От всей души поздравляю вас с профессиональным праздником – Всемирным днём историка!
Ваша работа поистине бесценна – вы храните и передаёте будущим поколениям самое важное наследие человечества – его память. История – это не просто хроника прошедших событий, это мудрый учитель жизни, который помогает нам не повторять ошибок прошлого и двигаться вперёд.
В каждой исторической находке, в каждом изученном документе, в каждой написанной работе вы открываете новые грани человеческого опыта, обогащаете наше понимание мира и самих себя. Ваш труд требует не только глубоких знаний, но и особого таланта – умения видеть за фактами живую картину прошлого, чувствовать связь времён и передавать это понимание другим.
Спасибо вам за преданность профессии, за ваш неоценимый вклад в развитие исторической науки и просвещение. Желаю вам новых интересных открытий, увлекательных исследований и творческих успехов! Пусть ваша работа всегда приносит удовлетворение и помогает людям лучше понимать историю своей страны и всего человечества!
В прошлой статье я писал о причинах нелюбви крестьян к священникам в Российской империи. Фабрично-заводские рабочие составляли 2% населения страны. Это был молодой социальный слой, возникший после промышленного переворота во второй половине 19 века. В основном пролетарии выходили из крестьянской среды. Как они относились к церкви и священникам?
Антирелигиозный советский плакат.
С начала 1890-х среди фабрично-заводских рабочих недоверие к духовенству уже имело массовый характер. Синодальные отчеты из наиболее промышленных районов отмечают уклонение рабочих от участия в церковной и ритуальной жизни. В отчете за 1893 год говорится, что пролетариям безразлична церковная жизнь, участие в исповеди и причастии, и даже соблюдение церковных праздников.
В отчетах уральских и екатеринославских епархий говорится, что заводские и пристанские рабочие стыдятся просить благословения у священников, не считают грехом несоблюдение поста, с безразличием относятся к церковной жизни, не слушают проповеди священников.
Командир Отдельного корпуса жандармов Петр Святополк-Мирский писал в 1901 году:
"В последние 3–4 года из добродушного русского парня выработался своеобразный тип полуграмотного интеллигента, почитающего своим долгом отрицать религию и семью, пренебрегать законом, не повиноваться власти и глумиться над ней. Такой молодежи, к счастью, имеется на заводе еще немного, но эта ничтожная горсть… руководит всей остальной инертной массой рабочих". (Персиц М.М. Атеизм русского рабочего (1870–1905))
Петр Святополк-Мирский
Среди рабочих в конце 19 века была популярна песня "Сказка о попе и черте", которую сочинил неизвестный автор. Ее пели без стеснений на улицах, даже рядом с полицейскими участками:
"В церкви, золотом залитой, Пред оборванной толпой Проповедовал с амвона Поп в одежде парчовой.
Изнуренные, худые Были лица прихожан, В мозолях их были руки… Поп был гладок и румян.
Братья! – Он взывал к народу, Вы противитесь к властям; Вечно ропщете на бога, Что живется плохо вам!
Это дьявол соблазняет Вас на грешные дела, В свои сети завлекает, Чтоб душа его была.
Вот за то, когда помрете, Вам воздастся по делам; В пламень адский попадете Прямо в общество к чертям".
Антирелигиозный советский плакат
Сатирическая песня показывает, что рабочие относились к церкви как к защитнице несправедливого социального порядка. Рабочие в те времена трудились свыше 11 часов в сутки при низкой зарплате и постоянных штрафах. Однако духовенство не заботит их положение - для них важнее оправдывать действия господствующего класса при сохранении собственного привилегированного статуса.
Похожую картину описывает Лев Толстой в романе "Воскресение", обрисовывая образ фабричного рабочего Маркела Кондратьева:
"К религии он относился так же отрицательно, как и к существующему экономическому устройству. Поняв нелепость веры, в которой он вырос, и с усилием и сначала страхом, а потом с восторгом освободившись от нее, он, как бы в возмездие за тот обман, в котором держали его и его предков, не уставал ядовито и озлобленно смеяться над попами и над религиозными догматами".
Л.Н. Толстой
Разные политические группы рассматривали рабочих в качестве живой силы для продвижения и реализации политических идей. Ленин агитировал рабочих следовать марксизму, который есть новая "благая весть", призванная сменить старую христианскую.
Премьер-министр Сергей Витте, в ответ на агитацию социалистов, призывал царскую власть взять инициативу в свои руки:
"Рабочие уходят в руки революционеров, т.е. всяких социалистических и анархических организаций потому, что революционеры держат их сторону, проповедуют им теории, сулящие всякие блага. Как же бороться с этим? Очень просто. Нужно делать то же, что делают революционеры, т.е. нужно устраивать всякие полицейско-рабочие организации рабочих, защищать или главным образом кричать о защите интересов рабочих. Устраивать всякие общества, сборища, лекции, проповеди, кассы и пр."
С.Ю. Витте
Царская власть, с помощью священника Георгия Гапона и протоиерея Философа Орнатского, создала рабочее движение в рамках "полицейского социализма" (зубатовщина).
Социалистическая проповедь Гапона оказывала существенное влияние на петербургских рабочих. К 1905 году в его движение входило 10 тысяч человек. Но все закончилось 9 января того же года, когда рабочие с иконами и хоругвями шли к Зимнему дворцу. Гапон, согласно свидетельству Витте, знал о планируемом расстреле. Событие стало известно как "Кровавое воскресенье".
Кровавое воскресенье
Митрополит Вениамин (Федченков), который тогда был студентом духовной академии, писал об этом событии следующее:
"Я, человек монархических настроений, не только не радовался этой победе правительства, но почувствовал в сердце своем рану: отец народа не мог не принять детей своих, чтобы ни случилось потом… А тут еще шли с иконам и хоругвями… Нет, нет, не так мне верилось, не так хотелось. И хотя я и после продолжал, конечно, быть лояльным царю и монархическому строю, но очарование царем упало. Говорят: кумир поверженный все же кумир. Нет, если он упал, то уже не кумир. Пала вера и в силу царя, и этого строя. Напрасно тогда генерал Трепов расклеивал по столице длинные афиши с приказами "Патронов не жалеть!". Это говорило о напуганности правительства, а еще больше - о разрыве его с народными массами, что несравненно страшнее". (Севастьянов А. Двести лет из истории русской интеллигенции // Наука и жизнь. 1991. № 3.)
Вениамин (Федченков)
Анатолий Луначарский отразил настроения того времени в своем стихотворении 1905 года:
"Мы не иконы понесем, Пойдем мы не с портретом, А бомбы, ружья, динамит Вам загремят ответом. И не хоругвь над головой Завеет златотканый Мы знамя красное взовьем, Великий стяг наш бранный… И не псалмы мы будем петь, А Марсельезу грянем: И мы его достанем!".
А.В. Луначарский
В отчетах Синода за 1905–1907 гг. социалистические идеи рабочих представлены как религия будущего:
"Рисовавшийся пропагандистами социализма идеал счастливой жизни на сказанных началах представлялся молодежи настолько привлекательным, что социализм стали называть религией будущего. Желанием скорейшего его воцарения оправдывалось и применение теперь же насилия к делу разрушения существующего строя, основанного будто бы на капитале и собственности" (Гиппиус-Мережковская З.Н. Дмитрий Мережковский // Вопросы литературы. 1990. № 5.)
О разочаровании в церкви и социалистических чаяниях писали не только столичные священники. В 1906 году епископ Питирим писал о разочаровании рабочих в духовенстве:
"Блаженные времена, когда никто из прихожан не считал себя вправе предпринять что-либо без совета и благословения своего пастыря, миновали, и духовенство оказалось в положении пастыря, который идет не впереди своих овец, а гоняется за ними сзади". (Медик. Откровенное слово по поводу настроения умов современной интеллигенции // Миссионерское обозрение. 1902. № 5.)
Таким образом, крестьяне и фабричные рабочие в конце 19 и начале 20 века утратили доверие не только к духовенству, но и к церкви как институту, который способствует "спасению душ". Очевидно, что нелюбовь к священству не была повсеместной. Люди продолжали участвовать в церковных праздниках, посещали богослужения, принимали святые дары, однако к тому времени накопилась критическая масса, за которой последовали падения куполов с церквей, вынос икон из храмов, маргинализация церкви как социального института на правовом уровне и прочие методы большевистской борьбы с церковью.
История полна неожиданных поворотов, и причины великих перемен не всегда лежат на поверхности. Взять, к примеру, Неолитическую революцию – фундаментальный сдвиг, который около двенадцати тысячелетий назад, на заре голоцена, когда отступавшие ледники обнажили влажную, обновленную землю, начал преображать человеческое общество. После тысячелетий кочевой жизни под бездонным небом люди стали переходить к оседлости, осваивать земледелие и скотоводство. Эта трансформация, растянувшаяся на века и протекавшая с разной скоростью в разных уголках мира, стала, возможно, самым значительным событием в истории человечества.
Представьте масштаб перемен: сообщества, чьи предки веками свободно бродили по обширным территориям, сознательно выбирают иной путь. Они привязывают себя к клочку земли, к ручью, к первым неуклюжим постройкам, посвящая жизнь монотонному, тяжелому труду по выращиванию растений и уходу за животными, которые еще вчера были дикими. Почему произошел этот кардинальный выбор, отказ от свободы ради сомнительной предсказуемости? Наиболее ранние свидетельства этого перехода обнаруживаются на Ближнем Востоке, в пределах так называемого Плодородного полумесяца – благодатной дуги земель, где солнце щедро заливало долины, а воздух был напоен ароматами диких трав и влажной земли. Именно здесь, в условиях относительно стабильного климата, на землях, где дикие злаки колыхались под ветром, словно золотое море, и бродили стада диких коз, овец и быков, и начался медленный, но неуклонный процесс освоения сельского хозяйства.
Последствия были поистине революционными. Возникли первые долговременные поселения – сплетения глинобитных стен, дым очагов, вьющийся к небу, гомон голосов и стук каменных орудий. Со временем они разрослись в крупные, густонаселенные центры, такие как Иерихон, окруженный мощной стеной, или Чатал-Хююк с его тесно слепленными домами. Возможность производить и, главное, хранить в глиняных сосудах излишки продовольствия привела к невиданному росту населения. Жизнь усложнялась: возникло разделение труда, расцвели ремесла, наладилась торговля, появились системы учета – первые шаги к письменности. Этот бурлящий котел перемен заложил основы для монументальной архитектуры, сложных религиозных культов и, в конечном итоге, государственности – всего того, что составляет каркас цивилизации.
Но что послужило первоначальным толчком? Почему люди отказались от привычного, полного опасностей, но и пьянящей свободы кочевья ради не менее рискованного и изнурительного труда земледельца, зависящего от капризов погоды? Классические гипотезы – климатические сдвиги, рост плотности населения, накопление знаний – логичны, но кажутся неполными. Не существовало ли иного, возможно, менее очевидного, но мощного внутреннего стимула, который сделал эту новую жизнь не просто необходимой, но и желанной?
Во второй половине XX века, а точнее в 1987 году, американский антрополог Соломон Кац предложил гипотезу, которая вызвала значительный резонанс. Он заставил научный мир по-новому взглянуть на истоки цивилизации, предположив, что ключевым стимулом, побудившим древних людей перейти от простого сбора диких злаков к их целенаправленной культивации, стало случайное открытие процесса алкогольной ферментации зерна – по сути, пивоварения.
Кац реконструировал вероятный сценарий, разыгравшийся где-то в теплых долинах Месопотамии 10-12 тысяч лет назад. Представим: люди уже активно употребляют в пищу дикие ячмень и пшеницу, готовя из грубо измельченного и замоченного зерна простую, пресную кашу. Однажды глиняный сосуд с остатками такой каши был забыт на несколько дней в теплом углу хижины. Под воздействием невидимых, но вездесущих диких дрожжей, витающих в воздухе, масса начала меняться – странное шипение, пузырьки, поднимающиеся со дна, и новый, острый, кисло-сладкий запах, щекочущий ноздри. Любопытство или голод – а может, и то, и другое – побуждают попробовать получившийся продукт. Первый осторожный глоток – непривычный, терпкий вкус, не похожий ни на что известное.
И этот результат спонтанной ферментации, по мысли Каца, преподнес два важных открытия. Во-первых, напиток оказывал заметное воздействие на сознание: он приносил легкую эйфорию, расслаблял уставшее тело, развязывал язык, способствовал единению собравшихся у очага – эффекты, несомненно, ценные после долгого дня, полного тягот и опасностей. Во-вторых, что не менее важно, он оказался неожиданно питательным. Ферментация не только сохраняла калорийность зерна, но и обогащала его витаминами группы B, незаменимыми аминокислотами, делала белки и минералы более доступными для организма. Это был своего рода «жидкий хлеб» – калорийный, легкоусвояемый, да к тому же и более безопасный, чем вода из не всегда чистых природных источников. Кац полагал, что по совокупной питательной ценности раннее пиво могло уступать лишь мясу.
Именно это уникальное сочетание – изменение сознания и высокая питательность – согласно гипотезе Каца, и стало мощным мотивом для одомашнивания злаков. Отказ от кочевой вольницы в пользу монотонного земледельческого труда, приковывающего к одному месту, требовал веской причины. Простого стремления к большему количеству еды могло быть недостаточно, учитывая всю тяжесть работы под палящим солнцем и риски (засухи, вредители, болезни). А вот желание обеспечить регулярный доступ к напитку, который не только насыщал, но и дарил особое состояние духа, скрашивал редкие часы досуга, играл важную роль в ритуалах и укреплял социальные связи, могло стать той самой движущей силой, что повлекла человечество по новому пути.
В качестве косвенного подтверждения Кац указывал на древнейшие письменные рецепты из Месопотамии. Знаменитый шумерский «Гимн Нинкаси» – это не просто поэзия, это подробнейшая инструкция по пивоварению, описывающая все этапы, от подготовки ячменя до розлива готового напитка. Тот факт, что именно пивоварение, а не хлебопечение, удостоилось столь ранних и детальных описаний, по мнению Каца, свидетельствовал о его культурном приоритете. Таким образом, согласно этой смелой гипотезе, у истоков величайшего переворота в истории человечества могла лежать не только нужда в хлебе насущном, но и тяга к пенному, ферментированному напитку.
Каким же было это прапиво, возможно, изменившее ход истории? Забудьте о прозрачных, искрящихся напитках современности. Представьте густое, теплое, мутное варево, больше похожее на жидкую кашу, с плавающими частицами зерна и дрожжей. Его вкус был кисловато-хлебным, аромат – насыщенным, с нотками брожения, а содержание алкоголя – относительно невысоким (возможно, 2-4%). Это был питательный ферментированный продукт, еда и питье в одном сосуде.
Технология его изготовления, реконструируемая учеными, была относительно проста, но требовала определенных знаний и терпения. Собранные зерна диких злаков замачивали в воде для проращивания (соложения), чтобы пробудить ферменты, способные расщепить крахмал на сахара. Проросшее зерно (солод) затем бережно высушивали, грубо измельчали на каменных зернотерках и смешивали с водой, получая густое сусло. Эту массу оставляли бродить в больших глиняных сосудах, доверяясь диким дрожжам из воздуха или с поверхности самого зерна. Иногда для улучшения вкуса и сохранности добавляли дикие фрукты, ягоды или душистый мед. Из-за густой консистенции и обилия твердых частиц пить такое пиво часто приходилось через специальные соломинки из тростника или кости, служившие своеобразным фильтром – именно такие приспособления часто находят археологи при раскопках древних поселений, их же мы видим на изображениях сцен пиршеств, дошедших до нас из глубины веков.
Археологические свидетельства множатся, словно кусочки мозаики, складываясь во все более ясную картину. Находки больших скоплений диких и ранних культурных злаков, каменных ступок, пестов и зернотерок, огромных керамических сосудов для хранения и ферментации в неолитических поселениях Плодородного полумесяца – все это указывает на растущую роль зерновых в экономике и рационе древних людей. Химический анализ органических остатков, сохранившихся на пористых стенках древней керамики из таких мест, как Годин-Тепе в Иране (IV тыс. до н.э.) или Хаджинеби-Тепе в Турции, выявил наличие оксалата кальция, так называемого «пивного камня» – верного признака брожения ячменя. А удивительные находки в Гёбекли-Тепе (Турция, X-IX тыс. до н.э.), где среди мегалитических построек обнаружены огромные каменные сосуды со следами ферментации злаков, позволяют предположить ритуальное использование подобных напитков еще на заре земледелия, возможно, на пиршествах строителей этого загадочного святилища.
Наиболее яркие свидетельства развитого пивоварения и его центральной роли в жизни общества относятся к цивилизации Шумера (III тыс. до н.э.), возникшей в Междуречье. Для шумеров пиво, называемое «каш», было не просто напитком, а фундаментальным элементом их мира – и повседневной пищей, и своего рода валютой (им регулярно платили работникам), и сакральным подношением богам во время храмовых ритуалов. В шумных городах Уре и Уруке варили десятки сортов пива, различавшихся по цвету, вкусу и крепости. Искусству пивоварения покровительствовала сама богиня Нинкаси, которой был посвящен упомянутый гимн-рецепт, подробно описывающий священнодействие приготовления пива. Столь глубокая интеграция пива во все аспекты шумерской жизни служит весомым аргументом в пользу его значимости и на самых ранних этапах становления земледелия в этом регионе.
Итак, что же послужило главным двигателем Неолитической революции – насущная потребность в хлебе или манящая привлекательность пива? Гипотеза Каца, сместившая фокус и предложившая нетривиальный взгляд на мотивацию древнего человека, продолжает вызывать оживленные научные дискуссии.
Сторонники традиционной «хлебной» парадигмы по-прежнему считают, что обеспечение стабильного и предсказуемого источника калорий было основной и наиболее логичной причиной перехода к земледелию. Пресные лепешки и сытные каши составляли основу рациона, и именно стремление гарантировать их наличие изо дня в день подтолкнуло людей к кропотливой культивации злаков. Пиво же, с этой точки зрения, было вторичным, хотя и важным, продуктом, появившимся позже как способ консервации излишков урожая или более эффективного их использования. В пользу этой версии говорит и то, что археологические данные указывают на примерно одинаковую древность технологий, связанных как с возможным пивоварением, так и с выпечкой хлеба или приготовлением каш.
Критики гипотезы Каца также указывают на опасность редукционизма – попытки объяснить сложнейший, многофакторный процесс одной причиной. Неолитическая революция стала результатом взаимодействия множества факторов: экологических, демографических, социальных, технологических, культурных. Сводить все к желанию получить алкоголь – значит чрезмерно упрощать картину. Подвергается сомнению и тезис об исключительной надежности охотничье-собирательского хозяйства по сравнению с рисками раннего земледелия; обе стратегии имели свои преимущества и недостатки.
В этом контексте возникает и другой любопытный вопрос, касающийся самой механики «случайного открытия». Сценарий Каца предполагает брожение каши в неком сосуде. Но разве массовое производство сосудов, особенно керамических, не является продуктом развитых ремесел, расцветших именно с переходом к оседлости? Не получается ли здесь логический круг: чтобы открыть стимул к оседлости (пиво), нужна оседлость (для создания сосудов)?
Однако этот кажущийся парадокс может быть решен. Во-первых, сосуды в древности не ограничивались керамикой: в ходу были емкости из дерева, камня, шкур животных, плетеные и обмазанные глиной корзины, выдолбленные тыквы – любой из них мог стать колыбелью для первой браги. Во-вторых, археология знает длительный период докерамического неолита, когда люди уже строили постоянные поселения и начинали эксперименты с земледелием, но еще не освоили гончарство в полной мере. Это доказывает, что определенная степень оседлости предшествовала эпохе массовой керамики. Наконец, находки вроде огромных каменных чанов со следами ферментации в Гёбекли-Тепе (X-IX тыс. до н.э.), относящемся к доземледельческой или раннеземледельческой эпохе, подтверждают возможность производства ферментированных напитков еще до широкого распространения и керамики, и аграрной экономики. Таким образом, случайное открытие могло произойти на разных этапах долгого и сложного перехода к оседлости, с использованием доступных на тот момент емкостей, и послужить дополнительным фактором, подтолкнувшим этот процесс.
Тем не менее, нельзя отрицать большое значение гипотезы Каца и последовавших за ней исследований. Они заставили ученых обратить пристальное внимание на социальные, культурные и психологические аспекты Неолитической революции, которые ранее часто оставались в тени сухих экономических и экологических моделей. Теория Каца стимулировала изучение роли ритуалов, празднеств и социальных взаимодействий в процессах общественных трансформаций (например, в рамках «теории пиршеств» Брайана Хэйдена, где производство излишков, включая алкогольные напитки, связывается с необходимостью проведения статусных мероприятий для укрепления власти и престижа). Она также ярко подчеркнула фундаментальную важность технологий ферментации в истории человечества – не только как способа консервации пищи, но и как метода повышения ее питательной ценности и создания веществ, способных влиять на сознание, культуру и социальное поведение.
Возможно, как это часто бывает при рассмотрении сложных исторических процессов, истина лежит не в противопоставлении «или-или», а в синтезе «и-и». Не исключено, что стремление обладать запасами хлеба и интерес к пиву развивались параллельно, взаимно дополняя и стимулируя друг друга. Хлеб обеспечивал базовые калории, необходимые для выживания и тяжелого труда. Пиво же давало важные микроэлементы, витамины, безопасную жидкость и, конечно, особое психосоциальное воздействие, облегчавшее тяготы бытия и способствовавшее социальной консолидации. Именно это комплексное сочетание пользы и удовольствия и могло сделать возделывание злаков столь привлекательным для наших предков, заложив основы совершенно нового образа жизни.
Дискуссии о первопричинах, вероятно, будут продолжаться, подпитываемые новыми археологическими находками. Но независимо от того, каким будет окончательный ответ на вопрос «хлеб или пиво?», несомненно одно: оба этих изобретения человечества, рожденные из простого дикого колоска на заре цивилизации, навсегда изменили наш мир, направив его по тому пути, которым мы движемся и поныне.
*********************** Подпишись на мой канал в Телеграм - там еще больше интересного.
Поскольку скоро мы отмечаем День историка, решил не тянуть время и поделиться своими воспоминаниями сейчас, пока есть возможность, чтобы они не утонули в суете, как и предыдущие, отложенные «на потом» тексты.
В былые времена пионерию нагружали различными общественными обязанностями, вроде сбора вторсырья, шефства над одинокими стариками, помощи в учебе отстающим и тому подобными важными делами. Одной из таких общественных обязанностей советских школьников была «Вахта памяти». Пионеров и комсомольцев организованно вывозили на места сражений Великой Отечественной войны, где они должны были собирать останки павших и перезахоранивать их в соответствии с воинскими традициями. Где-то «Вахта памяти» была для галочки, где-то выходила на серьезный уровень, и поисковая страсть не угасла во вчерашних пионерах и по сей день.
Пионерский отряд на «Вахте Памяти». СССР. Фото из интернета.
Я отлично помню наш школьный музей воинской славы. Посвящен он был героическому пути воинского соединения с внушительным номером и не менее внушительным списком наград. Наполнялась экспозиция руками самих школьников, которые раз в год ездили во всевозможные поисковые экспедиции, их география поражала, в музее попадались артефакты не только с полей ВОВ, но и с разгрома Квантунской армии и Советско-Финской войны. Конечно, мальчишкам нравилось рассматривать орудия убийства и воинское снаряжение. Я не был исключением, вообще подростковой мечтой было обзавестись каким-нибудь артефактом угрожающего вида, но, увы, к тому времени, когда мое поколение изучало экспозицию школьного музея, всё, что можно было утащить, уже было утащено последними поколениями пионеров и первыми поколениями «детей перестройки». Более того, когда в музее прошла ревизия, выяснилось, что в музее практически не осталось ни одного сколь нибудь ценного экспоната.
Фотографии типичного школьного музея Боевой Славы. У автора в школе был примерно такой же. Фото из интернета.
Когда автор этих строк подошел к тому возрасту, в котором мог сам отправиться на «Вахту Памяти», эта славная школьная традиция уже лет 10 как сошла на нет, оставшись в некоторых школах, как реликт эпохи, удерживаемый на атлантовых плечах отдельных энтузиастов. Однако появились разные поисковые отряды по линии различных ведомств, городских и региональных администраций, а также «дикие» энтузиасты на общественных началах. Последних не стоит путать с «чёрными» копателями, о них возможно я расскажу позже. «Дикие» энтузиасты занимаются тем же поиском, что и другие официальные отряды, но сводят свое общение с государством к минимуму, и среди них встречается масса по-настоящему увлеченных людей. Как раз среди таких энтузиастов мне встречалось наибольшее количество дипломированных историков и археологов.
Однажды, в старшей школе у меня появилась возможность прибиться к одному из городских поисковых отрядов, которые брали к себе небольшое количество старшеклассников в рамках патриотического воспитания молодежи и поучаствовать в раскопках на территории Калужской и Брянской областей. На майские праздники я получил справку для школы, освобождавшую меня от занятий, собрал рюкзак и отбыл на «Вахту Памяти», или как называли экспедицию между собой копатели — «ушли в поиск».
Археология — это комплексная дисциплина. Помимо собственно истории, следует знать геологию, химию, физическую географию и массу разных смежных и, казалось бы, никак не связанных дисциплин. Я плохо знаком с процессом подготовки классической археологической экспедиции, но все же думаю, что она довольно сильно отличается от того, что я расскажу далее. Из всех дисциплин для нас наиболее важными были медицина и мирно-взрывное дело. Для этих задач в отряде было два доктора, один профессиональный сапёр и несколько подрывников-любителей.
Поисковые отряды за работой. Фото из интернета.
Задача поискового отряда — поиск и перезахоронение останков солдат, погибших в годы войны. Официальным отрядам можно работать в военных архивах, поэтому у них есть доступ к картам, отчетам и документам. Но эта информация в реальности не сильно помогает работе. Советские карты изобилуют неточностями, а самое главное, за прошедшее время изменился ландшафт, по местам боев прошло не одно поколение поисковиков. Также первые десять-двадцать лет после войны большие массы людей выводили в поля для сбора останков, они делали это без всякой системы и без какого-то энтузиазма, просто паковали кости в мешки и закапывали у ближайшего населённого пункта, иногда оставляя небольшую памятную стелу. Возможности судебно-медицинской экспертизы были сильно ограничены, поэтому на таких стелах редко можно увидеть имена, а если имена есть, далеко не всегда они соответствуют действительности, а количество самих останков намного больше, чем указано на табличке. Солдаты проводили разминирование примерно на таком же уровне, я об этом ещё расскажу.
Ресурсы нашего отряда были сильно ограничены, так как он функционировал исключительно на энтузиазме его основателей и действовал сезонно. Хотя доступ к архивам нам предоставлялся, времени и возможностей для системной работы с документами было очень мало, результаты работы были непредсказуемыми, поэтому на первый план вышло общение с людьми. Предварительно, опираясь на данные из архивов, карты местности и другую доступную информацию, определялась перспективная местность. Информацией помогали и другие поисковые отряды. Так для предстоящей экспедиции был определен Думинический район Калужской области. Этот регион выбрали по наводке от другого отряда, который был там раньше и сообщил нам, где могут быть останки советских солдат. Осмотреться на местность и наладить контакты с местными жителями были откомандированы особо коммуникабельные добровольцы.
На территории командированные освоились довольно быстро. Закрытые колхозы и совхозы, отток молодежи, социальные проблемы и все прочие беды села не пощадили и объект разработки. В селах действительно не было работы, а многие жители промышляли раскопками и браконьерством, чередуя и совмещая оба ремесла. Плавили тол из снарядов, собирали цветмет на бывших полях сражений, приторговывали оружием и артефактами, представляющими антикварную ценность. Надо ли говорить, что эта публика лучше всех знала, где можно обнаружить не захороненные останки - основной объект интереса нашей экспедиции. Осложнялось наведение контактов характером ремесла местных жителей, оно очевидно было нелегально и в каждом незнакомце живо интересующимся “копом” (так называли на сленге процесс раскопок и найденные в результате предметы) видели милиционера. Первая разведмиссия завершилась практически ничем, никакой конкретики гонцы не узнали, однако мосты все же были наведены.
Вторая экспедиция, состоявшаяся через месяц оказалась значительно удачнее, несмотря на то, что никакие раскопки вести не представлялось возможным. Послы вернулись с ценной информацией, полезными контактами и артефактами в виде австрийского штыка эпохи Первой мировой (выменяли у одного из жителей деревни) и обломка фюзеляжа немецкого аэроплана с крестом.
Калужская область. Фото из интернета.
Самым ценным контактом оказался «чёрный краевед» Василий. Как мы прозвали его между собой Человек-Велосипед. Василий был крепким мужчиной лет пятидесяти, роста под два метра и огромной физической силы. А «велосипед» назвали потому что по пересеченной местности он передвигался просто с феноменальной скоростью, да еще и взвалив на плече 152-мм снаряд! Прекрасно знающий лес, природу, свободно ориентирующийся по солнцу, звездам, и каким-то только ему известным приметам и особенностям. Безошибочно определяющий время без часов (с точностью до 5 минут, проверено неоднократно) и точное местоположение без карты. Человек с неистощимым запасом интереснейших баек, анекдотов и историй из жизни. При этом, как и все по-настоящему сильные люди, обладающий простым и добродушным характером. Василий был нашим проводником в той экспедиции, я не мог и не могу до сих пор представить себе более подходящего человека для этой миссии.
Первые яркие впечатления о поиске, для меня оставили руины хутора, который во время войны сожгли венгерские каратели. Все жители окрестных сёл утверждали, что в этом районе орудовали венгры и отличались они особой лютостью. В деревне Буды (или Будды) они закидывали трупы расстрелянных в колодцы. Их извлекали уже в наше время в костюмах химзащиты, так как из-за внешних условий (холодная вода, темнота, низкая температура) трупы не скелетировались. Когда колодцы вскрыли и начали доставать останки, зеваки в ужасе разбежались, были те, кто падал в обморок, вокруг стоял жуткий смрад.
Поисковики извлекают останки. Фото из интернета.
Хутор представлял из себя около десятка домов, от которых остались небольшие насыпи, поросшие травой и бурьяном. Поверх холмов выглядывали остатки печных труб. По словам проводника, здешних обитателей каратели сталкивали в погреба и закидывали гранатами, туда же сбрасывали тела расстрелянных. После расправы хутор сожгли, и территорию вокруг заминировали. Причем так, что после войны саперы просто поставили предупреждающие таблички и ничего не трогали. Логика была простая: хутор в 30 километрах от ближайшего села, в лесу, хозяйственной ценности данная территория не представляла, поэтому ограничились предупреждением. Уже в 70-е военные саперы вновь побывали в этом месте, часть мин сняли, но погреба раскапывать не стали, они вроде как тоже были заминированы. Большая братская могила напичканная взрывчаткой, немой памятник человеческим зверствам, он по сей день будоражит воображение редких путников, знающих историю этого хутора.
Для городского жителя пойти глубоко в лес — это соприкосновение с природой. Обычно, горожанин походом в лес называет — выход на загаженную бытовым мусором лесную опушку, чтобы пожарить шашлыки. Попадая в реальную глушь средней полосы, человек, бывает, подолгу стоит «контуженный» лесной какофонией, глядя на играющие в кронах деревьев лучи солнца и блаженно улыбаясь, подставляя лицо легкому ветерку с пьянящим запахом хвои и весенних полевых цветов.
Возвращаясь с первого выхода, минуя сожженный хутор, практически у самого базового лагеря я заметил лисицу, которая шла параллельно отряду, на почтительном расстоянии. В какой-то момент она вырвалась вперед и, минуя опушку леса, взбежала на холм с одинокой сосной. Усевшись там, она провожала нас взглядом, мерцая золотым и медным огнем в лучах закатного солнца. Я указал на лису рукой, идущий позади Семён поднял голову, посмотрел, флегматично кивнул, наблюдая за красивым пейзажем, пока холм не скрылся из виду. Я тоже смотрел на лису, одинокое дерево и невероятную композицию, сотворенную природой. Это был первый раз в жизни, когда я видел живую лисицу.
Эхо войны продолжает напоминать о себе. Снаряды, авиабомбы и мины времен ВОВ находят даже в центре Москвы по сей день, что и говорить об окрестностях и нехоженых лесных чащах. В середине восьмидесятых на одной из юбилейных «Вахт Памяти» официально заявили, что для того чтобы полностью разминировать территорию СССР нужна непрерывная работа всех военных саперов Союза на протяжении десяти лет. Не знаю, насколько это правда, но всерьез разминированием территории занимались только первые двадцать лет после окончания войны. Как писалось выше, приоритет отдавался густонаселенным районам и объектам народного хозяйства (поля, фабрики, дороги и т.д.), приоритет уменьшался по мере удаления и постепенно сходил на нет. В конце концов разминированием занялось само время. С годами часть боеприпасов просто сгнивала и разрушалась, часть использовалась местным населением. Сколько поколений браконьеров использовало и еще будет использовать тол из боеприпасов ВОВ известно только Всевышнему. Противопехотные мины стали безопасны в основном к восьмидесятым годам. Однако стали опасны мины противотанковые. Если раньше они не срабатывали на массу человека, то со временем из-за коррозии и других факторов подрывы людей, скота и автомобилей стали происходить регулярно.
Эхо войны. Фото из интернета.
Район, который местные жители называли 25-м кварталом (почему так, не знаю), был одним из тех, до которого руки саперов дошли в последнюю очередь. Узкоколейка вела к немецкому складу боеприпасов, глубоко в лесу. Со временем дорога туда полностью заросла деревьями, и без помощи Василия мы бы сами никогда ее не отыскали. Он точно знал несколько мест с останками советских солдат. На заре наш отряд направился, чтобы извлечь эти кости. Первые саперы приехали в 25-й квартал на разминирование в 45-м году и ничего не вывозили. Просто сняли с уложенных в штабеля снарядов взрыватели (не со всех), поставили предупреждающие знаки и ушли. Второй раз военные сапёры навестили склад уже в шестидесятые, вывозить боеприпасы также не стали, а решили просто все подорвать. До ближайшего населенного пункта было около 30 километров, вокруг холмы и густой лес. Идея выглядела хорошо, однако получилось, как всегда. В результате подрыва часть боеприпасов разлетелась по окрестностям, в радиусе десятка километров, окончательно закрепив за 25-м кварталом репутацию гиблого места. Подрывы случайно забредших грибников, рыбаков, охотников были обычным делом. Единственная проселочная дорога, проходящая рядом с опасной зоной, пользовалась дурной репутацией; сельчане пользовались ей только по крайней необходимости и только по накатанной колее. Останавливаться по нужде или сворачивать — не рекомендуется. Рассказывали случай, произошедший в середине девяностых: однажды вечером поддатый тракторист на «Кировце» поехал в село за самогонкой, как раз по «нехорошей» дороге; негабаритные колеса существенно выходили за рамки колеи, накатанной редкими нивами и уазами, в село, как гласит молва, прикатилось только одно негабаритное колесо. Насколько правдива эта и другие услышанные мной истории, не берусь судить. Однако, похоже на правду: металлоискатели использовать просто бесполезно, звонит вообще все, в том числе деревья (следствие подрыва склада в шестидесятые, осколки застряли в древесине); втыкать лопаты в землю под прямым углом и разводить любой огонь нам запретили категорически. Передвигаться след в след.
Бои в районе 25-го квартала были не самые сильные. В эту экспедицию мы работали на местах настоящей бойни. Однако здесь война не закончилась и продолжала собирать свою жатву, это ощущалось всеми чувствами. Василий был здесь далеко не первый раз и точно знал, куда и как нужно двигаться. В этот выход мы подняли двух солдат, которых, к сожалению, не получилось идентифицировать.
Раскопанный блиндаж. Фото из интернета.
Так выглядят окопы сейчас. Фото из интернета.
Линия фронта проходила через Думиничиский район дважды. Стороны занимали те же окопы, которые покинули в 41-м. На одном из участков линия фронта пролегала по реке Жиздра. По западному берегу шли немецкие окопы, по восточному — советские. В 41-м советские войска пытались оттеснить немцев в отчаянных контратаках. В 43-44 выбить с советской земли окончательно. Чудовищные потери сопровождали эти атаки. Деревенские старики свидетельствовали, что пространство на западном берегу реки было буквально завалено трупами. Очень долго после войны каждую весну костями были усеяны все окрестные поля. Сразу после освобождения данной территории оставшиеся жители, пленные и солдаты собирали трупы с полей и лесов а затем скидывали их в санитарные захоронения, на сленге — «санитарки». Тела сбрасывали в воронки и засыпали землей, иногда ставили указатели, иногда нет. Также поступали и в ходе боёв, если было время убрать трупы. Немцы на начальном периоде старались хоронить своих погибших в индивидуальных могилах. К 43-му году возможностей продолжать эту практику практически не осталось, и в индивидуальных могилах хоронили только офицеров. Простых же солдат также закапывали в «санитарках». Однако здесь дала знать немецкая организованность. Все (ну или почти все) немецкие захоронения отмечены на немецких картах.
В 90-е годы, когда появилась возможность решить вопросы с эксгумацией и перезахоронением солдат Оси на исторической родине, европейские страны, прежде всего Германия, стала платить некоторым отрядам, конкретно, за поиск и эксгумацию немецких солдат. Сколько таких отрядов мне не известно, слышал, что всего 3-4 и работали они по всему СНГ. Им платили хорошие деньги (говорили, что около 3 тыс. евро на человека), снабжали их техникой, амуницией и, что самое интересное, картами. Карты представляли особый интерес, они старались их не показывать и на этот счет видимо были какие-то договоренности. Германская сторона обоснованно боялась мародеров. На картах были подробно отмечены и санитарные захоронения, индивидуальные могилы и другая интересная информация.
Техника времен войны, найденная в лесу. Фото из интернета.
Многие «черные краеведы» не гнушались мародерством и раскапывали могилы, особым «интересом» пользовались немецкие захоронения, так как считалось, что их хоронили со всеми знаками отличия. Сколько «железных крестов» добытых таким путем гуляет по коллекциям? Кто знает. Хотя стоит сказать, что далеко не все черные копатели занимаются мародерством. Большая их часть — это живущие в нужде местные жители, если в результате их поиска они натыкаются на останки, то рассказывают о них первому встречному поисковому отряду. Каждый ищет что-то свое и никаких проблем в обмене такой информацией нет. Периодически правоохранительные органы проводят свои рейды и по проселочным дорогам можно встретить совершенно инородные тела, которые предлагают приобрести железный крест или какой-нибудь пистолет для коллекции. «Моя милиция меня бережет».
По информации, полученной от местного жителя, якобы, недалеко от нашего базового лагеря, который как раз стоял на берегу Жиздры, у покинутого хутора, в лесу, стоит крест, якобы, там, жители деревни похоронили двух советских летчиков, которых сбили над деревней в 41 году. Мы шли долгое время вдоль немецких окопов, которые затейливо то уходили вглубь лесной опушки, то возвращались, выписывая свои замысловатые фортификационные узоры. Я думал, что было бы интересно взглянуть на эти геоглифы войны с высоты. Сейчас я уже смотрю на это иначе, послание индейцев Перу читать интересно, оно уникально и индивидуально, узор окопа банален, как третий повтор слова «Внимание» перед началом важной трансляции.
После долгого пути, бесконечных блужданий вокруг, мы вышли на хутор. Как оказалось, хутор был не таким уж покинутым. Там жило несколько стариков. Они, разобравшись, что мы не мародеры, показали нам разрытую могилу. По их словам, год назад здесь был другой отряд, и они перезахоронили останки из этой могилы. Мы двинулись в обратный путь, чтобы успеть дойти до базового лагеря до захода солнца.
Обратная дорога казалась длиннее, хотя я был абсолютно уверен, что путь тот же, те же сточенные временем углы окопов, грунтовые дороги, белый песок у опушки соснового бора. Закатные лучи на прощание погладили кроны деревьев, наступили сумерки. Мы шли вдоль засыпанных немецких траншей, я бросил взгляд в лес, показалось, что там кто-то ходит, я присмотрелся и стал различать отдельные тени, казалось, что там на старой линии обороны суетятся люди. Меня кинуло в дрожь, вокруг тишина, только наши шаги и дыхание. Я не сбавляя шага двигался вместе с колонной, не отрывая взгляда от опушки, мы шли в лагерь, а параллельно нам, в лесу, в окопах шла какая-то своя потусторонняя жизнь. Я читал еще в детстве, в каком-то псевдонаучном журнале, насыщенном желтыми сенсациями, о том, что на полях кровавых сражений люди иногда видят странности. Мелькают силуэты людей, слышат крики, видят вспышки. Это отмечено и на Сомме, и Вердене, и Геттисберге. Можно воспринимать это как случайность, помутнение рассудка из-за усталости, но я так не считаю.
Авиатехника, найденная поисковиками. Фото из интернета.
Базовый лагерь был уже рядом, мы пришли как раз, когда солнце почти село. Кто-то пошел умываться и спать, кто-то уселся у костра и стал открывать консервы, кто-то просто сидел на бревне и думал о своем. Я продолжал смотреть на мелькающие в лесу тени. Сколько времени я так сидел, не помню, но будучи так погружен в созерцание, я не обратил внимание, как в том же направлении смотрят еще двое.
— Тени? — спросил Василий.
— Да.
— Здесь были страшные бои в 41-м году, советская армия непрерывно атаковала через то поле. — Василий махнул рукой в сторону юга. — Переправлялись через Жиздру и бежали через поле. — Он затянулся сигаретой и добавил: — Много людей погибло. Василий рассказал о боях в этой местности, он показывал рукой направление, где у немцев стояла артиллерия и минометы (позже мы проходили по указанным им местам и сами видели эти позиции), откуда шли атаки, вспоминал номера частей и даты сражений. Рассказал, как немцы использовали уловки, например, сдавали заранее пристреленные позиции и накрывали их артиллерией. В очередной раз я поразился познаниями нашего проводника.
— Тут таких мест много, — подытожил рассказ Василий. Помолчав еще немного, он начал рассказывать разные истории из своего поискового опыта. Было видно, что ему нравится рассказывать о деле, которое он любит. В основном его собеседники — такие же местные поисковики, для которых поиск — каждодневная, опасная работа, а не экзотика, как для нас, городских. Они уже слышали эти истории по несколько раз, да и сами могут поведать не меньше. Но для нас это диковинка, всем было очень интересно слушать такие рассказы.
Фото из интернета.
Занимаясь поиском, особенно уходя вглубь леса, дальше и дальше от цивилизации, ты не можешь отделаться от ощущения, что кто-то все время наблюдает за тобой. Возможно, ты всегда чувствуешь этот взгляд на краю сознания, но в изоляции от привычных визуальных и звуковых раздражителей большого города, мы просто не обращаем на это внимание, мало ли, какая видеокамера нас записала? В поисковой работе есть свой мистический подтекст. То, чем мы занимались, я бы назвал ритуальной археологией, задачей поискового отряда стояла не в выяснении каких-то фактов, подготовке монографий или установлении истины, а в поиске и перезахоронении останков погибших солдат. Ты не можешь просто так отмахнуться от этого факта и, принимая его во внимание, все остальные невероятные вещи уже не кажутся такими невероятными. Просто уходя в лес, ты попадаешь в другое пространство, становишься частью мистерии, которая началась до тебя и продолжится после. Порой кажется, что лес сам решает, что показывать, а что скрывать от глаз. Однажды, возвращаясь после очередного выхода ни с чем, мы встретили небольшой отряд «черных» археологов. Перекинувшись парой слов, они показали на карте место, где лежат останки красноармейца. Мы договорились встретиться с ними завтра, на рассвете, однако утром никто к обозначенному месту не явился. Мы прошли мимо их лагеря, но там тоже никого не было и казалось, что последний раз люди там останавливались несколько лет назад. Уже без всякой надежды мы выдвинулись по оставленным координатам. По описанным ориентирам мы нашли место, небольшую воронку со старыми шурфами, если тело покоится здесь, то как они его определили, оставалось решительно не понятно. Несколько шурфов были сделаны не меньше года назад, никаких останков или чего-то хотя бы косвенно свидетельствовавшего о наличии здесь тела не было.
Металлоискатель сразу зазвенел в первой же обследуемой воронке, мы стали аккуратно снимать слой за слоем, опасаясь наткнуться на старый снаряд. Где-то на глубине одного метра появились первые кости. Рядом мы откопали ручку от ложки или вилки с накорябынными инициалами. Да, наводка «выстрелила», мы подняли еще одного красноармейца. А тех поисковиков мы больше не встречали, да и местные здесь никаких отрядов, кроме нашего, тоже не видели.
Фото из интернета.
Василий рассказывал, как в 1944 году, сразу после освобождения, в деревню (кажется, Хотьково) вернулся демобилизованный офицер. Он стал председателем колхоза и, помимо прочего, занимался расчисткой местности после боев. Он составлял карты минных полей, санитарных захоронений. Долгое время, практически до самой своей смерти, он водил по лесам и полям отряды военных саперов и поисковиков, ищущих останки. Своими силами обустраивал места воинских захоронений. В общем, человек занимался подвижничеством. Жаль, что не запомнил его имя.
По словам нашего проводника, до начала 90-х в лесах можно было найти и подбитую технику и неразграбленные склады, рассказывал как вскрывали блиндажи и находили там множество артефактов в отличном состоянии. Однако с открытием коммерческих пунктов приема метала, все, что было в пределах проходимости тягача, было распилено и вывезено, отдельная техника попала в частные коллекции, ходят байки, что у председателя одного из колхозов в амбаре стоит немецкий танк «Тигр», не удивлюсь, если так. Однако, технику в лесу встретить можно, откапали и вывезли еще далеко не все, а лес сам решает, кому открывать свои секреты.
Василий рассказал, как с друзьями, глубоко в лесу, они наткнулись на оставленные советские позиции: небольшая поляна, несколько блиндажей, окопы и брошенная техника, кузов от полуторки и британский гусеничный тягач. По словам проводника, он и его спутники залазили внутрь, все было совершенно реально. Утром группа пошла домой, решив вернуться на поляну через неделю для более детального изучения. Через неделю они не смогли отыскать то самое место, при том, что это очень опытные следопыты и на своей территории они ориентируются лучше, чем кто-либо. Это не такая уж удивительная история. Опытные поисковики сталкиваются с подобным часто. У костра была рассказана история, как на Валдае отряд нашел сохранившийся блиндаж, пошел на встречу за основной группой, но место так и не смогли найти, хотя, казалось бы, ушли не так далеко. Да что там поисковики. Мой дед был заядлым грибником. В сезон он уходил в Подмосковные леса и возвращался с большим запасом грибов и ягод. Однажды он рассказал невероятную историю, как в лесах, неподалеку от подмосковной станции Электроугли, увидел в лесу разбившийся немецкий самолет. Он был в той местности ещё несколько раз, но так и не смог отыскать место падения. Стоит сказать, что история про якобы упавший немецкий самолет в тех местах существует очень давно, якобы даже есть показания очевидцев, но ни разу ни одна экспедиция так и не смогла ничего найти.
Та поисковая экспедиция длилась 17 дней. За это время отряд обнаружил и перезахоронил 19 человек, бойцов Красной Армии, погибших в годы Второй Мировой. На церемонии захоронения было много людей: жители прилегающих деревень, школьники, официальные лица и правильные речи. В общем, все то, без чего подобные мероприятия не обходятся. Прогремел салют последнего пути, оркестр отыграл траурную музыку, землекопы закидывали последние комья земли на могильный холм, а мы уже мысленно возвращались домой, к нашим повседневным заботам: семьям, скучной работе в офисе, экзаменам и нудным парам.
Опыт, полученный здесь, запомнился большинству из нас навсегда. Дети большого города, для которого всё, что начинается за серыми бетонными стенами, уже экзотика. Часто, в самых невероятных местах, я мысленно возвращался к той экспедиции. В других странах, тяжелых испытаниях и праздных беседах. Всегда эти воспоминания выводили меня на какие-то новые, важные для меня умозаключения, главные из которых касались ценности человеческой жизни и мирного неба над головой, ведь именно за это сражались те павшие воины, останки которых мы нашли и похоронили с подобающими им почестями.
в настоящее время гостинница уже разрушена но фотографий куча
На набережной реки Карповки в Санкт-Петербурге долгие годы стояло здание, ставшее символом несбывшихся амбиций, финансовых катастроф и городских легенд. Гостиница «Северная корона» — пятизвёздочный отель, который так и не принял ни одного постояльца. Её история — это череда неудач, мистических совпадений и архитектурных противоречий, оставивших глубокий след в памяти города.
Начало: грандиозные планы советской эпохи
Строительство гостиницы, которая носила название "Петроградская" началось в 1988 году по заказу Госкоминтуриста СССР и сразу же со скандала. Для того, чтобы возвести шикарный пятизвездочный отель, было решено снести Карповские бани 1911 года, доходный дом архитектора Михаила Еремеева и ещё одно здание конца XIX века,которые сильно мешали грандиозному замыслу. Поскольку в те времена еще не действовал закон об исторических зданиях, согласно которому демонтировать объекты, построенные до 1917 года, запрещено (без особого разрешения), то церемониться с дореволюционными домами и банями не стали и благополучно их уничтожили. Это событие вызвало волну протестов: ленинградцы вышли на митинг, результатом которого стали несколько задержаний, повлекших аресты и штрафы.
Карповский переулок там еще снимали операцию "ы"
Карповские бани, по легенде там вместе мылись Николай II и Распутин.
Подрядчиком выступала югославская компания Montexgroexport. По плану, к 1990 году должен был быть построен современный отель в стиле модернизм на 247 номеров с подземной парковкой, бассейном, конференц-залом и многочисленными барами и ресторанами. Начальная смета составила 60 млн долларов США.
Возглавить строительство отеля пригласили архитекторов Анатолия Прибульского и Марка Рейнберга, однако уже через год после начала работ Рейнберг покинул проект. По словам зодчего, он не мог полноценно работать из-за чрезмерного вмешательства чиновников. В дальнейшем Рейнберг вообще отказался от авторства, а в 1996 написал письмо в редакцию "Делового Петербурга"
Будучи главным архитектором этого проекта, волею судеб расстался с ним в 1988 году и с тех пор не имел возможности участвовать в проектировании и авторском надзоре. Все это время авторским проектированием занималась только г–жа Ухова". Оценивая результаты работы Лидии Уховой Рейнберг, не стесняясь в выражениях, назвал интерьеры "Северной короны" "симбиозом провинциального караван–сарая с турецким борделем низкого пошиба", который "находится за гранью архитектуры и вкуса вообще".так как финальный вариант ничем не напоминал его разработку.
«Петроградскую» передали архитектору Лидии Уховой, по инициативе которой проект переименовали в «Северную корону»
1/2
Архитекторы Анатолий Прибульский и Марк Рейнберг
Через 3 года с начало стройки перестали существовать и страна, и заказчик. После распада СССР, была ликвидирована организация-заказчик объекта — Госкоминтурист, а права собственности перешли к городу. Финансирование прекратилось. Кроме того, в 1992 году президент РФ ввел экономические санкции в отношении Югославии. Контракт с компанией «Монтекс» был расторгнут. Строительство свернулось, а через некоторое время «Монтекс» выставили иск. К этому времени гостиницей уже владело акционерное общество «Интеротель Петроград». Был заключен новый договор на достройку отеля с турецкой компанией АТА.
вид на отель со сотороны реки
Стройка двигалась, несмотря на судебные тяжбы с югославами. Даже называлась дата открытия - 1 июня 1996 год. Но потом начались тяжбы и с АТА вплоть до Международного арбитража. Предположительно, причиной послужили политическая нестабильность в стране и отсутствие финансирования со стороны главного акционера. И стройка опять остановилась.
1/3
фото внутри гостинницы
В 1992 году появился новый владелец - банк «Cанкт-Петербург». За три года гостиница была почти полностью построена. К 1995 году была закончена отделка всех помещений, установлены лифты, сантехника в санузлах и прочее. Осталось только завезти мебели и можно было принимать постояльцев.
1/4
вид внутри
Проклятие
Место на котором построили отель пользовалось дурной славой. Старожилы поговаривали, что доходным домом застроили древнее языческое капище. Поговаривали также, что бани тоже были непростые. Якобы в них мылись сам Григорий Распутин и Николай II. Именно с проклятием многие связывали неудачи в строительстве.
Проклятие не покидало это местно. Как говорят, из-за него и случилось самое чудовищное в этих стенах. Речь о смерти в «Северной короне» владыки Иоанна во время официального приема. 2 ноября 1995 года он прошел на банкет в честь пятилетия банка «Санкт-Петербург». Там же присутствовали мэр города Анатолий Собчак и его супруга.
Митрополит Иоанн (Снычев)
«Когда высокие гости прибыли, жена мэра Людмила Нарусова подошла к владыке Иоанну под благословение. Благословив супругу Собчака, митрополит начал медленно оседать на пол», - рассказал о том дне день архимандрит Августин (Никитин).
После этого стройка встала навсегда. Мистику пытались объяснить реалисты, придумывая еще более дикие версии. Якобы «Северная корона» построена из радиоактивных материалов.
Бесконечные попытки спасения и снос
На протяжении многих лет простоя разные архитектурные бюро предлагали свои варианты перестройки здания под жилой комплекс, но ни один из них так и не был принят. Долгострой несколько раз приобретался и продавался, ведь место на набережной реки Карповки является элитным. Достроить гостиницу обещали к 300-летию Петербурга, затем к 2006, 2008.
1/3
Варианты переделки фасадов под человейники
С 2000 года банк «Санкт-Петербург» искал покупателя «Северной короны». Лишь в 2004 году, после срыва нескольких сделок, удалось продать объект «Еврофинанс Моснарбанку». Новый владелец зарегистрировал ООО «Северная корона», но так и не начал строительные работы. В 2011 году в Городской совет Петербурга был направлен первый проект редевелопмента отеля в многофункциональный жилой комплекс, однако он был отклонён единогласным решением членов совета. Несколько последующих вариантов также не были одобрены. Только 29 июля 2016 года Госстройнадзор Санкт-Петербурга выдал ООО «Северная корона» разрешение на реконструкцию гостиницы под жилой комплекс. Постановление было действительно 37 месяцев.
В 2017 году объект оценивался в 2 миллиарда рублей. В 2018 году его приобрёл московский «Венчурный капитал», в конце года было объявлено, что на месте недостроенной гостиницы будет возведён жилой комплекс. По решению нового владельца в начале 2019 года начался снос гостиницы. Даже при сносе "проклятие" проявило себя. 25 апреля там опрокинулся экскаватор, используемый при сносе здания и задавил рабочего насмерть.
снос гостинницы
В 2021 году ООО «Северная корона» с участком, проектом и разрешением на строительство приобрела петербургская ГК «ПСК», принадлежащая Максиму Штерну. На месте бывшей гостиницы девелопер в 2024 г завершил строительство жилого комплекса. Сумма сделки не раскрывалась, общие инвестиции оценены в 12 миллиардов рублей.
жилой комплекс в наше время
«Северная корона» так и не увенчала Северную столицу, но её история останется частью городских историй
Спасибо всем кто прочитал, подписывайтесь будет интересно
