Класс, который не понял

В школе, в пятом классе, у нас сменилась учительница по математике. Одна ушла в декрет, а другую попросили вернуться из декрета чуть раньше, потому что просто не было больше никого. Она действительно вышла - хотя имела полное право ещё сидеть дома с ребёнком. Но мы жили в глубокой дыре, в районе города, который назывался «вторая шахта». Никто из учителей из центра туда ехать не хотел, а из местных математиков только она могла нас научить дробям и формулам. Других не предвиделось.

Так вот, Елена Алексеевна сразу показала, что хочет сделать свой предмет интересным. В начале каждого урока у нас была «математическая разминка». Я уже не помню, какие именно там были задачи, но точно помню, что было увлекательно - что-то на сообразительность, с подвохом, не скучно.

У неё был свой лексикон, математически образный:

- Не будем складывать сапоги с яблоками.
- Не выносите за скобки синус с компотом.
- В этом вопросе нам нужно прийти к общему знаменателю.

Говорила это добрым, немного уставшим голосом, без строгости. И было видно, что ей не всё равно.

Так вот: при всём её старании доводили мы её нещадно. Дети же быстро соображают, кого из учителей нужно слушать и по струнке перед ними, а над кем можно поиздеваться. Она попала во вторую категорию. Она распиналась, стараясь изо всех сил привить любовь к математике. А мы росли и становились более коварными и изощрёнными. Хотя, конечно, не все. Были заводилы, а остальные просто хихикали.

Честно говоря, временами мне становилось её жалко. Видно было, что иногда она просто бессильно опускала руки, видя как класс ржёт над какой-то глупостью, которую выкрикнул один из хулиганистых учеников. В общем, издевались над ней нещадно.

Прошли годы. После армии я вернулся домой, и вскоре умер мой дед. Хоронили, как и обычно в СССР - из дома. На похоронах во дворе у бабкиного дома собралась толпа. И тут ко мне подошёл крепкий мужик, заговорил - рассказывал, как с дедом вместе на шахте работал. А потом спрашивает:

- Ты же у моей учился?
Я что-то затормозил, вопрос не пойму. А он мне:
- Да учился, она мне говорила, что Николая внук в её классе. Ну, Юрка я Краснов. А Лена моя математику у тебя вела.

И понимаю тут, что это муж Елены Алексеевны. Мы помолчали. А он потом:

- Будешь жениться - не женись на учительнице. Сложно это для семьи. Она хоть и дома, а как будто в школе. У неё вроде бы выходной, а всё равно - тетради, планы писать надо, какие-то олимпиады. Как будто школа у нас дома!

Мне хотелось сказать ему какие-то добрые слова. Я что-то стал бормотать о том, как хорошо она вела уроки. А Юрка как будто и не слышал:

- Иногда приходит - глаза красные, сидит молча. Я даже боюсь спросить: то дети довели, то директор что-то предъявила. Сядем ужинать - а она рассказывает, как Петя формулы не понял, как Свету мать не пускает на олимпиаду в область ехать. Я этих детей уже лучше знаю, чем собственных племянников. В общем, не женись на учительнице.

А мне было ужасно стыдно. Я вспомнил, как однажды в старшем классе она пыталась выгнать хулиганистого одноклассника с урока, а он быковал и не хотел уходить. Потом всё же вышел, а через пять минут как ни в чём не бывало вернулся и сел за парту. Елена Алексеевна спросила:

- Ты зачем вернулся?
А он ей:
- Так алгебра же!

Все смеялись, а она бессильно кусала губы. Потом просто вышла из класса и не вернулась до конца урока. А все в классе весело болтали - вместо алгебры полная халява.

А когда я стоял рядом с Юркой, всё, что тогда казалось забавным и неважным - вдруг обрело вес. Мы видели перед собой просто взрослую с указкой - и не догадывались, сколько боли может принести один сорванный урок, одна насмешка, один день, когда ты уходишь из класса не учителем, а побеждённым.

С годами я понял, что были в школе люди, которые работе отдавали не только часы по расписанию, но и вечера, нервы, здоровье. Даже свои семьи.

Юрка тогда сказал:
- Не женись на учительнице.
А я подумал: мы даже учиться у неё не умели по-человечески.