Наука и религия – два разных способа познания мира. Первый основан на отстраненном наблюдении и измерении, второй – на стремлении прикоснуться к тому, что ты изучаешь, пропустить его сквозь себя, прожить. Ученый наблюдает за своим объектом извне, мистик становится этим объектом и познает его изнутри.
И там, и тут есть люди трех специальностей. Исследователь постоянно выходит за пределы известного и безопасного. Его вопрос: «Что случится, если я сделаю вот так, как раньше никто не делал?». Ответом на этот вопрос служит новое знание.
Теоретик ищет наилучшие слова и выражения, чтобы описать это знание и связать его в общую картину мира. Его вопрос: «Что именно сейчас случилось?». Ответом на него служит объяснение, то есть теория.
Инженер использует знания исследователей и наработки теоретиков, чтобы решать практические задачи. Его постоянный вопрос: «Что я должен сделать, чтобы случилось вот это или то?». И ответом будет технология, или метод.
Понятно, что технологии, создаваемые наукой, по определению безличны. Они состоят из действий и предметов, выстроенных в определенном порядке – то есть, если по-простому, машин и инструкций к ним. В идеале они должны работать вне зависимости от того, кто их исполняет и исполняет ли кто-то вообще – отсюда идея автоматизации. Правильно построенная машина работает сама.
Технологии, создаваемые религией – магические – не могут быть безличными. Состояние исполнителя – такой же элемент ситуации, как и его действия. То, что я ощущаю, с каким настроем, с какой целью что-то делаю, порой даже важнее того, что именно я делаю.
Потому в центре религиозного метода всегда стоит человек – практик, будь то аскет, жрец, шаман или колдун. Магический механизм невозможен.
Обо всем этом я уже писал, более подробно и развернуто, в других статьях. Но есть кое-что, что раньше не приходило мне в голову – точнее кое-что, что я еще не формулировал в явном виде.
У практики свои отношения с тем, что правильно и что неправильно.
Она по определению прагматична, и потому всеядна. Если что-то можно использовать с пользой, то его допустимо использовать, даже если по природе своей оно разрушительно. В конце концов, мы же поставили себе на службу такие смертоносные природные силы, как огонь и молния.
Или взять домашних животных. Овца от природы существо кроткое, но про всех остальных невольно думаешь, что человек намеренно приручал наиболее агрессивных и опасных тварей. Вечно голодные стайные хищники волки стали дружелюбными и полезными собаками. Свирепые аурохи, готовые проткнуть рогами и растоптать копытами кого угодно, превратились в коров, чье туповатое добродушие вошло в поговорку.
Лошади в природе тоже отличаются агрессивностью, а человек сделал из дикого жеребца послушную крестьянскую конягу. Вспомним и о грозных кабанах, ставших ленивыми жирными свиньями. Иногда кажется, что люди не приручили львов только потому, что не смогли придумать, зачем они нужны в хозяйстве.
И точно так же практики относятся, скажем, к духам. Ну и что, что некоторые из них считаются злыми и враждебными человеку? Если их можно использовать на благо людям – пусть трудятся.
Народный знахарь может в исцеляющем заговоре взывать к Богородице, а через час уже гадать, спрашивая о будущем у чертей. Главное – вовремя «зааминить» увиденное, чтобы неприятные помощники не успели навредить.
Православная церковь осуждает такой подход – у других. Но признанные святые не гнушались и расспрашивать бесов, узнавая у них тайны невидимого мира и особенности устройства ада, и при случае заклинать их, чтобы съездить на черте верхом из Новгорода в Иерусалим на пасхальную службу. И никто не призывает осудить их и отлучить от церкви как гнусных колдунов. Практика побеждает теорию.
Буддисты, у которых никогда не было ни вселенских соборов, ни массовой охоты на ведьм, подходят к делу еще проще. Я имею в виду, естественно, буддистов Махаяны и особенно Ваджраяны. Любой кровожадный демон, оказавшись в зоне деятельности буддистов, может превратиться в защитника веры – суровое, грозное, но все же благое божество. Для величайшего из тибетских магов – легендарного проповедника Падмасамбхавы – по преданию, местные горные демоны построили первую на Тибете буддийскую обитель и остались ее охранять.
Короче говоря, для практики нет ни добрых, ни злых сил. Все действенные силы в чем-то полезны, а в чем-то опасны, потому что то, что может действовать, может действовать и против тебя тоже. Единственное соображение, важное для практика – насколько получаемая польза перевешивает возможную опасность.
А еще у практики свой подход к вопросу настоящего и ненастоящего.
Критики любят этот вопрос. Где доказательства, что духи или тонкие энергии существуют на самом деле? Ученые выяснили, отчего возникает ощущение выхода из тела – вы все еще настаиваете, что ваша душа действительно покидает плоть?
Любой психиатр скажет, что все описания мистического опыта сильно напоминают «откровения» некоторых его пациентов. Потому скептику-материалисту логично счесть, что мистические видения – результат психической болезни.
Но для опытного практика любое состояние – своего рода интерфейс общения с миром. В каждом из них ты видишь и прикасаешься к чему-то такому, что в других состояниях от тебя ускользало.
Чтобы понять, что именно ты видишь, нужен здравый ум и тренированное восприятие, а чтобы воспользоваться этим к своей выгоде – еще и сильная воля и практический опыт.
Даже и к обычному, повседневному состоянию (и тому, что в нем можно увидеть и услышать) человек привыкает девять месяцев беременности и первый год самостоятельной жизни. Слепорожденные, которым уже во взрослом возрасте подарили зрение, очень долго учатся видеть. Им трудно сопоставлять новые ощущения с теми образами из звуков и прикосновений, к которым они привыкли. Какое-то время мир зрения и мир других чувств существуют для них как бы раздельно, хотя события в них могут казаться как-то связанными. Проходит время, пока эту связь удастся осознать, и тогда ощущения снова соберутся в цельную картину мира.
В девяностых годах в России были невероятно популярны астральные игрища. В одной только Москве было не меньше десятка группировок юных магов. Они дружно выходили из тел, странствовали по астралу и время от времени устраивали там драки с местными обитателями и между собой за территорию и лидерство. В общем – делали то же, что и современная молодежь в играх вроде World of Warcraft, только бесплатно и без компьютеров.
Толку от их «астрального энергуйства» было примерно столько же, сколько и от игровой магии. Некоторые из них впоследствии с горечью и некоторым недоумением рассказывали, как пытались применять самые смертоносные энергетические приемы против уличных гопников наяву. И оказывалось, что огненный шар, от которого противник вылетал из астрала и потом два дня болел, не производит на непосвященного вообще никакого впечатления.
С другой стороны, шаманы тоже выходят из тела и странствуют по верхним и нижним мирам, время от времени устраивая разборки с разнообразными духами или просто между собой.
Механизм, при помощи которого они это проделывают, точно тот же самый – люди-то одинаковые. Психолог сказал бы, что это деперсонализация, при которой происходят галлюцинации. Сознание заменяет образ реальности, полученный от органов чувств, картиной, восстановленной по памяти и дорисованной воображением.
Разница между шаманом и астролетчиком не в том, что у одного – настоящие выходы из тела, а у другого – простые галлюцинации, а в том, что у шамана хватает сил и знаний, чтобы контролировать это состояние и целенаправленно его использовать.
Вот потому он может и получать из иных миров знание, и искать там союзников, и вполне реально расправляться с живыми и материальными врагами, а «энергуй» способен только развлекаться и тешить свое самолюбие.
В этом же и разница между успешным практиком и сумасшедшим. Безумец безумен не потому, что видит, слышит и думает что-то странное, а потому, что его сознание распадается и не может контролировать собственное состояние.
Практик же успешен именно потому, что он психически нормален. У него есть сила и опыт, чтобы самому, сознательно и с ясностью задачи, идти туда, куда безумца выносит помимо его воли. У него достаточно самоконтроля, чтобы отличить реальное (то есть действенное) от иллюзорного.
Не бывает «настоящих» и «ненастоящих» состояний. В любом из них есть и то, что существует независимо от тебя, и то, что порождено твоим восприятием и вне его нереально. Тот, кто настроил сознание и имеет должный опыт, может отличить одно от другого, а тот, кто не может этого делать, будет, как дитя в темноте, принимать веревки за змей, а змей за веревки.
Безумец слышит голоса. Он не может контролировать их. Они приходят, когда сами захотят, осыпают его оскорблениями и подстрекают к разрушительным действиям.
Пророк тоже слышит голоса. Но они приходят, зваными или незваными, только тогда, когда нужны. При этом они говорят хорошие правильные вещи, дают полезные советы, иногда сообщают что-то такое, чего он бы без них не узнал.
Точно так же сумасшедший может видеть, что все вокруг взаимосвязано и преисполнено тайного смысла. Это побуждает его искать письмена в трещинах штукатурки, в пятнах на Солнце и даже в складках кожи на слоновьей заднице. Или думать, что все вокруг, включая неодушевленные предметы, злоумышляет против него.
Волшебник тоже знает, что все взаимосвязано и у всего есть смысл, только он, в отличие от сумасшедшего, понимает этот смысл. Он может поговорить с дождем и деревом и получить от них помощь. Он может узнать о грядущих событиях, прочитав облака или полет птиц.
Параноик чувствует, что за ним следят. От этой слежки никуда не скрыться. Ничто не спрячет тебя от тех, кто на тебя смотрит. Наверняка это враги – инопланетяне, или спецслужбы, или вредоносные соседи.
Мистик тоже ощущает, что стоит под всевидящим взором, который смотрит ему прямо в душу, и от которого невозможно укрыться. Но он знает, что это взгляд Бога. Мистик всю жизнь стремился достичь этого предстояния перед Всевышним, и теперь использует его, чтобы понять свои грехи и страсти, очистить душу и стать совершенным.
Поэтому, хотя во многих культурах и чтили сумасшедших как проводников силы и воли иного мира, психически больной человек не может быть практиком. Если, конечно, не найдет силы преодолеть свое безумие, пройдя путь распада личности до конца и собрав себя заново вокруг новой доминанты. Тогда он не только излечится, но и получит некоторые интересные способности. Вот только шансы выжить на пути к такому исцелению крайне низки, а без опытного наставника вообще почти равны нулю.
Так что на вопрос критика практик отвечает: для меня важно не то, существует ли оно и как объясняется, а то, работает оно или не работает. Все теории имеют смысл лишь постольку, поскольку помогают разрабатывать новые практики. Одна практика может быть основана на теории, что духи реально существуют. Другая – на вере, что все они порождены страхами и комплексами подсознания. Это не помешает мне использовать обе по мере надобности. Успех практики – единственный критерий приближения к истине.
Говорит же физик, что ударился ногой об стол, хотя понимает, что с точки зрения его науки, «на самом деле» нет ни ноги, ни стола, и ничто не может удариться ни обо что, потому что есть только игры квантовых полей. И тем не менее эта короткая фраза описывает то, что действительно случилось – как это выглядело с точки зрения пострадавшего физика.
Именно это и есть правильный подход. Если мы можем адекватно описать, что произошло с точки зрения какого-то наблюдателя, то имеем полное право считать, что так оно и было. Другой наблюдатель мог видеть нечто совсем иное, но это не делает его или нас более правыми.
И последнее. Из всего сказанного понятно, что распространенное определение «магия – это влияние сознания на материю» формально верно, но по сути ошибочно.
Для практика сознание действительно на первом месте. Не так важно то, что он делает, как то, с какой целью и с каким настроем он это делает. Порой бессмысленное действие, совершенное с уверенностью в себе и с верой в результат, оказывается эффективнее правильного действия, но без веры.
И все же «влияние сознания на материю» – штука совершенно иного плана, чем, скажем, влияние молотка на гвоздь или света на фотоэлемент. Скорее это что-то, больше похожее на влияние цветовой гаммы картины на восприятие того, что нарисовано. Или авторитета учителя на отношение к его предмету.
Сознание не может никакими усилиями сдвинуть даже пылинку. Но оно окрашивает реальность, и тем самым меняет границы возможного, невозможного и вероятного.
Источник
