В честь дня рождения Мэтра предлагаю вам посмотреть видеоэкскурсию по закулисью фильма "Психо".

В роли гида: Альфред Хичкок.

Видео на английском языке, но на Ютюбе всегда можно включить субтитры с автоматическим переводом. 😉

Источник: Гарруда знает!

Фильм "Сердце Бонивура" познакомил нас, советских детей, с такой штукой, как саспенс. Куда там Хичкоку с его "психами".

- Ты чего? Идешь смотреть "Бонивура"? - спросил Димка Жданов, мой друг. - Там ему сердце вырежут!

- Правда?! - земля подо мной покачнулась.

- Да-а. Живому...

От этого "сердце вырежут" стало жутко и тревожно, и гулко билось в груди мое собственное сердце, горячее сердце октябренка. Я представить себе не мог такой невероятной жестокости.

- А бонивур -- это кто? Это как большевик, да? - спросил я.

- Эх ты, темнота... - сказал Жданчик насмешливо. - Бонивур -- это значит разведчик. А еще ему ноги сожгут и на спине звезду вырежут!

- Кто?!

- Белые, кто ж еще. Казаки, кажется.

Жуть. И мы пошли смотреть. Это было летом у бабушки, в Кунгуре.

Этот изматывающий нервы кошмар был еще и растянут на 4 серии. Я сел в кресло перед телевизором, сердце стучало, ладони взмокли. Вот сейчас мне покажут... вот сейчас... Фильм начался.

Я смотрел, холодея, как веселый молодой парень (Бонивур -- это он, это имя!, понял я) бегает, смеется, шутит и всячески дурит жандармов и прочих прихвостней царского режима, обводит их вокруг пальца, помогает товарищам-большевикам, и смеялся вместе с ним -- но мысль о том, что наступит миг -- и веселое доброе сердце Бонивура будет вырезано, сидела, как ледяной штырь, у меня в затылке. Я замирал и пугался, когда герой попадал в ловушку -- и облегченно вздыхал, когда он вырывался из нее.

Вот и в этот раз он ускользнул. Жандармы остались с носом.

И тут со мной случилось другое, неожиданное. Я начал надеяться.

Все будет хорошо. Наши победят. А белые так и не смогут поймать веселого молодого Бонивура. Куда им, неуклюжим и устаревшим. И наши победят и построят советскую власть. И никто не вырежет сердце Бонивура. Оно будет биться и жить -- светло и радостно, в мире победившей революции.

Каждой серии я ждал, как манны небесной. Кроме последней, я даже не хотел идти ее смотреть. У меня болело сердце от предчувствия. Я стоял во дворе дедова дома, это было в Кунгуре. Солнце припекало, я взмок, пора идти домой, в прохладу квартиры, к телевизору... а я переминался с ноги на ногу -- и не шел.

-Ты чего? - спросил Макся. - Пошли быстрее, там Бонивур начинается.

Я кивнул и -- усилием толкнув себя изнутри -- пошел. Ноги были точно из пластилина, тяжелые и непослушные. Я не знал, как объяснить это странное чувство.

И тут наступила расплата. Последняя серия была скучная и долгая. Бонивур больше не бегал по крышам, он был в партизанском отряде красных. Какая-то любовь еще. И вот они в какой-то деревне, у Бонивура есть девушка, они счастливы, она тревожится, что наши долго не едут, он смеется и успокаивает ее. А потом в сумерках Бонивур выходит к забору (не знаю, есть ли этот кадр в фильме, но я отчетливо помню именно так), и долго стоит, смотрит вдаль, в сторону леса и дороги. И лицо у него... тут мое сердце замерло и остановилось. У него на лице была печать смерти. Как в рассказе Лермонтова "Фаталист", где Печорин видит на лице другого офицера -- что тот скоро умрет. И этого не избежать.

А потом это случилось. Белые пришли и поубивали их всех. Почти как в Чапаеве.

Бонивур и тут почти вырвался -- я переживал за него. Потому что я помнил, какой он был в первых сериях -- ловкий, дерзкий, насмешливый, неуловимый. Удачливый. "Давай, - молил я мысленно. - Давай, засмейся и что-нибудь придумай. Как в первой серии". Но он вдруг утратил свою ловкость и удачу. Он больше не был тем самым Бонивуром. Он стал обреченным.

И наступила та знаменитая сцена. С сердцем и звездой на спине. Чудовищная.

Нам почти ничего не показали. Только страшный крик Бонивура разнесся над деревней, над просторами полей и леса. И от этого было еще страшнее. Потому что мое воображение представило все в сотни раз жутче, чем мог показать экран. До озноба.

А потом пришло запоздалое возмездие для убийц. Красные вернулись. Копыта били в сухую, пыльную землю, сабли сверкали. А белые бежали, позорно и жалко... Наши победили. Все, как и должно быть.

Но сердце Бонивура было уже не спасти.

«Сердце Бонивура» (1969) — советский четырёхсерийный фильм о становлении Советской власти на Дальнем Востоке и в Приморье. Режиссер Марк Орлов.

Фильм снят по книге Дмитрия Нагишкина. Повесть была написана в 1944 году, а роман появился в 1947.

В роли Бонивура -- дерзкого, смелого и насмешливого, актер Лев Прыгунов. Прототипом героя стал реальный комсомолец Виталий Баневур.

В роли колоритного злодея -- Петр Глебов:

И конечно, каждому рыцарю нужна симпатичная дама сердца. Правда, Бонивур скорее Тиль Уленшпигель революции, веселый и безбашенный шут, чем серьезный рыцарь. Но это и к лучшему.

Потому что когда Бонивур (или Тиль) вдруг становится серьезным -- он неизбежно погибает:

Один из злодеев. Казак с георгиевским крестом:

Владивосток. Памятник герою-комсомольцу Виталию Баневуру (1902-1922)

Предыдущие части:

Шатун: Побег в никуда ШАТУН

Шатун 2: Сон в зимнюю ночь ШАТУН-2

Шатун 3: Имя моё Легион ШАТУН-3

Шатун 4: Часовщик ШАТУН-4

Шатун 5: Зачарованный лес ШАТУН-5

Шатун 6: Приёмыш Шатун-6. Приёмыш

История седьмая. СХРОН

Во тьме, возможно, таятся разумные сущности и, возможно, таятся сущности вне пределов всякого разумения. Это не ведьмы или колдуны, когда-то пугавшие примитивную цивилизацию, но сущности бесконечно более могущественные.
Г. Ф. Лавкрафт

I

– Расслабься, – раздался возле левого уха вкрадчивый голос Вадика. – Просто расслабься, думай о хорошем, отпусти все мысли... Ты ведь чувствуешь Тропу? Теперь тебе надо войти в кёро, чтобы она открылась.

Опустив веки, я постарался расслабиться ещё больше, чем раньше, но у меня фиг что получилось. Вместо расслабления тело напряглось даже сильнее прежнего.

– Представь, что ты паришь над землёй... – продолжал занудствовать Вадик. – Просто расслабься...

Я громко цыкнул и открыл глаза.

Мы с бифуркатором сидели на горной тропе, серпантином поднимающейся к самым вершинам. Благодаря постоянным дождям трава здесь выросла выше головы, и в ней было впору заблудиться. Один край тропы упирался в почти отвесный склон, в котором среди кустов угрожающе торчали валуны, грозящие в любой момент обрушиться вниз. С другой стороны открывался обалденный вид на огромное ущелье. Далеко внизу грохотала горная речка; среди елей, берёз и ореховых деревьев торчали разноцветные крыши дач, отелей и санаториев. Сама тропа была около полутора метров шириной – один неверный шаг, и ты совершишь экстренный спуск на пару километров.

Вечерело. Солнце бросало пологие золотистые лучи света на склоны, порождая длинные насыщенные тени. С юга на горную гряду навалилась сизым пузом грозовая туча. Оттуда дул влажный ветер, и невнятно погромыхивало. На севере за пеленой смога лежал ощетинившийся многоэтажками Роднинск.

Я сидел на плоском камне на самом краю тропы, Вадик расположился чуть дальше, на стволе поваленного дерева. Если глянуть вниз и чуть влево, можно было увидеть ту дачу, где остановилась наша компашка после того, как покинула помпезный особняк Легиона. Поблизости от «нашей» дачи других строений не было, если не считать пару пустых домов и трансформаторной будки.

С самого обеда Вадик учил меня здесь, вдали от цивилизации, открывать Тёмные тропы. По его словам, где-то рядом находилась такая тропа, и мне стоило только впасть в особое состояние кёро, чтобы открыть дорогу в иной мир.

Получалось хреново. Не исключено, потому что Вадик меня бесил. Весь такой лощёный, деланно приветливый и дружелюбный, с фальшивой голливудской улыбкой и позитивным мышлением, одетый в модные шмотки... Общаясь с ним, я чувствовал себя каким-то деревенским увальнем, который не то что Тёмную тропу открыть, культурно высморкаться не сможет.

– Может, помолчишь? – проворчал я. – Не даёшь сосредоточиться.

В глубине души я понимал, что Вадик, в сущности, не заслужил такого отношения. Парень старается ради общего дела. Как более древний бифуркатор, я должен буду открыть портал в тот мир, где спрятан чёртов Схрон, но опыта по части межпространственных переходов у меня – кот наплакал. К тому же Эм выделяет Вадика не больше, чем остальных членов её мистической Семьи, в состав которой и я с некоторых пор допущен.

– А может, ты перестанешь быковать? – внезапно поинтересовался Вадик. – Если втюрился в Эм, то дело не должно из-за этого страдать.

Я выпучил глаза, кровь бросилась в виски. Сам не понял как вскочил: только что сидел на камне и вот уже нависаю над Вадиком, а правое плечо слегка оттянуто назад как для удара правым кулаком.

– Я не втюрился! – заорал я так, что даже эхо насмешливо отозвалось: «втюрился... втюрился...».

Какое гадство, фраза прозвучала по-детски, и, мало того, кажется, спалился я по полной.

Вадик, который, кстати, даже не шелохнулся в ответ на мои энергичные телодвижения, будто прочитал мои мысли. Вообще-то тут и полный имбецил прочитал бы мои мысли. Бифуркатор слегка ухмыльнулся.

– Ага, как же. Это все заметили. Даже Гена-манкурт. Ты в неё влюбился, Валера. Ничего странного, я тебя понимаю. В неё весь Легион влюблён... Хотя нет, половина влюблена в Тейю.

Несмотря на бурлящие эмоции, я вспомнил длинноногую блондинку в серебристой маске, которая стояла рядом с Бояном в ночь нашей первой встречи. Не знаю, что там у неё под маской, однако если половина Легиона в неё влюблена, значит, она не уступает в красоте Эм... Хотя мне плевать.

Спокойствие Вадика и его откровенность сработали. Я словно выдохся, злость куда-то подевалась. Да и негоже терять самообладание перед этим засранцем. Злобно сплюнув в сторону, я отошёл от Вадика и снова уселся.

– Ну хорошо, она мне нравится, – соизволил признать я. – А ты – нет. Уж извини, Вадик. И у нас с Эм взаимная симпатия.

«Зачем я это говорю?» – подумалось мне. Но было поздно. Злость, как известно, отвратительный советчик.

– Она тебе сказала, что ты ей нравишься, да? – спокойно спросил Вадик. – После ритуала посвящения в Семью, небось? После ритуала она это всем говорит. Типа выражает симпатию к новому члену братства. Не воображай слишком много. Она тебе не обычная шкура с улицы, она почти десять лет прожила в лесу, среди негуманоидных существ, а до того – в Шведской Империи, где ездят на паровых автомобилях. У неё мозги совсем по-другому заточены. Я её уже несколько лет знаю, а до сих пор понять не могу.

У меня окончательно испортилось настроение. Я смачно выматерился.

– Ладно. – Вадик поднялся. – Пошли, что ли. Сегодня на нужную волну ты уже не настроишься.

Ни с того, ни с сего вспомнилась маленькая Даша, прикованная к инвалидному креслу по милости Мары. Она была похожа на юную беззащитную эльфийку своими длинным светлыми волосами и слегка оттопыренными ушками, торчащими среди локонов. При мысли о ней я открыл Тёмную тропу. В этом «мыслечувстве» не было сексуального подтекста. Она – чистый и невинный ребёнок, и думать о ней, как о сексуальном объекте, – извращение. Слава богам, во мне этого извращения нет. А вот в отношении к Эм – сексуальный подтекст есть, и ещё какой!

Чёрт, кажется, я понял, почему христианство считает секс грехом, хотя тут же, не отходя от кассы, советует «плодиться и размножаться».

Чтобы открыть Тёмную тропу, мне нужно думать о ком угодно, только не об Эм...

Мы спустились по каменистой тропе к даче – двухэтажному, нуждающемуся в ремонте особняку, торчащему среди клёнов и ореховых деревьев на склоне горы. Как выяснилось, Легион не совсем владеет всеми этими частными домами. Скорее, арендует на время отсутствия хозяина. Как бы то ни было, хозяин нашего прежнего особняка вернулся, и мы были вынуждены поменять дислокацию. Забрались гораздо выше в горы, чем прежде, зато воздух был здесь гораздо свежее, а любопытных соседей – меньше.

Пока мы с Вадиком дотащились до нашего временного дома, быстро стемнело. По небу ползли кровавые облака, зажглись первые звёзды. Темнота в ущелье, среди буйного разнотравья и деревьев, сгустилась на удивление быстро. Я подумал, что из этой тьмы Заблудшие следят за нами, плетя свои непонятные козни...

II

В неогороженном дворе, ограниченном с одной стороны склоном горы, а с другой – крутым обрывом, сплошь заросшим травой, стоял микроавтобус Шанина; в полумраке белели пластиковые контейнеры для питьевой воды и высилась груда досок под навесом от прежнего хозяина. Дача задней стеной упиралась в склон, и, чтобы зайти в неё со стороны двора, надо было подняться по наспех сваренной из арматуры лесенке.

На веранде, из которой открывался шикарный вид на ущелье, сидели Шатун, Боян, Эм и Тейя. Веранду мы временно переоборудовали в кухню: здесь стояла газовая плита, обеденный стол со стульями, шкафчик с кухонным принадлежностями и умывальник. Возле умывальника выстроились пластиковые вёдра – воду надо было таскать со двора, где находилась колонка. Зимой, понятное дело, на веранде не почаёвничаешь, слишком холодно. А вот летом – самое то.

Я глянул на часы, висящие над умывальником. Шёл десятый час вечера, а наша не очень дружная семья только собиралась ужинать. Как-то так получилось, что ложились мы очень поздно, в третьем часу утра, а вставали за полдень. То есть график сместился в ночную пору. Наверное, потому что среди нас есть Жуткие, а Жутким свойственно шариться по ночам.

Тейя – я сразу узнал её по коротким серебристым волосам – бросила на меня быстрый взгляд. Не сказать, чтобы она была красавицей. Но миловидна, спору нет. Высокие скулы, узкий подбородок, тонкий носик и чувственные губы. Брови не такие густые, как сейчас модно, слишком светлые, почти незаметные. Зато глаза большие, выразительные, зелёные, с горчичными прожилками. Косметики минимум.

– Как успехи? – спросил Шатун с пьяноватым видом. Он был в своём репертуаре: огромный, волосатый, бородатый, неопрятный – словом, медведь после хреновой спячки.

Я собирался ответить: «Дерьмово», но меня опередил Вадик:

– Скоро научимся открывать Тёмные тропы. Валера – ученик способный.

Эм одарила меня восхищённым взглядом. Я задался вопросом: всеми ли членами Семьи она так восхищается? Попутно зыркнул на Вадима. С чего это он надумал меня хвалить? В друзья набивается? Если так, то у меня для него плохие новости.

Минут через пять мы уселись ужинать. Жрать пришлось невообразимый салат из овощей, зелени и измельчённых в блендере орехов. Всё это месиво было приправлено оливковым маслом и соевым соусом. На кухне дежурила явно Эм. Она любит салаты с орехами, тёртым сыром и соей. Помнится, как-то она добавила в салат жареных кузнечиков и личинок майского жука, так я чуть не проблевался. И откуда она их выловила? Эм слегка обиделась на мою реакцию, сказала, что в насекомых самый качественный протеин, и именно он помогает ей сохранять фигуру. Я ответил, что лучше пожертвую фигурой, но ползучих тварей есть не буду.

Салат с насекомыми пришлось есть одной Эм, потому что Шатун от него тоже воздержался. Глядя, как она уплетает личинок, я подумал, как трудно представить, что эта девчонка решительно отказывается от обычного мяса, но ест рыбу и всякую многоногую гадость...

Вероятно, её избирательное вегетарианство вызвано тем, что в Семье есть животные. А вот рыб и червяков нет.

Кроме салата на столе находились нарезанная ветчина и хлеб. Их ели только Шатун, Боян и я.

Когда мы с Вадиком, помыв руки, уселись, Шатун и Боян вернулись к прерванному разговору.

– Синицын в надёжном месте, – сообщил Боян. – Отрицает, каналья, что что-то знает. Мол, по татуировке узнал сына друга и решил помочь ему с адаптацией в нашем мире. Ни о каких Великих Панах и религии Заблудших типа не в курсе. Звенящие книги мы от греха заперли... э-э-э... тоже в надёжном месте. Вскорости приедет специалист, пусть изучает. Будем за ним приглядывать, чтобы кукушкой не поехал.

Шатун покивал, меланхолично, как корова на выпасе, жуя салат.

– С приёмышем что?

– Впал в подобие комы. Холодный весь, сердцебиение еле прослушивается. Но живой. Вывести из этого состояния не можем, даже электрошок пробовали. Фокусы Заблудших, не иначе. Научили приёмыша на случай плена... Наши телепаты с ним работают, но пробиться сквозь барьер пока не удаётся.

– Книги приёмыша, – сказал Шатун, – вот ключ. Он сказал Валере, дескать, читай мои книги, и ты всё поймёшь. Есть риск, что книга завладеет читателем, встроит какую-нибудь программу в мозг, но опытный специалист справится. Вы кого вызвали?

– Рудина. Он с похожими когнитивными программами уже работал, опыт есть.

Шатун поморщился.

– Всегда считал, что он полный псих. Даром что психиатр. У нас с ним вышел конфликт, чуть до поножовщины не дошло... Ладно, Рудин так Рудин, хрен с ним. Сейчас у нас другая задача, ты знаешь, Боян. Нам надо поторапливаться с прохождением в другие измерения. Валера, это я тебе тоже говорю.

– А что я сделаю? – проворчал я. – Ты бы хоть объяснил, как выглядит Схрон?! Чтобы я визуализировал, что ли.

– Я хотел, чтобы ты сначала научился вызывать состояние кёро, потом я бы дал тебе наводку. Вадик говорит, что у тебя с этим всё нормально, поэтому – держи.

Он вынул из кармана стеклянную капсулу размером с кулачок младенца с очень мелким песочком внутри. Горлышко капсулы было запаяно.

– Это половина песочных часов – артефакта Жуткого мастера. У этой штуки способность притягиваться к другой половине, где бы та ни была. Когда откроешь полноценную Тёмную тропу, эта половинка потянет тебя ко второй части. А вторая часть находится в Схроне.

Я принял из рук Шатуна капсулу с песочком. Наверное, песочные часы перерубили световым мечом джедаев, раз горлышко сразу сплавилось. Или его запаяли уже после того, как сломали часы?

Боян шумно прожевал кусок ветчины и принялся ковырять вилкой салат.

– Меня беспокоят эти Старые Люди, – протянул он. – Что за хрень, спрашивается? Я думал, это Заблудшие и есть.

– Я тоже так думал, – Шатун кивнул. – Пока Валера не выяснил кое-что интересное. Если б не он, мы бы ничего не узнали. Приёмыш сразу бы отключился, и всё.

Он протянул руку и достал с полки шкафа планшет. Потыкал пальцем и протянул мне.

– Почитай это на досуге.

Я глянул на экран и увидел открытый текстовой файл. Писанина имела заголовок: «Чёрная метка».

– Крипипаста, что ли? – поразился я. – Думаешь, нам в жизни всякого говна не хватает?.. Ой, извините...

Я с виноватым видом посмотрел на Тейю и Эм. Но они и глазом не моргнули. Уголок губ молчуньи Тейи слегка приподнялся, а Эм, кажется, и вовсе не поняла, что случилось.

– История реальна, – с невозмутимым видом произнёс Шатун. – Она о моей жизни.

Я открыл рот от удивления. Боян фыркнул:

– Но не верь всему, что там написано... Про меня сказано, например, что я сплетник и болтун.

– Так оно и есть, – вставил Шатун.

– А вот ни хрена, – подскочил Боян. – Ложь и провокация! Автора бы за яйца подвесить на дереве. А снизу костерочек развести, чтобы не замёрз.

– Руки коротки, – отмахнулся от него Шатун. – В общем, ситуация такова, Валера. Когда мы все работали в ОРКА, за Схрон отвечал бифуркатор, Гаевский Леонид. Он был ответственным за то, чтобы открывать Тёмную тропу к нему. На случай, если с ним что-нибудь случится непредвиденное, были дублёры, но я о них ничего не знаю. Знало только высшее руководство. Но потом наступила эпоха КАРА...

– Чего? – не понял я.

– КАРА – Кризисное Агентство Расследований Аномалий. Это новое название ОРКА после реформации. Аббревиатура другая, суть названия та же. Но на деле это было совсем другое ведомство. КАРА не противостояло Жутким, а служило и служит до сих пор интересам нашей тоталитарной власти, используя сверхъестественный потенциал, накопленный «орками» за годы работы. Когда началась вся эта заварушка, те, у кого оставалась совесть, бежали из организации. Стали анонимусами, как мы с Бояном. Мы для КАРА опасны, знаем слишком много, а служить власти не хотим. Вместо нас пришли другие – беспринципные твари в человеческом обличье. Новое руководство КАРА хотело заставить Гаевского открыть дорогу к Схрону, он вроде бы поначалу согласился, но через день внезапно покончил с собой. Каровцы кинулись, а дублёры Лёни не могут открыть Тёмную тропу к Схрону... Оказалось, что перед самоубийством Гаевский ухитрился заблокировать путь к Схрону, поставить какой-то ментальный блок, который могут создавать очень опытные и сильные бифуркаторы. Так что получалось, что теперь никто не мог к Схрону пробраться. То есть он как бы поменял пароль на компе и умер. Каровцы этот блок ещё не взломали, но стараются, судя по слухам. А мы вот с Бояном нашли этот артефакт – половину песочных часов. Вдруг сработает?

– А ещё вы нашли меня... – пробормотал я так тихо, что никто ничего не расслышал.

Шатун, охрипнув от долгой речи, выхлебал полный стакан гранатового сока. Боян заворчал, что мы питаемся как бараны, надо бы побольше мяса, один чёрт все помрём, так стоит ли бояться атеросклероза? Тейя и Эм о чём-то тихо переговаривались, не обращая внимания на мужскую часть населения.

Я задумался на пару минут. Картина проясняется. И моя роль в этом Марлезонском балете.

Больше этим вечером никто не говорил, что надо бы мне поторапливаться с Тёмными тропами, но дураку понятно, что все ждут от меня результатов. Только я всех и торможу.

Я ушёл из кухни в свою комнату раньше остальных, прихватив планшет Шатуна и, завалившись на кровать, принялся читать «Чёрную метку». Читать было интересно, я даже увлёкся, хотя автор явно не был профессиональным писателем. Чувствовалась слабость стиля... Хотя он стопроцентно не был писателем, он был «орком» и писал о том, что пережил. У меня тоже есть о чём написать, если такая блажь ударит мне в голову.

Кстати, а почему бы мне не написать мемуары? Хорошая идея, надо её обмозговать.

Я так и не понял, кем был Шатун в этой истории. Боян когда-то сболтнул, что Шатун – его бывший начальник. Но начальником ОРКА был этот Глеб из рассказа. После исчезновения Глеба его сменил Володя, поэтому он тоже был начальником Бояна. Самого же Бояна определить не составляло труда. По ходу, он всегда любил почесать языком.

Поразмыслив, я пришёл к выводу, что Шатун всё-таки Володя. Глеб слишком энергичный, лихой, весёлый, а Шатун – меланхоличный, вечно обдолбанный... Чёрт, а если б Глеб подсел на эту дурь, он вёл бы себя именно так? Володя воевал в Чечне, а Шатун, помнится, дал мне позывной в виде даты начала этой войны. Да, скорее всего, он – это Володя. Завтра спрошу, если не забуду.

С этой мыслью я заснул под стук дождя в оконное стекло.

III

На другой день у меня вроде бы получилось испытать кёро. Я его уже испытывал, это было совсем недавно, даже открыл путь в Зачарованный лес, так что знаю, как это выглядит. Мир темнеет, звуки приглушаются, и ты реально – другими словами и не скажешь – чувствуешь дыхание иного мира... На секунду показалось, что я вот-вот открою Тёмную тропу, но ощущение поблекло и испарилось, как утренний сон.

Я в сердцах пнул мокрую после ночного дождя траву на обочине уже знакомой нам с Вадиком тропинки.

– И кто только придумал это слово идиотское – кёро? Звучит так, будто кто-то скребнул ногтем о ржавый забор.

– Это древний язык, – рассеянно ответил Вадик. – Слушай, может тебе по городу прогуляться? Развеяться? Я вижу, ты стараешься, но уже выдохся. Надо отвлечься – помогает, по себе знаю.

Я покосился на него. Неужели он и впрямь неплохой парень?

– Я в розыске, не забыл?

– Видел тебя на фотках разыскиваемых. Ты сейчас на себя вообще не похож. За год ты здорово повзрослел, волосы отрастил, очки для понта носишь. Но если не уверен, попроси Шатуна, он загримирует.

После обеда я надел фуражку, очки со слегка затемнёнными стёклами и пешком спустился по узкой извилистой дороге примерно на километр ближе к городу. Возле отеля «Пятый сезон» каждые двадцать минут останавливался автобус. Спустя минут сорок я был в Роднинске.

Наша компания со главе с Шатуном была не против моей прогулки. Все сошлись во мнении, что мне надо развеяться, затем, глядишь, я и Тёмную тропу открою.

Погодка выдалась солнечная, но ветреная. По бледноватому небу неслись рваные облака, тени от них то и дело падали на улицы, и внезапная прохлада касалась кожи. По набережной слонялась куча народу, в основном молодёжь. Тут же прогуливались бабки с цветами и шариками, носились клоуны и переодетые зверятами бедолаги, раздающие флаеры. Опёршись о каменный парапет, я краем уха слушал смех и болтовню моих ничем не озабоченных ровесников и поражался той несусветной ахинее, которой забиты их мозги.

А ведь и я был таким же совсем недавно. Если б не Шатун, я остался бы обычным малолетним придурком... Хотя нет, не остался бы. Я бы сидел в тюрьме за двойное убийство. Или, не исключено, до меня добрался бы Великий Пан, и я сейчас открывал бы Тёмную тропу для посланцев Заблудших. Причём эти посланцы со мной не нянчились бы так, как компания Шатуна.

Я погулял по центру города, прошвырнулся по Парку Поющих Фонтанов, перекусил в закусочной с видом на реку. Ближе к вечеру ни с того, ни с сего сел на знакомый автобус и поехал по знакомому адресу. До последнего момента не хотел признаваться даже самому себе, что еду в старый дом.

Домой я не направился, ясное дело, просто прошёлся по улице. Глупо, конечно, здесь каждый встречный-поперечный меня прекрасно знал в лицо, и меня могли опознать, несмотря на маскировку. Но, как известно, дуракам везёт, и почти никто из знакомых на пути мне не попался. Мимо прошёл сосед, дядя Виктор, но он смотрел куда-то в сторону гаражей и меня в упор не заметил.

Натянув козырёк фуражки на глаза, я поглядел туда же.

Там кучковались трое алкашей. Возле того самого гаража, где я когда-то собирался провести ночь, чтобы скрыться от полиции. Алкаши выглядели вполне стандартно: рожи опухшие, потемневшие от загара и грязи, одеты в вонючие тряпки, что-то трут друг с другом сиплыми голосами. Между ними на земле стояли две пластиковые бутылки из-под лимонада и два одноразовых стаканчика. Нетрудно догадаться, что в бутылках далеко не лимонад.

Внезапно меня продрал мороз. Я отступил на шаг и начал пятиться, пока на меня не обратили внимание, но стоящий спиной ко мне алкаш обернулся, словно почувствовав мой взгляд. Лицо у него было такое же красное и отёкшее, как у остальных. Недельная щетина и мутные глаза завершали портрет. На мгновение его глаза прояснились...

Я быстро, чуть ли не бегом, скрылся за углом дома и поскорей рванул к остановке. Если бы у этого алкаша был дом, он бухал бы дома, в этом я не сомневался.

Потому что своего батю я знаю хорошо.

...Когда я вернулся на дачу, там был один Шатун. Не считая Гены. Стас с закатанным рукавами возился возле своей походной лаборатории. В сложенном состоянии она выглядит как большой старомодный чемодан, а в разложенном в ней есть множество полочек и специальный углублений, в которых установлена химическая посуда, баночки и штативы. Возле лаборатории на столе высился гипсовый бюст Дзержинского (Шатун мне сам сказал, когда мы приехали, кто такой этот худощавый мужик с острой бородкой), и Шанин намазывал на него похожее на тесто вещество, которое быстро застывало и превращалось в нечто, удивительно похожее на кожу.

Я подошёл поближе.

«Кожа» была похожа на настоящую просто фантастически. У неё даже поры были.

– Круто! – высказался я.

Шатун что-то проворчал в ответ. Ясно, занят.

Я ушёл. Поужинал в одиночестве, потом потопал в свою комнату.

Настроения не было ни читать, ни телик смотреть, ни в интернете копаться. Я просто валялся на кровати, изучая потолок.

Потолок, кстати, следовало отремонтировать. Как и многое другое на этой даче...

Часам к десяти раздался осторожный стук в дверь. То, что это Эм, я понял и логически, и интуитивно. Мы с Эм состояли в Семье, и между нами была типа телепатическая связь. Эм умела ею пользоваться. А вот я ещё не натренировался, однако иногда, как, например, сейчас я её чувствовал на расстоянии. Что касается логики, то никто, кроме Эм, ко мне в комнату не стучался. Шатун заходил, когда хотел, Боян тоже не утруждался, а Вадик вообще редко у нас оставался на ночь и в гости ко мне в комнату не заходил никогда.

– Заходи, Эм, – лениво сказал я.

Она вошла – лицо тревожное.

– Что случилось, Валера? Ты очень печальный. Я ощутила твою печаль ещё по дороге сюда.

Я сел на кровати. Эм уселась рядом со своей очаровательной непосредственностью.

– Я не печальный. Просто не в духе.

Эм ласково улыбнулась.

– Меня ты можешь не обманывать. Мы оба в Семье.

– И что теперь, открывать душу каждому, кто в Семье? – буркнул я.

– Нет, только мне...

Я покосился на неё со смешанным чувством недоверия и подозрительности. Шутит, что ли? Или проверяет?

Тёплый приём, оказанный мне на ПИКАБУ старожилами и ветеранами, меня вдохновил продолжить рассказы о далёкой Сибири, её обитателей обоих миров.

Кто может, вспомните, кто не может – вообразите. 1983 год. СССР. Забайкалье –область с востока озера Байкал, про это место песня «По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…» Степь там вполне ровная, травы хорошие, местное название – «куйтун». Живут в основном в степи буряты, но есть и деревни: русские переселенцы, украинцы и беларусы по отдельности.

В русских деревнях дома ветхие, крыши гнилые, заборы и плетни упали, в огородах трава какая-то сине-зелёная, а ещё полынь и бурьян. У украинцев огороды, всё аккуратненькие хатки, у беларусов – чистота и красота, яблони и груши, огороды большие, всякая овощь и фрукта…

И буряты мне все в одни голос: а ты парень, по лицу не русский, ты по лицу – беларус… Разбираются, значит. Потом беларусы приехали к нам на полевой стан, они на заработки из Гродненской области прибыли, те тоже – эва, парень, ты беларус! По лицу опять. А у меня отец беларус, мать – русская и про лицо своё только от них и узнал… Позднее понял: они правы, лица у беларусовиные, чем у русских. Всю Беларусь потом за 20 лет объездил, с небольшими отличиями, но есть такой «беларуский тип лица». В СССР с десяток актёров знаменитых как раз «типажные»: все Янковские (самый известный из них – Олег), оба Дворжецких (отец и сын), оба Ерёменки (отец и сын), Кайдановский, Папанов, Смоктуновский…

Был я потом и в украинских Карпатах и там местный гуцул тоже: ты по лицу не русский, ты беларус…

В Сибири я был и до этого на притоке Амура Зее, Зейская ГЭС там строилась, а мы студенты из МГУ там на мелких подработках. Таки Сибирь мы почти не видели: работа – палаточный лагерь вот все впечатления. А тут приключения пошли… Хоррор и саспенс (если кто не в курсе: это тревожное ожидание, часто как метод в фильмах Альфреда Хичкока). Мы работали на строительстве сушилки для зерна на полевом стане, кормили нас кое-как, жили в общежитии безо всяких развлечений. Разве что иной раз в соседнюю деревню пойдёшь…

Один раз, возвращаясь по знакомой дороге из деревни в полевой стан, я заплутал. Всю ночь таскался… под утро залез в овчарню заброшенную и зарывшись в солому, подремал. Утром иду и встречаю чабана с отарой (там овцы тысячами паслись, многие местные имели своё стадо голов по 50-100).

Начал разговор так: я из Москвы, вот, раздолбай, не нашёл дороги… Чабан шутку не поддержал: побледнев, заговорил, что сам местный, все тропки знает, а пошёл на охоту в пяти верстах от дома, три дня домой не мог попасть.. всё уходил, куда не ведая… Это говорил дух сердился, что я на охоту пошёл не в то время… и нарочно «водил», наказывал…Показал он мне дорогу, и мы расстались.

Ходили мы бригадой из 4-х человек – москвичи все – на свой объект каждый день одной дорогой. Выходим из полевого стана: слева километрах в 100 Баргузинский хребет высота за 2.000 м и поэтому снеговые есть вершины (за ним Байкал, но его мы не видим), справа – хребет Икатский тоже сотня километров до него, невысокий и зелёные вершины – он пониже Баргузинского, за ним ровная степь судя по карте. Про него в тоже есть в народной песне «… худо мне было в горах Акатуя». День за днём видим одно и то же.

А в другой раз идём- позади Икатского хребта все четверо видим снеговые вершины… Нет ведь там никаких гор… а мы их видим. А на другой день – не видим. И так чередуется: то есть, то нет…

Как-то был я на полевом стане с бригадиром нашим Валей вдвоём доделывали объект. Остальные наши на другой объект уехали. И кроме нас двоих на полевом стане ни одного человека. До ближайшей деревни 4 километра и деревня ещё и за рекой.

Вечером собрался я умыться перед сном, говорю бригадиру Вале – пошли? Он нет, говорит, не хочу, и как-то так странно говорит…

Пошёл я один. А там баня такая была, типа сарай с двумя отделениями. Захожу в первое отделение, вешаю полотенце, на дворе темно, совсем, ночь, вдруг шум слышу – точно большая стая птиц взлетала. А ночью птицы не летают, да не было там птиц никаких и днём… Я немного опешил, но захожу во второй отсек, там краны с водой и парилка находилась (баня в тот день не топилась). Открываю кран, ставлю мыльницу с мылом рядом с кранами и умываюсь с мылом, мыло кладу в мыльницу, лицо мою, потом поворачиваю голову – нет мыльницы и мыла!!! Оглядываюсь – никого нет…

Тихонько выхожу полотенцем вытереться хочу – нет полотенца… Я таки выхожу из бани и быстрым шагом … прихожу в домик, а Валя на меня смотрит с подозрением… Что так быстро:! Я рассказываю… Он радуется: ох, говорит, хорошо! Что хорошо? А то, что я не сошёл с ума: со мной, говорит, такое же похожее было…

Через пару дней приехал друг мой Колька нам в помощь. Вечером собрался умываться, нас спрашивает… А мы, два орла, говорим: иди-иди… тебе интересно будет… Он пошёл… и тоже вернулся в панике…

Все трое мы были как на подбор: атеисты, Фомы неверпующие ни во что, кроме зари коммунизма и законов физики… Но в баню больше не ходили вечером.

Через пару недель меня угораздило – подробности опускаю – оказаться в компании примерно 40 человек на покосе травы. довольно далеко от всякого жилья. И нас туда завезла местная милиция и охраняла, чтобы ранее 10 дней никто не сбёг… «по диким степям Забайкалья»…

Из всей публики – только пятеро «простых», а все остальные – люди с уголовным прошлым, убийцы или воры, кто отбыл срок «вчистую», а остальные – «на химии», то есть условно досрочное освобождённые».

Сразу поделились они на две группы и в каждой свой «пахан», «авторитет». Я поначалу думал сейчас меня будут грабить и убивать или в карты проигрывать. Ведь «урки»! Но многое узнал и про себя и про «уголовный мир»… не из кино. В кино всё враньё по большей части.

Короче, не убили меня… А скорее напротив: в обе группировки я ходил как в дом родной, меня уважали и просили что-нибудь рассказывать.

Как позднее выяснилось, есть вещи, которые ценятся в подобных компаниях: 1) чувство собственного достоинства 2) сила… точнее вид атлетический. Одни местный когда нас выводили умыться глядя на меня громко так: «Во как тело набито!» (у нас говорят «накачано»)

И хотя за неумением косить мне пришлось работать поваром – а это должность презираемая, «шнырь» - но мне этот никаким боком не вышло.

А равно как и «менты»-охранники тоже меня никак не цепляли… А один раз почти бунт случился, работы много, кругом степь – тоска и жратва плохая, а ментов всего трое, так их бы разом придавили. А я догадался, всем недовольным предложил запасы масла и мармелада из запасов взять и устроить «большую жрачку»… Так менты потом мне чуть не в ноги кланялись.

Таки ещё такой штрих: работали мы в таком месте, где раньше была «заимка» (в так в Сибири хутора называют).

Но сначала один хозяин замки повесился… потом другой куда-то запропал… И пошло в народе мнение, что это «проклятое место»… Живут там духи, которые людей стращают. Поэтому туда на работу только подневольных и сгоняют с милицией…

За два года до как я там оказался, был среди работающих художник, натура тонкая… Так он этих духов взял и изобразил наглядно, какими они ему и виделись: вырезал их на опорных балках... Неприятные, доложу я вам, портретики вышли...

2010-е годы стали временем расцвета китайского триллера, реалистичная и даже немного депрессивная атмосфера китайской глубинки, показанная в них, пришлась по душе как зрителям, так и кинокритикам.

"Ничья земля" - 2010 - (Нин Хао)

"Городской адвокат Пан Сяо вполне доволен жизнью и уверен в себе. Он знает закон и умеет использовать лазейки в нём. Вот и щёлкнуть правосудие по носу, оправдав захолустного браконьера, для него не составило труда. Но что делать, если всё вдруг переворачивается с ног на голову и весь мир оборачивается против тебя, а твоё единственное оружие - закон, стреляет исключительно холостыми?"

"Прикосновение греха" - 2013 - (Цзя Чжанкэ)

"Шахтер Дахай возмущен царящей среди руководителей его деревни коррупцией и решает перейти к действиям. Рабочий-мигрант Сан’ер открывает для себя бесчисленные возможности, заложенные в огнестрельном оружии. Домогательства богатого клиента доводят работницу сауны Сяо-ю до полного отчаяния. Сяо-гуй вынужден менять работу, каждый раз соглашаясь на худшие условия. Четыре персонажа, четыре провинции, отражающие облик современного Китая. Портрет общества, которое переживает бурное экономическое развитие и постепенно заражается бациллой насилия".

Лучший сценарий в Каннах 2013.

"Гроб в горах" (Глубоко в сердце) - 2014 - (Синь Юйкунь)

"Деревенский парень пытается вырваться из-под гнета семьи, но, когда случайно убивает местного бандита, ещё сильнее связывает свою судьбу с отцом. Женщина, которая многие годы была жертвой домашнего насилия, находит утешение в объятиях бывшего любовника. Она узнает о смерти мужа, когда уже сама планировала его убийство".

премия AKAI "Открытие года". Венеция 2014.

"Чёрный уголь, тонкий лёд" - 2014 - (Дяо Инань)

"Северный Китай, 1999 год. В небольшом городке обнаруживают несколько трупов. В результате попытки поймать предполагаемого убийцу погибают двое полицейских, и один получает тяжелые ранения. Выжившего офицера отстраняют от работы, и он устраивается на завод охранником. Пять лет спустя происходит еще одна серия загадочных убийств…".

"Золотой Медведь" Берлинале - 2014

"Серебряный Медведь" Берлинале - 2014 за лучшую мужскую роль.

"Прятки" - 2016 - (Лю Цзе)

"Чжан Цзявэй живёт счастливой жизнью с женой и дочерью. Однажды, ему сообщают об исчезновении старшего брата, чьё существование он скрывал от семьи. Мужчина приезжает в сомнительный район города, в обшарпанный дом, где жил брат. Цзявэй решает остаться и подождать его, а жену и дочь просит уехать в свою квартиру. С этого момента, в обоих домах начинают происходить странности: обнаруживаются странные метки, а участников истории стал преследовать человек в шлеме…"

Римейк одноимённого корейского фильма 2013 года.

"Гнев тишины" - 2017 - (Синь Юйкунь)

"Несколько лет назад немой шахтер Чжан Баоминь повздорил с местными и с тех пор работает вдали от дома. Его жена болеет и почти не выходит из дома, а сын пасёт овец. Как-то раз мальчик не возвращается домой, и Баоминю приходится вернуться в город и заняться поисками пропавшего сына".

"Надвигается гроза" - 2017 - (Дун Юэ)

"В 1997 году в глухом провинциальном городе происходит серия убийств женщин. Охранник местной фабрики решает помочь следствию, чтобы выслужиться перед полицией и, возможно, вступить в её ряды".

"Дикарь" (Метель) - 2018 - (Цуй Сывэй)

"Золотодобывающий город на границе Китая и Северной Кореи, северные склоны горы Пэкту. Место с суровыми погодными условиями и с ещё более суровыми криминальными элементами. Полицейский под прикрытием давно следит за орудующей здесь бандой грабителей и убийц, что приводит его к смертельному противостоянию с превосходящими силами преступников на фоне разыгравшейся метели".