Всем привет!

Вот мы и подобрались к рубежу V-VI веков н.э., и мне посчастливилось найти настоящую литературную жемчужину, благодаря которой я смогу сегодня рассказать о трех государства того периода – империи Сасанидов, Византии и государстве эфталитов. И начну с Персии, т.к. это будет логичнее всего.

В прошлый раз я рассказала, что на смену Бахраму Гуру пришёл его сын Йездигерд II (440-458), который прославился тем, что заварил кашу с насильным обращением подчиненных государств Южного Кавказа в зороастризм, а расхлёбывать заваренные им каши пришлось не только ему, но и его вдове, царице Денак, а также наследникам – Ормизду III (458-461/62) и Перозу I, он же Фируз (461/62-484). Причем преемником Йездигерд будто бы назначил Ормизда и, похоже, не учёл, что тот нравился далеко не всем, так что очень скоро после воцарения нового шахиншаха в стране вспыхнула междуусобная война. В итоге Ормизд был свергнут (и, по некоторым сведениям, убит), а Эраншахр ослаб, чем воспользовались не только армяне, но и кто похуже – эфталиты.

Кстати, о них. Я о них уже не раз упоминала, но толком так и не рассказала. Видимо, вот он шанс. Эфталиты (они же абделы и белые гунны) на самом деле (во всяком случае по основной версии) к гуннам особо никакого отношения не имели, это был ираноязычный народ (или скорее группа племен), которые, возможно, произошли от массагетов и издревле жили в Средней Азии. В 440-м году примерно их вождем стал Хингила I (ок. 440-490), который к 457-му году подчинил себе Чаганиан, Тохаристан и Бадахшан, занял Мерв и, в общем-то, тем самым и создал то самое эфталитское государство, причем на достигнутом они не остановились, и стали продвигаться дальше на восток (захватили Кашгар, Хотан и Кучу), юго-восток (покорили частично территории современного Афганистана, Кашмир и Пенджаб, и стали угрожать Гуптам) и даже начали наезжать на иранцев.

Царей (или вождей) их называли хушнавазами, и вторым таковым стал после Хингилы Мегама (ок. 490-493), а после него знаменитый Торамана (ок. 493-515), который и привёл к краху империю Гуптов. Пожалуй, до конца его правления эфталиты всё ещё переживали период подъёма, и всё переигралось только после поражений его наследника Михиракулы (ок. 515-530). Но это совсем другая история, и я, надеюсь, дорасскажу об этом в другой раз. На рубеже V-VI-го веков эфталиты были во всех смыслах на конях, контролировали Великий Шёлковый путь, богатые и развитые Согдиану и Бактрию держали на правах вассалов, посылали послов в Северную Вэй, конкурировали с жужанями и успешно вымогали дань из государства Сасанидов. И началась эта позорная для иранцев история вот именно тогда, во времена Ормизда и Пероза.

По одной из версий брата Пероз одолел именно благодаря помощи эфталитов, за что потом отдал им некоторые территории. А, став сам шахиншахом, подумал, что негоже раздавать территории всяким варварам и начал против эфталитов войну. Те будто бы раз его одолели и заманили в ловушку, он выбрался и, вместо того, чтоб сделать выводы, продолжил в прежнем духе. И это на фоне нападок на иудаистов и христиан, восстания 481-484-х годов в Армении и тотального голода, охватившего Эраншахр по причине жесточайшей засухи. Царь от Ахура-Мазды прям-таки. Благо, пока он воевал, страной управляли более разумные люди и, благодаря их мерам, всё не пошло совсем уж по одному месту. Предполагают, кстати, что экономикой страны могла тогда рулить мать Ормизда и Пероза – царица Денак.

Ну а Пероз вторгся в 484-м году на эфталитские территории, попал в очередную ловушку и был эпично разгромлен. Сам он будто бы погиб вместе с некоторыми из своих сыновей, а часть его военачальников и сын Кавад оказались в плену вместе с теми ценностями, что царь повёз с собой в поход. На смену ему пришел Балаш (484-488), который приходился родичем Перозу (хотя степень родства точно не ясна) и которого тот оставил за главного на время своего провального похода. Это спровоцировало очередную, хотя и менее масштабную междуусобицу, и, к несчастью для себя и страны, Балаш оказался не слишком сильным и инициативным правителем, да ещё вдобавок государство ему досталось в плачевном состоянии, и наложенная эфталитами дань подъёму тоже не способствовала. Поэтому у него распоясались представители знати из «Семи великих домов» и стали во многом сами управлять, как умели. Судя по всему, даже неплохо справились.

Особенно выделились Шапур из рода Михран и полководец Сухра, а также его сын Зармихр из рода Суренов. Этот Сухра (он же Сухрай и Суфрай) провёл блистательный поход-реванш и вернул на родину не только плененного царевича Кавада и других, но и все богатства Сасанидов, захваченные хушнавазом эфталитов. Во всяком случае, так гласят легенды) Что более вероятно, дело решилось дипломатическим путем, и всё перечисленное персы просто, по сути, выкупили, причем за дорого. Дань выплачивать эфталитам они прекратили только во времена Кавада. Кстати, о нем…

Правление Балаша было, можно сказать, правлением мягкого человека с соответствующими послаблениями. Он принял меры, чтобы не доводить до полного истощения крестьянства, заключил Нварсакский договор, закончив тем самым Ваанскую войну (481-484) и поставив тем самым точку в вопросе религиозного и национального конфликта в Закавказье (государствам региона была предоставлена свобода вероисповедания и ещё некоторые плюшки) и даже, видимо, ослабил давление на христиан и иудеев в самом Иране. И, возможно, его религиозная политика стала причиной того, что на него заточили зуб мобеды и некоторые представители знати. Закончилось это тем, что Балаш был свергнут, вероятно, не без вмешательства того самого Сухры, а на трон посадили молодого Кавада I (484-498/499 и 501-531). И уж тут-то начались особо «интересные времена».

Теперь, чтобы лучше понимать, что да как, мне придется ненадолго обратить внимание на главного соседа и соперника Сасанидов – Византию. На момент прихода Кавада к власти там повторно сел на трон император Зенон (474-475 и затем 476-491), который очень хотел обратно свой Нисибин, ведь срок позорного договора, заключенного когда-то Иовианом (363-364) после неудачного похода Юлиана Отступника против персов, успел истечь ещё когда, а отданные города и области так к ромеям и не вернулись. И у той, и у другой стороны были политически нестабильные времена и серьёзные финансовые проблемы, так что переговоры шли плохо, а ситуация накалялась, и не помогло даже то, что Зенон умер, и к власти пришел Анастасий I (491-518). Того, кстати, на трон привела уже известным способом та же самая Ариадна, дочь Льва Макеллы, что когда-то сделала мужем и императором Зенона.

Анастасий был иллирийцем по отцу, а по матери происходил от брата Юлиана Отступника – Констанция Галла, но даже это делало его не очевидным кандидатом в императоры. Правда у него была хорошая репутация при дворе Зенона, и, возможно, именно это и сыграло решающую роль. Несмотря на религиозные распри и проблемы во внешней политике, страной он управлял даже неплохо – облегчил налоги, ввёл в обращение медные фоллисы, закрепил за арендаторами земельный участок после 30-летнего срока аренды и сделал ещё много чего. Но никейцы называли его нечестивым из-за его симпатий к монофизитству, и его положение поначалу, видимо, не было таким уж прочным. А в таких условиях ему тоже ничего иного не оставалось, кроме как требовать назад территории. Ситуация зависла в неопределенности.

А тем временем в государстве Сасанидов происходили странные и даже страшные вещи. Началось всё с того, что объявился там некий пророк Маздак, которого не устраивал текущий религиозный и государственный порядок, и он начал проповедовать и агитировать за реформирование зороастризма, за всё хорошее против всего плохого, и приобрел себе много последователей, включая и царя Кавада. Так Маздак стал верховным жрецом Эраншахра. Началось всё с хорошего – раздачи людям зерна, продолжилось сомнительным – раздачей женщин из гаремов. И чем дальше, тем круче.

Возможно, именно это привело к заговору, свержению и заключению Кавада. Вместо него на трон посадили его брата Замаспа (496/99-501). В этом есть определенная злая ирония, потому что ранее, в 493-м году, опасаясь, что непомерно усиливший свои позиции Сухра, может его свергнуть, Кавад от него избавился. Неизвестно, напрасны были его опасения или нет, но в стране у него надежной опоры не нашлось, кроме небольшой группы сторонников, что, очевидно, помогла ему бежать в земли эфталитов. Там он набрал войско и, подобно Перозу, вернул себе трон, сбросив брата. После этого, как ни странно, правил он довольно долго. Вывод из этой истории Кавад, похоже, сделал такой – не надо, чтоб тебя считали слабаком, надо хорошо кормить армию, и своевременно платить эфталитам…и пошёл войной на Византию. Причем резво прошелся по окраинным областям, захватив такие города как Феодосиполь и Амида. Помогал Каваду царь Лахмидов Ан-Нуман II (ок. 499/500-503), сын малика аль-Асуада и внук того самого Аль-Мунзира, который непосредственно воспитывал молодого Бахрама Гура.

В общем натворили персы всяких ужасов, всполошили византийцев, и те были только рады откупиться. Историки спорят, сколько именно они послали персам золота, но точно дохрена. Из хорошего тут было только то, что византийцев это встряхнуло, и они озаботились укреплением своих рубежей, чему персы при всем желании помешать не смогли, хотя это нарушало «добрососедские» договоренности. Всё, что смог Кавад, это демонстративно поглаживать христиан отличных от никейства течений, что многих в Византии наверняка бесило…Но Анастасий к их числу не относился)

В собственном же государстве Кавад продолжил укреплять свои позиции, чтоб случившееся не повторилось, и ближе к концу своего правления дошёл до того, что опрокинул бывших товарищей-маздакитов, с большинством из которых после этого нещадно расправились, ибо претензий к ним накопилось немало. И было за что. Одна только расправа над военачальником Сиявушем чего стоила. Сам Маздак был схвачен и казнен где-то в 524-528-х годах. Схожая судьба постигла и старшего сына Кавада – царевича Кавуса. После этого в фаворе остались один из сыновей Сухры, великий вазир Бозоргмехр, и Хосров Ануширван, в 531-м году ставший новым шахиншахом.

И, может, я рассказала обо всём этом длинно и скучно, но вот зато увлекательный рассказ обо всем этом можно найти в повести

«Маздак» М. Симашко

Время действия: V век, ок. 491-506 гг., и затем примерно 526-528г.

Место действия: государство Сасанидов (современные Ирак, Турция и Иран), государство эфталитов (современные Туркменистан и Узбекистан), Византия (современная Турция).

Интересное из истории создания:

Морис Давидович Шамис (1924-2000) был советским писателем, сценаристом и драматургом, который большую часть жизни прожил в Казахстане, но писал на русском языке. Родился он в Одессе в семье микробиолога Давида Лазаревича Шамиса и его жены, немки по происхождению, а своё имя получил, потому что родился в День Парижской Коммуны. Война застигла его 17-тилетним парнем, и школу ему пришлось оканчивать в эвакуации, в городе Мары на территории нынешнего Туркменистана. Позже служил в армии на границе с Ираном, а потом учился в Одесском учительском институте, который успешно окончил в 1946-м году, в 1950-м окончил также обучение на заочном отделении факультета журналистики Казахского университета им. Кирова и после этого в Средней Азии работал журналистом. Первая его повесть «В чёрных песках» была опубликована в 1958-м году в журнале «Новый мир» под псевдонимом «Симашко», под которым писатель печатался и впредь.

Но, пожалуй, самое известное его произведение – это всё же повесть (или исторический роман) «Маздак», якобы опубликованная в 1968-м году в Казахстане. Хотя в книге, что я читала, в конце стоит дата написания – «1967-1970», так что, скорее всего, публикация произошла всё же в 1971-м году. «Маздак» стал первым и на сегодняшний день единственным художественным произведением русскоязычного автора, посвящённым истории доисламского Ирана (Эраншахра), что делает его воистину уникальным, особенно с точки зрения моей подборки.

Интересно тут то, что кто-то узрел параллели между описанным в произведении приходом к власти маздакитов и Октябрьской революцией 1917-го года, причем с негативным оттенком. Сам Симашко отрицал наличие каких-либо параллелей, заявляя, что «не собирается, в отличие от Лиона Фейхтвангера, «осовременивать историю»». И я ему верю, потому что прямых параллелей там не увидела. Описанное в этой книге на самом деле прекрасно отражает любое подобное движение, и чисто политическое, и религиозное, и то, чем обычно такие истории заканчиваются. И именно в этом его мощь.

О чём:

История начинается с приёма византийского посольства в Ктесифоне для переговоров по Нисибину, и читатель уже было приготовился следить за Агафием Кратисфеном, как вдруг сменяется страница, и всё действо переносится в тот самый спорный Нисибин, где живёт христианский юноша Авраам, сын перса Вахромея, но не перс по матери. Однако, как оказалось, и отца-перса достаточно, чтоб при наличии определенных талантов, даже после прилюдного наказания за, по сути, чужие проступки в несторианском учебном заведении, привлечь внимание видного сановника Картира и отправиться на придворную службу в Ктесифон.

Но только никакого столичного блеска там Авраам не увидел – повсюду разорение, трупы умерших голодной смертью, интриги и заговоры. И волею случая Авраам смог узреть самого великого пророка Маздака и вызвать особое расположение самого царя царей, хотя поначалу даже не догадывался, что Светлолицый юноша и шахиншах Кавад – один и тот же человек. И только одно маленькое совпадение провело Авраама по краям всех пропастей…

Отрывки:

Для начала не могу удержаться и всё же процитирую отрывок о Перозе из «Шахнаме»:

«…Все ближе дружина к сокрытому рву,

Страх тайный терзает дружины главу.

Навстречу Пируз безрассудный, как вихрь,

Примчался, бойцов возглавляя своих.

Литавры, кимвалы гремят с двух сторон

И воздух от пыли в эбен* обращен.

Вот стрелы с одной стороны и с другой

Посыпались, кровь заструилась рекой.

Пируз к Хушнавазу помчался, и вспять

Пустился ведущий туранскую рать.

Коня повернул, спину кажет, и прочь

Несется, и следом бойцы. Во всю мочь

Пируз поскакал с малой горсткой мужей

Вдогон, скакуна его бег все быстрей.

В ров рухнул с вождями иранскими шах.

Являвшие львиную доблесть в боях,

Все царского рода: властителя брат,

Хормоз благородный и славный Кобад;

Всех доблестных, златовенечных число

Немалое: семеро там полегло.

Тогда, торжествуя душой, Хушнаваз

Ко рву прискакал и наружу тотчас

Всех, жизнь уберегших, извлечь повелел.

Престолом оплакан злосчастный удел

Пируза-царя, венценосцев других —

Раздроблены кости и головы их.

Дано лишь Кобаду конца избежать.

По ветру развеяны царство и рать!..».

Из «Маздака» я решила процитировать отрывок, который, на мой взгляд, лучше всего показывает всю суть этой истории:

«…Маздак молчал. Что-то новое, не свойственное ему, увидел Авраам в очертаниях тяжелой головы.

— Чего ты хочешь, датвар? — спросил Светлолицый.

— Они пришли к нам за правдой. — Розбех, задыхаясь, простер руку куда-то ввысь. — Нужно дать им право на убийство!

Мобедан мобед совсем вдруг исчез в своей хламиде. Великие пошатнулись и замерли. Тяжелый гуд послышался в наступившей тишине, словно огонь горел где-то в глубине земли. Это было, как если бы заткнуть пальцами уши. «Верящие в правду» ждали на площади, и плоские точильные бруски висели на их поясах.

— Мы не пустим краснорубашечников в дехи.

Дипераны вытянули шеи, стремясь увидеть заговорившего вдруг старика от людей-вастриошан. Из Атур-паткана был он Деристденаны накануне поехали туда, чтобы раздать пшеницу одного из Каренов, но сами люди-вастриошан не позволили им этого сделать...

Они сидели тихо, земледельцы в белых одеждах. И тогда заговорил старый азат со шрамом через все лицо из сословия артештаран:

— Твои люди, великий датвар Розбех, захотели коснуться нашего Огня в Шизе. Почему они лишают людей свободы совести?.. Они убили невинного человека лишь за то, что он обладает богатством. Среди твоих людей видели нечистых, осквернивших себя воровством. Зачем приобщаешь ты к нашему делу неугодных Мазде?..

Датвар Розбех снова выбросил белую руку из-под фиолетового судейского плаща. Его сухощавое лицо было неподвижно. Только светлые холодные губы чуть двигались и неумолимы были глаза.

— Вы темны и не знаете собственной пользы, арийские дехканы и люди-вастриошан. Огнем ослепили вас мобеды. Но нужнее огня вам хлеб и женщина. Почему же противитесь вы?!

Страдание слышалось в голосе неподкупного датвара. Весь Эраншахр знал и любил его, ненавистника великих, первого сподвижника Маздака. Все молчали. Но вновь прокатился подземный гул, и страшно, неистово закричал Розбех:

— Нет, не правдой и молитвами опрокинут будет Ахриман в душах великих! Смерть им, и пусть рухнут все стены на земле!..

Качнулась голова Маздака, и Аврааму вдруг показалось, что трудно ее стало держать великому магу. Печальная складка обозначилась на лице его, у самых губ. Не было ее раньше...

Светлолицый повел рукой:

— Говори, датвар!

Ровно, убеждающе заговорил опять Розбех... Да, нужно убрать огонь от глаз людей, чтобы увидели они мир в естественном свете. Под страхом смерти следует запретить посещать огнища. И не надо страшиться лжи, когда она служит правде. Гуркаганы из черных каризов пусть будут признаны, потому что лишь волчий язык разумеют великие. Обратно под землю уйдут силы зла, когда исполнят свое...

Резко поднялся с подушки Маздак, и сразу встал вместе с ним Светлолицый. Открылись где-то невидимые завесы, и грозный гул ворвался в зал. Колыхнулось белое пламя светильников.

Авраам с диперанами поспешил по переходам верхних этажей к площади, где ждали деристденаны.

— О Маздак!..

Красным пахнуло в открытый зев дворца. Не из диперанской ниши под сводами, а вблизи увидел Авраам помост во всю ширину арки. Один Маздак стоял на нем, и Светлолицый сидел в вышине под короной на бронзовых цепях. Арийские железные крылья были на ней, означающие орла-властелина и петуха, приносящего счастье Эраншахру...

Голова Маздака приподнялась, оглядывая площадь перед дворцом, улицы и переулки, полные людей в красных одеждах. Он даже привстал на носках, чтобы дальше увидеть, и печальная складка у рта не видна стала при свете солнца. Люди склонились, положив ладони на глаза...

Что-то звякнуло под ногой. Авраам увидел обрывок бронзовой цепи, на которой сидели когда-то желтью львы по бокам трона Сасанидов. Их убрали после «Красной Ночи»...

Он уже много раз видел заполненную людьми площадь. И деристденаны уже дважды приходили сюда в великую годовщину. Но другими были сегодня люди...

Авраам оглянулся на узкую нишу под самым потолком арки и понял. Оттуда, с нечеловеческой высоты, смотрел он на людей, и муравьями казались они, чьи судьбы решает садовник. Здесь, у помоста, глаза и лица были у них...

Рука Маздака взметнулась над этими людьми:

— За правдой или ложью пришли вы сюда?.. Только губы шевельнулись у великого мага. Голос его весь без остатка ушел под своды и лишь потом низринулся на площадь, стократно усиленный. Красная волна покатилась по ней, достигла дальних деревьев и миллионоголосым воплем возвратилась назад.

— О-о Маздак!..

Первородный ужас был в глазах мужчин, стариков, детей. Они тянули руки к великому магу, страшась его недоверия, боясь остаться одинокими в этом мире.

А Маздак заговорил быстро и четко, с мягким северным пришептыванием... Свет отделить от тьмы – вот к чему должны от рождения стремиться люди. И не может быть послаблений в этой битве. Непобедима правда, пока ложь не проникнет в нее изнутри. Трудность в том, что ложь всегда может прикрыться правдой, но правда ложью – никогда. Малейшие ростки лжи должны быть отделены, иначе снова смешаются свет и тьма в мире. И наступит хаос, а при нем – беспредельна ложь и все несчастны...

— О-о-о!.. — простонала площадь.

— Свет зари на ваших одеждах!.. — Маздак шагнул к самому краю помоста. — Все больше людей побеждает тьму в своих душах. Бесконечен этот путь, и мы не увидим встающего солнца. Но слепы те, кто хочет приблизить его восход убийством, ибо убийство – всегда ложь. Разве пролилась кровь в великую ночь? Никто не знает имени азата, убившего эранспахбеда Зармихра, и не от Мазды ли был послан этот человек, чтобы люди не осквернили свои руки кровью? Нет, несовместимы кровь и правда, и не может быть у людей права на убийство!

— О-о...

Это вздохнули за спиной, и, обернувшись, увидел Авраам великих. Свет был у них в глазах, и руки тянулись к Маздаку. Из плоти и крови состояли они, открывшие свои дасткарты.

И только потом разрешающий знак тихо прочертила ладонь великого мага:

— Обороняясь от напавших на вас, убивайте без радости. Нет увлечения страшнее убийства…».

Эта речь сама по себе сильна и показательна, но, если знать, чем потом всё обернулось, то её значение возрастает многократно. Но спойлерить «я, конечно же, не буду».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Как это обычно и бывает, начиная читать книгу о религиозном реформаторе, не ожидаешь ничего увлекательного. В принципе тут было так же, но…с первых же страниц я подпала под очарование слога Симашко и поражалась тому, насколько красиво он пишет. Кажется, можно читать страницу за страницей просто для того, чтоб наслаждаться льющимися ручьем его строками, а о чем там – не так важно.

Хотя в смысловом отношении это оказалось тоже мощным и атмосферным произведением. Я не зря упомянула о некоторых биографических моментах автора – он явно видел места, о которых писал, собственными глазами, не все, но некоторые. И это чувствуется. Ему потрясающе удалось передать не только ужасы смутного времени и войны, но и образы Ирана, Ирака, Самарканда, Мерва и Константинополя тех времен, и на уровне лексики, и на уровне зарисовок.

Симашко явно с уважением относился к своим читателям и не занимался почти нигде разъясняловом персидских слов, органично вплетая их в русскоязычный текст. Мне не хватало сносок, но сам подход я уважаю, и сама пишу точно так же, разве что сноски у меня есть всегда. Единственное, что мне по-настоящему мешало – это то, что за образностью и красивостью изложения иногда ускользал от меня смысл происходящего. Но здесь опять же, и плюс, и минус, так происходило, потому что Симашко зачастую именно что показывал, а не рассказывал, как и советуют всем начинающим писателям. Но мало кто посвящает во все нюансы такого подхода. И нюансы эти выплыли на меня при чтении «Маздака» – то, что ты видишь происходящее, благодаря автору, не значит, что ты понимаешь суть происходящего, как это бывает и в жизни. Это шикарно как подход, но не очень удобно для чтения.

Что касается сюжета и идей, то история-то, на самом деле, не блещет ни оригинальностью, ни замысловатостью. Но тут важно не то, о чем рассказывается, а то, как. Отрывки из этой книги можно приводить на занятиях по психологии толпы – Симашко просто блестяще показал, как в толпе меняется восприятие, образ мысли и действия отдельно взятого индивида. Даже вроде бы такой умный и рефлексирующий человек как Авраам поймал себя на том, что вместе со всеми скандирует «Маздак!», хотя отчетливо видит, что перед ним вовсе не уважаемый им мыслитель и реформатор, принципы коего оставались неизменны до самого конца, а коварный душегуб, повинный во множестве смертей. И это далеко не всё. Меня действительно восхитила глубина проработки персонажей и уровень психологичности того, что я прочитала.

И ещё скажу, что Симашко – один из немногих, кому удаются эротические сцены. Кажется, что достаточно обрисовывать такие вещи широкими мазками, не называя вещи своими именами, приделать красивостей и вздохов, и всё, ничего сложного. Но я читала достаточно, чтобы утверждать, что это далеко не так. Симашко не облажался и тут, и его эротические зарисовки не только красивы, оригинальны и чувственны, но и важны для сюжета. Именно через них, через отношения гг с женщинами он показывал, как внутренне Авраам менялся – взрослел, мужал и познавал горечь жизни. При этом оставаясь человеком в лучшем смысле этого слова.

Что касается истории Маздака и его учения – как я и сказала, сама по себе она не несла ничего нового. Но это не делает её менее острой и жизненной, а потому правдоподобно-пугающей. Более того, Симашко тут в каком-то смысле выступил идеалистом, словно говоря «по-настоящему великие люди себе не изменяют. А если изменили, значит, это уже не они». В остальном же всё как всегда – то, что начиналось лавиной во имя справедливости с красивыми лозунгами, потом непременно скатывается в кровавый террор и превращается в вечно голодное, жадное чудовище, не способное насытиться, пока не пожрет само себя. Благодаря своему яркому, живому и выверенному языку Симашко сумел показать всё это с поистине пугающей реалистичностью. Убери образность из его изложения и оставь точность, расставленные акценты и мелкие детали, и описанные им сцены смогут потом стать сюжетом для кошмаров не на одну ночь.

В общем, я однозначно рекомендую эту небольшую книгу к прочтению. Я выделила некоторые незначительные минусы, и добавлю, что там несколько смазанный конец, но в остальном это поистине шикарная книга. Я давно не получала такого эстетического наслаждения при чтении и, скажу честно, редко видела настолько прекрасно написанные вещи, что у классиков, что у современных авторов. У меня в списке ещё одна или две книги Симашко, и я точно знаю, что буду их читать.

P.S. Пока писала эту часть своего обзора, слушала композицию «Shenidan» (feat. Dariush & Hayedeh), созданную из песен знаменитых иранских исполнителей. Подумала, что она отлично передает дух «Маздака». Не могу сюда прикрепить, но советую найти и послушать. Тоже очень атмосферно.

И, думаю, на этом я всё же закончу рассказ о поздней античности и перейду на раннее средневековье. Чуть позже запилю отдельный пост с навигацией по прошлым заметкам. Если понравился этот пост и/или вся серия, ставьте лайк, подписывайтесь, если ещё не подписаны, жмите на "жду новый пост" и пишите комментарии, можно также закинуть небольшой донат - зачастую на эти деньги я покупаю книги, которые не могу найти в свободном доступе, но которые очень хочется рассмотреть, чтобы сделать подборку ещё полнее и интереснее.

Всем привет!

Постепенно подвожу к концу V-го века н.э., остается ещё буквально четыре-пять книг, прежде чем я окончательно перейду к раннему средневековью. А сегодня снова вернусь к середине столетия, и снова буду крутиться вокруг истории Персии эпохи Сасанидов и государств Южного Кавказа, прежде всего, разумеется, Армении, но повезло мне найти произведение, которое затрагивает и другие государства региона. Поэтому сначала о них вот и расскажу.

Нашла я ещё одну карту, иллюстрирующую государства и их границы в прошлом. И вот по ней хорошо видно, что в V-м веке на Южном Кавказе существовали четыре государства – Армения, Иберия, Кавказская Албания и Лазика (она же Эгриси или Колхида). Начну с последнего.

Условное Колхидское царство возникло на побережье Чёрного моря примерно в VI-м веке ещё до н.э. Я говорю «условное», потому что нет единого мнения о том, было ли это единое централизованное государство или множество государственных образований со схожими культурой и языками. Но что цивилизация там какая-никакая уже была – это почти точно, т.к. о Колхиде и населяющих её племенах писали Скилак Кариандский (или тот, кто им притворялся, я понимаю, смешно, но так бывает)) и Страбон.

Уровень государственности, как я и сказала, древней Колхиды – под вопросом, но уже в древности там было развито земледелие и ремесла, и даже в Вани чеканили собственные серебряные монеты («колхидки»). Там же нашли и остатки сооружений, и различные артефакты эпохи античности. Вани находится примерно в 20км от Кутаиси, т.е. довольно далеко от побережья, так что, по меньшей мере, в I-м веке до н.э. что-то, что можно было назвать Колхидским царством, там всё же было. Впрочем, оно едва ли имело сильное влияние, и всё время оказывалось в подчиненном положении сначала по отношению к державе Ахеменидов, потом Понтийскому царству, а после – Римской империи. В состав последней эти территории как раз и вошли под названием провинции Лазика.

Но уже в I-III веках н.э. там образовалось Лазское царство (ок. 131-697гг. н.э.) со столицей в Нокалакеви (он же Археополис и Цихе Годжи). Есть предположение, что изначально оно было гораздо мельче, просто со временем подчинило себе окрестные территории и стало простираться от побережья Чёрного моря (нынешние Абхазия, Верхняя Сванетия, Гурия и Аджария) и до Лихского хребта на востоке, где граничило с Кавказской Иберией (Картли). Постепенно правители этого государства фактически избавились от римского владычества, а формальное подчинение выражалось лишь в защите подходов к римским рубежам воинственных варваров (вроде готов и позже гуннов), но вряд ли местные и без этого хотели кого-то подобного к себе пускать, так что не считается.

Кстати, первым царем Лазики называют Малассаса (упоминался в 131-м году как вассал Римской империи), его преемником, вероятно, был Пакор, современник императора Антонина Пия (138-161), а потом произошёл провал, и следующим известным на данный момент правителем стал Губаз I, правивший +/- в 456-466-х годах н.э. Его я упоминаю, потому что именно на годы его правления могли прийтись события, о которых я хочу поведать сегодня. А так вообще дальше чёткая преемственность царей Лазики тоже не вырисовывается, хотя в V-VII-м веках царство явно имело значимый вес в регионе.

Другим важным государством была Иберия, она же Иверия, Иберийское царство и царство Картли. Располагалось оно на территории современной центральной Грузии и частично Турции, возникло предположительно ещё в античные времена (ок. VI-III века до н. э.) и просуществовало до 537-го года. Первым царём Иберии считается Фарнаваз I, который, если и впрямь существовал, правил примерно в 299-234-х гг. до н.э. Основанная им династия Фарнавазидов просуществовала до 189-го года н.э., и их младшей ветвью по женской линии считались иберийские Аршакиды. Они-то и правили страной в период 189-284-го гг. Между этими династиями Иберией управляли ещё армянские Арташесиды после того, как Тигран II Великий расширил путем войны свою державу (Об этом я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»). Но потом власть, похоже, вернулась к Фарнавазидам. К ним же, кстати, относились знаменитые Радамист и Фарсман, о которых однажды, может быть, я всё-таки тоже расскажу.

В любом случае Фарнавазиды были в 189-м году свергнуты, и первым Аршакидом на иберийском троне стал вероломный племянник Амазаспа II – Рев I (189-216). Рев был сыном сестры Амазаспа и армянского царя Вагарша II. Так что, надо полагать, на последующие почти сто лет эти две страны ощутимо сблизились.

После Рева правили ещё пять царей из его династии, а потом к власти в Иберии пришли Хосроиды под руководством Мириана III (318-360). Примечательно тут то, что Аршакиды утратили иберийский трон из-за персидского вторжения, а Мириан III получил царство как раз из рук персов, поскольку и сам имел персидское происхождение (по одной версии он был сыном самого Шапура III, по другой происходил из рода Михранидов), и при этом первым браком он был женат на Абешуре, дочери последнего царя Аршакидов – Аспагура I (265-284).

Короче, удобный кандидат для Сасанидов. Ну или так казалось, пока Мириан не прекратил войны с Римской империей и не взял курс на сближение с ней, для чего, похоже, он и его уже вторая жена, царица Нана, приняли христианство и формально сделали Иберию ещё одной христианской страной региона. И, как и в случае с Арменией, замешана тут была женщина – св. Нина Каппадокийская, от которой вроде как приняла крещение Нана. Ну а там понеслось, и в Мцхете, уже тогда столице страны, Мириан построил деревянный собор, на месте которого сейчас находится кафедральный патриарший собор Светицховели. И дружба с Константином Великим завязалась вокруг того, что новоиспеченный христианский царь попросил императора прислать епископов и священников, а тот, не будь дураком, конечно же, прислал. Кто ж отказался бы?

Сыновья Мириана и Наны, Рев II (сам. пр. ок. 360-361) и Вазар-Бакур II (ок. 363-365), и их предполагаемые внуки, сын Рева, Саурмаг II (ок. 361-363 и затем в 370-378), и сын Вазар-Бакура, Митридат III (ок. 365-380 и в 370-378 диархом), держались тех же проримских позиций, что явно очень не понравилось Сасанидам. Вот эта чехарда у власти в Иберии, что видна по датам, вызвана как раз тем, что во внутренние дела Иберии открыто вмешивался шахиншах Шапур II. То же делали и ромеи, что привело к войнам и потере целостности. Причем Митридату пришлось особенно тяжко, потому что он вынужден был пытаться усидеть на двух стульях – и уверить Сасанидов в своей преданности (для чего в заложники посылал даже своих сыновей), и вместе с тем не ссориться с западными соседями и остановить нападки на христиан. А на годы правления его сына, Вараз-Бакура III (380-394), пришелся раздел Армении и вновь усилилось давление Персии, потому что в результате того договора ромеи заявили, что больше в Иберию не лезут. Да ещё вдобавок сам царь скончался тогда, когда его сыновья были ещё слишком молоды, чтобы править, и его место занял Трдат (394-406), ещё один сын Рева II и тесть Вараз-Бакура.

И, как меня ни соблазняет идея подробно рассказать о последующих царях Иберии, я этого делать не буду. Скажу лишь, что потом правили сыновья Вараз-Бакура III – Фарсман IV (406-409), Мирдат IV (409-411), единственный сын Митридата Арчил (411-435) и уже его сын Мирдат V (435-447), а после него знаменитый Вахтанг I Горгасали (447-502). И все эти годы маятник так и качался то в сторону ромеев-единоверцев, то в сторону персов, крайне заинтересованных в сохранении своего господства в регионе.

Что же касается Кавказской Албании (она же просто Албания, Алуанк, Ардан и Арран), то государство это возникло примерно в I-м веке до н.э. на территории современных Восточной Грузии, Азербайджана и Дагестана, и просуществовало до VIII-го века н.э. Крупнейшими городами и в разное время столицами Албании были Кабала (Кабалака) и Партав, а также Дербент (тогда предположительно Диауна, а позже Шахристан-Йездигерд, центр зороастризма, важный торговый пункт и крепость). В отличие от Лазики и Иберии, где говорили на картвельских языках, в Албании говорили на языках нахско-дагестанской семьи, в частности, на агванском.

В остальном история этой страны похожа была на историю соседних стран – изначально, с I по VII века н. э., ею правили Аршакиды (Арраншахи), которые, как и их армянские и иберийские соседи, происходили от парфянских Аршакидов (основателем династии в Алуанке был предположительно Вачаган Храбрый (ок. 300-336), а последними из неё Вачаган Благочестивый (ок. 485-510) и некий Пантелеймон), а после них правили Михраниды.

Как и соседи, агваны поначалу были язычниками и зороастрийцами, а с течением времени приняли христианство. Правда, в отличие от Армении и Иберии, происходило это не в одночасье, а наплывами и явно туговато. Но в любом случае в Кабале, в конце концов, тоже появился свой епископ. На момент интересующих нас событий Албанием управлял Ваче II (444-463), сын царя Асвагена (424-444) и дочери шахиншаха Йездигерда II. И ситуация политическая там была схожей с ситуацией соседей, но с некоторыми нюансами – похоже, агваны больше тяготели к Персии, чем остальные закавказские народы. Но это не помешало Ваче публично отречься от зороастризма и перейти в христианство, когда началось то, что началось.

Ну так а что же, собственно, началось? В прошлый раз я рассказала, как Армения потеряла своих царей и оказалась разделена надвое, что усилило на неё персидское давление, т.к. её восточная часть потеряла независимость и вошла в состав Персии, из которой шахиншахи стали присылать назначенных наместников – марзпанов, а также других чиновников. Марзпанами иногда становились представители армянской знати, но куда чаще – персидской. Первым марзпаном в 428-м году, когда умер последний армянский царь Арташес IV, стал перс Вех-Михр Шапур (428-442), назначенный Бахрамом Гуром. Причем управлял доверенными территориями он хорошо, и всё было тихо, мирно и спокойно, даже несмотря на первые попытки шахиншаха устранить давнюю проблему – византийское влияние на Армению через церковь. Для этого Бахрам пытался присоединить Армянскую апостольскую церковь к Церкви Востока (она же Несторианская церковь). И из этого даже что-то вышло. Но потом произошла двойная смена власти, и всё пошло по известному месту.

В 440-м году умер Бахрам V, а его место занял сын – Йездигерд II (440-458). А спустя два года умер и первый армянский марзпан, а на его месте оказался армянский князь Васак Сюни (ок. 387-454/455), который вместе с тем в 439-м году стал и первым марзпаном Иберии. И, казалось бы, чего бы не длиться миру и спокойствию? Ведь Васак – армянин, а Йездигерд слыл правителем деятельным и справедливым, который, в отличие от отца, не пировал, не охотился и не пополнял гарем все дни напролёт. И вроде бы так, но была у нового царя царей парочка досадных для вассальных христианских государств особенностей – он был очень набожным и рьяным зороастрийцем и при этом очень недоверчивым и подозрительным правителем. И, если б даже ему как царю и человеку было до лампочки, кому там у него армяне, агванцы и иберы поклоняются, то как стратег и военачальник он озаботился тем же, чем и его отец – а что, если византийцы из Западной Армении опять полезут в Восточную? Поэтому он не придумал ничего лучше, кроме как попытаться насильно насадить на Южном Кавказе зороастризм вместо христианства.

И тут уж, как говорится, просчитался, но где? Вместо решения давней проблемы он добился очередного всплеска патриотических чувств и религиозного рвения, а потом и восстания. Возглавил эту борьбу знаменитый Вардан Мамиконян (ок. 388-451), чья дочь Варданик (ум. 475) позже прославилась как святая мученица Шушаник, а племянники, Ваан и Вард Мамиконяны, возглавили армян в борьбе против персов в Ваанской войне 481-484-х годов. Именно о Вардане Мамиконяне, Васаке Сюни, Йездигерде и их сторонниках, их мотивах и борьбе и рассказывается в романе

«Вардананк» Д. К. Демирчяна

Время действия: рубеж V-VI веков н.э., ок. 447-455.

Место действия: государство Сасанидов, Армения, Иберия (современные Турция, Иран, Армения, Грузия).

Интересное из истории создания:

Дереник Карапетович Демирчян (Демирчоглян; 1877-1956) – армянский писатель, поэт, драматург, переводчик и педагог.

Родился в Ахалкалаке Тифлисской губернии в семье обанкротившегося купца Карапета Демирчогляна и начальное образование получил в армянской приходской школе. Однако потом всё переменилось, и будущий писатель учился уже в Геворкянской семинарии Эчмиадзина, потом в Нерсесянском училище в Тифлисе, в 1909-м году окончил педагогический факультет Женевского университета. Работал в Ардагане, потом в Тифлисе участвовал в работе Литературного общества «Вернатун», созданного по инициативе Ованеса Туманяна. В 1903 году он поехал в Москву учиться музыке. После окончания обучения в Женеве вернулся в Тифлис и занялся преподаванием. В 1925 году Д. Демирчян переехал в Ереван, где стал ученым секретарем художественного отдела Института науки и искусства.

При этом писать он начал, похоже, ещё в юности. Так первое его первое стихотворение «Будущее» напечатали ещё в 1893-м году в журнале «Тараз», а сборник стихов вышел в 1899-м году, потом настала очередь пьес, а в 1920-х Демирчян стал браться и за прозу. Так что нет ничего удивительного в том, что в 1934-м году он оказался делегатом от Армянской ССР на Первом съезде писателей СССР.

И самым его известным произведением является именно роман в двух книгах «Вардананк», написанный и изданный в 1943–1946-х годах. Переработанные издания выходили в 1951-м и 1956-м. Интересно тут то, что о национально-освободительной борьбе армян писал в годы ВОВ не только он, но и С.И. Зорьян (о чём я рассказывала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 77.1. «Царь Пап»), и то, что в своем романе «Вардананк» Демирчян изобразил армянское восстание в первую очередь как политическую борьбу за сохранение армянской национальной идентичности, а потом уже как религиозное противостояние, чего нет (или он менее очевидно) в том же «Самвэле».

Кстати, о названии этого романа сказано в самом же тексте: «…Народ назвал эти два течения по именам их вождей: «Вардананк» и «Васакианк»…», в честь Вардана Мамиконяна и Васака Сюни. Таким образом, в центре повествования во многом стоит не борьба армян с персами, а раскол внутри армянского народа, и борьба одной точки зрения с другой. Но подробнее об этом скажу ниже.

О чём:

По Армении прокатилась весть об изданном шахиншахом Азкертом (Йездигердом) приказе – всем христианам Армении в срочном порядке принять зороастризм. Реакция духовенства на это предсказуема, реакция народа в целом ожидаема, а вот истинное бремя принятия решения легло на плечи и головы князей-нахараров и марзпана – князя Васака Сюни. Васак – известный персофил и явно преклонялся перед мощью империи Сасанидов, поэтому не видел никакой проблемы в самой по себе смене религии. Зато он видел проблему в реакции на этот призыв армян, и в том, что за этим может последовать.

Вардан Мамиконян – давно немолодой полководец, владетель области Тарон, горячий патриот и истинный христианин, так что для него отречение от веры – ещё какая проблема уже сама по себе, но ещё больше его волновало другое – факт вмешательства персов во внутренние дела Армении. По его мнению, это только начало, проверка почвы, равно как и те злоупотребления и преступления, какие персы уже совершали на армянской земле под видом «просто сбора дани». И за свою родину Вардан готов был биться до последней капли крови, невзирая ни на что. Сторонников у него оказалось немало, по горькой иронии – даже в семье и в замке марзпана. Так что на сходке в соборе Арташата нахарары, духовенство и обезумевший от притеснений народ заключили соглашение о борьбе с захватчиками и написали-таки долгожданный ответ шахиншаху, в котором говорилось, что перехода в зороастризм от армян он не дождется.

Узнавший об этом Васак при помощи своих союзников попытался дать знать главному советнику персидского царя, Михр-Нерсе, что они все не при делах и готовы попытаться всё исправить, но Михр-Нерсе остался к этим заверениям глух. А вскорости в Армению пришла и ещё одна новость – разгневанный Азкерт вызвал мятежных нахараров и не уследившего за ними марзпана в свою резиденцию в Нишапуре. Хорошего никто ничего от этого не ждал, но все вызванные отправились в путь, потому что подготовка к войне ещё была не завершена. И в Нишапуре, оказавшись в заключении, под угрозой мучительной казни все армянские узники, невзирая на клятву, вынужденно и притворно отреклись от веры, но только за тем, чтоб им позволили вернуться домой. В Армению их и вправду вскоре отпустили, но с несколькими «но»…

Отрывки:

О послании Вардана Мамиконяна к царю Иверии:

«…Царь развернул и, увидев, что послание написано по-армянски, передал толмачу. Толмач пробежал письмо глазами, еще раз – уже медленней – перечел его и, заучив содержание, начал переводить вслух:

– «Царю Иверии от Спарапета армян Вардана Мамиконяна привет великий!

Государь, насколько ведомо мне, и в Иверию послал царь персов Азкерт повеление отречься от веры христианской и принять огнепоклонство. Хорошо зная многоопытность твою и полагаясь на великую мудрость твою, я уверен, что ты хорошо понимаешь, к чему приведет наши страны принятие такого повеления. Мы, армяне, отвергли требование царя и составили ответное послание. Если ныне и ты, государь, вместе с народом твоим решишь отвергнуть это злокозненное требование, то просим без промедлений поставить нас в известность о решении вашем, ибо грозен час и промедление гибелью веем нам грозит.

Спарапет армян Вардан».

Царь хранил молчание, не отводя пристального взора от посла.

– А что делает марзпан? – спросил он, наконец.

– Прилагает усилия завершить спор миром, – ответил сепух.

– Миром? – покачав головой, вымолвил царь. – Когда же это был угоден мир царям Персии? Не бывает мира с волком! Сказал бы, что он – марзпан, и поступает как марзпан…

– А как Спарапет? В добром ли здоровье? – помолчав, спросил он с улыбкой. – Сильно разгневан, да?..

Советник кинул многозначительный взгляд на царя.

– Этот человек не знает покоя! – задумчиво промолвил царь. – И вот снова у него повод к тревоге… Эх, не впервые персидская змея свертывается в кольцо и ложится нам на грудь! Вон персидский гарнизон засел в Тбилиси, на полдороге между Мцхетой и Цуртавом… Шагу нельзя нам сделать. О каком мире может идти речь? – вдруг воскликнул он с прорвавшимся гневом. – О каком мире, если приходится прятать свое войско от врага, который вторгся в нашу страну? А у вас разве не то же самое? Разве не стоят персидские гарнизоны и в ваших крепостях?..

– Мы, армяне, решили сопротивляться! – спокойно произнес сепух. – Мы все дали клятву и готовы принять войну, если нам ее навяжут.

– Трудное дело война!.. – покачал головой советник. – Пронеси, господи, такую беду…

– Другого выхода нет у них, – возразил царь. – Да избавит их господь!.. Но едва ли, – войны не миновать… Он опустил глаза и долго молчал, задумавшись.

– Ну что ж, ответ мы напишем! – наконец, вымолвил он. – Князья наши изучают указ царя персов и обсуждают ответ. Молю господа, чтобы даровал он нам разум и указал путь к единодушию! Армяне – братья нам. Их борьба – наша борьба. Будем надеяться, что с божьей помощью придем к общему решению.

– Я буду ждать ответа в Мцхете, государь, – промолвил сепух.

– Будешь ждать здесь? Нет, лучше не жди. Ты, я знаю, должен увидеться (если еще не виделся) с бдэшхом Ашушей. Поезжай к нему в Цуртав.

– Я должен вручить и ему послание от Спарапета, – подтвердил сепух, не желая ничего скрывать от царя и одновременно подчеркивая, что предпочтение было оказано царю и послание было вручено ему первому.

– Передай, пусть бдэшх прочтет, обдумает. Он человек разумный!.. -кивнул царь. – Пока съездишь к нему и вернешься, будет готов и наш ответ. А может быть, бдэшх и сам приедет сюда… Ну, это выяснится потом, – сказал он, взглянув на советника.

Скрестив руки на груди, советник молча поклонился…».

И об отъезде из Нишапура после «ложного отречения» и пира с царем царей:

«…Васак беседовал с сыновьями о своих планах. За эти последние два дня он стал необычайно общительным и поведал детям неожиданную новость: он берет их с собой в Сюник.

– Ах, отец, ведь я так стосковался по дому, матери, замку, родине! – запрыгал Нерсик.

– Ну, готовьтесь, завтра выезжаем! – приказал Васак.

– Но зачем же ты привез нас сюда? – спросил Бабик.

– Ну что ж, вы повидали мир, чужие края…

– Ничего хорошего мы не видели, – возразил Бабик. – Видели поклонение солнцу и огню, наглотались дыма от атрушанов…

– Об этом молчи! – оборвал Васак, сурово взглянув на сына.

– Молчу. Поговорим дома.

В этот момент вошел дворецкий Михрнерсэ: его господин приглашал Васака к себе. Васак пошел весьма охотно: его радовало расположение Михрнерсэ, достигнутое за последние дни. Он прилагал все усилия, чтоб еще белее подогреть это расположение, утвердить его и использовать.

Михрнерсэ был серьезен и задумчив. Он улыбнулся Васаку своей гримасой и вновь принял серьезное выражение. Это было плохим предзнаменованием.

– Я вызвал тебя для небольшого сообщения. Повелитель требует заложников.

– Заложников?.. – переспросил Васак, еще не совсем понявший всю серьезность этого заявления.

– Ну да, заложников. Обыкновенных заложников! Это простой и распространенный обычай. Он спросил у меня, кого из нахараров оставить заложником. А я сказал ему: «Поскольку это не имеет особого значения, пусть считаются заложниками сыновья марзпана. Они прибыли, чтоб получить воинское образование и, стало быть, все равно остаются. Так зачем же нам задерживать у себя нахараров?»

У Васака перехватило дыхание. Едва сохраняя хладнокровие, он спросил:

– Но если таков обычай, то ведь можно взять заложников и из числа нахараров?..

– А к чему держать нахараров здесь, когда у них есть дела в Армении? Да и Вардан скорей пожертвует жизнью, ко не останется заложником и не даст никого из своих! Впрочем, зачем нам лишние заботы? Мы возьмем заложников у вполне преданного нам человека! К чему брать у людей сомнительных? А преданнее всех, конечно, ты, государь марзпан. Да это и мне приятней: ведь я Бабика и Нерсика люблю, как собственных сыновей. Они останутся у нас, будут обучаться воинскому искусству, а ты в Армении посвятишь себя нашему делу. Мы же знаем друг друга, друг другу доверяем. Ты – одно, нахарары – другое! Да, заложником остается ведь и бдэшх Ашуша.

– Ашуша?! – содрогнулся Васак.

– Ну да! Царю царей так угодно. Уж не знаю, зачем он повелел так…

Васак чувствовал, что задыхается. Он ответил:

– Я безмерно счастлив, что ты так доверяешь мне… Я привез Бабика и Нерсика не только для того, чтоб дать им воинское воспитание, но в дар тебе… Однако…

– Они и будут жить при мне. Я не отпущу их никуда, не дам им терпеть какие-либо лишения – нет, нет! Они получат у меня хорошее воспитание! Ну, очень, очень рад, что и ты радуешься вместе со мной. Итак, вы выезжаете завтра. До завтра твои сыновья с тобой, после твоего отъезда они – мои сыновья. Иди же побудь с ними, успокой свою грусть, приласкай их, сын мой!..

Васак старался сохранить непринужденность, прощаясь с Михрнерсэ. Но в лагере, увидев сыновей, он почувствовал страшную, неописуемую боль в груди. Он как будто только сейчас почувствовал, как сильно любит их, и любит еще сильней потому, что теряет их: ведь еще неизвестно, как продвинется в Армении дело с отречением, как поведет себя армянский народ и сами нахарары. Сможет ли он убедить их, чтоб они подольше придерживались притворного своего отречения, хотя и оставаясь христианами в душе, и не мешали ему продвигать отречение от веры в Армении?..

– Что сказал тебе Михрнерсэ, отец? – спросил Нерсик. Васак молчал, с глубокой тоской глядя на сына.

– Не видишь? Что-то скверное сказала ему эта старая лисица! – вмешался Бабик.

Васак вызвал слуг и велел подать коня.

– Уезжаешь, отец? – спросил Нерсик. Васак молчал.

– Тогда и мы будем готовиться, отец!

Васак, вновь не ответив ни слова, быстро вышел и уехал в лагерь, к Гадишо…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Начну, пожалуй, с хорошего. Во-первых, в плюсы я, как обычно, возвожу то, что книга иллюстрирует не самые известные события не самого привлекательного для авторов художественной литературы региона. И лично для меня было приятной неожиданностью то, что Д. Демирчян уделил внимание не только Армении и Персии, но и Иберии. Во-вторых, если слить всю воду, то получается, в принципе, довольно последовательное, пошаговое освещение событий, которые привели к восстанию 450-451-х годов, и того, что было дальше. Ну и третье – противоречивый образ Васака Сюни. К нему я ещё вернусь.

И, если честно, на этом плюсы заканчиваются. Я скажу честно, что осилила только первую книгу из двух. Не только, потому что время поджимает, а у меня вечно что-то случается, из-за чего я делаю свои обзоры со скоростью улитки, но и потому что сама книга написана так, что шла у меня капец туго. Я то и дело прикладывала руку к лицу, вздыхала и думала, мол, прочитал одну книгу о борьбе армян с персами – прочитал их все. Потому что тут вот всё то же самое, чем так нервировал меня «Самвэл» и в меньшей степени, но поначалу тоже «Царь Пап» – тонны пафоса, глупые и пафосные призывы и прочие речи о спасении родины, христианства и народе-защитнике на кучу абзацев, все поголовно аморальные, жестокие и при этом невероятно тупые, за исключением Михр-Нерсе, персы, именно ненавидящие армян и именно потому что они армяне и христиане, предатели-персофилы, плоские герои, которых можно описать словами «слабоумие и отвага», небылицы и перегибы про зороастрийцев, чтобы было «посочнее», и это далеко не полный список бесячих штампов. А, да, ещё впихивание странных любовных историй, куда надо и куда не надо.  

Если история с поиском пропавшей невесты телохранителя из «Царя Папа» в конце концов зацепила даже меня, то история про любови с первого взгляда здесь меня откровенно раздражали. И тут таких историй целых три. Впрочем, было и исключение – это романтическая линия Васака Сюни и его молодой любовницы Вараздухт. И ей как раз внимания уделено было меньше, чем хотелось бы. А ведь именно эта любовная история показалась мне действительно цепляющей и настоящей, как и сам образ Васака.

Бесячий штамп таких романов – показывать врагами и предателями всех, кто с воплями «За страну армянскую/народ/родину/веру!» не кидается на персов/византийцев с шашкой наперевес. Вот и тут вышло то же самое. Не знаю, каким был настоящий Васак Сюни и какие у него были мотивы, но в романе Демирчяна это один из немногих здравомыслящих персонажей, в котором к тому же удается видеть и личность, и конфликт, и за которым поэтому интересно наблюдать, и даже ему в чем-то сопереживаешь. И, может, я не дошла до чего-то, что поменяло бы моё мнение (как это было с распорядителем дворца в романе «Царь Пап»), но я вот не увидела в Васаке предателя. Да, у него есть честолюбивая мечта, да, он не слишком избирателен в средствах, да, подвержен вспышкам гнева, да, думает о себе больше, чем есть на самом деле, но при этом лично мне он показался патриотом не меньшим, а то и большим, чем Вардан. Васак, может, восхищается в самом деле Персией, но при этом мечтает сделать Армению такой же могущественной (насколько реализуемы эти мечты – другой вопрос). Вардан же за идею готов рискнуть и даже пожертвовать всем. И я была целиком и полностью на стороне Васака в их со спарапетом перебранке:

«…Открытое выступление Васака встревожило его. Если подозрение подтвердится – значит, следует принять новое решение. Что же, выходит, что Васак пробует устрашить его могуществом Азкерта?

– Но зачем же вы обращаетесь ко мне, государи «Васакнанк»? – с неожиданной невозмутимостью спросил он вдруг. – Почему вы полагаете, что от метя так много зависит? Поговорите с самим народом…

– С народом будут говорить войска Азкерта! – с раздражением бросил Васак.

– Пусть не бахвалится много этот пес! – поднял голос Вардан. – Пусть он не доводит нас до отчаяния! Мы поднимем против него всю страну, и он еще увидит…

– Всю страну? – вспыхнул Васак. – Ты дерзнешь пойти и на это преступление? Кто дал тебе право ставить всю страну под угрозу гибели?..».

Весь патриотический пафос звучит мощно (и то не всегда) на страницах книг. В реальности же, как верно отметил на страницах этой книги, кажется, Васак же, более сильные и подготовленные народы в подобных ситуациях стирали более слабые и менее подготовленные с лица земли. И как в случае «Самвэла», я говорю, что надо просто знать, чем это восстание закончилось, и в моменте, и в перспективе. Если подумать, то тактика тянуть время была наиболее выгодной. Да и сама по себе смена религии никак не влечет за собой ни потерю языка, ни потерю национального самосознания, ни потерю земли. И именно это и есть самое слабое место подобных историй, на мой взгляд. Авторы как будто игнорируют тот факт, что все эти попытки насадить зороастризм в самом деле преследовали не религиозную, а политическую цель. А то, чем это обернулось, как раз опиралось на тогдашние представления о спасении души. И из-за этого теряется в этих историях логика. Вдумчивый читатель не сможет это не заметить, а на голых эмоциях далеко он не уедет.

Короче, я не могу ни советовать эту книгу, ни отговаривать от её прочтения. Меня она местами откровенно бесила, но было там и то, что нашло у меня эмоциональный отклик, то, что зацепило. Однако, самое главное, что нужно о «Вардананке» помнить перед прочтением – это книга своего времени и своего народа. Поэтому написанное в ней будет интересно далеко не всем. Но не упомянуть о ней я не могла.

Всем привет!

Перерыв затянулся по независящим от меня обстоятельствам, но сегодня, наконец, расскажу о новой книге, о которой намеревалась поведать в доп заметках, и она продолжает историю из романа «Самвэл» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 77. «Самвэл» и «Шахнаме»). Там всё крутилось вокруг событий 367-го года, когда попал в плен и там же скончался армянский царь Аршак II (350-367). Сегодня о том, что было дальше.

После Шапур II (ок. 308-380) напал на Армению, и, что характерно, помогали ему в этом и некоторые армяне, например, Меружан Арцруни и его родич Ваган (Ваан) Мамиконян, тёзка армянского марзпана, о котором, надеюсь, я ещё упомяну позже. Оба, кстати, состояли в родстве со знаменитым военачальником Васаком I Мамиконян (ум. 367), плененным вместе с царем, и, соответственно, его сыном Мушегом Мамиконяном (ум. ок 374/378), который сыграл немалую роль в антиперсидском сопротивлении и дальнейших событиях.

Тогда царица Парандзем, жена царя Аршака, заперлась в крепости Артагерс и довольно долго сдерживала натиск персидской армии, но, в конце концов, персы преодолели сопротивление, взяли крепость, а царицу пленили и увезли в Персию, где она вскоре была убита, причем обстоятельства её гибели преподносятся по-разному, но все рассказы об этом, мягко говоря, не симпатичны.

Казалось бы, после этого Армения оказалась обезглавлена и полностью в руках персов, но в дело вступили оскорбленные такими безобразиями (по отношению к ним, конечно же, а не к армянам) византийцы (точнее тогда ещё восточные ромеи) и отправили на родину ранее отправившегося к ним за помощью (вроде как в Рим) царевича Папа, сына Аршака и Парандзем. Да не одного, а со вспомогательными отрядами.

Пап был единственным сыном, рожденным Парандзем от царя, и, похоже, единственным его сыном, рожденным уже в годы царствования, что, вероятно, и сделало его наследником, а его мать приблизило к статусу царицы-консорта (ранее эта роль принадлежала первой жене Аршака, Олимпии, которую его уже тогда вторая жена, Парандзем, патриотка, но при этом та ещё интриганка, траванула и осталась единственной женой двоеженца Аршака. Кстати, слухи об этом злодеянии далеко расползлись, и эта история окончательно испортила отношения правящего дома и христианского духовенства).

При поддержке ромеев и особенно благодаря пламенному патриотизму и гению Мушега Мамиконяна персы потерпели поражение в битве при Багреванде в 371-м году и были изгнаны из страны. Предатели и те, кого ими признали, тогда закончили позорной смертью, в том числе Меружан Арцруни, казненный после решающей битвы Смбатом Багратуни.

Так вот Пап (ок. 371-374) и стал новым армянским царём. Правление его было недолгим, но запоминающимся. Потому что озабоченный делами своей страны, её самостоятельностью, он проводил реформы, да такие, что по тем временам казались, мягко говоря, смелыми и некоторым даже неприятными.

Первым делом он и Мушег, конечно же, возвратили Армении окраинные земли (хотя при этом в некоторых армянских городах так и оставались римские гарнизоны, которые Пап безуспешно пытался оттуда удалить), а потом царь стал думать, как ему увеличить численность своей армии, и нашёл-таки способы, причем в годы его правления войско армян будто бы возросло до 100 тысяч (а в начале его правления оно составляло около 10 тысяч). Сложность тут была ещё и в том, что Армения уже тогда являлась, по сути, феодальной, а центральная власть была не слишком-то сильной, отдельные области управлялись вассалами царя – нахарарами, которые в своих землях хотели быть полноправными хозяевами, и каждый был кто во что горазд, что создавало угрозы не только внешние, но и внутренние, и перед Папом, как и перед его отцом, решавшим этот вопрос радикально, стояла непростая задача устранения этой разрозненности.

Кроме того, в погоне за подниманием страны с колен Пап здорово наехал на церковников, коими тогда руководил католикос Нерсес I Великий (ум. ок 373), внук Григория Просветителя, крестившего Армению – Пап поотбирал у церкви земли и некоторые привилегии, позакрывал монастыри, будто бы, чтобы повысить рождаемость, и даже велел не отправлять кандидатов в католикосы в Кесарию, а рукополагать в сан на родине. Понятное дело, это вызвало конфликт с духовенством, и впутало молодого Папа в очень неприятную историю. Подробнее не буду рассказывать, чтобы не спойлерить.

К сожалению, жизнь царя оборвалась рано и трагически после того, как он дал понять, что не будет плясать под римскую дудку и неудачно намекнул, что и со вчерашними врагами-персами, мог бы найти для этого компромиссы. Сыновья Папа от Зармандухт в 374-м году были всё ещё очень малы, и потому не без помощи императора Валента на трон посадили Вараздата (374-378). Предположительно он был племянником Папа, сыном Аноба, одного из сыновей Аршака II от Олимпиады, что ромеям было бы особенно приятно и удобно, окажись это правдой (потому как есть ещё версия, что сам Вараздат почему-то свою родовую принадлежность не знал, и в том, что он Аршакид, убедил его сам Валент).

Правление у Вараздата вышло недолгим и максимально неловким. При всех своих достоинствах он был послушным орудием в руках западных соседей: из-за его инертности римляне начали обсуждать с персами решение их давней распри максимально хреновым для Армении способом (страну армян они предполагали тупо поделить меж собой), и под влиянием своего римского советника Вараздат даже предательски приказал убить спарапета Мушега Мамиконяна, последнюю надежду армян на независимость. Что же удивляться, что другой Мамиконян, Манвел, устроил потом восстание и добился побега Вараздата к императору Феодосию? Правда, по пути царя поймали и сослали на остров Тулис (где это, достоверно теперь хз, но в ссылке там бывший царь и провёл остаток своих дней).

После такого вот устранения царя армяне вернули трон законному наследнику – Аршаку III (378-389), старшему сыну Папа и Зармандухт, который стал единственным правителем после смерти его брата, Вагаршака. Правление его хоть и было более долгим, чем у предшественников, но хорошего ничего стране не принесло – именно в годы его правления, в 387-м году, Армения-таки была разделена на две части: западная отошла Римской империи, а восточная – Сасанидской Персии.

Это стало первым, но не единственным разделом Армении, и, несомненно, прошло очень болезненно для жителей страны. Аршак вместе с нахарарами-христианами перебрался в Западную Армению (которая, в свою очередь, разделена была ещё на четыре области) и стал последним 100%-ным Аршакидом в ней (да и царем, в принципе, тоже, после его смерти областью управляли просто наместники, не считая недолгого владычества Хосрова).

К слову, в Восточной Армении Шапур, чтобы прекратить отток населения, правителем поставил Хосрова IV (387-392 и потом 414-415), который, вероятно, но не точно, тоже принадлежал к Аршакидам и, возможно, приходился сыном свергнутому Вараздату. Зато он точно был женат на сестре Шапура, но при этом христианин, так что, с одной стороны, поспособствовал возвращению многих бежавших на родину, с другой власть зятя не оспаривал…Ну, точнее не должен был, но что-то пошло не по плану. Хосров самовольно поставил новым католикосом Армении сына Нерсеса Великого – Саака Партева (348-439), из-за чего нарвался на взбучку от своих покровителей-персов и, не сумев дать отпор, оказался заточен в крепости «Ануш-берде» («Замок Забвения»), а на его место новый шахиншах Бахрам IV (ок. 389-400) посадил его (вроде) брата Врамшапуха (389/400-414).

Тот оказался более успешен – установил наконец мир, продвинул христианство даже в отдаленные языческие области и при нем создал армянский алфавит Месроп Маштоц, учитель знаменитого историка Мовсеса Хоренаци и военачальника Вардана Мамиконяна. Однако в 414-м году Врамшапух умер и, видимо, за неимением лучших кандидатур вернули на место Хосрова, который, впрочем, радовался этому всего около года. Под предлогом того, что сын у почившего царя ещё возрастом слишком мал, новый шахиншах Йездигерд I (ок. 400-420) поставил правителем Армении своего сына Шапура (415-420). Историю его я уже упоминала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 82. «Семь красавиц» и «Шахнаме»), повествуя о приходе к власти знаменитого Бахрама Гура (ок. 421-440). Шапур эти свои новые владения явно (и взаимно) недолюбливал, и потому, едва услыхал весть о смерти отца, ринулся в Ктесифон занимать папкин трон, но не успел…и вообще его там убили недовольные и им, и отцом его, и всем их родом.

Этим воспользовались армяне, пытаясь восстановить независимость, возникшие хаос и анархия длились около трех лет, прежде чем Бахрам дальновидно сделал их новым царем сына Врамшапуха – Арташеса IV (422-428). Печаль тут в том, что он стал последним Аршакидом на армянском престоле и надолго прервал преемственность царской власти, потому как уже спустя шесть лет выбесил армянскую знать, был свергнут Бахрамом, но на его место шахиншах поставил не нового царя, а наместника-марзпана. Марзпанство в Армении просуществовало практически до самого конца существования Сасанидской Персии – с 428 по 642-й годы. За это время всего семь марзпанов были армянами, а остальные – персами. Вот такой вот итог у того, о чем рассказывается и в сегодняшнем романе:

«Царь Пап» С.Е. Зорьяна

Время действия: IV век н.э., ок. 371-374.

Место действия: Армения и Римская империя (территории современных Армении и Турции).

Интересное из истории создания:

Стефан Егиаевич Зорьян (1889/1890-1967) – армянский писатель и с 1965-го года академик АН Армении. Родился он в крестьянской семье в селе Караклис (ныне г. Ванадзор), и настоящая его фамилия была Аракелян.

Учился он в русскоязычной школе, а в 1906-м году переехал в Тифлис (ныне Тбилиси), где работал поначалу корректором, а потом переводчиком в редакции сначала армянской газеты «Посланник» («Surhandak»/«Սուրհանդակ»), а потом, когда в 1912-м году её прекратили издавать, в редакции газеты «Культура» («Mshaki»/ «Մշակի»), которая издавалась до 1921-го года. Впрочем, молодой писатель ещё в 1919-м году оттуда ушёл, пожил какое-то время на малой родине и уехал уже в Ереван. С 1922 по 1925 год работал в Наркомпросе СССР, в 1929 году был избран членом ЦК, оставаясь в его составе до 1937 года, а в 1953 и 1957 году даже избирался в состав Верховного совета СССР. С 1950 по 1954 год был секретарём Союза писателей Армянской ССР.

К слову, писать Зорьян начал вроде как ещё с 17 лет, а печататься с 1909-го года (рассказ «Голодные» в журнале «Лума») – вероятно, место работы этому поспособствовало. Первым сборником рассказов стал «Хмурые люди» 1918-го года, а первым романом, судя по всему, «Белый город» 1930-го года, причем после 1918-го года многие работы писателя были посвящены социальным преобразованиям, тому, как социализм изменил жизнь его современников и соотечественников.

Примечательно, что роман «Царь Пап» С. Зорьян писал в годы Великой Отечественной войны, в 1941-1943-х годах, а издан он был, похоже, уже в 1944-м, и это не могло на сам текст не повлиять, поскольку центральная тема этого произведения – борьба с захватчиками, причем как явными, так и пока неявными. Кстати, интересное дополнение – Зорьян не только на эти темы писал, но и «Войну и мир» Л.Н. Толстого переводил на армянский язык.

Роман-предысторию «Царя Папа» – «Армянская крепость» автор создал лишь в 1959-м году. Прочитать его я не успеваю, но рекомендую всё-таки ознакомиться и с ним, причем именно с него и начинать. На русский язык «Царь Пап» был переведен ещё в 1946-м году, а его приквел – в 1984-м. Кстати, благодаря донату я сумела ухватить бумажную версию книги как раз 1984-го года, где есть оба этих романа.

О чём:

Главные герои в этой истории и собственно молодой царь Пап, и его спарапет Мушег Мамиконян, и спарапетский телохранитель Раат, который появляется уже в первой главе под видом слепого гусана (музыканта), который с товарищем-стариком идет в занятый персами Двин, столицу царства. У их вылазки (или скорее пролазки?) несколько целей – во-первых, разведать обстановку, во-вторых, предупредить жителей о том, что царь Пап и преданные ему люди уже вернулись в страну и начинают освободительную борьбу, и, если свезет, очень скоро придут и под стены столицы, поэтому её жителям нужно быть готовыми к этому.

Помимо этого, сам Раат имел ещё одну причину прийти в Двин – там он когда-то жил и там же жила его невеста – Назени, с которой он жаждал увидеться. Однако в тот раз ему даже не удалось приблизиться к её дому, а в толпе её, естественно, он не увидел (да и толпы-то не было, потому что все опасались лишний раз выйти из дома, пока вокруг шарятся персы), а, когда персидские войска стали терпеть поражения на поле боя, персидский гарнизон спешно покинул город и вскоре туда пришёл царь Пап со своими друзьями, Мушегом и комесом Теренцием, посланным его императором Валентом «помочь» армянам. Но и тогда Раат невесту не нашёл – её дом был заперт, а соседи могли передать лишь слухи о том, куда девушка и её мать после гибели отца семейства ушли.

Плохие новости ждали и молодого царя – он вскоре узнал, что его мать оказалась в плену (позже дошли вести и о её гибели) и оказался этим известием крайне подавлен и, возможно, именно поэтому рвался в бой даже тогда, когда окружение ему настоятельно советовало этого не делать.

После победы Мушег, озабоченный самоуправством молодого и неопытного царя, всё-таки вынужден был отправиться в области, чьи владетели-нахарары поддерживали персов или даже просто отказались помочь соотечественникам. Пап оказался предоставлен, наконец, самому себе, и спарапета по возвращении ждал большой сюрприз…

Отрывки:

На самом деле интересных отрывков было несколько, но, если я хочу избежать лютейших спойлеров (а я хочу!), то стоит оставить из всей кучи только два первых.

«…На другой день подъехали к женскому монастырю, окруженному высокими зубчатыми стенами. Вокруг монастыря простиралось широкое поле, на нем работало множество женщин, одетых В черные длинные одинаковые платья, одинаково подпоясанные — так, что на груди и подоле получалось много складок. Когда монахини шагали, длинные концы их поясов развевались, повторяя каждое движение. Некоторые женщины поверх платьев накинули на себя подризники, распахнутые спереди; у всех были черные головные повязки, завязанные узломпод подбородком, закрывавшие лоб и уши.

Присмотревшись, Пап увидел, что почти все работавшие в поле — юные девушки, среди них встречались и девочки лет девяти — двенадцати. Вид этих маленьких монашек, одетых во все черное, был особенно жалким. Почему юных дев оторвали от дома, от родителей и подруг и привели в это безлюдное место?.. Когда Пап направил коня к воротам в зубчатой стене, чтобы узнать, как называется монастырь, путь ему загородила пожилая монахиня в черном с маслеными, как оливы, темными глазами. Она встала перед ним всем своим огромным телом.

— Что желает господин сепух? — поинтересовалась она холодно, давая понять, что вход в ворота запрещен.

— Можно посмотреть обитель? — спросил Пап.

— Это женский монастырь, господин сепух, мужчины не имею т права входить сюда, — ответила старая монахиня жестким мужским голосом. — Это можно лишь с разрешения нашей благочестивой настоятельницы. Изволь мне назвать твое имя и род, я сообщу настоятельнице, может быть, она разрешит.

— Раз запрещено, значит, и не будем просить... — отказался Пап, подумав, что открывать здесь свое имя не следует, а называть чужое имя и род неудобно. Но он не удержался от вопроса : — Однако почему вы собрали в этой обители так много юных девушек? Пусть бы они играли со своими подружками или вышли замуж...

Старая монахиня, которая, видимо, была помощницей настоятельницы, сначала побледнела, потом вдруг вспыхнула, кровь бросилась ей в лицо, и, сверкая глазами, напоминающими оливы, она отчеканила:

— Умерь свои слова, господин сепух, и не вмешивайся в порядки, установленные господом. Удались, пока не поздно, чтобы твои богопротивные слова не прослышал кто-нибудь и не сообщил католикосу Нерсесу...

Пап сразу же почувствовал острозубую пантеру, притаившуюся под внешней кротостью и черным одеянием этой старой монахини. Опасаясь, как бы она не подняла шум и не стала допытываться, кто он, царь повернул коня и сказал Бату и Иеремии:

— Пойдем, она угрожает нам Нерсесом...

Это приключение развеселило друзей.

— Как думаешь, если бы мы сказали, что ты царь, впустили бы ? —заинтересовался Иеремия.

— Во-первых, не поверили бы, во-вторых, могли бы схватить и послать к Нерсесу, - пошутил Бат.

— И он наказал бы меня своими нравоучениями, — засмеялся Пап.

Так, перебрасываясь шутками, они ехали довольно долго…».

И второй:

«…В этот поздний вечер, на третий день после возвращения католикоса из Двина, когда лекарь Саак, сидя на ковре и раскрыв перед собой пергаментные греческие и ассирийские лечебники, при свете лампады и свечей растирал какое-то лекарство, к нему быстро вошел испуганный отец Фавстос и сказал, учащенно дыша:

— Поспеши, отец Саак, блаженный опять занемог. Поспеши...

— Опять, наверно, сердечный приступ, — сказал отец Саак и, надев на домашнюю одежду широкую рясу и крепко заперев дверь кельи, затрусил в патриаршие покои, где Нерсес действительно полулежал в своей спальне, как всегда в таких случаях, в мягком и глубоком кресле.. Седая борода его была всклокочена, сухая костлявая рука лежала на груди. Отец Саак поспешил, но с уважением подошел к нему. Нерсес сказал угасшим голосом:

— Сердце, отец Саак... Опять сердце... Чувствую, напрасно любое лекарство и лечение... Ибо сердце мое устало... Уже не способно служить телу моему...

Сказав это, он костлявой тонкой рукой отвел шелковую рясу и другие одеяния под ней и указал на сердце, то есть на то место, где кожа будто приросла к костям худого тела и где синели вены. Отец Саак, подойдя, две секунды подержал руку на этом месте, потом нащупал пульс больного и, склонив голову, в молчании долго внимал ему. Озабоченно посмотрев на отца Фавстоса, лекарь покачал головой и предложил Нерсесу успокаивающее лекарство. Патриарх отказался.

— Достаточно мне жить, отец Саак, — Голос его был еле слышен. — Я уже стар... Лекарства напрасны.

Несмотря на поздний вечер, весть о болезни католикоса быстро облетела братию , почти все вышли из келий на мощеный двор собора. Старшие епископы поднялись в патриаршие покой и столпились в залах, соседних со спальней католикоса, ожидая новых известий о болезни святейшего. Архимандриты, иноки и дьяконы, разбившись на группы, вели негромкую беседу, обменивались догадками о болезни католикоса.

Вот уже три дня они нетерпеливо ждали сообщений о результате поездки патриарха в Двин. Сумел ли католикос как нужно наставить царя или, может быть, царь пренебрег его назиданиями — никто не знал, потому что Нерсес, вернувшись из Двина, не обронил ни одного слова даже сопровождавшим его епископам. Все с большим интересом ждали результата этого свидания, однако вместо этого сегодня услышали весть о тяжелой болезни святейшего.

Толпившиеся во дворе монахи так и набрасывались с тревожными вопросами на каждого, кто выходил из патриарших покоев. Безрадостные ответы немедленно передавались из уст и уста. Неизвестно, как и откуда в толпе, собравшейся во дворе, вдруг родилось и побежало тяжелое слово, которое шепотом монахи передавали от одной группы к другой.

— Отравление... патриарх отравлен...

— Кто же? Царь?..

— Тсс, тихо...

— Если это правда, нужно ли молчать? — послышался чей-то голос в темноте.

— Тсс, осторожно... Узнаем. Как знать, что правда, что неправда... — предостерег другой.

И опять голоса стихли, перешли в шепот, который, однако, шелестел во всех концах двора, в тени деревьев, под стенами церкви, у патриарших покоев. Что говорила братия, трудно было узнать. Все были обеспокоены, напряженно ждали.

— Отец Саак... Отец лекарь, — вдруг пронеслось во дворе.

Из патриарших покоев действительно вышел отец Саак, печальный, возможно из-за того, что блаженный отказался от предложенного им средства, или просто потому, что состояние святейшего было тяжелым. Толпа архимандритов и иноков надвинулась на него со всех сторон.

— Верно, отец Саак, что блаженный отравлен? — спросил кто-то.

— Царем, — добавил кто-то в темноте.

— Тсс, — пригрозил чей-то голос. — Послушаем отца Саака.

— А почему не спросить, если говорят, что отравлен? — повторил первый толос. — Не дали ли святейшему чего-нибудь смертельного? А, отец Саак?

Лекарь удивленно посмотрел на толпу:

— Откуда эта мысль, глупейшая и ненужная! Он не отравлен... Сердце у него старое и очень слабое...

— Говори правду, отец Саак, правду, — заговорил новый голос. — Ты же всегда был правдолюбцем.

Подошли новые священнослужители и плотнее окружили отца Саака.

— О смотрел я святейшего по своему разумению, святые отцы. И повторяю , нашел, что сердце у него больное. Я давно предупреждал блаженного, чтобы не садился ни в колесницу, ни на коня. Ибо сердце у него очень больное...

Как бы нараспев заныли голоса недоверия, потом стал расти глухой ропот, и вдруг всплеснулся звонкий взволнованный голос:

— Ты не прав, отец лекарь!.. Не к лицу это... Мы уже знаем, патриарха отравили...

— Отравлен!.. О травление! — побежало недоброе слово в этой толпе, сплошь одетой в черное. И опять в этом общем ропоте зазвенел тот же голос:

— Вот, святые отцы! Тот, кто отнял у церкви ее доходы, лишает нас и нашего патриарха! — Это кричал высокий иерей, его борода в темноте слилась с черной рясой, но блестящие глаза, словно метали молнии…».

Вот так вот и рождаются информационные вбросы)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Я должна сказать, что в целом эта книга понравилась мне гораздо больше, чем откровенно сомнительный «Самвэл» Раффи. На первый взгляд у этих книг немало общего, но есть всё-таки и ощутимые различия, которые, на мой взгляд, играют в пользу «Царя Папа».

Язык изложения схожий с языком других армянских авторов (того же Раффи), и мне всё же кажется, что сходство в изложении текстов армянских авторов завязано на особенностях собственно армянского языка, это и делает тексты в определенной степени узнаваемыми, похожими друг на друга по своему слогу и ритму, но не вполне похожими на тексты русскоязычных авторов. В принципе, это неплохая фишка.

Что касается остального, то здесь тоже очень сильны патриотические мотивы, хватает агрессивного заряда, схожие темы и опорные точки, но в некоторых вещах акценты смещены, причем чуть ли не на прямо противоположное. Если в «Самвэле» одна из тем была завязана на спасении христианства и христиан от огнепоклонников, то тут Зорьян начинает вроде с того же, а потом разворачивает всё по меньшей мере на 90 градусов и рассказывает уже о перегибах и откровенных злодеяниях христианских церковников, а потом о том, как на это реагировал молодой и горячий царь, и во что это вылилось. Это не антихристианская книга, но вот этот момент, с одной стороны, роднит её с раннесоветской литературой, громившей церковь да религию и там, и сям, и в то же время, он не слишком характерен для армянской литературы в целом, где христианству придается огромное значение, и оно рассматривается неразрывно связанным с армянами и их страной.

Ещё не могу не отметить, что Зорьяну удалось, пожалуй, создать действительно харизматичного персонажа в лице Папа. Хотя местами он меня подбешивал, в целом его начинаниями проникаешься, его личность вызывает симпатию, а логика и поступки, направленные на укрепление его родины и благополучие народа – уважение. Хотя он позволял себе неоднозначные высказывания, в целом он производит впечатление человека не фанатичного, милосердного, прямолинейного и справедливого, чего, пожалуй, не было в том же Самвэле. Даже наивная вера Папа в людей, которая в другом случае могла бы меня раздражать, здесь вызывает скорее сочувствие и даже какое-то умиление, вот, мол, какой прекрасный человек.

Другой герой, Раат, не столько интересен сам по себе, сколько любопытна история его поисков возлюбленной. Поначалу я зевала с этого избитого тропа, но автору удалось сделать удивительное – настойчивое повторение этих поисков, переживаний Раата, его сомнений, создало у меня давящее и гнетущее ощущение, заставив уже саму задаваться вопросами о том, что случилось с Назени и с нетерпением ожидать момента, когда она всё-таки найдется. Короче…Заставил же переживать за героев, а! Я сама удивилась, что такой топорный прием сработал да ещё так точно.

Наконец, я должна предупредить, что, не считая первой главы, начало у книги капец какое растянутое и нудное, я еле его осилила. Вообще изложение Зорьяна, особенно в начале, кажется очень затянутым, причем растянутым искусственно, с обилием лишних слов и деталей, как будто густую тягучую кашу черпаешь ложкой и жуешь. Но чем дальше, тем меньше это бросается в глаза. Совсем тяжко на части про освободительную войну, полегче на истории правления Папа и я прям читала, затаив дыхание в конце, особенно историю с поездкой по приглашению Валента в Тарс.

Короче первые главы нужно просто пережить, а дальше это вполне достойная и любопытная книга, по-своему приятно написанная. Я позже обязательно прочитаю «Армянскую крепость» (благо она в том же издании) и, может, когда-нибудь даже о ней расскажу. Хотя вряд ли. У Зорьяна есть и другие исторические романы, и, если я их найду и сочту полезным рассказать и о них, то непременно это сделаю. Пока среди армянских авторов он вызывает у меня наибольший интерес.

Всем привет!

Сегодня снова возвращаюсь к Ирану времен Сасанидов для того, чтобы рассказать о некоторых знаменитых правителях, ставших потом героями немалого количества литературных и иных произведений.

О Шапуре II-м, прозванном Великим (307/308-379/380), видимо, за его неуёмное стремление всем и всюду навалять, я рассказывала в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 77. «Самвэл» и «Шахнаме»). Впрочем, справедливости ради, приходится признать, что он города не только разрушал, но ещё строил, перестраивал, апгрейдил и восстанавливал. Например, в его времена основан был Нив-Шапур (нынешний Нишапур в Иране). Ещё он активно возводил зороастрийские храмы. В общем правление его было противоречивым, но ярким и при этом долгим, а это что-то всё-таки да значит.

Вот его преемник Арташир II (379/380-383/384) тем же похвастаться не мог. Да и вообще это была скорее история неудачи, чем успеха: и в каком родстве он был с Шапуром, и как вообще оказался у руля – неизвестно, да и правил совсем недолго. Он заигрывал с народом, например, освободил простолюдинов от податей сроком на 10 лет, но при этом вслед за Шапуром продолжал гнобить христиан и неумело общался с представителями знати, которые его и свергли, а на его месте оказался сын Шапура II – Шапур III (383/384-388/389), хотя его родство со знаменитым шахиншахом мало выручило.

О нём известно, что именно в годы его правления, в 387-м году, произошёл первый раздел Армении (кто хочет узнать об этом побольше, может помочь со сбором средств на книгу «Царь Пап», где рассказывается об этом царе, именно при его сыне и случилось это событие). Кроме того, при Шапуре III, наконец-то, наступил непрочный мир между Ираном и Римской империей, что облегчило вроде как и участь христиан, проживавших в Персии. Но вот со знатью у него тоже всё складывалось не гладко, и по одной версии жизнь его унёс не несчастный случай, а заговор.

Новым шахиншахом стал Бахрам IV (388/389-399/400), по одной версии сын Шапура II, по другой (что более вероятно) – Шапура III. До своего резкого карьерного взлёта он был правителем Кермана (это область на юго-востоке Ирана). В его правление значимых событий в Иране не происходило (кроме возобновления борьбы с Римом), зато после его смерти успешно восстала Армения. Но это было уже проблемой следующих правителей Сасанидов, причем мнения о том, кто ими был, разнятся. У самого Бахрама достоверно были дочери, но есть мнение и о существовании сына – Йездигерда Кроткого, который недолго правил примерно в 400-м году. Короче, мутная история.

А следующим достоверным правителем стал Йездегерд I (399/400-420/421), и уж это-то персонаж так персонаж, деятель так деятель. Он тоже был сыном какого-то из Шапуров, предположительно того, что третий. Он построил очень крепкие и странные взаимоотношения с Восточной Римской империей. Была даже версия, что Аркадий попросил в своем завещании Йездигерда присматривать за его малолетним сыном Феодосием II. Правда это или нет, а в 413/414-м году между державами был заключен мир, причем в рамках договора обе стороны несли ответственность за оборону горных перевалов, которые могли стать коридорами для вторжений. Кстати, о горах. В Армении опять начались дележки власти, и, когда из-за них армянский престол резко опустел, Йездигерд под шумок посадил на армянский трон своего сына Шапура. Короче, Армения опять, по сути, перестала быть самостоятельной. Подробно рассказывать не буду, но, кто книгу из предыдущего поста прочитает, тот поймёт, о чем я.

Ещё Йездигерд в памяти потомков заслужил славу кровожадного психа и гонителя…потому что гонял и в хвост, и в гриву местную знать, даже христиан приласкал, чтобы они его поддержали в борьбе с представителями старинных иранских родов. А на деле-то шахиншах, походу, просто посмотрел на соседние державы, особенно на Армению, и подумал, что он вот так же не хочет (а предпосылки уже были – подобно армянским нахарарам иранские князья тоже начали играть в игру «Мы сами с усами», что законному правителю всея Ирана очень не понравилось). И на этом фоне примечательна история гибели этого царя – якобы его на охоте…сказать неловко, право)) Копытом зашиб «водяной конь». Я потом процитирую этот отрывок. Это такое прям «Ой». На деле полагают, что Йездигерда на охоте замочили недовольные (нередкая, кстати, история), а потом рассказывали всем байку про «коня». Вот только хорошего из этого ничего не вышло – началась смута, трон узурпировал некий Хосров Узурпатор, и так до тех пор, пока царство, корона и прочие атрибуты не перешли к знаменитому Бахраму V Гуру (420/421-440).

Бахрам Гур один из самых ярких и, не побоюсь этого слова, почитаемый потомками правитель Сасанидского Ирана, легенды о нем начинаются уже с его прозвища – «гур» – которое превратилось в игру слов, поскольку по-персидски گور (gur) –  и «могила, гроб», и «онагр, дикий осёл» (интересно, что в словаре это слово переводится исключительно первым вариантом, но в статье из вики про онагров используется это же самое слово, с пояснением «gur yrany»), оттуда и поговорка про Бахрама вроде: «Погнался за онагром, а угодил в могилу». Впрочем, это я забегаю вперед. Сначала надо про детство, юность и зрелость, а потом уже про это.

Матерью Бахрама называют Шошандухт, судя по всему дочь какого-то вождя иранских евреев. Родился Бахрам около 400-го года н.э. и ещё ребенком был отдан на воспитание арабскому правителю государства Лахмидов, на тот момент уже вассалов Сасанидов, Нуману I (399-428/429), непосредственным же наставником царевича, вероятно, был сын Нумана от гассанидской принцессы Хинд – аль-Мунзир I (428/429-472/473), что, похоже, создало почву для последующей крепкой дружбы между правителями.

Около 420-го года, когда умер Йездигерд, а власть прихватил в цепкие руки Хосров Узурпатор, Бахрам уже был взрослым юношей и закономерно отправился на родину возвращать себе отцовские владения после того, как стало известно, что его старшего брата Шапура знать тоже убила. При помощи преданных Лахмидов Бахрам победил, но с бывшими соперниками обошелся максимально милостиво, и свой венец получил почти демократическим путем.

За время его правления в Армении персам кое-как удалось навести хоть какой-то порядок и царем поставить Арташеса IV (422-428), последнего Аршакида на армянском престоле, и с 428 Арменией правили назначаемые Сасанидами марзпаны вплоть до 642-го года. Его же, Бахрама, правление ознаменовалось усилением иранской зороастрийской аристократии (по некоторым версиям причина состояла в том, что Бахраму нравилось больше заниматься охотой, пирами и бабами, чем государственными делами), которая, вероятно, и спровоцировало новые гонения на христиан, а вслед за этим новый конфликт с Восточной Римской империей в 421-422-х гг. Но куда важнее тут то, что персам в последующие годы пришлось отражать атаки кидаритов, хионитов и эфталитов, чье государство (существовало ок. 440-565) примостилось прямо по соседству с Сасанидской империей. Это те самые «белые гунны», что потом усилились, обложили Иран данью, а потом разнесли Таксилу и уничтожили империю Гуптов. Но всё это было потом. А пока хочу рассказать о веселой жизни Бахрама Гура на примере не только «Шахнаме», но и другой известной поэмы:

«Семь красавиц» Низами Гянджеви

Время действия: V век н.э., ок. 400-440гг. н.э. Время правления Йездигерда I и Бахрама V Гура.

Место действия: империя Сасанидов (современные Ирак, Иран, возможно Пакистан), а также Хорезм, Жужаньский каганат (примерно нынешний Казахстан, где пролегали западные рубежи этой страны), предположительно Восточная Римская империя (Турция), государство Гуптов (Пакистан или Индия). Остальные регионы, упомянутые в поэме, установить совсем проблематично.

Интересное из истории создания:

Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф, более известный как Низами Гянджеви (ок. 1140-ок. 1209) – ещё один знаменитый восточный средневековый поэт, живший на два столетия позже Фирдоуси и, несомненно, знакомый с его творчеством. Родился и жил он в государстве тюрков Ильдегизидов, а точнее в городе Гянджа, что сейчас расположен в Азербайджане. Писал при этом он на персидском языке и известен тем, что привнес в поэзию разговорную речь и реалистический стиль. Во всяком случае, прочитав его поэму, я могу отметить, что во многом она выглядит куда приземленнее и ближе современному читателю, нежели героический эпос «Шахнаме».

Поэма «Семь красавиц» (другое название «Семь куполов») вошла в состав сборника «Хамсе», что на русский язык переводят как «Пять поэм», во всяком случае, я читала именно под таким заголовком. Туда же входят «Сокровищница тайн», знаменитые «Лейли и Маджнун», «Хосров и Ширин» (о которой я ещё расскажу) и «Искандар-наме».

Поэма «Семь красавиц» («Haft paikar», перс. ”هفت پیکر”, где слово «پیکر», во всяком случае, в современном фарси переводится и как «фигура», и как «портрет», и как «символ», и как «икона», что, видимо, не случайность) написана предположительно в 1197-м году (хотя эта дата вроде как дискуссионна) и посвящена правителю Мараги (нынешний Мераге в провинции Восточный Азербайджан в Иране) Ала Ал-дин Кёрпе Арслану ибн Аг-Сонгору. Само стихотворное посвящение тоже можно прочитать в начале поэмы. Старейшей рукописью «Хамсе», содержащей и поэму «Семь красавиц», считается рукопись 1400-го года.

О чём:

Царя Йездигерда откровенно не любят его подданные, по крайней мере, их верхушка. Оно и не удивительно – он им спуску не давал. И когда на старости лет у него оказалась проблема с наследником, заподозрил, что как-то он неправильно жил. Но молитва Ахура-Мазде сотворила чудо, и так появился на свет Бахрам, которого родитель то ль от большой любви, то ль как раз наоборот отослал на воспитание арабскому владыке Ан-Нуману в Хиру (это ныне Ирак, а не Йемен, как написано в тексте, не ведитесь). Там Ан-Нуман и его сын окружили юного Бахрама всяческой заботой, но почему-то решили, что пустынный климат для его здоровьичка плох, и поэтому царь задумал построить в горах замок, чтобы принц жил и рос там. И для этого нашёл именитого и очень талантливого мастера Симнара с земли румов (то есть византийцев), который и создал для него великолепный замок  Хаварнак.

Награду Симнар за работу получил совсем не ту, которую ожидал…Точнее сначала ту, просто кто-то плохо думал наперед и за словами не следил: Ан-Нуман его так щедро одарил, что архитектор возьми да сказани, мол, кабы я знал, что награда будет тааакой, я бы ещё сильнее постарался…Кто догадался, что с ним дальше было, тот молодец. Кто не догадался, процитирую ниже) Но потом оказалось, что он оставил в одной из комнат построенного замка кое-что ну очень интересное. И это что-то нашёл молодой Бахрам…

Отрывки:

Не могу не процитировать из «Шахнаме» отрывок про гибель Йездигерда:

«…Явился вдруг дымчатый конь из реки,

Круп, скажешь, онагра, и бабки крепки,

Высок, с черным пахом, в глазу синева,

В движеньях стремителен, яростней льва,

Хвост длинный, под гривой не видно спины,

С губ падает пена, копыта черны.

Слова повеленья владыки звучат:

«Пусть воины быстро его окружат!»

Табунщик наездников десять лихих

Расставил. Седло и арканы при них.

Что знал он о тайне Творца самого,

Столкнувшего с этим драконом его

С конем совладать не сумел ни один.

Охваченный гневом земли властелин

Уздечку, седло захвативши тотчас,

К нему напрямик поспешил, не смутясь.

И дымчатый замер, как вкопанный стал,

Покорно, сказал бы, властителя ждал.

Узду от него принимает скакун,

Седло возложить дозволяет скакун.

Седельный ремень уже был закреплен —

И тут оставался спокоен дракон.

Вот хвост подвязать повелитель держав

Направился. Камнекопытый, заржав,

Лягнул его в голову. Пал шахиншах,

Венцом и главою низринут во прах…».

("Шахнаме", "Правление Йездигерда I", заключительная часть)

Выбор отрывка из «Семи красавиц» оказался делом непростым. С одной стороны – рассказы, связанные с реальными историческими событиями, личностями и объектами, с другой – откровенные байки и сказки, причем нередко насыщенные красивыми образами и тонким эротизмом)… И я решила, что, если хватит места, то приведу одно такое, и одно такое. И вот о «награде» для Симнара:

«…А когда такую милость зодчий увидал,

Молвил: «Если б ты мне раньше столько обещал,

Я, достойное великой щедрости твоей,

Зданье создал бы — красивей, выше и пышней!

Багрецом, лазурью, златом башни б расцветил,

И поток столетий блеска б их не погасил.

Коль желаешь — будет мною зданье начато

Завтра ж! Этот замок будет перед ним ничто.

В этом здании — три цвета, в том же будет сто!

Это — каменное; будет яхонтовым то.

Свод единственный — строенья этого краса,

То же будет семисводным — словно небеса!»

Пламенем у падишаха душу обняла

Эта речь и все амбары милости сожгла.

Царь — пожар; и не опасен он своим огнем

Только тем, кто в отдаленье возведет свой дом.

Шах, что розовый кустарник, ливнем жемчугов

Сыплет. Но не тронь — изранит жалами шипов.

Шах лозы обильной гроздья на плечи друзей

Возложив, их оплетает силою ветвей.

И, обвив свою опору, верных слуг своих, —

Из земли, без сожаленья, вырвет корень их.

Шах сказал: «Коль этот зодчий от меня уйдет,

Он царю другому лучший замок возведет».

И велел Нуман жестокий челяди своей

Зодчего схватить и сбросить с башни поскорей.

О, смотри же, как судьбою кровожадной он

Сброшен с купола, который им же возведен!

Столько лет высокий замок он своей рукой

Строил. И с него мгновенно сброшен был судьбой!

Он развел огонь и сам же в тот огонь попал.

Долго восходил на кровлю — вмиг с нее упал…».

("Семь красавиц")

И немного клубнички)) Причем история вышла весьма поучительная, про то, как один правитель попал в чудесное место и пытался склонить местную царицу к «игре в нарды» в течение месяца, но она кормила его завтраками и отправляла в шатер с прислужницами. И вот в предпоследний день мозги у мужика окончательно отказали в пользу другого места)

«…Повелели — на цветок я натиск совершил.

Страсть мою, что пламенела, не утолена,

Страсть мою меня молила удержать она.

И она клялась мне: «Это будет все твое.

Завтра ночью ты желанье утолишь свое.

Потерпи одни лишь сутки. Завтра, — говорю, —

Дверь к сокровищу сама я завтра отворю.

Ночь одну лишь дай мне сроку! Быстро ночь пройдет.

Ведь одна лишь ночь — подумай: только ночь, не год!»

Так она мне говорила. Я же, как слепой

Иль как бешеный, вцепился в пояс ей рукой,

И во мне от просьб желанной девы возросло

Во сто раз желаний пламя. До того дошло,

Что рванул я и ослабил пояс у нее.

А царица, нетерпенье увидав мое,

Мне сказала: «На мгновенье ты глаза закрой.

Отомкну сейчас сама я двери кладовой.

Отомкнув перед тобою дверь, скажу: «Открой...»

И тогда, что пожелаешь, делай ты со мной!»

Я на сладкую уловку эту пойман был,

Выпустил из рук царицу и глаза прикрыл.

И — доверчиво — ей сроку дал я миг, другой.

И когда услышал слово тихое: «Открой...» —

Я, с надеждою на деву бросив быстрый взгляд,

Увидал: пустырь, корзину и над ней канат.

Ни подруги близ, ни друга не увидел я.

Вздох горячий да холодный ветер — мне друзья…».

("Семь красавиц". Сказка царевны Хинда из Чёрного Дворца)

Вот такая вот антипропаганда сексуального насилия)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Наверное, я не скажу о достоинствах поэзии Низами Гянджеви ничего нового, но могу заверить, что она прекрасна. В ней сочетаются и традиционные для персидской культуры и средневековья элементы, например, определенные образы и символы вроде луны, розы, граната, льва или драгоценного камня, например, рубина или жемчужины, и присутствуют эротические мотивы (тоже, надо сказать, на самом деле заметные и значимые для персидских литературы и искусства), и в то же время тематика и конфликты многих историй близка, понятна и интересна, пожалуй, будет и для многих современных читателей.

Отчасти, кстати, достигается этот эффект тем, что писал поэт об этих вещах не так, как, похоже, это было принято. Например, порицание похоти можно встретить и во многих средневековых произведениях по всему миру, но порицающих сексуальное принуждение я лично сейчас на вскидку вспомню, помимо этого, ну…одно? Про любовь тоже и тогда было написано многое. Но только какой была описана та любовь? Например, если сравнивать поэмы Низами Гянджеви и «Тысячу и одну ночь», то обнаружатся совсем разные описания и акценты. И завершение поэмы тоже, скажем так, не совсем стандартное. Пожалуй, оно отдает даже буддизмом или учением суфиев, что легко можно представить в литературе персидской, но, скажем, не арабской.

И, хотя я не владею достаточно персидским языком, я всё же не могла не заценить игру слов и символизм в его стихотворном повествовании, а он там иногда очень глубок. На меня, кстати, особое впечатление произвела история про блуждающего в пустыне. Это прям хоррор реальный вышел, как с многослойным кошмарным сном) Но на эту историю можно посмотреть и иначе – как на аллегорию плутания в рамках жизни.

Короче читать рекомендую однозначно, и лучше не один раз, потому что уверена, что там есть не только над чем улыбнуться, но и подумать. Только ищите обязательно полный текст, с семью сказками от царевен и с последующими событиями.

Если пост понравился и был полезен, ставьте лайк, пишите коммы, жмите на "жду новый пост" или даже закиньте денежку на счёт. Я, кстати, всё ещё веду сбор на недостающие книги (см. в конце поста).

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.2. «Предание о людях ва» и «Записки о поисках духов»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»

О веке IV-м:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 76.1 «Таис»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 76. «Юлиан»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 77. «Самвэл» и «Шахнаме»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 78. «Орёл в снегу» и «Пак с Холмов»

О рубеже IV-V веков:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 79. «Записки о буддийских странах»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 81. «Гипатия»

Всем привет!

В прошлый раз я рассказывала о временах императоров Констанция II и Юлиана Отступника, и у меня осталась парочка произведений из тех времен, но сегодня я хочу немного поведать о том, что было позже, а потом снова сместить фокус на восток, ведь сегодня в центре внимания снова окажется Армения. Но в данном случае про неё невозможно рассказать, не изложив некоторых деталей из истории Римской империи и государства Сасанидов. Так что запасайтесь чаем и вкусняхами, историческая часть сегодня будет большой.

После внезапной гибели Юлиана II в ходе римско-персидской войны его военачальник Иовиан (363-364гг.), как это часто и бывало в таких ситуациях, армией был провозглашен императором, а потом заключил с персами весьма невыгодный для своей страны мир, согласно которому отказывался от значительных месопотамских территорий и любых притязаний на Армению. А ещё он был христианином и свёл на нет все усилия своего предшественника по восстановлению римского язычества в государстве, вернув христианской церкви все привилегии. Короче его было кому и за что не любить, поэтому кажется весьма подозрительной его смерть через 7,5 месяцев от начала правления где-то в Вифинии по дороге в Константинополь. Слухи о том, что к этому приложили руку недоброжелатели, ходили ещё в те времена, но доказательств нет и поныне.

После кончины Иовиана бразды правления перекочевали в руки другого военачальника Юлиана – Валентиниана, тоже, кстати, христианина, и настолько открытого, что Юлиан отправил его в Фивы в 362-м году, подальше от себя и поближе к единоверцам. Вернул его уже Иовиан и отправил бить галлов. На февраль 364-го Валентиниан находился в Анкире, что, видимо, отчасти и стало причиной его успеха, потому что, например, кандидатуру Януария, родича Иовиана, первые лица государства отвергли, потому что, мол, далековато он. Так вот и стал полководец императором Валентинианом I (364-375), а через несколько месяцев назначил своим соправителем брата – Валента (364-378), в историю вошедшего под номером II и получившего в управление восточную часть страны. И так вот была основана последняя династия единой Римской империи – династия Валентиниана-Феодосия.

А главным соперником Римской империи за мировое господство – государством Сасанидов – в этот период управлял знаменитый Шапур II (307/308-379/380), о котором я упомянула в одном из прошлых постов, и теперь хочу развить тему и его удивительно долгого царствования. Отчасти, кстати, причина такого долгоиграя состоит в том, что Шапур родился и был тут же назначен шахиншахом уже после смерти своего отца, Ормизда II, и его матерью, возможно, была иудейка Ифра Оримэд, причем передача короны ему выглядит странновато с учетом того, что у него было два старших брата – ещё один Шапур и Хормизд. Практически ничего не известно о первых годах его правления, разве что то, что это было временем ослабления Персии, и на её территории вторгались, как минимум, арабы, причем то были как вольные кочевники, так и всё те же Гассаниды. Обнаглели они в какой-то момент настолько, что, по некоторым источникам, даже как-то раз совершили набег на Ктесифон и похитили женщину из рода Сасанидов. Я упоминаю об этом, потому что похожая история есть и в «Шахнаме».

В общем, не удивительно, что в 325-м году, повзрослев, Шапур первым делом устроил акт мести в отношении арабов и совершил ряд крупномасштабных походов, в том числе вторгся и на территорию Аравийского полуострова, по некоторым данным даже добрался до Ятриба, будущей Медины. И в этих походах проявил поразительную жестокость, массово истребляя и правителей, и население, подвергая пленных пыткам и мучительным казням, насильно переселяя целые племена, и засыпая песком колодцы. Досталось и Гассанидам, и Лахмидам, чья столица находилась в Хире (современный Ирак). А потом Шапур приказал недалеко от Хиры, укрепить границы – построить крепости и вырыть рвы. Это оборонительная линия получила название Стена арабов.

Усмирив арабов, Шапур озаботился и римлянами, которые, кстати, оказывали покровительство Гассанидам. С римлянами Шапур вёл длительные и жестокие войны, начиная со времен Констанция II, и заканчивая правлением Валентиниана и Валента, которые, несмотря на договор о 30-тилетнем мире, в конце концов, не смогли остаться в стороне и кинулись помогать Армении. Вот тут-то и начинается самое главное, о чём я сегодня хотела рассказать.

Об отделении армянских царств от государства Селевкидов и о Великой Армении под владычеством Тиграна II, и в принципе о правлении династии Арташесидов (189 до н.э. – 12/14 н.э.) я рассказывала уже в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.3. «Тигран Великий»). После пресечения этой династии Арменией какое-то время управляли представители парфянского правящего дома Аршакидов. Последними из них были Митридат и его племянник Радамист (51-55 с перерывами), о котором тоже стоило бы рассказать, но я не смогла найти подходящее произведение. Может быть, как-нибудь позже.

А потом власть над Арменией перешла к Тиридату I (ок. 54-88гг. н.э.), которого на армянский трон посадил его брат, парфянский царь Вологез I, и так наступила эра правления младшей ветви Аршакидов – династии Аршакуни, которая официально правила с 62 по 428-й годы. Вот о них-то и сегодняшняя история.

С падением Арташесидов Армения, по сути, лишилась своей независимости и оказалась зажатой между Римской империей и Персией, и обе стороны постоянно пытались её себе присвоить, прежде всего, по стратегическим соображениям. Для этого они сначала пытались утвердить там своих царей, а потом, с воцарением и укреплением Аршакуни, хоть и на правах римских вассалов (приличную часть времени, а иногда были периоды и полноценной римской оккупации), в ход пошли и другие уловки.

Управление Арменией, судя по всему, частенько шло из Парфии, и первым правившим из Армении же царём, похоже, был Трдат II (217-252). Его провозгласили царём после убийства Каракаллы, который держал, по сути, в плену его самого, его отца Хосрова I (191-217), сына Вагарша II (царь в 186-198гг., после периода римской оккупации) и всю их семью, что спровоцировало восстание в Армении и сделало римлян куда сговорчивее. Кстати, один из крупнейших нахарарских родов Мамиконянов переселился в Армению из Бактрии именно в годы правления Трдата II. При нём же рухнула Парфия, и был убит Артабан V, близкий родич Трдата, а потом Ардашир стал готовиться присоединить и Армению, так что вот сразу стало ясно, что с Сасанидами у армян не заладится, пока ими управляют цари из рода Аршакуни.

На смену Трдату пришёл его сын Хосров II Великий (правил в период 252- ок. 286, хотя есть и более ранние даты его смерти), который известен был своей борьбой с Ардаширом и тем, что его предательски убил родич-перебежчик по имени Анак. Почти вся семья Анака после этого была истреблена, уцелел только младенец по имени Сурен, который вырос, принял христианство и позже стал первым католикосом Армении под именем Григория Просветителя. Кстати, об этом.

У Хосрова было двое детей – дочь Хосровидухт и сын, ставший царём под именем Трдата III Великого (ок. 287-330). Пожалуй, главное, чем этот царь прославился – это тем, что при нём началась официальная, с верхов, христианизация Армении, и Армения так вот стала первой христианской страной в мире. Трдат рос в Риме, и, видимо, отчасти это и привело его к христианству, которое вместе с ним продвигали сестра Хосровидухт и супруга Ашхен, хотя прежде армянские цари были зороастрийцами, а сами армяне язычниками, что очень важный момент. Трдат и сам поначалу устраивал гонения на христиан, а там ещё выяснилось, что враг его семьи, Григорий, видный христианский деятель, которого он бросил в темницу.

Не буду излагать всю историю, скажу только, что якобы именно исцелению Трдата от Григория и их примирению с Трдатом и приписывается решающая роль в вопросе христианизации страны, хотя, думается мне, тут стоит куда больше внимания обратить на то, на что я выше указала – Трдат воспитывался в Римской империи и, вероятно, был заинтересован в прочных с ней отношениях, а в это время ею рулил никто иной как Константин I. Кстати, я очень разочарована тем, что не смогла найти ни одного романа или повести об этих событиях. Если кто-то знает, обязательно поделитесь. Я, в свою очередь, могу порекомендовать отличный армянский фильм 2007-го года о жрице бога Мгера, которая невольно поспособствовала процессу христианизации страны. Причем я со скепсисом начинала смотреть, ожидая там христианской пропаганды, но кино вышло совсем не об этом и оказалось довольно глубоким и философским. И, что интересно, победить язычество и зороастризм Трдату, похоже, полностью не удалось. Показательно тут то, что, если верить историку Мовсесу Хоренаци (ок. 410-490), царя отравили его же вассалы-нахарары.

Его сын и наследник Хосров III Котак (330-338) принялся мстить и в каком-то смысле развязал череду междуусобных войн всех со всеми внутри Армении, что ей на пользу совсем не пошло. Особенно это стало заметно, когда в 339-м году Сасаниды нарушили Нисибисский договор и напали на страны, союзные Римской империи, в том числе и на Армению. В ходе той борьбы погиб царь Хосров, а его место занял Тигран VII или просто Тиран (338-350), при котором не только обострились отношения между самими нахарарами, и между царем и нахарарами, но и усложнились взаимоотношения армян и их владык с христианской церковью. Своего апогея все эти проблемы достигли в царствование Аршака II (350-367), который основал город Аршакаван, очень по-христиански имел двух жён, Парандзем и Олимпиаду, и окончил свои дни в персидском плену, оставив страну в полном раздрае, где тут же нашлись те, кто попытался спасти хотя бы себя и даже извлечь выгоду из сложившегося положения. Вот об этом и идёт речь в сегодняшнем произведении

«Самвэл» («Самуил») А. М. Акопяна (Раффи);

И отдельно хочу вернуться также к некоторым частям «Шахнаме».

Время действия: IV век н.э., ок. 367-400 гг. – «Самвэл»; и ок. 308-380гг. – «Шахнаме».

Место действия: Великая Армения (территории современной Турции, Армении); Персия, территории Лахмидов и Гассанидов, а также другие арабские земли (территории современных Саудовской Аравии, Катара, Бахрейна, ОАЭ, Омана и Йемена), Римская империя (Италия, Турция, Греция).

Интересное из истории создания:

Акоп Мелик-Акопян (1835-1888), он же Раффи – армянский писатель и поэт, автор как художественных романов, так и художественно-этнографических очерков. Что примечательно, родился он на территории нынешней провинции Западный Азербайджан в Иране, в области Великая Армения, а потом учился в Тифлисской гимназии. Во взрослом возрасте успел и много где побывать, и поработать школьным учителем. А печататься начал с 1860-го года – тогда в журнале «Юсис апайл» («Северное сияние») напечатали его стихотворение. Позже его книги постоянно издавались и пользовались читательским успехом в среде армянской интеллигенции. Среди самых известных его произведений – «Давид-бек», «Дневник крестокрада» и, собственно, «Самвел», третий по счёту роман автора.

Первый том «Самвела» был закончен в 1886-м году и впервые издавался в тифлисском журнале «Мшак». Предполагалось, что будет ещё и второй, но Раффи, если и работал над ним, то закончить его не успел. Вдохновился писатель на создание этого произведения как путешествиями по Армении и Персии, так и событиями, происходившими в Восточной Армении в его время. На русский язык роман тоже неоднократно переводился, по крайней мере, с 1946-го года. «Самвел» был включён в серию «Армянский исторический роман» на русском языке.

О чём:

Главный, хотя и не единственный герой этой истории – Самвел Мамиконян, сын Вагана Мамиконяна и племянник по матери Меружана Арцруни – как-то одним неприятным весенним вечером получил тайное донесение – Шапур пленил армянского царя Аршака вместе с Васаком Мамиконяном, дядей Самвела по отцу, причем первый в итоге оказался заточен в крепости, а второй убит. Но на этом дурные вести не заканчивались – отправившиеся вместе с Аршаком и Васаком Ваган и Меружан мало того, что перешли на сторону персов, так ещё и обратились в зороастризм, а потом ещё получили от нового хозяина задание – вернуться в Армению и сломить там любое возможное сопротивление нахараров, а также начать миссию по искоренению христианства и письменного греческого языка, заменив его персидским и насаждая веру в Ахура Мазду. И вот поникший Самвел сидел и думал, как так, и что с этим делать. А потом ещё выяснилось, что мать его тоже в курсе и не против. Короче, обложили со всех сторон, и, собственно, вокруг того, что в связи со всем этим предпринял Самвел, и крутится приличная часть сюжета.

Про «Шахнаме» я много рассказывала в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»), но тогда не успела рассказать там ничего о Шапуре. А рассказ о нём там мало того, что длинный, ещё и полон всякого разного. Например, рассказывается о том, что арабы похитили его тётку (вроде), и она стала женой их правителя, и в этом недобровольном браке родилась дочь Малике. И, когда юный Шапур пришёл творить страшную мстю, эта легкомысленная девица едва его увидала, как тут же воспылала к нему страстью настолько, что предала отца и отдала приказ открыть ворота столицы. За это Шапур, победив фактически в войне (предположительно, кстати, с Лахмидами), сделал её своей женой. Первой, но, скажем так…не единственной. А потом ему вообще пришло в голову отправиться в Рим то ли реально посмотреть, как люди живут, то ли шпионить. Закончилось для него это конкретными проблемами…

Отрывки:

Не могла не процитировать этот отрывок, потому что не обнаружила в нем примечания, которое, на мой взгляд, там необходимо. Ну-ка, кто догадается, о каком дядьке речь?

«…После ухода Иусика в приемную палату вошел старик, сухой и тонкий, как скелет. Голова и борода его были совершенно белые, холодное лицо цвета пергамента, с резкими чертами говорило о твердом характере. Казалось, он сам не знал, зачем пришел, но вскоре нашел себе занятие. Он стал ходить от одного предмета к другому, рассматривать каждый, переставлять с места на место; подошел к стоявшим в углу пикам и копьям и, взяв одно из них, перенес в другой угол, а копье правого угла переставил в левый. Посмотрел на пику и, заметив, что она стоит косо, поправил ее. За этим занятием застал его вошедший в комнату Иусик.

— Разве это твое дело? — сказал Иусик, хватая старика за руку. — Опять пришел, чтобы все перепутать?

— Молчи, щенок! — крикнул старик и с такой силой отшвырнул Иусика, что, не обладай тот ловкостью кошки, он, наверное, рассыпался бы, как штукатурка, по полу.

— Тише, милый Арбак, — взмолился юноша, — князь еще спит.

— Спит… — насмешливо протянул старик, — нашел время спать! Ничего, сейчас проснется…

Шум в приемной палате действительно разбудил Самвела. Старик Арбак был дядькою Самвела. Молодой князь вырос у него на руках; поэтому Арбак и вел себя с такой непринужденностью. Это был старый воин с суровым и чистым сердцем. Несмотря на свой возраст, он сохранил свежесть мужественной души. Самвел уважал этого человека, уважал его старость и его нестареющую храбрость…».

И не могу не процитировать отрывок о христианизации Армении:

«…Битва продолжалась несколько дней, пока князья не получили подкрепления. Христианство восторжествовало: победа осталась за ним. Верховные жрецы Ардзан, его сыновья Месакес и Деметрий пали на поле битвы с мечом в руке, как герои. Пало тысяча тридцать восемь храбрых жрецов. Великолепные языческие храмы на вершинах Карке были разрушены. Погибли прекрасные произведения армянского искусства и архитектуры. Огромные же сокровища капищ стали добычей армянских крестоносцев.

Золото, серебро и мрамор легко было уничтожить, но уничтожить в сердце народа чувства, с которыми он сроднился, уничтожить обожание, какое он питал к родным богам, было гораздо труднее. Эти чувства сохранились на много веков после сокрушения богов. Они устояли против огня и меча. Религия сменилась, но стародавние обычаи народа остались.

Были уничтожены те храмы, в которых всенародно в дни Навасарда праздновался Вардавар. Во времена язычества всенародные празднества устраивались семь раз в году; и на каждом празднестве присутствовали царь и верховный жрец.

Григорий Просветитель на месте капищ основал первый христианский престол — матерь армянских церквей. Монастырь сохранил свое прежнее языческое название — Аштишат. Праздник Вардавара превратился в праздник преображения Иисуса Христа, но прежние обряды сохранились. Снова раз в году появлялся здесь армянский царь христианин со своими нахарарами и армянский первосвященник. Они открывали всенародные праздничные торжества Аштишата. Опять приносились жертвы, выпускались голуби, и народ окроплялся водою. Опять происходили те же игры, устраивались те же соревнования, раздавались те же награды, как это бывало в языческие времена. Венки из роз, венчавшие прежде храм Астхик, украшали теперь священный алтарь Аштишатского монастыря. И праздник этот, как и прежде, происходил в начале месяца Навасард и назывался праздником Вардавара.

Самвел все это знал. Он не раз участвовал в этих торжествах. Не раз случалось ему получать высокую награду во время игр и соревнований, не раз его за отвагу царь Армении награждал поцелуем в лоб.

Теперь предстояла новая война за веру. Как-то отнесется к этой войне народ, в котором еще живут старые исконные верования? Эта мысль волновала Самвела, когда он сошел с коня и перешагнул порог Аштишатского монастыря…».

А из «Шахнаме» будет вот это:

«К кейсеру вошел с донесением тем.

И вот приказали завесу открыть,

К престолу владыки купца проводить.

Шапур пред владыкою Рума предстал,

Хваления, как подобало, воздал.

Тот глянул на статного богатыря —

Румийского сразу пленил он царя.

И вот уж чертоги для пира убрать

Велит он, и яства, и вина подать.

Жил в Руме иранец — из тех, кто хранит

В душе своей горечь снесенных обид.

«О славный,— кейсеру иранец сказал,—

Слуга твой нежданную новость узнал.

Сей гость, что себя называет купцом,

Парчу продающим,— по мне так лицом

И силой, и статью, и речью своей —

Сам грозный Шапур, повелитель царей».

Иранцу внимает кейсер, омрачен,

Враждою к внезапному гостю пронзен.

Он стражу велел наготове стоять,

Сие никому не хотел открывать.

Встал с места Шапур захмелевший, и вот

Знак тайный глазами кейсер подает.

Страж следом выходит: «Не диво ль сие:

Нерсиев Шапур на Румийской земле!» *

Связав его, к женским покоям повлек,—

И мужество, знать, попадает в силок.

Коль знание впрок венценосцу нейдет,

Что проку в расчетах твоих, звездочет!

И вот уж хмельной, при горящих свечах

В ослиную шкуру зашит падишах…»

История, разумеется, полная выдумка, но зато какая))

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Для начала пару строк о главах «Шахнаме» про Шапура. Одна из самых длинных частей пятого тома и одна из самых увлекательных. Реально исторического там немного, но оно есть, и для меня особенно интересной была именно часть про арабский поход Шапура. К сожалению, возможности подробнее рассказать об арабских государствах того времени, у меня пока нет, но вот они в этой части упоминаются. Интересны и культурно-бытовые подробности жизни простых персов. Читала какое-то исследование по лексике «Шахнаме», и там вот утверждалось, мол, в тексте не нашлось ни одного упоминания овощей. Не знаю, не знаю, лично я там увидела упоминание лука-порея. Так-то.

Что касается романа Раффи, то, честно говоря, он заставил меня конкретно так подзависнуть, потому что вообще не понятно, что хотел сказать автор. Там легко считываются патриотические мотивы, и в этом аспекте мне даже понятны терзания гг, понятны и опасения перед агрессивным насаждением персидской культуры…наверное. Ну, потому что насаждение, очевидно, предполагалось всеобъемлющим и ударило б в том числе по армянскому языку и исконно армянским традициям. Но вот мотив защиты христианства тут, признаться, выглядел и натужно, и странно, и даже, наверное, лицемерненько.

Сначала у меня были подозрения, что я читаю что-то, что создано фанатиком, который бревна в глазу не видит, но чем дальше читала, тем больше убеждалась в том, что историю своей страны автор знал хорошо, и как видно из отрывка выше, сам же писал в своем романе, что христианство существовало тогда в Армении меньше столетия и не успело пустить корни. Вся фишечка ситуации тут ещё и в том, что, как я указала в своей исторической справке, религией верхов до христианства был зороастризм. И вот ну как-то не получалось у меня истерить вместе с главными героями на тему вероотступничества членов семей Мамиконян и Арцруни. Особенно после того, чем всё закончилось. Если в случае с отцом Самвела я даже готова признать какую-то политическую необходимость и патриотические причины в его поступке, то в случае его матери это выглядит просто религиозным фанатизмом. Да и вообще Самвел как личность у меня симпатии не вызывал. Как-то вот осталось ощущение, что там, где-то должна была быть противоречивость, осталась одна лишь двуличность. Причем показательнее всего для меня это было в эпизоде после беседы Самвела с персидской царевной Вормиздухт, молодой и красивой второй женой его отца, после того как он написал и отправил письмо своей избраннице Ашхен:

«Иная мысль мелькнула у Самвела: «Ах, если бы Вормиздухт пришла ко мне немного раньше…» Он вспомнил князя Гарегина Рштуни и письмо, отосланное своей дорогой Ашхен…».

Да-да, весь такой правильный христианин Самвел флиртовал со своей «мачехой». Короче, сюжетно, на мой взгляд, очень неоднозначно всё вышло, особенно, если знать, чем все эти разборки и холивары закончились уже в 387-м году н.э.

Что касается языка, то на самом деле написано очень даже недурно, не избито и атмосферно. Если говорить о композиции, то странновато выглядела часть «В скобках» в середине романа. Хотя, может, это было и неплохим решением. Кто будет читать, тот поймет, о чем я. Ну а по части историчности, если верить критикам (я, увы, не так хороша в вопросах армянской истории), где-то Раффи излагал всё вполне исторично, а где-то занимался откровенным вымыслом. Но, справедливости ради, там, где проверенной инфы просто не хватало, без этого никак. Короче я не могу этот роман ни советовать, ни отговаривать от его чтения, я с него просто зависла, но он отнюдь не плох. Так что тут рекомендую заинтересовавшимся самим попытаться и составить собственное мнение.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»

О веке IV-м:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69.1. «Записки о поисках духов»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 76. «Юлиан»

Не забывайте ставить лайки и дать знать, если ждёте новый пост. Донатам тоже очень буду рада, это ещё как поддержит мою мотивацию.

Всем привет!

Наскучила уже слегонца Римская империя? Как хорошо, что сегодня не про неё! Ну почти. Сегодня я хочу поведать о знаменитом эпическом произведении, в центре которого, в основном, Иран и его правители. И хотя в самом эпосе начинается всё с незапамятных времен, я сделала акцент на его исторической части, в частности, на пятом томе, где повествуется о государстве Сасанидов и немного ещё о тех странах и регионах, с которыми им тоже часто приходилось контактировать. Вот о Сасанидском Иране для начала и расскажу. Будет много, историческую часть, напоминаю, можно пропустить, но коротко обо всём этом просто не рассказать, и этот раздел может кому-то помочь разобраться, что к чему.

Я уже упоминала вскользь в одной из прошлых заметок (если точнее, то тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты») о том, как схлопнулась Парфия, последним царём которой стал упомянутый там Артабан V (216-224гг. н.э.) из династии Аршакидов. Если совсем коротко, то Артабан пришёл к власти в результате междуусобной борьбы со своим братом Вологезом, что уже не лучшим образом сказалось на стране. А потом ещё пришёл играть в Искандера Каракалла. И, хотя его своевременно прибили свои же в результате заговора, война не прекратилась. Более того, Артабан решил, что это его шанс и продолжил наступление, выиграл битву при Нисибисе в 217-м году и принудил Макрина к выгодному для Парфии миру. Вот только не учёл Артабан, что любые войны ослабляют государство, а в Парфии с момента его вступления на трон они не прекращались вообще.

И самое хреновое, что парфянский царь вовремя не сумел вырулить ситуацию, из-за чего то там, то сям начали вспыхивать восстания. Одним из таких мятежников оказался и воинственный Ардашир Папакан из рода Сасана, наместник Парса, который вскоре где оружием, а где и добрым словом (ведь нет ничего убедительнее, чем доброе слово, кроме доброго слова и дробовика)) склонил на свою сторону парфянскую знать и начал прибирать к рукам одну область за другой, пока Артабан не остался почти совсем один. И при таком раскладе спасти ситуацию было уже невозможно – Артабан в 224-м году погиб в бою, а Парфия прекратила своё существование. Ещё около трёх лет победитель, Ардашир, прежними методами собирал воедино уже своё новое государство, и, когда ему это удалось, в 227-м году торжественно короновался (по одной версии в тогдашней его столице Истахре, по другой – в Ктесифоне), тем самым основав новую династию и во многом повторив историю воцарения другой персидской династии – Ахеменидов, что сами Сасаниды тоже заметили и любили подчёркивать, мол, смотрите, как много сходств, значит, мы истинные наследники древних царей. Ну, до поры, до времени все кивали и не спорили.

Тем более что Ардашир I (224-240) оказался довольно борзым правителем и не успокоился на достигнутом, а стал кошмарить соседей, начиная от римлян и заканчивая кушанами. Кстати, к ним он пришёл довольно скоро, потому что ему как раз было по пути, раз уж он усмирял иранских владык, и, судя по всему, он отжал у Кушанского царства часть территорий. Так что не удивительно, что около 250-го года н.э. ослабленное Кушанское царство начало приходить в упадок и распадаться, на чём и закончился его период расцвета. А окрыленный победами Ардашир пошёл бить римлян. Есть, кстати, мнение, что в ходе той борьбы благодаря Сасанидам возникло небольшое поначалу Хирское княжество Лахмидов (на территории современного Ирака), которому римляне противопоставили княжество Гасанидов. И те, и другие были арабами, и я о них ещё позже скажу.

Во внутренней политике Ардашир стремился к укреплению центральной власти и для этого воспользовался религией – зороастризмом, объединив все её части воедино и подчинив государству. А ещё он стремился увековечить память о себе, и для этого основывал города, строил дворцы (самый известный, пожалуй, дворец Ардашира в Фирузобаде) и приказал оставить напоминание о своих подвигах на скалах Накше-Рустам. Причем эту традицию создания наскальных памятников переняли его потомки, в частности, его знаменитый сын Шапур I.

Шапур I (240/241-271/272) – один из самых знаменитых сасанидских шахиншахов и за своё долгое правление успел много чего наворотить. Именно Шапур вёл войны с римлянам так успешно, что даже захватил в плен римского императора Валериана. И, кстати, захваченные тогда в плен римские инженеры и солдаты оказались шахиншаху очень полезны – именно благодаря им возникли некоторые персидские сооружения, в том числе Банд-е Кайсар в Шуштере. А ещё он заключил мир с Пальмирой, а потом он и его сыновья даже в каком-то смысле помогали Зенобии мутить её мутки (об этом, кстати, можно прочитать в романе, о котором я уже писала: История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»).

Внутри страны Шапур продолжил укрепление власти Сасанидов, сокращая количество вассальных царств или ставя в качестве правителей в оставшихся членов своей династии, и на период его правления пришлось начало проповеднической деятельности Мани, основателя манихейства, что вылилось потом в жесткое религиозное противостояние. Сам Шапур отличался веротерпимостью, как и его наследник – Ормизд I (271/272-272/273), но у того было столь короткое самостоятельное правление, что особо с проповедями не развернешься. А с его смертью свобода вероисповедания в стране закончилась, и благодаря активной деятельности мобеда Картира зороастризм приобрел особый статус, а все прочие религии оказались нежелательными. Бахрам I (272/273-275/276), сын Шапура и брат Ормизда, будучи под влиянием Картира, бросил в темницу пророка Мани, где тот и скончался, будто бы от истощения, хотя вокруг гибели основателя манихейства ещё потом куча легенд наросла. Одну из них я ниже процитирую.

После Бахрама I правил его сын, Бахрам II (275/276-292/293), который царём стал на фоне спора за власть между ним, его дядей Нарсе (который на тот момент остался только царём Армении) и группировками, которые их поддерживали. Бахрама, кстати, поддерживал всё тот же мобед-фанатик Картир. Занятно тут то, что он пережил Бахрама и от дел отошёл только во времена его преемника – того самого Нарсе, которого он поначалу не захотел поддержать. О правлении Бахрама II известно чуть больше, чем ничего. Самое примечательное было, пожалуй, то, что он единственный из всех сасанидских царей чеканил монеты не только с собственным изображением и изображением наследника, но и с ликом его жены и кузины, Шапурдухтак, дочери царя Месены. Ну и мятежи ему пришлось подавлять, и с римлянам воевать, причем в конце концов он заключил соглашение с Диоклетианом и не забыл свои подвиги увековечить на скалах Накше-Рустам.

Его сын Бахрам III проправил всего несколько месяцев в 293-м году и ввязался в междуусобицу с Нарсе, причем Нарсе без боя взял столицу, избавился от юного царя и ничего ему за это не было. Он успешно проправил около восьми лет, с 293 по 300/301 год, когда уже, будучи стариком, предположительно отрёкся от трона в пользу сына, Ормизда II, и потом, видимо, мирно помер своей смертью. За годы его правления снова шли воины с Римской империей в то время, когда там была тетрархия, но так больше особо ничего интересного при нём не было.

Ормизд II (300/301-307/308) устраивал репрессии, в том числе возобновил преследования манихеев, вроде как был женат на кушанской принцессе, по традиции воевал с римлянами и имел неосторожность вторгнуться в Сирию, требуя дань, и убить царя из рода Гасанидов, что ему боком потом вышло – предполагают, что преданные Гасанидам люди напали на Ормизда во время охоты и убили его, а потом ещё разграбили окрестности Ктесифона. Короче, оставил шахиншах свою страну в полном раздрае. И по странному стечению обстоятельств его наследником стал младенец Шапур II (307/308-379/380), позже получивший прозвище Великий, один из самых знаменитых персидских шахиншахов. И я бы охотно рассказала и о его долгом и насыщенном правлении, но заметка не резиновая. Тем более что о его правлении и правлении других царей Сасанидов IV-V-го веков можно прочитать в пятом томе знаменитого эпоса:

«Шахнаме» Хакима Абулькасима Фирдоуси

Время действия: III- IV века н.э., ок. 224-380 гг. н.э.

Место действия: Персия, государство Сасанидов (современные Иран и Ирак); Хиндустан или, скорее всего, Кушанское царство (территории современного Афганистана, Пакистана) примерно периода правления Васудевы II;

IV век: Персия, территории Лахмидов и Гасанидов, Химьяр, а также предположительно Саба и Хадрамаут (территории современных Саудовской Аравии, Катара, Бахрейна, ОАЭ, Омана и Йемена), Римская империя (Италия, Турция).

Интересное из истории создания:

На самом деле история у этого произведения не менее захватывающая и трагичная, нежели то, о чём в нём повествуется.

Хаким Абулькасим Фирдоуси́ Туси (ок.940-ок.1020), как ясно из его имени, родился в городе Тус на северо-востоке современного Ирана, недалеко от нынешнего Мешхеда, а на тот момент это было государством Саманидов, и это очень важный момент.

Как многие, думаю, помнят в VII-м веке территория Ирана подверглась нашествию арабов-мусульман, уничтоживших государство Сасанидов и создавших халифат Омейядов, который потом сменился Аббасадским халифатом. Для иранцев это стало непростым временем, потому что их культуру стали всячески вытеснять и подавлять, в том числе насаждался ислам вместо зороастризма и вытеснялся арабским персидский язык. Однако к концу IX века из-за множества проблем власть Аббасидов ослабла, а сам халифат начал понемногу расползаться. Но персидские-то народы никуда не делись. И тут-то и случилось т.н. иранское интермеццо, которое я бы назвала ещё и «Персидским Возрождением», ибо по всему Ирану и даже сопряженным территориям стали возникать государства под властью династий из числа иранских народов. Одним из таких государств и стало государство Саманидов (875-999гг.). По историческим меркам просуществовало оно совсем недолго, но по человеческим – этого было более чем достаточно для возрождения иранской культуры и, что самое важное, персидского языка.

Сам Фирдоуси был выходцем из дехкан, крупных землевладельцев и зажиточных крестьян, которые и так-то на протяжении веков стремились сохранять свою культуру, а тут ещё оказались в государстве, где персидские культурные традиции снова стали господствовать. О ранней жизни поэта ничего неизвестно, но предположительно он получил хорошее по тем временам образование, очень высоко ценил знания, образованность и мудрость, что видно и из вступительной части его поэмы, и, благодаря своей дальней деятельности, он стал одним из основных поэтов классической персидской литературы X-XV веков. И слава такая за ним закрепилась именно благодаря «Шахнаме», хотя он даже не был зачинателем этого произведения.

А началось всё с того, что местный правитель Абу Мансур Мухаммад в рамках своей культурной программы выдвинул заказ на создание эпической поэмы, прославляющей иранских героев древности и правителей иранцев. Собственно, название «Шахнаме» так и переводится – «Книга царей». Основывалась она на другом подобном произведении – «Худай-наме» (или «Хватай-намак»), а начал работу над поэмой «Шахнаме» поэт Дакики (ок. 935/942-976/980), прославившийся ещё в молодые годы и получивший место при дворе. Но жизнь его закончилась рано и странно – он был убит своим рабом. Причем что-то мне подсказывает (и, возможно, строки самого Фирдоуси намекают тоже на это), что в жизни-то знаменитый поэт человеком был так себе, что и вышло ему боком. И, хотя мы, видимо, уже никогда не узнаем подробности этой истории, остается фактом, что рабы убивали хозяев не так часто, как можно было б подумать, и обычно будучи доведенными либо до отчаяния, либо до аффекта. Как бы то ни было, поэма оказалась не закончена, и завершить её уговорили именно Фирдоуси, который написал посвящение и предшественнику, и предположительно саманидскому владыке тоже, для которого и старался.

Получается, что работу он начал не позже 980-го года и потратил на неё много-много лет, прежде чем случилось то, чего, похоже, никто не ожидал, когда он начинал – рухнуло государство Саманидов, а её правитель, заказавший «Шахнаме», пропал без вести и, вероятно, погиб. Государство Саманидов пало под натиском тюрок – Караханидов во главе с Хасаном ибн Сулейманом Богра-ханом, государство которых получило название Караханидского каганата. При этом последние из Саманидов попросили помощи у Газневидов, своих бывших вассалов.

Будущему великому завоевателю Махмуду Газневи показалось хорошей идеей под лозунгом национальной борьбы и мести навалять Караханидам, что он и сделал. Только Саманидам от этого лучше не стало, и их последний представитель по мужской линии скончался в 1005-м году. Так вот и оказался бедный Фирдоуси жителем совсем другого государства – Газневидов, которым его поэма нафиг не упёрлась. Однако он всё-таки завершил своё знаменитое произведение и даже посвятил его новому владыке – Махмуду Газневи. Существует множество легенд о том, как Фирдоуси попытался преподнести свой труд Газневи, но тот его не заценил и платить за него отказался (либо заплатил, но мало). Что там правда, а что – нет, сказать сложно, но, судя по всему, поэма бедняги Фирдоуси на тот момент сильнейшим мира и впрямь оказалась не ко двору.

Согласно одной из легенд, незадолго до смерти Фирдоуси падишах Махмуд случайно услышал от одного придворного выразительный стих из «Шахнаме», осведомился об авторе и узнал, что стих-то тот из той самой посвященной Махмуду же «Шахнаме», а её создатель, оставшись без достойной платы после работы над трудом всей своей жизни, живёт в нужде в своем родном городе Тусе. Махмуду, походу, стало стыдно, и он распорядился отправить к поэту караван с щедрыми дарами. Однако время неумолимо, поэт уже был стар, а караваны идут не так быстро, как хотелось бы, и посланцы с дарами вошли в Тусу именно тогда, когда навстречу им шла похоронная процессия, отправлявшаяся на кладбище для погребения Фирдоуси.

Опять же, думаю, что это не более, чем легенда, но остальное-то правда. И вот вопрос. Казалось ли знаменитому поэту это крахом всей его жизни и тотальным провалом? Он однозначно не стал богат. Но вот относительно его известности на тот момент у меня есть сомнения. Его работа наверняка широко освещалась в определенных кругах, и многие из этих людей наверняка пережили крах государства Саманидов. К тому же и попытка примазать поэму к новому сильному правителю тоже не могла пройти незамеченной. И, как это и бывает в таких случаях, это не могло не вызвать всплеск интереса, а стало быть, «Шахнаме» читали и читали много и многие, да к тому же настолько впечатлились, что стали клипать произведения по мотивам, что сделало «Шахнаме» недосягаемым поэтическим образцом. До настоящего времени иранцы смотрят на «Шахнаме» как на своё величайшее национальное произведение, её, например, часто читают в праздник зимнего солнцестояния (Шаб-е Челле).

Говорят, что сам Фирдоуси о работе своей сказал: «Я возвел своей поэзией высокий замок, которому не повредит ветер и дождь. Годы протекут над этой книгой, и всякий умный будет её читать… я не умру, я буду жить, потому что я посеял семя словесное». Как говорится, «получается, что так».

О чём:

Вообще, как и положено такому произведению, оно начинается с сотворения мира (на самом деле с похвалы разуму и некоторым людям, но ладно, это опустим) и всё как будто насквозь пропитано зороастризмом, хотя писалось в исламские времена. И, само собой, после рассказа о мире начинается рассказ о людях, в частности о первопредках иранцев и их самых первых правителях. И вообще всю поэму можно условно разделить на три части – мифологическую, героическую и историческую, чем часто пользуются для разделения этой книги на тома. Так вот первые две занимают большую часть повествования, а объёмы там внушительные. И хотя я не без интереса прочитала про Кеюмарса, Хушенга, Тахмуреса, Джемшида и «дракона» Зохака, первые четыре тома из шести в том издании, которое я сумела найти, я намеренно читать пока не стала, иначе б эту заметку пришлось ждать несколько месяцев.

Поэтому я сразу нашла и открыла пятый том, который начинается со времен Ахеменидов и похождений да походов Искандера (он же Александр Македонский), а потом сразу стала читать о Сасанидах. И была под огромным впечатлением от первой легенды)))

Рассказывается в ней о том, что Ардашир поклялся истребить весь род Артабана, своего предшественника, но так вышло, что он женился на его дочери и дал ей шанс. В какой-то момент царица получила послание от бежавших братьев с упрёками в том, что изображает хорошую жену с тем, кто вообще-то погубил их страну и семью, и призвали избавиться от узурпатора, послав ей яд. Царица, испытывая сильные муки совести, предприняла попытку убийства мужа, но задуманное ей не удалось, да ещё всё стало известно Ардаширу, который обиделся и разозлился да велел предательницу казнить, даже, невзирая на уговоры своего советника, который прознал о беременности царской супруги и просил её пощадить, дав пожить хотя бы до родов.

Ардашир остался неумолим, и советнику пришлось пойти на крайности – женщину хорошенько спрятать, а самому…аэм…как бы это сказать, лишить себя детородного органа и спрятать тот в наглухо запечатанный ларец, чтобы, когда придёт время никто не сумел его обвинить в том, что он сам сделал царю наследника. И момент этот спустя примерно семь-восемь лет наступил, когда у Ардашира не получилось других сыновей, и он очень на сей счёт сокрушался. Тут-то и раскрыл ему советник правду, показав мальчугана, которого сам назвал Шапуром…Вот такая вот легенда. Хотя говорят, что она появилась, чтобы власть Сасанидов крепче держалась, а так Шапур уже был взрослым парнем, когда они с отцом войска Артабана громили.

Про самого Шапура и его выбор жены там тоже дальше идёт занятная история, но, если я сейчас все интересные истории из «Шахнаме» буду рассказывать, то заметка лопнет.

Отрывки:

Процитировать я решила два отрывка про III-й. Первый посвящен победе Шапура I над римлянами и пленению императора и его строителей-специалистов, а второй – судьбе Мани. Историчность хромает и там, и там, но сами отрывки, как минимум, яркие.

Про мост и плотину:

«Но вот уже сам Берануш полонен,

Познал пораженье, душой сокрушен.

Три тысячи было убитых число,

Что в битве у Палуине полегло,

И тысяча двести мужей пленены.

Все в Руме злосчастием удручены.

И вскоре с посланием мира пришел

К владыке Ирана кейсеров посол.

«Ты кровь ради злата без удержу льешь.

На суд Вседержителя призванный, что ж

Ответишь тогда пред лицом Судии

И чем оправдаешь злодейства свои?

Дань щедрую стану по-прежнему слать,

Не следует горе и зло умножать.

А также, своей покоряясь судьбе,

В заложники родичей вышлю тебе.

Рать можешь от Палуине отводить,

Чем хочешь, сверх дани готов угодить».

И дани дождался Шапур, и даров —

Динары в десятке воловьих мешков;

Парчу дорогую без счета несут,

«780 рабов и рабынь десять сотен ведут.

Неделю под Палуине пребывал,

С бойцами к Ахвазу потом поскакал.

Град новый Шапуром был выстроен тут *,

Его Шапургердом по праву зовут.

Сей город воздвигнут был за год всего,

Немало затратил казны для сего.

И в Парсе построил прекраснейший град,

На диво обширен, на диво богат.

Идущим в Хузийские земли теперь.

тот Град открывает широкую дверь.

Затем Кохен-Деж в Нишапуре воздвиг * —

В день Эрда закончил владыка владык *.

С собой Берануша возил шахиншах

И с ним о своих совещался делах.

Река близ Шустера такая текла,

Что рыба, и та переплыть не могла.

Царь молвит: «Ты зодчий, яви мастерство —

И мост наведи возле града сего,

Чтоб нас пережил неподвластный годам,

Могущество знанья являя очам.

Пусть будет он в тысячу рашей длины,

И трать, не жалея, из царской казны.

Румийцев познания здесь примени,

Пусть в этом краю воплотятся они.

Свой труд приведешь к завершению — в путь!

В дому своем гостем счастливым пребудь,

От бед огражден. Ахримана рука

Да будет всегда от тебя далека!»

За дело взялся многоопытный муж,

В три года закончил его Берануш.

Мост вырос. И тотчас в родимый предел,

Покинув Шустер, Берануш полетел…».

И, как и обещала, про Мани (не аппетитно, но, надеюсь, никто не шокируется):

«Пришел красноречьем отмеченный муж *

Из Чина. Он был живописцем к тому ж,

Которому не было равных. В те дни

Уж славился всюду. Он звался Мани.

«Искусства пророк,— проповедовал он,—

Всех выше я, веры принесших закон».

Как прибыл,— с Шапуром свиданья просил,

Свои поддержать притязанья просил.

Лишь выслушал царь краснослова того,

Затмился, сказал бы ты, разум его.

Объят возбужденьем, мобедов зовет

И долгую с ними беседу ведет.

«Слова златоуста из Чинской земли *

К его провозвестью мой ум привлекли.

Вы с ним потолкуйте, быть может в словах

«Пришельца есть правда»,—сказал шахиншах.

«Сей ликопоклонник,— раздался ответ, — *

Ужели мудрей, чем верховный мобед?

Ему, коль дозволишь сейчас говорить,

Увидев мобеда, уста не раскрыть».

Услышав о вере древнейшей, не смог

Мани возразить: растерялся, умолк.

«О ликопоклонник,— мобед произнес,—

На что в ослеплении руку занес!

Забыл, что Йездан небосвод сотворил,

Пространство и времени ход сотворил,

Всевластен над светом, всевластен над тьмой,

И сущность его выше всякой иной.

Вращаюший сферы и ночью и днем,

Ущерб от Него и спасение в Нем.

К написанным ликам склонился душой.

Не внемлешь наставникам веры благой.

Наставники учат: един лишь Йездан,

Служение — путь нам единственный дан.

Когда оживил бы творенье свое,

Тогда подтвердил бы ученье свое.

Но знаешь — не сможешь его подтвердить,

Словам твоим крепких корней не пустить:

Когда б Ахриман был Йездану под стать,

Ночь темная стала бы полднем сиять.

Весь год были б равными ночи и дни,

Ущерба и роста не знали б они.

Не может Творец быть в пространство вмещен,

Превыше пространства и времени он.

Все это — безумца нелепая речь,

Приверженцев ею не сможешь привлечь».

Немало добавил суждений мобед,

Явив благородство и мудрости свет.

Смутился Мани от речей мудреца,

Вся свежесть, сказал бы, исчезла с лица.

Тут гневом великим Шапур воспылал.

И для живописца день черный настал;

Его повелел венценосный схватить,

С позором из царских палат удалить.

Воскликнул: «Не место под кровом людским

Бездушное чтущим, безумцам таким!

Чтоб жертвою смуты державе не стать,

Я кожу велю с нечестивца содрать.

Соломою кожу набить, чтобы впредь

Тщеславьем таким никому не гореть,

Повесить потом у ворот городских *

Иль рядом с воротами Дома больных».

Владыки веление оглашено,

Исполнено без промедленья оно.

И слышит хвалу всенародную шах,

И сыплют на тело казненного прах…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Прочитать стоит, уже потому что это всё-таки знаменитое классическое произведение, стоящее в одном ряду с «Махабхаратой» и «Илиадой». Но, кому этого недостаточно, приведу и другие аргументы «за». Лично моё внимание данная поэма привлекла тем, что она подробнейшим образом излагает историю государств и правителей на территории Ирана, начиная, по крайней мере, с VI-го века до н.э., хотя для меня особенно важна была история именно Сасанидов, которая там тоже изложена довольно подробно. Автор не забыл упомянуть даже цариц Борандохт и Азармедохт, правивших государством в период его заката в VII-м веке.

Да, тут нужно признать, что историчность в «Шахнаме» хромает конкретно и Фирдоуси охотнее порой излагал легенды, нежели факты, но зато какие это легенды! И где их ещё услышать/прочитать, как не тут. К тому же, как ни крути, для меня это ещё и источник информации о персидском быте, обычаях и культуре, если не поздней античности и начала средних веков, то хотя бы рубежа раннего и высокого средневековья. И очень жаль, что я не смогу сделать ещё один пост о «Шахнаме», чтоб проиллюстрировать более поздние периоды правления Сасанидов (или смогу? Надо подумать).

Перевод, конечно, мне не очень нравился (а они разные бывают), и док, который я смогла найти, чтоб ознакомиться с пятым томом, оставлял желать лучшего в плане сохранности глаз, но в остальном я прочитала этот текст с немалым интересом, даже несмотря на то, что автор делал нравоучительные вставки там, где ему по факту поведать было нечего. Особенно интересно это читать в том плане, что моральные ориентиры иранцев, представленных в «Шахнаме», не всегда очевидны для современного читателя, и порой от этого конкретно рвутся шаблоны. Кстати, справедливости ради нравоучительные вставки и дают о тех нормах хоть какое-то представление. Особенно неоднозначным вышел образ знаменитого Бахрама Гура, но о нём как-нибудь в другой раз. Короче, чтиво не для всех, но кое-кому зайдёт наверняка. И на этом я завершаю рассказ о III-м веке.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

В последнее время замечаю снижение отклика на свои посты и не знаю, с чем это связано. Если есть соображения, и как это можно исправить без радикальных методов типа "не пиши об этом больше" (потому что это я и так всегда успею), то делитесь. А ещё не забывайте ставить лайк и подписываться, если было интересно и полезно прочитать мои длиннопосты.

В этой битве Восточная Римская империя столкнулась с империей Сасанидов, Восточная Римская империя была христианской, Сасаниды, зороастрийцы и, по-видимому, религиозные различия внесли большой вклад в конфликт. Византийская империя находилась в состоянии войны с Сасанидами с 527 г., предположительно из-за того, что Кавад I пытался заставить иберов стать зороастрийцами.

В 529 г. неудачные переговоры преемника Юстина, Юстиниана, побудили Сасанидов отправиться в поход численностью 40 000 человек в направлении Дары. Элитная армия Сасанидов состояла из кавалерии и конных лучников.

Персы, превосходящие римлян численностью в 15 000 человек, развернулись примерно в 20 стадиях от города Дарас и выстроили свои боевые линии. Несмотря на численное превосходство, римский полководец Велизарий решил дать бой. Он вырыл несколько рвов, чтобы заблокировать персидскую конницу, оставив промежутки между ними для контратаки.

В первый день, по словам Прокопия, не было генерального сражения, а вместо этого состоялась серия поединков между чемпионами обеих сторон. В одном конкретном поединке участвовал персидский рыцарь, который вызвал Велизария на поединок; но вместо этого был встречен византийским банным рабом по имени Андреас. Андреас, который тайно тренировался с собственными домашними солдатами Велизария, убил не только этого персидского чемпиона, но и второго претендента позже в тот же день.

Первая волна персидской атаки была направлена против византийского левого фланга. Персы форсировали ров, оттеснив византийскую кавалерию. Но вмешательство гуннов Суники, атаковавших изнутри византийской линии, а также герулов Фараса, атаковавших из засады с противоположной стороны, заставили персидское крыло отступить.

Затем персы атаковали византийский правый фланг, куда Пероз послал сасанидов Жайеданов, также известных как Бессмертные, которые были элитными персидскими бронированными копейщиками. Византийская кавалерия и пехота, защищавшие ров, были отброшены сюда, как и слева. Но Велизарий контратаковал своей резервной кавалерией букеллари и разделил персидские войска на две части. Половина персов преследовала византийскую кавалерию, но остальные оказались в ловушке, а Баресманас был убит вместе с 5000 других мужчин. Византийская кавалерия также оправилась и разгромила своих преследователей. Велизарий позволил преследовать их несколько миль, но позволил большинству выживших персов скрыться.

Очень, очень длинный документальный фильм о византийском генерале:

Вы также можете сыграть в битву в Total War:

Наконец, 3D-симуляция:

Византийцы и персы воевали на протяжении десятилетий, но в VII и VIII веках потерпели поражение от арабов-мусульман, а земли, за которые они воевали, в конечном итоге стали частями различных халифатов.