Shingatsuru

Далёкое будущее. Человечество освоило замену неработающих органов: достаточно отправить свой код ДНК в специализированную компанию, и тебе доставят либо оригинальный орган, если ты богат, либо дешёвый аналог сомнительного качества, который прослужит недолго. Каждый орган должен быть указан в запросе в соответствии с государственным реестром, привязанным к ИНН и СНИЛС гражданина, и имеет уникальный идентификационный номер.

Борис страдал от рака почки. Точнее, рак удалили вместе с почкой. Он отправил запрос на новую почку в компанию «Руки, ноги, голова» и стал ждать посылку.

Через два дня контейнер прибыл. Но когда врачи его открыли, внутри оказался... мизинец. Удивлённые, Борис и врачи связались с компанией, где им ответили, что всё соответствует документам и списку.

Борис не стал долго переживать. Он отправил запрос в другую компанию — «Ноги, голова, сердце», а неверный заказ вернул с досудебным письмом.

На следующий день пришёл новый контейнер. Открыв его, Борис и его лечащий врач разразились истерическим смехом: внутри лежали две натуральные женские груди. Поругавшись и с этой компанией, Борис решил найти надёжного поставщика с хорошими отзывами и взять кредит на качественный орган.

Через три дня Борис, его врач и наряд полиции прибыли в офис компании «Ваше тело — наше дело» с очередным контейнером, в котором оказался мужской половой орган. Несмотря на заверения компании, что всё соответствует перечню, Борису удалось аннулировать кредит.

Отчаявшись, он обратился в компанию «Органы ат Сунь Вынь Сухим». Через неделю ему позвонил сотрудник и на ломаном русском сказал:

— Сидравствуйте, Барис, это кампания «Органы ат Сунь Вынь Сухим». Ваша почка готова, ви сможете принять наш курьер савтра?
— Да, конечно, буду ждать с нетерпением!
— Харашо, савтра утрём доставить её вам!
— Спасибо, но можно вопрос?
— Та, конечна.
— Почему вы поняли, что мне нужна почка, а другие нет?
— А, так патаму, что в наш систем ви записан как лабораторная мышь. Белая. Испытуемая номер сорок-два.
— Что?!
— Поздравляю. Ви — наш лучший подопытный. Спасибо за доверие!

Вроде знак пешеходная зона запрещает нахождение машин на территории?

Зов Жилы бился в моей груди, как птица, рвущая клетку. Я шёл через долину, где камни пели, а ветер нёс запах смолы и надежды. Последний шаг. Последнее испытание.

Армин с толпой шел по моим пятам, но под конец люди стали отставать и он остался один.
— Вернись! Ты погубишь нас! — Но я не обернулся. Жила звала меня к истоку — туда, где билось ее сердце.

Долина истока раскрылась, как раскрытая ладонь.

В центре рос огромный старый дуб — с золотой листвой, живой, опутанный лианами и черной плесенью. Из трещин сочилась тьма, как кровь из раны.

Мью, вцепившись в плечо, зашипел:
— Это не просто дуб. Это воплощение Жилы.

Я знал. И я знал, что Нидхёгг ждет меня. Его тень скользила по камням, как чернила по воде.
— Готов отпустить своё имя? — голос эхом отразился от скал.

Я разжал ладонь. Печати — земляная, зеркальная, лесная — лежали в виде осколков, их края тускнели. Но в кармане горел желудь с именем «Юма», подаренный Духом Леса. Возможно он был моим ответом.

Исток Жилы сиял под звёздами. Дуб дышал, его свет отражался в ручьях, как осколки солнца. Нидхёгг стоял у корня, его лицо — смесь лиц всех Стражей, что были до и моего. Глаза горели янтарём, но в них мерцало тепло Жилы.
— Ты опоздал, Йинсул, — сказал он, и ветви на дубе затрещали под тяжестью теней. — Жила создала меня, но она же и осудила. Теперь я буду судьёй, и судить буду тебя.

Я сжал желудь. Вспомнил отца: «Горцы не отступают. Они находят путь».
— Ты не судья. Ты — урок.

Нидхёгг улыбнулся, и тень за его спиной выросла — крылья, когти, сотни тысяч глаз.
— Тогда докажи. Откажись от имени. Стань частью Жилы. Прими свою судьбу — вечное одиночество!

Видения хлынули, как потоп:
Отец рубил корень Жилы киркой, не слыша её стона.
Мать засыпала вход в пещеру камнями. «Чтобы забыть», — шептала она.
Кайли пытающаяся нвписать моё имя на заборе, но уголь рассыпался пеплом.

Я упал на колени, чувствуя, как тьма сдавливает грудь. Осколки Печатей потухли. Навсегда. Но в глубине жило тепло — смех Кайли, пение мамы, бас отца, ворчание Мью, шёпот Жилы: «Ты не один».
— Мы ошибаемся, — прошептал я. — Но мы учимся. И защищаем.

Я шагнул к дубу и вложил желудь в трещину в его корнях. Росток дуба пробился, разрывая плесень и сгнившие корни старого дуба. Жила запела, её свет хлынул в долину.

Нидхёгг взревел и отшвырнув меня, стал вырывать росток, ломая корни дуба и породу под ним.
— Жалкий мальчишка! Ты не справишься — ни с тенями, ни с яростью, что я несу! — кричал он, обрушивая дуб в глубины тьмы.

Мьюн бросившийся на Нидхёгга был схвачен одной из теней и изо всех сил боролся с ней.

Вдруг на помощь йоку пришел Армин.
— Я был не прав, — крикнул он, сжимая камень со своим именем, который своим сиянием причинил боль тени. — Ты не чудовище. Ты Хранитель гор!

Мью, вырвавшись из хватки тени, вцепился в плечо Армина:
— Ну и герой! А я чуть не стал йок-котлетой! Да ещё без кетчупа! Варварство!

Я же в это время взяв в руки отцовский нож и распахнув крылья летел в пропасть тьмы, созданную волей Нидхёгга, спасать росток Жилы.
Нидхёгг рассмеялся, столкнувшись со мной в кромешной тьме своим истинным телом.
— Ты пришел в моё царство, мальчишка! Теперь тебе ты мой! — Нидхёгг открыл свою огромную пасть, чтобы проглотить меня, но я вонзил нож в его язык. Бешеный рёв оглушил меня, но я вылетел из рта разъярённого дракона.
— Жалкий дурак, твоя зубочистка не поможет тебе!
— Мне поможет Жила! — внезапно для себя, ответил я.
— И как же тебе поможет то, что губит моя тьма? — Смех Нидхёгга напоминал скрежет старых ржавых ворот.

Тьма сжимала горло.
Но я сжал нож отца.
Его клинок, тусклый от времени, засветился — не огнём, а мягким сиянием, словно лунный луч пробился сквозь тучи. Жила пела в моих венах, и я понял: это не я держу оружие.

Это она вела мою руку.
— Ты говоришь о силе? — я метнулся вперёд, уворачиваясь от когтей. — Твоя сила — страх. Моя — память!

Нидхёгг рванулся навстречу, его пасть разинулась, чтобы проглотить свет. Но я не стал бить. Вместо этого я обнял его.
Тень вздрогнула. Крылья рассыпались пеплом, глаза погасли.
— Ты не один, — прошептал я. — И я тоже.

Грохот стих. Пропасть тьмы раскололась, и сквозь трещины хлынул свет. Росток, брошенный в бездну, пророс в гигантское дерево — его корни обвили Нидхёгга, как руки матери обнимают ребёнка.
— Зачем? — прошипел он, но в голосе не было ярости. Только усталость.
— Чтобы ты помнил, — я положил руку на его лоб. — Ты — часть Жилы. Как и я.

Его тело рассыпалось звёздной пылью. Вместо чудовища передо мной стоял юноша в плаще из листьев — первый Страж, чьё имя стёрлось из памяти времен.
— Спасибо, — он улыбнулся и исчез, став ветром, что коснулся моих крыльев.

Над долиной взошло солнце. Дуб Жилы, теперь золотой и могучий, простирал ветви к небу. На коре горели руны: «Юма», «Армин», «Мью». Не печати. Имена.
— Ты… живой? — Армин стоял у подножия, сжимая камень. На его ладони остался ожог в форме крыла.
— Живой, — я приземлился рядом, чувствуя, как земля дрожит от смеха Мью.

Йок, сидя на ветке, тыкал в дуб палкой:
— Эй, если из его желудей сделать суп, хватит на всю деревню!

Армин фыркнул, но вдруг замер. Из трещины в коре выполз росток — крошечный, с листком в форме сердца.
— Это…
— Новое сердце Жилы, — я улыбнулся. — Тьма, что не Нидхёгг снова будет запечатана.

* * *
Три года спустя Армин стоял у Чёрного утёса, поправляя плащ на плечах Кайли.
— Смотри, — Армин указал на дуб в долине. — Если заблудишься, он укажет путь.

Она кивнула, а потом спросила:
— А тот Страж… он вернётся?
— Сегодня я снова увидел его. Хранителя гор. Но никто мне не поверил, как и тогда, три года назад…
— Врешь! — смех Кайли разнесся эхом по горам. — Это же просто облако!

Армин потрепал её по голове.

Выше, среди облаков, мелькнула тень с крыльями. Но Армин уже не всматривался. Он знал — горы в надёжных руках.

Тропа пахла железом и порохом. Я шёл, стискивая зубы — даже здесь, на поверхности, доносился скрежет машин из подземных глубин. Люди не останавливались. Они рыли шахты у самых истоков Жилы, слепые к дрожи земли. Мью, притихший на плече, вдруг зашипел:
— Слышишь?
Гул. Не природный рокот пластов, а мерзкий визг стали, вгрызающейся в живое. Я прижал ладонь к земле.
— Они ближе, чем думал дракон.

* * *
Спуск в шахту нашелся достаточно быстро — вокруг него стоял лагерь, без охраны. Я подобрал попавшуюся по пути каску и фонарь. Из шахты слышались шум оборудования, ругань шахтеров и стоны гор и Жилы.
— Глупые люди. Они сами выпускают яд и гнев Нидхёгга. — Заворчал Мью, нервно топча моё плечо.
— Они не знают этого.
— Сильно это незнание поможет им от гнева теней… - хмыкнул йок.

Я замер у входа, впитывая детали лагеря. Палатки, порванные ветром, болтались на расшатанных кольях. У потухшего костра валялись консервные банки с обгоревшими краями — шахтёры ели второпях, не тратя время на разогрев. Воздух пропитался кисловатым запахом пота и машинного масла. Где-то вдалеке, за грудой ржавых рельсов, скрипела лебёдка, поднимая породу на поверхность. Каждый звук бил по нервам, как молоток по наковальне.
— Там, — Мью ткнул лапой в затемнённый проход. Шахта зияла, как пасть спящего змея.
Я натянул каску, чувствуя, как её края натирают виски. Первые шаги вглубь сопровождал гулкий стук сапог по решёткам. Свет фонаря выхватывал из мрака трещины в стенах — тонкие, словно паутина, но глубокие. Чем дальше мы шли, тем сильнее дрожала земля. Камни под ногами крошились, словно печенье.
— Смотри, — Мью прыгнул на выступ, указывая на чёрные потёки на стене. — Это не вода.
Я провёл пальцем по смоляной капле. Она тянулась, как мёд, оставляя на коже липкий след.
— Слёзы гор.
— Слёзы ярости, — поправил йок. — Они плачут, потому что не могут кричать.

* * *
В глубине горы шахта разветвлялась на несколько ходов. Я пошел по тому тоннелю, в который его тянули печати.
Чем дальше я шел, тем темнее становилось. Тьма сгущалась. Окутывала. Шептала.
Тоннель сузился, заставив меня пригнуться. Воздух стал густым, как сироп, каждый вдох обжигал лёгкие серой. Мью, обычно болтливый, притих, вцепившись в воротник. Его шерсть стояла дыбом.
— Тут что-то не так, — пробормотал йок. — Темнота… она смотрит.
Я ощутил это кожей — невидимые щупальца тьмы скользили по рукам, пытаясь вырвать Печати. Я прижал их к груди, чувствуя, как обсидиановый диск пульсирует в такт сердцу. Внезапно фонарь погас.
— Не двигайся, — прошипел Мью.
Но было поздно. Пол под ногами дрогнул, и мы рухнули вниз, в зияющую пустоту. Падение длилось миг — или вечность. Когда свет вернулся, мы стояли в пещере.
Стены здесь были покрыты зеркалами, но вместо отражений в них копошились тени. Одна показала мою маму, разбивающую кувшин у колодца. Другая — Кайли, рисующую на заборе дракона углём.
— Не смотри, — Мью закрыл ему глаза лапками, но образы проникали сквозь веки.
В центре зала, у перекрученного корня Жилы, ждал Нидхёгг.

* * *
Пещера оказалась ловушкой Нидхёгга.
Нидхёгг стоял и пожирал корень Жилы. Его тело, сотканное из черного тумана и пепла, пульсировало в такт ударам кирок сверху.
— Ты вовремя, Йинсул, — прорычал дракон, жуя корень. — Теперь тебя никто не защитит.
Я достал все три Печати. Обсидиановый диск дрожал, чувствуя близость людей.
— Не они главное, — прошептал я. Но в груди что-то сжалось. Страх накатывал волной.

* * *
Битва началась с обмана. Нидхёгг метнул тень, принявшую облик папы — с ножом в руках, глазами пустыми, как шахтные стволы.
— Ты предал нас, — сказал двойник. — Ради драконов.
Я замер. Голос звучал слишком правдиво. Мью вцепился в зеркальную Печать:
— Он копает в тебе, как они в Жиле! Держись!

Из трещин в полу вырвались люди-тени с кирками. Их удары оставляли на камнях кровавые царапины. Я уворачивался, чувствуя, как Печати тянут его в две стороны: к Нидхёггу и к шахтёрам.
— Выбирай, — рычал Нидхёгг, разрывая корни. — Спасти Жилу или их?

Внезапно Печати слились в руну словно ртуть перетекли но руке к ножу, что Я получил от отца. Взяв клинок, юноша увидел, как луч света с кончика лезвия пронзил потолок. Сверху хлынул поток щебня — и живых голосов.
— Обвал! Бежим! — крикнул кто-то наверху.
Я увидел их лица — измождённые, испуганные. Один из шахтёров, парень лет шестнадцати, упал, прижав к груди камень с жилкой золота.
— Не… не хотел… — простонал он.

Сердце сжалось. Я вспомнил слова отца: «Горцы — это дети гор.»
— Прочь отсюда! — закричал я, направляя свет Печатей в свод.
Камни рухнули, запечатав проход к Жиле. Нидхёгг взвыл от ярости:
— Ты защитил их?!
— Я защитил нас, — Я вонзил нож Печей в землю. — И тебя тоже.

Пещера содрогнулась. Своды трещали, осыпаясь градом искр. Нидхёгг, перестав рвать корень, взмыл вверх, его крылья из осколков разрезали воздух с визгом.
— Ты слаб! — его голос слился с грохотом обвала. — Ты веришь, что они изменятся? Посмотри!

Зеркала на стенах вспыхнули. В них замелькали образы: шахтёры, вернувшиеся с динамитом; мама, рвущая на себе одежду у заваленного входа; Кайли, бьющая кулаками в скалу, где исчез брат. Я стиснул нож, чувствуя, как их свет жжёт ладони.
— Они не враги! — крикнул я, но Нидхёгг уже обрушился на меня.

Когти из теней впились в плечо. Боль пронзила тело, смешавшись с рёвом дракона и песней Жилы. Мью, превратившийся в огненный шар, нырнул в лицо чудовищу, выжигая глазницы.
— Беги к корню! — завизжал йок. — Пока он связан!

Я пополз к трещине, из которой сочился свет Жилы. Каждый шаг давался как удар молота по рёбрам. В ушах звенели голоса:
«Ты убил нас…» — шептали тени шахтёров.
«Ты спас их…» — пела Жила.

Нидхёгг, отшвырнув Мью, настиг меня. Его лапа сдавила горло, прижимая меня к полу.
— Ты как они, — прошипел он. — Берёшь, не понимая цены.
— А ты… — Я выдохнул, хватая воздух, — как те, кто… забыл… что защищал…

Внезапно из трещины в полу вырвался росток. Тонкий, хрупкий, он впился в запястье Нидхёгга. Чудовище вздрогнуло, и в его глазах — впервые — мелькнул страх и что-то ещё...
— Это… невозможно… — прошелестел он, отступая.

Я вскочил, прижимая окровавленный нож к груди.
— Она все ещё любит тебя! —мой голос загремел, как камнепад, отражаясь от стен. — Помнишь, как ты защищал ее, сделав долг основой жизни?

Свет Жилы взорвался, заполнив пещеру. Нидхёгг закричал, его тело начало рассыпаться на чёрный песок, смешиваясь с золотыми искрами. Шахтёры наверху замолчали, поражённые сиянием, бьющим из-под земли.
— Что… что это? — прошептал Армин, парень с камнем.
— Жила, — ответил я, хотя меня не слышали. — Она жива.

* * *
Люди бежали, унося раненых. Нидхёгг, опутанный корнями, смотрел на меня пустыми глазами.
— Зачем? — прошипел он. — Они вернутся.
— Тогда я научу их снова слышать камни, — Я коснулся маски на лице чудовища. Она рассыпалась, открывая лицо юноши — первого Стража, что когда-то сажал дубы. — Как ты когда-то делал это.

Я прижал отделившиеся от ножа и ставшие прежними Печати к груди. Земляная — тепло очага, уют дома, надежность гор. Зеркальная — смех сестер, одобрительное ворчание отца, ласковые советы мамы, смех Мью. Лесная — шепот леса, журчание ручьев, шелест Дуба. Свет заполнил пещеру, и Нидхёгг закричал, но не от боли — от памяти.
— Я... тоже любил... — прохрипел он, уменьшаясь в размерах и прячась в глубины тьмы. — Нет! Ты не победишь меня! Я помню, как меня предали те, кого я любил…

Тьма сжалась в чёрный кристалл. Я поднял его, чувствуя тяжесть тысячелетий, но кристалл растаял туманом, ушедшим в самое тёмное логово Нидхёгга.
— Ещё увидимся, Нидхёгг. Может быть, однажды, ты вспомнишь свое истинное имя.

Мью же тем временем поднял золотой камень, брошенный шахтёром:
— Эй, это же слеза Жилы! Они… добывали её боль.
Я взял камень. В глубине мерцало имя — «Армин». Имя парня, что упал в завале.
— Он вернётся, — сказал Я, убирая печати за пазуху. — И мы будем готовы.

* * *
Когда мы выбрались на поверхность, ветер принёс запах гари. В долине, у подножья гор, полыхали огни — не печей, а факелов. Толпа окружила шахту. Среди криков различалось:
— Чудовище! Оно нас чуть не убило!
Мью оскалился:
— Ох уж эти люди…
Я сжал камень с именем. Жила в груди забилась тревожно. Где-то в толпе стоял Армин. И я знал — теперь врагом станет не только тьма, но и те, кого я пришел спасать.

Глава 5: Песнь Дуба

Дорога к Сердцу Леса оказалась ловушкой. Тропа, которую указал Хранитель Зеркал, вела через Топи Безмолвия — болото, где вода дышала ядовитыми испарениями, а корни хватали за лодыжки, словно костяные пальцы утопленников. Мью, сидя у меня на плече, тыкал когтем в туман:
— Видишь? Там что-то шевелится... Опять эти слизняки с глазами!

Мы шли двое суток, пока чаща не сомкнулась в непроходимую стену. Деревья здесь росли в спиралях, их стволы покрытые шрамами от древних пожаров. Воздух гудел, как раненый зверь, а земля под ногами пульсировала в такт Жиле.

— Здесь, — Хранитель возник из разбитого отражения в луже. — Пролей кровь на корни — и путь откроется.

Мью зашипел, вцепившись в мои волосы:
— Не слушай! Он хочет, чтобы ты...

Но я уже надрезал ладонь. Капли упали на корни, и чаща вздрогнула. Ветви расступились, открыв тропу в мир, где деревья были выше облаков, а листья шептали проклятия на забытом языке.

Дух Леса ждал на поляне, окружённой кольцом каменных дубов. Его тело было сплетено из лозы и шипов, а вместо лица — пустота, заполненная светлячками.

— Уходите, — его голос переломил ветку над моей головой. — Последний Страж, что вошёл сюда, стал прахом.

Хранитель, невидимый для Духа, засмеялся у меня за спиной:
— Скажи ему, что Нидхёгг уже близко. Страх сделает его податливым.

Я сжал Печать в кармане, чувствуя её тепло:
— Мы пришли не за войной. Жила умирает, и Нидхёгг...

— Нидхёгг! — Дух взревел, и земля вздыбилась. — Он ваш порок! Ваша жадность его породила!

Мью прыгнул на камень, размахивая украденной веткой:
— А ты что, святой? Твои деревья душат ручьи! Твои корни пьют слёзы детей!

Лианы метнулись к йоку, но я успел оттащить его. Хранитель шептал в ухо, как змея:
— Убей его. Возьми силу Леса себе.

Дух сжал нас в коконе из колючек. Сквозь щели просачивался его голос:
— Назови три дара Леса, которые не взял человек.

Хранитель закатил глаза:
— Скучная игра. Вырви ему сердце и...

— Тишину, — перебил я. — Песню ветра. Память предков.

Колючки ослабли. Дух склонился, и светлячки в его «лице» замигали зелёным:
— Приготовь то, что забыли люди.

Мы разожгли костёр из сухих веток, собранных под присмотром ворчащего Духа. Мью, к всеобщему удивлению, оказался искусным поваром:
— Рецепт от бабки Мию! Лови: тушёные луковицы лилей с мёдом диких пчёл.

Дух попробовал блюдо, и светлячки в нём вспыхнули золотом. Из-под коры потекли капли смолы, как слёзы:
— Я... помню. Люди делились, а не только брали.

Сердце Леса оказалось пещерой, где на троне из сплетённых корней сидел Нидхёгг. Его тело было покрыто чешуёй из теней и из осколков зеркал, а в руках он сжимал кристалл Жилы, почерневший от трещин из тьмы.

— Маленький Страж, — он усмехнулся, и эхо ударило в стены. — Ты принёс мне Печати?

Хранитель материализовался рядом, его плащ трещал от возбуждения:
— Отдай ему Печать! Он усилит тебя, как...

Я швырнул Печать, но не Нидхёггу — в костёр у входа. Огонь вспыхнул белым пламенем, осветив истинный облик Хранителя сквозь обломки зеркал: юноша с лицом, искажённым страхом.

— Глупец! — завопил Нидхёгг, поднимаясь. — Я съем твою душу!

Битва расколола пещеру. Нидхёгг метал тени, которые превращались в копии меня — с крыльями, с когтями, с глазами, полными ненависти. Я уворачивался, чувствуя, как Жила под ногами направляет шаги.

— Ты слаб! — рычал Нидхёгг, ломая сталагмиты ударом хвоста. — Ты боишься принять свою силу!

Тени Нидхёгга поползли по моим рукам, шепча о провале. Я споткнулся, чувствуя, как страх сдавливает грудь.

Дух Леса ворвался в пещеру, обвивая Нидхёгга лианами. Мью, сидя на его плече, кричал:
— Печать! Используй её сейчас!

Я выхватил раскалённую Печать и вонзил в кристалл и тот взорвался вспышкой света, сжигая тени. Нидхёгг взвыл, его тело начало рассыпаться черными песчинаками:
— Ты не победил, глупый мальчишка, тень живут там, где есть свет!

Когда дым рассеялся, на месте где стоял образ Нидхёгга лежала маска из древнего дуба.. Дух поднял её, светлячки в его пустоте мерцали грустно:
— Он был первым Стражем. Он любил лес... пока не возненавидел себя, предав дружбу ради сиюминутной выгоды.

Хранитель, полупрозрачный, стоял у входа. Его плащ потерял блеск:
— Ты сжёг свою силу ради них. Глупец.
— А ты боишься быть человеком, — ответил я, заметив, что его лицо — лицо юноши — дрогнуло, и я увидел в глазах тень Нидхёгга.
— Я тоже был Стражем, — прошептал он.

На рассвете мы покинули лес. Дух подарил мне желудь, проросший сквозь трещину в Печати:
— Когда доберешься — посади его у Жилы. Он поможет сопротивляться его порче.

Мью, жующий лепёшку из дубовой муки, пробормотал:
— Только без этих пауков в следующий раз, ладно?

Дорога назад вела через руины деревни у подножья гор. Дома стояли пустые, но в воздухе витали тени имён. Я положил руку на землю, чувствуя, как Жила тянется к корням леса.

— Ты сделал выбор, — сказал Хранитель, возникший в последний раз. — Но помни: Нидхёгг — это не зеркало. Он не разобьётся.

Я не ответил. Ветер принёс запах дождя, и где-то вдали пела земля.

Купол здания напоминал гигантский череп, сплетённый из рёбер. Каждая кость светилась изнутри, как тлеющий уголёк. Хранитель Зеркал указал на арку, где вместо двери висела завеса из корней — живых, извивающихся, покрытых синими прожилками.
— Внутри ждёт тот, кто старше гор, — прошептало существо, растворяясь в воздухе.

Я шагнул вперёд. Корни обвили запястья, потянув внутрь.
— Надеюсь там не какой-нибудь людоед. — пробормотал я, пробираясь через заросли.

Но вместо паука меня встретил запах — тёплый, землистый, с нотками дыма и мёда.

Зал был похож на гигантскую теплицу. Своды из костей пропускали лунный свет, а по стенам вились растения с плодами, напоминающими рубиновые фонарики. В центре, на каменном ложе, лежал дракон. Его чешуя напоминала кору древнего дуба, а глаза светились, как два озера расплавленной меди.
— Садись, Йинсул, — голос прозвучал так, что отдался ноющей болью у меня в костях. — Ты пахнешь страхом и глиной. Как человек.

Мью внезапно упал у моих ног, появившись из воздуха, когда дракон махнул хвостом. Из трещины в полу, образовавшейся от удара хвостом, поднялся стол, уставленный блюдами:
- Суп из золотистых грибов, плавающих в бульоне цвета янтаря.
- Лепёшки, испечённые на плоских камнях — хрустящие, с корочкой из семян мака.
- Чаши с желе, переливающимся всеми оттенками зелени.

— Ешь, — сказал дракон. — Полгода голодания вредно для Стража.
— Но прошло всего два дня! — возразил я.
— Ха-ха, глупый, ты находишься в мире духов да еще в реке времени искупался. Нам повезло что не тысячу лет прошло. — Мьюн метнулся к столу и с аппетитом стал накладывать себе еду.

Я Суп дымился, как дыхание спящего вулкана. Я поднёс ложку ко рту, и аромат дикого тимьяна смешался с дымком копчёных слив. Грибы таяли на языке, оставляя послевкусие клёна и горечи полыни. Мью, облизнув ложку, тыкнул в желе:
— Это что, из слюны светляков?
Дракон хрипло рассмеялся, и дым из его ноздрей сплёл в воздухе образы:
— Желе из побегов Жилы. Оно хранит память воды, что текла здесь, когда звёзды были молоды.
Я откусил лепёшку. Семена мака щёлкали на зубах, а мёд, замешанный в тесто, обволакивал нёбо. Тепло разлилось по жилам, и вдруг я увидел — корни под полом тянулись к ядру земли, где пульсировал золотой шар.

— Жила — не кристалл, не сердце. Она — корень. — дракон выпустил клубы дыма, в которых замелькали образы: гигантское дерево, чьи корни пронзали пластв пород в разных мирах; люди, рубящие его топорами из черной стали; чёрные трещины, через которые выглядывают безымянные безликие сущности. — Её сок — это кровь миров. Ты будешь одним из её хранителей. Или сгинешь, как многие до тебя.

Мью, облизывая ложку с желе, фыркнул:
— Он даже суп варить не умеет! Ему его папка дал нож, а он его даже из-за пазухи не достал в нужные моменты. Глупый мальчишка, зря Дракон ему свое имя отдал.

Дракон щёлкнул когтем. Мью замерз с открытым ртом, словно кукла.

— Смешной спутник. Но ты научишься без него.

После еды дракон повёл меня в сад под куполом. На каменных грядках росли странные растения.
— Это — Лунные лианы — их цветки открывались с шипением, выпуская искры, которые способны парализовать смертного. — Начал объяснять дракон. — Камнеплоды — кожура твёрдая, как гранит, но они сочные внутри. Огненные мхи — горят, не сгорая, полезно в походах.

Мв подошли к одной из грядок камнеплодов.
— Сорви плод, — дракон ткнул когтем в камнеплод. Шипы впились в ладонь, и боль сменилась потоком видений: я стоял на склоне, впитывая дождь корнями; мой крик эхом разносился по пещерам; чьи-то руки, древние и узловатые, сажали семя в трещину скалы.
— Ты чувствуешь? — дракон положил лапу мне на плечо. — Это не магия. Это твоя память. Ты никогда не был простым человеком.

Мое сознание дрогнуло. Моя память о детстве вдруг вспыхнула некоторыми моментами:
– Моя любовь к горам.
– Я всегда знал как ходить по горным тропам и где найти нужный путь.

Внезапно Город Потерянных Имён вздрогнул. Дома складывались, как карточные домики, а из трещин в земле выползали Безымянные твари.
— Что происходит?— я крикнул, уворачиваясь от одной из них.

— Они пришли на зов зеркала — дракон взмахнул крыльями, поднимая ураган из пыли. — Ты разбил его?
— Оно само разбилось. — Честно ответил я.
— Тогда из можно не бояться. Это старые страхи этого города. Пойдем за мной, Йинсул, город сам справится со своими обидчиками. — Дракон повел меня в темную лазейку между грядок своего сада.

Мы спустились в тоннель, где корни Жилы пульсировали, как обнажённый нерв. Её золотистые волокна были опутаны чёрной плесенью. Дракон толкнул меня вперёд:
— Ты чувствуешь зов? Чувствуешь как Жила зовет тебя?

Я прикоснулся к Жиле. Вспыхнули видения:
- Мать, поливающая огород.
- Скот, пьющий из горного ручья.
- Я сам, стоящий у жилы.
- Страшное черное безликое существо, пожирающее корень дилы в тёмном бездонном колодце, от которого тянуло безнадежностью и ужасом.

Огонь непроизвольно вырвался из ладоней. Не адское пламя, а солнечное — чистое, жаркое, целебное. Плесень сгорела, а Жила запела, как струна.
— Кто это был? — Мое сердце в ужасе билось в груди, а я сам покрылся холодным потом.
— Первывй Страж. Его поглотила ненависть и жажда власти, от чего он потерял свое истинное имя. Смертные, что видели его дали ему новое — Нидхёгг. — Дракон коснулся моей головы.

Видение погрузило меня в бездну. Нидхёгг, покрытый тенями как чешуёй, пожирал корень Жилы. Его рёв выворачивал душу:
— Я чувствую тебя, Страж! Вы цепляетесь за жизнь, как черви за гниль!
Я метнул пламя, но оно отразилось от его шкуры.
— Он питается страхом, — прозвучал голос дракона в моей голове. — Сожги свой.

Я закрыл глаза и вспомнил мать: её руки, пахнущие тестом, смех сестёр, тишину утёса. Огонь в груди сменился теплом. Нидхёгг взвыл, когда пламя слилось с золотом Жилы.
— Ты молодец. Но помни, в жизни он сильнее. — дракон устало повел меня обратно.

Когда мы вернулись, от дракона остался лишь скелет, обвитый корнями. Его голос прозвучал в последний раз:
— Теперь ты Страж. Жила даст тебе остальные знания. И помни — ты выбрал Долг.

Мью, наконец освободившись от заклятия, прыгнул на плечо:
— Ты... ты светишься!

Я посмотрел на руки. По венам тек огонь дракона.

Перед уходом я собрал урожай в саду:
- Выкопал лунный картофель — его кожура мерцала, как звёздная пыль.
- Срезал огненные перцы — они шипели на сковороде, выпуская аромат костра.
- Приготовил суп из камнеплодов — бульон загустел сам, без муки.

Мью, жмурясь от удовольствия, пробормотал:
— Ладно, ты не совсем бесполезен. Но где третья Печать?
— Она дальше, там, куда меня зовет Жила.

Мы вышли за пределы города. Земля под ногами дышала, указывая дорогу. Где-то впереди ждала последняя Печать.

Я шёл по тропе из города, чувствуя, как корни Жилы шепчут:
— Не оглядывайся. Не останавливайся.

Мью сладко спал у меня на голове, а я размышлял о том, что моя сила заключается не в крыльях или огне, и даже не в упорстве. Она в том, что даже сейчас я остаюсь человеком.

Предыдущая глава: Земляной дракон. Глава 3: Зеркало

Начало: Земляной дракон