Женщины, которые требуют оплаты за роды, не только ставят под сомнение моральные устои семьи, но и игнорируют все те льготы и компенсации, которые им предоставляет государство. Но давайте посмотрим правде в глаза: это не просто игнорирование, это верх алчности. Сколько бы таким женщинам ни давали, им всегда мало. Они словно живут в бесконечной гонке за "больше", где материнство превращается не в акт любви и самоотдачи, а в финансовую сделку с постоянно растущим бюджетом.

Представьте себе: государство выплачивает материнский капитал, предоставляет льготы на жилье, образование, медицину, позволяет выйти на пенсию на пять лет раньше мужчин, освобождает от службы в армии, где риск для жизни — не абстракция, а реальность. Казалось бы, что еще нужно? Но нет, для некоторых женщин этого недостаточно. Они хотят больше. Они требуют, чтобы муж платил им за роды, как будто они — суррогатные матери, а не жены и матери своих детей. Это уже не просто алчность, это какая-то патологическая жадность, которая не знает границ.

И что самое удивительное, такие женщины не видят в своих требованиях ничего предосудительного. Они искренне считают, что рождение ребенка — это "труд", который должен быть оплачен. Но давайте зададимся вопросом: если это труд, то почему они не требуют оплаты за каждую бессонную ночь, за каждую пеленку, за каждую улыбку ребенка? Ведь это тоже труд, не так ли? Но нет, им нужны деньги именно за роды. Почему? Потому что это удобно. Это разовая "услуга", которую можно оценить в конкретной сумме, а дальше — живи как хочешь.

Но давайте копнем глубже. Почему таким женщинам всегда мало? Почему они не могут остановиться и сказать: "Спасибо, мне достаточно"? Ответ прост: потому что алчность не знает предела. Это как черная дыра, которая поглощает все, что попадает в ее поле зрения. Сначала они требуют оплаты за роды, потом — за воспитание, потом — за "моральный ущерб", связанный с тем, что они "пожертвовали карьерой". И так до бесконечности. Никакие компенсации, никакие льготы не смогут удовлетворить их аппетиты, потому что их желания растут быстрее, чем возможности государства и мужа.

И что самое печальное, такая алчность разрушает не только семью, но и саму женщину. Она превращает ее в расчетливого бизнесмена, который видит в муже и детях не близких людей, а источник дохода. Она лишает ее радости материнства, потому что радость нельзя измерить деньгами. Она делает ее несчастной, потому что, сколько бы она ни получила, ей всегда будет мало.

А теперь представьте, что чувствует муж, когда слышит такие требования. Он, который, возможно, работает на двух работах, чтобы обеспечить семью, который мечтает о том, чтобы его дети росли в любви и заботе, вдруг понимает, что для жены он — не муж и отец, а кошелек. Как вы думаете, сколько продержатся такие отношения? И что будет с детьми, которые вырастут в атмосфере бесконечного расчета и алчности?

Материнство — это не бизнес, это призвание. И если женщина видит в нем только способ заработка, то, возможно, ей стоит задуматься о том, что она упускает. Ведь никакие деньги не заменят радости от первой улыбки ребенка, от его первых шагов, от его успехов в школе. Никакие компенсации не заменят любви и уважения мужа, который видит в ней не исполнителя услуг, а любимую жену и мать своих детей.

Так что, дорогие женщины, давайте не превращать материнство в бесконечный расчет. Давайте помнить, что счастье семьи — это не в деньгах, а в любви, взаимопонимании и заботе. А если уж так хочется заработать, то, может быть, стоит найти другую работу, а не требовать оплаты за то, что должно быть естественным и радостным? Иначе вы рискуете остаться не только без денег, но и без семьи, без любви и без счастья. А это, согласитесь, слишком высокая цена за алчность.

ЧАСТЬ 1: "РЕШЕНИЕ"

Марина нервно теребила краешек медицинской карты, сидя в прохладном холле клиники "Новая жизнь". Глянцевые журналы на столике пестрели фотографиями счастливых беременных женщин. "Тоже мне, рекламная сказочка", – хмыкнула она про себя.

– Суворова Марина Андреевна! – раздался голос медсестры.

"Ну, с Богом", – Марина одернула простенькую блузку и направилась в кабинет.

Доктор Анна Сергеевна, полноватая женщина с добрыми глазами, внимательно изучала её анализы.

– Присаживайтесь, Мариночка. Значит, решились?

– А у меня есть выбор? – Марина невесело усмехнулась. – Маме операция нужна. Срочно.

– Выбор есть всегда, – доктор сняла очки и устало потерла переносицу. – Суррогатное материнство – это не просто способ заработать. Это...

– Я всё понимаю, – перебила Марина. – Девять месяцев, полное обследование, никакого алкоголя и сигарет. Я готова.

В памяти всплыло бледное лицо матери на больничной подушке. "Ничего, мам, прорвемся", – шептала она тогда, сжимая холодную мамину руку.

– Что ж, – Анна Сергеевна вздохнула. – Тогда познакомлю вас с потенциальными родителями. Они ждут в соседнем кабинете.

Елена Воскресенская оказалась именно такой, какой Марина себе её представляла: холёная, с идеальным маникюром и осанкой балерины. Её муж Павел, высокий мужчина в дорогом костюме, сдержанно кивнул.

– Присаживайтесь, – Елена указала на кресло. – Нам многое нужно обсудить.

"Господи, как на собеседовании", – подумала Марина, опускаясь в кожаное кресло.

– Почему вы решили стать суррогатной матерью? – в голосе Елены звучала плохо скрываемая настороженность.

– Честно? – Марина подняла глаза. – Деньги нужны. Очень.

Павел едва заметно улыбнулся, а Елена поджала губы:
– Ценю прямоту. Но вы понимаете, что речь идет о нашем ребенке?

– Вашем ребенке, – твердо поправила Марина. – Я просто... инкубатор.

– Не люблю это слово, – вмешался Павел.

Елена бросила на мужа раздраженный взгляд:
– Главное – чтобы все было по договору. Никаких эмоциональных привязанностей.

– Не беспокойтесь, – Марина старалась говорить спокойно. – Я все понимаю.

Через неделю они подписали договор. Марина долго вчитывалась в мелкий шрифт, пока строчки не начали расплываться перед глазами.

"Суррогатная мать обязуется... Биологические родители имеют право... В случае выявления патологий развития плода..."

– Распишитесь здесь, здесь и здесь, – юрист клиники деловито переворачивал страницы.

Рука с ручкой замерла над последней строчкой. "Прости, мам. По-другому никак".

Вечером она сидела у маминой кровати в больнице.

– Доча, ты какая-то смурная, – Вера Николаевна попыталась приподняться на подушках.

– Все хорошо, мам. Я устроилась на новую работу, – Марина поправила одеяло. – Скоро будут деньги на операцию.

– Какую работу? – в глазах матери мелькнуло беспокойство.

– Нормальную, – Марина отвернулась к окну, за которым моросил дождь. – Нормальную работу, мам.

Процедура ЭКО прошла успешно. Марина лежала на кушетке, пока Анна Сергеевна проводила УЗИ.

– Есть прикрепление! – доктор улыбнулась. – Поздравляю, вы беременны.

Елена, сидевшая рядом, шумно выдохнула и схватилась за руку мужа.

– Теперь главное – соблюдать все рекомендации, – Анна Сергеевна протянула Марине салфетку. – И никаких нервов.

"Легко сказать", – подумала Марина, глядя, как Елена строчит что-то в свой ежедневник. Наверняка расписывает график посещений и анализов на девять месяцев вперед.

Дома Марина долго стояла перед зеркалом, разглядывая свой все еще плоский живот. Где-то там, внутри, уже билось крошечное сердце. Чужое сердце.

– Прости, малыш, – прошептала она, касаясь живота. – Ты не мой. Не привязывайся ко мне, ладно?

Телефон разрывался от звонков Елены:
– Марина, вы приняли витамины? Марина, что показал тонометр? Марина, вы точно не ели селедку?

"Боже, дай мне сил", – мысленно молилась Марина, в сотый раз отчитываясь о своем самочувствии.

Однажды вечером позвонил Павел:
– Извините за жену, – в его голосе слышалась неловкость. – Она просто очень волнуется. Мы так долго этого ждали.

– Я понимаю, – устало ответила Марина. – Все нормально.

– Нет, правда... Елена может быть... настойчивой. Но у нее доброе сердце.

"Ага, особенно когда спит", – подумала Марина, но вслух сказала:
– Не беспокойтесь. Я справлюсь.

На первое УЗИ пришли все: Елена с Павлом, Анна Сергеевна и даже юрист клиники. Марина чувствовала себя подопытным кроликом.

ЧАСТЬ 2: "Открытие"

Анна Сергеевна водила датчиком по животу Марины, всматриваясь в черно-белое изображение на мониторе. В кабинете повисла гнетущая тишина.

– Что-то не так? – Елена подалась вперед, впившись наманикюренными пальцами в подлокотники кресла.

Доктор нахмурилась, нажала несколько кнопок на аппарате.

– Анна Сергеевна, – голос Марины дрогнул. – Скажите уже что-нибудь.

– Вижу некоторые особенности развития плода, – медленно проговорила врач. – Нужно провести дополнительные исследования.

– Какие, к черту, особенности? – Елена вскочила. – Говорите конкретнее!

– Присядьте, пожалуйста, – Анна Сергеевна сняла очки. – По предварительным данным, у плода синдром Дауна. Вероятность около 90 процентов.

Марина почувствовала, как комната поплыла перед глазами. "Только не это, господи, только не это..."

– Нет-нет-нет, – Елена замотала головой. – Быть такого не может. Мы же все проверили! Анализы, генетика...

– К сожалению, такое случается, – доктор протянула Марине салфетку. – Даже при идеальных анализах.

– Прервать, – отрезала Елена. – Немедленно.

– Что? – Марина резко села на кушетке, прикрывая живот руками.

– По договору, – Елена повернулась к юристу, – в случае патологий плода мы имеем право...

– Подождите, – перебил Павел. – Давайте не будем спешить. Нужно все обдумать.

– Что тут думать? – в голосе Елены зазвенела истерика. – Я хочу здорового ребенка! Нормального!

– А я не хочу убивать его, – тихо, но твердо сказала Марина.

В кабинете повисла звенящая тишина.

– Простите, что? – Елена медленно повернулась к ней. – Вы, кажется, забываетесь. Это не ваш ребенок.

– Но он живет во мне! – Марина почувствовала, как к горлу подступают слезы. – Я чувствую его! Он шевелится, он...

– Вы подписали договор, – ледяным тоном произнесла Елена. – Вы – суррогатная мать. Инкубатор, как вы сами сказали.

– Елена, – одернул жену Павел. – Прекрати.

– Нет, пусть знает свое место! – Елена перевела взгляд на юриста. – Каковы наши права?

– По договору, – юрист откашлялся, – биологические родители имеют право настаивать на прерывании беременности в случае выявления серьезных патологий плода. Суррогатная мать обязана...

– Идите вы все со своим договором! – Марина вскочила, путаясь в больничной рубашке. – Я не позволю его убить!

– Так, всем успокоиться, – Анна Сергеевна встала между ними. – Сейчас никто ничего не решает. Марина, оденьтесь. Елена, присядьте. Нам нужно спокойно все обсудить.

Вечером Марина сидела у кровати матери. Вера Николаевна дремала после капельницы, и дочь впервые была рада, что мама не видит ее заплаканного лица.

Телефон звякнул сообщением. Павел:

"Простите за сегодняшнее. Давайте встретимся завтра, поговорим спокойно. Без Елены".

"Дура ты, Маринка, – думала она, глядя в темное окно. – Сама же обещала не привязываться. Сама говорила – чужой ребенок..."

Новое сообщение. Елена:

"Завтра в 10:00 в клинике. Все уже решено".

ЧАСТЬ 3: "БОРЬБА"

Марина опоздала в клинику на полчаса. Намеренно. В кабинете её уже ждали – Елена мерила шагами пространство у окна, Павел хмуро листал телефон.

– Явилась, – процедила Елена. – Мы вас ждем.

– В пробке застряла, – соврала Марина, поправляя сумку на плече. В животе что-то екнуло – то ли тошнота, то ли малыш пошевелился.

– Присаживайтесь, – Павел кивнул на кресло. – Нам нужно спокойно поговорить.

– О чем говорить? – Елена нервно поправила идеально уложенные волосы. – По договору...

– Хватит! – Марина с силой сжала подлокотники. – Надоело слушать про этот чертов договор! Вы хоть понимаете, что речь о живом ребенке?

– О больном ребенке, – отчеканила Елена. – Который сломает нам всю жизнь.

– Лена! – Павел резко встал. – Прекрати истерику.

– Это я истеричка? – Елена рассмеялась каким-то жутким смехом. – Я десять лет ждала ребенка! Делала ЭКО, пила гормоны, терпела уколы! И ради чего? Чтобы получить... – она осеклась.

– Получить что? – тихо спросила Марина. – Урода? Больного? Как вы там еще это называете?

В кабинет вошла Анна Сергеевна, и все невольно замолчали.

– Так, – доктор оглядела присутствующих. – Я получила результаты дополнительных анализов.

– И? – Елена вцепилась в спинку стула.

– Вероятность синдрома Дауна подтвердилась, – Анна Сергеевна говорила спокойно, по-деловому. – Но других патологий нет. Сердце, внутренние органы – все в норме.

– Какая разница? – взорвалась Елена. – Он все равно будет... неполноценным!

– Он будет особенным, – вдруг произнес Павел. – И, может быть...

– Что "может быть"? – Елена повернулась к мужу. – Ты готов всю жизнь нянчиться с инвалидом? Возить по врачам? Стыдиться перед друзьями, партнерами?

– Стыдиться? – Марина почувствовала, как внутри все закипает. – Вы... вы просто чудовище.

– Я реалистка! – крикнула Елена. – А вы... вы привязались к нему, как к собственному! Но это НАШ ребенок! И решать НАМ!

– Тогда я подам в суд, – Марина встала. – Буду судиться за право выносить и родить его.

– На какие деньги? – усмехнулась Елена. – На те, что нужны на мамину операцию?

Марина пошатнулась. В глазах потемнело.

– Марина! – Павел подхватил её под локоть. – Вам нехорошо?

– Не трогай её! – взвизгнула Елена. – Она специально давит на жалость!

– Всем успокоиться! – громко сказала Анна Сергеевна. – Марине нужно прилечь. А вам, – она посмотрела на Елену, – рекомендую взять паузу и подумать.

Вечером в палате у матери Марина впервые за день разрыдалась.

– Доченька, – Вера Николаевна гладила её по голове. – Что случилось? Расскажи маме.

И Марина рассказала. Все. Про договор, про беременность, про синдром Дауна. Про ультиматум Елены.

– Вот оно что, – мать тяжело вздохнула. – А я-то думаю, почему ты такая бледная ходишь.

– Прости, мам. Я хотела как лучше...

– И что теперь думаешь делать?

Марина положила руку на живот:
– Не знаю. Но убивать его не дам. Пусть особенный, пусть больной – он живой. Он уже есть.

ЧАСТЬ 4: "ПРЕОБРАЖЕНИЕ"

В коридоре клиники было тихо. Марина сидела на неудобном пластиковом стуле, машинально поглаживая уже заметно округлившийся живот. Рядом нервно постукивал ногой Павел.

– Знаете, – вдруг произнес он, глядя в пространство, – у моей сестры ребенок с ДЦП.

Марина повернулась к нему:
– Я не знала, что у вас есть сестра.

– Елена... не любит об этом говорить, – он горько усмехнулся. – Мы почти не общаемся с ними. Точнее, она не общается.

– А вы?

– Я езжу к ним тайком. Привожу игрушки, лекарства. Знаете, этот мальчик... он удивительный. Да, он не может ходить, но когда улыбается – словно солнце встает.

В животе вдруг сильно толкнулось. Марина охнула.

– Что? – встревожился Павел. – Вам плохо?

– Нет, – она улыбнулась. – Просто пинается. Любит, когда разговаривают.

Дверь кабинета распахнулась. Вышла заплаканная Елена, за ней – Анна Сергеевна.

– Я все решила, – глухо произнесла Елена. – Я... я не могу так.

– Лена... – Павел встал.

– Нет, дай договорить, – она подняла руку. – Я отказываюсь от ребенка. От всех прав на него.

Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног:
– Что?

– Вы правы, – Елена смотрела куда-то сквозь неё. – Я чудовище. Я не готова... не могу принять особенного ребенка. Я слишком... – она всхлипнула, – слишком труслива для этого.

– А я? – тихо спросил Павел.

– Что – ты?

– А если я хочу этого ребенка? – он подошел к жене. – Если я готов?

– Ты с ума сошел? – Елена отшатнулась. – Это разрушит нашу жизнь!

– Нет, – он покачал головой. – Это и есть жизнь. Настоящая. Со всеми её сложностями, болью и... любовью.

– Тогда выбирай, – Елена расправила плечи. – Или я, или этот... ребенок.

Павел молчал долго. Потом медленно снял обручальное кольцо:
– Я уже выбрал.

Елена развернулась и быстро пошла по коридору, цокая каблуками. У выхода обернулась:
– Ты пожалеешь об этом.

...Прошло три месяца.

Марина лежала в родильном отделении. За окном падал первый снег.

– Тужься! – командовала акушерка. – Еще немного!

Судорожно вцепившись в руку Павла, она рожала их сына. Их особенного, но такого желанного мальчика.

– С днем рождения, малыш, – прошептала Марина, когда ей на грудь положили крошечное, сморщенное тельце.

– Он прекрасен, – Павел смотрел на сына сияющими глазами.

В палату вошла Вера Николаевна – уже окрепшая после операции:
– Дай-ка взглянуть на внука.

– Мам, он... – Марина запнулась.

– Он – чудо, – твердо сказала мать. – Самое настоящее чудо.

...А где-то в другом конце города Елена сидела у окна в пустой квартире. На коленях лежала фотография – УЗИ того самого, первого обследования. Она провела пальцем по размытому силуэту:
– Прости меня, – прошептала одними губами. – Прости, если сможешь.

КОНЕЦ

• `Спасибо за чудесный вечер! Ты лучший` – жена нашла переписку мужа

• Ещё рассказы про семью

Сестринская любовь

В тот день я впервые почувствовала, как он шевелится. Легкое, почти невесомое движение – словно крылышко бабочки коснулось изнутри. Я замерла, прижав ладонь к животу, боясь спугнуть это новое, удивительное ощущение.

– Толкается? – Ольга, моя младшая сестра, смотрела на меня с жадным интересом. В её глазах читалась такая мучительная смесь надежды и зависти, что мне стало не по себе.

– Да, кажется... – я попыталась улыбнуться. – Хочешь потрогать?

Она метнулась ко мне, словно ждала этого предложения целую вечность. Её ладони, прохладные и чуть влажные, легли на мой уже заметно округлившийся живот.

– Господи, Мариночка, я не знаю, как тебя благодарить! – в глазах сестры заблестели слёзы. – Ты даже не представляешь, что для меня делаешь...

"Для нас", – мысленно поправила я. Ольга никогда не говорила "для нас с мужем", только "для меня". Может быть, потому что её Игорь был категорически против суррогатного материнства и подал на развод, как только узнал о нашем решении.

– Брось, сестрёнка, – я погладила её по руке. – Ты бы для меня то же самое сделала.

Что-то промелькнуло в её взгляде – какая-то тень, которую я не успела разгадать.

– Конечно, – торопливо согласилась она, отводя глаза. – Слушай, а может, поедем в выходные детские вещи посмотрим? Я такую чудесную кроватку присмотрела...

– В выходные не получится, – я покачала головой. – У Андрея важная встреча, просил быть дома, когда вернётся.

– А-а-а, – протянула Ольга с едва уловимой усмешкой. – Наш вечно занятой Андрей Сергеевич... Ну, тогда в следующие выходные.

Я смотрела, как она собирает свою дизайнерскую сумочку – такую же безупречную, как она сама. Младшая сестрёнка всегда была эталоном стиля и женственности. Помню, в детстве я часто слышала от мамы: "Вот бы ты, Марина, брала пример с Олечки – и причёска всегда в порядке, и юбочки носит, а не вечные твои джинсы..."

– Знаешь, – вдруг сказала Ольга, остановившись в дверях, – иногда я думаю: вот ты носишь моего ребёнка, а я даже не знаю, какого цвета у него будут глаза...

– Наверное, карие, как у тебя, – предположила я. – Это же твоя яйцеклетка.

– Да, моя... – она странно улыбнулась. – Ладно, пока, сестричка. Береги себя... и его.

Когда за ней закрылась дверь, я медленно опустилась в кресло. Что-то неуловимо изменилось в наших отношениях с того момента, как я согласилась стать суррогатной матерью. Может быть, дело в гормонах? Говорят, во время беременности женщины становятся слишком чувствительными...

Телефон на столике завибрировал – пришло сообщение от мужа:

"Задерживаюсь. Не жди с ужином".

Я вздохнула. В последнее время Андрей всё чаще стал задерживаться на работе. Когда я спрашивала – отшучивался: мол, надо обеспечить будущее, теперь у нас будет на одного едока больше.

– Не у нас, а у Ольги, – поправляла я.

– Да, конечно, – соглашался он с какой-то странной поспешностью. – У Ольги.

Я подошла к окну. На улице моросил мелкий осенний дождь. Капли сбегали по стеклу, искажая очертания серых домов напротив. Почему-то вспомнилось, как пять лет назад Ольга плакала у меня на плече после очередной неудачной попытки ЭКО.

– Это нечестно, – всхлипывала она. – Почему у тебя всё получается, а у меня нет? Ты даже не хотела замуж, а вышла. Не мечтала о муже-бизнесмене, а получила. Почему, Марина, почему?

Я гладила её по голове и молчала. Что тут скажешь? Не напоминать же, как в институте она отбила у меня парня, с которым я встречалась два года. "Прости, сестрёнка, – сказала она тогда, – но я его правда люблю!" Через месяц она его бросила...

Снова шевеление в животе – на этот раз более отчётливое. Я машинально погладила себя по животу и вдруг замерла: в стекле отразилось моё лицо – растерянное, с какой-то печатью обречённости в глазах. Словно я уже знала что-то важное, но боялась себе в этом признаться.

Зазвонил телефон. Высветился номер Ольги.

– Слушай, я тут подумала... – затараторила она. – А давай я сама заеду за тобой в выходные? Андрей же будет занят, а так хоть прогуляемся...

В её голосе звучала плохо скрываемая тревога. Или мне показалось?

– Хорошо, – согласилась я. – Заезжай.

– Замечательно! – она явно обрадовалась. – Тогда до встречи, сестричка!

Я ещё долго стояла у окна, глядя, как темнеет небо над городом. Внутри росло странное предчувствие – будто я стою на краю обрыва и вот-вот сделаю шаг в пустоту. А может, я уже его сделала? Четыре месяца назад, когда согласилась на эту авантюру с суррогатным материнством...

Малыш снова толкнулся. Теперь уже сильнее, увереннее. Словно хотел сказать: "Я здесь. Я с тобой". И впервые за все эти месяцы я подумала: а правильно ли я поступила, согласившись отдать его? Ведь это не просто эмбрион, выращенный из яйцеклетки сестры. Это живой человечек, который растёт во мне, чувствует меня, доверяет мне...

В прихожей щёлкнул замок – вернулся Андрей. От него пахло дождём и чужими духами.

Осколки правды

Запах чужих духов преследовал меня всю ночь. Я лежала, прислушиваясь к ровному дыханию мужа, и пыталась убедить себя, что мне показалось. Андрей мог ездить в такси, мог общаться с клиентками, мог... В голове роем кружились оправдания, которые я придумывала сама для себя.

– Ты какая-то бледная, – заметила утром Ольга, заехавшая за мной. – Плохо спала?

– Немного, – я пристегнула ремень безопасности. – Малыш активничал.

– Мой малыш? – она просияла, заводя машину. – Знаешь, я уже всю детскую распланировала. Стены будут нежно-зелёные, а на потолке – звёзды...

Я смотрела на её идеальный профиль и вспоминала, как месяц назад случайно увидела в телефоне Андрея странное сообщение. Он забыл гаджет дома, а когда экран загорелся от входящего, я машинально взглянула:

"Любимый, спасибо за вчерашний вечер".

Номер был не определён. Я тогда не стала ничего говорить – мало ли, мог кто-то ошибиться...

– ...а ещё я присмотрела чудесную люстру, – щебетала Ольга. – Представляешь, с бабочками! Когда включаешь – они словно летают по потолку...

Мы остановились на светофоре. Сестра полезла в сумочку за помадой, и из неё выпал блокнот. Я наклонилась поднять – и замерла. На обложке был нарисован знакомый вензель: витиеватые буквы "А" и "О", сплетённые вместе. Точно такой же я видела на запонках, которые подарила Андрею на прошлый день рождения.

– Красивый рисунок, – деревянным голосом произнесла я, протягивая блокнот.

– А, это... – она торопливо спрятала блокнот. – Так, ерунда... Дизайнерские наброски.

Светофор переключился на зелёный. Ольга вдавила педаль газа чуть сильнее обычного. Её руки, лежащие на руле, едва заметно дрожали.

В торговом центре мы ходили от магазина к магазину. Ольга с энтузиазмом выбирала детские вещи, а я не могла отделаться от навязчивой мысли: почему на её блокноте инициалы моего мужа?

– Смотри, какой комбинезончик! – восхищалась сестра. – А эти пинетки! Господи, они такие крошечные...

Я смотрела на неё и вдруг начала замечать то, чего не видела раньше. Как она неосознанно поправляет волосы – точно таким же жестом, как Андрей. Как произносит некоторые слова с его интонациями. Как...

– Мне нужно в туалет, – резко сказала я. – Беременность, сама понимаешь.

– Конечно-конечно! – Ольга махнула рукой в сторону туалетных комнат. – Я пока ещё погляжу вещички.

В туалете я долго стояла перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Женщина напротив казалась чужой: бледное лицо, растерянный взгляд, подрагивающие губы. В животе снова шевельнулся ребёнок. Я прижала руки к животу, словно пытаясь защитить его от чего-то страшного.

Телефон в сумочке звякнул – пришло сообщение. Я достала его и замерла: это было не моё сообщение. В спешке утром я случайно взяла телефон Андрея – наши аппараты были одинаковыми.

"Любимый, ты сегодня сможешь вырваться? Соскучилась..."

Номер был тот же, неопределённый. Пальцы дрожали, когда я открывала переписку. И с каждым прочитанным сообщением мир вокруг рушился, осыпался осколками.

"Я так больше не могу, любимый. Хочу быть с тобой всегда..."
"Потерпи немного. Скоро всё изменится..."
"Когда она родит нашего малыша..."

Нашего малыша.

Я сползла по стене, не чувствуя холода кафельного пола. В голове звенела пустота, а перед глазами плясали эти страшные слова: "нашего малыша".

В дверь постучали.

– Марина? – голос Ольги звучал встревоженно. – Ты в порядке? Тебя долго нет...

– Сейчас выйду, – я с трудом поднялась на ноги.

– Точно всё хорошо? – она попыталась заглянуть мне в глаза, когда я вышла. – Ты какая-то... странная.

– Всё отлично, – я выдавила улыбку. – Просто устала немного. Поедем домой?

– Конечно-конечно! – она засуетилась. – Тебе нужно отдыхать. Береги себя... и малыша.

Я смотрела, как она идёт впереди меня – красивая, уверенная в себе, моя младшая сестра. Та, которой я собиралась отдать ребёнка. Ребёнка, зачатого от моего мужа.

В машине играла музыка – какая-то популярная песня о любви. Ольга тихонько подпевала, постукивая пальцами по рулю. На безымянном пальце поблёскивало новое кольцо – я никогда его раньше не видела.

– Красивое кольцо, – сказала я, глядя прямо перед собой.

Она вздрогнула и машинально спрятала руку с руля.

– Да... подарок.

– От кого?

Повисла тяжёлая пауза. Где-то на заднем сиденье завибрировал телефон – теперь уже её. На экране высветилось имя: "Любимый". И фотография – Андрей, улыбающийся, в той самой рубашке с запонками...

Своя правда

Я не помню, как добралась до дома. Все последующие дни слились в один бесконечный кошмар. Я не отвечала на звонки – ни Ольги, ни Андрея. Сказалась плохим самочувствием и заперлась в квартире, которая вдруг стала такой чужой. Каждая вещь здесь кричала о предательстве: совместные фотографии на стенах, парные чашки на кухне, его бритва в ванной...

– Мариночка, открой! – голос Ольги за дверью звучал умоляюще. – Нам нужно поговорить!

Я молчала, сидя в кресле и машинально поглаживая живот. Ребёнок словно чувствовал моё состояние – толкался особенно сильно, будто пытался достучаться.

– Послушай, я всё объясню! – не унималась сестра. – Это не то, что ты думаешь!

А что я должна думать? Что моя родная сестра и мой муж... Нет, я даже мысленно не могла произнести эти слова.

– Марина! – теперь в дверь барабанил Андрей. – Открой, пожалуйста! Давай поговорим как взрослые люди!

Как взрослые люди? Я истерически рассмеялась. Взрослые люди так не поступают.

– Уходите, – наконец произнесла я. – Оба уходите.

За дверью повисла тишина. Потом послышался шёпот – они переговаривались. Интересно, как давно они научились говорить шёпотом? Как давно научились прятаться? Лгать?

– Мы любим друг друга, – вдруг сказала Ольга. – Прости, но это правда. Мы не хотели делать тебе больно...

– Не хотели делать больно? – я наконец подошла к двери. – А как называется то, что вы сделали? Использовали меня как инкубатор для вашего ребёнка?

– Это не так! – голос Андрея дрогнул. – Мы просто...

– Просто что? – я прислонилась лбом к холодной двери. – Просто решили, что так будет удобнее? Что я по доброте душевной выношу ребёнка, а потом отдам его вам? И вы заживёте счастливо, втроём?

– Мы всё компенсируем, – торопливо заговорила Ольга. – Квартиру, машину – что захочешь! Ты же понимаешь, этот ребёнок... он наш. Мой и Андрея.

Я закрыла глаза. В голове звенели её слова: "он наш". Ребёнок, который жил во мне все эти месяцы. Который толкался по ночам. Которому я пела колыбельные. Который слышал биение моего сердца...

– Нет, – тихо сказала я. – Он мой.

– Что? – голос Ольги взвился. – Ты не можешь! Генетически он...

– Генетически – да, – я положила руку на живот. – Но он живёт во мне. И останется со мной.

– Мы подадим в суд! – закричала Ольга. – У нас есть все документы! Ты просто суррогатная мать, ты обязана...

– Замолчи, – вдруг резко сказал Андрей. – Просто замолчи.

Снова тишина. Только часы на стене отсчитывали секунды.

– Прости меня, – наконец произнёс Андрей. – Я во всём виноват. Я должен был...

– Не надо, – перебила я. – Просто уходите. Оба.

Я слышала их шаги по лестнице. Они уходили вместе – мой муж и моя сестра. Два самых близких человека, которые превратили мою жизнь в ад.

Я опустилась в кресло и впервые за эти дни позволила себе заплакать. Слёзы текли по щекам, а малыш в животе толкался особенно активно, словно пытался утешить.

– Всё будет хорошо, – прошептала я, поглаживая живот. – Мы справимся. Ты и я.

За окном шёл дождь – точно такой же, как в тот день, когда я согласилась на суррогатное материнство. Но теперь он не казался мне унылым. Он смывал прошлое, чтобы освободить место для нового начала.

Я часто думаю: может ли предательство быть во благо? Может ли боль сделать нас сильнее? И что важнее – узы крови или узы любви, связывающие мать и дитя?

А что думаете вы, дорогие читатели? Правильное ли решение приняла героиня?

ЕЩЁ