Премия Дарвина (англ. Darwin Awards) — это неформальная антипремия, присуждаемая людям, которые, согласно условиям, "улучшили генофонд человечества", умертвив себя наиболее глупым способом или потеряв способность к деторождению в результате нелепых несчастных случаев по собственной вине.

История Дарвиновской премии началась в 1993 году, когда молекулярный биолог Венди Норткатт зарегистрировал в интернете сайт DarwinAwards.com. Там он стал выкладывать документально подтвержденные истории. Они неопровержимо доказывают, что естественный отбор продолжает работать даже в эпоху смартфонов и соцсетей.

У премии нет жюри. Есть пять требований к кандидатам на Премию Дарвина:

1. размножение — сделанная кандидатом глупость лишила его возможности произвести потомство;

2. совершенство — сделанная кандидатом глупость была выдающейся;

3. самостоятельность — глупость кандидат сделал добровольно и только над собой;

4. дееспособность — кандидат по возрасту и психическому состоянию мог принимать ответственные решения;

5. правдивость — история кандидата подтверждается надёжным источником.

Печальный рейтинг составляется ежегодно. В 2024-м в топ самых нелепых трагедий вошли следующие случаи:

«Сэкономил» на электрике

35-летний мужчина из Техаса (США) считал себя мастером на все руки. Когда в его гараже начались перебои с электричеством, он решил сэкономить на вызове электрика. Вдохновленный видео из интернета американец вооружился отверткой и полез в находившийся под напряжением щиток… Жена обнаружила его тело через час. Полиция нашла в телефоне погибшего открытую вкладку с роликом «Как починить проводку за 5 минут».

Утонул в водостоке, доставая ключи

41-летний житель американского города Детройта уронил ключи от машины в ливневой сток. Решив достать их, он засунул голову в люк диаметром около 40 сантиметров. Поскольку голова у мужчины была крупная, она застряла. Свидетели рассказывали, что пытались помочь, но бедолага отмахивался, крича, что выберется сам, до тех пор, пока не замолк навсегда. Мужчина захлебнулся в бурном потоке дождевой воды глубиной меньше чем по колено. Приехавшие спасатели, освободив застрявшего американца, откачать его уже не смогли.

Бежал, бежал и... полетел

Трагически завершил свою жизнь и 49-летний биржевой брокер из Сан-Франциско (Калифорния), который любил по утрам перед работой совершать пробежки вдоль побережья залива, «перезагружая мозг». В тот день он так «выключил голову», что не заметил впереди себя обрыва и практически выбежал с высоты 30 метров (это примерно 10-й этаж). И полетел. Коллеги вспоминали: «Он всегда говорил, что хочет взлететь на бирже, но выбрал не тот путь».

«Миссия» провалилась

24-летний житель штата Техас решил ограбить велосипедный магазин, вдохновившись голливудскими боевиками. Задумка состояла в том, чтобы проникнуть в торговую точку через крышу. Только молодой «ниндзя» не учел, что легкая летняя постройка магазина не подразумевала серьезной кровли. Для защиты товара и персонала от дождя хватило гипсокартона, покрытого тонкой жестью. Поэтому вместо тихого спуска грабитель именно провалился сквозь хлипкий потолок прямо на витрину с байками. Падение с высоты на острые углы велосипедных рам оказалось смертельным для незадачливого преступника. Утром охранники, открыв торговый зал, обнаружили труп злоумышленника.

«Я на ходу запрыгну в поезд!»

В августе 2024-го в штате Мичиган (США) 39-летняя женщина, находясь с состоянии алкогольного опьянения, попыталась запрыгнуть в проходящий мимо поезд.

Как рассказали полицейским очевидцы, женщина сидела и выпивала в баре. Затем сказала, что ей нужно сесть в поезд, но на станцию не спешила. «Я запрыгну на ходу!» – заявила она другим посетителям. Те не придали ее словам большого значения, мало ли, кто что говорит по пьяни.

Однако, услышав гудок приближающегося поезда, американка выскочила из бара и бросилась к перекрестку, через который проходил железнодорожный состав. По словам машиниста, в зеркало заднего вида он успел заметить, как женщина попыталась запрыгнуть в движущийся поезд и угодила под колеса.

Полицейские доставили пострадавшую в больницу, но травмы оказались смертельными.

Вместо замка получил саркофаг

В Лос-Анджелесе 21-летний американец на пляже решил построить из песка «замок наоборот». Выкопал яму глубиной 2,5 метра, поставил вниз шезлонг и устроился на нем, прикрыв конструкцию солнечным зонтом. Такое развлечение на океанском побережье Калифорнии и Северной Каролины не редкость. Но обычно глубокие «пляжные форты» укрепляют и не делают стены отвесными. Джонс об этом не позаботился. В итоге обрушившаяся масса песка – почти 5 тонн – буквально похоронила парня, покрыв его полутораметровым слоем. Спасателям потребовалось больше часа, чтобы откопать тело строителя замка.

Прыжок в неизвестность

27-летний житель штата Флорида любил вечеринки и споры. Находясь на ночной тусовке у озера, он поспорил с друзьями, что прыгнет с пирса в воду. Было темно, а проверить глубину никому и в голову не пришло. Разогретый алкоголем парень разбежался и прыгнул вниз головой. Нырнул прямо в твердое дно, которое находилось примерно в метре от поверхности воды. Перелом шейного отдела позвоночника стал фатальным и принес ему номинацию на премию Дарвина.

Фейерверки взорвались в руках

30-летний мужчина из Огайо любил быть в центре внимания. 4 июля он устроил вечеринку в честь Дня независимости США. А чтобы произвести максимальное впечатление на гостей, решил запустить мощную батарею фейерверков, но не с земли, а прямо из рук. На попытку друзей отговорить его от опасного аттракциона ответил, что он «так уже миллион раз делал». В итоге зажженные фейерверки взорвались у американца прямо на груди, причинив травмы, несовместимые с жизнью.

Смертельное селфи на рельсах

19-летняя девушка из Мексики мечтала поразить мир смелым видео и собрать на нем миллионы лайков. Она задумала сделать селфи на железнодорожных рельсах на фоне приближающегося грузового состава. Игнорируя гудки локомотива, юная мексиканка вышла на пути и включила камеру. Поезд приближался, а она искала идеальный ракурс. В последний момент девушка пыталась отскочить, но споткнулась. Телефон успел снять последние мгновения её жизни. Частично мечта сбылась: ее видео в Сети действительно собрало миллионы просмотров. Только вот поставить лайк рука поднялась не у всех.

Источник

________________________________________________________________________________________

В моем детстве был случай, когда сосед решил срубить торчавший земли на стройке кусок высоковольтного кабеля. Толстенный кабель торчал примерно на метр и был заглушен. Но у соседа был топор и желание выпить, сдав цветмет.

Естественно, произошел взрыв, при попытке этот кабель отрубить. Так как он был под напряжение. Выпить соседу в тот день не удалось, так как мёртвые не пьют.

Тогда правда про эту самую дарвиновскую премию мы не слышали...

Это перевод истории с Reddit

К тому моменту, как той ночью я закончил писать, я был слишком усталым, чтобы волноваться о том, что жены дома нет. Я решил, что Симона просто вышла прогуляться.

Проснувшись утром и не обнаружив её в постели, я первым делом подумал, что она встала раньше меня и пошла в магазин. Лишь к вечеру я заметил, что она оставила мне голосовое сообщение посреди ночи.

Сообщение было коротким, меньше десяти секунд. Но теперь я думаю, что самые ужасные события в жизни происходят именно за эти десять секунд. Наверное, и самые хорошие тоже. Десяти секунд хватает на многое.

Мне потребовалось меньше десяти секунд, чтобы влюбиться, когда я впервые увидел Симону. Она сидела одна в углу кофейни, где я работал, и читала — представьте только. Чёрные, сияющие волосы, мягкие черты лица, круглые очки.

Как у любого нормального парня-студента, у меня была привычка бросать взгляд на симпатичных девушек, заходивших в кофе-шоп. Обычно на этом всё и заканчивалось: быстрый взгляд — и обратно к работе. Я и не думал, что однажды опущусь до флирта с клиенткой, но впервые за три года я подошёл к этой девушке и представился.

Мы моментально нашли общий язык. Болтали о книгах, о нашей ненависти к занудным старикам (мы оба работали с клиентами), выяснили, что учимся в одном университете, оба на факультете английской литературы и даже ходим к одним и тем же преподавателям.

Спустя несколько месяцев она призналась, что решила «как минимум пойти со мной на свидание» в тот момент, когда я сказал, каким везением считаю занятия у доктора Ридж.

Доктор Ридж, пожалуй, была самым высмеиваемым преподавателем за всю историю образования. На первом занятии каждого курса она показывала короткую презентацию о своих семнадцати кроликах с именами вроде Данте, Ворон и Беовульф. Ничего стыдного... пока не узнаёшь, что у каждого кролика была страница в Facebook, где они общались друг с другом. Одни «были женаты» и делились проблемами в отношениях, другие «болели» и выкладывали стихи о своих мучениях.

Можно догадаться, что первокурсники это не оценивали. Но, по словам Симоны, то, что я увидел за странностями доктора Ридж её ум и доброту, доказало, что мне стоит дать шанс.

Перенесёмся к нашему двухлетнему юбилею. Я начинал последний семестр, а Симоне оставалось учиться ещё несколько месяцев. Мы сидели в самом лучшем ресторане, который я мог себе позволить, в тысячный раз обсуждая будущее: поженимся после её выпуска, уедем подальше от обоих семей; я стану учителем литературы и буду писать романы, а она будет работать над докторской и когда-нибудь преподавать.

После ужина мы вышли прогуляться по заснеженному городу: фонари отражались во льду, и в их свете Симона выглядела ангелом. Она была центром мира.

Мы зашли в книжный. Мой лучший друг Томми был за кассой и сделал мне скидку на сборник стихов Роберта Фроста для Симоны. Когда рассчитывались, пожилая женщина в очереди сказала, что мы — самая милая пара, какую она видела.

«Вы с мужем точь-в-точь как мы когда-то», — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — «Никогда её не отпускай».

«Не отпущу», — пообещал я.

Опьянённые любовью, мы добрели до подземной станции метро. Через двадцать минут уходил поезд в район, где мы ещё не бывали. Мы решили: почему бы и нет, надо посмотреть всё в этом городе.

Ожидая поезд, мы сидели на скамейке и играли пальцами в «палочки» (если не знаете — загуглите). Симона всегда думала быстрее меня: шахматы, судоку, кроссворды — всё давалось ей лучше. Она победила пятый раз подряд, когда я заметил группу парней на противоположной платформе.

Они стояли кучкой, но, когда я поднял голову, все трое уставились на нас. Завидев мой взгляд, отвернулись. Я решил, что они просто шутят над нашей «сюсюкой» на скамейке. Может, рассматривают Симону.

Всё же они были по другую сторону путей, угрозы никакой. Поэтому я спокойно извинился и пошёл в туалет.

Пока я мыл руки, услышал крик — я бы узнал голос Симоны где угодно. Я выбежал и увидел, как её окружили трое. Самый высокий держал её в захвате, приподняв над землёй, двое других оглядывались в поисках свидетелей.

Заметив меня, двое ринулись ко мне. Симона вскрикнула.

Время замедлилось. Я подумал: неужели это происходит со мной? Такое ведь не случается.

Но случалось. Они были в паре метров. Шансов в драке не было: каждый из них почти вдвое больше меня. Единственное, что могло спасти, — скорость.

Как приёмщик в футболе, я сделал финт, будто убегаю, и резко рванул к просвету между левым парнем и краем платформы, чуть не свалившись в пятиметровую яму. Он попытался схватить меня, но я пробил плечом его руку, разогнался и сшиб Симону и её захватчика с ног.

Я оказался сверху, ударил его локтем в рёбра. Пока перекатывался, услышал глухой удар и визг: один из других толкнул Симону, и она упала на рельсы метрах в двух от нас.

Я попытался встать, но тот схватил меня за лодыжку, дёрнул — я рухнул и ударился челюстью так, что искры посыпались.

Я дико лягнул ногой, попал ему в живот, вырвался и почти поднялся, когда меня вновь схватили в захват.

Сдавили так, что я испугался — трахея лопнет. Я бился и царапался, но хватка не ослабевала… пока не раздался гудок.

Приближался поезд.

Симона на рельсах.

Меня швырнули на землю, тяжёлый ботинок врезался в спину, вышибив воздух.

— Сваливаем! — крикнул кто-то. Они ринулись в бегство.

Симона в панике карабкалась по стене; роста ей не хватало — всего полтора метра. Она доставала до края платформы, но тот был закруглён, зацепиться невозможно.

Я протянул руки, пытаясь вытащить её, но сил не хватало. Может, при чуть большем времени мы бы справились, но поезд был уже близко. Через секунду вырвется из туннеля.

Увидев поезд, мы бы не успели даже среагировать. Внизу не было места увернуться от тяжёлого состава.

Я позволил себе полсекунды: закрыть глаза, думать, думать… Представил, как поезд вылетает, Симона кричит моё имя, стоя у рельс, её кости крошатся, и я остаюсь без неё.

Я мог попытаться снова схватить её — и мы бы лишь держались за руки, пока поезд её раздавит.

Поднять её было нереально. Оставался один сценарий выживания:

— Ляг по центру путей животом вниз! — крикнул я.

Без колебаний она отпустила мои руки, перебежала и легла, прижав руки к бокам.

И тут же из туннеля вылетел поезд. Её правая рука лежала прямо там, где должен пройти колёсный блок.

— Слева ещё чуть-чуть! — завопил я.

Она сдвинулась на сантиметр, и поезд накрыл её.

Она кричала так громко, что я слышал сквозь грохот. Визг длился, пока состав не остановился. Наступила длинная секунда тишины: двери открылись, пассажиры переговаривались, голоса сливались в фальшивый хор.

— Симона! — закричал я.

Я подбежал к машинисту, попросил не трогать состав, пока Симона не выберется. Вместе мы помогли ей протиснуться и подняли на платформу.

Я вызвал полицию и всё рассказал, но тех троих так и не нашли. Мне было всё равно — Симона жива.

Следующую неделю она жила у меня. Почти каждую ночь плакала во сне, но постепенно пришла в себя — разве что метро по ночам больше не рисковала.

Через пару недель мы лежали в постели, и теперь плакал я.

— Я так боялся, что ты умрёшь, — говорил я. — Не смог бы жить без тебя. Это моя вина, я не должен был оставлять тебя одну.

Она поцеловала слезу и обняла крепко.

— Но ты знал, что делать. Ты спас меня.

— Я не знал. Сказал первое, что пришло в голову. Понятия не имел, раздавит ли тебя поезд. Просто понял, что не успею вытащить. Надо было хоть что-то попробовать.

— И это сработало.

— Почему ты так поверила мне? — спросил я. — Почему, когда я сказал лечь, ты просто легла?

— Ты мой парень, — ответила она. — Ты всегда рядом, когда я нуждаюсь. Ты всегда поступаешь правильно. Я знала, что ты не дашь мне погибнуть.

Годы спустя у нас была прекрасная свадьба в той же церкви, где крестили Симону. Я рыдал, когда она шла к алтарю; мы оба рыдали, читая клятвы; когда мы поцеловались, наши лица были такими мокрыми, что скользили друг о друга, будто две склизкие рыбины.

Медовый месяц мы провели в Греции, взобрались на Акрополь. Держались за руки, глядя на закат. Я поклялся, что, чего бы мы ни добились, Симона всегда будет главным в моей жизни. Хоть я продам миллион книг, хоть ни одной — я буду любить её больше всего. Она всегда в приоритете.

Симону приняли в одну из лучших докторских программ по английской литературе, и мы переехали в ещё больший город. Она училась и подрабатывала официанткой по выходным. Я устроился преподавателем в школу и по вечерам писал романы.

Через год моя карьера начала идти в гору. Всё началось скромно: издательство взяло мой дебютный хоррор-роман, минимально поправили — и издали.

Поначалу его купили пару дюжин человек. Каждую неделю продаж было чуть больше; через несколько месяцев я даже собирался выйти в ноль. И тут одна девушка выложила видео в TikTok: «Самая жуткая книга 2025 года». Она сделала краткий, без спойлеров, пересказ, ахала, повторяла: «Вы не поверите, что будет дальше». В конце призналась, что неделю спала со светом после прочтения.

Видео стало вирусным: десятки миллионов просмотров, миллион лайков. Другие блогеры взялись за обзоры, люди снимали реакции на финал, гадали, мёртв ли убийца на самом деле. Будет ли продолжение?

Книгу начали скупать так быстро, что типография, с которой работало моё издательство, не справлялась. Пришлось нанять вторую, потом третью.

Подростки-готы были не моей целевой аудиторией, но я был на седьмом небе. Заходил в магазины и видел целые витрины с моими книгами, ездил на автограф-сессии, выступал на одной сцене с писателем мирового уровня.

Когда хайп поутих, продажи шли ровно. Тут издатель поставил мне дедлайн: 45 дней на завершение сиквела, о котором я и не думал.

Школа отнеслась с пониманием, когда я уволился за неделю. Шанс один на миллион, надо ковать железо. Полтора месяца я делал только одно — писал.

Я, конечно, замечал, что Симона подавлена. Мы почти не разговаривали, секса не было вовсе. Раз в неделю она пыталась вытащить меня на свидание, но я был слишком занят. Я повторял, что как только закончу книгу, всё изменится. Меня бесило, что она «не понимает».

Её расстроило ещё больше, когда я стал выпивать по вечерам. Немного, но ведь если ты пишешь и думаешь по двенадцать часов в день, нужно что-то, чтобы расслабиться. Я кричал на неё не раз.

Я всё твердил себе — скоро начну относиться к ней лучше. Но потом сиквел превратился в трилогию, затем я начал новую серию. Перерыва не находилось: читатели капризны, стоит замедлиться — уйдут.

Симона перестала справляться с учёбой; когда она жаловалась, я говорил: если тяжело — бросай.

Когда именно она бросила, я не заметил — прошло, наверное, недели две. Она лежала в кровати, ни о чём со мной не говорилa.

Однажды я заставил себя закончить пораньше. Я правда чувствовал вину. Понимал, что пренебрегаю ею, просто всё время было что-то «срочное». И я знал, что она никуда не денется.

В тот вечер я забронировал путешествие на следующий месяц — нашу годовщину: Гавайи, хороший курорт.

— Целую неделю ни слова не напишу, — пообещал я. — Только мы вдвоём.

Она лишь кивнула — и я понял, что не верит. Но я был искренен. Просто чем ближе поездка, тем яснее: я отстаю по новой книге. Подумал, если перенести отпуск на пару недель, будет больше времени.

Всё бы сработало. Если бы не то, что в день нашей годовщины её переехал поезд метро.

Голосовое сообщение я прослушал после того, как полиция сообщила о её смерти. Я писал, когда они позвонили.

Сказали, что она легла на рельсы. Плашмя, руки вдоль тела. Очевидцы говорили, будто она пыталась спрятаться под поездом — уйти от удара.

Она почти успела. Ещё бы дюйм влево — и жива.

После звонка я первым делом включил её сообщение:

«Я иду на станцию метро, ближайшую к дому. Надеюсь, ты придёшь. Несмотря ни на что, я знаю, что ты придёшь. Я люблю тебя».

Сейчас я думаю только об одном: она лежала там, уверенная, что я что-то сделаю, успею спасти. Верила ли она, что я прибегу в последнюю секунду?

Умерла ли она, всё ещё думая, как раньше, что я никогда не позволю с ней случиться беде?

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Если вы читаете это, поймите одно.8

Это не рассказ. Я не гонюсь за вниманием. Мне не нужно сочувствие.

Мне нужно, чтобы кто-нибудь поверил мне.

Потому что, кажется, я совершил ошибку, которую нельзя исправить.

Вы уже знаете эту консоль.

Все с ума сходят, пытаясь её достать — ночуют у магазинов, рвут друг друга на онлайн-площадках.

Я взял свою дёшево у парня, который выглядел так, будто не спал неделями. Кожа вокруг глаз шелушилась. Пока мы разговаривали, он всё время косился мне за спину. Он сунул мне коробку и прошептал:

«Она не отпускает».

Я рассмеялся. Подумал, что он под кайфом.

Но мне надо было бежать.

Всё началось, как только я подключил её.

Комната потемнела — не лампы, а сам воздух. Будто что-то густое и невидимое заполнило пространство.

Была одна предустановленная игра. Без названия. Лишь глючный значок: фигура на коленях под чёрным солнцем. Как только я запустил её, экран дёрнулся — будто сама консоль вздрогнула.

«ДЕНЬ ПЕРВЫЙ: ЗАДАНИЕ ПРИНЯТО».

Никакого титульного экрана. Никаких настроек. Просто я, брошенный в разрушающийся, зловещий мир.

Но тревожнее всего была не обстановка — а тон.

Тишина не была тишиной. Она давила. Как задержанное дыхание. Как ожидание.

Моей девушке это не впечатлило.

— Тебе тридцать восемь, — сказала она. — Почему ты каждую ночь прилип к этой штуке, как подросток?

Она говорила, что я перестал слушать, что разговариваю во сне, что выкрикиваю имена, которых она не знает.

Она умоляла меня сделать перерыв. «Хотя бы одну ночь без игры».

Я пытался. Честно. Но не мог перестать думать о ней — о шепчущих деревьях, бесконечных коридорах, о том, как затенённые NPC смотрят, не двигаясь.

Я твердил себе, что это всего лишь погружение. Что это впечатляющий дизайн.

Но игра знала обо мне слишком много.

На одном уровне я нашёл заброшенную хижину — точь-в-точь как та, где мы семьёй жили на каникулах, когда мне было девять. Вплоть до разбитой лампы у окна.

Та лампа разбилась во время грозы, когда я был ребёнком. Игра никак не могла знать это.

День восьмой: «Начинается Внешнее».

Я шёл по выжжённому лесу в игре, когда увидел надпись, вырезанную на дереве:

«СХОДИ С ТРАМВАЯ. ОН СМОТРИТ».

Тем же днём я поехал в город на трамвае.

И тогда я увидел его.

Сгорбленный на заднем сиденье. Встал бы — был бы семи футов ростом. Кожа как папиросная бумага. Почтовая сумка, дёргающаяся сама по себе.

Шепчущий Почтальон.

Он повернул голову — медленно, рывками, как кукле силой разворачивают лицо — и прошептал не мне, а окну:

«Повышение уровня».

Я едва не закричал.

Они начали следовать за мной.

Те, из игры.

Чумная Вдова, заплаканная за прилавком аптеки.

Бескожая Собака, рычащая за детской качелей в парке.

Пустотелый Мальчик, сидящий у моего подъезда и напевающий музыку экрана загрузки.

Я перестал спать. Перестал есть. Пытался удалить игру, сбросить консоль. Она не давала.

Каждый раз, когда я выключал её, она включалась сама. Игра запускалась автоматически.

И каждый раз:

«Следующий уровень открыт».

Моя девушка ушла на прошлой неделе. Сказала, что во сне я бормотал, называл её «Свидетельницей», говорил, что она «останется позади». Сказала, что мои глаза выглядят… пустыми.

Что моё отражение улыбалось, когда я нет.

Вчера был ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ: «РАЗРЫВ».

Уровень начался в моей собственной квартире.

Идентичной. Те же постеры. То же пятно от прожжённого косяка на ковре.

Я ходил по ней в игре — каждый ящик, каждая фотография, каждая вещь на своём месте.

Но она была не пустой.

За стенами звучали голоса.

Они шипели хором:

«Мы Невидимые. Ты привёл нас сюда».

Когда я вышел из игры, консоль не погасла.

На экране было моё настоящее лицо — не персонажа. Моё. Смотрит. Улыбается. Не мигает.

Я выдёрнул шнур. Спрятал консоль в коробку. Закинул в шкаф.

Она всё равно включилась.

Я пишу это сейчас в спальне. Почти четыре утра.

Что-то только что скользнуло по трубе моего камина.

Я слышал — скрежет костей о кирпич. Хруст чего-то, что ломалось, чтобы протиснуться.

Тяжёлые шаги. А потом голос, который я слышал в игре два дня назад:

«Мы почти закончили, Хозяин. Остался один уровень».

Я вбежал в комнату и запер дверь.

Я слышу их в коридоре.

Чумная Вдова плачет.

Бескожая Собака нюхает воздух.

Пустотелый Мальчик тащит что-то тяжёлое и хихикает, шепчет:

«Ты провёл нас».

Они царапают стены. Не стучат — царапают.

Кто-то дышит под дверью.

«Дверь не настоящая, знаешь ли».

Сквозь щель лезет рука. Тонкая. Суженная. Неправильная.

Я не знаю, что будет, если я сыграю последний уровень.

Не знаю, что будет, если не сыграю.

Пожалуйста.

Пожалуйста… если найдёте одну из этих консолей —

Не подключайте её. Не включайте.

Не запускайте игру.

Потому что, как только вы это сделаете…

Игра начнёт играть вами.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Я был на мели до чертиков. Ноль денег, ноль эмоций, ноль смысла жизни. То ли из-за глупых решений в юности, то ли из-за паршивой удачи – жизнь, едва я вышел из школы, выплюнула меня прямиком на улицу. Потом пришли наркотики. Реабилитация. Рецидив. Я метался – с дивана на диван, по приютам, по пустым домам. Стабильный доход? Никогда не слышал.

Поэтому, когда я увидел письмо, сначала хотел удалить его, не читая. Думал, как обычно, это очередной отказ на одно из моих корявых резюме, пока не заметил заголовок: «Ужин со мной за 50 000 долларов».

Я не особо привлекательный. Даже до того как зависимость добила последние жилки моей внешности, хвастаться было нечем. Глаза будто утонули в черепе, кожа забыла, что такое увлажнение. Так что это письмо выглядело абсурдом. Ни внешности, ни резюме, ни малейшего повода выбрать меня. Но я только что вышел из приюта, и пятьдесят штук казались мечтой большего масштаба, чем все, о чём я когда-либо смел думать.

Я прочёл дальше.

Письмо пришло с домена, которого я не видел раньше: ShepardK@s&kcompunctionfirm.com.

Текст:

«Уважаемый Получатель! Надеюсь, это сообщение застанет вас в добром здравии. Приглашаю вас присоединиться ко мне за ужином в ***********. Это не романтическое предложение. Ваше время будет щедро оплачено, если вы выполните условия: оставаться до конца ужина, пока я оплачу счёт и выведу вас; ни за что не платить; быть в парадной одежде. Если у вас нет костюма, его выдадут на входе. Он подойдёт. Любое нарушение аннулирует выплату. Чтобы принять, ответьте. Дату и время сообщу. Чтобы отказаться – проигнорируйте это письмо».

Звучит безумно? Ещё бы. Но отчаяние делает из нас дураков. Таких, что не задают вопросов – лишь просят вилку и место за столом.

Я ответил: «Здравствуйте, Шепард. Спасибо за щедрое предложение. Принимаю условия и буду на ужине. Могу ли я задать несколько вопросов? Ещё раз спасибо».

Не ожидал ответа. Думал, фишинг или пустышка. Но через секунду пришло: «Понедельник, 18:00, ***********. Вопросы можно задать за ужином. Спасибо за сотрудничество».

Больше тумана. Тогда во мне проснулась крупинка здравого смысла, и я решил узнать, кто этот тип. Это явно корпоративная почта, я загуглил «S & K Compunction Firm». Ожидал громоздкую контору юристов – по названию-то. Но нет.

Никакой юрфирмы. Один офис в торговой полосе. Ни товаров, ни услуг. Лишь фото «менеджера филиала» – хотя офис выглядел тесным даже для двух людей, а должность намекала на сеть филиалов, которых я так и не нашёл.

Чем они занимаются? «Решениями». Без деталей. Одно слово.

Думал слиться. Наверное, следовало. Но когда у тебя ничего нет, роскошью кажется даже сомнение. Терять было нечего. Я рискнул.

Между наркотическими провалами и парой драк понедельник подкрался как синяк – медленно, незаметно, а потом вдруг. Формальной одежды не было: я натянул единственную белую рубашку и серые брюки. Пятна – не пойми откуда, утюг не касался их годами. Но это была «парадка».

Ничего не значило. Стоило войти, как встречающий – если это можно так назвать – молча всучил химчистый костюм и кивнул на туалеты. Я понял намёк.

Костюм казался дорогим, настоящим «Men’s Warehouse». Сел идеально, как обещали. Слишком идеально: манжеты ровно на костяшках, воротник будто знал форму моей шеи. Вопросы были роскошью. Я вышел.

У ресторана странное обаяние. Мягкий свет растекался по скатертям тёплыми лужами. Стены обрамляли картины в вычурных рамах – абстрактные, будто смутно знакомые. Деревянные панели, тяжёлые блестящие занавеси. Пахло искусственными растениями и выцветшей тканью. Лёгкий джаз ласкал слух.

Я огляделся – и похолодел. В первом мгновении я видел как минимум четыре шумных компании. Было оживлённо. Теперь – тишина и пустота. Будто прозвенел колокол, который слышал один я.

Лишь пара барменов. Немой привратник. И один лысый мужчина в костюме, пугающе похожем на мой.

Я уже знал, кто он. Его фото было единственным заметным в поиске по домену. Менеджер филиала.

Я подошёл, но он жестом указал на стул напротив.

Ему лет пятьдесят, глаза печальные, обвисшие. Нос тонкий, острый, как плавник акулы; ноздрей будто вовсе не было. Щёки дрожали, когда он заговорил мягко и низко:

— Спасибо, что пришли, юноша. Рад наконец увидеть вас, – он протянул руку.

Я постарался звучать уверенно, хотя внутри всё сжималось:

— Сп-спасибо, сэр.

Разговор оказался на удивление приятным. Еда – лучше почти всего, что я пробовал: изысканная и до странности ностальгическая, будто созданная специально для меня. Он расспрашивал о детстве, работе, семье. Большинство воспоминаний было тяжёлым, но приятно, когда тебя просто слушают. Я расслабился. Он не перебивал, не осуждал – лишь смотрел.

Потом посерьёзнел.

Он сжал моё запястье, как только я поднял вилку. Хватка ледяная, но твёрдая. Голос опустился:

— О чём ты больше всего жалеешь?

— Что? – Я растерялся. Он молчал, ожидая.

Я сглотнул:

— Я украл у умирающей матери. Должен был заботиться о ней, а потратил её деньги на то, что она просила меня бросить.

Бесшумно появилась официантка, поставив передо мной фарфоровую чашечку. В ней лежал один обжаренный гребешок на полоске ярко-красного соуса. Мясо было нежным, но внутри вспыхивал жар – напоминание о ране, что не заживает. Лёгкий аромат лимона завершал вкус.

Он кивнул – в глазах не осуждение, а тихое принятие – и поднялся, извиняясь, мол, в туалет.

Я вздохнул, пытаясь стряхнуть напряжение.

Тогда заметил: люстра над нами имела на лампочку больше. Всего на одну. Свет искривлялся по краям, растягивая тени под тарелками. Я моргнул, протёр глаза – всё стало как прежде.

Почти.

Джаз замедлился – ноты висели чуть дольше.

Он вернулся, словно немного изменённый. Правая половина лица была моложе, подтянутее; левая – прежней. Исчезла складка у рта, улыбка стала легче.

Он спросил, мягко:

— Какой самый добрый поступок ты совершил?

Я рассказал о бездомном подростке, которому дал спать в машине в лютый мороз. Я не знал его имени, ничего не хотел взамен. Просто запер двери и не спал до утра, если вдруг кто-то вздумает напасть.

Пока он слушал, подали следующий курс: из выдолбленного яблока поднимался тёплый суп-пюре из тыквы с каплей шалфейного масла. Хрустящая кромка фрукта обрамляла бархатистый бульон – как я сам когда-то укрыл мальчишку от холода. Каждая ложка была тихим обещанием безопасности.

В этот момент в его лице что-то откликнулось – левый глаз стал ярче, сторона смягчилась. Он выглядел… моложе. Может, игра света? Или зал стал темнее.

Ещё вопрос.

— Какая худшая ложь, что ты сказал?

Я замер. Поклялся забыть это навсегда, но почувствовал, что должен.

— Когда близкий человек передозировался, я мог спасти его. Я видел его, но застыл, боясь стать таким же. Когда приехала полиция, я сказал, что он уже был мёртв.

Он снова кивнул.

Пока я говорил, появилась новая тарелка: прозрачный паровой пельмень, кожа тончайшая. Я коснулся, и острый бульон хлынул, обжигая язык, словно жгучая правда моих слов. Оболочка растворилась, оставив лишь боль давно зарытого секрета.

Он поднялся и ушёл, медленнее. Стул скрипнул, а пол под ним выгнулся, что было невозможно.

Я ждал и увидел: обои за баром слегка пузырились, будто их изнутри подогревали. Занавеси казались тяжелее. Рамы картин наклонились каждая по-своему. Чуть-чуть, но заметно. Достаточно, чтобы сомневаться.

Официанты не меняли посуду. Бокалы наполнялись сами. И я вдруг понял невозможное: у всех в зале было его лицо – не точь-в-точь, но похоже, как у клонов, испорченных копированием. У бармена дёргался выпуклый глаз, улыбка хостес стекала, будто воск.

Когда он вернулся, искажение усилилось. Челюсть искривилась – одна сторона сморщилась, другая натянулась, как колючая проволока. Контраст стал глубже, чем физический – будто две половины личности не соглашались.

Он сел, взглядом оценивая тишину между нами. Неясно, взвешивал ли он мою душу или любовался тем, как паника впитывается в мою походку.

Голос едва слышен, почтителен:

— Какое воспоминание ты сильнее всего скучаешь?

Я медлил не потому, что не знал, а потому, что боялся хрупкости правды.

— Каждое лето я плавал в озере Мичиган, – вытолкнул я. – С друзьями. Прыгали с пирса, кричали про морских чудовищ и ели холодные сэндвичи. Глупость. Но там я чувствовал себя в безопасности. Никому ничего не был должен.

Хороший глаз Шепарда заблестел. Слеза скатилась по светлой половине лица и потерялась в складках. Тёмная сторона оставалась неподвижной, глазница – почти пустой.

Я смотрел, не зная, благодарить или бежать.

Он молчал. Лишь встал, движения медленные, тяжёлые. Стул скрипнул, будто ненавидел одиночество. Эта пауза в туалете была дольше.

Тишина сгустилась, музыка стала еле слышна. Свет ещё раз померк и теперь пульсировал. Одна рама рухнула набок. Бармен протирал одно место снова и снова, лицо пустое, глаз выпирал. Обои у входа отслаивались, тонкие щупальца тянулись наружу. Муха кружила возле бокала, не садясь, бесконечно. Грудь сдавило.

Шепард вернулся. На этот раз он не сел – возвышался. Лицо перекошено. Один глаз бешено дёргался, другой провалился. Рот приоткрыт, дыхания не слышно.

Он молчал несколько секунд, потом:

— Десерт желаете?

Я вскочил, почти рефлекторно:

— Мне бы… в туалет. – Он кивнул:

— Не спешите.

В уборной было слишком тихо, зеркало – слишком ясное. Я наклонился, ожидая увидеть собственное разложение, но вместо этого в отражении за мной стоял Шепард. Не в комнате – только в зеркале. Тело вытянуто, выше прежнего, костюм мерцал, будто водная гладь. Он улыбался, оба глаза судорожно дёргались. Я не закричал, не пошевелился. Просто вышел, онемев.

Зал почти исчез. Стены снялись, словно кожура, к потолку. Столы растаяли в спирали тёмного дерева и ткани. Пол колыхался, как жидкий камень. Занавеси исчезли, оставив мутное мерцание там, где были окна.

Шепард стоял в центре, спокоен.

— Ты справился, юноша, – произнёс он. – Раскаяние нелегко. Труднее всего принять, что ты больше не принадлежишь миру, который знал.

Колени дрожали. Хотелось спорить, кричать, бежать, но тело не слушалось. Всё замедлилось, кроме него.

— Что… это значит? – выдавил я.

Он улыбнулся мягко, как отец, отвечающий на последний, роковой вопрос:

— Этот ужин, – сказал он, – не оплата. Это переход.

— Нет, – прошептал я. – Я пришёл сюда ногами. Помню приют, письмо…

— Ты помнишь наркотик, – перебил он тихо. – И кабинку в закусочной. Помнишь, как холодна была плитка. Помнишь, как долго тебя искали.

Я мотал головой, будто мог вытрясти правду, но не помогло. Ноги не двигались.

— Всё, что мы предлагаем, – продолжил он, – это миг. Последний разговор. Последний вкус. Последнее признание.

Остатки зала рассыпались в пепел. Стол растворился. Пар поднялся из трещин, которых не было минуту назад.

Шепард протянул руку. Костюм мерцал, цвета текли, как лунный свет на волнах. По нитям скользили узоры – лица, тени? Я не был уверен.

— Ты был честен, – тихо сказал он. – Это всё, чего мы просим.

Я почувствовал слёзы, не понимая, откуда.

— Что теперь?

Шепард оглянулся. Позади вместо ресторана тянулся коридор меняющихся дверей – какие-то открыты, пульсируют тёплым светом, другие тусклые и запечатанные.

— Теперь, – сказал он, – ты выбираешь.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit