ФСБ РФ отработали гражданина одного из государств Центральной Азии 1982 года рождения. Как рассказал он сам, находясь за рубежом, он при посредничестве своего знакомого из числа приверженцев международных террористических организаций был завербован сотрудником спецслужб Украины. Затем по заданию куратора прибыл в Ростов-на-Дону, где арендовал квартиру и провел разведку места проживания военнослужащего для совершения убийства с помощью самодельного взрывного устройства.
В ходе проведения оперативно-разыскных мероприятий у него изъято СВУ массой 400 г в тротиловом эквиваленте, средства связи для конспиративного общения с куратором и видеокамера для наблюдения.
Завербованного спецслужбами Украины гражданина одной из стран Центральной Азии заключили под стражу
МОСКВА, 29 июля. /ТАСС/. Сотрудники ФСБ предотвратили в Ростове-на -Дону готовившийся теракт в отношении высокопоставленного военнослужащего Министерства обороны РФ. Задержан завербованный спецслужбами Украины гражданин одной из стран Центральной Азии, сообщили в Центре общественных связей (ЦОС) ФСБ России.
"Федеральной службой безопасности задержан гражданин одного из государств Центральной Азии 1982 года рождения, причастный к подготовке по заданию украинских спецслужб террористического акта в Ростове-на-Дону в отношении высокопоставленного военнослужащего Министерства обороны РФ", - отметили в ЦОС.
По данным ФСБ, находясь за рубежом, он при посредничестве своего знакомого из числа приверженцев международных террористических организаций был завербован сотрудником спецслужб Украины. По заданию куратора прибыл в Ростов-на-Дону, где арендовал квартиру и провел разведку места проживания военнослужащего для совершения убийства с помощью самодельного взрывного устройства. У него изъято СВУ массой 400 г в тротиловом эквиваленте, средства связи для конспиративного общения с куратором и видеокамера для наблюдения.
"Фигурант дает признательные показания", - отметили в ЦОС.
Следственным отделом УФСБ по Ростовской области возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 30, ч. 1 ст. 205 (приготовление к террористическому акту), ч. 1 ст. 222.1 (незаконный оборот взрывчатых веществ или взрывных устройств) и ч. 1 ст. 223.1 (незаконное изготовление взрывчатых веществ или взрывных устройств) УК России. Подозреваемый заключен под стражу.
Собственно, любое установление своих норм и правил основывается на страхе: страхе наказания,: страхе боли, страхе смерти. И установление государства и государственных законов тоже сопровождается террором. Везде и всегда.
Но это мы слишком глубоко копнули. Поэтому остановимся на ситуации, когда государства уже сформированы, большинство населения считает их легитимными и соблюдает установленные законы. И тут возникает конфликт интересов двух государств. Если не удалось договориться, то для решения конфликта начинаются военные действия, то есть попытка решения конфликта силой.
И вот тут есть один нюанс. Сильные державы приняли правило, что применение военной силу оправдано только против вооружённых сил государства, но не против мирных жителей. А применение военной силы против мирного населения называется "терроризм" и порицается. Такое положение вещей выгодно именно для сильных государств: им проще разгромить вооружённые силы более слабого противника, а потом уже, как бы, взятая под контроль территория принадлежит другому государству, а к населению применимы законы победившего государства, то есть это уже не терроризм, а установление законности. Хотя на деле всё то же самое: страхом заставляют соблюдать законы.
Более слабое государство, не имея возможности победить более сильного военной силой, может начать наносить исподтишка удары по любым объектам более сильного, до которых сможет дотянуться, стремясь вынудить сильное государство уйти обратно. Как правило, под удар попадают гражданские объекты, потому что военные объекты лучше защищены. По сути, это тоже стремление страхом (террором) навязать свою волю другим людям. Но поскольку правила игры определяют сильные, то ведение боевых действий вооружёнными силами против вооружённых сил считается допустимым, а вот целенаправленное применение военной силы против мирного населения называется словом "терроризм" и порицается.
Естественно, на практике случается так, что и "хорошие" государства занимаются терроризмом: та же атомная бомбардировка японских городов Хиросима и Нагасаки даже по официальной версии (запугать власти Японии, чтобы они сдались) является актом терроризма, но в целом определения работают.
Итого... По существующим в настоящий момент определениям, не является терроризмом нанесение ударов по военнослужащим, воинским частям, боевой технике, военным складам, предприятиям оборонной промышленности, объектам энергетической и транспортной инфраструктуры, обеспечивающим вооружённые силы. А вот целенаправленные удары по мирным жителям и объектам, никак не связанным с деятельностью вооружённых сил, считаются терроризмом (военными преступлениями) и порицается.
P.S. На всякий случай уточню, что этап установления государственности на территории страны я из рассмотрения в рамках данного сообщения исключил, но он есть. Имейте в виду, что силы, захватившие власть в Киеве в 2014 году, не на всей территории бывшей Украинской ССР добились безоговорочного признания населением своей легитимности.
Когда города обстреливают каждый день, а мирные жители гибнут — речь уже не о юридических тонкостях. Будь то оккупация, интервенция или кампания по «денацификации» — вопрос в том, почему это до сих пор не называют террором.
Террор — не сбой и не крайность. Это метод. А метод — часть плана. Это и есть война.
Сотни тысяч погибших. Разрушенные города. Ежедневное насилие. Но для многих — это всё ещё не война, не вражда. Когда войну не называют — исчезает и сам конфликт. А с ним и всё, что он порождает: — не атака, а «реакция»; — не запугивание, а «демонстрация решимости»; — не смерть мирных, а «сопутствующий ущерб».
Так работает язык отрицания. Он подменяет суть происходящего. И тогда насилие перестаёт восприниматься как то, чем оно является.
Что считается террором
Чтобы не утонуть в эмоциях — важно понять, что вообще называется террором. Начнём с терминов.
Теракт (террористический акт)
Теракт — это конкретное насильственное действие, совершаемое в рамках террористической деятельности. Его цель — запугать население и оказать давление на органы государственной власти или международные организации.
В российском законодательстве (ст. 205 УК РФ) теракт определяется как действие, создающее угрозу гибели и совершаемое с целью давления на власть. Здесь ключевое — страх как инструмент достижения цели.
Терроризм
Терроризм — это не просто лозунг. Это стратегия. Система, где страх — инструмент давления. Она включает теракты, их организацию, финансирование, подстрекательство.
Таким образом: Теракт — это действие. Терроризм — стратегия.
Международное право не исключает, что террор может исходить от государств — особенно если применяются непропорциональные силы, систематически страдают гражданские, и наблюдается цель запугивания населения.
Как понять, что это террор
Слово «теракт» часто вызывает споры. Одни уверены, что для такой оценки нужна юридическая процедура. Другие считают, что достаточно факта жертв. Но главное часто упускается: в международной практике терроризм — это не только мотив, но и восприятие. Признание теракта зависит не от формулировок нападающей стороны, а от того, как насилие воспринимается обществом, ставшим его целью.
Когда право и восприятие сходятся — возникает ясность: это террор.
Когда они расходятся — появляется возможность отрицания.
Но не исчезают ни страх, ни гибель.
Даже если нападающие говорят, что целились «по военным», решающим становится то, что видят и чувствуют жертвы. Если удары приходятся по гражданской инфраструктуре, вызывают страх и гибель мирных — пострадавшие вправе воспринимать это как террор.
При этом цель запугивания не обязательно должна быть озвучена. Террор распознаётся по действиям: если атаки наносятся по жилым домам и социальным объектам; если они повторяются, образуя устойчивую угрозу; если к тому же распространяются угрозы через медиа и анонимные каналы — всё это указывает на использование страха как инструмента давления, независимо от того, как это называет агрессор.
Террор — это не ярлык, который присваивается только по решению суда. Это переживание насилия — в том виде, в каком его ощущают те, против кого оно направлено. Конечно, восприятие требует обоснования: важны масштаб ущерба, характер цели, повторяемость атак. Без этого слово «террор» может превратиться в пустую риторику.
Но когда извне навязывают: «это недостаточно страшно», «это не террор» — это игнорирование реального опыта. Попытка рационализировать насилие. А там, где насилие начинают объяснять и оправдывать, начинается соучастие.
Не тот, кто стреляет — решает, что это не террор. А тот, кто прячется от ракеты.
Когда в 1999 году в России взрывали жилые дома, это сразу называли терроризмом — ещё до суда и следствия. Потому что страх и массовая смерть были очевидны.
В реальности никто не звонит агрессору с вопросом:
— Вы случайно попали в жилой дом? Или хотели нас запугать?
И уж точно никто не принимает на веру ответ:
— Нет, мы не хотели пугать. Просто не туда попали. — А, ну тогда всё в порядке. Это не терроризм.
На практике всё иначе: каждая сторона даёт свою трактовку. Но именно пострадавшая сторона — та, по которой пришёлся удар — оценивает это по последствиям: жертвам, страху, разрушениям.
Это не значит, что любое насилие автоматически приравнивается к террору. Но если атака направлена на гражданскую инфраструктуру, приводит к панике, гибели мирных жителей и вызывает системный страх — пострадавшая сторона вправе квалифицировать это как террор.
Этот механизм работает повсеместно:
11 сентября 2001 года, США. США не уточняли, что именно хотела «Аль-Каида» — обрушить здания или запугать. Были жертвы, был страх — это сразу теракт. Намерения вторичны, решает восприятие и последствия.
Обстрелы Израиля. Израиль почти всегда квалифицирует ракетные атаки как террор, даже если нападавшие заявляют, что били «по военным». Оценка строится не на словах атакующей стороны, а на последствиях для мирного населения.
Удары по Украине. С 2022 года Россия наносит систематические удары по украинской территории. Даже без официальной цели «запугать», постоянные сирены, взрывы и страх делают это похожим на террор — в восприятии самих украинцев.
РДК*, Россия. (*запрещенная организация на территории РФ) «Русский добровольческий корпус» признан террористической организацией на территории РФ. Не по самоидентификации, не по решению международных структур — а по внутренней квалификации ущерба и угрозы для граждан.
Террор — это не то, что называют. А то, что ощущают.
Это не риторика — это международная практика. Сторона, по которой нанесён удар, вправе назвать происходящее террором, если налицо признаки: – умышленная направленность на гражданских, – устрашение, – масштабный вред и страх.
Пострадавшая сторона не обязана верить в объяснения агрессора — и тем более не обязана отказываться от слова «терроризм», если цель запугать очевидна.
Конечно, юридическая квалификация требует процедуры. Но восприятие — это не приговор, это сигнал. И когда таких сигналов слишком много — молчание становится позицией.
Когда стороны видят разное
Украинские медиа описывают «Операцию „Паутина“» как пример асимметричной тактики — не просто атаки, а действия, достойного учебников по военному делу. Российская сторона, напротив, называет это «терактом с применением FPV-дронов».
И здесь возникает ключевой разрыв: украинские комментаторы искренне утверждают —
Это не терроризм, это эффективная диверсия.
Возможно, действительно эффективная. Но Россия вправе интерпретировать события на своей территории согласно своим критериям: исходя из масштаба разрушений, страха, восприятия угроз. И вправе называть происходящее терроризмом — независимо от того, как это оценивают за её пределами.
Именно поэтому признание террора всегда отражает точку зрения жертвы. И это работает в обе стороны.
Украинская сторона называет террором системные удары по своей территории — особенно когда они приходятся по жилым домам и социальным объектам. Даже если Россия заявляет, что целилась в «военные склады» или «объекты управления», восприятие пострадавших не обязано этим формулировкам соответствовать.
Если обстрелы повторяются, вызывают страх, разрушают инфраструктуру и лишают жизни гражданских — это воспринимается как системный террор. А системный террор — это не случайность, а стратегия.
Восторг одной стороны не отменяет страха и боли другой.
И тем более — не обязывает разделять её оценку.
Пример того, как происходит подмена понятий, когда моральные категории насилия подменяются идеологическими — «кто за кого», а не «что происходит».
Когда переборщил с «этодругином»
Как вытесняется сама война
Но самый коварный эффект террора — это то, как он со временем исчезает из сознания. Его перестают называть. А потом — замечать.
Когда общество не называет войну своим именем, запускается вытеснение. Всё происходящее получает новые, удобные названия: — не теракт, а «инцидент»; — не убийство, а «ошибка наведения»; — не страх, а «реакция на угрозу».
Так война теряет имя. А террор — смысл. Трагедия объясняется. Насилие становится нормой. И каждый следующий взрыв просто часть фона — в шуме оправдываний.
«Если вам не нужны проблемы, то не трогайте моего сына. Я уничтожу вас всех черной магией. Я это умею», — пообещал Илья Герасимов.
При этом сам Алексей, по рассказам сослуживцев, общался с «духом дерева» и очень серьезно относился к своей «необычной вере».
Отмечается, что Украина впервые выдалаМоскве россиянина, добровольно отправившегося сражаться за ВСУ. Герасимова передали 23 мая в числе 120 вернувшихся в РФ гражданских лиц. Сейчас он находится в СИЗО.
