения в кончиках пальцев.
Нет. Её больше нет.
Тело среагировало раньше сознания. Я подскочил, как раненый зверь, и рванул к воротам. Ноги несли сами, земля уходила из-под ступней.
Бежать. Просто бежать.
Дальше. Быстрее.
Обогнать эту пустоту. Оставить позади собственные мысли, которые, как стая голодных псов, уже настигали меня.
- Погоди, милок! Куда же ты?
Голос догнал раньше, чем я успел исчезнуть.
Остановился. Не оборачиваясь.
- Любил её, наверное, очень...