Мне за сорок, и четыре года своей жизни я отдала школе. Возможно, это не так много по меркам ветеранов педагогического труда, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы принять решение, которое назревало мучительно долго. Я ухожу. И это не просто заявление по собственному желанию. Это мой личный манифест, попытка объяснить себе и, может быть, кому-то еще, почему современная школа порой превращается в место, откуда хочется бежать без оглядки.
Игры престолов в учительской, или «загоны» от администрации
Любой театр, как известно, начинается с вешалки, а школьный год — с августовского педсовета и распределения нагрузки. Это отдельный вид психологической обработки. Представьте себе картину: август, все полны смутных надежд на новый учебный год. И тут начинается вкрадчивая песня: «возьми 7 ые классы, больше некому». Ты, конечно, сомневаешься, ведь у тебя уже три выпускных класса, олимпиадники, которым нужно уделить массу времени, и гора отчетов. Ты честно говоришь, что при ожидаемой нагрузке в 26 часов это уже предел. Но в ответ слышишь обезоруживающее: «что мы не люди?!?». Мол, все всё понимают, войдут в положение, помогут. И ты веришь. А зря. Потому что итогом этой душевной беседы становятся 36 часов в твоем расписании. А дальше начинается самое унизительное. На каждом совещании тебя начинают публично «полоскать», как провинившуюся школьницу. И уже со всех сторон доносится ядовитый шепот, в том числе от завуча и приближенных: «часов понахватали как собаки блох, а работать не хотят». И вишенка на торте — коронная фраза: «вы за это деньги получаете». Так обещание «понять и простить» превращается в инструмент давления и публичного порицания.
Но нагрузка — это только начало. Дальше следует каскад предложений, от которых невозможно отказаться: «возьми МО/вечернюю школу/поработай с отстающими». Помня, что в прошлые годы руководство методическим объединением (МО) было, скажем так, «работой не бей лежачего», я согласилась. И уже в сентябре получила «привет из прошлого» — поручение составить отчет за предыдущий учебный год, к которому я не имела никакого отношения. Мой логичный ответ: «Сделаю, как только мне предоставят план работы за тот период», — утопил эту инициативу в тишине. Но свято место пусто не бывает, и на меня тут же свалилась другая «творческая» задача: написать спецификацию к ВПР по математике. Для тех, кто не в теме: это когда у тебя три разные дисциплины, а работа одна, и ты должен сам придумать, как разнести задания и разработать адекватную систему оценивания.
Апофеозом этого школьного абсурда стал так называемый «трудовой десант». Даже не имея классного руководства, меня и таких же «бесклассных» коллег три года подряд ставили на все мыслимые и немыслимые мероприятия: вечерние дежурства, ярмарки выходного дня, митинги, выборы. Кульминация случилась 25 мая. Последний звонок. По школе бродят нарядные выпускники с родителями, атмосфера праздника. А меня отправляют... копать клумбы. Одну. Без детей. Я просто развернулась и ушла, за что, разумеется, получила грандиозный разнос. В объяснительной я сухо указала, что в моем трудовом договоре опция «ландшафтный дизайнер на безвозмездной основе» не предусмотрена. Сюда же можно добавить ежегодную «охоту» на детей для заполнения летнего лагеря и принудительную работу там. А работа на экзаменах — это вообще отдельный аттракцион невиданной щедрости. За весь экзаменационный период прошлого учебного года мне на карту пришел перевод на сумму около 950 рублей. Без квиточка, без официальных ведомостей. За такие «крохи», видимо, и отчитываться стыдно.
Второй фронт: родители и дети
Если вы думаете, что администрация — это единственная головная боль, вы глубоко ошибаетесь. Есть еще родители. Здесь в ход идет все: от откровенного шантажа и угроз «разборками» до бесконечного психологического давления из-за оценок. Фраза одной мамы «эта математика придирается» стала для меня символом этого абсурда. Этот прессинг прекратился только после того, как я твердо заявила, что ее голосовые сообщения в WhatsApp с угрозами я готова отнести в прокуратуру. Когда дело касается поведения их чад, включается другая пластинка: «это не мой ребенок», «при чем тут мой» и так далее. Стена тотального отрицания.
А плоды такого воспитания не заставляют себя ждать. Дети впитывают эту модель поведения. Любая просьба, выходящая за рамки их зоны комфорта, натыкается на железобетонное: «а чё я?». Простой математический диктант, обычная форма проверки знаний, может превратиться в спектакль. Прошу достать листочки. И тут ученик 7-го класса, тринадцатилетний подросток, встает, идет по проходу прямо на меня и кричит: «вы не имеете права проводить контрольную без предупреждения. Вы свои обязанности не знаете!». Настроение убито напрочь, а впереди еще семь уроков. Классика жанра: « можно выйти». Мой ответ: «Нет, до конца урока 5 минут». И этот великовозрастный «ребенок» будет демонстративно ныть и стонать все оставшееся время. Просто по приколу. Ребенка, который срывает урок, нельзя выгнать из класса, ведь «ты за его жизнь и здоровье ответственность несёшь». И они, чувствуя свою безнаказанность, охамели вконец. Мне в спину летели бумажные самолетики. В соседнем кабинете ученики просто выбили плечом закрытую дверь. Это уже не класс, это зверинец. И никому не стыдно.
Финансы, цифровизация и инклюзия — три всадника апокалипсиса
Та самая фраза « ты за это зарплату получаешь» — это не просто констатация факта, это мощнейший рычаг для пробуждения чувства вины. Мне «посчастливилось» заниматься индивидуально с ребенком-инвалидом. После своих 7-8 уроков в день, без обеда и возможности нормально сходить в туалет, я должна была еще 45 минут работать с абсолютно немотивированной ученицей. За 202 рубля в месяц. Дело не в деньгах. Но когда после восьми уроков ко мне приходит это дитя, ложится на парту и заявляет: «как я устала эти ваши уравнения решать», у меня просто срывает крышу. Это ты устала?! В тот момент мне хотелось швырнуть эти несчастные 202 рубля ей на стол. При этом вся финансовая сторона окутана туманом. Я работала в сельской школе, где директор, пытаясь избежать лишних разговоров, выдавала расчетные листки лично в руки. Такая вот «врачебная тайна» о зарплате. А потом я становлюсь свидетелем сцены, как завуч, стоя посреди коридора, громко обсуждает с другим педагогом мои надбавки. Простите, что? В таком случае, может, «расскажи ка о своих, драгоценная завуч»?
К этому добавляется цифровой ад и инклюзия на бумаге. РЭШ, Дневник.ру и прочие «чудо-платформы» постоянно зависают, сбрасывают результаты, выдают неверные ответы. Чтобы проверить класс из 20 человек, нужно совершить сотню механических действий, и все это под аккомпанемент бесконечных «глюков». Зато бюджеты освоены. Не успели мы привыкнуть к тому, что нас заставили перейти из WhatsApp в «Сферум», как спустили новую директиву: всем срочно переходить в какой-то «Макс!?!Уау!!!». Это, безусловно, «упростит» нам жизнь: снова создать десятки чатов и выслушать сорок раз вопрос: «а нам это зачем?». И, наконец, инклюзия. В классе появилась девочка с ОВЗ, передвигающаяся с помощью бабушки-тьютора. И тут начинаются тренировки по эвакуации. В случае реального ЧП у меня на руках 19 сорванцов и одна маломобильная девочка с пожилой бабушкой. А с меня потом спросят по всей строгости. Вдобавок распоряжение завуча: я должна подходить к этому ребенку 7 раз за урок, каждые 5-6 минут. А как же объяснять новую тему остальным? Это превращается в формальность, выполняемую по регламенту, а не по педагогической необходимости.
Вместо эпилога
За три года в этой системе я заработала бессонницу, скачки давления, варикоз и невроз. Я перестала готовить по будням и реже убиралась дома. Все заботы о наших детях и быте легли на плечи мужа, за что ему огромное спасибо. Я просто приходила с работы и падала без сил. За все это время я ни разу не услышала от администрации простого: «Мы команда, мы справились, спасибо за работу!» Только бесконечные «пиши объяснительную».
В мае произошел ужасный инцидент с учительницей из соседней школы. Я пыталась ее поддержать, но мои слова утонули в потоках грязи, которую вылило на нее общество. Это стало последней каплей.
С 1 июня я дышу свободно. Я ухожу. Я выручила эту школу, когда у них почти не осталось математиков. Теперь, когда ситуация с кадрами стала чуть лучше, я позволяю себе уйти, чтобы спасти себя. Я написала заявление на увольнение сразу после отпуска. Хочу забрать трудовую и забыть эту главу своей жизни, как страшный сон.
Мне искренне жаль тех, кто остается. Возможно, у них есть броня из многолетнего опыта, которая защищает от всего этого. У меня ее нет. Я люблю свою семью, хочу домашнего уюта, хочу иметь время на себя и своих детей. И я знаю, как заработать на жизнь, не продавая душу этой системе.
Самое забавное, что никто из моих бывших коллег этого не прочтет. У них на это нет ни времени, ни сил, ни интереса.
С Днем семьи, россияне! Желаю, чтобы у каждого из вас всегда хватало времени на самых близких и родных. У меня оно теперь будет.
П.С. Если так же плеваться в сторону педагогов, вспоминая, как Марья Ивановна обидела (даже незаслуженно) при детях, обсуждая в родительских чатах с позиции "Вы должны! Вы обязаны!", отправляя жалобы в вышестоящие инстанции, минуя администрацию школы - подумайте, кого это затронет в первую очередь? Очень много детей, у кого мамы те самые, из-за которых здравомыслящие родители выходят из чатов. Очень много родителей, которые при детях обсуждают учителей, а те приходят на урок и говорят: "Марья Ивановна, Я считаю, что вы дура", выдавая чужое мнение за свое. или уже когда как в нашумевшем видео приходят отцы...
Рано или поздно придут молодые учителя, которые несмотря а все государственные программы и так идут в школу неохотно. И молодые учителя, которые сами после педучилища приходят в класс, а их даже некому наставить. Осталась только баба Зина, которая моет полы еще с СССР, а про его распад ей просто сообщили, но она глуховата, так что моет чисто по привычке... И вообще, она раньше директором была в 70-х, но решила, что работа техничкой ей ближе - т.к. эту грязь еще можно отмыть.
