0 просмотренных постов скрыто
Иметь подругу-итальянку - это...
...тщательно мыть за собой кофеварку! 🤌🏻
Сосиска, сеньоры и сеньериты!
В английском нет разделения на колбасу и сосиски. И то и другое - sausage. Салями - salami.
В итальянском языке сосиска - Salsiccia. Салями/колбаса - Salame.
Salume - (или во множественном числе "salumi") - мясные деликатесы, обычно приготовленные из свинины, которые подвергаются солению и сушке. В основном это сыровяленые изделия, но также могут быть и варёные, та же, мортаделла. Слово происходит от латинского "sal", что означает "соль".
Мортаделла — варёная колбаса из Болоньи (регион Эмилия-Романья). За пределами этого города колбасу часто называют болонской, хотя под таким названием чаще встречается упрощённая версия мортаделлы. Мортаделлу делают из свиного фарша и свиного сала, из-за чего образуется характерная пятнистая структура.
На протяжении всей эпохи Возрождения Мортаделла Болонья была фаворитом знати, продуктом, предназначенным для элиты и состоятельных людей среднего класса, которые могли позволить себе салями по высокой цене, отчасти из-за стоимости сырья и производственных затрат, которые требовали труда высококвалифицированных мастеров ...
Показать полностью
Ответ на пост «Как же "свободолюбивых" корежит от русских песен»2
Показать полностью
1
Глава 7. Горы
Горы не прощали ошибок. Совет Франца держаться «Steinweg links» – каменной тропы слева – казался простым, пока они не уперлись в скальную стену. Тропа, петлявшая по дну мрачного ущелья, вдруг оборвалась перед отвесной плитой, обледеневшей и мокрой от стекающих сверху потоков талой воды и дождя. Слева – гладкая, почти вертикальная стена. Справа – глубокий, ревущий в тумане распадок. Впереди – тупик.
— Maledizione! – выругался Сандро, ударив кулаком по мокрому камню. — Проклятье!
Павел скинул мешок, подошел к стене. Пальцы скользили по ледяной пленке. Они потратили драгоценные светлые часы, пытаясь найти обход, неся Риккардо на носилках: спустились в распадок, продираясь через заросли криволесья и осыпи, промокли до нитки, поцарапались, едва не сорвался Карло. Поднялись выше – лишь еще более крутые откосы и снежные карнизы. К ночи, выбившись из сил, вернулись к злополучной плите. Риккардо стонал на носилках, его дыхание стало хриплым и прерывистым. Травяная мазь Франца не справлялась. Запах гнили вернулся, едкий и густой. Они развели небольшой костер под скальным навесом. Пламя едва отгоняло леденящий холод, идущий от камней. На утро пошли обратно, искать другой путь. Бесценные сутки ушли в никуда.
Беглецы нашли обход лишь на следующий день – узкий, неприметный кулуар выше по ущелью, заваленный камнями и покрытый слоем мокрого, скользкого снега. Шли, цепляясь руками за выступы, срываясь, карабкаясь вновь. Носилки с Риккардо превратились в неподъемную ношу. Карло и Энрико, сменяемые Павлом и Луиджи, тащили их, продираясь сквозь снежную крупу, секущую лицо как песок. Тропа Франца осталась внизу. Теперь они шли по едва заметным звериным тропам или вовсе без пути, ориентируясь только на мрачную теснину перевала, маячившую где-то вверху в разрывах туч.
А потом пришла метель. Не дождь, не снег – белая ярость. Она обрушилась внезапно, как удар: ветер, вывший в ущелье с силой паровозного гудка, поднял в воздух всю снежную пыль и ледяную крупу, смешал их в сплошную, слепящую, удушливую пелену. Видимость упала до нуля. Холод проникал сквозь шерстяные носки Франца, свитера, плащи, пробирал до самых костей.
— Fermi! – закричал Павел, едва перекрывая вой стихии. — Стой!
Дальше – смерть! Они едва успели отползти под нависающую скалу, похожую на гигантский козырек. Разбить лагерь было невозможно. Снег забивался за воротники, в рукава, слепил глаза. Риккардо, укутанный в два пледа, дрожал мелкой, неконтролируемой дрожью. Его лицо в просветах метели казалось восковым, глаза были закрыты, губы шевелились беззвучно. Он уже не стонал – не было сил.
— Non possiamo... lui... muore... qui... – срывающимся от холода голосом проговорил Луиджи, прижимаясь спиной к мокрому камню. — Не можем... он... умрет... здесь...
Они ждали сутки, забившись в нишу под скалой, прижавшись друг к другу спинами, накрывшись плащ-палаткой и пледами поверх голов. Ели мерзлый хлеб и сало, откалывая куски ножом. Топили снег во фляге за пазухой, по капле давая воду Риккардо. Он почти не приходил в сознание, лишь иногда бормотал что-то о Неаполе, о солнце, о матери. Его дыхание было поверхностным и частым. Мороз замедлял гниение, но ускорял конец. Павел проверил его руки и здоровую ногу – они были ледяными, неживыми. Лишь грудь и лоб пылали жаром.
Метель бушевала с неукротимой силой, накрывая их убежище снежной завесой. Временами казалось, что скала рухнет под напором ветра. Они молчали, экономя силы, слушая вой стихии и хриплое дыхание Риккардо. Сандро молился. Карло безучастно смотрел в белую мглу. Энрико пытался уснуть. Луиджи плакал молча, слезы замерзали на щеках. Павел думал о матери. О теплой печке в смоленской деревне. О том, что свобода может быть хуже лагеря.
На второе утро ветер стих так же внезапно, как начался. Установилась мертвая, звенящая тишина. Они выползли из-под снежного кокона, ослепленные непривычным светом. Мир преобразился: все было завалено свежим, глубоким снегом, искрящимся под редкими лучами солнца, пробивавшего рваные облака. Воздух был чистым и колючим. Красота – ледяная и бездушная.
Риккардо был еще жив. Но это было уже не жизнь, а агония. Он открыл глаза, но взгляд был мутным, невидящим. Усилиями всех его водрузили на носилки, которые теперь приходилось нести по колено в снегу. Шли медленно, проваливаясь, задыхаясь на высоте. Альпийские гиганты, припорошенные свежим снегом, стояли вокруг, безмолвные и равнодушные.
И вот, к вечеру третьего дня после метели, они вышли к гребню хребта — каменистой седловине между двумя пиками. Снег здесь был плотным, утрамбованным ветром. Седловина была пуста: ни постов, ни камней с орлами, ни флагов. Только ветер, свистевший в ушах, да невероятная панорама, открывавшаяся на юг: бесконечные волны горных хребтов, утопавших в сиреневой дымке. Это была Италия.
— Riccardo! Guarda! Italia! – закричал Луиджи, падая на колени у носилок и тряся товарища за плечо. — Риккардо! Смотри! Италия!
Риккардо медленно повернул голову. Его мутные глаза скользнули по белоснежным пикам, по далекой лазури неба на юге. В них мелькнуло что-то. Узнавание? Облегчение? Слабая, едва заметная улыбка тронула его пересохшие, потрескавшиеся губы. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип.
— Sì, fratello, Italia... – шепнул Луиджи, сжимая его ледяную руку. — Да, брат, Италия...
Риккардо закрыл глаза. Его дыхание, уже едва заметное, стало еще реже. Грудь едва поднималась. Павел приложил руку к его шее – пульс был нитевидным, едва уловимым. Он был уже на родной земле .
— Scendiamo adesso – тихо сказал Сандро, глядя на спуск, который казался бесконечным. — Спускаемся сейчас.
Они подняли носилки в последний раз. Риккардо не издал ни звука. Он уже не чувствовал боли. Павел и товарищи пустились на сотню метров – до первого относительно ровного уступа, скрытого от ветра скальным выступом. Здесь снег был чуть глубже, а склон – чуть ровнее. И здесь дыхание Риккардо окончательно прервалось. Тихо, без судорог, просто остановилось.
— Fratello... – выдохнул Луиджи, все еще неся носилки, почувствовав, как последнее напряжение покинуло тело в его руках. — Брат...
Они опустили носилки на снег. Павел приложил ухо к груди Риккардо, потом к губам: ни звука, ни дыхания. Глаза были закрыты, лицо застыло в странном выражении – не боли, а усталого удивления. Луиджи закрыл ему глаза ладонью, дрожащей от холода и горя. Сандро перекрестился. Карло отвернулся, смахивая снег с лица – или слезу.
Хоронить в камне и льду было кощунством, но иного выхода не было. Выкопать могилу в мерзлой земле – немыслимо.
— Lì, – Павел указал на узкую расселину между двумя огромными валунами, частично укрытую скальным козырьком. – Там.
Они перенесли тело Риккардо к расселине. Сняли с него теплый плед Франца – он был нужен живым. Оставили только грубую куртку организации Тодта и штаны. Луиджи снял с его шеи тонкий шнурок с маленьким, потемневшим от времени медным медальоном Девы Марии – единственное, что Риккардо пронес через лагерь, спрятав в подошве.
— Per sua madre... – прошептал Луиджи, сжимая медальон в кулаке. — Для его матери...
Затем начали работу. Все вместе они с великим трудом, руками и ногами, топориком Франца, сдвигали и катили камни – от мелких булыжников до тяжелых плит. Заваливали расселину, укрывая тело от ветра, стервятников и случайного взгляда. Это не была могила. Это был каменный саркофаг, склеп в недрах горы. Последний большой камень, плоский и тяжелый, Павел и Карло водрузили сверху. Он лег, как крышка гроба.
Луиджи нашел небольшую, относительно ровную каменную плиту. Ножом он выцарапал на ней, с трудом пробивая мерзлый камень:
RICCARDO
N. 1924
M. 1943
ITALIA
Он положил плиту у подножия каменного кургана. Они постояли минуту в гнетущем молчании. Ветер выл над перевалом, срывая снежную пыль с вершин и засыпая свежий следы у камней. Ни молитв, ни слов. Только бессильное горе, ледяной ветер и понимание: они оставили часть себя здесь, на высоте, под камнями.
— Andiamo, – сказал Павел, его голос был хриплым от холода и непролитых слез. — Пойдем.
Они повернулись спиной к каменной могиле и начали спуск в сгущающиеся синие сумерки. Внизу, в долине, уже зажигались редкие огоньки – жизнь, война, неведомое будущее. Они теперь шли налегке, но тяжесть утраты тяготила из намного сильнее. За спиной, на перевале, в царстве камня, льда и вечного ветра, остался Риккардо, которому не хватило тех двух потерянных дней, укравших последние силы. Достигший Италии, чтобы обрести в ней только вечный покой под камнями. Его свобода была так близко и так поздно — только в виде вечного холода и ветра перевала.
Показать полностью
Panerai Luna Rossa Prada Pirelli 2025
Новые часы Panerai выпущенные в совместно с командой Luna Rossa Prada Pirelli.
С 2019 года Panerai является официальным спонсором команды и регулярно радуют поклонников специальными изданиями, посвященными данному партнёрству.
В преддверии 38-го Кубка Америки бренд представил две новинки в серо-красной цветовой гамме:
▫️Трехстрелочник Luminor Luna Rossa PAM01653 в корпусе диаметром 44 мм из нержавеющей стали. Внутри разместился механизм с ручным заводом и трёхдневным запасом хода. Модель выступает частью регулярной коллекции. Ориентировочная стоимость на текущий момент: €6,700.
▫️Хронограф Luminor Chrono Flyback Luna Rossa PAM01654 в титановом корпусе диаметром 44 мм. Модель выпущена лимитированной серией из 150 экземпляров и оснащена автоматическим калибром с трёхдневным запасом автономного хода. Ориентировочная стоимость на текущий момент €15,900.
Обе модели укомплектованы двухслойными ремешками с логотипом Luna Rossa. Кроме того, традиционно комплект поставки включает дополнительный каучуковый ремешок черного цвета.
Больше интересных новостей Вы найдете в нашем телеграм-канале.
Показать полностью
5
Глава 6. Тирольские гости
Холодный, пронизывающий ветер гнал по долине Иннталь рваные клочья тумана и косой, ледяной дождь, переходящий в мокрый снег. Они шли вдоль опушки леса, высоко над дорогой и железнодорожной веткой – путями жизни и смерти, где каждые полчаса грохотал состав или проносился серо-зеленый грузовик с солдатами. Риккардо было очень тяжело идти. Его почти несли Луиджи и Сандро, взяв под руки. Его тело то пылало жаром, то сотрясалось ледяным ознобом. Рана под грязной повязкой источала зловоние, которое даже ветер не мог полностью унести. Павел шел сзади и ощущал, как они медленно умирали на пути к спасению.
Обход Инсбрука занял два мучительных дня. Город лежал внизу и был опасен, как гнездо ос: дым заводов, гудки, лай собак, патрули на мостах. Они пробирались по северным склонам, через промерзшие буковые рощи и каменистые осыпи, где мокрый снег превращал тропы в тяжкие препятствия. Карло и Энрико, самые крепкие, тащили Риккардо на плащ-палатке, превращенной в волокуши. Прогресс измерялся метрами в час. Еды почти не было – доели последние орешки, глодали кору бука. Отчаяние висело в воздухе гуще тумана.
На третий день в Тироле, когда силы были на исходе, а Риккардо впал в полузабытье, Энрико, шедший на разведку, вернулся крайне взволнованным:
– Una capanna! Fumo! – Хижина! Дым!
Хижина стояла на высоком альпийском лугу, у самого края леса, перед крутым подъемом в настоящие горы. Низкая, почерневшая от времени, сложенная из бревен и камня. Из трубы валил густой, жирный дым – запах древесины и жареного сала. Соблазн был смертельным. Голод и холод заглушили осторожность. Павел, понимая, что без помощи они не пройдут и километра вверх, принял решение.
Подошли открыто, но на всякий случай Павел держал крюк, а Энрико – нож наготове. Постучали. Дверь приоткрылась, и за щелью блеснул настороженный глаз под густыми седыми бровями. Хозяин – коренастый тиролец в кожаных штанах, грубом свитере и войлочной шляпе – окинул их одним взглядом: мокрые, грязные, в поношенной одежде Организации Тодта с темными пятнами, с полумертвым парнем на самодельных носилках. В его глазах мелькнуло понимание – не рабочие, не солдаты. Беглецы.
– Raus... oder ich ruf die Gendarmerie, – хриплопрорычал он. – Вон... или позову жандармов.
Луиджи шагнул вперед, подняв пустые руки:
– Per favore, Herr... Un po' d'acqua... caldo... per lui... – Пожалуйста, господин... Немного воды... горячей... ему... –он указал на Риккардо. – Ferito... krank... – Ранен... болен...
Пауза длилась вечность. Старик смотрел на бледное, покрытое испариной лицо Риккардо, на его перемотанную ногу. Потом закряхтел и отодвинулся:
– Schnell! Rein! Und leise! – Быстро! Внутрь! И тихо!
Тепло хижины обожгло их, как огонь. Пахло дымом, сыром, вареной картошкой и овчиной. В углу тлел камин. Старик – представился коротко: Франц – молча указал на деревянную лавку. Они уложили Риккардо. Только теперь, в свете огня, стало видно все ужасное состояние раны: голень была багрово-синей и распухшей, из-под грязной тряпки сочился густой, зеленовато-коричневый гной. Запах гнили заполнил хижину. Франц сморщился, но не отпрянул. Он принес миску с теплой водой, кусок грубого мыла и чистую, хоть и застиранную до серости, тряпку.
– Zeig her, – коротко бросил он Луиджи. – Показывай.
Он сам взялся за дело, с удивительной для его грубых рук осторожностью сняв старую повязку. Луиджипереводил его тихие указания:
– Wasser... warm... sauber waschen... – Вода... теплая... чисто вымыть...
Он тщательно промыл рану теплой водой с мылом, смывая гной и грязь. Риккардо стонал, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Потом Франц достал из сундука глиняную банку с густой, темной мазью, пахнущей дымом и травами.
– Gut gegen Fäulnis... – Хорошо против гнили... – пробурчал он, густо намазывая воспаленную ткань вокруг раны. Он не касался почерневшего участка – его было уже не спасти. Сверху он наложил чистую ткань и закрепил ее полоской чистой мешковины. Это не было спасением, но хотя бы отсрочкой.
Пока Франц возился с раной, его жена, молчаливая, испуганная женщина с лицом, как печеное яблоко, поставила на стол миску с дымящейся вареной картошкой, кусок черного хлеба, несколько толстых ломтей копченого сала и огромный кувшин теплого молока. Они ели с жадностью, не стесняясь, сдерживая стоны от боли в голодных желудках. Теплая еда, первая за много дней, растекалась по телу живительным теплом. Франц молча наблюдал, куря трубку у камина.
Перед сном он вынес из чулана охапку грубой, но сухой одежды: шерстяные носки – по паре каждому, старые, заплатанные свитера, два пледа из овечьей шерсти, пару кожаных рукавиц.
– Für oben, kalt, sehr kalt. – Для верха, холодно, очень холодно.
И мешок: внутри – кусок сыра, еще несколько ломтей сала, горсть сушеных груш, большой ржаной хлеб и маленький топорик.
– Holz hacken... – Дрова рубить...
Ночь в хижине была тревожной. Они спали урывками, по очереди, прислушиваясь к каждому звуку снаружи – не идут ли жандармы? Риккардо спал тяжело, его стоны заглушали только шум ветра и потрескивание огня. Франц и его жена молились в углу перед деревянным распятием. Помощь была, но страх был сильнее. Они не могли остаться.
На рассвете, сером и ветреном, они собрались. Риккардо, после теплой ночи и еды, выглядел чуть лучше, сознание прояснилось, но рана была по-прежнему ужасна, а путь в горы – немыслим без носилок. Франц помог Карло и Энрико сделать новые, крепче: две длинные жерди, переплетенные веревкой и плащ-палаткой. Помог уложить Риккардо.
Куда? – коротко спросил Павел, указывая на горы.
Франц вышел с ними, указал на мрачную теснину между двумя скальными исполинами, уже припорошенными снегом.
– Timmelsjoch. Steinweg links halten. Keine Posten... nurStein und Eis. –Тиммельсйох. Каменную тропу держать слева. Постов нет... только камни и лед. – Он помолчал, глядя на Риккардо. – Gott mit Euch... und ihm. Бог с вами... и с ним.
Они уходили вверх, в нависающую серую мглу, унося подарок тирольца: тепло шерсти на теле, хлеб и сало в мешке, чистую повязку на ране и крохотную искру человечности в этом бесчеловечном мире. Альпы, ледяныеи безжалостные, ждали их и готовили смертельные испытания. Фигура Франца долго стояла у хижины, пока шестеро не растворились в дожде и скалах. Потом он перекрестился и быстро зашел внутрь, закрывая дверь от мира и войны.
Показать полностью