Приветствую всех. Как всегда, всё написанное является моим личным опытом. Не обессудьте, если у кого по другому.
Часто в темах про военную тематику проскакивают загадочные буквы ПТСР.
То есть, "Посттравматическое Стрессовое Расстройство". Если кому надо официальное медицинское описание, пожалуйста, загуглите. Я скажу проще, немного утрируя. Думаю и так все в общих, чертах поймут. Считается (Считается!), что у человека, пережившего ужасы войны могут возникнуть необратимые изменения в психике. ("Фляга протечет/засвистит, чердак снесет, кукуха поедет). И он после этого, вернувшись к гражданской жизни - может проявлять необоснованную агрессию, либо наоборот, впасть в глубочайшую депрессию, в общем временами, а то и постоянно, вести себя более чем неадекватно. Причем, чаще всего эта аббревиатура встречается при упоминании натовских солдат... Что, мол, многие, начиная с Вьетнама и заканчивая последними локальными конфликтами, это самое и испытывают. Именно, что многие. Если это так, то простят меня надрачивающие на США граждане, но получается, что духа у ребятишек не так то много. Лично на моей памяти из всех штурмов, наёмников именно из стран НАТО, довелось встретить 2 раза. Оценить их уровень подготовки и силу духа не успел. Они были быстро ликвидированы. Может наш опыт, уже достаточно накопившийся и профессионализм. А может просто удача.
Так вот, конкретно на моем примере и примере знакомых мне людей и непосредственно моих боевых товарищей.
Если этот так называемый ПТСР существует, то меня он должен был уж точно коснуться. Несмотря на то, что штурмовика обычно век недолог, я прошел шесть штурмов, три из которых дико страшные и кровавые(Это не для "красного словца. Реально п-ц был. С бетонными бункерами, либо хорошо укрепленными ДЗОТами противника, снайперами, пулемётами, пристрелянной артой и прочими "прелестями". Готовились хорошо. В общем - все, как мы любим.😉 Один плюс, что тогда дронов у укропов меньше было. Сейчас меньше личного состава, но больше дронов). Плюсом к этому два раза на "закрепах" (занятых, штурмом позициях), отразив 2 контратаки. Имею два ранения и контузию.
Я это описал не для показа, какой я крутой воин. (Есть у нас такие "псы войны, коим и я в подметки не гожусь). А чтобы показать, что согласно столь частым упоминаниям об этом синдроме, мне он был обеспечен. Я опишу честно, что было лично у меня. После ранения, на протяжении полутора месяцев в госпитале, "мороз по коже" у меня появлялся только при звуке, похожем на fpv дрон. Да, я непроизвольно сжимался. После госпиталя, в отпуске по ранению на 60 суток, время от времени это проявлялось от силы две недели. Также(атеисты не стреляйте), однажды проснулся среди ночи и посреди комнаты стоял ангел. Как его, по картинкам, наверное все представляют. Белый, с крыльями. Он почему то сказал мне, что устал. (Я крещеный, но совсем без фанатизма). Причём у меня на тот момент не было ни паники, ни страха/злости/еще чего нибудь. Мне было просто очень спокойно. До сих пор не знаю, был ли это сон, глюк или явь. Всё. Больше каких бы то ни было проявлений чего то подобного у меня не было. Поначалу были проблемы со сном, около недели. Потом спал норм. Только сны снились нечасто. Либо я их не помню. А которые снились, были без всяких ужасов и войн. По поводу агрессии.
Я по природе спокоен, но постоять за себя могу. Причем, если этого требует ситуация - жестко могу. Никакого желания или что хуже, приступа кинуться на кого то не испытывал. Даже выпивая в компании. В общем за это время на гражданке, я жил обычной жизнью. Любя свою дочь и жену, общаясь с людьми. Единственное, что заметили близкие, я стал немногословнее. Обычно я всегда был, без ложной скромности, душа компании. Теперь не сильно тянет на "попи&#еть". А тем более рассказывать что и как. Паре близких товарищей еще могу кое что рассказать. Остальным зарекся. Поскольку - "да ну нах; да не может быть; да ты гонишь и т.д.). Поэтому, млять, едьте и смотрите все сами. Вот только с еб&#ей бюрократией я задолбался: Эта больница пока не про вас, берите направление от военкомата, едьте в другую на снимок(опять направление), потом к нам(направление), потом в третью, они таким занимаются(не забудьте направление). Из моих боевых товарищей и просто знакомых, побывавших на гражданке, только один "отличился". Пьяный с другим таким же "Рембо" чего то не поделили. Итог - ножевые, тяжкие телесные. Ну, как бы таких случаев бытовухи полно и среди простых граждан под "большой стакан" и это еб*чее -"ты меня уважаешь?"
Поэтому, читать про "они вернутся, будут резать, убивать и беспределить...", мягко говоря неприятно. На мой взгляд, если у человека есть патологическая особенность убивать или еще чего, он и без всякой войны это сделает на гражданке. Да, слышал про истории, как вернувшийся с СВО "пофестивалил"... Но такие истории просто вызывают большой резонанс и потому кажется, что это сплошь и рядом. Что ж нам? Не возвращаться из-за опасений некоторых граждан? У нас тоже семьи. Знали бы вы, как хочется домой. Какая нахер агрессия? Я когда дочку увидел, чуть не разрыдался). И не зная меня, хрен бы кто сказал, что перед ним суровый штурмовик. Добрее меня тогда было трудно найти человека😊.
Ну как то так. Это все личный опыт и наблюдения. Не претендую на истину в последней инстанции.
Всем добра, укропам йух.

В ожидании окончания СВО и возвращения военнослужащих к мирной жизни, предлагаю обратится к опыту ветеранов Вьетнама. Политические аспекты сознательно опускаю, меня интересует социально-психологическая составляющая. В конце - рассуждения на тему СВО.

Вначале небольшая историческая справка для понятия контекста. Во Вьетнамской войне (1961–1975) участвовало около 2,7 миллиона американских военнослужащих. Из них подавляющее большинство вернулись домой живыми – боевые потери США составили более 58 000 погибших. Ранения получили примерно 304 000 американцев, причём свыше 153 000 раненых нуждались в госпитализации, а около 75 000 остались тяжело инвалидизированы. Таким образом, около 2,6 миллионов ветеранов вернулись в США и пытались адаптироваться к мирной жизни. По данным Бюро переписи США, население составляло примерно 215 миллионов человек, то есть вернувшиеся составляли около 1,21 % населения.

Американское общество оказалось не готово к их возвращению: государство не позаботилось о том, чтобы заранее разработать программы реабилитации и реинтеграции, в обществе же оценка действий во Вьетнаме была совсем не однозначной: ветераны зачастую сталкивались не то что с равнодушием, а с открытой агрессией. Не существовало понятия ПТСР (оно появилось лишь в 1980 г.), специализированной психологической помощи почти не было. Многие, пытаясь справиться самостоятельно, прибегали к алкоголю и наркотикам.

Вьетнамская война стала первым конфликтом, после которого было официально признано понятие посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Масштаб психологических травм выявился не сразу: лишь в 1980 году американская психиатрия ввела диагноз «PTSD», во многом благодаря настойчивости самих ветеранов и исследователей, обративших внимание на их состояние. По результатам первого крупного исследования – Национального исследования реадаптации ветеранов Вьетнама (NVVRS), проведенного по запросу Конгресса в 1980-х, – обнаружилось, что около 15% ветеранов Вьетнама страдали ПТСР на момент обследования. А хотя бы раз за жизнь признаки ПТСР пережили до 30% всех ветеранов-мужчин, служивших во Вьетнаме. Эти цифры поразили исследователей: каждый третий ветеран в той или иной степени прошел через синдром повторной травмы. Для сравнения, у ветеранов войны в Персидском заливе и конфликтов 2000-х годов показатели ПТСР обычно оцениваются в диапазоне 10–20%. Таким образом, психологическая цена Вьетнама оказалась чрезвычайно высокой.

Со временем часть пострадавших сумела преодолеть острые симптомы, но ПТСР у многих принял хроническое течение. Долговременное наблюдение (National Vietnam Veterans Longitudinal Study, NVVLS) показало, что даже спустя ~40 лет после войны значимая доля ветеранов продолжала испытывать симптомы ПТСР. В 2013 году у 11% ветеранов-мужчин (и 7% женщин) сохранялось активное посттравматическое расстройство. Причем среди тех, кто прошёл самые тяжелые бои, доля остававшихся с ПТСР была еще выше (по некоторым данным, до ~15% к 2020 году). Помимо «полного» ПТСР, многие страдали его субклиническими формами: у четверти ветеранов фиксировались отдельные болезненные симптомы, не укладывающиеся в диагноз, но всё же ухудшавшие жизнь. Таким образом, лишь около половины участников войны никогда не испытывали никаких проявлений военной травмы.

Широко фиксировалось и злоупотребление психоактивными веществами. По разным оценкам, в первые годы после войны значительная часть ветеранов страдала алкоголизмом или наркотической зависимостью. Во время самой службы во Вьетнаме солдаты нередко пытались заглушить стресс: известное исследование социолога Ли Робинса выявило, что примерно 20% американских военнослужащих во Вьетнаме были зависимы от героина в последние годы конфликта. Однако, неожиданно, большинство смогли избавиться от этой тяги по возвращении: в течение первого года на родине лишь около 5% бывших героиновых наркоманов вновь «сорвались» на регулярное употребление. Это феноменальное снижение – результат смены среды: вне боевой обстановки и далеко от лёгкой доступности наркотиков многие сумели восстановиться. Тем не менее, проблема зависимостей приняла другие формы: алкоголизм стал тихой эпидемией среди ветеранов 70–80-х годов. Выпивка превратилась в доступный способ самомедикации от тревоги и воспоминаний о войне. Кроме того, часть ветеранов подсела на рецептурные обезболивающие, леча боевые ранения, что тоже вело к зависимостям.

Тяжёлые переживания и отсутствие поддержки привели к тому, что среди ветеранов Вьетнама повысился риск суицида. В первые годы после демобилизации уровень самоубийств среди них был примерно в 1,7 раза выше, чем у сверстников, не служивших во Вьетнаме. В дальнейшем, однако, ситуация выровнялась: спустя пять лет после войны показатели суицидов у ветеранов не превышали средние по населению. Всего, по оценкам Центров по контролю заболеваний (CDC), около 9 000 ветеранов Вьетнама совершили суицид – существенно меньше слухов о «десятках тысяч» случаев. Тем не менее, каждое такое происшествие – трагедия, связанная с не полностью изжитыми психологическими травмами. Признание ПТСР и развитие кризисных служб (например, горячей линии для ветеранов) в последние десятилетия были направлены на предотвращение подобных исходов.

Со временем в США были предприняты разнообразные программы реабилитации и поддержки – как государственные, так и общественные, они несколько выправили ситуацию: образовательные льготы позволяли получать новую специальность (правда с трудом покрывали обучение), создание специализированных центров психологической помощи (с большим запозданием), введение квот при трудоустройстве (работало с косяками, но работало), а также создание общественных ветеранских организаций (чьими заслугами и стало продвижение многого, из описанного выше).

Одним из важнейших уроков стало понимание, что реабилитация - это не только материальные выплаты, но и длительная психологическая работа и изменение общественного отношения. Ветераны Вьетнама проложили путь, благодаря которому для последующих поколений воинов (Персидский залив, Ирак, Афганистан) были заранее предусмотрены более широкие программы: от масштабных профилактик ПТСР до торжественных церемоний возвращения.

Теперь предлагаю порассуждать, какие вызовы ждут Россию по окончанию СВО. Все что будет написано ниже лишь мои рассуждения, я не обладаю достоверной информации по численности войск, мы не можем знать сколько еще продлятся боевые действия и многое другое нам не известно, но я размышляю об этом с точки зрения врача-психиатра/психотерапевта.

Сначала сложности в решении этого вопроса, которые мне видятся:

1. Психолого/психиатрическая служба страны явно не готова к вызову. Высококвалифицированных психологов и психиатров не хватает и так, ветераны СВО будут дополнительной нагрузкой, где взять персонал для этого не понятно.

2. Знаю что по стране в разных регионах уже запущены различные программы, в Питере и Москве даже открыты центры помощи, однако депрессивные регионы будут закономерно отставать - там не хватает специалистов и средств. Отсутствует единая федеральная программа с центральным финансированием, решение проблемы спущено на регионы, регионы решают по мере возможностей и как водится прежде всего для отчетности.

   3. Оказание психологической помощи тесно связано с оказанием помощи по соматическим болезням и социальным проблемам. Сужу по своему региону, с этим есть проблемы. Не смотря на указы/приказы минздрава, ветеранам бывает сложно получить медицинскую помощь после ранений и инвалидизации.

   4. Слабая подготовка специалистов общего медицинского звена в РФ по вопросу лечения тревожных/депрессивных состояний, тем более ПТСР. Повторюсь, что психиатров на всех не хватит при любом раскладе, антидепрессант первой линии терапевт должен быть способен назначить.

   5. Кроме консультации психиатра, зачастую нужна будет длительная психотерапия - дорого, нет ресурсов.

   6. Стигматизация. Многие не пойдут на консультацию к психологу, тем более на прием к психиатру. Часть начнет успокаивать тревогу и депрессию алкоголем/наркотиками. Необходима политическая и донесение до людей информации, что обращение за помощью совершенно нормально и не влечет порицания. К сожалению это идет в контры с общим курсом на ужесточения в вопросе комиссий и тд., люди будут боятся потерять права/лицензию на оружие и тд.

   7. Про наркологическую службу молчу, по моему убеждению она у нас в государственном формате практически отсутствует.

   Вижу и некоторые, если можно так выразится плюсы:

   1. Проблема известна и изучена, как в медицинском так и в социальном плане, надо лишь обратиться к существующему опыту.

   2. В данных боевых действиях участвуют люди более зрелого возраста, вроде как МО РФ дает цифру 35 лет. В конфликтах по типу Вьетнамского или более близкого нам Афганского было много совсем молодых ребят, у них еще не было семей, образования, места в жизни. Многим было некуда возвращаться, их картина мира была искажена войной. Я надеюсь, что взрослые мужчины перенесут этот опыт легче.

3. Мое предположение, но думаю что демобилизация будет происходить частями и довольно медленно. Это немного "размажет" наплыв.

4. Общественное мнение и активность населения. Вне зависимости от отношения к СВО, я думаю что открытого осуждения в РФ ветераны не встретят, тем более что многие были мобилизованы и сами на войну не шли. Уже сейчас довольно много общественных организаций, им нужно начать взаимодействовать со специалистами психического профиля и разрабатывать реабилитационные программы.

5. Участники нынешнего конфликта имеют неплохие выплаты (по меркам прошлых подобных событий, более чем хорошие, хотя я бы не назвал это соотношение риск/оплата разумным, но тут дело каждого), есть надежда что по крайней мере в первый период после возвращения ветераны не столкнутся с жесткими экономическими проблемами.

В комментариях предлагаю воздержаться от срача и побеседовать конструктивно :)

В прошлом посте я поделился с вами своей историей первого ранения и случая ПТСР. Спасибо большое за отклик, кто-то поддержал, кто-то засомневался. Это моя реальная история, я лично проходил интервью и делился тем, что видел. В этом посте я расскажу об участии в СВО, ранении и повторном случае ПТСР.

Сломал обе ноги, потерял товарищей, выжил под обстрелом, стал инвалидом, но оказался в бюрократическом аду

1 мая 2024 года на наш отряд была массированная атака. Дрон сбросил мину, осколки которой перебили мне обе ноги. Товарищ схватил за броник и успел затащить меня в блиндаж. Если бы не он — меня бы не было.

В этот день на моих глазах погибли трое ребят. Молодых, с планами на жизнь. Их больше нет, а я остался жив. Война — это не только взрывы и атаки. Это еще и момент, когда ты понимаешь, что бессилен перед лицом смерти.

Мы с ветеранами СВО организовали группу помощи для родственников погибших. Каждый месяц скидываемся и отправляем деньги то одной, то другой семье. А еще поддерживаем связь: переписываемся, созваниваемся, и чем можем помогаем. Также собираем деньги на похороны, а для ребят, которые служат на СВО,— ищем спонсоров на снаряжение.

Когда я попал в госпиталь, мое правое колено собрали заново. Теперь оно сгибается только на 90°. В левой ноге перебиты малоберцовый и большеберцовый нервы. 6 июня меня уже выписали из госпиталя. И с этого момента начался ад бюрократии.

Я пытаюсь доказать врачебной комиссии, что мне нужна категория «Д» (не годен к службе). Потому что мне еще предстоит несколько операций, включая замену сустава. Но мне ставят «Г» (временно не годен) и отправляют служить в штаб.

Госпиталь отфутболивает в штаб, штаб — обратно в госпиталь. Даже прокуратура не помогла. А ведь от категории зависит пенсия ветерана.

От таблеток до медитаций: как я учусь жить с ПТСР

Когда я вернулся на гражданку, увидел, что многие вообще не врубаются, что происходит. Мужики бухают у подъездов, наркоманы шатаются по углам, а кто-то устраивает «голые вечеринки».

Я чувствую себя чужим. Даже с близкими — будто между нами стена. Хочется рассказать им, что пережил, но… Зачем? Чтобы они тоже жили с этим?

После Сирии я замкнулся, но агрессии не было. После СВО — любая мелочь выводит меня из себя, хотя по натуре очень добрый человек. У нас есть мальтийская болонка. Однажды она загавкала, а я в это время что-то читал, у меня в голове пронеслось: «Вскочить. Оторвать собаке голову и выбросить эти части в окно». Я даже не пошевелился, но картинка была настолько четкой, что мне стало страшно.

Еще на мое состояние влияет бессонница. Раньше, до СВО, спал по 7 часов, теперь — 3,5, если повезет.

Сначала я обратился к психиатру в военный госпиталь, он выписал препараты. Я даже не стал их покупать — побочки страшнее самой болезни. Через знакомых нашел другого врача. Теперь пью антидепрессанты в конских дозах.

Еще мне помогает от бессонницы и агрессии:

• Контрастный душ, резко переключаю горячую и холодную воду.

• Книги и фильмы о природе, никаких новостей и военного кино.

• Медитации, которые подобрала жена.

Я понял одну вещь: нельзя замыкаться. Делитесь с близкими, ищите поддержку у психологов. Выход есть, даже если кажется, что его нет. Если у вас есть возможность помочь тем, кто воюет, — помогайте. Не деньгами, а добрым словом.