Лига историков

21 июля 1904 года на Транссибирской магистрали торжественно забили последний костыль, нанизав европейскую и азиатскую части Российской империи на один стальной шампур. Произошло это на участке Восточно-Амурской железной дороги. Строители Транссиба 13 лет двигались навстречу друг другу из Челябинска и Владивостока. И вот, наконец, задача была решена, строители встретились, и серебряный костыль символизировал старт великого проекта. С тех пор и до наших дней Транссиб — действующее чудо света.

Незадолго до окончательной смычки рельсов на Дальнем Востоке придворный ювелир Карл Фаберже преподнёс Николаю II и его супруге подарок к Новому 1900 году: яйцо с сюрпризом — внутри был «сибирский поезд» из драгоценных металлов с алмазными и рубиновыми фонарями. Царская игрушка заводилась золотым ключиком. Неизвестно, играл ли молодой император «в паровозик», но законное право на это имел. Потому что, ещё будучи наследником престола, он участвовал в церемонии закладки Транссиба в 1891 году. Дело было во Владивостоке, местная газета с восторгом сообщала, что «момент, когда Царственный Сын управлял рабочей тачкой, двигаясь с нею вперёд и вываливая из неё землю как простой рабочий, — был поистине торжественный: все смолкли, остались неподвижно на своих местах, и только головы поднимали, дабы не пропустить ни одного движения работы Высочайшей особы…».

Фаберже был прав, когда смастерил сибирский поезд из золота и платины. На строительство Транссиба было потрачено полтора миллиарда рублей. При жизни Николая Второго эти расходы не окупились. Дорогу строили за казённый счёт, государство было единственным собственником магистрали, и проектировалась она с далекоидущей политической целью: «привязать» к метрополии Сибирь, облегчить переброску войск на случай «китайской угрозы», упростить вывоз полезных ископаемых из-за Урала в центральную Россию. Паровоз стал мощнейшим орудием колонизации. На это указывали критики проекта, сибирские областники. Они писали, что экономическая и торговая жизнь Сибири традиционно происходила вдоль рек, текущих с юга на север, как Иртыш, Обь, Енисей. Поэтому железные дороги, отвечающие нуждам края, должны быть широтными: из Бухары в Тобольск, из Алтая в Нарым, из Минусинска в Енисейск и так далее.

«При обсуждении вопроса о сибирской железной дороге, не раз заявленных, явились уже опасения: не будет ли при таких условиях сама железная дорога орудием для продолжения тех же средств наживы, какие практиковались до сих пор, и не пора ли позаботиться скорее о поднятии местных промыслов, дабы железная дорога могла быть употреблена не для одного вывоза сырья, а и для польз края и населения? — писал Николай Ядринцев в своей программной статье „Сибирь как колония“. — Нам продолжают твердить по-прежнему о вывозе богатств края при помощи улучшенных путей сообщения и, так сказать, об открытии новых клапанов из Сибири; но разрешается ли этим вопрос благосостояния? Один вывоз не будет ли последней ликвидацией оставшихся богатств края, если мы только не позаботимся о средствах увеличения его производительности, если мы не дадим ему возможности развивать собственные свои силы?»

Ядринцев смотрел в будущее на сто лет вперёд. Широтные дороги в Сибири так и не появились. Там, куда не доносится стук поездов, и сейчас колышется зелёное море тайги, где китайские бизнесмены пилят лес и скупают кедровые шишки у немногочисленного местного населения.

Трудно представить себе более приятную железнодорожную катастрофу

Интересно, что самые яркие сказочные образы Транссиба в XX веке создавались иностранцами. Первым был Фаберже с его золотым поездом — метафора гламурная, но верная. Сибиряки относились к новой железной дороге прозаично, без всякого пафоса. А что такого? Ну, паровоз. Сел, поехал. Иностранцев поражало в этой дороге примерно всё — бесконечное пространство, невероятные пейзажи, экзотические местные жители и особенно разница во времени между крайними точками Транссиба.

«Транссибирская магистраль — одна из самых длинных из всех существующих в мире железных дорог. Она берёт начало на любом из европейских вокзалов и проходит по России на протяжении девяти тысяч двухсот восьмидесяти восьми километров, соединяя сотни больших и малых городов, пересекая семьдесят шесть процентов территории страны и семь часовых поясов. Когда я сажусь в поезд в одиннадцать вечера в Москве, во Владивостоке, конечной точке нашего пути, уже встаёт заря следующего дня», — пишет Паоло Коэльо в мистическом (других у него нет) романе «Алеф», главный герой которого ищет на Транссибе источник божественных энергий.

Коэльо прокатился от Москвы до Владивостока недавно, уже в XXI веке. Первым из западных писателей, совершивших путешествие по самой длинной в мире железной дороге, был англичанин Линдон Бейтс-младший. В 1908 году он две недели провёл в Транссибирском экспрессе, который двигался со скоростью 30—40 км/ч. Лихие сибирские ямщики обгоняли этот «экспресс» со свистом. Линдон Бейтс коротал время, общаясь с пассажирами и собирая байки. Ему рассказали про «скупой город Томск», где купцы не дали взятку строителям Транссиба, и те обошли город стороной, рассказали о самом холодном в мире городе Якутске, куда ссылают бунтовщиков:

«В Европе говорят о суровости русской зимы. В России — о сибирских холодах. А в самой Сибири, когда ртутный столбик опускается ниже сорока и часовые вдоль железной дороги подбирают воробьёв, одеревеневших от мороза, говорят: «Холодно, как в Якутске»». Л. Бейтс. «Русский путь в Китай»

Разумеется, среди попутчиков английского писателя оказались бывшие каторжники, повествовавшие о том, как шли в Сибирь пешком в кандалах, и это заняло целый год. Золотоискатели рассказывали о самородках в тайге. Кто-то вспоминал встречу с настоящим царём Александром, который жил в Томске под именем старца Фёдора. Всё это не то чтобы неправда, но это — Сибирь. Она такая… невероятная.

После свержения монархии и захвата власти большевиками Транссиб стал осью Гражданской войны. Здесь решался вопрос, быть или не быть России единой. В 1918 году чехословацкие легионеры перешибли «позвоночник империи», Сибирь и Дальний Восток временно отвалились от метрополии. Понадобилась невероятная жестокость большевиков, чтобы заново собрать империю. Путешествие по Транссибу в годы Гражданской войны очень выразительно описал французский поэт Блез Сандрар в поэме, которая так и называется — «Транссибирский экспресс»:

Поезд отправлялся каждую пятницу утром.
Говорили, что много убитых.
У одного из купцов сто ящиков было
с будильниками и со стенными часами.
Другой вёз шляпы в коробках, цилиндры,
английские штопоры разных размеров,
Вёз третий из Мальмё гробы, в которых
консервы хранились,
И ехали женщины, было их много
Женщин, чьё лоно сдавалось в наём и могло бы стать гробом…
…Курган Самара Пенза Томск Челябинск Канск Тайшет Верхнеудинск
А дальше Смерть в Маньчжурии — вот наше
Пристанище конечный пункт прибытья
Ужасная поездка…
(перевод Михаила Яснова)

Поезд отправлялся каждую пятницу утром. Говорили, что много убитых. У одного из купцов сто ящиков было с будильниками и со стенными часами. Другой вёз шляпы в коробках, цилиндры, английские штопоры разных размеров, Вёз третий из Мальмё гробы, в которых консервы хранились, И ехали женщины, было их много Женщин, чьё лоно сдавалось в наём и могло бы стать гробом… …Курган Самара Пенза Томск Челябинск Канск Тайшет Верхнеудинск А дальше Смерть в Маньчжурии — вот наше Пристанище конечный пункт прибытья Ужасная поездка… (перевод Михаила Яснова)

В 1925 году по Транссибу прокатился американский журналист Джуниус Вуд, корреспондент «Чикаго Дейли Ньюс». Его репортаж «Невероятная Сибирь» начинается с проверки документов. Как только поезд миновал Уральский хребет, в вагоне появился человек в штатском, выдающий себя за агента ГПУ. «Документ, пажалста», — обращался он к пассажирам. «Без документа в России жизнь невозможна, без документа вы можете купить разве что семечек на станции, а во всех остальных случаях надо иметь наготове бумажку, удостоверяющую личность», — объясняет автор своим американским читателям. «Дело в том, — продолжает он, — что советская Россия — это страна, где каждый старается надуть другого, и никто никому не верит. Государство обманывает своих граждан, граждане — государство. Вся надежда только на проверку документов и сотрудника ГПУ. Впрочем, он тоже может оказаться мошенником». В этой нереальной реальности, словно Летучий голландец, пролетает в ночи Транссибирский экспресс.

«Транссибирский экспресс Париж—Владивосток, курсирующий еженедельно в каждом направлении, является „фирменным“ поездом Транссиба. Его единственным недостатком, мешающим насладиться роскошью экспресса, является то, что такого поезда в природе просто ещё не существует. День недели и время прибытия и убытия с этой станции в восточном направлении и те же данные в западном направлении были указаны в расписании на каждой станции в Сибири этим летом. Об этом говорилось в проспектах, рассылаемых за границу и анонсируемых официальными информационными бюро. Благие мечты в России так часто опережают факты».

В ожидании поезда журналист проводит время на вокзале в толпе пассажиров и рисует картину, которую можно было наблюдать в СССР практически на каждой железнодорожной станции до самого конца советской власти:

«Ближе к часу ночи я был на вокзале, пробираясь сквозь толпу людей, расположившихся на полу: одни спали, другие ели с газет, расстеленных на плитке в качестве скатертей, разложив на них незамысловатый ассортимент из колбасы, хлеба и чая, а третьи просто ждали и пытались согреться. Справочное бюро было закрыто на ночь. «Нандняк!» — сказал агент вокзала, что означает „на днях“. Это привычное слово в России, обозначающее разницу между оптимистичными планами и реальными достижениями».

В 1934 году через СССР в Китай проехал на поезде ещё один английский писатель Питер Флеминг. Это было его второе путешествие по Транссибу. Он хорошо знал, что его ждёт, и с философским смирением предавался созерцательному безделью.

«Мне нравится Транссиб. Ты лежишь на своей койке и целую неделю ничего не делаешь на абсолютно законных основаниях. Ты пассажир самой длинной в мире железной дороги. За окном ползут равнины и мерцают леса. Солнце слабо освещает пустошь. Штабеля берёзовых брёвен под насыпью — серебристые снаружи, чёрные на срезе — даже летом кажутся прихваченными морозом. В окне почему-то всё время пролетают сороки. Больше смотреть не на что, но в то же время нет причины, чтобы перестать смотреть. Находясь в событийном вакууме, изобретаешь какую-то абсурдно искусственную необходимость вставать с койки; например, «через пятнадцать сорòк» или «когда паровоз в следующий раз загудит». Потому что в глубине души боишься, что без самодисциплины, которая придаёт существованию определённый смысл, этот долгий период анабиоза навсегда испортит твой характер». П. Флеминг. «В своей компании. Путешествие в Китай».

Флеминг фиксирует, пожалуй, главное открытие всех путешественников по Транссибу — изнутри экзотика оказывается удушающе скучной, дорога проходит через тысячи километров пустоты, и вас уже не удивляет, что русские так много пьют. В отличие от большинства путешественников, английскому писателю «повезло» — в Забайкалье его поезд сошёл с рельсов, и он оказался единственным иностранцем, которому удалось заснять на плёнку перевёрнутые вагоны Транссибирского экспресса.

«Трудно представить себе более приятную железнодорожную катастрофу, — пишет Флеминг. — Погода была идеальной. Никто серьёзно не пострадал. И всё было сделано в истинно друри-лейновском стиле (Друри Лейн — старейший театр Великобритании): с множеством искорёженной стали, расколотых деревянных элементов и дёрна, деформированного демонической силой. Я начал фотографировать со всех ног. На советской территории фотографирование строго запрещено, но у чиновников было полно дел, и они были слишком взволнованы, чтобы это заметить».

Вскоре подоспела помощь, вагоны поставили обратно на рельсы. Всего через несколько часов поезд прибыл на границу с Китаем, и в купе к англичанину нагрянули советские таможенники.

«Они набросились на меня внезапно: пятеро крупных любознательных мужчин, владевших английским примерно так же, как я русским. Но было ясно, что они настроены серьёзно. Мои чемоданы методично потрошили. Какой номер моей пишущей машинки? Есть ли у меня разрешение на бинокль? И, главное, есть ли у меня фотоаппараты или плёнки?».

Автору удалось отвлечь их внимание демонстрацией фотокопии письма Сталина, которое вождь написал брату Флеминга, корреспонденту агентства Рейтер в Москве. Вид сталинской подписи подействовал на советских чиновников магически — они забыли обо всём и на какое-то время превратились в лунатиков. А вскоре машинист дал сигнал к отправлению, и отснятые англичанином кадры нелегально пересекли границу Советской России.

Как Дэвид Боуи попал в Новосибирск

Однажды гадалка предсказала Дэвиду Боуи, что он погибнет в авиакатастрофе. С тех пор музыкант избегал самолётов и в конце концов благополучно умер от рака. Благодаря своему суеверию Боуи оказался единственной западной рок-звездой, побывавшей в Сибири при советской власти. В 1973 году после концертного тура по Японии музыканту надо было срочно в Париж по делам. И Транссибирская магистраль была кратчайшим маршрутом для аэрофоба. Вместе со своим другом, музыкантом и фотографом Джеффом Маккормаком, Боуи сел в Иокогаме на пароход «Феликс Дзержинский», который доставил англичан во Владивосток. Там они взяли СВ до Москвы, а затем целых 7 дней пили с моряками, солдатами и пассажирами в штатском. По воспоминаниям Маккормака, они всю дорогу подпевали «слащавым русским каверам битловских песен». Наверное, имелись в виду шлягеры «Песняров» или Муслима Магомаева. Великий музыкант, конечно, был потрясён тем, что на одной шестой части суши его никто не знает. Во время долгой стоянки поезда в Новосибирске Дэвид Боуи, покачиваясь и дыша перегаром, вышел на привокзальную площадь посмотреть на народ, который также покачивался и точно так же дышал перегаром, глядя на английского гостя пустыми выпуклыми глазами, которые воспел Веничка Ерофеев. Воспоминаний о Сибири Боуи не оставил.

И без него в ХХ веке хватало англоязычных авторов, которые вновь и вновь раскрывали тему поездки по Транссибу как невероятного «космического» путешествия:

«Поезд похож на сон или, во всяком случае, на тёплый, яркий, безопасный мирок посреди стремительной и опасной ночи. Передвигаясь между вагонами, лязгаешь тяжёлой стальной дверью, выкрашенной в советский серый цвет, затем нажимаешь кнопку, которая открывает электрическую дверь, и — пи-и-ип! — внезапно оказываешься снаружи, в громыхающей тьме, а воздух такой холодный, словно тебя скинули в ледяное озеро. Осторожно наступаешь на две покрытые снегом стальные пластины, силясь не разбиться насмерть, дотягиваешься до кнопки на другой стороне. Пи-и-ип! Снова тепло, свет и безопасность. Словно в открытом космосе побывал. Путешествие по Транссибирской магистрали может быть идеальной подготовкой для космонавтов, я считаю». Эндрю Диксон, литератор.

Ну и напоследок, самым честным признанием иностранца на Транссибе стоит признать путевой дневник американского писателя-странника Пола Теру, который выразил чувства всех путешественников по Сибири: здесь страшно и хочется домой.

«Поезд «Россия» жил «по Москве», и после второго завтрака (холодная жёлтая картошка, «solyanka» — суп из каких-то жирных комков — и графин портвейна, напоминавшего на вкус микстуру от кашля) я спрашивал, который час, и слышал: «Четыре утра»… и спустя шесть тысяч миль, после стольких дней в поезде, я почувствовал, что всё более отстраняюсь; каждое напоминание о том, что я в России: женщины в оранжевых парусиновых куртках, работающие на путях с лопатами, промелькнувшая статуя Ленина, жёлтая ледяная корка на станционных указателях и сорòки, хрипло клянущие по-русски проходящий поезд, — каждое такое напоминание раздражало. Я злился, что Россия так велика; мне хотелось домой». Пол Теру. «По рельсам, поперёк континентов».

Здесь написано: «Изъято из протокола "ОП" 4.III.1970 года в закрытый пакет. Согласовано с т. Черненко К.У.». Безотносительно к тексту документа возникает вопрос: что такое «протокол "ОП"»? Как понять сочетание «протокол особой папки»? Протокол папки? Не слишком ли хитро даже для шизофреника? Голос комода? Протокол может быть заседания или слушания, но не папки же, если протокол есть записанные речи выступающих или перечень фактов? Или, может быть, речь идет о некоем протоколе под названием «ОП»? Нет, ОП значит особая папка, да и протоколам не присваивают собственные имена. Вы скажете, что в словосочетание особая папка вложен иной смысл, нам не понятный? Согласен, это типичная шизофреническая черта. Приведенная запись имеет смысл только с точки зрения создавшего ее шизофреника. Человеку в своем уме не ясно, откуда именно изъяты машинописные листы, на которых красуется приведенная запись, а если не ясно, то с какой же целью сделана приведенная запись? Да и цель изъятия не ясна: если уж изъято даже из-под грифа «особая папка», то почему не уничтожено, а сохранено в «закрытом пакете»? Чтобы продать его полякам?

«Особая папка» — это гриф хранения документов, а здесь сочетание «ОП» приравнено к словосочетанию заседание Политбюро, протокол которого, заметим, вполне уместен. И в шизофреническом пакете мы видим подтверждение сделанному предположению: вопрос о поляках в шизофренической фальшивке действительно был вынесен на рассмотрение Политбюро, т.е. ОП в представлении шизофреника нашего.

Шизофренические выверты находим и в письме Берии Сталину в ЦК за № 794/Б, где сначала указано одно число врагов советской власти, а расстрелять ниже предлагается совсем другое:

Возникает вопрос, каким путем получены числа 14 700 и 11 000, если ранее стоят 14 736 и 18 632 (из них 10 685 поляки)? По какой причине произведено округление или, может быть, иное действие? Каким образом приведенные числа следуют друг из друга? А ведь связь указана в тексте: «Исходя из того, что все они», т.е. 14 736 человек и 18 632 (из них 10 685 поляки), «являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, HКВД СССР считает необходимым» дела 14 700 и 11 000 человек рассмотреть в особом порядке. Позвольте, если все они являлись закоренелыми врагами советской власти, то не логично ли было предложить к рассмотрению дела всех их, а не только избранных по неизвестному правилу? Нет, для шизофреника логично было именно написанное.

Дело в том, что с объективной точки зрения поступки выраженного шизофреника бывают не мотивированы и часто даже поняты быть не могут, если сам он не объяснит, отчего судебные эксперты очень часто признают шизофреников невменяемыми — в советское время почти всегда, сейчас реже, суды сажают их иной раз даже без принудительного лечения, что в советское время было совершенно немыслимо: в «литературе» были даже предложения признавать шизофреников невменяемыми в неукоснительном порядке, только по болезни, без т.н. психологического критерия невменяемости. В общем случае шизофрения — это самый тяжелый и самый страшный психоз из всех известных, хотя, справедливости ради следует добавить, шизофреник, избравший антисоциальную адаптацию (нормально адаптироваться они часто не способны), бывает гораздо умнее и, главное, изворотливее многих здоровых людей.

В данном случае я понимаю мотивы шизофреника, указавшего в записке разные числа — второй раз «округленно», как выразился какой-то либеральный балбес. Дело в том, что в опубликованных по делу документах НКВД царит неразбериха, трудно понять, сколько именно польских пленных было в СССР, ибо от документа к документу числа меняются. Шизофреник наш просто решил отразить эту правдоподобную черту — да, в одном документе, а не в разных (впрочем, в фальсифицированной записке Шелепину Хрущеву указаны другие числа). Увы, в основе своей шизофрения — это очень тяжелые отклонения, в т.ч. интеллекта. При слабых поражениях, относительно вялом течении шизофренического процесса, логичное мышление пропадает в той или иной степени, уступая место ассоциациям, установлению произвольной связи между объектами мышления, что очень хорошо видно, например, в разбираемом случае: у НКВД неразбериха с числом пленных — и мы тоже сделаем неразбериху. Вывода здесь нет, он гасится, вероятно, за счет лабильности (хаотичности) процесса торможения, лежащего в основании умеренных такого рода поражений, как полагал И.П. Павлов. Далее же в рефлексной деятельности наступает хаос, потом возможно ее прекращение, возможна утрата даже безусловных рефлексов, «инстинктов». При ее завершении шизофрения — это одна из самых страшных болезней. К счастью, завершение наступает не всегда, возможны ремиссии — временные и даже полные, в том числе спонтанные.

Стоит отметить также грамматическую неразбериху в приведенной выдержке: «pассмотpеть [дела] в особом порядке, с применением к ним [к делам?] высшей меры наказания — расстрела».— Нормальные люди так не пишут.

Удивление в разбираемом документе вызывают также разные отступы и разные интервалы между абзацами — равные межстрочным или чуть более. Кроме того в записке использованы разные маркеры абзацев одного уровня: сначала цифры — 1), а потом буквы — а). Нормальные люди так не делают.

Шизофренический характер указанное письмо Берии носит и с точки зрения «генеральной линии партии» того времени. В письме Берия предлагает Сталину организовать для расстрела поляков судебную тройку НКВД, но в вышедшем незадолго до того Постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) № П65/116 от 17 ноября 1938 года сказано, в частности, следующее:

Ну? Неужели тов. Берия позабыл о трагической судьбе своего предшественника тов. Ежова, которого, «не взирая на лица», расстреляли как врага народа в том числе за организацию судебных троек? Мне кажется, весной 1940 года послать Сталину в ЦК предложение об организации судебной тройки НКВД способен был даже не шизофреник, а только благополучный идиот в клиническом смысле.— Письмо Берии вообще никакого отношения к действительности не имеет.

Еще одна любопытная черта письма Берии за № 794/Б была отмечена исследователями этой фальсификации:

Я не понимаю, почему у осведомленного В.С. Христофорова, имеющего, надо полагать, журнал регистрации исходящих писем Берии, не спросить было прямо о письме за № 794/Б? В журнал регистрации исходящей корреспонденции регистратор вносит обычно дату письма, проставленную автором, номер его, номер дела, коли есть такой, указывает адресата, тему письма, автора письма и отмечает исполнение, например «отправлено фельдсвязью». Это совершенно стандартная процедура при делопроизводстве, известна она каждому, кто имел дело с классическим бюрократизмом (пособие по делопроизводству наверняка найдется в интернете).

Если на письме нет точной даты, как на фальсифицированном письме Берии, то не будет ее и в журнале регистрации: регистратору просто нечего будет указать в соответствующей графе, где обычно ставятся вместе дата и номер письма. Этот пробел мог восполнить только сам Берия. Поэтому если в журнале регистрации исходящих писем Берии окажется точная дата письма за № 794/Б, любая, представленное нам письмо уже на данном основании можно будет считать недействительным, поддельным, т.е. иным, не тем, которое было зарегистрировано. Утверждать же, что письмо без даты было зарегистрировано именно 29 февраля, невозможно: регистратор обычно не ставит дату регистрации (это никому не нужно и только засоряло бы документы) — только дату письма, которая, конечно, имеет значение. Дата же регистрации косвенно может содержаться лишь в графе «Исполнение» — если там указано, когда было отправлено письмо. Но письмо Берии не было отправлено в ЦК, так как на нем нет штампа регистрации его как входящего документа. Такое могло быть, если Берия отправил письмо не обычным порядком, через регистрацию, а лично принес его в кабинет Сталина. Да, но на письме стоит регистрационный номер… Ну, можно допустить, что Берия зарегистрировал письмо и сам отнес его Сталину. В таком случае в графе «Исполнение» должно стоять «доставлено лично» или что-нибудь вроде того. Странно, что Берия не забыл зарегистрировать письмо, но забыл поставить дату: при регистрации, конечно, возник бы вопрос, какую поставить дату.

Скорее всего, в журнале регистрации писем Берии написано что-нибудь совсем отвлеченное, например: «29.02.1940 № 794/Б — письмо т. Берии тт. Жарову и Кайдан-Дешкину, авторам песни «Взвейтесь кострами, синие ночи…», с предложением написать бодрую песню для спортивного общества «Динамо» — 2 экз. отправлено по почте».

Казалось бы, если имеются письма за №№ 793/б, 795/б и 796/б, датированные 29 февраля, то можно утверждать, что письмо № 794/Б датировано тем же днем, но ведь на этом письме нет даты… Формально тут ничего утверждать нельзя — можно лишь допустить, что дата 29 февраля для письма за № 794/Б логична.

Если вообразить письмо за № 794/Б подлинным, то Берия не мог написать его ранее 5 марта 1940 года, так как помянутый в тексте письма как начальник 1‑го спецотдела НКВД Л.Ф. Баштаков стал таковым только 5 марта 1940 г., причем приказ о его назначении подписать должен был сам Берия. Вот для сведения выдержка из книги о руководстве НКВД:

Самостоятельные оперативно-чекистские отделы НКВД СССР1-й спец. отдел (оперативный учет, регистрация и статистика)Шапиро И.И. 29.09.38 – 13.11.38Петров Г.А. 22.12.38 – 30.11.39Баштаков Л.Ф. 05.03.40 – 26.02.41

Н.В. Петров, К.В. Скоркин. Кто руководил НКВД. 1934–1941. Справочник. М., 1999.

Если бы письмо было написано ранее 5 марта и приказ о назначении Баштакова уже был подписан, то нормальный бы человек, не шизофреник, написал: …Баштакова, назначенного начальником 1-го спецотдела с 5 марта с.г. Если же приказа еще не было, то Баштаков назван бы был заместителем начальника 1-го спецотдела, каковым он являлся до 5 марта 1940 г.

Судя по тому, что на письме Берии нет штампа регистрации его как входящего документа в аппарате ЦК, доставлено оно было Берией лично в кабинет Сталина, т.е. 5 марта 1940 года, поскольку, как утверждают сторонники нацистов, историческое заседание Политбюро, приговорившее поляков к смерти, состоялось именно 5 марта, что отмечено даже в фальсифицированных документах. Беда для гитлеровцев, однако же, в том, что 5 марта 1940 года Берия не мог доставить письмо в кабинет Сталина, так как в этот день он не был в кабинете Сталина, см. журнал регистрации посетителей Сталина [2]: первый раз в марте месяце Берия посетил кабинет Сталина только седьмого числа. Не было у Сталина 5 марта и Микояна, который подписал письмо Берии синим карандашом Сталина. Молотов же был у Сталина 5 марта, но подписал письмо Берии почему-то иным карандашом, простым, хотя все прочие подписи выполнены синим карандашом, в том числе подпись Ворошилова, который тоже присутствовал 5 марта в кабинете Сталина.

Надо заметить, что журнал посещений Сталина должны были вести очень аккуратно: это была не блажь, а общепринятая мера безопасности на режимных объектах — местах, куда можно пройти только после предъявления документов  или выписанного пропуска и обязательной записи в журнал. Не отметить Берию не могли, это исключено совершенно (он бы лично взгрел охранника). Охранники отмечали приход посетителя и уход буквально по минутам. Иной раз последняя запись на дню гласит: «последние вышли» и время, отстоящее от ухода последнего посетителя на минуты или даже часы. Поскольку в это время никого, кроме Сталина, в кабинете его уже не было, то эта весьма тактичная запись относится к самому Сталину, а не к тем посетителям, которых охрана якобы проворонила. Охрана не могла никого проворонить: дело это серьезное — режимный объект. И никакой «личный гонец» от Берии, родившийся в бредовых вымыслах, пройти в кабинет Сталина тоже не мог: не было оснований его пропускать. Обычным же порядком поступившее письмо должны были зарегистрировать в ЦК, куда оно и адресовано.

Стало быть, если отвлечься от вполне возможных бредовых вымыслов (Берия прошел тайно), у нас нет формальных оснований считать письмо Берии подлинным — написанным и подписанным 5 марта 1940 года. Оно противоречит действительности — как обычно поделки шизофреников.

Столь же чудовищно, как письмо Берии, выглядит выписка из протокола № 13 Политбюро, куда с грамматическими ошибками перепечатана часть его письма («военно‑пленных» против «военнопленных» в том же тексте и «Кабулов» вместо Кобулов). На левом поле рассматриваемого документа вдоль листа снизу вверх написано красным предупреждающим шрифтом:

К сведению.Товарищ, получающий конспиративные документы, не может ни передавать, ни знакомить с ними кого бы то ни было, если нет на то специальной оговорки ЦК.Копировка указанных документов и делание выписок из них категорически воспрещается.Отметка и дата ознакомления делается на каждом листе лично товарищем, которому документ адресован, и за его личной подписью.Основание: Постановление Пленума ЦК РКП(б) от 19/VIII—24 г.

Несмотря на ясное, кажется, предупреждение ЦК, на посланной Берии выписке нет ни единой пометки Берии, т.е. он этот документ не читал.

На верхнем поле документа тем же предупреждающим красным шрифтом написано: «Подлежит возврату в течение 24 часов во 2-ю часть Особого Сектора ЦК (Пост. ПБ ЦК от 5.V.27 г., пр. № 100, п. 5)», однако же на обратной стороне листа мы видим сложнейший шизофренический выворот:

За исключением фамилии «Лряпкина» записи выполнены почерком фальсификатора или чуть измененным. Наклон здесь тот же самый, что в фальсифицированных подписях, причем нижняя подпись «Силина» выполнена буквально с той же сменой наклона на сочетании «лин», что и в фальсифицированной подписи Сталина (верхняя сломана, но тоже похожа), да и соединение И с Л в фамилии Силина соответствует оному в фальсифицированной подписи Сталина. Слово «Шелепину» ломается вниз, и это похоже на излом подписи Микояна: близко к штампу взял шизофреник наш и на ходу немного отступил вниз.

В правом нижнем углу, обратите внимание, стояло сначала ТС, но потом шизофреник наш уразумел неким загадочным образом, что данными инициалами, под которыми шизофреник явно имел в виду Татьяну Константиновну Силину, подписана предыдущая приведенная запись на ином документе, выполненном несколько иным почерком, и поправил букву С на что-то иное, видимо К. Это можно считать указанием на то, что обе записи принадлежат одному человеку. К тому же предыдущая запись содержит шизофренический выворот, как разобрано выше, «протокол особой папки», а банда шизофреников выглядит неубедительно (часто шизофреник стоит во главе компании психопатов, например секты). Кроме того в приведенной патологической записи с «ОП» уже знакомым образом ложится буква Л в слове «согласовано», гляньте выше внимательно. Очень похоже на то, что все фальшивки один человек сляпал.

Разумеется, ни та запись, ни эта Силиной не принадлежит. Она долго работала в ЦК, в частности заведующей 6 сектора Общего отдела (архив Политбюро), и если бы была почерковедческая экспертиза, эксперт бы, конечно, запросил образцы почерка Силиной. Установить, кто скрывается за инициалами ТС, было несложно: Татьяна Константиновна была человеком, широко известным в узких кругах,— самая старая сотрудница, начавшая работу в секретариате ЦК 1923 году. Следствие же, увы, вели люди невежественные и не хваткие:

Если это не наглое вранье, то следователь обязан был изъять бумагу и отправить ее эксперту на предмет изучения почерка «заведующего Силина», не его ли пометки стоят на найденных документах. Как же иначе устанавливать подлинность документов? По положению планеты Марс в месяце апреле? По приказу начальника?

Особенно мне в приведенной выше фотографии документа нравится запись «Берия + один в запас» (экземпляр), когда на том же документе ясно написано, да еще и красным цветом: «Подлежит возврату в течение 24 часов». Фамилия «Лряпкина» тоже звучит отлично — просто сказка. Фамилию эту, стало быть, шизофреник наш переписывал с рукописного текста и неправильно разобрал из Хряпкина.

Мне легко удалось выяснить, что в Управлении делами Совета народных комиссаров была сотрудница по фамилии именно Хряпкина, а не «Лряпкина», так как имеются заверенные ею, например, копии документов ГКО 1941 года [3]. Трудно понять, как люди в своем уме смогли проглотить столь чистый шизофренический выворот, как «Лряпкина». Да какие же ослы способны глотать подделки с грамматическими ошибками? Или, может быть, Хряпкина, как и Микоян, просто свою фамилию писала неуверенно? Да ведь это ужас кромешный… Наверно, в рукописном тексте, откуда переписывал шизофреник, начальная буква Х в фамилии Хряпкина была написана с очень высоко расположенным перекрестьем, очень похоже на Л. Ну, шизофреник естественным образом подошел к вопросу «формально» — иного трудно было ожидать. Это просто отличный пример для учебника по патологической психологии — классика шизофренического мышления.

Странно также видеть шизофренические вымыслы с количеством отпечатанных экземпляров, которых должно быть отпечатано столько, сколько существует исполнителей, каковое общее правило делопроизводства обычно выполняется даже при отсутствии в учреждении секретности. Можно бы было еще понять копию отосланного документа, оставленную в деле по данному вопросу или в некоем текущем употреблении, но печатать производственные копии документа, который должен быть возвращен исполнителем в течение суток… Возврат документов обеспечивается именно для того, чтобы в целях секретности снизить количество копий до необходимого минимума, а здесь «отпечатано 4 + 2», да еще и «в запас». На кой черт? Вероятно, шизофреник намалевал это с той целью, чтобы в 1959 году «отослать» свободный экземпляр Шелепину за подписью Сталина. Весьма продуманная связь, правда?

Обратите также внимание на дату, когда Берии был послан экземпляр «в запас»,— 4 декабря 1941 года, последний день пассивной обороны Москвы перед переходом в наступление. В это время ЦК наверняка уже давно находился в эвакуации со всеми своими «конспиративными» документами, а Берия был в Москве: Сталин-то оставался в столице, и Берия просто не мог быть в ином месте. С какой же загадочной целью нарочный ЦК из неразберихи эвакуации добирался бы до Москвы, где царил самый суровый комендантский режим, военное положение, чтобы передать Берии бессмысленный с точки зрения тяжелой текущей обстановки документ и в тотчас же отвезти его обратно в ЦК? Видите ли, что такое шизофрения? Это полный отрыв от действительности — как фамилия Лряпкина.

Забавную шизофреническую новизну содержит экземпляр, якобы посланный Шелепину: такой же бланк ЦК ВКП(б), как в выписке для Берии, тот же текст под копирку, но внизу после подписи «СЕКРЕТАРЬ ЦК» допечатано И. СТАЛИН и поставлена печать ЦК КПСС. Выходит, выписка Шелепину в 1959 году пришла из ЦК ВКП(б) от Сталина, а подпись кто-то заверил печатью ЦК КПСС? Умно, ничего не скажешь. У пришедшего Шелепину документа нет автора, он пришел не от человека, нарисовался из воздуха, из шизофренического вымысла. Шелепин этого документа, конечно, не читал — хотя бы потому, что в его письме Хрущеву стоит совсем иное число якобы расстрелянных, чем указано в выписке из решения Политбюро. Да и напомню, что если бы Шелепин читал данный документ, на нем бы стояла его подпись.

Ход мыслей шизофреника нашего вроде бы понятен. Выписка из решения Политбюро двадцатилетней давности приходит Шелепину 27 февраля 1959 г. явно от Хрущева, так как вопрос о рассылке документов с грифом «из О.П.» должен был решаться на самом высоком уровне. Шелепин некоторое время думает и 3 марта пишет Хрущеву письмо, в котором предлагает уничтожить ряд документов, связанных с расстрелом поляков… Все очень логично, правда? И вопросов никаких не возникает, да? Здесь нет вывода — только ассоциации, что, как я уже сообщил, свойственно шизофреникам.

В письме Шелепина Хрущеву предлагаемое уничтожение документов мотивировано по правилу «как бы чего не вышло», что выглядит даже смешно:

Для Советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государства последствиями.

Логика, помилуй бог, узнаваемая: выше написано, «все дела в количестве 21.857 хранятся в опечатанном помещении» в КГБ, но тем не менее «какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации»; следовательно, помянутые дела нужно уничтожить. И нас хотят уверить, что этот бред написал Шелепин, вроде бы не страдавший от бредового шизофренического состояния? Нет, это написал шизофреник: мотивация предлагаемых действий абсурдна с объективной точки зрения, логики нет.

В письме Шелепина, кстати, тоже видим, что особая папка воспринимается автором как тайное хранилище, а не архивный гриф: «По объему эти документы незначительны и хранить их можно в особой папке».— Шизофреник наш, конечно, не подозревал, что документы с грифом «особая папка» из хранилищ ЦК наверняка можно было вывозить грузовиками… Сомневаюсь, что там было много захватывающих тайн — обычные «конспиративные» документы, «текучка».

С точки зрения оформления письмо Шелепина тоже вызывает недоумение, как и письмо Берии: оно почему-то написано от руки, причем тоже малограмотным человеком, который не знал, например, как в русском языке расставлять запятые. Вообразить столь безграмотного болвана в секретарях у председателя КГБ, согласитесь, очень трудно. От руки же письмо написано, вероятно, потому, что дегенерат наш не нашел подлинного бланка КГБ пятидесятых годов. Что ж, это раритет, нечего и говорить: в пятидесятых годах КГБ существовал недолго (создан в 1954 году), да и деятельность его ведь только начиналась под рукой Никиты… Большого оборота документов поначалу, возможно, не было, а бланками могли пользоваться еще старыми — оставшимися в тех же кабинетах Лубянки от МГБ.

Стоит также отметить, что на письме Шелепина Хрущеву нет ни единой пометки Хрущева, хотя это совершенно прямое предложение, направленное ему лично, на которое он обязан был отреагировать тем или иным образом. Почему же Хрущев не оставил на письме резолюции, если читал шизофреническую эту дурь? Почему на письме Шелепина нет и прочих пометок, если оно поступило в секретариат Хрущева? Если, положим, Хрущев не читал разбираемого письма, то хоть кто-то же должен был его прочесть, не так ли? Что еще любопытно, в архиве Политбюро письмо Шелепина было зарегистрировано как входящий документ текущего делопроизводства, т.е. текущий запрос в архив. Умно, правда? Да, это шизофреник. В нижнем правом углу оборота последнего листа письма Шелепина стоит штамп регистрации его как входящего в архивный сектор документа с рукописной датой 16.III.69 или 16.III.65 (штамп этот должен стоять на первой странице, в правом нижнем углу, верно), а на первой странице в правом верхнем углу с неизвестной целью поставлен штамп архива, 6 сектора Общего отдела ЦК КПСС, от 9 марта 1965 года, т.е. документ начал использоваться ранее, чем поступил. Это, конечно, шизофреник. А поверит ли хоть один человек в своем уме, что по меньшей мере за шесть лет письмо председателя КГБ не успело дойти до первого секретаря ЦК КПСС, а потому и было отправлено в архив в 1965 или 1969 году? Неясно также, почему письмо Хрущеву без разбирательства было передано через шесть лет в архив — когда Никита, отправленный «по его просьбе» на пенсию, уже сидел на даче и писал насквозь лживые воспоминания о днях своей отважной молодости. Почему же письмо первому секретарю ЦК КПСС Хрущеву не передали его преемнику, Л.И. Брежневу, который бы и принял решение по предложенному вопросу, оставив на документе надлежащую резолюцию, например «в архив»? Вот логика шизофреника: тогда не было принято ставить на документы резолюции, т.е. Хрущев решение-то принял, но никто об этом не знает.

Стоит еще добавить по разбираемому письму, что шизофреник не способен тепло относиться к людям, ему это даже претит в большинстве случаев, откуда очень показательно выглядит «формальное» и безличное обращение к Хрущеву — «Товарищу Хрущеву Н.С.», хотя обычно подобные письма писали через «Дорогой Никита Сергеевич» или схожее теплое демократическое приветствие, см., например, выше письмо Н.Н. Бурденко В.М. Молотову. Это тоже очень показательно и типично для шизофреника — бесчувственность, эмоциональная холодность. Да, Сталину в ЦК еще и можно было писать безлично, «товарищу Сталину», потому как обращение «Дорогой Иосиф Виссарионович» звучало бы для иных просто преступной фамильярностью, кощунством, но Хрущев был уже вполне открыт и доступен, также Брежнев и все прочие после него.

Излишне, наверно, повторять, что число «расстрелянных» в письме Шелепина не имеет ничего общего с числом, которое запросил Берия и на которое якобы было поручено одобрение ЦК: числа расходятся на несколько тысяч человек, причем объяснений, почему нарушено было решение высшего в стране законодательного и исполнительного органа власти, в письме Шелепина нет и в помине, да шизофренику это и не требуется: будет и того, что он лично свою пачкотню понимал хорошо.

Шелепин дожил о расследования фальсифицированного дела № 159 и даже встретился с одним из фальсификаторов 11 декабря 1992 г., следователем А.Ю. Яблоковым, с которым ближе мы познакомимся при рассмотрении протокола допроса бывшего начальника Калининского УНКВД Токарева. Разумеется, через тридцать лет после событий Шелепин не мог уверенно ни подтвердить свою подпись под документом, ни тем более опровергнуть ее: он попросил предъявить ему подлинник якобы его письма, а также назвать имя исполнителя, который якобы писал письмо. Яблоков описал эту встречу, нагородил от имени Шелепина всякого вздора, но из его же откровений следует, что под протокол Шелепин не сказал ничего. Болтовня же Яблокова едва ли кого заинтересует, а протоколы фальсифицированного дела никому пока не доступны (а надо бы опубликовать их до последней точки с опровержениями лжи и фальсификаций). Самый любопытный отрывок из писанины Яблокова касается «документов», которые мы разбираем:

Готовясь к допросу Шелепина и выполняя его предварительные условия, я 10 декабря 1992 г. переговорил по телефону с директором Архива Президента РФ Коротковым. Он сказал, что подлинники документов ни при каких условиях выдаче из архива в Кремле не подлежат.

Катынский синдром, гл. 6.

Подумать только, следователю не дают доказательства по уголовному делу, которое он расследует. Другой бы постеснялся писать эту чушь, а этот даже не понимает… Видите ли, как они дела делали? С такими-то следователями любое дело можно подшить: умные ребята — без доказательств обходятся с легкостью, даже особенно и не требуют. На каком же основании подобный следователь мог бы назначить экспертизу документов? На основании вымыслов своего воображения? Кстати, названный здесь Коротков, напомню, связан с фантастическим вторым рождением «документов».

ССЫЛКА НА ИСТОЧНИК

В качестве вишенки на торте, предлагаю ознакомится с одним типа "документом". который был сделан в той же стилистике что и записка Берии, и подписи там стоят по сути те же самые.. Это я к тому , что при современных технологиях, такие "документы при желании, можно создавать в промышленных масштабах.

Ну и для сравнения та самая записка Берии, найдите как говорится десять отличий.

20 июля 1969 года, 20:17 по Гринвичу.
В безмолвной пустыне Моря Спокойствия опустился странный аппарат, похожий на гигантского металлического паука. Это был лунный модуль «Орел» миссии «Аполлон-11».

Шесть часов спустя, 21 июля в 02:56:20, командир экипажа Нил Армстронг осторожно спустился по лестнице и ступил на пыльную поверхность иного мира.
Его слова, услышанные сотнями миллионов людей на Земле, навсегда вошли в историю:

Это один маленький шаг для одного человека, но гигантский скачок для всего человечества.

Армстронг и его напарник Эдвин Олдрин провели на Луне около двух с половиной часов, установили флаг США, собрали образцы грунта и оставили научные приборы.
Их коллега Майкл Коллинз ждал на орбите в командном модуле.
Казалось, сомневаться в реальности этого события невозможно.

Однако тени сомнений возникли почти сразу.
Еще в 1969 году, на волне восхищения, зародились первые сомнения.
А в 1976 году американский писатель Билл Кейсинг выпустил книгу «Мы никогда не были на Луне», давшую жизнь теории «лунного заговора».
Она быстро набрала популярность, подогретая послевоенными скандалами в США (Уотергейт, Вьетнам) и сатирическим фильмом «Козерог-1» (1977) о фальсификации полета на Марс.

Основные аргументы сомневающихся сводились к следующему:

1. "Развевающийся" флаг: Почему флаг колеблется в безвоздушном пространстве?

2. Слишком низкие прыжки: Почему астронавты не прыгают выше в условиях слабой лунной гравитации (1/6 земной)?

3. Отсутствие звезд: Почему на фотографиях не видно звезд?

4. Странные тени: Почему тени выглядят непараллельными или слишком резкими?

5. Радиация: Как люди пережили смертоносные радиационные пояса Ван Аллена и солнечную радиацию?

6. "Павильонные" съемки: Утверждалось, что кадры сняты на Земле, возможно, режиссером Стэнли Кубриком (автором «Космической одиссеи 2001 года»).

Ученые и инженеры дали исчерпывающие объяснения:

• Флаг: Движение вызвано инерцией при установке жесткой Т-образной перекладины.
  В вакууме колебания затухают медленнее.

• Прыжки: Скафандры с системой жизнеобеспечения были тяжелы и сковывали движения. Высокие прыжки опасны падением и повреждением скафандра (что чуть не случилось
  с астронавтом «Аполлона-16»).

• Звезды: Ярко освещенная поверхность Луны и короткая выдержка фотоаппарата
  не позволяли запечатлеть слабые звезды.

• Тени: Неровный рельеф и близкий к горизонтали солнечный свет (особенно при низком Солнце) создают сложные перспективы теней.

• Радиация: Доза радиации, полученная астронавтами (0.18-1.14 рад), была значительно ниже опасного порога (50 рад).
  Траектория полета и защита корабля минимизировали риск.
  Советские «Зонды» с биологическими объектами подтвердили безопасность трассы.

• Технологии: Программа «Аполлон» была невероятно дорогой.
  Отсутствие политической гонки и смена приоритетов сделали ее повторение экономически нецелесообразным.

• Кубрик: Интервью с его «признанием» оказались мистификацией.

Важнейшим доказательством реальности полетов стало молчание СССР.
В разгар «холодной войны» и космической гонки разоблачение фальсификации стало
бы идеологическим триумфом.
Однако советские ученые:

• Принимали сигналы с «Аполлонов» (система «Поиск» в Крыму).

• Исследовали переданные США образцы лунного грунта (всего доставлено 382 кг).
  Их состав и возраст (до 4.46 млрд лет) совпал с образцами советских «Лун» (300 г)
  и кардинально отличался от земных пород.

• Подтвердили координаты мест посадок с помощью радиотелескопов (1977 г.).

• Использовали оставленные астронавтами уголковые отражатели для лазерной локации Луны.

Современные доказательства также неоспоримы:
Автоматические зонды разных стран (американский LRO, индийские «Чандраян-1»
и «Чандраян-2», японский «Кагуя», китайский «Чанъэ-2») сфотографировали места посадок «Аполлонов» с орбиты.
На снимках видны посадочные ступени, научное оборудование, следы луноходов и даже цепочки следов астронавтов.

Почему же теория жива?
Например в России, по данным ВЦИОМ, в 2018 году данной теории верили 57% опрошенных.
Историки видят причины в падении общего уровня научной грамотности, недоверии к власти (особенно западной) и желании найти простые объяснения сложным событиям.
Однако факты остаются фактами.

21 июля 1969 года Нил Армстронг сделал шаг, изменивший мир.
Это было не «павильонное шоу», а достижение человечества, ставшее возможным благодаря труду сотен тысяч людей и смелости астронавтов, подтвержденное независимыми исследованиями по всему миру, включая Советский Союз.