
Эхо мёртвого серебра 2
5 постов
5 постов
35 постов
26 постов
1 пост
Подброшу чутка. Мне 33 года и я, по мнению многих, безработный. По сути я писатель, пишу романчики да рассказики, выкладываю в интернет и получаю копейки с монетизации, да рубли с донатов. Тем и живу, уже лет семь, точно не помню когда начал.
Уточню сразу, я не шибко популярный и вообще безграмотный (образования 3 класса). А еще довольно злой и не умею работать с аудиторией. Ну и мужик, что резко ограничивает уровень дохода с донатов.
Тем не менее со своего творчества смог взять ипотеку, что вылилось в серию постов о том как я судился за ту квартиру и победил. Это штришок к крикам про несправедливые и злые суды в России.
Сейчас живу в съёмной двушке с советским ремонтом, в компании двух котов. Не голодаю, тревоги есть, но это из-за специфики работы и не гарантированного дохода. В целом, живу сносно.
К чему это я? В куче постов нытьё про то какие авторы хорошие и умные, а получают ссущие копейки и едва сводят концы с концами. Ну раз вы такие крутые и несчастные, то что вас держит в этих дорогих городах? Россия огромна, тысячи городов, где за ваши навыки будет и оплата, а ценник на потребности минимальный. Буквально, у вас ничего нет, ничего не держит, но вы цепляетесь за места, которые не вытягиваете.
Ох, я не могу купить квартиру в центре Москвы/Питера/города миллионника. Бедный и несчастный. Что мешает переехать в другой город, где будешь счастлив? Я жил в Питере, бывал в Москве и особой разницы в сервисе с маленькими городами не заметил. Если не учитывать культурно-досуговый аспект, то разница была только в стоимости жизни.
В Москве я бы давно с голоду помер, а в своем маленьком городке живу, вполне себе не плохо. Туризм в «шаговой» доступности, да и вообще всё. Россия даёт множество вариантов, даже вот такой, как у меня. Не богатый, но вполне счастливый и сытый.
Повозка остановилась у крохотного озера в стороне от дороги, спрятанном за стеной кустарника. Я спрыгнул с коня и с удовольствием похлопал по широкой шее. Конь всхрапнул и стукнул копытом по земле, вырвав клок травы. Всем видом показывает, что не устал и готов мчаться, обгоняя ветер. Молочно-белый, с длинной гривой и хвостом, задранным так высоко, что может защитить от стрел.
Хорошая покупка.
Элиас сгорбился на козлах и мрачно смотрит в зеркальную гладь озера. Ваюна дремлет, положив голову на мешок провианта. За прошедший месяц волосы девочки отросли и скрывают лицо. Сама она заметно вытянулась, сменила потрёпанное платье на походную, почти мальчишескую одежду: штаны и сорочка с жилеткой. Меж колен зажала скомканный плащ.
— Уже скоро доберёмся до них. — Выдохнул Элиас.
На отёкшем и осунувшемся лице проступила тень радости. Отложил повод и спрыгнул, начал распрягать лошадь. Пытаясь насвистывать под нос, получается крайне мерзко.
— Да, осталось только план продумать.
— А может, просто ворвёмся и порубим всех? — С надеждой спросил полуэльф, повернулся ко мне.
— Звучит заманчиво, но не потяну тащить тебя и сражаться одновременно.
На берегу пахнет водой, сырой землёй и прелой зеленью. В кронах деревьев свистят пёстрые птицы, перелетают с ветки на ветку. На жирных кувшинках расположились мелкие лягушки. Смотрят на меня чёрными бусинками глаз.
— Ну... — Протянул Элиас, скребя затылок. — Мы могли бы сыграть на факторе внезапности, но... твоё имя уже довольно сильно звучит по всем королевствам. А это наверняка вызовет некоторое беспокойство как у Сквандьяра с Малиндой, так и у Геора. Я даже не знаю, чьего интереса мне стоит бояться.
Ваюна села и зевая сладко потянулась, оглядела стоянку и, сонно покачиваясь, вылезла из телеги. Поплелась в заросли кустарника у самой воды. Элиас и я переглянулись и синхронно отвернулись в другую сторону, стали говорить погромче. Полуэльф достал из телеги два свёртка и один бросил мне.
— Пора перевооружаться, Ваше Вашество.
— Это так обязательно?
— Знаешь, герой с именем Тёмного Принца не так заметен, как если он ещё и вооружён мёртвой сталью.
Я нехотя развернул плотную ткань, с отвращением оглядел клинок внутри. Ножны обтянуты некрашеной кожей, красуются тремя грубо сваренными бронзовыми кольцами. Гарда исцарапана, без блеска, со следами ударов молота. Рукоять деревянная, затёртая до блеска. Даже прикасаться не хочется.
— Давай, смелее, он не кусается. — Со смешком подбодрил Элиас.
Меч на поясе смотрит на меня с осуждением и обидой, как брошенная женщина. Сцепив зубы, взялся за новый и потянул из ножен. В тусклом свете умирающего дня сверкнул отполированный металл, такой же грубый, как и рукоять. Дол скошен и неравномерен, попросту уродлив.
— А теперь ещё маленький штрих.
Прежде чем я успел ответить, полуэльф подскочил ко мне и запустил пальцы в волосы. Растрепал, хмыкнул и резанул неизвестно откуда взявшимся кинжалом по прядям. Под ноги упали неровные обрезки.
— Какого...
— Ты опираешься на простой народ, и лучше будет считаться выходцем из него. А ещё с этого дня ты не бреешься.
— Может мне ещё в грязи изваляться?!
— Хм, хорошая идея, я рад, что ты уловил мысль.
***
Моинс город большой, куда больше чем был в моей памяти. Высокие каменные стены возвышаются над равниной, на ветру развеваются флаги. Элиас с готовностью пояснил, что теперь это столица самого крупного и могущественного королевства. В него входит целых пять городов! Ещё один и можно называться империей.
Мой конь нетерпеливо гарцует, подгоняет лошадь бодрым ржанием. Та косится на него, фыркает и продолжает тянуть телегу. Ветер дует с севера, гонит вдоль дороги мелкую пыль, швыряет под копыта и колёса.
Городские ворота распахнуты, но стража останавливает путников и проводит досмотр телег.
— Кого-то ищут? — Спросил я, кивая на торговцев впереди.
Их ссадили с повозок, и группа стражников перебирает товары. Торговцы причитают, самый толстый тычет листком жёлтой бумаги в лицо начальнику караула. Тот закатывает глаза и качает головой.
— Да кто ж его знает. — Ответил Элиас, пожимая плечами. — Может, местный король принял очередной закон о запрете... ну, допустим, капусты. А может, что-то облагается дополнительным налогом.
У меня на глазах двое путников протянули стражам крупные, плоские камни. Те осмотрели и довольно кивнув махнули на проход в город.
— А это ещё зачем?
— Ну, надо же дороги чинить?
— Камнями?
— Ага, жидкий камень канул в вечность вместе с империей. Если помнишь, как его делать, то станешь королём и без геройств.
— Никогда не интересовался. — Буркнул я. — У меня были другие дела.
— Да, я помню, но... такие мелочи важнее умения махать мечом, как оказалось.
Стража остановила нас, двое полезли в телегу с самым скучающим видом. Начали перебирать скромные пожитки, не обращая внимания на Ваюну. Начальник караула с ленцой оглядел меня и буднично пробубнил:
— Имя?
— Элдриан.
— Эл... дриан? — С запинкой повторил стражник, и в меня впились десятки взглядов. — Тот самый?
— Смотря в каком смысле.
— Ну, про которого барды заливаются которую неделю? Что вырезал вампиров и очистил левый рукав тракта от разбойников?
— Да, он самый, правда, песен я не слышал.
— И не слушайте, господин, дрянные они, а вот геройство, геройство в почёте. Проезжайте.
Стражник указал на ворота и поклонился. Последнее привело его в секундное замешательство, а улыбка стала натянутой. Когда мы проехали, он ещё долго смотрел вслед, задумчиво двигая бровями.
— Однако, приятно, когда узнают. — Ухмыльнулся я, направляя коня к главной улице в поисках приличной таверны.
По крайней мере, чтобы с вывеской, а не клоком сена на вилах. Элиас покосился на меня и вздохнул.
— Вот, кстати, про это, ты можешь держаться проще?
— В каком смысле? Ты меня и так разодел как нищего!
— А ты не замечал, что люд перед тобой лебезит, даже не понимая этого?
— Ну... так и должно быть. Даже больше, они на колени падать должны.
— Просто перестань вести себя, как принц, позу поменяй, плечи опусти. Ну и...
— Что «и»?
— Не смотри на всех, как на тараканов.
— Ничего не обещаю.
***
Город напоминает огромный муравейник, где улицы перетекают в мосты, а те в перемычки между домами. Улицы змеятся, сплетаются в узлы, но одна, самая широкая, тянется прямая как копьё. От главных ворот до замка короля, на мой скромный взгляд, мало отличающийся от курятника. Тонкие башни, декоративная крепостная стена и расположение на острове в центре.
— Странно, что Сквандьяр не поселился там. — Заметил я, кивая на опущенный мост, ведущий к воротам.
— Боров расценил ситуацию, — ответил полуэльф, холодно осматривая улицу и многочисленные магазинчики. — Бытье короля в пограничье довольно скоротечно, а если будет копить много сил, то...
— То Геор разозлится. — Закончил я.
— В точку. Власть такое дело, делиться никто не любит. А пока эти земли покрыты грибными королевствами, их правители целуют Светоносному сапоги, да облизывают подошвы.
— Грибные? — В разговор вклинилась Ваюна.
Девочка перевесилась через борт телеги и опёрлась локтями о козлы. Смотрит вокруг блестящими, как у кошки, глазами. Особо задерживается взгляд на пекарнях, от которых идут густые ароматы свежей выпечки.
Вокруг нас равнодушная толпа, спешащая сразу во все стороны. По своим мелочным делам, каждый слишком занят рутиной, а взгляды устремлены на землю. Вдруг среди мешанины ног мелькнёт монетка. Попрошайки тянут руки к прохожим, вымаливают еду, изредка к ним летит грязный медяк. Нищие ловят его, как псы сочную кость.
— Грибные, — повторил Элиас, обводя улицу рукой, — ведь повыскакивали, как эти самые грибы после дождя. Да и продолжают. Моргнуть не успеешь, как два новых появляются, а три старых исчезают.
Очередной нищий потянул ко мне тощие руки, скорбно запричитал о страшной судьбе и больных детях. Лицо у него сморщенное, с глубоко запавшими глазами, а когда говорит, показываются почти чёрные зубы. Я вздохнул и... бросил ему золотую монету.
Жёлтый кругляш сверкнул, как маленькое солнце, и плюхнулся в распахнутую ладонь. Движение и вся жизнь застыли. Десятки взглядов притянуло к нему.
— На, выпей за здоровье Элдриана Блистательного. — Достаточно громко сказал я и захохотал, направляя коня дальше.
Надо поспешить, а то ломануться другие нищие. Людям только покажи добро, сразу на шею прыгнуть норовят. Нищий сжал кулак, расплакался, рухнул на колени... а сверху навалился другой, а на него третий. Завязалась драка, скорее похожая на собачью свару. К ней присоединились несколько прохожих, сверкнула сталь.
Первый нищий растянулся на земле в быстрорастущей луже собственной крови. Ладонь разжали жадные пальцы. Монета мелькнула и вновь исчезла в хватке. Снова сверкнула сталь, ещё раз и ещё. Нарастающий гвалт бьёт в спину, заполняет улицу. Ваюна прикрыла рот ладошкой и смотрит на побоище с суеверным ужасом.
— Вот надо было тебе? — Пробурчал Элиас, полуобернувшись и наблюдая, как очередного «счастливца» бьют головой о камни.
— Даже не думал, что такой результат будет. — Пробормотал я, едва сдерживая ухмылку.
Конечно, я не думал, я знал. Маленькое вложение, а молва о моей щедрости побежит впереди меня. Разрастаясь и превращаясь сказку о несметных богатствах и помощи беднякам. Что с того, что ради этого прольётся река жадной крови?
Из ворот замка взметнулись люди в кольчугах и с алебардами. Начали бить дерущихся древками, поднялся ор сильнее прежнего и вся ярость выплеснулась на стражей. Не прошло и минуты, как в ход пошли и лезвия. Золотая монета мелькнула среди мельтешащих ног, упала в лужу крови и застряла меж камней. Секунда и она исчезла, вбитая меж них подошвой. Исчезла под слоем крови и грязи.
— Это до чего людей довести надо, чтобы они вот так, за деньги? — Пробормотал я. — Кажется, в былые дни и за свободу не так яростно дрались.
— Ага, будь у них такой пыл тогда, твою империю разнесли бы по камешку за неделю. — Кивнул Элиас и отвернулся, в глазах бывшего героя нарастает вселенская печаль.
— Заметил? — Спросил я, кивая на распахнутые ворота замка, через которые выбегают новые воины.
— Да, гарнизон ни к чёрту, ни в королевскую армию. Обучены плохо, снаряжение так себе.
— Ладно, оставим это на будущее. — Улыбнулся я, направляя коня к дому с вывеской в дальнем конце улицы. — Пока у нас есть более насущные дела.
Орсвейну Светозарному исполнилось двадцать пять лет, десять из которых он не выпускал меч из рук. Доспехи успели стать кожей, и сейчас без них он ощущает себя голым на холодном ветру. Рука тянется к рукояти меча, но его забрали при входе во дворец. Так что пальцы цепляются за широкий пояс, стискивают у пряжки. В зеркалах по всему коридору отражается статный молодой мужчина. Широкоплечий, с короткими светлыми волосами и гладко выбритый. Голубые глаза смотрят прямо и уверенно, хотя никакой уверенности он не чувствует.
Придворные мужи сторонятся его, будто он до сих пор не оттёр кровь мятежников с лица. Женщины строят глазки поверх пышных вееров и выпячивают не менее пышные бюсты. В процессе поправляя декольте, чтобы юноша при желании увидел больше.
Орс бы и рад, но все мысли устремлены в тронный зал к Геору Светоносному. Славный предок просто так не позовёт. Значит, снова мятеж, снова бойня и снова смерть. Хорошо. Как же это хорошо. Скоро он вновь сядет на коня и поведёт отряды в бой. Там ему и место, среди звона стали и криков. Служить карающим мечом Света. На большее он и непригоден. Ведь само провидение одарило сильным телом и праведной яростью.
Под сотнями взглядов он пересёк внутренний двор по тропе меж цветочных клумб. Без привычной тяжести лат двигается легко, будто танцуя. Двое стражников у дверей зала с явной неохотой и страхом преградили путь.
— Господин, вам нужно сдать оружие.
— Оружие? Я уже сдал меч.
Стражник судорожно сглотнул и указал на кинжал, Орс недоумённо проследил взглядом. Опустил ладонь на крохотную рукоять и вскинул брови.
— Это ведь просто зубочистка.
— Правила есть правила. — Пропищал стражник и протянул руку.
Пальцы мелко дрожат, взгляд опущен в пол. Орс пожал плечами и отдал клинок в ножнах. В его руке он правда похож на зубочистку, которой и мышь не убить. А вот в ладони стражника, это уже короткий меч. Таким можно и голову отсечь одним взмахом.
Двери распахнулись, и Орс шагнул в тронный зал. Свет пронизывает помещение через огромные витражи, окрашивается в яркие и радостные цвета. Стук сапог по мраморному полу взлетает к потолку и мечется под сводами. В нос заползают тончайшие ароматы благородных цветов.
Витражи провожают взглядами героев прошлого и предков Светоносного. На их фоне Орс вновь чувствует себя мальчишкой, только-только вставшего на путь служения Свету. Приблизившись к трону на десяток шагов, парень остановился и величественно опустился на колено. Склонил голову. Мрамор холодит через тонкую ткань и Орсу стоит огромных усилий оставаться неподвижным и лишь бы отвлечься от суматошных рассуждений он смотрит в пол на отражение.
Гладкое лицо, прямой, чуть заострённый нос, едва припухлые губы и огромные голубые глаза с длинными ресницами. Лицо не воина, а скорее принцессы. Вот только в глубине зрачков затаился опасный холод. Именно эта комбинация красоты и чувства опасности приманивает к нему женщин.
Они так и норовят прижаться к широкой груди и слушать, как бьётся сердце героя. Равномерно и мощно. Всегда в одном темпе. Даже сейчас, перед ликом самого Геора Светоносного.
Низвергатель Тьмы сидит на троне из драконьей кости, закинув ногу на ногу и подперев голову кулаком. Могучий, как и в день триумфа, он будто неподвластен времени. Широкие плечи укрывает алая мантия с белым подбоем, серебряные волосы прижимает корона из мифрила. Глаза источают первородный Свет. Уже и не понять, какой цвет у них был изначально.
Впрочем, Орс и так это знает. Голубые. Ведь юный рыцарь почти копия деда.
— Подними голову.
Голос Геора полон мощи, прокатился по залу и заметался эхом под потолком. Орс подчинился. Позади трона стоит советник, эльф, лицо скрыто глубоким капюшоном синей накидки. В дальней стороне зала суетятся слуги. Расставляют столы для предстоящего бала и развешивают пурпурные занавеси.
— Встань.
Орс подчинился и едва сдержал порыв прикрыть пах руками. Надо было хоть кольчугу под мантию надеть.
Зелёные и жёлтые лучи упали на лицо и грудь. В нос дохнуло тончайшими благовониями. Почти как в храме Его Святости. Но там лишь служения и молитвы, а сейчас перед ним само воплощение Света!
— Ты силён Орс. — Заключил Геор, осматривая парня, как бычка на рынке. — Хоть и молод, мне даже интересно, какую мощь обретёшь в пору расцвета.
— Милостью Света, — сказал парень кланяясь. — Ровно столько, сколько нужно для служения Вам.
Геор взял с подноса кубок, медленно пригубил, глядя поверх на внука.
— На один из рудников пограничья, где нашли мёртвое серебро, напали вампиры. Конкретно этот в подчинении Его Святости. Потеря мизерная, железо, добываемое там среднего качества, а залежей адамантита почти нет. Но, поселение спас один человек. В одиночку перебив вампиров за одну ночь.
Вдоль хребта до самого копчика пронеслась будоражащая дрожь. Как и всякий раз перед схваткой с достойным противником. Ведь для чего ещё мог позвать дед? Только для этого. Орс уже успел подавить три восстания, развеять по ветру самозванное королевство. Во славу Света пройтись по землям изменников огнём и мечом. Ведь всякий восставший против воли Святых Земель суть есть адепт Тьмы.
— Это впечатляет. — Сказал Орс, задумчиво потирая подбородок. — Даже я не справился бы лучше.
Воображение начало рисовать образ могучего воина с двуручным мечом. Ведь истинно сильные люди не будут носить жалкие щепки для одной руки. Схлестнуться с такой силой уже само по себе праздник.
— Земли полнятся слухами, — продолжил король, даже не заметив слов внука. — Барды уже пою песни о нём. Ничего особенного, кроме одной детали.
— Какой?
— Имя нового героя Элдриан.
Орс дёрнулся и посмотрел на предка с изумлением. Элдриан? Кому придёт в голову назвать сына в честь воплощения Тьмы? Серебряного Демона, Осквернителя и Палача? Который смог ранить Геора!
Вместе с этим новая волна возбуждения прокатилась по телу. Если уж смеет называться таким именем, смелости ему не занимать, а значит, и силы. Схватка будет интересной.
— Отправляйся и притащи его сюда. Хочу лично убедиться.
— В чём, господин?
Кубок застыл, металл едва заметно промялся под пальцами и через край сорвалась тонкая струйка рубинового вина.
— Имя. Мне не нравится оно, хочу лично убедиться, что это дурацкое совпадение.
— Я приложу все силы. — Ответил Орс с поклоном, пряча улыбку.
Дед не сказал, что притащить нужно живым. Тем более, миру не нужны новые герои, пока живы старые. Им лучше либо подчиниться, либо умереть.
***
Когда створки врат захлопнулись за спиной, гвардеец с натугой поднял меч в бархатных ножнах. Протянул, краснея и едва удерживая на весу. Орс взял одной рукой, без видимых усилий, подцепил на пояс рядом с кинжалом. Адамантовый клинок спит в ножнах, обмотанная кожаным шнуром рукоять ластится к ладони, просится в руку.
Орс идёт по коридору, а сонм вельмож провожает взглядами, сторонится и кланяется. Благородные дамы строят глазки юному герою. Мужчины же стараются не смотреть в глаза.
На выходе из дворца в лицо ударил тёплый ветер, Орс прикрылся рукой и остановился. В тысячный раз поражённый видом столицы. Город раскинулся у подножия огромного холма, на котором стоит замок. Дома из белого камня тянутся до самого горизонта, улицы складываются в паутинчатый узор линий. Людей отсюда не видно, но знает, что улицы полны жизни.
Под властью Светоносного и Его Святости королевство расцвело после падения империи. Словно мёртвое серебро, прошедшее обработку Светом и ставшее живым, мифрилом.
Конюший подвёл коня и Орс с места запрыгнул в седло, сдавил коленями бока. Жеребец всхрапнул и послушный руке, сжавшей поводья, поспешил к городу.
Ветер пронизывает одежду, вгрызается в тугое мясо. Орс ёжится и стискивает рукоять меча левой рукой. Поскорее бы облачиться в привычные с детства латы! Найти новоявленного Элдриана и... проверить, кто сильнее. Губы растянулись в хищной улыбке, от вида которой мужчины бледнеют, а женщины падают без чувств.
Дед прекрасно знает повадки внука, а значит, понимает, что новый герой наверняка умрёт. Ведь смысл жизни мужчины, бесконечная погоня за славой и силой. А для проверки последней нет средства лучше поединка насмерть. В конце концов, если ты слаб, то зачем тебе жить?
***
Дракон лежит, свернувшись калачиком на прогретом солнцем каменной площадке за городом. Бронзовая чешуя переливается всеми оттенками красного. Острая голова высунута из-под крыла и круглый глаз следит за Орсом. Не мигая и не двигаясь.
Дракониры прилаживают седло с целой кучей ремней и лямок. Будто это не дракон, а крупный жеребец.
— Я бы предпочёл на коне. — Сказал Орс, оглядывая крылатого ящера.
— Все бы предпочли на коне. — Вздохнул ближайший драконир, утирая пот со лба. — Вот только нет коня, способного за сутки донести до пограничья.
Солнце блестит на металлических пластинах, покрывающих предплечья, как чешуя. На круглом шлеме и воротнике из воронёной стали. Защита от драконьего укуса хоть и выглядит глупо, но спасает. Особенно острые шипы на спине, они отбивают у ящера желание заглотить человека целиком.
— Он меня вообще поднимет? — С сомнением спросил Орс, подходя ближе.
Ветер дует со стороны города, приносит блёклые запахи. Гонит по полю вокруг площадки изумрудные волны и уносится к далёкому лесу. Солнце застыло на полпути к горизонту.
— Поднимет, но без восторга. И особо ногами не болтайте в полёте.
— Почему?
— Он голодный, откусит.
— Так покорми его!
— Нельзя, тогда не полетит. Они приучены, что корм получают в двух местах. Если в одном перестают кормить, то пора во второе.
— Я думал их давно приручили... — Пробормотал Орс, ещё больше сомневаясь в разумности полёта.
— А не переживайте, просто представьте, что это большой почтовый голубь. Очень большой... и хищный... и злой. А так, прямо один в один голубок.
Дракон приоткрыл пасть и сверкнули белые, как соль, клыки. Два ряда сверху и снизу. Два драконира попятились, один в сердцах хрястнул ящера по лбу длинной палкой. Тот виду не подал, но пасть закрыл. Теперь оба глаза следят за новым всадником и Орсу это совершенно не нравится. Теперь он точно уверен, что убьёт Элдриана, просто чтобы перебить этот страх триумфом.
Авторское обращение:
Обычно на Пикабу я этим не занимаюсь, в основном из-за того, что здесь мало читателей. Ну, давайте представлюсь. Меня зовут Александр Шавкунов и я писатель. Не люблю себя так называть, но так проще. Пишу давно, класса со второго и по сей день. Все мои романы, все рассказы доступны бесплатно в моей группе в вконтакте или на канале в дзен. Парочку уже готовых можно почитать и на Литрес.
Собственно вся фишка в том, что я существую исключительно на поддержке читателей. Писательство моя работа, которой я занимаюсь каждый день без выходных. Если вам нравится моё творчество и есть возможность, то прошу, поддержите звонкой монетой. А если нет, то вы до сюда и не дочитаете. В любом случае, спасибо вам даже просто за чтение, меня это радует.
Рассвет занимаете медленно, чёрное небо становится тёмно-синим, а облака у горизонта розовеют. Пятернёй откинул волосы назад и облегчённо выдохнул, любуясь видом. Под сапогом извивает вампир, грызёт землю и тихонько воет. Пытается выбраться, но обрубленные конечности бессильно колотятся вокруг. Показался краешек солнца, и по земле побежала полоса света.
— Да ладно тебе, красиво ведь. — Сказал я, надавливая и проворачивая стопу. — Ты только посмотри! За делами мы как-то забываем о красоте мира. Надо хоть иногда остановиться и полностью насладиться величием природы!
За спиной тлеют дома, на пепелище кто-то плачет. Над крышами поднимается дымок и тёплый ветер разносит по улицам золу. Моё сердце бьётся размеренно, а по жилам струится счастье. Как же мне не хватало самой обычной бойни, криков и стонов умирающих. Ах, навевает воспоминания. Конечно, упыри и вампиры не совсем-то, но и до людей дело дойдёт.
Губы раздвинулись в лёгкой улыбке. Вампир издал задушенный вопль, стоило свету коснуться вытянутых обрубков. Пасть распахнута, клыки сверкают, отражая свет. От кожи поднимается зыбкая дымка, уплотняется, превращаясь в густой дым. Плоть трескается, как пересохшая глина, лопается. Под сапогом хрустнуло, и в воздух взметнулись клубы жирного пепла.
Я невольно прикрылся рукой и сошёл с опустевшей одежды, отряхнул штанины. Да, с вампирами особо не повеселишься. Но лучше так, чем никак.
Развернулся к деревне и остановился. На меня смотрят десятки мужчин, женщин и детей. Все грязные, будто катались в пепле. Глаза дикие, ничего не понимающие, шокированные. Ещё вечером их жизнь была размеренно уютная, привычная, а сейчас они пережили атаку вампиров и огромный пожар.
— Всё кончено! — Крикнул я, поднимая меч над головой и обводя толпу взглядом. — Это был последний!
Тишина. Нет ничего страшнее тишины в такие моменты, начинает казаться, что сказал глупость. Лучше бы просто промолчал,,, но я не имею права быть скромным и незаметным. О, Тьма, я обязан орать высокопарную чушь, декламировать лозунги и лезть в каждую щель!
Быть большим героем, чем сами герои.
По толпе покатился неуверенный шепоток, разросся в гул, в крик радости! Люди принялись обниматься, кричать мне хвалу и падать на колени, протягивая руки. Хорошее начало, мне нравится. Осыпаемый благодарностями, как дева цветами, прошёл сквозь них. Девушка прыгнула на грудь, жадно поцеловала в щёку и раскрасневшись скрылась в толпе.
Я громко засмеялся, поднял руку в жесте триумфатора.
Людям нужны громкие и глупые речи. Им нужна ясность, которую они дают. Им нужен символ, тот самый герой, что будет орать, надрывая горло. Они пойдут за ним с радостью, даже не задумываясь.
Остатки стражи стаскивают тела на площадь, прямо под солнце. Жреца не видать, а вот глава ходит меж мертвецов, прихрамывая на правую ногу. Голова перевязана свежим бинтом, а на лице отпечаталось изумление и ужас. Заметив меня, поспешил навстречу.
— Это... что было?
— Ну, в пещере сидел вампир. Я его убил, но увы, я не способен быть в двух местах одновременно.
— Но... но выжившие же лежали пару дней!
— Вампиризм развивается не сразу, — пояснил я. — А вот упыризация процесс почти мгновенный. Думаю, кровосос планировал устроить из деревни гнездо и распространить влияние на весь край.
— Боги... если бы не вы... я даже не хочу думать об этом!
— Да, кстати, если тебя укусили... — Сказал я, указывая на окровавленные бинты.
Глава коснулся повязки на голове, хитро улыбнулся и ответил, шёпотом:
— Это клюквенный сок.
— А?
— Ну, если люди увидят, что я целёхонек, то скоро обозлятся. Мол я гад, прятался, пока их жрали.
— А ты не прятался?
— Прятался, конечно, я же не дурак. Ой, не хотел обидеть.
— Ничего. — Ответил я, хлопая по плечу. — Главное, помни уговор.
Герои, дураки, но храбрые. Они бросаются в горящие дома не думаю о себе, спасают людей ценой собственной жизни. Глупо, но эффектно, жаль только плоды их героизма пожинают власть имущие. Они прикрываются их именами, ставят им памятники, а сами вот так. Мажутся клюквенным соком. Герой-то мёртв, он уже ничего не скажет. А начальству перепадёт кусочек славы и вот, уже будто он сам прыгал в ревущее пламя.
***
В таверне тихо, как в могиле. Даже тавернщик пропал. За столом в углу сидит Элиас и Ваюна. Девочка не поднимает взгляда, а полуэльф обнимает бутылку вина. Судя по его виду, далеко не первую. Закусывает вяленым мясом и краюхой хлеба. Девочка ковыряется ложкой в тарелке холодной каши.
— Как вам ночка? — Спросил я подходя. — Правда, было весело?
— Веселее некуда. — Булькнул Элиас, посмотрел на меня мутным взглядом. — Прямо целый мир сломался... ик... точнее... я.
— А... — Протянул я, переводя взгляд на Ваюну и вопросительно кивая на полуэльфа.
Ученицы ведьмы мотнула головой. Бывший герой хлопнул ладонью по столу и простонал:
— Какая же я тварь... хуже тебя между прочим!
— Естественно, я ведь само совершенство.
— Я не о том...
— А о чём?
Опустился на свободный стул и взял бутыль из трясущихся рук. Полуэльф не хотел отдавать, но пальцы не слушаются. Мелко трясутся. Вино кислое, но крепкое. Такое чувство, будто винокур отбирал худший виноград.
— Я... я не захотел помогать людям... я не дал Ваюне им помочь! Какой же я герой?! Я тварь... сволочь... подонок!
— Ты взрослый. — Оборвал я. — Ты ничем не мог помочь, как и она.
— Надо было попытаться... ведь... ведь они умирали!
— Если помогать всем без раздумий, то быстро сгоришь. Уж ты-то должен знать.
— Знаю! Но... это всё неправильно.
Я хотел ответить, но голова Элиаса упала на грудь и таверну наполнил свистящий храп. Изо рта на сорочку потекла мутная слюна. Пить вино перехотелось.
— Он хороший, — сказала Ваюна, не отрывая взгляда, — просто запутался в жизни.
— Как и все.
Сквозь храп пьяница бормочет имена, просит у них прощения. Глаза под веками лихорадочно дёргаются, будто следя за припадочной мухой. Он был всем, а стал... тем, кем стал. Однако призраки прошлого всё ещё терзают душу. Я осторожно поднял полуэльфа на руки, отнёс в телегу и уложил на расстеленный спальник.
Когда повернулся, обнаружил Ваюну, забирающуюся на козлы. Сел рядом и тронул поводья. Лошадь с готовностью двинулась с места, счастливо заржала, что покидает это странное для неё место. По дороге к воротам мне бросили букет полевых цветов, нарванный так поспешно, что наполовину состоит из травы.
— Почему мы уезжаем прямо сейчас? — Спросила Ваюна, когда ворота остались позади.
Дорога тянется к тракту, по которому понесётся весть о моём подвиге. Утреннее солнце прогревает землю, и мир наполняется красками.
— Так будет лучше.
Тем более, я не хочу быть там, когда в деревню наведаются настоящие проверяющие.
Девочка кивнула и сказала, глядя на дорогу:
— Слухи, тебе ведь они нужны? А чем меньше люди знают, тем больше слухов плодят?
— Ха, а ты умная.
— Я красивая. — Буркнула Ваюна.
Засмеявшись, широко улыбнулся и открыл ей прописную истину:
— Умная женщина всегда красивая, а если нет, то не такая уж она и умная.
Телега покачивается на неровностях дороги, Элиас стонет и кутается в тонкое одеяло. Подтягивает колени к груди. Интересно, в прошлом узнай он о такой судьбе, пошёл бы войной на меня? Ха, конечно же. Ещё бы и кричал высокопарный бред о высшем благе и добре.
— А зачем тебе всё это? — Осторожно спросила Ваюна,
— Что?
— Ну, власть через геройство. Ты ведь достаточно сильный, чтобы захватить замок какого лорда. Сразу сесть на трон и отдавать приказы.
Да, это на удивление просто провернуть. Даже думал над этим, но...
— Я хочу абсолютной власти, а страх, увы, не даёт её. Нужно завоевать умы и сердца, а образ героя идеален для этого.
— Хм... а зачем тебе власть?
***
Элиас очнулся на привале, вывалился из телеги и ползком скрылся в кустах. Лошадь, мирно обкусывающая с них листья, взглянула удивлённо. Фыркнула и перешла на другую сторону поляны. Судя по звукам, доносящимся из кустов, брезгливость лошади — это последнее чем озаботится герой.
Я присел у костерка, задумчиво прилаживая сковородку на проволочную подставку. Поднялся, упёр кулаки в бока и уставился на сковородку. Меня обучали убивать, вести за собой армию, повелевать, но не готовить. Еда всегда была чем-то, что появляется на тарелке стоит махнуть пальцем.
Благо не успел изнежиться из-за постоянных боевых походов.
Ваюна, женским чутьём поняв моё замешательство, начала нарезать кус сала и бросать на сковородку. Мелкие полоски шкворчат, исходят жиром и становятся прозрачными. Девочка палочкой перемешивает шкварки и, дождавшись, пока зарумянятся, бросила на них мелко нарезанные овощи. Перемешала и разбила десяток яиц.
Выглядит не сильно лучше солдатской еды, но аромат! Густой и вкусный, растекается по поляне, наполняет рот слюной. Желудок дёргается и громко требует поскорее отправить лакомство внутрь.
Элиас высунул голову из кустов, задёргал ноздрями. Покачиваясь, подошёл к костру и плюхнулся рядом. Обхватил голову, пробормотал:
— Извиняюсь... смалодушил... — Повернулся к Ваюне, напряжённо следящей за целостностью желтков, указал пальцем и добавил, едва двигая языком. — Малышка, никогда так не пей и... не связывайся с теми, кто так пьёт.
— Уже связалась... — Вздохнула Ваюна и начала резать яичницу.
Один желток лопнул и жидкое золото растеклось по поджаренному луку. Разложив по тарелкам, Ваюна накрыла яичницу ломтями хлеба. С удовольствием оглядела, а затем, принялась смотреть, как мы едим. Женщины получают странное удовольствие от вида того, как мужчины уплетают их стряпню.
— Я стал слабый... — Пробормотал Элиас, глядя в тарелку. — Всё время стараюсь утопить горе в вине.
— И как, удачно? — Спросил я, уплетая яичницу и промакивая лопнувший желток куском хлеба.
— Нет, оно отлично плавает. — Вздохнул бывший герой. — Что дальше делать будем?
— Да всё тоже, шаг за шагом подбираться к твоим друзьям. Размеренно, не торопясь, а не то почуют нож, поднесённый к глотке.
... Наручники врезаются в запястья, ледяная пасть голода вгрызается в живот. Рядом в темноте плачет женщина, морозный воздух и холодный свет сочатся через щели в стенах. Над головой, почти касаясь макушки, покачиваются цепи с мясницкими крюками. Солен лежит на грязной тряпке, единственном, что ограждает от промёрзлого бетона. Старается сохранить крупицы тепла и не сойти с ума от боли в перебитых коленях.
Снаружи гудит дизельный генератор, в щели видно усыпанный снегом двор и крышу длинного дома с печной трубой. Дым свечкой поднимается к звёздам, на пике словно упирается в стеклянный потолок и расползается плоской шляпкой.
Пуховик Солена заляпан бурым, пестрит прорехами, из которых торчит белый наполнитель. Ног ниже колен не чувствует, штанины черны от крови и облепили голени. Каждое движение отдаётся болью, словно два разлохмаченных провода под напряжением бьют друг о дружку.
Детектив сцепил зубы и старается отвлечься от мрачной участи мыслями о побеге.
За дверьми сарая два охранника переговариваются, характерный горский акцент режет уши. Один рассказал анекдот, а второй вспылил и сбиваясь тараторит, что-то о матери шутника. Тот с гоготом напомнил, что у них одна мать, их сестра. Перепалку оборвал зычный окрик и тяжёлые шаги по снежному насту.
Двери заскрипели, нехотя пошли в стороны, натужно скрежеща промёрзшими петлями. Полумрак вспорола полоса жёлтого света, перекрытая тремя фигурами. Солен увидел других пленников, двое были с ним в машине, попавшей в засаду, остальные одеты в лыжную форму и один, полумёртвый, в лёгкой жилетке дальнобойщика. Всего семь человек, не считая его.
Один из мучителей пошёл по кругу, тыча в жертв пальцем и зычно приговаривая:
— Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана... буду резать, буду бить, всё равно тебе... ага!
Палец остановился на плачущей женщине, губы людоеда растянулись, обнажая сточенные треугольные зубы.
— Вот эту, ребята, самое то на плотный ужин.
— А может, дальнобоя? А то он уже почти того, глянь какой синий. — Сказал один из охранников, снимая с пояса пеньковую верёвку с петлёй.
— Не, из него сделаем копальхен, как раз на праздничный стол пойдёт.
— Это чо ещё?
— О, брат, вкуснейшая вещь, я её опробовал, когда по малолетке у Холодного Моря чалился, до сих пор вкус забыть не могу.
— А с этим что? — Спросил второй, указывая на Солена.
— Столичного? А его наутро, у этих мясцо нежное, оставим пока.
Петлю накинули женщине на шею, криво, часть зацепилась за ухо и сдавила челюсть, вынуждая распахнуть рот. Затянули и, не обращая внимания на полные ужаса вопли, потащили прочь. Солен закрыл глаза и отвернулся к стенке. Когда двери закрылись, вытянул руки и подвигал запястьями, натянув цепь наручников. Между кожей и браслетами пространство для одного пальца...
***
Сильные руки трясут за плечи. Встревоженный, стремительно наполняющийся ужасом, голос врывается в вязкое сознание. Мороки прошлого отступают, прячутся в глубинах сознания, и перед глазами проступает реальный мир. Ноги укрыты шерстяным пледом, за окном гудит метель. Телевизор транслирует потрескивающий камин.
Грудь вздымается часто, как после скоростной пробежки в гору, лицо залито потом, а левая рука намертво вцепилась в спинку дивана. Пальцы побелели от напряжения.
— Кошмар приснился...
Солен откинул плед, соскользнул на пол, ступни прижгло холодом. Запершись в ванной, включил воду на полную и склонился над раковиной. Умылся, ожесточённо натирая лицо. Из зеркала смотрит некто не знакомый, с острыми скулами и запавшими глазами. Капля воды застыла на кончике носа, в глазах отпечатался застарелый ужас. В себе он увидел черты тех пленников, а на запястьях вновь ощутил холод наручников.
Захотелось заорать, Солен распахнул рот и резко закусил губу. Боль прояснила сознание, по подбородку скатилась алая капля, сорвалась в раковину и расплескалась красным цветком на белоснежном фаянсе, смешалась с водой.
За ушами «щёлкнуло» будто переключатель напряжения, и он с пронзительной ясностью увидел, как по всей Империи люди сходят с ума. Убивают родных и сводят счёты с жизнью... или, войдя во вкус, стучатся к соседям. Сбиваются в большие группы и упиваются потоками серотонина от творящегося ужаса вокруг.
Следом вспыхнула ясная мысль: а что, если это уже произошло?
Сколько людей каждый день пропадает без вести, а скольких находят живыми? В отделении целая комната отведена под шкафы с подобными делами, а по всей империи данных наберётся на целую библиотеку!
Руки мелко трясутся, Солен поднял взгляд к потолку и резко согнулся пополам. Содержимое желудка выплеснулось в раковину, следом вырвался сухой кашель и кровь. Он замер, тупо глядя на уродливую смесь, медленно исчезающую в сливе. Дрожь перекинулась на колени. Детектив сполз на пол, свернулся калачиком и залепетал, обхватив живот:
— Да какого... что вообще происходит?
Вспышка боли резанула по внутренностям, ослепила и разошлась по телу, пульсируя в кончиках пальцев. В дверь заколотили.
— Сол? Ты в порядке?!
— Нет! — Просипел он, попытался встать и рухнул набок, чувствуя, как ноги начинают дёргаться против воли. — Медико...
Горло перехватил колючий обруч, Солен с ужасом осознал, что не может двигаться. В глазах темнеет, медленно, с пугающей неотвратимостью...
***
Очнулся от тянущего чувства в районе бёдер и шеи. Веки поднялись с натугой. Сначала видел только белое пятно, затем проступили формы и краски. Лежит на больничной койке, к рукам протянуты толстые трубки полные крови. Рядом гудит массивный шкаф с тысячами лампочек и кучей экранов. На них выводится пульс, состав крови и ещё без счёта показателей.
У дальней стены на диванчике спит Кирия и Марта. Обе растрёпанные, с чёрными мешками под глазами. Солен пошевелился в попытке сесть, обнаружил на пальцах «прищепки» с подведёнными проводами.
Запищало. В палату ворвались, разбудив женщин, трое медиков.
Двое бросились к Солену, а третий к «шкафу». Сделали несколько уколов, а женщин оттеснили обратно к диванчику. Сестра заплакала, Кирия обняла её за плечи и прижала к груди.
— Ч-что... случилось... — Просипел Солен.
— Отравление. — Отрывисто ответил один из медиков. — Очень сильное, вам повезло.
— Такое себе везение... — Простонал Солен.
— У вас был отказ внутренних органов, спасла только повышенная регенерация из-за пройденной до этого терапии. Без неё вы бы умерли ещё до приезда скорой. Плюс, для вас нашлась новая модель импланта печени. За три дня он прекрасно прижился.
— Три? Сколько прошло? Какое число?!
Вместо ответа медик отошёл к окну и отдёрнул штору. За двойным стеклопакетом тьма, прочерченная вьюгой.
— Сейчас полдень, вторые сутки Длинной Ночи.
Сол откинулся на подушку и прикрыл глаза. Значит, прошло две недели, его не было четырнадцать суток, проклятье! Из коридора в палату заглянула медсестра, поманила Кирию пальцем, девушка оглянулась на него и вышла, прикрыв дверь.
Марта, продолжая реветь, опустилась на диванчик. Только сейчас Сол заметил на ногах сестры мягкие тапочки, а у подлокотников скомканную простынь.
***
Медики прибыли через десять минут после вызова, машина едва не застряла в снежном заносе. К этому моменту Солен судорожно вдыхал каждую минуту, как утопающий, на долю секунду пробивающийся на поверхность. Конечности мелко дрожали, а Кирия сидела в прихожей и с рёвом прижимала его к груди.
В госпитале он умер четыре раза, лишился целой россыпи нейронов и по собственным ощущениям части воспоминаний из детства. Также забыл слово, обозначающее цвет персиков. Яд поразил нервы в ноге, но их удалось спасти или заменить. Родное отделение оплатило часть лечения с пожертвований. Про него умудрились снять документальную короткометражку для сети, где обвинили во всём недобитков клана Торск. Мэр столицы, под давлением общественности, назвал в его честь маленький сквер на отшибе.
Услышав о состоянии брата Марта, к вящему недовольству мужа, бросила всё и отправилась в столицу.
С особым холодком Сол выслушал рассказы о волне убийств, прокатившейся по городу. Люди пачками сходили с ума и устраивали бойню, в прессе событие окрестили Кровавой Ночью.
Сезонное помешательство, довольно типичное для Длинной Ночи. В этом году усушившееся особо малым количеством солнечных дней и морозами. Сеть заполнили интервью экспертов с графиками прошлых лет, где показывают, что увеличение всего на несколько процентов. Сухая статистика, откровенная ложь.
Один процент разницы, сотни жизней в минусе.
Солен сжимал кулаки, кривился и молчал.
В один день к нему завалился Борген с плетёной корзиной, полной фруктов. Передал открытку, подписанную всем отделом. Пожелал скорейшего выздоровления и добавил, что по решению высшего начальства Солен отправлен в бессрочный оплачиваемый отпуск. После чего поспешно слинял, а гостинцы забрала медсестра, заявив, что ему нельзя ничего такого ещё как минимум месяц.
Через неделю после пробуждения он смог встать без посторонней помощи и нормально сходить в туалет. После выдали переносную капельницу и разрешили прогулки по коридорам, настрого наказав держаться за поручни.
Марта и Кирия навещают ежедневно, лица у них серьёзные, а в глазах пляшут дьявольские огоньки. Абсолют напоминает изготовившуюся к прыжку горную кошку. Говорят, что спланировали отпуск на лучшем курорте, где он поправит здоровье сразу после выписки.
***
В один из дней во время прогулки Солен забрёл в дальнее крыло поликлиники, где расположилось родильное отделение. Остановился у стены с панорамным окном в палату.
За стеклом десятки пластиковых боксов-люлек с новорождёнными. У Солена они вызвали ассоциации со сморщенными картофелинами, но смотреть на них оказалось по странному умиротворяющим.
Он опёрся о капельницу, как старикашка и с улыбкой наблюдает, как груднички просыпаются и засыпают. В голове проскочила мысль, что и ему пора обзавестись потомством.
В палату вошла медсестра и начала бережно смазывать ватной палочкой за ушами младенцев, периодически окуная кончик во флакон с прозрачной жидкостью. Когда она вышла, Солен окликнул и подковыляв спросил:
— Девушка, а зачем вот это?
— Это?
Медсестра потрясла опустевшим флаконом.
— Да, просто любопытно, тут, знаете, бывает скучновато...
— А ничего, просто нужно обработать швы.
— Швы?
— Ну да, этим счастливцам вживили имплант, стимулирующий интеллект! Представляете? Это поколение будет в разы умнее нас! Счастливцы... эх, хотела бы я такой... увы, хорошо прижимается только у грудничков. Ой, что с вами? Позвать врача?
Солен ощутил, как по темечку прилетел удар кувалдой, обёрнутой поролоном, покачнулся и вцепился в капельницу. Выдавил улыбку и помахал ладонью.
— Нет, просто устал стоять... я сам сейчас, как младенец, только учусь ходить.
Девушка выдавила улыбку, взяла под руку и проводила в палату, уложила на койку и вызвала врача. После Солен расспросами выяснил, что в каждом роддоме выбрали по два десятка новорождённых и с согласия родителей вживили импланты новейшего поколения. Всё под эгидой программы Цвет Нации. Детям обещали лучшее образование, а семьям щедрые выплаты.
Доктор с улыбкой добавил, подготавливая шприц:
— Представляете, детям от обычных людей и абсолютов это счастье вообще вне очереди! Того гляди я к старости заведу участок на другой планете, может, даже в другой галактике!
— Было бы прекрасно... — Выдавил Солен.
А сам с неожиданностью осознал, что действительно, было бы чудесно. Не станет же правительство в открытую вживлять детям дефективные импланты, превращающие людей в безумных маньяков? Он зажмурился, пережидая укол в сгиб локтя.
Ответ очевиден. Станет. С радостью и улюлюканьем.
Будь они полностью безопасны, на операцию отдали бы своих детей. А эти груднички, не более чем подопытные крысы, чья судьба безразличны власть имущим. Нужен только результат. Получится — хорошо. А начнут убивать всех подряд — ещё лучше, можно новое поколение имплантов сделать надёжнее!
Вот только к чему такая торопливость?
Мысль раскалённым железом впилась в мозг, не давая уснуть. Зачем государству рисковать, зачем ему так много умников в ближайшие двадцать лет? Солен перевернулся набок и начал смотреть в окно, на непроглядную черноту и мелькающие снежинки.
Темнота подбирается к выходу из шахты, сгущается и тянет ко мне чернильные нити. Мёртвая сталь отражает свет заходящего солнца, вспыхивает в покачивающейся руке. Я остановился на границе света и тьмы, взял висящий на балке фонарь и поджёг. Слабый огонёк затрепетал в стеклянной клетке. Тьмы оскорблено попятилась, сгустилась у стен и за балками.
Звук шагов умирает по мере удаления от входа. Народ любит приговаривать, что есть три типа людей: живые, мёртвые и те, кто в море. Они ошибаются, их четыре. Все забывают про спускающихся под землю.
Воздух уплотняется, полнится запахами пота и каменной пыли. Иду вдоль ржавых рельсов с замершими вагонетками. Помнится, дед хотел проложить такие на поверхности, но передумал. Слишком большие затраты и обслуживание. Да и толку нет, что по колее лошадь тянуть будет, что по дороге.
Остановившись, достал карту, выданную главой, сверился и свернул в один из боковых туннелей. На балках тлеют масляные лампы, пламя умирает на фитилях. Испускает струйки дыма, которые тут же пожирает мрак.
— Пу-пу-пууу... — Протянул я, просто чтобы услышать хоть что-то кроме звука собственных шагов и стука сердца.
Мёртвая сталь кажется тяжелее обычного, но это вина ослабшего тела.
Туннель идёт вниз, в пол вбиты балки, образующие подобия ступеней. Свет фонаря выхватывает то потолок, то стены, но не конец туннеля. Будто он опускается в бесконечность.
— Ладно, подумаешь, прибью парочку монстров. — Пробормотал я, покачивая клинком и внутренне проклиная принятые решения и самого себя.
В темноте время течёт иначе, смазывается и исчезает. Есть только ты, узкий луч от фонаря и неизвестность. Свернув в очередной боковой туннель, оказался на месте расправы над поисковым отрядом. Круглой «зале» на пересечении нескольких рукавов. Фонарь выхватывает из мрака лужи запёкшейся крови на полу и потолке.
Кто бы ни был напавшим, он либо любит убивать, либо не умеет. Совершенно небрежный подход к делу! Для такого требуется либо безусловная любовь к процессу, либо полное непонимание.
На холодном камне следов, как и ожидалось нет, кровь давно запеклась. Я вздохнул и крикнул, приложив ладонь рупором:
— Эй, давай облегчим друг другу жизнь. Выходи или выходите сколько есть!
Эхо крика помчалось по туннелям, сгинуло в их глубине, отскакивая от стен и потолка. Я замер, вслушиваясь до рези в ушах. Криво улыбнулся, уловив шаркающие шаги. Свет отразился от двух жёлтых точек, быстро приближающихся из бокового туннеля.
— М-м-м-м-м...
Низкий, продирающий до костей гортанный гул ввинчивается в уши. Тварь раскачивается, прячась от света, окутываясь плотными тенями.
— Мычишь? Ты что, подземная корова?
— М-м-м-мастер Элдриан? Это вы?
Оно вышло на свет, невероятно худое, одетое в обноски. Лицо укрывают жидкие, почти прозрачные волосы. Тощая, скелетообразная рука вытянута в мою сторону.
— Мастер Элдриан, это вы! Не могу поверить, это правда вы! Великая Тьма... как такое возможно?
— Ты ещё кто?
Тварь замерла, увидев направленный на неё меч. Озадаченно оглядела себя и издала нервный смешок.
— Ах, прошу прощения, мой вид нынче изменился. Годы в заточении и голоде сказались плачевно. Это я, Эонар, ваш верный друг...
Оно улыбнулось, демонстрируя длинные клыки, которыми так удобно прокусывать шеи. Изобразило лёгкий поклон.
— О, Тьма... — Выдохнул я.
— Да, она была не милосердна. Но сохранила меня, хотя проклятые оборотни и постарались на славу.
Эонар сдвинул чёрные от крови лохмотья на груди, продемонстрировал глубокую рану. Прямо над сердцем.
— Они парализовали меня, закидали камнями и бросили умирать. Год за годом, в сознании и голоде... Пока какой-то шахтёр не расчистил завал.
Поколебавшись, опустил меч, но с места не сдвинулся. Смотря на бывшего знакомого со смесью жалости и омерзения. С которой здоровые люди смотрят на прокажённых.
— Знаете, что не давало мне сойти с ума?
— Даже не могу представить. — Пробормотал я, невольно вообразив себя на его месте.
Моя «усыпальница» была спрятана и удобна, проклятье, у меня даже подушка была.
— Ох, одна маленькая, несбыточная мечта... Я так думал, но вот, получил подарок судьбы!
Вампир прыгнул на меня, с размаху полоснул когтями по горлу. Они вспороли воздух, а я отпрыгнул, стараясь держать его на свету. Черты Эонара преобразились, окончательно утратив сходство с человеком. Нижняя челюсть отвисла и длинный язык-пиявка вывалился на грудь извиваясь. Волосы откинуло с лица, на меня с ненавистью смотрят кровавые глаза.
Он двигается плавно и быстро, старается спрятаться в темноте. Но я кружу, одной рукой держа фонарь и пытаясь рубануть мечом. Пусть он и ослаб, но всё ещё высший вампир. Стоит потерять из виду, и клыки сомкнутся на шее.
Мёртвая сталь вспарывает пустоту, сверкает, разбрасывая отражённый свет по зале. Кровосос шипит, гогочет и визжит. Глаза полыхают чистейшей ненавистью, а язык тянется ко мне. Мы кружим вдоль стены, а он пытается оттеснить меня от неё. Расширить окно возможностей для внезапной атаки.
— Это всё ваша вина! Вы! Вы предали нас! В шаге от победы!
— И что? Хочешь извинений?
— Нет, о нет! Я алчу вашей крови! Крови предателя, крови принца! Я завершу, то что начал ваш дед!
— А вот это ты зря сказал. — Прорычал я, перехватив меч для нового удара. — Мне конкуренты не нужны.
***
Ваюна проснулась от странного звука. Что-то среднее между треском дерева и кости. С трудом разлепила глаза и села на кровати. Лунный свет освещает комнату через узкое окно... на освещённой полосе по полу катаются двое. Сцепившись, как дикий пёс с волком.
Не до конца проснувшись девочка подтянула колени к груди, захлопала глазами. Сознание медленно прочищается и становятся видны детали. Такие, как выбитая рама и осколки стекла на полу.
Один расцепил хватку и с силой вогнал меч в грудь оставшемуся на полу. Со стоном повалился на спину, раскинув руки и тяжело дыша. Ваюна с трудом признала Элиаса. Полуэльф жадно хватает ртом воздух, хрипит и смотрит в потолок. Зажим, державший уши под волосами, потерялся в драке, и теперь они гордо торчат в стороны.
— А... ты проснулась, ну... доброе утро. — Просипел Элиас, приподняв голову и глядя на девочку.
— Так ведь ночь... — Пробормотала Ваюна.
— Эх, дитё... когда проснулся, тогда и утро!
Человек с мечом в груди задёргался, забил ногами по полу. Руки вцепились в лезвие, по клинку побежала кровь. Тело выгнулось, точнее, попыталась, бессильно оторвав зад от досок. Грудь не сдвинулась, прибитая мечом как гвоздём к полу.
— А это кто?
— Это... я не уверен, но, кажется, это упырь.
— Кто?
— Слуга вампира, — пояснил полуэльф со стоном поднимаясь и кряхтя, хватаясь за поясницу, — кровосос может выпить человека, а может, и вот так... Ох... сволочь какая... бока мне намял!
Ваюна спрыгнула с кровати и подошла к окну, осторожно выглянула. Ночная деревня освещена пожаром, горит дом в самом центре и храм. По улицам мечутся угловатые тени, кто-то кричит, люди бегут к огню. А за ними бегут другие, уже не похожие на людей.
— Что... что происходит?
— Вот бы я знал.
— А где Элдриан?
— У него была работка в шахте... думаю, он вернётся нескоро.
***
Вампир наседает всё ближе, подбираясь к шее. Луч фонаря мечется по всей зале, не отпуская ни на миг. Кровь гудит в висках, горячими волнами бьёт в голову. Предплечье руки с фонарём горит от боли, разорванный рукав пропитался красным. Тяжёлые капли срываются при каждом взмахе, орошают запёкшиеся лужи крови простолюдинов.
— Не голубая, — со смехом подметил Эонар. — В конце концов, ты обычный человек, не как твой отец или дед. Ты, жалкая пародия на Властителей Тьмы!
— Пародия? Нет-нет, я лучше.
— Лучшие не умирают.
Вампир играючи увернулся от очередного выпада и полоснул когтями по рёбрам. Вспышка боли на миг ослепила, я взвыл и ударился плечом о стену. Рот наполнился слюной. Эонар накинулся, я почти ощутил смрадное дыхание на шее и... ухватил его. Развернул и с силой впечатал в стену. Так что затылок хрустнул и глаза кровососа на мгновение затуманились. Локтем руки с мечом придавил горло.
— Хитро... — Прохрипел кровосос, кривя бледные губы в надменной улыбке. — Только бесполезно. Сколько так продержишь? Надо было давить другой рукой.
— Нет, я всё сделал как и хотел.
Фонарь описал короткую дугу и с хрустом разлетелся об голову Эонара. Горючее масло вспыхнуло, почти мгновенно покрывая его. Я едва успел отскочить, но пара капель попала на кожу и одежду. Последняя вспыхнула, и я отчаянно захлопал по ней ладонью.
Вампир взвыл, метнулся в темноту... и упал, с отсечённой ногой. Попытался ползти, охваченный огнём по плечи, но я опустил сапог меж лопаток. Надавил до хруста и провернул каблук.
— Эонар. Было приятно встретить знакомое лицо, но увы, нам пора прощаться. В этот раз навсегда.
Мёртвая сталь перечеркнула узкую шею, и горящая голова упала на пол. Торопливо наколол её на острие меча и поднял, освещая путь. Надо поторопиться, не думаю, что такого света хватит надолго. Тем более, если пациентов жреца покусал вампир, жителей ждёт «приятный» сюрприз.
***
На улице творится странное. Толпа, сначала бежавшая к пожару, теперь отхлынула в обратную сторону. Ваюна видит искажённые ужасом лица и угловатые фигуры, что прыгают на людей. Хватают, как псы, и тащат в темноту.
Девочка мелко задрожала, запоздалое осознание обрушилось на хрупкие плечи. Медленно протянула руку в сторону убегающих... Элиас положил ладонь на запястье, мягко опустил и покачал головой.
— Не надо, с тебя и того раза хватило.
— Но... они ведь умирают!
Лицо полуэльфа исказила гримаса страдания, но взгляд остался твёрдым. Отсветы пожара отражаются в глазах, придавая вид печальный, будто бывший герой осознал нечто горестное.
— Всех не спасти.
— Ты... ты ведь герой, — пробормотала Ваюна, в глазах заблестели слёзы. — Я слышала, что говорил Элдриан, я помню, что говорила матушка про героев!
— Да, я герой. — Горестно вздохнул полуэльф и отвёл взгляд. — Потому я знаю цену героизма.
— Я хоть попытаюсь!
Ладонь сжалась крепче, почти до боли. Элиас вновь покачал головой, не поднимая взгляда.
— Мы просто умрём. Ты справилась с несколькими разбойниками и почти два дня валялась пластом. Я едва управился с упырём. Мы ничего не изменим.
— Нет!
Ваюна рванула руку, пальцы полуэльфа показались стальными, но поддались. Кисть взлетела и направилась в сторону улицы... и застыла. Во всполохах огня, сквозь убегающих бежит Элдриан. Меч сверкает, рассекая упырей. В левой руке держит что-то чёрное, никак не разглядеть что.
Элиас шумно выдохнул и опустился на пол. Привалился лбом к стене и закрыл глаза.
— Ну а теперь-то можно помочь? — Выпалила Ваюна, от избытка эмоций притопнув.
— А смысл? Теперь он и сам управится. — Натянуто хохотнул полуэльф. — Этому гаду упыри, что мошкара.
Ваюна посмотрела на улицу. Люди, почти все, попрятались по домам. Элдриан разрубил очередного упыря и в два прыжка нагнал убегающего. Свет упал на лицо бывшего принца, и она увидела широкую улыбку.
Элдриан рассёк убегающую нежить от плеча до пупка, переступил дёргающееся тело и скрылся за домом. Ваюна опустила руку. Потёрла ладонь, разминая меж пальцев и чувствуя себя несколько глупо. Действительно, какая от неё помощь... она даже не уверена, что Тень убивала бы только чудовищ...
Жрец семенит рядом, сгорбившись и поглядывая на меня, как побитый щенок. На нас оглядываются шахтёры, идущие на смену, женщины, идущие к реке с полными тазами одежды. Мимо пробежала стайка детворы, перемазанная грязью и пылью. Я иду расправив плечи и опустив ладонь на навершие меча. Всем видом источаю властность и контроль.
Ветер касается волос, отбрасывает пряди на лицо, а на губах играет тонкая улыбка.
Дом главы в самом центре деревни, массивный, из каменных блоков и брёвен. Крышу венчает флюгер в виде шахтёра с киркой. К улице обращены огромные окна, будто кричащие о том, кто здесь хозяин.
От города дом огорожен каменным забором высотой до пояса напротив входа и в два человеческих роста вдоль других стен. Двое стражников у входа ощутимо занервничали при виде меня, сжали древки копий. Один шагнул навстречу, сказал наигранно спокойным голосом:
— Здравствуйте, мастер, а кто это с вами?
Жрец повернулся ко мне, натянуто улыбаясь, дёрнулся и протараторил:
— Это ревизор Его Святости!
Стражник окостенел, с трудом поклонился и почти услышал, как хрустит скованный ужасом хребет. Второй торопливо распахнул дверь и отступил. Мы вошли внутрь и подошвы сапог погрузились в роскошный ковёр. Нос защекотало тончайшими ароматами благовоний. Я по-хозяйски оглядел картины на стенах, грубоватые статуи из дикого камня и... Самородок мёртвого серебра размером с монету, лежащий под стеклянным колпаком на постаменте.
Прошёл за жрецом, но опустился в кресло у камина и небрежно дёрнул пальцами.
— Зови главу.
— Он наверняка в кабинете...
— Я не спрашивал, где он. Я сказал, зови.
Жрец поклонился и посеменил к лестнице на второй этаж, оставив меня в мрачном одиночестве. Впрочем, не в таком уж и одиночестве. Одна дверь приоткрылась и на меня взглянуло бледное девичье лицо. Служанка жмётся к двери и старается не дышать, лишь бы не привлечь внимания.
Подыгрывая, не поворачиваюсь в её сторону и продолжаю рассматривать самородок. Тёмный металл загадочно блестит в свете из окна. Зовёт взять в руку и поднести к глазам. Говорят, если долго смотреть в мёртвое серебро, увидишь звёзды. Может оно и так, не пробовал, но в ночи оно сияет как луна. Холодным, неживым светом, который так люб нечисти всех мастей и романтичным особам.
Служанка осмелела, больше приоткрыла дверь. Молоденькая, с волнистыми рыжеватыми волосами и веснушчатым лицом. Страх в серых глазах медленно сменяется любопытством и лёгкой влюблённостью. Женщины просто обожают мужчин, облачённых властью. Подыгрывая, откинулся в кресле в позе загадочной и властной, которую часто принимал, позируя для лучших художников.
Девушка тихо охнула и прижала кулачки к груди, глаза заблестели. Пальцем помани, и она с радостью прыгнет на колени.
На лестнице загудели шаги, появился мужчина в двубортном жилете и белой сорочке. Увидев меня вздрогнул и наклеил на лицо самую неумелую и лживую улыбку, на которую вообще способен человек. Начал спускаться, разводя руки в приветствии. Я лениво повернулся к нему.
— Полагаю, вы и есть глава?
— Да, господи, Маркус Велерд, приятно познакомиться господин...
— Элдриан.
Черты лица на миг окаменели, Велерд сбился с шага, но быстро взял себя в руки. Невзначай коснулся перил и пробормотал:
— Приятно познакомиться, господин Элдриан.
— Хотел бы я сказать так же.
— Ч-что вы имеете в виду? — Пробормотал глава, неуверенно шагая ко мне по ковру и стреляя глазами по сторонам. — Мария, принеси гостю вина!
Рыжая служанка пискнула и скрылась из виду, к моему неудовольствию. Велерд протянул руку для рукопожатия, но я посмотрел на неё так, будто он держит дохлую крысу. Глава торопливо сунул в карман, дёрнулся, сложил руки на груди, быстро бледнея. Дёрнулся вновь и вытянул вдоль туловища, продолжая улыбаться.
— Серьёзно? — Спросил я, делая вид, что не замечаю ужимок. — Ну, раз вы настаиваете, я могу провести подробное расследование и добавить в дело новые пункты.
— Не нужно, у нас всё под контролем! Поставки скоро возобновятся в прежнем объёме! Я уже писал об этом Его Святости!
— Ох, милый мой Велерд, вы же знаете, какой характер у Его Святости.
На лбу главы выступил бисер пота, он торопливо утёрся платком и кивнул. Я едва сдержал смех. Главная комната будто стала безразмерной, и по лицу Велерда видно, как он желает затеряться в этой бесконечности. Исчезнуть, лишь бы не говорить со мной. Увы, я уже перед ним, бежать и прятаться бесполезно.
— Мы уже почти со всем разобрались, господин Элдриан. Признаться мы вообще не ждали никого из Святых Земель. Особенно так тайно... обычно ведь сообщают за месяц! Мы даже не подготовили встречу!
— Да, а заодно не успели затереть улики. — Ответил я улыбаясь.
— Уверяю вас!
Я остановил взмахом руки, изображая уставшего от оправданий чиновника. Глава умолк и даже прикусил губу для верности. Ну, раз уж начал спектакль, то буду вести его до конца.
— Буду честен с вами Маркус. Его Святость крайне недоволен. Вы и сами понимаете, какая обстановка вокруг и какие потребности в металле.
Глава кивнул, не решаясь раскрыть рот. Я медленно поднялся из кресла, навис над ним, подавляя авторитетом. Велерд ниже на полторы головы, уже в плечах, даже учитывая мою худобу.
— Более того, он в ярости. А вы ведь знаете, чем это грозит?
Туманные намёки с умным видом, мне даже не надо придумывать наказания. Страх Велерда прекрасно справляется сам. Кем бы ни был этот Его Святость, явно не отличается добрым нравом.
— Он настолько недоволен вами, что попросил меня проверить всё. Оторвав от привычных дел. — Я сделал многозначительную паузу, гадая, как скоро потемнеют штаны главы. — Дошло до того, что до нас дошли слухи, очень плохие слухи.
— Это просто слухи... — Пролепетал Велерд, бледнея и трясясь.
— В этом я и хочу убедиться. Так что расскажите вашу версию. А я послушаю и сверю с нашими данными.
***
Вино кислое и будто разбавленное, так что по местным меркам может считаться достойным императора. Я сижу в кабинете главы, потягиваю из высокого бокала и слушаю. Велерд часто запинается, умолкает, подбирая слова, и возвращается, стремясь добавить вспомнившиеся детали.
Он уже взял себя в руки и ведёт собственную игру. Чтобы облегчить ему дело, я даже намекнул, что местный, связь с Его Святостью держу через письма. В конце концов, это выгодно и мне, не хочу быть просто служкой высшего начальства.
— Понимаете, тут настоящая гора под землёй. Скальная порода, залежи металла обильные, но его сложно добыть... а тут ещё и шахтёры пропадать начали. Туннели древние, им больше столетия, я думал они заблудились. Дело-то не хитрое, порой даже опытные плутают.
— Думали?
— Да, пока не нашли тела. Пока чудовище не напало на группу из семи человек.
— И что же это за чудовище?
— Мы не знаем. Выжившие ещё не пришли в сознание, а мёртвые... потому что от них осталось ничего не определить.
— Вы уже посылали за помощью?
— Конечно! Но ответа ещё нет, я надеялся, что это вы привели... но вы приехали тайно и в компании некой семьи, как мне доложили.
— В одиночку всегда быстрее, а меня просили поторопиться.
В дверь кабинета постучали и вошла рыжая служанка, поклонилась несколько глубже нужного. Как раз, чтобы я лучше рассмотрел декольте, которое она углубила. Из вежливости подыграл ей. Она поставила на стол между нами поднос с мёдом и сыром на фарфоровых тарелках. Поклонилась и выпорхнула наружу, осчастливленная моим вниманием.
— Да, конечно... но.
— Никаких «но», в святых землях тоже не особо спокойно, интриги и прочие причуды двора. — Отмахнулся я, и глава с пониманием кивнул. — Его Святость не хочет, чтобы слухи о чудовище в деревне, названной в честь Геора, расползлись. Некрасиво получится, для начала его надо убить.
— Мы пытались, но... не очень получилось.
— Вот поэтому я тут.
— Поясните?
— Скажем так, если в шахтах Георовой деревни прячется монстр, это одна история, а вот если его убьёт другой герой, то это совершенно другая история. Которую Его Святость может использовать. Вы меня понимаете?
— Кажется, да, но не сильно...
— Всё просто мой дорогой друг. Я убиваю монстра, а вы всем говорите, что я обычный путник. Новый герой, если так угодно. При этом даже не заикаетесь о моей связи со Святыми Землями. Таким образом, вы спасаете свою шкуру, а Его Святость получает красивую историю. Ну знаете, славный оплот света подвергся нападению, но Сам Свет послал героя, который спас простой люд.
— А если вы не справитесь?
— Придёт другой, — с хитрой улыбкой ответил я и добавил зловеще, — а может... вам лучше не думать об этом. Так что, донесите до своих людей, что никакого ревизора к вам не прибывало.
Велерд торопливо кивнул, на лице отразилось безмерное облегчение. Я подцепил кусочек сыра, обмакнул в мёд и отправил в рот. Улыбнулся и добавил с зловещим шёпотом:
— Но позаботьтесь, чтобы когда ревизор прибудет, ему ни пришлось вас повесить.
— С-с-спасибо...
***
Вход в шахту похож на дыру в земле, над которой построили навес. Стены укреплены промасленными балками, проложены дорожки для тележек. В стороне от входа навалена куча породы, которую просеивают и промывают. Работники собирают сияющие крупицы, ссыпают в кожаные мешочки.
Солнце клонится к закату и к шахте подтягивается стража с копьями. В жаровни засыпают уголь и пучки трав, кто-то громко шепчет молитвы, и все смотрят на меня. Я стою у входа с мечом в руке и смотрю во тьму, гадая, что же ждёт внутри. Велерд со жрецом стоят поодаль, что-то обсуждают.
Отсюда видно, как с полей ведут скот. Лента реки сияет, как жидкое золото, отражая свет умирающего солнца. Прохладный ветер толкает войти в шахту, запутывается в волосах.
Я глубоко вдохнул, выдохнул и шагнул в темноту.
Деревня встречает нас останками древнего фундамента и стен. Потрескавшиеся камни взирают на дорогу с безразличием вечности. Они были тут, когда даже эльфов не существовало, даже самой жизни не было. Они будут тут до тех пор, пока мир не сгинет в Извечной Тьме.
Возле дороги, под огрызком стены, расположилась будка стражи. Двое мужчин в потёртых кирасах сидят за раскладным столом и играют в карты. Завидев повозку подняли головы, прижав карты к груди, как дамочки вееры. На лицах мелькнуло странное выражение, затерявшиеся в обмене взглядами.
Один нехотя поднялся и пошёл навстречу, почёсывая затылок. Я стиснул челюсти душа желание заорать на него. Заставить упасть на колени и целовать носки сапог, пока я пинками загоняю их в глотку.
Опустил глаза, стиснул повод. Я больше не принц, никто, кроме Вивиан и Элиаса, не знает в точности КТО Я. Надо просто потерпеть, немного.
— Вы кто такие? — Прогудел стражник, поднимая руку в повелительном жесте, остановиться.
В движениях сквозит тревога, будто двое мужчин на телеге могут быть опасными разбойниками. Стражник силится определить кто мы и стоит ли беспокоиться на полную силу.
Лошадь послушно замерла, скрипнула телега. Второй стражник смотрит на нас и, склонившись над столом, достаёт карты из отбоя. Прячет в руку, а свои убирает в низ колоды. На лице играет гаденькая улыбка. Дальше по дороге в грязи валяется свинья, выдувает жирные пузыри с обоих концов.
— Просто путники. — Сказал Элиас, прижал ладонь к груди и легонько поклонился, продолжая сидеть на козлах. — Я, моя дочь и мой... друг.
— Дочь? — В глазах стражника зажглись огоньки интереса, он даже привстал на цыпочки, стараясь разглядеть, что в телеге.
— Она ещё маленькая, господин. Вот только словила женскую хворь... очень тяжёлую.
— Чего?
— Ну... — пробормотал Элиас, задвигал бровями, подыскивая слова. — Тот самый недуг, из-за которого женщины раз в месяц злее демонов.
— Раз в месяц? Да они завсегда хуже любого зла!
— У вас тут есть постоялый двор?
— Есть таверна, там шахтёры отдыхают после смены. Дальше по дороге, не пропустите.
— Спасибо...
Стражник развернулся и пошёл обратно, помахивая рукой, мол отстаньте. Сел за стол и с подозрением уставился на товарища. Лошадь послушно потянул телегу в указанном направлении, а я повернулся к товарищу и одними прошептал:
— Дочь?
— А что я ещё должен был сказать? Что я полуэльф, которого разыскивает САМ Геор, а со мной персонаж страшных сказок?
— Не... погоди, чего?! Каких ещё сказок?!
— А вот таких! — Элиас откашлялся и продекламировал страшным голосом. — Элдрин Кровавый придёт и во Тьму унесёт!
— С чего бы мне это делать? Кто вообще будет охотиться за детьми простолюдинов?!
— Такова молва, мой юный друг.
***
Таверна грубо сколоченное здание. Будто жуткий сросшийся близнец, жмётся и прорастает в древнее каменное здание. Внутри сумрачно, на стенах развешены сети, кирки и лопаты. Пахнет земляной пылью, потом и скисшими носками. Тавернщик со скучающим видом развалился в кресле, сложив руки на внушительном пузе.
На нас взглянул с некоторой озадаченностью, сощурился и начал подниматься. Элиас несёт Ваюну на руках, прижав к груди, я шагаю с мрачным видом.
— Добрый день, незнакомцы. Чего вам?
— Комнату. Еду и бадью для мытья. — Сказал я, бросая ему монету, оглянулся на Ваюну и добавил. — Две комнаты и лекаря.
— А что с ней?
— Я похож на лекаря?
— Не особо... ладно.
Тавернщик повернулся к кухне и протяжно свистнул, сунув мизинцы в уголки рта. Загремела посуда и в дверях появилась рыжая, лохматая голова.
— Винко, дуй к жрецу, для него работёнка.
Мальчишка исчез, оставив быстро затухающий перестук шагов. Толстяк повернулся к нам и сделал приглашающий жест.
— Милости прошу за мной.
Поднялись на второй этаж, где таверна вросла в древнее здание. Пошли по каменному коридору с низким потолком. Тяжёлые двери провожают меня угрюмыми взглядами пустых глазков-прорезей. На толстых досках заметны глубокие царапины.
— Во времена империи тут всем заправляли оборотни. — Пояснил тавернщик, заметив мой взгляд. — Слава богам их давно всех вывели!
— Всех ли? — Спросил я, глядя на особо глубокую борозду.
— Под корень. Сам Геор постарался, лично! С тех пор наша деревня и зовётся Георовой! Мы же поставляем Его Святости самый лучший металл!
— А зачем ему сейчас металл? Империи-то нет.
— Да, некроманты сгинули, да нечисти полно. Вампиры, перевёртыши, сборщики налогов. Да и всякие смутьяны, месяца не пройдёт, как какой лорд объявит себя королём. Жаль, что Светоносный далеко, он бы их всех к ногтю!
— Неспокойно нынче, — вздохнул я, едва сдерживая улыбку.
— Увы, молодой господин.
Война длилась столетие, не меньше. То затухая, то вспыхивая лесным пожаром. Даже моё рождение вынужденная мера, отцу нужен был генерал для удалённых компаний. Вот только, когда империя пала, стремительнее валуна в пропасть, тысячи вояк остались не у дел. Тысячи и тысячи ожесточённых, способных только воевать мужчин.
Воистину, это самый страшный удар, который я нанёс силам света. Так и тянет засмеяться в голос.
За столетие всё немного утряслось, но и поныне бывшие земли империи разодраны на мелкие королевства и княжества. Новое поколение управленцев и в подмётки не годится далёким предкам. Шаткий мир балансирует на лезвии моего клинка. Одно движение и обозлённые толпы хлынут на бывших героев.
Печалит лишь одно, для этого движения мне нужен статус и общественный вес. Вернувшийся ужас из детских сказок не сможет провести восстание. А вот воспетый герой, ха, ведь не зря короли боятся героев и стремятся избавиться при первой возможности. Герои хороши, когда на войне и когда мертвы.
Тавернщик распахнул дверь, и мы очутились в широкой келье с двумя койками и столом с парой табуреток. Элиас торопливо положил Ваюну на кровать, коснулся лба и с тревогой покачал головой.
— А вторая комната вам для чего? — Спросил толстяк, перебирая связку ключей и с опаской косясь на девочку.
Вдруг болеет чем заразным.
— Для меня. — Ответил я, выходя в коридор. — Не хочу смущать отца и дочь своим присутствием.
— А... то-то я смотрю девка с ним одно лицо... как, кстати, вас зовут?
— Элс, — ответил Элиас, указал на девочку, — и Ваюна.
— Хорошее имя, а меня звать Миксас. А вас, господин?
— Элдриан.
Лицо толстяка дрогнуло, как от пощёчины. Поросячьи глазки выпучились, а руки замерли, стискивая связку ключей. Замер и полуэльф, только девочка осталась безучастная слишком занятая болезнью.
— Эл... дриан?
— Да, какие-то проблемы?
— Нет... нет, что вы... просто это имя... редкое. По известным причинам.
— А по мне хорошее. Ничуть не хуже других.
В голосе лязгнул холодный и острый металл, толстяк торопливо поклонился. Насколько позволило пузо.
— Да, конечно, простите меня. Ваша комната напротив, вот ключи, а еда будет готова через час. Увы, быстрее никак. Вам принести?
— Нет, мы спустимся.
Когда он поспешно удалился, Элиас выпучил глаза и прошипел:
— Ты чего творишь?!
— Проявлю вежливость. Ведь это вежливо, представиться?
— Настоящим именем?! Ты дурак?! Да им же детей с колыбели пугают!
— Тем лучше, быстрее будет на слуху.
— Ага и Геор прискачет быстрее!
— Ещё лучше.
— Ещё как лучше, особенно когда он твою голову насадит на копьё и увезёт в Святые Земли!
Я оскалился для резкого ответа и шумно выдохнул. В словах старого врага есть толика истины. Тело не успело восстановиться и открытый бой с героем могу проиграть. Геор и раньше был противником высшего порядка, а сейчас... Если он и правда стал только сильнее, будет очень тяжко.
— Не бойся, для него это будут просто слухи про героя со странным именем.
— Если нам повезёт.
***
Жрец уставился на Ваюну, как пропитый моряк на пробоину в борту. С ужасом и удивлением. Лицо у него круглое, почти женственное, если женщина может быть настолько некрасивой. Над верхней губой темнеют жидкие усики, а щёки золотятся пушком. Одежда сидит до нелепости криво, будто снята с чужого плеча. Не будь красного пояса врачевателя, я бы принял его за бездомного.
— Это женщина!
— Девочка. — Поправил я холодно. — Твой бог запрещает лечить не мужчин?
— Нет... но... я просто не силён в этом.
— В лечении?
— В женском лечении! Это шахтёрская деревня! Тут из женщины только в борделе, а там свой лекарь... специфичный.
— Не думаю, что у неё болезнь такого рода. — Сухо сказал Элиас, сверля жреца взглядом. — И пожалуйста, следи за языком. Ты говоришь о моей дочери.
Для пущей убедительности сдвинул брови к переносице и положил ладонь на рукоять меча. Потешное зрелище, опухший от пьянства мужчина, с набрякшим пузом и таким взглядом. Жрец сглотнул и торопливо кивнул.
— Простите, просто я действительно удивился. Мне сказали, что в таверну принесли больного. Я и подумать не мог...
— Хватит. — Перебил я. — Лечи уже.
Жрец осторожно, будто змеи, коснулся лба девочки. Повёл ладонью над телом. Меж пальцев брызнул мягкий свет.
— Так... — пробормотал он, прикусив губу. — Ничего страшного не вижу, ни переломов, ни внутренних кровотечений. Хм...
Ладонь замерла над животом и одежда под волнами света медленно разглаживается.
— Кажется, она сильно утомилась, будь это мальчик, я бы сказал, что перенапряглась. Но с женщиной...
— Девочкой.
— Девочкой, я не уверен. Но на всякий случай не давайте пока твёрдой пищи. Бульоны, максимум творог. А теперь, попрошу простить, мне нужно вернуться к пациентам.
Нечто в интонации насторожило, я подошёл и положил ладонь на плечо. Слегка сдавил и заглянул в глаза.
— У тебя их много?
— Пять человек... — Нехотя ответил жрец, щека дёрнулась, а глаза стрельнули на дверь.
— А что с ними?
— Ничего... — Начал он и скривился от усилившейся хватки.
Страх, я, наконец, распознал эмоцию в глазах. Не за пациентов, за себя и не направленный на меня. Он боится чего-то другого, чего-то покалечившего пять мужчин. Я вспомнил пустые улицы деревни, хотя тут должны вести бойкую торговлю. Странный интерес ленивого стражника. Будь всё хорошо, они бы даже не заметили нас.
Страх. Они все чего-то боятся.
Не сильно, но достаточно, чтобы тревожиться.
— А теперь, мальчик, ты мне расскажешь, что у вас приключилось. Ты ведь не будешь врать мне?
— В-в-вы ревизор?
— А сам то, как думаешь? — Ответил я с хищной улыбкой, которой изо всех сил старался придать дружелюбности.
Жрец побледнел. Губы мелко затряслись, а в уголках глаз заблестели слёзы.
— Господин, мы не виноваты!
— А кто виноват?
— Не знаю... может, глава уже узнал... но я ничего не знаю! Клянусь Светом! Пощадите...
Становится очень интересно. Страх и тревога мешают рационально мыслить и часто выдают подозрения за факт. Люди видят фигуры в темноте, слышат шёпот в ветре и шаги за спиной. Ну, или принимают внезапного гостя за вестника рока.
— Ну, раз ты уже закончил с девочкой. — Сказал я, большим пальцем давя на тонкую кость. — Будь так добр и отведи меня к этому главе.
— Вы... вы ведь меня пощадите?
— Для начала выслушаю всех.
Как давно у меня не просили пощады, ах, успел позабыть это сладкое чувство власти.