И главный вопрос - а зачем и кому все это надо. Люди и без новых текстов живут себе и живут. Проще сказать так, - практически все окружающие меня люди довольствуются теми знаниями, которые получены ими при жизни, внедренными в них обществом, традицией, любопытством, страхом. Словом, мало кто сознательно ищет знания. И это бы все ничего. Есть и другая проблема. Охота за новыми знаниями сродни выполнению государева приказания - пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю чего. Ведь новое знание, то - которого ты не знаешь - есть нечто неведомое, ты не знаешь, чего же ты ищешь. И страх. Страх перед знанием. Он базируется на одном из первых знаний - "Я - умру". После этого познания - мало кто захочет познавать дальше. Зачем мне познавать нечто, выходящее за пределы моей персональной жизни? Все и так ясно, - я умру. Напротив, большая часть разумов пытается закрыть себя от этого осознания. Представьте себе, сколько усилий прикладывают люди для того, чтобы забыть это, пожалуй, самое ключевое осознание своей жизни, перестать учитывать его в своих планах и расчетах. На все остальное, практически не остается ресурсов, нечем познавать… И еще один страх. Страх быть непонятым. Наше сознание, о сознании стоит, пожалуй, рассказать побольше, чуть позже, так вот наше сознание, значительная часть которого была сформирована иерархией, твердит нам, и не без основания - старайся быть понятым, если тебя не понимают, жизнь твоя - под угрозой. Парадокс. Горькая истина. Новое знание - непонятно окружающим меня людям. Если я не буду жить по этому знанию, если я буду продолжать жить так, как будто ничего не случилось, я начну лгать себе самому. Я лгал в этой жизни не раз и не два. Я лгал подолгу. Я лгал годами человеку, который оказался для меня самым дорогим, самым необходимым, самым родным и самым надежным. Эта ложь принесла мне знание. Но ложь повреждает меня, она препятствует познанию. В то же время, ложь защищает меня от боли. Я лгу, чтобы не было больно тому, для кого правда - болезненна или невыносима. Но когда выходит наружу правда, к боли вызванной этой правдой приходит еще и боль от понимания - "мне это время - лгали, я верил, а меня обманывали, меня использовали" - эта боль - просто невыносима, она калечит человека. Он защищает себя. Он защищает себя ложью. Он не верит тому, что все это время - тот, кому он верил - обманывал. Он ищет любые зацепки, чтобы оправдать лгущего. Ложь во спасение. Однажды, один из родственников моей жены заболел. Он заболел внезапно. Сначала, он не знал, что болен. Во время очередного обследования (раньше рабочим проводились периодические профилактические осмотры) ему сделали флюорографию - рентгеновское исследование легких. И на снимке обнаружили затемнение. И его послали в больницу. И сразу же заподозрили неладное. И положили практически в тот же день, чтобы обследовать его полностью. А он вполне нормально себя чувствовал, у него ничего не болело, и вообще он был довольно молод, ему тогда и пятидесяти не было. Это был дядя моей жены. И мы с ним тогда только только начали сближаться, нам было о чем поговорить, мы начали нравиться друг другу. И вот такая история. И вот, после двух недель нахождения в больнице на обследовании (болезнь у него оказалась редкая) он начал чувствовать себя плохо. У него начались очень сильные боли, он стал тяжело дышать, у него начались подъемы температуры, короче, ему стало очень очень плохо. А к этому времени и диагноз определился. Это была очень редкая раковая опухоль, причем она была так расположена и обладала такой скоростью роста, что ни о какой операции даже не поднималось вопроса. Ему конечно, не говорили, что смерть близка и неотвратима. Вообще, с того дня, как он почувствовал себя больным, до дня его смерти прошло примерно две недели, он стремительно чувствовал себя все хуже и хуже и уже начал что-то подозревать. Но жажда жизни и ложь окружающих вселяли в него надежду, что это всего лишь воспаление легких, что он выздоровеет. Но скорость с которой он угасал, страдания которые он испытывал, бегающие глаза собеседников, мужество, которое в нем еще оставалось - делали свое, он начал подозревать худшее. И однажды, он попросил чтобы я приехал поговорить с ним. А я тогда работал хирургом и прекрасно представлял себе истинное положение дел. И вот, я сижу около его кровати и он говорит мне (а я в те времена ну никак не умел, не хотел лгать, слишком много для меня это значило) - Андрей, я знаю - все мне врут. Я верю - только тебе. Скажи мне правду, я выдержу любую, лишь бы это было правдой. А я видел, что главное и сильнейшее его желание было - жить, выжить, выздороветь, он находился в таком возрасте, когда жизнь для него расцвела, когда он был в пике своей жизни, подросли дочки, все устаканилось социально, материально, он был умен, дотошен, активен, окружающие его уважали, и было за что, он был отзывчивым человеком. И я очень ясно понял, что сказав ему правду, - что он болен неизлечимо и очень скоро умрет и его состояние будет только ухудшаться, сказав ему это - я убью его, я уничтожу его личность, ему не на что будет опереться. А он - впился в меня глазами, он глядел мне одновременно и в разум, и в душу, и в сердце и в совесть, он ждал от меня честного ответа. И я соврал. Я соврал быстро, надежно, искренне, профессионально и очень уверенно. Я нашел очень правильные слова, я все ему объяснил, он мне поверил, я ответил ему на все его вопросы, мы решили обязательно съездить на рыбалку, первым же делом, как только он сможет передвигаться. Заплакал я потом, когда выходил на крыльцо больницы. А он умер этой же самой ночью. И знаете что? После всех лжей, заметьте, парадокс языка - ложь - бывает в единственном числе, неважно, что именно ты убил ложью, это как невинность, неважно кто, как и каким образом забрал ее - она бывает в единственном числе. Так вот, после всех тех повреждений, болезней и катастроф которые принесла в мою жизнь ложь и неправда - я сделал бы тоже самое. Была ли это ложь во спасение? Ложь из жалости? Кому она повредила? Хотел ли бы я, чтобы мне солгали, если бы я оказался в такой ситуации? Не знаю. Не знаю. Болезнь меняет человека, катастрофическая болезнь меняет человека катастрофически. Возможно, я бы не хотел бы услышать такой убийственной правды. Но знаете что? Я не хочу умирать, думая, что я выживу. Это нечестно. Я многое пропустил в своей часто очень бестолковой и во многом очень бессмысленной жизни. Я не хотел бы пропустить смерть. Я не хотел бы умирать, не осознавая этого, думая, что я не умру, что все пройдет, что я выживу.
Продолжение

Воспитание или культура той или иной страны, включая их политические режимы и религии, – это, на самом деле, многовековой, массовый тренинг или дрессура населения, то есть отработка тех или иных обязательных действий, внедрение новояза и идеологем, устраивающих власть. Естественно, с полным, наработанным и постоянно совершенствующимся комплексом поощрительных и принудительных мер, которые применяются в течение всей жизни каждого не субъектного человека, семей и поколений. Подчёркиваю – не субъектного, ибо различия между субъектом и объектом такие же, как между живой и неживой материей.

Сегодня известно, что служители центров мировых религий, например, Ватикана, как и правители некоторых стран или авторы идеологических догм, казалось бы, стоящие на вершинах нравственности и справедливости, оказывались самыми гнусными развратниками и носителями болезней, творящими ужасающие беззакония и преступления против человечества. А президент ЦАР Бокасса – настоящий людоед. Вся их система воспитания и культуры – оружие массового поражения мозгов с целью массового создания рабов для удовлетворения личных потребностей.

Неужели трудно понять, что корни рабства или подлой психологии – в культурах некоторых стран и народов, что они не искореняются какими-то одномоментными переворотами, именуемыми «революциями»? Революция – это длительный скачок, пульсация или необратимый процесс эволюции, меняющий мышление общества на той или иной территории, где обратной дороги нет...

Но человек хочет быть счастлив сегодня. Как быть?
Единственный выход или антидот от всех ядов и вирусов – саморазвитие и самообразование, самопознание и самопросвещение, знание реальной истории, обретение собственных смыслов и их защитных рефлексов, откуда рождается удовлетворённость и ощущение полноты жизни.
Родиться в облике человека – не значит быть Человеком. Им надо стать. Самому.

Нарендра (Вивекананда) отрицал индуистских Богов. И в то же время он отбрасывал адвайтизм, который считал атеизмом. Он открыто насмехался над велениями индуистских писаний. Он говорил Рамакришне:

— Хотя бы тысячи людей называли вас Богом, я этого не скажу, пока сам не буду иметь доказательства.

Рамакришна, смеясь, соглашался с ним. Он говорил ученикам:

— Не принимайте ничего потому только, что я это сказал. Испытайте все сами.

Ожесточенная критика Нарендры, его страстные споры приводили его в восторг. Он был полон уважения к этой горячей искренности ума, к этой бешеной погоне за правдой. Он в этом видел проявление могущества Шивы, которое в конце концов возвышается над всеми иллюзиями. Он говорил:

— Смотрите, смотрите, какая проникновенная сила. Он — ревущее пламя, которое уничтожает все нечистое. Сама Махамайя может приблизиться к нему не ближе чем на десять шагов: ее держит в отдалении слава, которую она ему передала…

Ученость Нарендры доставляла ему такую радость, что она порою переходила в экстаз.

Но минутами жестокая, беспощадная критика заставляла обливаться кровью сердце старого учителя. Нарендра говорил ему в глаза:

— Что вы знаете о ваших «единениях с Богом»? Не являются ли они причудами вашего больного мозга, галлюцинациями ?

И Рамакришна смиренно уходил искать в тревоге утешения у Матери, которая говорила ему:

— Терпение! Скоро глаза Нарендры раскроются!

Когда же вечные споры между Нарендрой и учениками начинали утомлять его, он молил: «О Мать, вложи хоть немного твоей Майи в Нарендру!» — чтобы хоть слегка успокоить жар этого ума и чтобы сердце его могло коснуться Бога.

Но беспокойный дух Вивекананды вопиял: «Я не желаю Бога, я желаю мира, то есть абсолютной правды, абсолютного познания, абсолютной бесконечности…»

Он не видел, что такое желание переходило границы ума и свидетельствовало о властных требованиях сердца. Его разум никогда не довольствовался доказательством бытия Бога. По индуистской манере он говорил: «Если Бог реален, его можно познать».

Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны