— Ты нигде, и нет причин тебе быть где-то. Ты улетела, ты здесь, я забрал тебя, все хорошо.
Речь летела по этим лучам, наполняя Лисэль спокойствием. И теплота мысли вернулась к ней, она упала в лучи и те понесли её. Не было конца, не было начала, свет летел мимо плодородных холмов, минуя овраги и рощи, что стали блеклыми за пределами этого чудесного ручья.
— Ты не летишь. Здесь перемещаются только места. Но ты никуда не летишь.
— Что дальше? — отозвались в голове Лисэль последние остатки эмоций.
— Ты отдохнешь здесь. Ты будешь отдыхать.
"Как вернуться? Лисэль не хочет сюда, Лисэль хочет обратно…"
— Твой мир умирает. Все умирает, — вещающий в поток глас стал обретать нотки властности, скрывающей самодовольство, — зло пришло в эти прекрасные поля, зло заполнило мир, зло отравило небо, зло пожрало всех людей.
Лисэль стала вспоминать, каких людей она знает. Сколько времени она гуляла по этим склонам, по этим лугам, как давно она любуется белыми лепестками горных цветов… И важно ли это… Но все время, которое она могла вспомнить, ей было хорошо. Здесь не было ничего, и это было прекрасно.
— Ничего не случится? — вопрос сам собой вытек из уст Лисэль.
— Ты вернешься. Ты пробудешь здесь ещё какое-то время, но ты вернешься. Твоя жизнь угасает. Но ты всегда можешь вспомнить, что есть это место. Запомни его, запомни свои ощущения. Беги сюда, когда станет плохо, когда станет страшно. Беги сюда…
Подняв голову, Лисэль увидела, как черные тучи заволокли небо вдалеке. Тучи пульсировали алыми прожилками. Это чистое зло нависало над её привычным миром. Слишком великое, чтобы ему можно было противиться.
Для начала нужно было понять, что стало с её жизнью, пока она бродила по лугам или в другом месте, которое только пожелало предстать пред нею в виде сочных склонов.
В долине был только пепел и обуглившиеся осколки культуры в виде пепелищ домов, обгорелых каменных руин замка. Остатки колоннад, вытоптанные поля. Сохранилась лишь дорога, что вела в город.
Но и дальше не было ничего другого. Все поселения, все строения, что встречались, были снесены, все человеческое, все, что руками было создано, уничтожено и только напоминает о себе ошметками, обрывками.
Лисэль искала хоть кого-нибудь живого. Но никого здесь не было.
"Вот и снег огня. Мне не нравится это. Нужно обратно. В горах есть жизнь," — бегло думала девушка, отыскивая свои ближайшие желания.
В нескольких домах она попыталась разобрать небольшие кучи мусора и добраться до подпола. Это принесло плоды. Еду и немного одежды она завернула в мешок, с которым и отправилась вверх по долине, где река становилась более дикой, превращаясь в горный ручей.
Переживаний никаких Лисэль не испытывала. Осознание всего происходящего парило где-то далеко и ещё только стремилось за ней вслед, чтобы настигнуть однажды и заставить содрогнуться в ужасе. Но осознание случившегося могли Лисэль и не догнать, так быстро и упорно она шла вверх по склону.
"Мне нужен был страх? Быть может мне нужно было, чтобы все тут сгорело," — весело проговорила себе Лисэль.
К ней стали приходиться мутные отрезки воспоминаний, обрамленные сиреневой дымкой.
Игольчатые волны хлестнули по сердцу Лисэль там где начали появляться в изобилии её любимые белые цветы.
Спрятавшись за ближайшим живописным валуном, девушка притаилась и стала вслушиваться в передвижение существа, которое заметила среди камней.
Оно медленно проползало где-то неподалеку, перебирая множеством человеческих рук и ног, существо состоящее из сплетения тел. Лисэль не выглядывала, только мельком заметила, но в память этот образ проник ожогом, словно клеймо.
Лисэль медленно обогнула булыжник и выглянула на миг, чтобы увидеть только, как часть туши скрылась среди серых скальных пород.
— Уходит… — ласково прошептала Лисэль.
Изменения, произошедшие с жизнью за время её отсутствия были омерзительны. Но теперь такова была жизнь, и лучше держаться от неё подальше. Девушка с нежностью посмотрела на примятую траву.
Выше по склону нашлось прибежище в охотничьей избушке на краю хвойной рощи. Крохотные окна и низкий потолок, печь. Можно провести здесь какое-то время, пока не кончатся припасы. О том, что будет дальше, Лисэль пока и не думала.
Не было ни родителей, ни детей. Не было дома. Визуально Лисэль помнила, что какие-то обломки ей знакомы, что-то необычное она чувствовала к тем останкам, чтобы были внизу. Но там больше не было ничего по-настоящему родного.
Хмурясь, Лисэль проводила рукой по деревянной стене, собрав с неё пыль. Провиант она очень быстро съела, как ни старалась растягивать. Сыр, хлеб и вино. И больше ничего. Воды не было, поэтому несколько дней продолжалось пьянство. И одним утром пришлось идти к горному ручью, чтобы утолить жажду.
Стало плохо. Боль от голода высушила в Лисэль все силы. Целыми днями она лежала на сене, укрывшись плащом, как одеялом, позволяя остаткам жизни покидать её.
И вскоре избушка растаяла в сером тумане безразличия. Молочная пелена заволокла комнату, а затем развеялась. Вновь кругом были голубые холмы, укутанные иным воздухом.
Для Лисэль здесь вновь явился ангел. Голос его стал обретать нотки жесткой нежности.
— Ты пришла сюда, ибо что ты есть вне этих мест…
Мысли у Лисэль также улетучивались, как и силы. Но ей было обидно за свою жизнь, за свою красоту, что осталась на краю рощи.
— Я забыта Создателем, — ответила девушка.
— Нет, Лисэль, нет, ты не забыта. Создатель помнит о тебе. Создатель помнил всегда об этом мире, где и ты родилась однажды.
— Но я уже больше не живу, ведь так? — то, что в этом мире было голосом стало блеклым.
— То, что ты зовешь жизнью, находится в моих руках, смотри, для человека это похоже на нить, — и возник луч, который был натянут, а потом повис, словно спало напряжение, что-то поднимало его, демонстрируя иную власть, — и я сохраню твою красоту в этом уголке мира, пей воду из ручья и не чувствуй ни жажды, ни голода, я заберу их у тебя, оставлю только внешность. Люби создателя. Поклоняйся ему. Это все, что осталось у тебя теперь, когда человечество пресеклось. Я скрыл тебя от всех кар, что пали на эти земли. Будь зелёным ростком в бессмысленной вселенной.
— Я буду, — прошипела девушка, — только оставь мою красоту мне.
И кровь потекла по булыжнику.
Если пройти по почти заросшей и утерянной тропинке от избы охотника в глубь рощи, то можно было найти небольшую опушку, в центре которой лежал удобный плоский валун.
На нем девушка убивала мелких зверьков, которых ей удавалось поймать в незамысловатые ловушки. До этого она никогда не охотилась, и никогда не жила в лесу, но любовь к Создателю могла научить чему угодно. Разгорающийся огонек тоски медленно дистиллировался, оставляя все более чистую нежность к миру, которому Создатель повелел умереть.
Утром Лисэль ходила к ручью и пила из него воду, умывалась в нем. Потом она смотрела на лучи солнца, смотрела на небо, любовалась вершинами гор. Она не уставала наблюдать все эти элементы мира каждый день, ведь их природная прелесть была неисчерпаема. Этот горный пейзаж и небо над ним, ещё не затянутое серой пеленой, были тем осколком реальности, что Создатель обошел своим карающим взглядом.
Мысли о свежести воздуха и наслаждении от дыхания сменялись суждениями о красоте света. Лисэль трогала траву, кору деревьев, шерстку своих маленьких жертв, пробовала на вкус кровь убитых белочек и крольчат, которым расплющивала головы на своем алтаре.
Память о создателе распускалась внутри многими бутонами. В ночи приходили видения, затем стали приходить и днем. Звезды, множество звезд, столь огромных, мириады обитаемых лун, прекрасные дворцы. Она витала во всем этом, но всегда оставалась вдалеке.
Образы становились все более навязчивыми. Но среди них доминировал один, который позже затмил все. Это гигантское синее солнце, способное вместить в себя неисчислимое количество миров, необъятность и глубина которых становились ничтожными в сравнении с этим центром, испускающим жизнь и творческую мощь во все уголки вселенной. Но это не был сам Создатель, а лишь образ, отражающий его в самой грубой и примитивной форме, но доступной мыслящим существам. Понимая это, Лисэль рисовала себе подавляющий волю смысл происходящего. Все меньше и слабее она чувствовала себя.
И пусть Лисэль была девушкой и не совершала подвигов в той жизни, труп которой гнил в низинах, она все же не была рада тому, что над ней нависает нечто, размер которого ей не удавалось осознать, потому что это было нечто большее, чем обычное превосходство, о каком мог бы подумать человек.
И сперва, сидя на берегу ручья, Лисэль думала, что здесь не было места для нежности. Ей казалось, что она не сможет испытывать теплые чувства к чему-то подобному. Только легкий страх и грусть о ничтожности собственной судьбы заставляли её приносить жертвы, наполняя пролетающие дни каплями смысла. Ей не требовалась еда или питьё, ничего из того, что было нужно в прошлой жизни. Новое существование целиком было соткано из блеклых эмоций и вязких дум.
Может эта оторванность от жажды и голода были только иллюзией, обманом того ангела… и скоро её физическое тело умрет, и она станет бродить по здешним лугам и думать о себе, как о ветерке, смотреть на цветы и думать, какие они красивые, как их качает ветерок, и какое это наслаждение. Так думала Лисэль иной раз наблюдая, как жук ползет по камню.
Все эти сомнения не были отринуты в один момент. Они утекали медленно, таяли как снег с приходом весны. Так оттаяло сердце Лисэль, бьющееся чтобы гонять бесконечную кровь. Они утекали, неслышно журчали в струйках крови, что испускались размозженными головами лесных зверьков.
Однажды Лисэль представился мир, как пустыня. Мир, в котором ничего не было разумного, что стояло бы выше.
В тот день небо было пасмурным, шел первый осенний дождь. В жертву своему Создателю в тот день она принесла целую лису. Та брыкалась, кусалась и царапалась, но тело Лисэль не знало боли и усталости, и потому с полным спокойствием противящейся лисе она свернула голову, а затем раздробила также, как и многим мелким существам, чтобы побывали в её утонченных руках.
После убийства лисы, девушка стала думать о том, что делает все зря, и ей явился образ, словно она призвала самого Создателя внушить ей видение, нарисовать картину, столь полную холодящего отчаяния.
Пустая вселенная, в которой летали лишь камни. Галактика, не подчиненная законам, только ветер в ней резвился, наслаждаясь черной свободой. Не было ни света, ни дыхания, ни тепла, ничего.
Очнувшись, Лисэль обнаружила себя в избушке. Она выбежала из неё и посмотрела на небо. Дождь прекратился, тучи разогнало и снова светило солнце.
Зазвучал хор. Тот самый, что пел, когда она гуляла по лугам и любовалась белыми лепестками. И тогда она испытала спокойствие, она поняла, как сильно наполнена вселенная, в которой живет.
Горы снова растаяли, освободив взор для голубых холмов. Все произошло слишком быстро. Лисэль утонула в нежности. Она почувствовала любовь, не только к Создателю, но к себе в тот момент, когда сама растворялась во всем, в самом существовании, её душа истончалась, чтобы разлиться тонким слоем по светлым лучам, что вновь озарили её взгляд. Душа Лисэль наконец превратилась в любовь без объекта, нежность без привязки, все её существо стало любовной безмятежностью.
— Лисэль, — послышался голос ангела.
— Лисэль. Ты слышишь меня?
— Я слышу. Да. Я почувствовала. Я поняла. Я люблю.
— Кого же ты любишь, Лисэль?
Свет заполнил все, в нем растаяли и голубые холмы, и голос ангела, и сама Лисэль растаяла, но остатки её существа пульсировали уже нечеловеческим удовольствием посреди небытия.
— Ты была, Лисэль, последней душой этого мира, что ещё не заслужила прощения. Я умолял Создателя, и он разрешил мне исправить тебя. Ты мое лучшее творение, Лисэль.
После этих слов ангел поднял то, что осталось от души и улетел к синему солнцу.
