Сообщество - Creepy Reddit

Creepy Reddit

628 постов 8 372 подписчика

Популярные теги в сообществе:

102

В секретной тюрьме 4 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Через лень приходят величайшие трагедии

В секретной тюрьме 4 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Через лень приходят величайшие трагедии Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост

Если вы только что присоединились, то меня зовут Нэлл Локвуд, я - Последний Пожиратель Грехов, и я собираюсь встретиться со следующим заключенным - человеком, погрязшим в халатности, самодовольстве и лени. Дл этого была похотливая женщина, которая превращала своих жертв в “эликсир любви”, включая свою дочь, затем была пара близнецов, настолько одержимых жадностью, что они готовы были срастить свою семью воедино, дабы получить желаемое, и мужчина, наполненный такой завистью, что жестоко лишал жизни людей, у которых было то, чего он желал себе.

Но прежде чем перейти к новому заключенному, нужно обратить внимание на слона в комнате - начальника тюрьмы. Некоторые из вас с тревогой отмечали, что ему нельзя доверять. Вы упоминали его фамильярность, и то, как Эдгар вел себя рядом с ним, и то, как мужчина был бы рад сорвать всю операцию, когда я была в отключке.

У меня возникла цель узнать его планы, попросив у одного из охранников разрешения пройти в его кабинет после того как посплю, чтобы прийти в себя. Я не стала говорить ни с Баком, ни с Нестором, ни с кем-либо еще о том, как горе от потери матери выплеснулось наружу после окончания последнего ужина. Не было такого момента, когда на моем лице это можно было бы прочитать, даже если слезы текли по лицу. Когда мы закончили и вышли из комнаты, Бак просто обнял меня, пока я всхлипывала, и, дав мне время на отдых, отправился «исследовать тюрьму и добывать информацию», а Нестор пошел наверх, чтобы дать Эдгару возможность полетать и размять крылья.

Проехав на лифте целых 15 минут, я оказалась в длинном мраморном коридоре с огромными портретами греческих богов, ведущих битву. Сатурна, поедающего собственного сына, заточения титанов в Тартар и буйства, происходившие на Земле до того, как Зевс захватил власть. Каждый портрет становился все более мрачным по мере того, как я приближалась к дверям большой комнаты, в которой располагался кабинет Надзирателя.

Секретарь не сказал ни слова, я просто постучала и стала ждать ответа. Услышав неистовое бормотание из-за двери и тихую песню, я снова постучала и приоткрыла дверь, чтобы позвать чуть громче, но в пределах допустимого шума, не желая обидеть его, если он на совещании.

И когда я заглянула, то увидела, что он, несомненно, не один в комнате.

Но совсем не то, чего я ожидала.

В центре огромной комнаты сидел пленник, заключенный в большую бочку и погруженный по пояс в мутную воду - бассейн диаметром до 50 футов, в котором под мутной поверхностью копошились мелкие твари всех форм и размеров. Два высокопоставленных охранника стояли по обе стороны бочки, делая записи и наблюдая за Надзирателем, который сейчас был без мундира и в позолоченной серебряной жилетке с черными и золотыми знаками, под которой была белая рубашка с закатанными рукавами, открывающими длинные строки стихов, написанных, как я поняла, на немецком языке.

– Итак, заключенный №855, вы прибываете в моем заведении уже довольно долгое время, верно? Я делал все возможное, чтобы вам было комфортно, уважал вас и не причинял вам вреда. Я выполнял свою работу, как надзиратель, чтобы обеспечить вашу безопасность, а вы отплатили мне... этим?

Он выставил перед мужчиной заточку, сделанную из зубной щетки и разделочного ножа, смоченную в яде и острую на вид. Мужчина дернулся в бочке, но ничего не ответил.

– Знаете, я очень горжусь этой тюрьмой, ведь у нас содержатся только худшие из худших. Заключенные, которые никому не нужны. - с этими словами он швыряет заточку в стену, и она вонзается в нее, сотрясаясь. На лице Надзирателя пробегает легкая ухмылка. Наклонившись вплотную и наклонив голову набок, он легонько шлепает заключенного по лицу. - Du. Are. Nicht. Wanted.... Und Du. Are. Nicht. Loved.

Надзиратель отворачивается, скрещивает руки за спиной и смотрит в окно своего кабинета. Из него открывается прекрасный вид на все население его огромной тюрьмы, по этажам бродит столько типов особей, которые явно не были людьми: ликантропы, урсы, вендиго, обезьяны и обычные люди - все они резвятся, как будто это нормально. Он вздыхает и продолжает говорить, пока двое его помощников начинают ходить вокруг, наливая что-то в отверстия, и я чувствую тошнотворный запах молока и меда - медовухи, поднимающийся на поверхность и вызывающий рвотные позывы. Но я сдержалась, ибо ужас пригвоздил меня к месту.

– Известно ли вам о Шафизме, 855? Это один из худших способов покинуть этот мир. Тебя бросают в грязную воду, кишащую паразитами, насекомыми, плотоядными рыбами и млекопитающими, которых привлекает твоя мягкая, вкусная плоть. Они съедят тебя кусочек за кусочком, и ты будешь гнить несколько дней, прежде чем смерть придет, чтобы забрать твою жалкую душу.

Наконец заключенный нарушил молчание и запротестовал.

– Я пытался защититься! Эти черные... вы знаете, каковы они на воле... Вы должны понять, что я должен быть в безопасности! Ради безопасности нашей расы!

Но Надзиратель поднял руку и покачал головой.

– Давайте-ка мы кое-что уточним, герр Руфедж. Может быть, я и немец, но я взялся за эту работу, чтобы ловить и уничтожать таких, как вы. Меня не интересуют ваши представления о расовой чистоте, а ваша апелляция к моему цвету кожи оскорбляет нас обоих. Превышение моих исключительных полномочий - это вещь, которую я не могу игнорировать, у меня больше самоуважения, чем это. Кроме того… - Он повернулся и посмотрел на меня, улыбаясь. - Вы оскорбили нашего Пожирателя грехов. Если вы не были покойником прежде, то сейчас самое время.

Он щелкнул пальцами, и двое помощников погрузили бочку в воду, оставив на поверхности только голову, прикрытую мешком, чтобы заглушить мольбы заключенного о помиловании. Затем конструкцию выкатили из комнаты и провезли мимо меня. Надзиратель тепло улыбнулся, когда я неловко прошмыгнула в его кабинет.

– Надеюсь, это покажет, что, несмотря на мою холодную внешность, у меня есть моральный компас, фрау Локвуд. - Он жестом указал на окно, и я подошла к нему. - Здесь содержатся все виды социальных преступников, от тех, кто причиняет вред людям на почве расовых и гендерных предрассудков, до тех, кто причиняет вред детям, и так далее. Никто не ускользает от нашего внимания, и никто никогда не ускользнет. Но я чувствую, что потерял ваше доверие, и поэтому должен быть откровенным...

Он указывает на камеру в самом низу тюрьмы, где находилась большая дыра, и все заключенные избегали ее, как чумы. Я уловила запах полевых цветов, вкус бузины и ощущение чистой, ничем не сдерживаемой ненависти, исходящей от этого места.

Там что-то таилось. Что-то старое и могущественное. Невидимые глаза пронзили тьму и впились в меня, поколебав мою решимость до самого основания.

– Ты тоже это чувствуешь, да? Это заключенный 001, наш первый заключенный. Некоторые сказали бы, что он - главный герой этой тюрьмы, если, конечно, не считать меня. Он здесь с первых дней, и вы встретитесь с ним, когда придет время.

– Он... не в камере смертников? - спросила я, чувствуя, как в горле встает комок, его аура была подавляющей, и мне пришлось отвернуться.

– Не совсем. Но вы ведь пришли сюда не за этим вопросом, фрау Локвуд? - Надзиратель подошел к шкафу с напитками и достал бутылку - черную, в шкатулке, с цепями, обмотанными вокруг конструкции в церемониальной манере, и надписью на лицевой стороне «Мечта охотника. Для тех, кому покоя не видать». Два стакана наполнились красно-черной жидкостью, в которые опустились белые круглые кусочки льда, подобно чистому лунному свету на фоне ночной пелены в напитке.

– Почему мы должны поедать грехи этих гребаных монстров? - Спросила я, потянувшись к одному из стаканов, пока капельки пота начали стекать по вискам. Надзиратель сидел в своем кресле и тоскливо пригубил напиток, прежде чем ответить.

– Кажется, настал момент, когда я должен быть откровенным, фрау Локвуд. Есть более важная причина для вашей работы здесь. Та, которая определит очень многое, помимо вас, меня, этой тюрьмы и внешнего мира. Когда я говорю, что вы выполняете работу богов, я имею в виду именно это.

Осушив залпом стакан, я почувствовала как жжение, охватившее горло, мгновенно пробуждает от оцепенения, вызванного страхом. Прежде чем я успела спросить, мужчина поднял руку.

– Не сейчас. Я должен попросить вас довериться мне в этом вопросе, но в свое время вы обязательно все узнаете. Однако я знаю, что доверие должно быть восстановлено, и поэтому предлагаю вам вот это.

Он достал из стола документ и протянул мне. Фотография молодой женщины со струящимися черными волосами, закрывающими половину лица, и хмурым взглядом, обращенным в камеру.

– Заключенная №6626, Лусиана Мария ДеСантос, 21-летняя глава Церкви Сумеречных Ходоков, ответственная за День расплаты Стерджена.

Он положил передо мной газету, заголовок которой гласил:

«РЕЗНЯ В СТЕРДЖЕНСКОЙ ЦЕРКВИ; СОТНИ ПОГИБШИХ В РЕЗУЛЬТАТЕ МАССОВОГО САМОУБИЙСТВА»

К газете прилагалась фотография, на которой было изображено море тел, укрытых брезентом, из-под которого торчали кроссовки и туфли, а снаружи собралась толпа, застывшая в криках от увиденного кровавого убийства.

Многие ботинки были детских размеров.

Среди них была моя старая подруга, с которой я так давно потеряла связь.

Первый друг, которого я завела в городе.

– Насколько я понимаю, вы знаете этого человека? Кто-то, с кем вы были знакомы на родине? - Спросил Надзиратель, и я кивнул. - Что ж, тогда я хочу, чтобы вы кое-что знали. Вы мало чего добьетесь от заключенного. Она самая несговорчивая из всех наших подопечных в камере смертников. Только когда вы покажете ей это... вы получите нужный ответ и относительно безболезненный опыт.

Он протянул мне записку, запечатанную тюремной печатью и снабженную припиской, предписывающей не открывать без необходимости.

– Надеюсь, это поможет навести мосты и развеять опасения, фрау Локвуд. Я очень горжусь этой тюрьмой и хочу, чтобы ее репутация оставалась нетронутой... что бы ни случилось.

***

Когда я спустилась вниз, охранники сразу же проводили меня в комнату для допросов, несмотря на то, что со мной не было ни Бака, ни Нестора. Я запротестовала, но охранники лишь развели руками, сказав, что настало время для интервью.

Собравшись, я нащупала во внутреннем кармане куртки маленький комочек. Может, тотем? Может, эта... штука все-таки работает? Так или иначе, времени на раздумья было мало, пока меня вели в главную комнату для допросов, залитую голубым светом и мягкой игрой на фортепиано, с запахом сыра гауда и вина, проникающим сквозь щели в двери.

Войдя внутрь, я почувствовала себя удивительно уязвимой в первый раз без моих надежных друзей и проводников, но уверенная в том, что из всех людей, с которыми мы до сих пор сталкивались, эта - та, с кем я смогу справиться.

В конце концов, я хотя бы знала ее.

И что она делает.

Лусиана пришла в Стерджен без гроша в кармане, нищая и одурманенная наркотиками женщина из трущоб. Матери у нее не было, а об отце чем меньше говорить, тем лучше. В 14 лет она сбежала из дома и начала читать проповеди на улицах, пытаясь помочь людям увидеть то, что видела она в этом мире: поток людей, потерявшихся в суете, идущих по своим делам без причины для беспокойства или цели. Многие лгали себе о своих убеждениях, говорили одно, а делали другое, молились о своем пути на небеса, а делами стремительно сползали в тесную щель, которая была воротами в лимб.

Она предлагала им задать себе вопрос: что, если бы вы были честны с собой? Если бы вы жили так, как должны были, видели то, чего избегали, какие чудеса открылись бы перед вами?

Люциана, как и многие пророки, рассказала о видениях из своей юности, объявив, что Бельфегор восседает на своем троне из муниципальных отходов. В то время как многие описывают его как сидящего на унитазе, Лусиана сказала, что он сидит на воротах к лучшей жизни, пропуская только тех, кто действительно воплощает его идеалы и идеалы великих богов, чтобы встретиться с ними. Бельфегор был привратником.

Из первого города ее изгнали. Многие считали ее богохульницей, еретичкой и не видели места для женщины, высказывающей свое мнение о религиозных идеалах. Но ее история по-настоящему ожила, как только она переступила порог Стерджена спустя 2 года, когда ей было всего 16 лет. По ее словам, человек, стоявший там, где воздух не мог ничего сделать, кроме как гноиться, а запахи притупились до полного отсутствия, предложил ей жалование, заведение и новый титул: Мать-Накопительница.

И церковь процветала в здании, постоянно погруженном в полумрак - церковь Святого Мартина. Каждый член церкви заходил в помещение, получал толстую мантию и с завязанными глазами проходил через пещеру в небольшое помещение, погруженное в полумрак. Фанатики говорили, что солнце скрыто за черной луной, и вся община купается в сумеречном сиянии, которое бодрит и вдохновляет на поступки, которые они никогда не совершили бы, на отказ от старых традиций и богов.

И все же думать, что эта женщина ответственна за «День Расплаты»... это было ужасающе.

Глядя на нее сейчас, лежащую в тихо покачивающемся гамаке и закутанную в пушистое одеяло, спокойно попивающую вино и выглядящую как обычная миллениалка, я видела почти полную противоположность той, о которой писали в газетах. Заняв свое место, я закатала рукава, собрала волосы в пучок и приготовилась, предчувствуя, что это станет для меня испытанием.

– Мисс ДеСантос, меня зовут мисс Локвуд, вы обратились ко мне за услугами, чтобы замолить свои грехи перед кончиной. Должна извиниться, что со мной нет моих коллег, они, похоже, заняты иными делами. Но я считаю, что мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы обойтись без них. Вы не против?

Тишина. Она огляделась по сторонам, затем покрутила вино и выпила его одним махом. Бокал снова наполнился, когда девушка поставила его на пол. Невидимые руки выполняли все ее прихоти.

– Вы также носите имя Мать-Накопительница, не так ли? Глава Церкви Сумеречных Ходоков, организации, с которой я, к сожалению, хорошо знакома. - Я сделала паузу, вспоминая ту первую подругу, которая была мне почти как тетя: ее дверь всегда была открыта, когда мне нужен был совет, а в принадлежащем ей кафе вечно толпились счастливые гости, художники и философы, которые спорили до самого закрытия. Эбигейл Пристли была талантливым оратором, мастером варить кофе и любила всех животных, а ее геккон Монтгомери всегда сидел у нее на плече или заползал под густые светлые волосы, когда ему становилось страшно.

Но со временем она столкнулась с финансовыми трудностями, так как в Стерджен пришел экономический кризис, и стала бродить по ночным улицам в надежде найти ответы на свои проблемы. Когда ее приютил один из членов местной церкви, все было кончено. Она стала Сумеречной Эбби, и в течение шести месяцев она...

Нет, мне нужно было сосредоточиться.

– Мисс ДеСантос, эта процедура не пройдет без вашего участия. Другие заключенные...

Она махнула на меня рукой, покрутив тонко наманикюренными пальцами в гораздо менее сдержанной манере, чем снисходительное помахивание мистера Блазника. Она просто не хотела, чтобы я продолжал в том же духе.

– Я - не они. Они - не я. Мы все разные в этом месте, и, хотя я вызывала вас, у меня изменилось мнение. Боги говорят, что ты не та, и я внемлю их речам. Если ты не сможешь доказать свою значимость, то это значит, что я просто не справлюсь со своей задачей и умру здесь, так и не выполнив ее.

Брови на мое лице приподнялись. Не справилась с заданием? Из-за ее плече начала струиться небольшая струйка синего дыма. Конечно, этого недостаточно, чтобы что-то проявить, но начало положено.

– Но... все ваши последователи погибли по вашему приказу. Разве не в этом заключалась ваша великая задача? Довести их всех до вознесения?

Она насмешливо хмыкнула, откусила кусочек тирамису и вытерла губы салфеткой, тихо дыша и позволяя своей стройной фигуре опуститься в гамак, даже не потрудившись поднять голову, чтобы посмотреть на меня.

– Так предполагали СМИ. Возможно, так думали и новички, те, кто только искал повод умереть. Но нет, каждый посвященный знал, что именно мы делаем. Мы готовили МЕНЯ. Готовили МОЕ тело к следующей стадии. Мне стоило только поднять руку, и они делали то, что я попрошу. Самый ленивый массовый убийца, которого когда-либо видел этот мир. Мои последователи существовали не только в стенах Святого Мартина. Нет, у нас есть отделения по всему миру, и они будут продолжать просыпаться и делать то, что предписано, пока их число не станет достаточно большим. Теперь мне ничего не остается, как ждать следующего шага. Ждать своего законного трона среди звезд.

Туман начал клубиться в дальнем углу, образовав большое сиденье, на котором что-то дрожало, а маленькие веретенообразные руки цеплялись за него снизу, словно пытаясь ухватиться за сиденье посильнее.

– Вы говорите, что отличаетесь от остальных, но я чувствую в вас сходство. У каждого из вас есть проводник, цель, шанс вознестись... здесь происходит нечто большее, чем просто позволить вам умереть, не так ли? - Я встала, готовясь идти к двери. - Я не стану пешкой в чьей-то игре, даже если Надзиратель скажет иначе. Можете гнить здесь и дальше, мне все равно.

Когда я сделал несколько шагов к двери, ее беззаботный голос проворчал мне вслед.

– Ты знаешь, куда отправишься после смерти? Я знаю. Я знаю, куда попадают все.

Что-то заставило руку замереть на дверной ручке, светящиеся глаза метнулись в мое сознание, как будто что-то еще наблюдало за мной. Я почувствовала себя обязанной вернуться и продолжить разговор, поэтому со вздохом села обратно.

– Я слушаю, продолжайте. - Ответил я, чувствуя, как запах гауды начинает проникать в ноздри и искоренять любовь к сыру. Она улыбнулась и впервые наклонила голову.

– Это не так должно работать. Сделай пожертвование мне, церкви. Если оно будет достаточно хорошим, я его рассмотрю. - Откусив еще кусочек, она запила его большим количеством вина.

Мне предстояло либо стать ее резонатором, либо покончить с этим, не зная, о чем я могу попросить, чтобы продвинуться дальше ее проповедей.

Затем я вспомнила о записке, которую дал мне Надзиратель.

Выдержав паузу, достала ее и прислушалась к словам сверху: «Пусть сначала она прочтет это». Сняв печать, я приложила письмо к плексигласу, чтобы девушка первой прочитала его.

В считанные мгновения ее поведение изменилось. Она выронила сыр и вино, выпрыгнула из гамака и бросилась к письму, чтобы внимательно прочитать его, прослеживая пальцем каждую строчку, а затем взглянула на то, что, как я предполагаю, было картинкой в самом низу. Слезы наполнили ее глаза, а уголки рта искривились в широкой улыбке бурной радости, когда она отошла назад, вытирая глаза и выпрямляя спину.

– Ваше предложение весьма приемлемо, мадам Локвуд. Я расскажу вам все и дам несколько советов перед концом. - Она подошла к стене напротив своего гамака и начала рисовать. Материалы появлялись из ниоткуда, а ловкие руки проводили по простому холсту.

– Когда к вам явился ваш господин?

– Я была еще маленькой девочкой, когда он появился передо мной на троне, сделанном из костей, сухожилий и тел многих людей, пытавшихся удержать его тело в удобном положении. Бесчисленные маленькие тела, руки и ноги напрягались, чтобы сделать его счастливым, его тело нависало над порталом в лучшее место. Они так хотели, чтобы их впустили, чтобы они получили благосклонность, но он предложил это только мне. Сказал, что я несу в себе величие и должна идти, следовать его указаниям и не сходить с пути. Харизматичность и красота, конечно, помогли, а также встреча с одним из моих лордов, который предложил убежище и финансовую безопасность. После этого наши ряды последователей росли в геометрической прогрессии, особенно когда мы научились говорить и ходить.

Наступила пауза, лицо ее окрасилось в глубокий красный цвет.

– Когда мы впервые показали новым посвященным звезды и то, что их пожирает, их радость была на редкость великолепной. Это было понимание своего места в этом мире и осознание того, что все, что им нужно сделать, чтобы узреть следующий шаг... это служить мне.

Голубой туман заполнил всю дальнюю стену, став огромным и увеличившись почти до 12 футов в высоту. У основания металлического сиденья громоздились тела, лица которых застыли в абсолютной агонии под тяжестью груза.

– Итак, вы подготовили все для Дня расплаты Стерджена. Прохладный летний день в августе, когда солнце уже село, а луна еще не взошла. Город проснется от зрелища, которое увидит весь мир. Мы все это знаем, и я знаю, что вам не сложно в этом признаться, так что давайте сразу перейдем к делу: чего ОНИ не знают? Что случилось с прихожанами? С моей подругой Эбби? - Я пожалела, что сказала это, как только ее имя слетело с губ, но ничего не могла с собой поделать. Лицо Люцианы на мгновение поникло, но затем она взяла в руки желтую краску, яркую и теплую, как волосы Эбби.

– А, Сумрачная Эбби, одна из наших доверенных жриц. Она была так предана группе после того, как в ее жизни произошел поворот. Мне... жаль, что она не смогла попрощаться с вами перед концом. Но ты была чужаком. Ты не должна была ее знать. Если я о чем-то и жалею, так это о том, что нечаянно обделила вниманием кого-то из вашего рода и положения. Мы приготовили зелье в соответствии с учениями лорда Белфегора - яд, который неуклонно гасил свет внутри, в такт последним отблескам на горизонте. Они погружались в сон и через несколько минут... уходили.

На троне возникла большая рогатая фигура, рука которой лежала под подбородком, а другой она упиралась в ноги, на ее лице было выражение, не похожее на то, что было на фотографии Люцианы. Девушка начала рисовать быстрее, с большей целеустремленностью и меньшим изяществом.

– Яд был добровольно принят каждым членом нашей группы. Более 700 душ, готовых пойти с солнцем и уйти до того, как луна поймет, что они ушли. Глубоко под землей, где сияли сумерки, мы грелись в лучах света, а я наблюдала со своего трона, как все они славили меня, славили Белфегора, славили нашу Всеобщую Мать и тех, кто не имеет имени. Они погрузились в глубокий сон, а я остался наблюдать и ждать, зная, что это будет моим последним пристанищем. Но...

– Подождите, разве не вы - Мать-Накопительница? - спросила я, не желая вмешиваться, но не в силах проигнорировать такое признание. Она провела кистью по затуманенному холсту, краски на нем словно светились, окутывая ее странным сиянием.

– Так и есть. Но она - Omnium Matrem. Женщина, которая основала наше движение и была здесь в первый день работы по приказу нашего повелителя. Ее уже не было с нами к тому времени, когда я возглавила движение, но ее дух всегда был рядом. Конечно, не обошлось без сложностей... Яд не на всех действовал одинаково. Полагаю, треть прихожан погрузилась в сон. Еще треть молчала, но явно не могла найти покоя, а последние просто кричали, корчась и извиваясь, когда яд уничтожал их тела. Поначалу мне было... не по себе, но Белфегор сказал, что это мое испытание. Он велел сделать то, что закрепит мое наследие как величайшего настоятеля церкви.

Туман закончил формироваться. На костяном троне восседал краснорогий огр, а бесчисленные проклятые души пытались его удержать, сбежать или попасть в черную дыру, над которой висело его тело. Легко понять, как это можно было принять за туалет, но я увидела лишь трон, буквально построенный на труде тех, кто работал на него.

В то же время тарелка начала наполняться, а желудок заурчал. Грехи, которые мы едим, не насыщают нас, и мы никогда не сохраняем пищу на потом, но на то время, пока мы чувствуем запах, вкус, прикосновение и едим ее, она реальна. Посему мой желудок не мог быть счастливее, когда глаза встретились с наполняющейся тарелкой.

Самый роскошный пир, который я могла представить: филе миньон в беконе с французским каберне, ассорти из бри, гауды и голубого сыра, картофель au gratin с расплавленным шоколадным тортом на десерт. Я понимала, что в этом есть что-то неправильное, но моему голоду было плевать. Не смотря на это, работа была еще не закончена, и я была полна решимости довести ее до конца.

– Что вы сделали, Лусиана? Что же вы сделали такого, что привело вас в это место и к такому греху, как лень?

Она закончила картину, завязала свои черные волосы в пучок и положила руки на бедра, повернув ее ко мне и на мгновение ослепив своим блеском и светом от биолюминесцентных красок.

– Я ходила среди океана мертвых. Видела, что многие обрели покой, но еще больше было тех, кто все еще пытается достичь этой цели. Дети и младенцы кричали, взывая к своим матерям, ко мне... но я просто смотрела на них с жалостью и наблюдала за их борьбой. Все дети сумрака должны пройти этот путь самостоятельно. Я видела, как многие переступили этот порог, и не покидала их, пока не убедилась, что каждый член моей паствы преодолел его. Это и есть истинное благочестие. Таково наследие Лусианы Марии ДеСантос, Матери-Накопительницы Церкви Сумеречных Ходоков, предвестницы Дня Расплаты и, самое главное...

Мои глаза начали разглядывать картину, когда раздался сигнал тревоги, по всему зданию взвыли сирены, а по громкоговорителю раздался панический голос Надзирателя.

«АХТУНГ! ВНИМАНИЕ! ЗАКЛЮЧЕННЫЙ №9400 ЗАХВАТИЛ ДВУХ НАШИХ ГОСТЕЙ. ОБЪЕКТ ОЦЕПЛЕН. ФРАУ ЛОКВУД, ПОЖАЛУЙСТА, НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ В ЦЕНТРАЛЬНОЕ КРЫЛО, ОНИ НЕ БУДУТ С НАМИ РАЗГОВАРИВАТЬ!»

Бак, Нестор... вот почему они не появились.

Жаль, что я не успела среагировать сразу же, в тот момент. Встав, чтобы броситься к ним на помощь, я поняла, что изображено на картине, пока Люциана беспрепятственно шла в конец комнаты, где сидел Белфегор. Он все еще возвышался над ее миниатюрной фигурой, даже когда сел.

– Мне было очень приятно узнать, кто вы на самом деле, откуда родом, мадам Локвуд. Ваша мать сделала для нас великие дела... поистине великие. Хочу дать вам совет. Если вы впустите ее, она заберет все. Удачи, мы еще встретимся. Может быть, в баре между мирами.

Я не могла оторвать глаз от картины, руки механически запихивали еду в рот без паузы для раздумий или беспокойства. Звуки, с которыми Люциану раздирали на части и запихивали в дыру под креслом, заполнили мои уши, не оставив ни единого крика или стона с ее стороны. Она действительно смирилась со своей участью наблюдателя, какой бы больной она ни была.

На картине была изображена моя мама. Молодая и красивая, такой я ее и запомнила, с большой афрокосичкой и розовым гребнем, воткнутым в волосы, с которым я постоянно играла. Она смеялась и держала на плече младшую версию меня. На шее у нее висел большой кулон с замочной скважиной над медальоном, сигил, символизирующий Церковь Сумеречных Ходоков, и выгравированное сверху название:

«To Omnium Matrem; E Dolore Magnia Gloria...»

Я знала эту фразу. И мать, и бабушка не раз вдалбливали мне ее, когда становилось трудно. Эта фраза хранилась в семье Локвудов и не была известна за ее пределами. Откуда она могла ее знать?

Еда начала превращаться в гниль у меня во рту. Опустив взгляд на остатки еды, я увидел ползающих по ним гадов. Гниющая, пульсирующая гниль, пропитанная личинками и грибками. Едкий смрад напоминал, что это результат лени одного и усилий других.

Со слезами на глазах от ужасной еды, с непреодолимым страхом за безопасность друзей, заставляющим меня спешить, и с ужасом осознавая, что моя мать... мой кумир... не такая, какой казалась, я произнесла вслух увиденную фразу и со слезами на глазах проглотила последний кусочек, прежде чем броситься спасать своих друзей.

***

Заключенный №6626: Лусиана Мария ДеСантос, она же «Мать-Накопительница» из Церкви Сумеречных Ходоков.

Грех: лень

Еда: Гурман наслаждений, сгнивших из-за небрежности и бездействия. Изготовлен на спинах других.

«Через великую боль приходит слава»

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЧРЕВОУГОДИЕ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
52

К чёрту HIPAA. Я совершила серьёзную ошибку, и если мы не обсудим этого заключённого, кто-то может погибнуть (часть 2 из 2)

***

Итак, сразу после этого интервью — буквально в ту же секунду — заключённая сбежала.

Я до сих пор не понимаю, как это вышло. Когда она взяла меня за руку, мир будто разорвался надвое. С одной стороны осталась тюремная камера, с другой — уютный загородный дом. Я почувствовала солнце и ветер, вдохнула запах земли и цветов. На крыльце грелся белый кот.

А потом я очнулась на полу. Надо мной склонился начальник, а где-то за спиной бушевал незнакомый голос:

— Какого чёрта, Чарли, Т-класс оставили наедине с этой тварью?

— Как самочувствие? — спросил начальник без тени улыбки.

Он наш штатный психиатр. Чарли. Но я зову его доктор Уингард — он терпеть не может это имя.

— О, она уже пришла в себя? — раздался третий голос.

От него у меня по спине побежали мурашки. Низкий, бархатистый, но с хрипотцой — нечто среднее между мурлыканьем и рыком. Он говорил с густым акцентом, а в голосе звучала ненасытная жадность, от которой инстинкты кричали: «Беги!»

Я вскочила на ноги, движимая слепым страхом.

На секунду показалось, что я галлюцинирую.

Передо мной стоял один из самых крупных людей, которых я видела. В фиолетовой робе. Тщательно уложенные тёмные волосы обрамляли широкое лицо — помесь грубого мужлана и фарфоровой куклы. Пугающее сочетание.

Я не могла определить его возраст. Сорок? Шестьдесят? Или что-то совсем иное.

Наши взгляды встретились – внутри похолодело.

Его лицо расплылось в лисьей ухмылке.

— О-о, — слащаво прошипел он. — Смотрите-ка, кто испугался большого злого волка.

— Заткнись, Кристоф, — резко оборвал его доктор Уингард. — Сию же секунду. Или я отправлю тебя обратно в камеру.

— Только попробуй — тогда лови ту детоубийцу сам, — огрызнулся тот.

— Мы её найдём, ясно? — рявкнул Чарли. — Мы знаем, где она охотится. Максимум день.

Но мой мозг всё ещё цеплялся за предыдущую фразу, отчаянно сопротивляясь леденящему ужасу. Камеру. Он сказал «камеру».

«Я отправлю тебя обратно в камеру».

Почему?

Не в силах сдержаться, я подняла глаза на человека в фиолетовом.

— Вы заключённый?

— Виновен, — ответил он. — Очень виновен. В этом и во многом, многом другом.

Я больше не могла выносить его взгляд и повернулась к Уингарду.

— Почему он вне камеры? Это запрещено! Заключённые не могут свободно передвигаться!

— Да, он заключённый, — сказал доктор. — Но... он также Т-класс.

— Что такое Т-класс?

Заключённый ухмыльнулся ещё шире.

— Не читала инструкцию? Как нехорошо.

Доктор Уингард нервно глянул на крикуна, затем с гримасой повернулся ко мне.

— Это правда?

Сквозь адреналин и страх я едва могла понять вопрос.

— Что... какая инструкция?

Заключённый усмехнулся.

— Тебе выдали руководство или нет? — раздражённо спросил крикун.

Я отрицательно покачала головой.

— Я заказал для неё экземпляр, — сказал доктор Уингард.

— Для какого класса?

— Т-класса…

— Для Т-класса руководств не существует! — огрызнулся крикун.

Пока они спорили, заключённый снова поймал мой взгляд. Я попыталась не обращать на него внимания, но это было так же бесполезно, как игнорировать тигра, крадущегося за тобой в подвале.

— Мы должны были поговорить завтра, — сказал он. — Но теперь ты влипла в неприятности, и вряд ли тебя ко мне пустят. Жаль. А я так ждал этой беседы.

Его довольный тон вызвал у меня мурашки.

— Просто… уведите её отсюда, — буркнул крикун. — Она сейчас обмочится от страха. И найдите ей, чёрт возьми, руководство для V2-класса.

Доктор Уингард вывел меня. И да, он раздобыл мне это самое руководство.

И всё оказалось… гораздо хуже, чем я могла представить.

Слишком много информации. Слишком.

Но я расскажу о классификации сотрудников. Это пугает меня больше всего. Потому что теперь я понимаю — проблемы куда серьёзнее, чем я думала.

Всё это время я считала себя чем-то вроде… секретного агента. Ну, ладно, меня сюда принудили, но я всё же надеялась… Не знаю, на что.

Теперь ясно — я ошиблась.

И теперь мне действительно не поздоровится.

КЛАССИФИКАЦИЯ АГЕНТОВ

Как сотрудник Агентства Помогающих Рук — Североамериканского Отделения Специального Содержания (АПР-СОСС), вы относитесь либо к Вордирам, либо к Пеанам. Хотя вы являетесь первой линией обороны и основным контактным лицом для заключённых в вашем блоке, ваша роль — лишь малая часть общей системы Агентства.

Работа в «Пантеоне» подразумевает взаимодействие с персоналом разных классов, поскольку над содержанием каждого подопечного могут работать несколько агентов и отделов. Поэтому вам необходимо разбираться в классификациях, их назначении и ситуациях, требующих привлечения тех или иных специалистов.

АРГОНАВТЫ (А-КЛАСС)

Полевые агенты, чьи обязанности ближе всего к работе традиционных правоохранительных органов. Их часто называют «Охотниками на монстров». Главная задача — обеспечить поимку и содержание целей Агентства любой ценой.

ВАРЯГИ (V-КЛАСС)

Агенты под прикрытием. Варяги внедряются в организации и сообщества, чтобы защитить граждан от угроз, связанных с деятельностью Агентства. Их приоритет — сохранение человеческих жизней во что бы то ни стало.

БЕНАНДАНТИ (B-КЛАСС)

Сотрудники, способные действовать в нематериальных плоскостях. Их роли крайне разнообразны: например, один из Бенанданти сейчас занимается поиском «Сияющего Города» Арлекина, а другой временно прикомандирован к Белому Дому.

Это редкие, элитные и высокооплачиваемые специалисты. Им предоставлена максимальная свобода действий как в профессиональной, так и в личной сфере. Большинство агентов за всю карьеру ни разу не сталкиваются с Бенанданти. Их обязанности определяются текущим заданием.

ВАРДИРЫ (V2-КЛАСС)

Сотрудники, отвечающие за содержание заключённых. По сути — тюремная охрана и вспомогательный персонал НАОСС. Их главная задача — предотвращать нарушения режима содержания любой ценой.

КАЛЬДЕРОНЫ (C-КЛАСС)

Священнослужители различных конфессий, обладающие необычными способностями. В обиходе их называют «Ронни» — в честь Педро Руиса Кальдерона, католического священника, владевшего множеством нетрадиционных навыков и впоследствии казнённого за свою деятельность. Его потомок, Хейнсел Кальдерон де Кортес, входил в первую группу по поимке Мистера Помогающие Руки. Обязанности определяются текущим заданием.

СЕФХЕТЫ (S-КЛАСС)

Исследователи, учёные, архивариусы, библиотекари и археологи на службе Агентства. Круг обязанностей зависит от специализации.

ПЕАНЫ (P-КЛАСС)

Медицинское подразделение Агентства, включающее врачей, хирургов, медсестёр и другой медицинский персонал. Их основная задача — обеспечивать лечение всех сотрудников и заключённых НАОСС, невзирая на обстоятельства.

ТИЕССИ (T-КЛАСС)

Агенты со способностями, требующими динамического контроля — иными словами, те, чьи умения вынуждают содержать их в НАОСС. После выявления им предлагают либо вступить в Агентство, либо быть ликвидированными. Работают аналогично кинологическим группам, всегда в паре с Аргонавтом или Варягом. Вне заданий содержатся на территории НАОСС для обеспечения лояльности. Главная обязанность — защита напарника любой ценой. Невыполнение поставленных задач карается немедленной ликвидацией.

~
Спасибо за внимание
Оригинал

Показать полностью
126

К чёрту HIPAA. Я совершила серьёзную ошибку, и если мы не обсудим этого заключённого, кто-то может погибнуть (часть 1 из 2)

С 1971 по 1978 год в округе Пирс, штат Вашингтон, произошла серия похищений детей.

Жертв забирали из мест, где обычно царила беззаботная атмосфера: кинотеатров, боулингов, детских площадок. Один ребёнок исчез из парка Пойнт-Дефайенс.

Свидетели рассказывали схожую историю: ребёнка ругали или одёргивали на людях, он отходил в сторону, чтобы успокоиться… и больше не возвращался.

Всего таким образом пропали двенадцать детей.

В ноябре 1978 года в окрестностях Итонвилла обнаружили массовое захоронение. В могиле лежали останки двадцати трёх детей — от почти полностью разложившихся до тех, чьи лица ещё можно было опознать.

Каждого ребёнка аккуратно укрыли одеялом, под голову положили что-то вроде подушки, а в руки — игрушку.

Вскрытие показало, что в желудках всех детей были мох, листья, ветки и кора. Семеро умерли от непроходимости кишечника, остальные — от голода.

Шестеро детей имели следы систематического насилия. У восьми таких повреждений не было. Ещё девять тел слишком сильно разложились, чтобы это определить.

Шериф округа Пирс, знакомый с Агентством, отреагировал на находку с особой осторожностью. Он понимал, что это входит в нашу компетенцию.

Агентство немедленно начало расследование. Двенадцать обнаруженных тел были идентифицированы как жертвы недавних похищений. В ходе следствия установили личности ещё восьмерых. Трое погибших остаются неопознанными.

Опрос свидетелей позволил выявить важную деталь: незадолго до каждого исчезновения рядом с детьми появлялась женщина с ярко-рыжими волосами и небольшими деформациями лица.

Взрослые свидетели не смогли предоставить полезной информации. Однако показания несовершеннолетних оказались ценными.

Наиболее подробный отчёт очевидца соответствует другим известным свидетельствам.

Пятилетняя Брианна С. находилась в семейном кафе-пиццерии с игровой зоной вместе с родителями и братом. Примерно через час после прихода Брианна попросила у матери дополнительные жетоны для игровых автоматов. Мать резко отказала: «У нас что, деньги печатают?» Когда девочка попыталась настоять, в разговор грубо вмешался отец. По словам очевидцев, мужчина устроил громкий скандал, сопровождавшийся нецензурной бранью.

Когда Брианна расплакалась, отец шлёпнул её, назвав «эгоисткой и жалкой плаксой». Девочка вырвалась и побежала прочь. Попытка отца догнать её привела к конфликту с персоналом заведения.

Брианна спряталась в укромном уголке. Через несколько минут к ней подошла рыжеволосая женщина с необычной внешностью. Первоначально девочка отстранилась, но незнакомка быстро нашла к ней подход, задав вопрос о любимом лакомстве.

Брианна ответила, что больше всего любит мороженое. Женщина предложила сходить за ним, и девочка согласилась. Другие дети, включая основного свидетеля, попросились с ними, но незнакомка вежливо отказала, пояснив, что Брианна заслужила угощение из-за «плохих родителей».

Взяв девочку за руку, женщина велела ей посмотреть на родителей, которые всё ещё спорили с персоналом. «Помаши маме на прощание», — попросила она. Брианна послушалась: «Пока-пока, мамочка».

В этот момент дети вокруг запаниковали. Как позже объяснил свидетель, эта фраза совпадала с местной легендой о «Мамочке Пока-Пока». Они попытались предупредить взрослых, но их крики потонули в шуме ссоры. Тем временем рыжеволосая женщина с Брианной растворились в толпе.

Девочку больше никто не видел. При эксгумации её тело оказалось среди тех, что имели следы систематических побоев.

Расследование легенды о «Мамочке Пока-Пока» продолжалось несколько недель. Согласно поверьям, это был мстительный дух, похищавший непослушных детей, особенно тех, кто осмеливался перечить родителям при людях. Информация была скудной и сводилась к трём основным пунктам: существо имело уродливую внешность — по слухам, следствие жестокого избиения мужем; перед похищением оно требовало произнести роковые слова: «Пока-пока, мамочка»; дети исчезали навсегда.

Наиболее тревожным оказался факт, что почти половина жертв из массового захоронения официально не числились пропавшими.

Как уже упоминалось, часть жертв так и не была опознана. Среди идентифицированных, но не заявленных в розыск оказались: один нелегальный мигрант, четыре бездомных подростка и трое детей из приёмных семей. Во всех случаях родители и опекуны беглецов либо ранее привлекались за жестокое обращение с детьми, либо факты насилия вскрылись позднее.

Эти данные опровергают распространённое поверье, будто существо наказывало непослушных детей. Напротив, они подтверждают её заявления, что она лишь «спасала» (по её выражению) детей, живших в неблагополучных условиях.

Попытки агентства выследить существо столкнулись с трудностями. Поскольку невозможно было отследить всех жертв домашнего насилия в округе Пирс, сотрудники решили устроить засаду у места массового захоронения.

Спустя восемь недель существо действительно вернулось к могиле. Обнаружив исчезновение останков, оно пришло в ярость. Как это часто бывает с подобными сущностями, сильные эмоции вызвали трансформацию — облик стал меняться, проявляя признаки разложения, следы травм и неестественные пропорции.

Стандартные методы задержания не сработали, поставив агентов под угрозу. Одна из сотрудниц, проявив находчивость, закричала, что ей нужна помощь для спасения младшего брата от жестокого отчима. (Следует уточнить, что у агента не было ни брата, ни отчима.) Она сказала, что брат неистово молился, прося прислать «Мамочку Пока-Пока».

Из-за потрясения от исчезновения тел существо не смогло (или не пожелало) вернуть себе обычный облик, но последовало за агентом, поверив в историю о мнимом брате. Агент привела её в ближайшее отделение агентства, где персонал был подготовлен для поимки и транспортировки подобных существ.

После задержания установить происхождение сущности не составило труда. При жизни «Мамочка Пока-Пока» была женщиной с множественными жалобами на жестокое обращение с детьми и одним официальным обвинением в халатности. Незадолго до смерти она отправила дочь жить к не менее проблемному отцу после ссоры с ребёнком.

Это была их последняя встреча.

Женщину быстро охватило раскаяние. Три месяца она безуспешно пыталась вернуть дочь. Однажды ночью ей приснился кошмар: изможденная дочь в панике задыхалась под грудой «монстров». Сон был настолько реалистичным, что, проснувшись, она немедленно вызвала скорую и поехала к бывшему мужу (поездка занимала около 35 минут).

Когда она прибыла, медики уже констатировали смерть ребёнка. В приступе ярости мать набросилась на бывшего мужа, когда полиция выводила его из дома. Ответный удар сломал ей челюсть и скуловую кость. Затем она бросилась под колеса машины скорой помощи.

Разумеется, смерть для неё не стала концом.

Хотя применять человеческие критерии вменяемости к нашим нестандартным заключённым проблематично, я считаю, что «Мамочка Пока-Пока» невменяема. Вопреки распространенному мнению, она не похищала детей для наказания — она искренне верила, что спасает их. Будь она более компетентной и менее эгоцентричной «защитницей», возможно, так оно и было бы.

На самом деле, она удерживала своих жертв в неизвестном месте в сельской местности округа Пирс до самой их смерти. Сущность утверждает, что перемещала детей в «прекрасный дом», построенный ею после смерти, где кормила их «самой вкусной едой в мире».

Первоначально сотрудники Агентства полностью отвергали эти заявления. Однако последующий анализ способностей сущности показал, что она способна создавать комплексные иллюзии, сравнимые с эффектом полного погружения в виртуальную реальность. «Я забрала этих малышей из ада в рай — с красивым домом, добрыми питомцами и вкуснейшей едой, где сладости растут на деревьях, где нет грязи, где мама любит их, а дети счастливы со мной навсегда». Разумеется, к показаниям этой сущности следует относиться с крайней осторожностью, учитывая её полную неадекватность.

Способность создавать иллюзии, по-видимому, происходит от своеобразного механизма психологической защиты — «переписывания истории». Психическая нестабильность и непреодолимое чувство вины за смерть дочери привели к созданию альтернативной реальности, где она представляет себя идеальной матерью.

По не до конца изученным механизмам, сила этого заблуждения многократно усилилась в момент её смерти, позволив не только сконструировать, но и материализовать альтернативную реальность, где она существует как образцовый родитель.

Наиболее поразительно то, что она способна вовлекать в эту ложную реальность других. Это объясняет несколько аспектов: почему похищенные дети никогда не пытались сбежать, а также почему в их пищеварительных трактах обнаруживались непригодные в пищу вещества — сущность заставляла детей (и себя) воспринимать ветки, листья и кору как вкуснейшую пищу.

В отсутствии детей, которых можно было бы «спасти», внутренний мир сущности и её ложная реальность стали значительно более разрушительными. Её постоянное состояние глубокой душевной муки не вызывает сомнений.

Прогноз для данной сущности крайне неблагоприятный. Учитывая её нестабильность, сильные страдания и представляемую опасность, Агентство уже давно приняло решение о её ликвидации.

Однако, несмотря на многочисленные попытки с использованием всех доступных Агентству методов, уничтожить её так и не удалось.

Один из агентов предложил экспериментальную программу, где сущность могла бы помогать выявлять и спасать подвергающихся насилию детей. Однако руководство считает, что многочисленные сложности такого предложения, включая необходимость сотрудничества с местными правоохранительными органами при сохранении секретности, делают этот план неосуществимым.

Более того, даже если бы эти сложности можно было преодолеть, нестабильность сущности делает её совершенно непригодной для подобной работы. Дополнительную проблему представляет её относительная «молодость» — как и у молодых гремучих змей, которые опаснее взрослых, молодые заключённые-сущности не умеют контролировать себя, практически не способны к эмоциональной регуляции и используют свои способности безрассудно.

Психиатр Агентства доктор Уингард предпринял масштабные попытки перестроить внутреннюю реальность сущности на более позитивный лад. Все попытки провалились, а в одном случае привели к гибели сотрудников Агентства.

Общий вывод заключается в том, что Агентство не может ни использовать эту сущность, ни реабилитировать её, ни даже облегчить её страдания. В настоящее время принято решение о её бессрочном содержании под стражей до тех пор, пока не будет найден эффективный метод ликвидации.

Объект: «Мамочка Пока-Пока»
Классификация: Некооперативная / Неуничтожимая / Хтоническая / Протейная / Средней опасности / Полубожественная
Интервьюер: Ракель Б.
Дата: 18.11.2024

Я искренне верила, что стану хорошей матерью.

У меня бы получилось. Я стала бы лучшей матерью на свете, если бы кто-то просто показал мне, как это делать. Но никто не показал. Поэтому я не знала...

Я точно знала, чего делать не следует. Этому меня научила моя собственная мать. Было одно простое правило: просто не делай ничего из того, что делала она.

Не кричи на детей без причины. Не бей их — вообще никогда. Не унижай при посторонних. Не ломай их. Не позволяй другим причинять им вред. Не игнорируй, когда нужна. Даже когда они просто хотят внимания — не отворачивайся. Для своих детей ты — самый важный человек на свете. Самый-самый. Так веди себя соответственно!

Никогда не лишай их еды. Корми своих детей. Пусть едят первыми. Неважно, что случилось. Никогда.

Я знала, чего делать не стоит. Но знать, чего не надо делать — не то же самое, что знать, как надо. Теперь я это понимаю.

Но я не понимала этого, когда родилась Эмбер.

Мне было шестнадцать. Мать выгнала меня, сказав, что я всегда была шлюхой, и приказала убираться и не возвращаться. Так я оказалась у отца Эмбер. Ему явно было куда больше шестнадцати, а в мои годы квартиру не снять — казалось, это лучшее решение.

Только это не было решением.

И уж точно не лучшим.

Но это не важно. Ничто из этого не имеет значения.

Единственное, что важно — это Эмбер.

Я с нетерпением ждала её рождения. Мечтала о малыше, о своей собственной семье. О ком-то, кто всегда будет со мной. Кто всегда будет нуждаться во мне.

Кто всегда будет любить меня.

Но когда она наконец появилась, я не знала, что делать — ведь никто никогда не показывал мне, как быть матерью. Я не понимала, как успокоить её, когда она не могла уснуть или кричала до хрипоты. Не знала, что делать, когда у меня не было молока, а смесь вызывала у неё рвоту, или когда у неё начиналась аллергия на подгузники.

Я просто не знала, что делать.

Вот почему в итоге я делала всё то, чего делать не следовало.

Я кричала на неё — особенно когда её отец орал на меня из-за того, что она плачет. Иногда, когда больше не могла выносить крики, оставляла одну в кроватке в чулане. Игнорировала. Позволяла отцу доводить её до истерики — лишь бы он перестал орать на меня. А когда уставала от её постоянных проблем с животиком, не кормила часами. Иногда — целый день, особенно когда она подросла.

Но несмотря на то, что я делала всё, чего делать не должна была, она всё равно любила меня. И с возрастом любила только сильнее. Даже когда я не переставала совершать ошибки, её любовь не исчезала.

Она всё так же хотела прижаться ко мне перед сном. Делилась игрушками, устраивала притворные-чаепития, просила делать ей красивые кудри, водить на площадку и в боулинг. Она обожала боулинг, хотя даже детский шар не могла толком поднять.

И если бы Эмбер всегда оставалась такой — нежной, весёлой, обожающей чаепития, площадки и боулинг, — я бы стала идеальной матерью, даже не стараясь.

Однако такой она была не всегда.

Между этими светлыми моментами она превращалась в настоящего монстра. Кричащего, мелочного, ревнивого, эгоистичного, неуверенного в себе маленького монстра, который вымещал на мне всю свою злость — точь-в-точь как её отец.

Это была не её вина. Она научилась этому у него. А я позволила ей научиться. Я понимала это. Но это понимание не облегчало мне жизнь. И уж точно не делало поведение Эмбер лучше. А чем хуже она становилась, тем жёстче вёл себя её отец.

Я делала всё, чего делать не следовало, об этом я уже говорила. Но он поступал куда хуже. Намного хуже. Неудивительно, что моя девочка превращалась в монстра. Хотя могла бы и не становиться им. Как и я, она имела потенциал быть идеальной.

Но, как и мне, никто не показал ей, как это — быть хорошей.

В душе я была хорошей матерью, просто жертвой обстоятельств. Я думала, что если изменю обстоятельства, то стану лучше как мать, а Эмбер — лучше как дочь. Поэтому я наконец ушла от её отца. Я была уверена, что это исправит всё.

Но ничего не исправилось.

Что бы я ни делала, — становилось только хуже.

Няни отказывались сидеть с ужасной Эмбер, поэтому я не могла устроиться на работу. Без работы я не могла снять квартиру. Выбора не оставалось: мне пришлось умолять мать взять нас обратно.

Мать сказала, что проблема во мне. Что Эмбер такая ужасная, потому что её нужно спасти от меня. И однажды объявила, что навсегда решила «проблему Эмбер», позвав её отца.

Я не думала, что он придет. Честно. Я была уверена, что он не появится. Он ненавидел Эмбер. Ненавидел меня. Ненавидел нас.

Но всё же он пришел за ней.

Я не остановила его. Я не знала, как это сделать. Никто никогда не показывал мне, как поступать в таких ситуациях. Как можно что-то сделать, если не знаешь как?

Эмбер не хотела идти с ним, но послушалась, когда я сказала, что она должна.

Когда он повел её к выходу, она обернулась и посмотрела на меня. В её взгляде читалась надежда, что я пойду с ними. Она не отводила глаз, пока они не дошли до двери. Думаю, именно тогда она поняла, что я не последую за ней — надежда в её глазах погасла. Свет внутри неё исчез. И тогда моя лишённая доброты девочка сказала: «Пока-пока, мамочка». И я поняла, что совершила непоправимую ошибку.

Я знала это.

Это был последний раз, когда я видела дочь.

Самая большая ошибка в моей жизни, и я так сожалела об этом.

Три месяца я пыталась вернуть её, но её отец не позволял. Он запретил приближаться к их дому. Подал на опеку. Его мать рассказывала ужасные истории про меня, лгала о том, что я делала с Эмбер. Даже заявила в суде, что я употребляю...

Я постоянно думала об Эмбер. Вспоминала, какой прекрасной она могла быть — особенно в те дни, когда мы обнимались, устраивали чаепития, ходили на площадку и я завивала её волосы. Как я любила её волосы... Мягкие, шелковистые, переливающиеся на солнце.

Мне снились сны. Чудесные сны, где мы жили в прекрасном доме за городом — с большим садом, фруктовыми деревьями и собакой (она всегда мечтала о собаке). Где на столе стояла самая вкусная еда... Эти сны казались такими реальными. Реальнее самой реальности.

Но однажды ночью мне приснился самый страшный кошмар. Об Эмбер. В нём она была не прекрасной — она была напугана. Истерзана. Истощена и плакала, пока толпа смеющихся монстров душила её. И это казалось реальным. Реальнее самой реальности. Реальнее даже тех прекрасных снов.

Проснувшись, я вызвала полицию. Солгала, сказав, что моя дочь утонула в бассейне её отца. Бассейна у него не было, но я знала, что это заставит приехать скорую. Затем я поехала к его дому. Помню, как смотрела на часы. Дорога заняла ровно тридцать семь минут.

Когда я приехала, она уже была мертва. Целые сутки. Я увидела её тело, когда его выносили. Я не... я не могу...

Бабушку увели в наручниках. Но его — нет. Хотя во всём был виноват именно он, на нём не было наручников.

Я никогда ещё не злилась так сильно. И никогда больше не буду. Я бросилась на него со всей яростью. Он ударил в ответ так сильно, что у меня словно взорвалось лицо. Перед глазами помутнело, затем потемнело. Я чувствовала, как кости крошатся в лице. Но это не имело значения.

Имела значение только моя ярость.

Я поднялась и снова ударила его. На этот раз он схватил меня, потащил через двор на улицу и швырнул на дорогу — как раз когда мимо проносилась машина скорой помощи с телом моей дочери. Она сбила меня.

Тогда я уснула.

А проснулась в доме. Самом светлом, просторном, чистом доме, залитом солнечным светом.

Сзади был сад с фруктовыми деревьями. Теплицы. Качели во дворе. Даже собака и маленький белый кот. Я всегда хотела белого кота.

Это было идеально. Больше чем идеально. Тот самый дом из снов, со всем, о чём можно мечтать.

Со всем... кроме семьи, которая должна была в нём жить.

Я не помню, как нашла новую дочь. Разве не странно? В памяти остались только голоса. Крик. Женщина, орущая на плачущую девочку.

Я нашла её на детской площадке, в слезах, пока злая мать собирала коляску. «Не хочешь идти домой? Прекрасно», — кричала она. «Оставайся играть. Я ухожу без тебя!»

Но я колебалась...

Теперь-то я знала, как надо поступать. Я понимала, что значит быть хорошей матерью. А значит, могла показать этой женщине, как следует себя вести. Объяснить ошибочность её пути. Научить.

Но зачем?

Зачем помогать ей, если никто не помог мне? В конце концов, мне пришлось жить с последствиями своих решений. Пусть и она ответит за свой выбор.

Поэтому я подошла к девочке, пока её никчёмная мать кричала, размахивала руками и швыряла вещи в машинку.

Сначала девочка испугалась. Она даже открыла рот, чтобы закричать. Не задумываясь, я взяла её за руку.

Её застывший на полпути крик превратился в смех.

— Не бойся, — успокоила я. — Какая у тебя любимая еда?

— Кексики, — робко ответила она.

— Ну так вот, угадай что? У меня дома есть кексики. Целых сто штук, всех возможных вкусов. Хочешь пойти попробовать?

Она кивнула.

— Ура! Мы пойдём прямо сейчас. Но сначала попрощайся с мамой, чтобы она не волновалась.

Послушно повернувшись, девочка сказала: «Пока-пока, мамочка».

Женщина даже не заметила. Большего доказательства мне и не требовалось. У неё не было оправданий. Она не заслуживала свою дочь.

Но я — да.

Так я взяла девочку за руку — её крошечную, мягкую, доверчивую ручонку — и привела домой.

Ужин уже ждал нас на столе. Жареная курица, копчёная индейка, нарезанная спиралью ветчина, хлеб с маслом, от которого в золотистом воздухе вились ароматные струйки пара. Овощи, свежие фрукты; больше молока, чем мы могли бы выпить, и целый десертный буфет на столешнице.

Она ела так много...

Я никогда не видела, чтобы ребенок ел так много. Интересно, съела бы столько же Эмбер, окажись она здесь.

При мысли о ней сердце сжималось от боли. А когда болело сердце — дом... менялся.

Свет дробился, растворяясь в темноте. Стены сжимались, обнажая бурелом. Луна сменяла солнце — тусклая и болезненная.

Но хуже всего была еда.

Индейка, курица, овощи и десерты исчезли, превратившись в комья земли и мох, кишащий муравьями.

Девочка заплакала.

Из её рта посыпались сухие ветки, земля, крошеные листья. Она закашлялась, задыхаясь. Я потянулась к ней, но она отпрянула. Попыталась закричать — получился лишь тонкий свист. Лицо уже синело. И в этот миг я увидела Эмбер — лицо моей прежней дочери, наложившееся поверх этого ребенка.

Тогда я поняла, что нужно сделать. Забыть. Простить себя.

Только так можно начать заново. Стать той матерью, которой я должна быть. И я сделала это — вытеснила Эмбер из мыслей. Стерла прошлое со всеми его ошибками, шрамами и болью, освободив место для нового.

Боль утихла, а с ней и паника. Стены снова стали стенами. Вернулось солнце. И, самое главное, вернулась еда.

Девочка всё ещё давилась. Я засунула пальцы ей в рот, ожидая вытащить ветки, жуков или что-то подобное — наткнулась на что-то твёрдое и скользкое. Сжав зубы, я вытянула... куриную кость. Пропечённую до румяности и блестящую от слюны.

Хотя бы не ветку.

Моя новая дочь доела ужин. На десерт клевала без прежнего энтузиазма, но после случившегося это было ожидаемо. Когда она закончила, я помогла ей почистить зубы — новая зубная щётка ждала её в ванной — надела свежую пижаму и уложила спать.

Она была идеальной дочерью, а я — идеальной матерью. Наши дни текли спокойно и светло. Золотые часы, золотые дни. Всё должно было быть совершенно, и так почти и было.

Но чего-то всё равно не хватало.

И однажды, глядя, как моя новая дочь играет одна в саду, я поняла, что именно.

Сына.

Поэтому той ночью, уложив её и убедившись, что она крепко спит, я отправилась на поиски.

Пока я искала, мне довелось многое услышать. Рёв матерей, гневные крики отцов. А дети... их всхлипы, их плач... Я чувствовала слёзы на их щеках, будто свои собственные. Мне хотелось спасти всех.

Но я знала — где-то в глубине души — что они пока не мои. Мать всегда узнаёт своих детей, и я была уверена: пойму это в тот же миг, как только найду его.

Так и случилось.

Я нашла его в боулинге. Разве не удивительно? Он пытался поднять шар, уронил себе на ногу и расплакался.

Его мать лишь закатила глаза и накричала на него. На своего бедного мальчика, который всего лишь хотел утешения.

Она не собиралась его утешать. А я — да. Хорошие матери всегда утешают своих детей.

Я подошла, пока она ворчала. Вытерла ему слезки и предложила пойти со мной. Он колебался, но когда я взяла его за руку, дрожащие губки растянулись в улыбке — и он сразу согласился.

— Перед тем как уйти, — сказала я, — помаши ручкой и скажи: «Пока-пока, мамочка!»

— Пока-пока, мамочка!

Вы не поймете, но эти слова были важны. Они давали его матери последний шанс одуматься. Шанс вернуть ребенка. Последний тест на то, сможет ли она быть той матерью, которая ему нужна.

Она не справилась.

Этим она сама перерезала нить между ними. Так должно было случиться, чтобы он смог привязаться ко мне — своей новой матери.

Моя дочь пришла в восторг, обнаружив утром нового брата. Они сразу подружились. Как я и знала. Матери всегда чувствуют такие вещи.

День прошёл чудесно — игры, поделки, веселье. И конечно, праздничный обед: их любимые блюда — сэндвичи с индейкой, чипсы, макароны с сыром, жареная курица, хот-доги и всевозможные сладости.

Ночью, глядя на их спящие лица, я чувствовала, как переполняется сердце. У меня получилось. Я стала идеальной матерью. Лучшей матерью, о которой только может мечтать ребёнок.

Так почему бы не взять ещё детей?

Ведь их так много. Очень много. Я видела их, когда шла за сыном. Всех тех, кого тогда не забрала. Разве идеальная мать может кого-то оставить?

Сердце сжималось от боли за них.

А когда у меня болит сердце... мой дом рушится.

Но в этот раз я распознала признаки заранее. Почувствовала, как образуется трещина. И прежде чем стены начали рушиться, прежде чем луна погасла, а еда превратилась в гниль, я отправилась за третьим ребенком.

Тайно я тревожилась. Моё сердце уже было таким переполненным, таким огромным — казалось, если оно примет хоть каплю больше, то просто разорвётся. Или что моей любви не хватит на всех. Или что меня накроет, как с первой дочерью — и когда появится третий ребёнок, я снова стану плохой матерью.

Но мне следовало понять это раньше...

Мне стоило поверить в себя. Все говорят, что сердце найдёт место для каждого нового ребёнка — и они правы.

Так я поняла: где-то есть ещё дети. Они ждут меня. Я чувствовала это. И я находила их одного за другим. Приводила домой. Они росли. Старели.

Умирали.

Это было самое тяжелое. Единственное утешение — они умирали такими же, какими жили: счастливыми, под моей защитой, окружённые любовью. Да и урок я усвоила давно: чтобы принять новое, нужно отпустить старое. Если умирает прежняя дочь — значит, пришло время найти новую.

Когда вы нашли меня, то забрали всех моих детей. Даже тех, кто уже умер. Это вызвало такую ярость. Такую бесконечную ярость.

Знаете, если бы вы забрали только Эмбер, я бы, наверное, поняла. Тогда я не соответствовала своему предназначению. Не была хорошей матерью. Но сейчас я другая. А вы всё равно забрали всех!

Хотя я всё ещё злюсь, я вас простила. Теперь у меня есть место для новых детей. Разве это не прекрасно? Это чудесно! Потому что теперь я чудесная мать. Идеальная мать.

Идеальная мать. Я ею стала. Стала!

Хотите, я докажу? Дайте мне вашу руку. Только это и нужно, родная.

Просто возьмите мою руку. Вот так. Правильно.

Возьмите — и мы пойдём домой.

~
Спасибо за внимание
Оригинал
Телеграм

Показать полностью
109
Creepy Reddit

В секретной тюрьме 5 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Зависть не ест ничего, кроме собственного сердца

В секретной тюрьме 5 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Зависть не ест ничего, кроме собственного сердца Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Мат, Длиннопост

Сказать, что это были тяжелые 48 часов, значит не сказать ничего.

Тело плохо отреагировало на еду, и, пока я смотрела на пустую миску, мир помутился, тело обмякло, и токсический шок настиг меня.

Некоторое время я просто плыла в бездонной пустоте между мирами. Почти ничего не видя, кроме вспышек биолюминесцентных цветов, красивых узоров, которые проносились мимо глаз и врезались в череп, подталкивая эндорфины к ноющим конечностям. Вдалеке слышались голоса, но я была так высоко над всем этим, что это не имело особого значения.

По мере того как я сосредотачивалась, из тьмы проступали очертания. Огромные планеты, прекрасные звезды и звездные галактики, которые казались гораздо ближе, чем были на самом деле, и каждая отдельная нить их огромных космических рук подмигивала мне азбукой Морзе. Приветствие? Нет, предупреждение.

«S.O.S.».

На краю периферического зрения образовалось что-то еще: пустая черная дыра с горизонтом событий, охватывающим весь обзор. Она была ярко-оранжевого оттенка с густым, резким красным цветом, который пульсировал по мере того, как дыра увеличивалась, поглощая все, что приближалось к ней с большой скоростью.

Затем из мутной глубины черноту пронзила длинная рука. Колоссальная, она вырвалась на свободу, а за ней ней появилось тело.

Тот самый фантом, который мучил меня с тех пор, как я села в самолет. Он разжал челюсти и начал вгрызаться в ближайшую планету, разрывая ее на куски острыми зубами и окрашивая зубы, как будто планета была спелым фруктом.

Вытянув свои шишковатые пальцы, он снова сжал кулак вокруг другой планеты, свободной же рукой подняло пять пальцев, крепко зажмурилось над раздробленной планетой, при этом оно гоготало таким злобным голосом, что это выбросило меня из сна.

«ПЯТЬ».

***

Первое, что я ощутила, проснувшись - острую боль в голове. Главным образом потому, что, просыпаясь и вставая, моя голова врезалась в Надзирателя с неприятным стуком.

– АУЧ! Майн гот, женщина, я просто осматривал вас, чтобы убедиться, что нет никаких серьезных повреждений! - Он попятился назад, хватаясь за лоб, как и я за свой. Нестор вскочил и, увидев, в каком мы состоянии, приготовился к накалу страстей.

– Нэлл! Ты в порядке? Тебя не было полтора дня... мы уже начали волноваться. Надзиратель сказал, что ему придется исключить тебя, если ты не встанешь в ближайшее время.

Надзиратель неловко сдвинулся с места и посмотрел на меня, его губы скривились в полуулыбке.

– Сейчас, майн фройляйн, важно лишь то, чтобы вы проснулись и были готовы к следующему греху. Эмароса была уникальным испытанием, но я был уверен, что вы справитесь... даже если еда будет достойна сожаления. - Он вздрогнул, когда наши мысли вернулись к тарелке с мясом. Мясом семьи Картрайт.

– Это не ваша вина. Никто не знает, какой будет еда, пока она не появится. Но с этого момента больше никаких игр, хорошо? Я хочу знать, с чем имею дело, когда вхожу туда. Особенно после этого последнего потрясения. - Я встала и подошла к нему, обвиняюще вытянув палец, изо всех сил стараясь выглядеть устрашающе по отношению к высокому мужчине, чье имя буквально переводится как «гора трупов». - Я понятно выражаюсь?

На долю секунды мне показалось, что он сделает что-то резкое: может, ударит меня или плюнет в лицо. Выражение его лица было не что иное, как полное недоумение от того, что кто-то с ним разговаривает в такой манере. Но в следующее мгновение он вернулся к своей невероятной эксцентричности, которую проявлял все это время, и с энтузиазмом кивнул.

– Да, да. Думаю, вы доказали, что справитесь. Хорошо, наш следующий подопечный - заключенный № 2122 Итан Эллиот Блазник III, 22-летний программист, совершивший серию похищений и пыточных убийств молодых мужчин и женщин в районе Вашингтона. Его грех… он сам о нем расскажет, но я должен вас предостеречь: этот человек будет использовать любую информацию против вас и попытается выслужиться перед вами. Почему? Я не могу сказать. Но в своем запросе он сделал... некоторые комментарии по поводу вас. Я подозреваю, что у него есть причины для вашего присутствия здесь, помимо простой просьбы.

Надзиратель направился к двери, сообщив, что у нас есть четыре часа на подготовку и что за нами придут в назначенное время.

Оглядев комнату в поисках чего-нибудь, не связанного с мясом, мой взгляд наткнулся на открытый сборник. На нем стояла фотография Бака и всей его семьи. Он был моложе, его знаменитая борода была не более чем щетиной на точеной челюсти, а мужчине едва исполнилось 20 лет, на нем был более консервативный наряд исследователя, чем тот, который он с гордостью носит сейчас. По бокам от него - два старших брата, Дариус и Джонни, сестра Тара, двоюродные братья Портер, Соломон и Брэндон. Отец Натаниэль гордо стоял рядом с ним, нежно положив огромные руки ему на плечи, а его жена, она же мать Бака, Саойрс, с любовью прижалась к его груди, глядя на своего мальчика. Перед ними стоял охотничий трофей, который Бак забрал себе в качестве ритуала посвящения: он успешно расправился с заблудшим ликантропом, используя только свою смекалку и нож-бабочку.

Бак ненавидел убивать что-либо без причины, но это существо он не мог игнорировать даже тогда. Оно пожирало детей, которые отваживались уйти слишком далеко от безопасной деревни и забредали в лес, где их поджидал этот умный убийца. Говорят, когда Бак вспорол ему живот, из него вывалились двое детей. К сожалению, ни один из них не выжил. Именно тогда Бак и получил свое прозвище: он держал зверя, когда тот метался и отчаянно пытался освободиться его хватки, изворачиваясь, когда он раз за разом вгонял нож ему в уши и глаза. Отныне Саймон навсегда перестанет быть его именем. В тот день родился «Бак Нэсти Макгроу».

Я улыбнулась. Фотография излучала тепло и уют после нескольких изнурительных дней, я провела по ней рукой, вспоминая те хорошие времена, когда мы только познакомились.

– Трудно поверить, что прошло уже 10 лет, правда? - воскликнул Бак, передавая мне чашку чая и усаживаясь рядом, пока я с тоской смотрела на фотографию. - Я встретил тебя на первой же работе, на которую устроился в качестве лицензированного криптоохотника и каталогизатора. Ты тогда еще проходила обучение у бабушки с дедушкой, тебе, должно быть, не исполнилось и шестнадцати, когда ты помогла мне поймать того неуловимого лесного божка. Ты разговаривала с ним, казалось, часами, чтобы выведать его грех, пока я пытался его усмирить.

– А потом он взревел, зарычал и бросился головой вперед на дерево, сбив вас обоих с ног. Да, я помню. - Я засмеялась, его глаза закатились при одном только упоминании о неудаче, но он тоже начал смеяться.

– Откуда мне было знать, что он больше козел, чем бог? Тем не менее именно в тот день я получил один из самых важных жизненных уроков, который я перенес в наши рабочие отношения на все эти годы.

Я обратила внимание на послание, оставленное внизу фотографии, то самое, которое Бак берег, как самое ценное сокровище, которым он когда-либо владел или будет владеть.

«Сынок,

Сегодня ты мне ровня. Завтра ты превзойдешь меня.

Теперь сборник - твоя ответственность и твоя работа.

Но обещай мне, сын, что ты не забудешь о семье и воплотишь в себе нашу самую важную черту;

Заводи как можно больше знакомств на своем пути. Ведь наше время быстротечно, и все циклы однажды должны повториться.

Со всей любовью в мире,

Папа».

– Что это за урок, Бак? - спросила я, улыбнувшись, когда он взял мои руки в свои, и его ореховые глаза засияли гордостью и восхищением.

– Нелл Локвуд сильнее меня, и если она смогла уговорить лесного бога на глупость, то сможет победить любого грешника или чудовище, которое только может подкинуть ей этот мир. И я буду поддерживать ее на каждом гребаном шагу. Я делал это, когда мы попали в город комы, я делал это, когда мы разбирались с ходоком снов, и я буду делать это до самого последнего моего вздоха.

Меня накрыла слабость. Отчасти от чувств и от отсутствия еды в течение полутора дней. Я утвердительно кивнула, и он похлопал меня по рукам, а затем, услышав протестующий стон желудка, предложил мне что-нибудь поесть.

– Мы будем здесь, если тебе что-то понадобится. В этом весь наш modus operandi.

Несмотря на то, где я находилась и что чувствовала, я была по-настоящему спокойна.

Пусть образ этой гребаной твари из моих снов все еще маячил на краю зрения, даже в эту минуту.

***

Когда прозвучало объявление о том, что нам пора идти в зону посещений, у всех возникло чувство тревоги, что все это достигнет критической точки, от которой мы будем совершенно не в состоянии оправиться. Я знаю, что в моем случае вопрос, который все время крутился в голове, был прост;

Сколько грехов я могу взять на себя, прежде чем они начнут поглощать все доброе что есть во мне?

Я держалась рядом с остальными и старалась сосредоточиться на работе, а не на растущем списке опасений по поводу этого объекта, его обитателей или моей собственной компетентности. Когда мы миновали ворота, стала слышна тихая музыка, доносящаяся из комнаты для допросов.

– Это... нормально? - поинтересовалась я у охранника. Он даже не взглянул на меня, сосредоточившись на дверной ручке, пока проводил сканирование удостоверения личности и ждал зеленого света.

– Для большинства? Нет. Но для приговоренных к смерти - да. Некоторые, как вы уже заметили, не заботятся об обустройстве этих маленьких комнатушек, но Блазник и остальные заботятся. Если музыка будет слишком громкой, просто позовите Холдена, и мы попросим его сделать потише. О, и... постарайтесь сохранять спокойствие. У заключенного есть привычка раздражать людей.

Автомат издал писк, и дверь распахнулась, выпустив на волю жесткий звук, доносящийся со стороны заключенного. Стробоскоп осветил комнату и молодого человека, невысокого роста, мускулистого сверху, а снизу - худощавого и лишенного какого-либо рельефа. Танцуя по комнате, он крушил все на своем пути и часто бил в одну и ту же точку на стене с особой жестокостью. Парень визжал во все горло когда костяшки пальцев врезались в бетон. Что-то было впечатано в стену, кровь и кожа с костяшек покрывали это место. Парень отпрянул, тяжело дыша, когда песня подошла к концу.

Стало видно, что это была чья-то фотография, изображение выцвело и помялось, но улыбка очаровательной молодой женщины в возрасте около 20 лет все еще сияла.

– Вы Итан, верно? Я Нел...

Прежде чем я успела закончить, он поднял окровавленную костяшку и протянул ко мне указательный палец, пока мы рассаживались по местам.

– Нет. Так не пойдет, дорогуша. Ты будешь обращаться ко мне по моему ПОЛНОМУ титулу, и только тогда я отвечу. - Он вдохнул, ссутулив плечи и напрягшись. - Сучки действительно думают, что у них есть такое право, не так ли?

Я почувствовала, как закипает гнев, я и в лучшие времена не терпела оскорблений и отсутствия уважения, но знала, что лучше не позволять советам, данным мне всего несколько минут назад, вылетать в окно. Откинувшись на стуле, на мгновение закрыла глаза, прежде чем ответить.

– Мои извинения. Мистер Итан Эллиот Блазник III, меня зовут мисс Нелл Локвуд, мои помощники...

Он снова указал пальцем, притянув к себе кресло-мешок, не пострадавший от вспышки гнева несколько минут назад, и опустился в него, расставив ноги и стараясь, чтобы его выпуклость в трениках была видна все время, пока он говорит. Высокомерие так и сочилось из него.

– Плевать. Это просто рандомные чуваки, они меня не интересуют.

Я ущипнула себя за нос. Это будет долгая, мучительная сессия.

– Мистер Блазник, с какой целью вы позвали меня сюда? Полагаю, вам есть что сказать, кроме оскорблений? Мне дали понять, что вам нужно исповедаться в каком-то грехе?

Он сплюнул на пол и почесал промежность.

– Мм, может, и есть, а может, и нет. Знаешь, ты была бы намного сексуальнее, если бы отбросила притворство, что ты умная или в какой-то степени авторитетная. Женщины гораздо более желанны, когда они просто молчаливы и/или покладисты.

Вместо того чтобы ответить, я решила записать несколько заметок в журнал, изредка поднимая взгляд, прежде чем передать их Баку и Нестору для ознакомления.

– Почему ты меня игнорируешь? - парень наклонился вперед и напряг челюсть, свесив руки. Я продолжала передавать бессмысленные записки с комментариями вроде «Улыбайтесь и хихикайте, бросая на него короткие взгляды».

Ему понадобилось всего три минуты, чтобы впасть в ярость. Он подхватил что-то из мебели и с грохотом швырнул его в плексиглас.

– Ты думаешь, что ты лучше меня, грёбаная шлюха?! Почему? Потому что ты красивая? Потому что ты умная? Сука, у меня IQ 186, я поднимаю тяжести чтобы держать в форме это совершенное тело и могу ЗАСТАВИТЬ кого угодно и сделать что угодно. Ты мне не нужна! Убирайся на хрен с моих глаз! СЕЙЧАС ЖЕ! - прорычал он, и слюна полетела изо рта, лицо его стало свекольно-красным, а дыхание тяжелым.

– Звучит неплохо. Мы можем выйти на улицу, жить своей жизнью и творить великие дела. К тому же, похоже, ваш грех все равно не стоит того, чтобы его съесть... У заключенных по ту сторону есть куда более вкусные. - Я подошла к двери и взялась за ручку. Грех этого бедного мальчика было легко определить.

Его лицо могло быть красным от гнева, но его грех был зеленым от зависти.

И я намереваюсь сыграть на нем, как на скрипке.

– Погодите. Мой грех достоин. Просто... просто послушайте, и я расскажу вам. Простите, мадам... Мне очень жаль. - Задрожав, он опустился на колени и сцепил руки, словно жалкий персонаж аниме. - Пожалуйста, простите мое поведение. Вы - королева. Я должен лучше контролировать себя!

Это было жалко, но совершенно неудивительно для манипулятора. Я убрала руку с дверной ручки и села обратно. Эдгар застонал, когда Холден извинился за то, что разбудил его только для того, чтобы подвинуться.

«ГРУСТНЫЙ МАЛЬЧИК. УБОГИЙ». Щебетал ворон, Холден бросил ему кусок мяса, чтобы успокоить. Я заметила, как дернулась бровь Итана, но он не изменил своего положения, пока я полностью не уселась.

– В вашем досье говорится, что вы выдающийся программист. Бывший член «Белых шляп», умеющий уничтожить любого соперника, который вам противостоит, с успеваемостью 4,0 балла в школе и стипендией в любом университете, который вы захотите. Вы происходили из высшего сословия и намеревались сделать многообещающую карьеру... Что, черт возьми, с вами случилось? - Поглаживая бороду, Бак с недоверием отложил бумаги. Итан оглядел его с ног до головы и приложил руку к своему заросшему бородой лицу, в нем кипел гнев, поэтому мне пришлось вмешаться.

– Итан, милый, сосредоточьтесь на мне. Бак - мой друг, и, как и Нестор, он здесь, чтобы помочь. Вы можете это сделать? - Я никогда не была экспертом по обаянию людей, но я использовала свой самый милый тон и самую искреннюю улыбку, что, похоже, сработало. Парень расслабился и ухмыльнулся.

– Конечно. Мистер Саймон Макгроу из легендарного клана криптозоологов Макгроу в любом случае не представляет ни малейшей угрозы, даже если его борода лучше моей. В конце концов, у меня будет своя, больше и лучше его. И готов поспорить, что я знаю о монстрах гораздо больше, чем он, достаточно насмотрелся на них в свое время… - Он хмыкнул, разминая руки. - Так много сраных животных в интернете, из-за которых я выгляжу прирученным, по косвенным признакам.

– Что же вы видели, Итан? Что превратило вас в человека, которым вы являетесь сегодня? - мягко спросила я, держа наготове тарелку.

– Давайте начнем с социальных сетей. Это токсичная, бессодержательная черная дыра, из которой ничто не может выбраться. Вы видите что-то, делаете фотографию и выкладываете ее. Показываете это всем своим обожаемым фанатам. Дерьмо, которое они никогда не смогут себе позволить или даже надеяться заполучить. От денег до стерв, женщин и всего остального. Это позерство, и это тошнотворно. - Фыркнул он и отвел глаза. - Столько друзей женилось, заводили детей, успешно работали... о чем я и мечтать не мог. Это было несправедливо. Это и есть несправедливо. Но это еще не самое худшее...

– Продолжайте, мы слушаем. - Я ритмично постукивала пальцами по столу, надеясь, что от происходящего у меня не скрутит живот.

– Видите ли, в даркнете можно найти много всякого дерьма. Да что угодно. Я завел там несколько хороших друзей, думал они были моими братьями по оружию. Думал, они понимают, через что я прошел. Ближе всего я был к «Системе Террапина» - группе единомышленников, которые занимались отсеиванием проблемных личностей. А еще гордые «Патрульные Тота». Мы были так хороши в своем деле.

– Простите, патрульные Тота? Не уверена, что понимаю… - вмешалась я, уверенная, что это какое-то уничижительное выражение.

– Допустим, встречаешься с девушкой, а у нее было несколько партнеров. Может быть, дюжина или около того. Думайте об этом как о туфлях, хорошо? Почему я, явный альфа, должен хотеть купить туфлю, которая была использована и растянута, а не свежую, ни разу не надеванную? Именно в этом и заключается суть «Патруля Тота». Найти этих отвратительных женщин и пристыдить их. Но мы не останавливаемся на этом, мы преследуем их, следим за ними, чтобы они никогда не чувствовали себя в безопасности, пока публично не извинятся и не откажутся от своих дурных наклонностей. - Он остановился, и по его лицу пробежала широкая ухмылка, а глаза горели страстью. - Это было такое прекрасное время. Пока не произошел инцидент...

Итан встал и подошел к доске, доселе скрытой на заднем плане, провел по ней пальцами, а затем подкатил к нам.

Доска была заполнена фотографиями, некоторые из которых были похожи на модельные снимки, а другие - гораздо менее приятными. Снимки тех, кто шел к своему дому, непритязательные кадры тех, кто спал, принимал душ или ел. По коже побежали мурашки, дыхание перехватило, я слишком хорошо знала этот вид ужасного поведения, этот уровень одержимости, который заставил бы любую здравомыслящую женщину бежать в полицейский участок, если бы она узнала...

На каждой фотографии была запечатлена одна и та же девушка.

– Я встретил SirenSarah2213 на стриме однажды ночью, когда мне было скучно. Она была... не такой, как остальные. На ее стриме было мало народу, и она говорила что-то о женской чистоте, несправедливости к мужчинам и о том, что нужно быть добрее ко всем. Но, черт возьми, она выглядела чертовски сексуально в косплейном наряде. Я просто почувствовал мгновенную связь и потянулся к ней, сделав донат, чтобы она заметила меня. Всякий раз, когда она произносила мое имя и спрашивала меня о чем-то, я чувствовал, что меня понимают. - Он посмотрел на нас, наклонив голову, с пустым взглядом в глазах. - Вы знаете, каково это, когда кто-то смотрит на вас и ВИДИТ вас, мисс Локвуд? Я имею в виду, после вашей матери, конечно...

Я почувствовала резкий укол в животе, но мне не хотелось останавливать его поток, поэтому я просто кивнула и попросила продолжать.

– В итоге я потратил на нее почти три тысячи долларов. К тому моменту, когда последний донат был отправлен, она проводила стримы 1 на 1 со мной и давала «жизненные советы». Говорила, что мои методы работы с Террапинами недостаточно сильны. Что они не те, за кого себя выдают. Она подталкивала меня покопаться в их досбе, и когда я наконец это сделал... она оказалась права. У большинства из них были семьи, друзья, партнеры и даже дети... у них были чертовы дети. Как они могли понять наши методы, если у них были любящие партнеры?!

Он зарычал, на глазах навернулись слезы.

– Я нашел их секретный чат, где они издевались надо мной, называли меня девственницей без поцелуев и королем инцелов. Сотни мемов обо мне с моим телом, отфотошопленным в нелестных вариантах, или мемы с собаками, прямо попирающие мои личные взгляды и опыт. Это было... убийственно. Когда я рассказал об этом Сирене, она успокоила меня и пообещала рассказать, как отомстить. С ней я стану самым чистым рыцарем, которого когда-либо видел этот мир. Она даже сказала, что мы сможем быть вместе, когда я справлюсь с заданием. Вы можете в это поверить? Мне так повезло, и вместе с тем я знал, что это правильно. Я - альфа-самец, и ничто этого не изменит.

Наступила пауза, когда он пристально посмотрел на Нестора, полуобнимающего Эдгара, который спокойно ел, а его тело все еще было напряжено на случай непредвиденной ситуации. Улыбка Итана померкла, и он подошел к дальнему краю стекла, присматриваясь к Нестору.

– Эй, Холден, ты еврей? - спросил он с отвращением в голосе. Глаза Нестора вспыхнули, но он сохранил спокойствие.

– А что, если да? - спросил он, продолжая нежно гладить Эдгара. Итан покачал головой.

– Жаль. Пустая трата хороших мышц. - сплюнул он вновь.

– В любом случае это все ерунда, мистер Блазник. По крайней мере, в моей работе все оказываются в одном и том же месте. Неважно, какому богу, богине или демону ты молишься. Это ничего не стоит, когда ты предстаешь перед Леди Смерть.

Итан взорвался, и двойные стандарты начали сочиться из его слов.

– Моя религия чиста. Это самый верный путь через Бога и Иисуса. И я слышал о твоей «линии работы», это полная, блядь, фальшивая херня, ты думаешь, я хоть на секунду поверю, что ты работаешь на ЛЕДИ СМЕРТЬ? Иди ты нахуй. Если Смерть - женщина, то она самая большая гнида. Тупая пизда.

Он снова начал впадать в ярость, и, не желая нарушать ни его расистские взгляды, ни глубины их религиозной идеологии, я вмешалась, чтобы удержать его внимание.

– Итан, ваш грех. Что Сирена велела делать дальше? - Чувствовалась закономерность в этих встречах. Итан вздохнул и снова опустился на свой мешок.

– Она стала появляться в моих снах. Это было странно, но она дала мне замечательные инструкции и инструменты, чтобы уничтожить их одного за другим... Адреса их домов, имена их близких, методы... для осуществления моей мести.

– И именно в этот момент вы начали свой «крестовый поход» против несправедливости, верно? - спросил Бак, Итан отказался смотреть на него.

– Я начал с проверки новичка. Его было легко найти, поскольку он никогда не отклонялся от своего шаблона. Он никогда не видел меня лично, поэтому, когда я выдал себя за мормона, желающего дать ему информацию о книге Джозефа Смита, он и глазом не моргнул, поскольку сам был таковым. Парень даже пригласил меня к себе домой. Большая ошибка. Как только его дверь закрылась, я вышиб ему мозги молотком. Именно тогда Сирена снова заговорила со мной.

Он с тоской посмотрел на потолок и сделал паузу, прежде чем продолжить. Ему было стыдно? Или он наслаждался моментом?

– Она сказала: Они забрали у тебя все. А теперь возьми у них то, что ты пожелаешь... Так вот, я посмотрел на этот поваленный кусок мяса... Даррел, кажется, его звали. Я смотрел на него и спрашивал себя, чего я хочу больше всего. У Даррела был прекрасный дом, несмотря на его новый статус в группе, так что я взял это. Достаточно просто переехать и взять на себя оплату его счетов. Парень был замкнутым, и никто не задавался никакими вопросами.

Густой зеленый туман покрывал пол вокруг, он казался почти ядовитым, но Итан не обращал на него внимания.

– Как она с вами разговаривала? - спросила я, когда его внимание ослабло, и кажется его его немного обидело, из-за того, что я остановила его на середине повествования.

– Что? Какое это имеет значение? Она была рядом, когда я нуждался в ней, как и всегда. - Ответил он с желчью в голосе.

– Для меня это важно, я не могу съесть ваш грех, если не знаю всего. Вы же не станете мне лгать? Я не так умна, как кажусь… - Я почувствовала отвращение к собственному уничижению, но это было частью работы, поэтому я продолжала в том же духе. Выражение его лица смягчилось, и он продолжил.

– Ладно, ладно. Сирена не была обычной девушкой, она была сияющей, манящей и всегда была рядом, когда я в ней нуждался. Я говорю это буквально. После того как я пожертвовал ей достаточно, начались сеансы 1 на 1, и она проявилась передо мной. Я никогда не мог прикоснуться к ней, но всегда видел ее так же ясно, как вижу вас. Она сыграла важную роль в моем развитии, и по мере того, как мы продолжали, она становилась все более реальной для меня. После еще нескольких целей я забрал их машины и банковские счета, но с последним все стало... сложнее.

Он снова сделал паузу, и я обменялся взглядом с Баком, мне не нравилось, к чему все идет. Дымка начала приобретать очертания женщины, чаши.

– Сирена велела мне не слушать ничего из того, что они говорят, и сосредоточиться на том, что у них есть, а у меня нет. Что это будет одним из последних шагов к вознесению. Она дала мне что-то выпить, и на мгновение наши пальцы соприкоснулись... Я почувствовал, как между нами пробежала искра. Сделав, как мне было сказано, выпил из чаши и не обращал внимания на все, пока не добрался до спальни. Там я почувствовал себя... по-другому. Зрение стало туннельным, глаза заволокло зеленой дымкой, а кулаки действовали сами по себе. Отбросив в сторону молоток, я задушил стоящего передо мной человека, увидев видения той жизни, которой он был лишен. Смех всех моих коллег, счастливые парочки и весь гребаный мир за мой счет. Все это заполняло мой мозг, заставляя его изнывать, как этих тупых шлюх передо мной, пока моя хватка не стала крепче... и крепче... пока...

Он остановился, изобразив, как лопается воздушный шарик и выплескивается содержимое.

– Больше ничего не осталось. Я чувствовал себя так, словно подчинил их себе. Стал настоящим альфой, вожаком стаи. Но нет, вместо этого я смотрел вниз на совершенно незнакомого человека... на женщину, на самом деле.

– Ты смотрел на женщину, которую жаждал все это время, не так ли, Блазник? - Бак вздохнул, в его словах слышался яд. - Саойрс Мейси Лаввуд, 19-летняя стримерша и модель. Ты платил, чтобы привлечь ее внимание, и однажды ночью пришел в ярость, когда она забанила тебя на сервере, получив информацию о тебе от твоих соратников, когда они попытались остановить тебя.

Он поднял фотографию, когда туман начал формироваться, и две фотографии идеально совпали. Красивая женщина со струящимися рыжими волосами, на фотографии - косплей Ядовитого Плюща из комиксов о Бэтмене. Теперь в комнате появилась женщина, одетая в изумрудно-зеленое платье, открывающее плечи, и сжимающая в руках большую миску с пузырящейся жидкостью.

– Нет... это не... я не...

– Саоирс, Индивиоза… - сказал Бак, вставая, чтобы прислонить фотографию к стеклу. - Саоирс, преисполненная зависти. У тебя никогда не было сирены, зовущей к себе Блазника, никогда не было грандиозного плана, подходящего для альфа-мастера. Твоя зависть просто захлестнула тебя, создав картину, в которой ты все контролировал и все имел. Что ж, тебе предстоит пережить свой грех, хочешь ты этого или нет. Ты проведешь свои последние минуты, зная, что никогда не сможешь получить то, что хочешь.

Я взглянула на свою тарелку и увидела два блюда. Одно - мексиканский рис с фасолью и зеленым перцем, другое - гламорганские сосиски и йоркширский пудинг... такой, каким его готовила моя мама. Именно так, как она его готовила, даже пахло также. Я почувствовала непреодолимый прилив эмоций и ностальгических воспоминаний, которые отчаянно пытались вырваться на поверхность с первым укусом.

Но я не могла дотянуться до него. Даже если бы захотела.

Пристально глядя на разворачивающуюся передо мной бойню, мое тело действовало само по себе и начало запихивать рис в рот, пока сосиски и йоркшир исчезали из виду, с любовью поглощаемые чем-то невидимым. Я со злостью и страданием наблюдала, как желанное блюдо исчезает.

После нескольких мгновений размышлений Итан повернулся и увидел перед собой лицо своей Сирены. Свободной рукой она властно указала на пол. Он заскулил и подчинился, прижав голову к земле.

– Я хотел только то, что принадлежит мне. Разве это не справедливо? Разве это не право мужчины требовать то, что принадлежит ему по праву? Я не понимаю... Это вознесение? Или наказание? Я не... я не...

Он поднял голову, чтобы взглянуть на Саойрс, когда она вылила содержимое чаши на него сверху и попала в рот, слегка расширившийся в крике, который никогда не будет услышан.

Зеленая жидкость разъедала его кожу с поразительной скоростью, плоть пузырилась и лопалась, разбрызгиваясь по плексигласу, его стремительно разлагающийся торс содрогался, а глаза таяли в глазницах, пока он не захлебнулся.

Но я меньше всего задумывалась о его боли, а больше - о своей собственной. Этот грех не обременял меня физически, не заставлял испытывать боль или усталость. Нет, вместо этого он проник в мою душу и нашел себе местечко рядом с воспоминаниями о матери, которые я носила с собой каждый день.

Оно смогло поколебать мой профессионализм и уверенность в себе, чего никто не делал раньше.

Когда впереди оставалось еще больше этих поганых монстров, я не была уверена, что справлюсь с задачей, и начала сомневаться в своих силах.

Как по команде, тот самый призрачный ночной ужас, который мучил меня с момента прибытия, блеснул в плексигласе, встав прямо за моей спиной с недоразвитой рукой, поднесенной к потрескавшимся губам, и замер. В другой руке оно держало тотем, который мне дал Нестор в качестве оберега от бог знает чего. Я наблюдала за тем, как эта тварь разбивает его в пыль, и выводила число.По телу пробежала ударная волна, от страха у меня подкосились колени, и что-то в тюрьме зашевелилось от моего присутствия, что-то, чего я буду бояться больше, чем любого другого существа на свете.

«4».

***

Заключенный №2122: Итан Эллиот Блазник III

Грех: зависть

Еда: Мексиканский рис с фасолью и единственное блюдо, которое я всегда буду хотеть, но никогда больше не попробую.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЛЕНЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
110

HIPAA — порой эти правила душат теснее удавки. Не высказаться о пациенте? Настоящая пытка

А я умею заставлять людей говорить.

Навык полезный. Не раз спасал шкуру. Но иногда — редко — он втягивает в такие передряги, что годами отмываешься.

Впервые это случилось в началке. Одна из тех дурацких игр, которые учителя придумывают, чтобы убить время до звонка.

— Игра называется «Правда или ложь», — объявила миссис Уотерс.

Сразу видно: выдумала на ходу. Словно выхватила из воздуха — только чтобы пристегнуть наши болтающиеся мозги к уроку.

— Садимся в круг. Каждый говорит одно правдивое и одно ложное утверждение. Тот, кто напротив, угадывает. Не угадал — садишься за парту. Угадал — остаёшься. Кто начнет?

Я и тогда была невыносимой, и сейчас не лучше. Рука взметнулась сама собой:

— Я! Миссис Уотерс, выберите меня! Ну пожалуйста!

Она едва не закатила глаза — привычная реакция. Вздохнула:

— Хорошо, Ракеле. Давай свою правду и ложь.

— Нет! — вырвалось у меня. — Я хочу угадывать первой!

На этот раз миссис Уотерс закатила глаза так, будто пыталась разглядеть собственный мозг.

— Ладно. Сара… — она повернулась к девочке напротив меня, — твой выход. Правда и ложь. Давай.

Не помню, в чём была правда Сары. И уж тем более не запомнила её ложь. Но вот её лицо, когда я безошибочно ткнула пальцем в правду — помню отлично. Губы сжались, ноздри дрогнули — будто я не угадала, а украла у неё что-то.

Класс прошёл половину круга, когда первая кровь наконец пролилась — Бен Маркем. Он разрыдался, спотыкаясь на пути к парте.

Круг сомкнулся, игра продолжилась.

Моя очередь. Угадала. Снова. И снова. И ещё раз.

Но триумф быстро приелся. Всё это было слишком просто.

Проблема была в том, что их «правды» и «лжи» напоминали выдохшийся лимонад — липкие, безвкусные.

Правда Меган Найт: «У меня есть кот по имени Корки».

Ложь: «У меня живёт гигантская улитка, которая ест автомобили».

Скотти Спитцер не отставал.

Правда: «Моего младшего брата зовут Джеймс».

Ложь: «Старшего зовут "Ледяная Глыба" Стив Остин».

Но когда он это ляпнул — точнее, когда с дурацкой ухмылкой выпалил «старший брат» — я заметила кое-что.

Девочка напротив сжалась.

Не просто вздрогнула. Съёжилась.

Как цветок, захлопывающийся перед грозой.

Я впилась в неё взглядом, чувствуя, как подрагивают уголки губ. «Давай, Селина. Правда и ложь. Но только не очередную глупость».

«У меня есть щенок Джордж, а ещё дядя живёт на Луне», — её смешок прозвенел, как разбитый стакан по кафелю.

«Это даже не смешно», — процедила я сквозь зубы.

Её улыбка замерла, словно пойманная в ледяной капкан.

Я наклонилась ближе, замечая всё: дрожь ресниц, нервное подергивание левой лодыжки — туда-сюда, туда-сюда, будто отсчитывая последние секунды перед взрывом. «Ну же, Селина. Давай что-то настоящее. Что-то... важное».

«Я... знаю испанский. Но мама запрещает мне на нём говорить».

«Твоя мама... — мой голос стал мягким, медовым, хотя внутри что-то холодное и скользкое шептало: дальше, продолжай, — она ведь не главная здесь, правда? Давай настоящую правду. Ту, что жжёт тебя изнутри».

«Прекрати немедленно!» — миссис Уотерс вскочила, но её голос словно прилетел из другого измерения.

Я не отводила глаз от Селины. «О брате. Расскажи про брата.»

И тогда девочка сломалась. Слова хлынули, как гной из вскрытого нарыва: «Я нашла его в гараже... он висел... босые ноги... такие фиолетовые... язык... он не помещался во рту...» Голос сорвался на шёпот, превратившись в тихий, безумный лепет.

Её глаза вдруг расширились до невероятных размеров, превратившись в два белесых пятна — точь-в-точь как те костяные пуговицы на потёртом кардигане миссис Уотерс. Потом раздался вопль — тот особый детский плач, от которого по спине бегут мурашки.

Но хватит об этом. Поверьте, вам не хочется знать подробности. Лучше расскажу кое-что поинтереснее.

С годами мой... дар совершенствовался. Я находила нужные слова, как ястреб замечает добычу. Слова, которые впивались в сознание, цеплялись за самые потаённые страхи и вытягивали наружу то, что человек и сам боялся признать.

В двадцать один я пришла в полицию. Шестое чувство не подвело — за пять лет три повышения. В двадцать шесть — сержантские нашивки. Ещё немного — и лейтенантские погоны.

Именно тогда ко мне постучались из частного сектора.

Первый адвокат платил щедро. Второй — втрое больше. Третий делал предложение, от которого нельзя отказаться. Так всегда: когда ты становишься ценным для системы, начинается охота. А когда достигаешь вершин в тени — за тобой приходит сама Система.

И знаете что? Она терпеть не может слово «нет». Особенно когда говорит его бывший коп с грязными секретами и чистыми деньгами на счету.

Официально я числилась кадровиком-интервьюером. Неофициально — была чем-то вроде экстрасенса допросов с доступом к тайнам организации. Вы даже не представляете, какие скелеты я вытаскивала из шкафов и какие катастрофы предотвращала, пока они ещё только зрели в головах безумцев.

Но всё это разлетелось вдребезги несколько месяцев назад.

Во время одного... особенного интервью ситуация пошла под откос. Не просто вышла из-под контроля — она взорвалась с такой силой, что мой собеседник выложил мне правду. Ту самую правду, которая сжигает. Ту, после которой понимаешь, что лучше бы оставаться в неведении.

Избавлю вас от кровавых подробностей развязки.

Скажу только, что я оказалась в такой переделке, что готова была на всё. На что угодно. Даже на это.

Мне предложили выбор — элегантный в своей простоте: либо пуля в затылок, либо полное послушание.

Так я стала «интервьюером-следователем» в загадочной межведомственной структуре с уютным названием «Агентство Помощь Рука». Мне пообещали блестящего наставника-психиатра, образование, перспективы.

Я знала, что это ловушка. Чувствовала это каждой клеточкой стройного тела. Но когда тебе ставят пистолет к виску, философствовать о подвохах как-то не хочется.

Я согласилась.

Позже я узнала правду. «Агентство» управляло тюрьмой — Североамериканским специализированным изолятором, NASCU. (Звучит скучно, да? Но за этим названием скрывалось нечто гораздо более интересное.)

Но все здесь называют его просто Североамериканский Пантеон.

Теперь это мой дом. Моя работа — вытягивать слова из тех, кто никогда не должен был заговорить. Одни заключённые — просто ужасающие. Другие — не совсем люди. Большинство молчат годами. Остальные бормочут, смеются тем ледяным смехом, что стекает по позвоночнику, но никогда — никогда — не говорят ничего настоящего.

А они должны заговорить. Почему — объяснить не могу. Не сейчас.

Именно поэтому агентство держит меня живой. Потому что я умею заставлять говорить. Даже тех, кто забыл, как это делается.

Начали с самого простого подопечного — пробный шар. Полный анализ: история, медкарта, психиатрия, дело. Как в старые добрые времена, только теперь вместо адвокатов — они.

Не могу описать эту работу. Серьезно, не могу. Это место... эти существа в камерах... даже охранники — что-то не так с их глазами. Иногда я ловлю себя на том, что задыхаюсь посреди коридора. По ночам просыпаюсь с криком — такое чувство, будто кто-то вычерпывает мои мысли прямо из черепа.

Но так и должно быть, правда? Когда твой мир переворачивается, а потом и вовсе сгорает дотла. Когда понимаешь, что всё, во что ты верила — ложь. А правда... о, правда гораздо хуже.

Забудьте о моих попытках объяснить необъяснимое. Вместо этого — история о первом подопечном. О Нуме.

Мне сказали, что он — самый безобидный обитатель Пантеона. Самый безопасный. Как же они любят лгать!

НУМА

Классификация: Некооперативный/Неуничтожимый/Гайский/Постоянный/Умеренный/Терас

12 ноября 1928 года. Глухие Скалистые горы Канады. Деревня лесорубов, которой официально никогда не существовало — Агентство позаботилось об этом особенно тщательно.

От них осталась только одна запись. Семнадцать секунд.

Мужской голос, перекошенный ужасом: «Оно спустилось с горы! Оно пришло за нами! Оно здесь!»

Затем... этот звук.

Низкий, протяжный вой, будто сама земля захрипела в предсмертной агонии. Не человеческий. Не животный. Нечто... другое. Звук, от которого мгновенно холодеет спина и сжимается желудок. Звук, пробуждающий древний ужас, запрятанный где-то в стволе мозга ещё со времён, когда наши предки дрожали у костров в тёмных пещерах.

И вот что по-настоящему страшно — этот ужас не знает времени. Не признаёт расстояний. Сто лет или тысяча миль — не имеет значения. Услышав этот вой однажды, ты навсегда останешься тем дрожащим первобытным существом, застывшим в ожидании того, что сейчас выйдет из тьмы.

Спасатели добрались слишком поздно. Горные бури и непроходимые тропы сделали своё дело. Властям оставалось только одно — убрать... что бы там ни осталось.

Когда они вошли в деревню, смерть уже стояла на пороге, раскинув костлявые объятия.

Алая лужа жизни растекалась по всему поселению, превращая снег в кровавый сланец. Кишки висели на заборах, словно праздничные гирлянды. Отрубленные руки цеплялись за дверные ручки. И домашние псы, и лесные твари — все устроили пиршество на этом кровавом банкете, не разбирая, где человек, а где скотина.

Сначала списали на волков. Потом — на медведя-шатуна. Самые смелые предположили, что это мог быть реликтовый пещерный медведь, разбуженный грохотом лесопилки. Бред, конечно. Но что ещё могли придумать эти бедные остолопы, пытаясь объяснить необъяснимое.

Ошеломлённые власти начали фиксировать ущерб, настолько поглощённые работой, что не заметили, как один из них исчез, — пока кто-то из поисковиков не увидел окровавленный значок, сверкающий в снегу, и не понял, что тот прикреплён к обезглавленному телу.

Началась паника. А паника, как известно, делает охоту ещё проще. Они падали один за другим, как подкошенные.

В конце концов, двое смогли спастись бегством и добраться до станции. Один из них скончался от полученных травм. А выживший наотрез отказался возвращаться в деревню, настаивая на том, что зверь был вовсе не медведем, а чем-то совершенно иным — чем-то, для чего не существовало названия.

Он был прав.

Власти, конечно же, назначили награду за голову «медведя» — сумму, за которую можно было купить полгорода.

Охотники ринулись в горы, как мотыльки на пламя. Большинство так и остались там — навсегда. Те же, кто выбрался обратно, подтвердили: это не медведь. Не волк. Нечто...

Когда слухи дошли до «Агентства Помощь Рука», они прислали своих людей. Трупы так и лежали там, в снегу — холод сохранил их почти идеально. И следы говорили, что зверь возвращался питаться.

Команда продержалась несколько часов.

Первый исчез, когда остальные отвернулись. Только короткий вопль, странно отразившийся от деревьев, выдал его судьбу.

Среди ветвей что-то блеснуло. Два огромных серебристых глаза, наблюдающих сверху.

Затем оно двинулось.

Размытое пятно грязно-белого меха и запекшейся крови — идеальный камуфляж среди растерзанных тел. Оно прыгнуло, и началась охота.

Первой команде Агентства не удалось выполнить задание, хотя половина личного состава уцелела. Вторая группа — куда больше и опытнее, под началом выживших — всё-таки загнала тварь в клетку.

Вскоре после поимки из ближайшего дома вышла девочка.

Ребёнок был калекой — тело искорёжено, речь отсутствовала. Увидев пойманное существо, она бросилась к клетке, отчаянно пытаясь открыть её. Зверь, заметив девочку, пришёл в ярость и начал тянуться к ней сквозь прутья, пытаясь втянуть внутрь.

Персонал открыл огонь. Пули заставили тварь отступить, но одна из них попала в ребёнка. Благодаря ресурсам Агентства девочку удалось спасти. Правда, существо, похоже, этого не поняло. Его рёв, оглушительный и полный отчаяния, спровоцировал сход лавины, повредившей клетку. К счастью, инженеры быстро это исправили, и новых жертв удалось избежать.

Из-за размеров и силы зверя его оставили на месте, пока не подготовили специальный транспорт. К тому времени девочка — немая — уже достаточно окрепла для перевозки. Поскольку её присутствие успокаивало тварь, Агентство взяло её под опеку и разместило в Пантеоне — так, чтобы существо всегда могло её видеть. Там она провела семь месяцев, пока осложнения от ранения не забрали её.

Десятилетиями с существом обращались как с последним затравленным зверем в цирковом вагоне. Никто не пытался заговорить с ним — никто даже не задумывался об этом — пока в 1966 году сотрудник Агентства Патрик У. не разглядел в этих глазах что-то, заставившее его протянуть руку сквозь прутья клетки.

Интуиция не подвела Патрика. Буквально за несколько недель стало ясно: перед ними не животное, а разум — острый, цепкий, неожиданно глубокий. Существо даже имело имя. Нума.

Оказалось, Нума мог говорить — это установили ещё при поимке. Но его язык, десятилетиями описываемый в отчётах как «первобытное бормотание», был непонятен учёным. Патрик нашёл ключ: он дал Нуме уголь и бумагу. Пиктограммы. Рисунки. Медленно, кропотливо они начали понимать друг друга. Потом Нума выучил английский — жадно, как губка, впитывающая воду после вековой засухи.

Но говорить Нума соглашался лишь о том, что его волновало. Чаще всего — об ужасном волке по кличке Щенок, другом из давно забытой эпохи. А ещё — о смерти Щенка. «Все люди достойны смерти, — говорил Нума, — ведь это люди убили Щенка». И в его голосе звучала правда: для него те охотники не канули в прошлое — они жили здесь и сейчас, в каждом встречном человеческом лице.

«Тысячи лет назад» — фраза расплывчатая, но в случае с Нумой она попадает в самую суть. Он не самый долгоживущий узник Агентства, но, без сомнения, самый древний. Его ярость вспыхивает как спичка — часто со смертельным исходом. Но что странно — после каждой вспышки он рыдает, горюя над телами тех самых смотрителей, которых только что разорвал на части.

Время для Нумы течёт иначе. Оно то сжимается в точку, то растягивается в вечность. События четырнадцатитысячелетней давности — как вчерашний день. Он до сих пор слышит вопль матери, когда его отрывали от её груди. Но ярче всего — воспоминания о Щенке. Этом ужасном волке.

Он до сих пор требует, чтобы ему привели его. Каждый божий день. Как будто не понимает, не может понять, что его питомец превратился в пыль ещё когда первые пирамиды только начинали строиться. (Примечание для отчета: о девочке, с которой его доставили, он не говорит ни слова. Никогда. Как будто её и не было).

Когда в 88-м нашли тело волка — невероятно, невозможным образом сохранившееся, будто только что уснул — Патрик У. уже был в могиле. Нума выл тогда так, что стекла трескались. Клонировать волка? Заманчиво. Но дать этому безумному древнему убийце в компанию ещё одного хищника? Даже для Агентства это было слишком.

Но самое важное — клон никогда не стал бы настоящим Щенком. Нума чувствует мир тоньше, острее, болезненнее, чем любой человек. Его органы восприятия улавливают то, что мы даже не можем себе представить. Он бы сразу понял, что перед ним подделка. И тогда... нас ждал бы не просто гнев. Нас ждал бы настоящий психотический ураган, перед которым Агентство оказалось бы беспомощным.

Нума лишь внешне напоминает человека. Девять футов три дюйма чистой мускулатуры. Ширина плеч — сорок четыре дюйма. Его тело покрыто полупрозрачным мехом, переливающимся, как нефтяная плёнка на воде, делая его почти невидимым в движении.

Но самое страшное — лицо. Слишком плоское. Слишком широкий рот.

Глаза с белыми радужками, слепящие, как фары в тумане.

А зубы... Боже, эти зубы. Они растут, выпадают и снова отрастают — будто его тело не может решить, каким хищником ему быть.

Его челюсть — это отдельный кошмар. В спокойном состоянии дополнительные суставы незаметны. Но когда он ест... или когда хочет напугать... тогда его пасть раскрывается шире, чем должно быть возможно, обнажая ряды зубов, острых как бритва. Я видела, как он перекусывает стальной прут. Видела только один раз. Больше не хочу.

Наши беседы с Нумой всегда короткие. Всегда одни и те же. И всегда заканчиваются тем, что моя рука тянется к кнопке экстренного вызова. Но сегодня я добилась чего-то нового.

Запись интервью от 17.09.2024:
СУБЪЕКТ: НУМА
ИНТЕРВЬЮЕР: РАКЕЛЕ Б.

Его голос, скрипучий, как ветер меж скал: «Когда мир был молод, а льды простирались до самого солнца... я нашел щенка. Не мне было давать ему имя. Он просто был... Щенком».

Щенок был брошен. Как и я. Моя стая оставила меня умирать на льду слишком сильным, слишком чужим. А Щенок... он был слишком маленьким. С кривой лапкой, обрекавшей его на вечную хромоту. Но как я любил этот маленький мокрый нос! Эти живые глаза, сверкавшие, когда я возвращался с охоты! Он скулил, когда я уходил, и носился кругами от счастья, когда я приходил. Никто никогда не любил меня так. И я никого.

В те времена любовь была редким гостем. Люди тогда были жестче льда ваши мягкие ручки не узнали бы в них сородичей. Они бы сочли вас слабаками. А меня... они не считали человеком. Слишком сильный. Слишком зубастый. Но в этом чудовищном теле всё ещё билось сердце, способное любить сломанные вещи.

Я нашел его плачущим в снегу. Ушки дрожат, ресницы покрылись инеем, сверкающим в утреннем свете! К тому времени я уже забыл лица своей стаи. Помнил только у них были волосы черные, как ночь, а не белые, как мои. Глаза, приспособленные к дневному свету, а не эти мои, слепяще-белые, созданные для ночной охоты. Их зубы тупые, для травы и вяленого мяса. А мои... ну, вы видите мои зубы.

Щенок был последним, кто смотрел на меня не морщась. Последним, кто не видел чудовища. Пока не пришли ваши предки с копьями.

Я почти прошел мимо. Уже переступил через это дрожащее тельце, мои белесые глаза уже выискивали в снежной пустыне мамонта или пещерного медведя... когда его хвост дернулся. Вильнул. Мне. Чудовищу!

В ноздри ударил запах падали. Перед глазами встали картины: гигантские гиены с гнилыми зубами, саблезубые кошки с пустыми животами. И этот хромой дурачок, виляющий хвостом, когда они подкрадутся. Его последний визг, когда клыки вонзятся в мягкое брюхо.

Что-то горячее побежало по моим щекам. Слезы. Впервые за много зим.

Я вырвал его из снега. Он умещался на ладони. На моей лапе-убийце, созданной рвать, а не держать. Но я держал.

Держал, пока он не вырос. Любил, как не любил ничего до и после. Мы стали Стаей.

Вскоре мой хромой Щенок вырос в умелого охотника. С ним рядом мы могли делать одно из двух: добывать столько же дичи за вдвое меньше времени или вдвое больше дичи за то же время. Мы были обжорами, Щенок и я, и мы выбрали добывать вдвое больше. Мамонт и гиена, медведь и тюлень, тигр и белый лев — никто не мог устоять перед нами.

Той ночью я был сыт до отвращения. Мясо лежало в животе тяжелым комом, и единственное, чего мне хотелось это спать. Но Щенок был полон энергии. Он носился по пещере, тыкался мне в лицо, скулил, прыгал на грудь. Я отшвырнул его у нас же была еда! Целая туша! Но Щенку нужно было свежее. Теплое. То, что ещё дрожит и кричит, когда ты вонзаешь в него клыки.

«Иди сам», — прохрипел я и отвернулся к стене.

Он ушел.

А когда вернулся, тащил за собой что-то окровавленное, голое, лишённое шерсти. Сначала я подумал больной звереныш. Или уродец.

Но нет.

Это был человек. Его кишки оставляли на снегу жирный розовый след. Глаза блестящие, как лед на зимнем солнце — смотрели в никуда.

Я рассмеялся. Громко. От всей души.

Людей я ненавижу. Я сильнее их. Древнее. Лучше. Но не настолько силен, чтобы не чувствовать боли. Не настолько стар, чтобы забыть.

До сих пор слышу, как кричит моя мать, — утаскивают её прочь. Чувствую, как снег жжёт голую кожу. Как её пальцы (в последний раз!) цепляются за меня...

Щенок положил свою кровавую добычу к моим ногам и завилял хвостом. Хороший мальчик.

Вот почему я смеялся, глядя на это человеческое мясо. Вот почему ел, хотя живот уже был набит до отказа.

Я наблюдал, как Щенок рвёт плоть, и сердце моё распирало от гордости. Умный мальчик. Хороший мальчик. Люди... о, эти жалкие создания! Слабее лося. Трусливее тигра. А на вкус... они были созданы для того, чтобы их ели.

Тот стал первым. Охотиться на людей оказалось проще простого особенно когда берешь их по одному. Ни шерсти, ни перьев, ни бронированной шкуры. Только мягкая плоть, хрустящие косточки и этот сладковатый, теплый запах страха.

Глупые создания. Раньше они хоть кочевали, уходили от опасности. Теперь же они строили эти скопления хижин. Деревни. Так и хочется сказать «буфет самообслуживания». Женщины. Дети. Старики. Все в одном месте. Как будто специально для нас с Щенком.

Мы объедались. Объедались так, что вскоре долина опустела. Последние ушли, оставив за собой лишь дымок от потухших костров.

Но люди они как тараканы. Не успел Щенок поседеть, как они уже ползли обратно. С новыми идеями. С новыми орудиями. С той самой жестокостью, которую я помнил с детства.

Лёд это царство смерти. Только звери и чудовища вроде меня могут называть его домом. Но долина... О, эта проклятая долина, зеленый оазис последней мерзости! Она манила к себе всех львов с клыками как кинжалы, медведей размером с холм, стаи волков с горящими глазами. Здесь было всё: сочные ягоды, жирное мясо, ручьи с чистой водой. И, конечно, люди.

Слабые. Жестокие. Процветающие на украденной земле.

Я был дураком. Слепым от гордыни. Люди могут быть слабыми, но глупыми никогда. Они знали: мы с Щенком настоящие хозяева долины. Это держало их на расстоянии год... два... три (кто считает?). Но голод отличный учитель. Особенно когда слышишь, как плачут твои дети. Особенно когда их животы раздуваются от пустоты, становясь похожими на брюхо падали.

Они пришли за нами.

Мои белые глаза, созданные для ночной охоты, не разглядели человеческой хитрости. Они нашли нашу пещеру. Пришли средь бела дня, когда мы спали.

Я проснулся.

Недостаточно быстро.

Увидел, как каменный нож вспарывает Щенка от горла до паха. Услышать визг. Алая кровь заливала пол пещеры, окрашивая снег, лапы, мою душу.

Я никогда не любил ничего так сильно... и никогда не чувствовал ярости, подобной той, что охватила меня тем утром.

Я рвал их на части. Кости хрустели между моих пальцев, как сухие ветки. Я швырял окровавленные конечности о стены пещеры пусть их кровь навсегда останется в этих камнях! Вскрывал их вонючие брюха пусть узнают, каково это! Отрывал головы и в каждом мерзком лице видел тех, кто бросил меня умирать: жестокого отца, альфу с кривой челюстью, мать, чьи крики до сих пор звонят у меня в черепе.

Я уничтожил их всех.

Но было уже поздно.

Я приносил Щенку куски их тел. Меньше. Ещё меньше. Он не шевелился. Лежал на боку в луже собственной крови, которая уже начинала кристаллизоваться на холодном камне. Увидев меня, он лишь слабо пошевелил хвостом. И перед глазами встал тот самый момент, когда я впервые нашел его маленький комочек дрожащего меха.

Я отнес его в самое сердце пещеры. Глубже. Выше. Положил на каменное ложе. Его хвост больше не стучал. Я сидел рядом, не дыша, в кромешной тьме даже мои белые глаза не могли пробить эту пелену.

Я ждал, когда он проснется.

Ждал.

Ждал слишком долго.

Когда тьма наконец рассеялась, Щенка не было.

Вы говорите годы, лёд, тлен. Что он давно стал частью вечной мерзлоты. Врёте! Я знаю правду. Щенок был хитрее смерти. Он ждал, что я его накормлю. Залечу раны. А я... погрузился во тьму так глубоко, что он просто ушёл искать кого-то получше.

Это всё из-за вас, люди.

Я охотился. Охотился на тех, кто отнял у меня Щенка. На тех, кто забрал мою мать её крик до сих пор звенит в моих ушах, как ледяной ветер. Вы берёте. Вы всегда берёте. Это всё, что умеют делать вонючие, пустобрюхие твари вроде вас.

С каждой луной вы становились мягче. Слабее. Лёгкой добычей. Но не менее жестокими. О нет. Ваша жестокость только росла. Вы запираете меня здесь, как последнего зверя, и удивляетесь моей ярости? Удивляетесь, почему я рву на куски ваших смотрителей?

Теперь вы знаете. Всё из-за Щенка.

И вот что я вам скажу: я перестану. Перестану рвать ваших людей на части... если вы вернёте Щенка. Представьте его одного во тьме, среди голодных тварей. Эта мысль сводит меня с ума. Вот почему я убиваю.

Так что найдите его. Приведите ко мне. И я обещаю обещаю! больше не буду злиться.

Верните его.

Пожалуйста.

Мне так его не хватает.

~

Оригинал

Телеграм-канал для удобства

HIPAA — порой эти правила душат теснее удавки. Не высказаться о пациенте? Настоящая пытка Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост
Показать полностью 1
121
Creepy Reddit

В секретной тюрьме 6 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Если мы поддадимся, то Жадность поглотит нас всех

В секретной тюрьме 6 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Если мы поддадимся, то Жадность поглотит нас всех Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост

В моменты, последовавшие за нашей волнительной близостью с Таллулой, женщиной, олицетворяющей «Похоть», я с усилием глотала бульон «Медового человека» и чувствовала, как все мое тело покрывается тошнотворным налетом, который возникает после употребления масла из печени трески. Каждая частичка моего существа изнывала от тошноты и изо всех сил пыталась не выплеснуть содержимое желудка.

Но любой хороший пожиратель грехов знает, что не стоит портить хороший ритуал.

Бак увидел, что я сопротивляюсь, и взял меня за руку, пока охранники входили внутрь, устремляясь по обе стороны плексигласа: один - чтобы проверить нас, другой - чтобы поднять с пола на импровизированные носилки гигантскую фигуру Таллулы. Хотя даже отсюда было очевидно, что этой конструкции недостаточно, чтобы выдержать ее тело.

– Эй, Нелли. Посмотри на меня. - Он говорил мягко, и я почувствовала, как желчь поднимается вверх, но не смотря на это сделала, как он сказал. Я смотрела на него, казалось, несколько минут, его спокойное поведение успокаивало, кислота в груди боролась, но все же утихла, когда Бак положил руки мне на плечи и поцеловал в лоб. Когда он отстранился, дыхание его было горячим, а вид болезненным, но он быстро пришел в себя.

– В любой момент, когда будешь в таком состоянии, просто обопрись на меня, хорошо? Я твой защитник. Для этого я здесь. Ну... - он бросил взгляд на сборник на столе, перелистнул страницу с новостным репортажем о «Медовой женщине из Юты» и отвернулся, на его лице появилась хитрая ухмылка, от которой я растаяла. - Это новая глава для старой книги. Мама Макгроу не обрадуется, если я не закончу ее в ближайшее время!

Встав, я взглянула на книгу. Его мать была матриархом клана Макгроу, старой и могущественной группы криптозоологов, которые веками охраняли берега Великобритании от угроз как извне, так и изнутри страны, существ старше любого здания, могущественнее любого короля и мудрее любого старейшины. Работа Бака заключалась в том, чтобы обеспечить каталогизацию и заполнение страниц до его возведения в статус старейшины.

Интересно, знал ли он, чем обернется эта книга? Что она будет представлять.

Охранники вывели нас, и между нами и комнатой отдыха встал начальник тюрьмы с протянутой рукой и широкой улыбкой.

– Вундербар! Вы отлично справились, дорогой пожиратель грехов! Я был очень впечатлен, хотя и немного удивлен последствиями... Встреча прошла по плану?

– Нет. Но я никогда не знаю, как все сложится, когда начинаю. Я просто позволяю разговору течь и, как ветер в парусах, нести меня туда, куда он приведет. Но сейчас я просто хочу спать. Было бы здорово узнать, кто она такая, прежде чем идти сюда. Знать что мне нужно... поглотить.

Если начальник и понял мою не слишком деликатную просьбу, он со знанием дела проигнорировал ее.

– До следующей встречи с заключенным № 6572 осталось около 12 часов, но я должен предупредить вас... история этого заключенного еще неприятнее, чем предыдущего. Они молоды, но не принимайте эту молодость за наивность. По сравнению с ними заключенный № 4822 кажется совсем невинным щенком.

– Почему мне кажется, что вы будете говорить это перед каждым интервью?

Глаза Нестора сузились, а Эдгар закричал, хлопая крыльями, когда начальник тюрьмы зашагал рядом с ним.

«ХРАНИТЕЛЬ ТРУПОВ. ТРУПОЕД. БЕЖАТЬ!»

Начальник внимательно посмотрел на него и широко улыбнулся, на его ликующее лицо вернулось радушие.

– Я делаю это потому, что я это делаю. Это нелегкая задача, и я зря потратил бы ценнейший ресурс, если бы сразу отправил вас к Дер Вульфу. Вместо этого вы пройдете то, что я считаю наиболее подходящей кривой сложности. Так уж получилось, что это #6752. Я перешлю вам кое-какие бумаги, чтобы вы просмотрели их, но я бы предпочел, чтобы эту информацию знали Бак и человек-птица. Чем меньше Пожиратель грехов знает, тем лучше.

– Почему? Думаете, я не справлюсь? Это вы вызвали меня сюда, надзиратель Лейхенберг. - Я устала и к тому же была оскорблена. Он покачал головой и вздохнул.

– Это потому, что вы явно слишком много сопереживаете. Пожиратель грехов берет на себя бремя грешника навсегда. Я хочу, чтобы вы пережили это, и не оказались полностью раздавлены. Вы - последний пожиратель грехов, и мы должны помнить об этом. К тому же, что это будет за надзиратель, если я позволю гостю умереть в своей тюрьме?

С этими словами он щелкнул пальцами, и мужчины последовали за ним по пятам, проталкивая частично скрытое тело Таллулы в коридор и убирая его с глаз. Войдя в комнату отдыха, я рухнул на кровать, изнемогая от усталости.

Из-за поездки и мыслей о том, что она сделала, все тело сковала смертельная усталость. Я не испытывала такого изнеможения со времен первого сеанса поедания греха, который состоялся около 10 лет назад.

Проваливаясь в сон, я слышал приглушенные голоса Бака, Нестора и иногда Эдгара, обсуждавших лежащие перед ними бумаги. В их голосах звучали отвращение, озабоченность и тревога. Я слышала, как они прикрепляли что-то к доске и произносили такие фразы, как «сшитый», «неправильно сформированный» и «урод», но больше ничего, поскольку глубокий сон завладел мной.

Именно тогда я увидела такой знакомый, повторяющийся сон. Ночь, когда меня забрали из дома и отдали на попечение бабушке и дедушке.

В ту ночь я поняла, что я пожиратель грехов.

Мама приготовила жаркое и смотрела передачу о природе с Дэвидом Аттенборо. Мне нравился его голос, и до сих пор нравится. Его успокаивающий тембр и любовь к природе нашли отклик во мне, проводившей время, каталогизируя жуков на заднем дворе и мечтающей о том, как однажды отправлюсь в великое приключение, чтобы найти невыразимые тайны и существ.

Помню, как я смотрела на нашу подъездную дорожку, ведущую к главной дороге, граничащей с лесом. Мама работала лесничим, и ей регулярно приходилось уезжать на вызовы. Иногда это был инцидент с животным, когда олень врезался в машину, иногда - небольшой лесной пожар или придурковатые подростки, запускающие фейерверки.

В этот раз все было по-другому. В ее голосе звучала паника, она схватила ключи и велела мне запереться и не трогать духовку, так как она вернется через 30 минут.

После этого наступает время ожидания. Так всегда бывает. Но я помню фиолетовое свечение с поляны, громкий звук и обжигающую горячую боль, заполнившую грудь.

Затем я увидела лицо, нависшее надо мной, перевернутое вверх ногами, с искаженными чертами, и оно наклонилось ближе. После этого я проснулась в холодном поту.

Но на этот раз я увидела нечто новое. То существо из аэропорта. Черты лица стали еще более ужасающими, когда оно наклонилось ко мне, запах его греха обволакивал нос и заставлял глаза слезиться.

Запах гниющего трупа.

Оно улыбнулось и снова протянуло шишковатые пальцы, на этот раз медленно опустив одну цифру в свой гротескный кулак.

7.

***

Проснувшись, я увидела, что свет приглушен, Бака нигде не было видно, как и его книги. Нестор сидел на кресле напротив, не сводя с меня глаз и прижимая к себе спящего Эдгара. Когда ворон не выкрикивал ругательства или не был занудой, он был просто очарователен. Маленький черный пушистый малыш покоился в его объятиях.

– Ты знаешь, что я нашел его в тот день, когда потерял все? Я стоял среди тлеющих руин своего дома и нашел небольшое черное яйцо, которое, как я полагал, сгорело от пламени. Но нет, это было не так. Обсидиановое яйцо, не тронутое царившим вокруг бедствием. У меня возникло желание защитить его, особенно если учесть, что я не смог защитить их. Ворон сразу же привязался ко мне и усваивал слова гораздо быстрее, чем положено. Черт, иногда мне кажется, что его привела ко мне Леди Смерть, но это было бы слишком странно… - Он нежно погладил перья Эдгара, издающего тихие воркующие звуки.

– Надеюсь, ты знаешь о моем грехе, Нэлл? - мужчина нарушил тишину и придал комнате тяжесть, о которой я и не подозревала. Он улыбался, но чувство вины нависло над ним, словно потоп эмоционального груза.

– Да. Но не стоит так переживать. Ты принял неверное решение, и оно стоило тебе всего. Твоего любимого человека, двух твоих мальчиков, средств к существованию. Леди Смерть заключила сделку, и вот ты здесь. Твой грех состоит из нескольких маленьких частей, которые цепляются за тебя, где бы ты ни находился. Они пахнут серой и углями, а на вкус словно яблоки и слезы. - встав, я подошла к нему, опустилась на колени перед его усталым лицом и взяла его руки в свои. - Ты не плохой человек, Нестор. Я этого не чувствую, и Бак тоже. Ты защитник. Если ты прикроешь мою спину, я прикрою твою.

Эдгар зашевелился в его руках и пробормотал: «Папа. Безопасность. Папа. Любовь.». А затем взъерошил перья. Глаза Нестора остекленели, он шмыгнул носом и кивнул в знак благодарности, а я распрямилась и пошла перекусить, отчаянно пытаясь избавиться от привкуса меда во рту.

– Как ты думаешь, следующий грех действительно будет таким страшным, как утверждает надзиратель? - спросил он, взглянув на часы, до начала встречи оставалось три часа.

– Думаю, если бы надзиратель хотел нам солгать, он бы попробовал что-нибудь посложнее. Так что да, я ничего не исключаю. - вздохнув, сделала долгий глоток ромашкового чая, аромат которого помог избавиться от дурноты, а вкусовые рецепторы послали ощущение благодарности.

– Но надо думать, что парню с кличкой «трупы на горе» не стоит доверять.

***

Мы сидели и ждали заключенного, выполнив все те же процедуры, что и раньше. На этот раз в воздухе витало чувство предвкушения и страха. Не только из-за того, как прошел предыдущий раз, но и потому, что Нестор и Бак знали что-то, чего не знала я. Что-то, что они отчаянно хотели раскрыть под пристальным взглядом Надзирателя.

Но их убивала необходимость скрывать это сейчас.

Закатав рукава, я глубоко вдохнула. С той стороны плексигласа послышался звук, будто кого-то ввозят на каталке. В отличие от каталки, на которой увезли предыдущего заключенного, это было кресло-каталка с ограничителями. Человек снова был скрыт за слабым освещением.

– Могу я узнать ваше имя, прежде чем мы начнем? Оно слишком неформально по сравнению с присвоенным вам номером.

Фигура склонила голову набок и подняла руку в приветственной форме, прошептав что-то, прежде чем ответить нам.

– Имена - могущественная вещь. Пока что вы можете обращаться к нам как к Эмаросе. В нас заключено все прекрасное. – Они наклонились вперед, жидкие каштановые волосы пробились сквозь тень и позволили нам взглянуть на их владельца. – А ты - наш пожиратель грехов. Самый лучший. У нас есть грех, который мы хотим изжить из себя. Это единственное, чего мы не хотим.

– Хорошо, для этого я и пришла, Эмароса. Расскажи мне, как появился ваш грех. Что его сформировало?

– Мы рано поняли, что жаждем большего, чем позволяют наши средства. Родившие нас люди делали все возможное, принося скудные подношения, мимолетные причуды и безделушки, которые в конечном итоге ничего для нас не значили. Мы стремились к большим вещам. Мы хотели ВСЕГО. Но мы были молоды, слабы и не могли сделать это самостоятельно. Мы слушали и ждали, пока не повзрослеем настолько, чтобы начать восхождение.

– Слушали? Кого? - Я решила быть посуровее, их манера говорить от третьего лица утомляла, хотя и была увлекательной. Они откинулись в кресле, их тело дрожало от возбуждения. Не иначе как Таллула.

– Нашего спасителя. Одного из наших путеводных огней - Молоха.

В комнате раздался гул. Из углов потекло мягкое тепло, и я увидела, как вокруг спинки кресла Эмароса начинает распространяться красная дымка.

– Ханаанский бог? Тот самый Молох? - Бак пролистал свою книгу, положил палец на статью и пододвинул ее ко мне. Изображения детей, брошенных ему в живот, кричащих и тянущихся к отчаявшимся родителям. Из его носа валил дым. От этого зрелища стало не по себе.

– Да. Хотя он не просил совершать подобные действия от его имени. Он пришел к нам во сне в день нашего восемнадцатилетия и сообщил, что мы - сосуд, в который он однажды вселится. Но чтобы сделать это, мы должны были забирать у всех, кто нас окружает. Мы должны были... расширить свои горизонты и умения. Итак, мы отправились в путь, чтобы стать врачами и изучить инструменты этого ремесла. Это было необходимо для нашей метаморфозы. Полагаю, когда вы разговаривали с Мейкпис, она сообщила вам о чем-то подобном?

В памяти всплыли ее рассуждения о том, что мы становимся все крупнее, менее чистоплотны и отказываемся от гигиены. Не обращая внимания на накатывающую дрожь, я кивнула головой.

– У нас было нечто подобное. Разве вы не считаете, что это правильно, когда люди растут и меняются? Желать большего, чем позволяет их положение? Возможно, стремиться к большему. К тому, что есть у других. Мы не считаем это такой уж странной концепцией, люди постоянно берут у других, чтобы выжить.

Бак вмешался, а Нестор уставился на Эмаросу.

– Но вы ведь не так поступили, верно? Вы не просто брали, чтобы выжить. На самом деле, вы НИКОГДА не брали, чтобы выжить. Вы просто грабили. Вор в самом низком смысле этого слова. - Он сжал кулаки и стиснул зубы, жестом я призвала его остановиться.

– Все в порядке, все будет хорошо. Обещаю. - Прежде чем он успел запротестовать, я заговорила самым твердым голосом на который была способна, чтобы не потерять уважение Эмароса. - Ни слова больше.

Он откинулся в кресле, его плечи опустились под тяжестью этих слов, и он сосредоточился на сборнике.

– Органы считаются жизненно важными предметами для выживания, знаете ли. Просто нам потребовалось их больше, чем обычному человеку. - Эмароса закивала, и впервые я почувствовала в их тоне нечто иное, нежели нейтралитет.

– Мне нужно, чтобы вы сели ближе, чтобы я могла вас видеть, Эмароса. Я не думаю, что мы сможем провести этот разговор должным образом, если вы будете скрываться.

Послышалось бормотание, форма сдвинулась, и заговорил другой голос, грубый и мужской, звучавший так, словно он проглотил пепельницу и запил ее бурбоном.

– Что за херня? Ты думаешь, что можешь отнять у меня что-то? Я. Владелец. Ты… Мне принадлежит ВСЁ. Я делаю то, что хочу, потому что деньги на моем банковском счете и статус, которого я жажду, делают это. Иди ты на хер. Я ни за что не сдвинусь с места!

Это обескураживало. Звуки шли из ниоткуда и совершенно не соответствовало тому отстраненному тону, который они демонстрировали до этого. Что это было?

– С кем я сейчас разговариваю? - спросила я, пытаясь разобраться в ситуации, но форма изменилась, став элегантной и закинув одну ногу на другую, она сложила руки на колене.

– О, дорогая. Ты считаешь, что у тебя есть право, чтобы обращаться ко мне? Я королева в своем доме и не разговариваю с такими ничтожествами, как ты. Я могу купить и продать тебя в мгновение ока, усекла, сучка.

Форма поспорила сама с собой, но в итоге успокоилась и покачала головой. Вздохнув, она наклонилась вперед, к свету, демонстрируя настоящий ужас.

Мне потребовалось все силы, чтобы не закричать.

Прометей наших дней. Это единственное, что пришло мне в голову в тот момент, когда силуэт разделился на два паттерна. С одной стороны волосы были вьющимися, с другой - зализанными назад. Голова была заполнена сшитыми сегментами обесцвеченной плоти, лишние глаза смотрели оттуда, где их не должно быть, два отчетливых лица смотрели на нас, в то время как несколько меньших лиц на их шее и щеках стонали в знак протеста. Слева - едва заметное мужское лицо, справа - чуть более женственное, в центре - один всеобъемлющий рот. Бесчисленные зубы и толстые черные губы, которые приоткрывались при разговоре.

Они представляли собой сплав других человеческих существ. Когда они говорили, было видно язык, который был раздвоен и расходился в разные стороны.

– Когда-то мы были двумя. Похоже, наши имена больше не имеют значения ни для кого, кроме вас. Доннел и Миллисент Картрайт. Мы знали, что наши призвания уникальны, но не подозревали, что их будет два. По одному на каждого жадного близнеца. Если у Доннела в ушах звучал голос Молоха, то у Миллисент голос Маммона, олицетворяющего незаконно нажитое богатство. Хотя для нас любое богатство, приобретенное в нашей форме, означает, что оно всегда было нашим. Увы, мы хотели большего...

Бак поискал газетную статью, но не показал ее мне. Я смогла лишь разобрать слова «похититель органов», и мои подозрения подтвердились. К этому моменту туман почти полностью заполнил комнату.

– Зачем вы украли личности людей? Зачем отнимать их таким образом? Я знаю, что жадность - это еда, деньги, власть... но почему именно это?

Эмароса на мгновение задумалась, оба лица смотрели друг на друга, прежде чем ответить.

– Величайшая власть - это власть над душой. Владеть плотью человека, владеть всем его существом. Маммон и Молох по-разному говорили нам об этом, но мы знали, что для того, чтобы подняться на следующий уровень, нам нужно заполучить определенное количество душ. Наша жадность должна была быть проверена. - Они остановились на мгновение, сомневаясь. - Нам нужно было пройти испытание. Прежде чем мы предстанем перед вами. Самой жадной женщиной всех времен и народов в не менее жадной компании.

Я почувствовала, как во мне поднимается жаркий гнев от этого заявления. Когда чудовищный убийца называет меня подобным образом... что ж, этого было достаточно, чтобы вывести меня из себя. Но я постаралась сохранить самообладание, пока Нестор и Эдгар наклонялись вперед, возможно, ожидая неприятностей.

– Я поглощаю грехи, чтобы отпустить человека. Чтобы освободить его. Это не делает меня жадной. И Бак или Нестор тоже не из вашей компании. - Я перевела дыхание, стараясь не сбиться с мысли. - Ты подводишь к греху, о котором хочешь рассказать, и каков же он?

Но Эмароса еще не закончила. Они по очереди постучали по своим головам шипастыми пальцами.

– Но ты несешь в себе все эти грехи. Такой прекрасный метод поглощения других, о котором мы никогда не могли бы и мечтать. Мистер Макгроу пытается завладеть всеми знаниями о зверях и людях, подобных нам, ради собственной выгоды. А вон тот мистер Холден потерял все из-за жадности и все равно хочет еще… - Они улыбнулись. - Мне дают столько информации, сколько я пожелаю. Мы не такие уж разные.

– Грех. Если вас не затруднит. Я занятая женщина. - Я отвечала отрывисто, мне не нравилось, что мой характер ставят под сомнение. Нестор и Бак держались изо всех сил.

В ответ раздался мягкий женский голос.

– Я начала добывать души, необходимые для вознесения. Это была нелегкая работа, но мы с братом удивительно ловко управлялись с этим делом. Мы следили за тем, чтобы у объекта было то, что нам нужно. Сначала это были деньги, еда, статус. Причина, чтобы оправдать наше дело, в те ранние дни...

Доннел вмешался.

– Но в конце концов ты понимаешь, что это не имеет значения. Все это не имеет значения. Наша судьба - забрать, и мы забирали. Каждый из них служил великой цели, вплетаясь в нашу сущность и становясь частью нас. Мы сжигали то, что нам было не нужно, служа Владыке Молоху.

– И лорду Маммону, да. - заметила Миллисента, чей голос дрожал от волнения. - Но мы знали, что потребуется еще большая жертва. Особенно когда наша любящая семья узнала наш секрет. Одна из наших игрушек проснулась и сумела сбежать из подвала. Папа не успел и глазом моргнуть, как Доннел забил его до смерти. Я набросилась на маму, кипятком из чайника сожгла ее плоть, а сковородкой проломила мягкий череп.

Туман был почти сплошным и в нем виднелись две фигуры: слева - огромный бык с ногами человека и хвостом скорпиона, справа грузный мужчина в золотой короне и множестве украшений, с обнаженным нутром и улыбкой на широком лице.

– Мы позаботились о том, чтобы братья и сестры не сильно пострадали. Но нас поджимало время, и оба голоса постоянно звучали в наших ушах. Мы не могли оставаться в стороне от семьи и друг от друга. Поэтому, когда у нас оставалось время, мы в последний раз испытали свои способности.

Еда начала заполнять стол стоящий передо мной. Тарелки с мясом, идеально приготовленным. Аромат бекона и яиц наполнял воздух. Но я не была голодна.

– Они так кричали, что кровь шла из ушей. Мы усердно трудились над тем, чтобы как можно лучше разделаться с ними, прежде чем впустить их в себя и соединить в прекрасную форму, которую ты видишь сейчас. Эмароса - это состояние нирваны, которого мы надеялись достичь, прежде чем встретиться с тобой, нашим богом жадности.

Когда туман рассеялся, Эмароса поднялась со своего места на очень хрупких ногах, четыре колена грозили подкоситься, и эта огромная масса плоти и конечностей сделала неуверенный шаг к плексигласу, положив на него одну из своих рук. Эта рука душила, резала, рвала и разрывала на части невинных людей. Забирая их органы, кости и плоть. Забирая все, что им нужно.

Это действительно была рука жадности.

– Мы сожалеем лишь о том, что не смогли взять больше. Ведь это наше право по рождению. Но нам было велено рассказать о своих делах и обнажить свои грехи. Что мы и сделали. Теперь мы переходим к последней фазе трапезы.

Они убрали руку, пока мясо продолжало появляться на столе, Нестор приподнялся в желании поддержать стол, чтобы тот не опрокинулся. Но я помотала головой. Это был заключительный этап.

– Это вознесение... что это такое? Что оно означает? - Я знала, что это, возможно, мой последний шанс спросить их, а еще мне стало жутко от того, что знала, к чему приведет окончание этого разговора. Они улыбнулись, на головах появились выражения радости.

– Это значит, что мы поглотим все. Ни один лучик света не останется вне нашей власти. Так написано. Удачи, миледи. Она понадобится вам на предстоящем пути. Не представляю, как трудно будет такой жадной особе, как вы, пожертвовать чем-либо... но вам придется это сделать, прежде чем миссия будет выполнена.

Туман окончательно рассеялся, две фигуры подошли к Эмароса, которая каким-то образом возвышалась даже над ними.

Молох опустил на лицо Доннела пару огромных, как наковальня, кулаков, а Маммон положил ярко-красные мускулистые руки на Миллисент.

Затем, без предупреждения, они потянули.

Крики были неистовыми, каждое лицо и лоскутное тело вопили во всю мощь своих легких. Медленно кожа отделялась от тела, и двух соединенных воедино людей растаскивали по углам, а внутренности Эмароса просто падали на пол в груду плоти с противным влажным хлюпаньем.

Доннела толкнули в открытое огненное брюхо Молоха, крики вырывались из его рта и носа, а красные глаза сверкали.

Миллисенту поставили на колени перед Маммоном, который раскрыл свои чудовищно огромные челюсти, обхватил ее за талию и откусил верхнюю половину, струйка крови окрасила плексиглас, а он продолжал пожирать остатки, брыкающиеся в знак протеста или, возможно, даже от радости.

Бак и Нестор бросились вперед, чтобы остановить меня, но я знала, что должна все съесть. Без этого ритуал был бесполезен. Закрыв глаза, я просто откусил кусочек. Окружающая суматоха ушла на второй план. Первый укус был мягким, немного крови вытекло и испачкало мой подбородок, мясо было нежным и таяло во рту. После Медового человека это была амброзия. Я принялась откусывать больше, яростнее и прожорливее, стараясь очистить тарелку как можно быстрее, желудок растягивался, чтобы вместить все, что в него закидывала... но я не ощущала ни сытости, ни даже вздутия. Как будто еда просто испарялась при глотании. Я наслаждалась, но едва сделав паузу, чтобы отдышаться, поняла, что это не только не настоящая еда, но и то, что я задыхаюсь. Жесткое, грубое мясо заполняло мое горло и обжигало ноздри. Густой неподатливый жир облепил зубы и въелся в горло, заполнив носовые пазухи и даже заставив глаза слезиться.

Вкус... он был ужасен. Но не так сильно, как ощущение клокотания в горле, когда я изо всех сил старалась сглотнуть, а оно сопротивлялось и казалось маленьким яйцом, которое я решила съесть одним махом. Клянусь, я чувствовал, как оно давит на меня, когда мое тело извивалось и отчаянно пыталось протолкнуть его дальше. Я была полна решимости закончить, я не могла потерпеть неудачу.

И только когда Бак оттащил меня, а Эдгар опустился на землю и уставился на меня с воплем «Мясо. МЯСО. Вкусное мясо!», я поняла, что происходит.

На тарелке с мясом лежали не стейки. Это была не курица и даже не что-то близкое к ней. Когда Бак стал бить меня по спине, пытаясь помочь мне выплюнуть мясо, я его проглотила и почувствовала, как что-то с железным привкусом упало в желудок.

На тарелке лежало одно человеческое сердце, все еще слабо бьющееся, и небольшая лужица крови вокруг него.

Я только что съела то, что олицетворяло целое семейство.

Заключенный № 6527: Доннел и Миллисент Картрайт. Известны под общим прозвищем «Эмароса».

Грех: жадность.

Еда: стейк... Семья Картрайт.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЗАВИСТЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
220
Creepy Reddit

В секретной тюрьме 7 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Похоть может оказаться удушающим опытом

В секретной тюрьме 7 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Похоть может оказаться удушающим  опытом Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост

Пожиратель грехов - человек, который съедает ритуальную пищу, чтобы духовно взять на себя грехи умершего человека.

Если бы все было так просто.

Меня зовут Элеонора Локвуд, но вы все можете звать меня Нэлл. Я не называю поедание грехов своей работой или чем-то подобным. Просто это причина по которой я существую.

Моя бабушка Эфа Локвуд была одной из последних в Уэльсе, кто продолжал эту практику. Не имея ни матери, ни отца и не желая иметь собственных детей, я, будучи единственным потомком, взяла на себя ответственность и продолжила это дело.

Но я буду последней, это точно.

Люди утратили связь с этой стороной мира: традициями давно минувших дней, уважением к старым устоям и ритуалам, которые маленькие города и деревни предпринимали, чтобы защитить свои общины от заблудших душ, невидимых ужасов и ночных тварей.

Когда Эфа познакомилась с моим дедушкой Аджани, иммигрантом с Ямайки, он привез с собой истории о проклятиях Вуду, известных как Обэя. Традиции, хранившиеся веками, и важность уважения своих родственников через практику. Но мир менялся, и, когда я достигла совершеннолетия, то поняла, что мне нужно взглянуть на мир шире, чтобы продемонстрировать наши семейные тайны.

Тогда-то я и наткнулась на Стерджен. Город, в котором есть бар, обслуживающий нуждающихся, город, где в каждом отеле на каждом этаже есть физические невозможности, город, где мертвых переправляют на гидросамолетах и где монстры встречаются с мастерами боевых искусств на турнире кошмаров.

Но то, о чем я хочу рассказать вам сегодня, уходит далеко, очень далеко от этого. За пределы Стерджена и оказывается в тюрьме строгого режима в центре самого опасного места на Земле - Бермудского треугольника;

Я - Последний Пожиратель Грехов. И это моя история.

***

«Мисс Локвуд, мистер Макгроу;

Срочно требуется ваше участие в удовлетворении последних просьб наших заключенных из камеры смертников. Более подробная информация будет предоставлена после вашего согласия, а также будут приняты меры, чтобы доставить вас на место в течение 48 часов. Просто наберите прилагаемый номер, и мы организуем все остальное.

С нетерпением жду вашего звонка.

С уважением, Надзиратель Лейхенберг»

Бак откинулся в кресле и лениво потягивал виски, пока я дочитывала.

– Ты собираешься ехать? Черт, почему я вообще спрашиваю? Конечно, собираешься. - Он выпил все одним глотком и, вздохнув, встал во весь рост и выгнул спину. Это был крепкий мужчина лет тридцати, с накачанными мышцами и густой черной бородой, скрывавшей точеную челюсть и пронзительные зеленые глаза. Бак был таким же суровым, как и все остальные, но более спокойным и терпеливым, чем большинство мужчин в три раза старше его. Он никогда не осуждал, не пытался говорить за меня или указывать, что мне делать. Он уважал меня как равного, и за это я восхищалась им еще больше.

– Интересно, что за чертова тюрьма находится в самом центре такого места, и как туда вообще можно добраться, не попав в катастрофу и не сгорев? - размышляла я вслух, записывая номер и подходя к стационарному телефону в нашем офисе. Мы уже несколько лет работали как деловые партнеры, беря на себя странную работу, связанную с «необычными объектами и происшествиями», за которые никто не брался. Бак называл нас «детективами кошмаров», я же - учеными, которым недоплачивают за хлопоты.

– По-моему, вполне логично, особенно если слухи об этом месте правдивы. - Бак погладил бороду, полистывая книгу, которую взял с большой полки. - О тюрьме Темпеста ученые говорят лишь вскользь, как о месте, где содержатся самые проблемные личности в истории. Не серийные или политические убийцы, а монстры, которых история изо всех сил старается стереть со страниц... Если мы туда попадем, это будет тяжелая поездка… - Он захлопнул книгу и улыбнулся, отчего мое сердце заколотилось.

– Звучит как чертовски интересная охота, я в деле.

Один тайный звонок спустя, мы были собраны и получили инструкции по встрече с грузчиком в аэропорту.

– Caracossa Airways, ты ведь уверена в этом? - спросил Бак, уткнувшись лицом в блокнот, который он штудировал в течение нескольких недель, предшествовавших получению письма от надзирателя. Говорил, что это его «величайший научный проект», но ни разу не показал мне ни единой записи из него.

– Да, они сказали, что нас будет встречать парень с вороном. В Стерджене трудно его не заметить, верно? Даже гуляя с таким пародистом Индианы Джонса, как ты! - Я хихикнула, игриво ударив его по руке, а другой рукой пробежалась по плейлистам на моем iPod. Никогда не могу расслабиться в поездке без хорошей музыки.

– Говори за себя: ты одеваешься и ведешь себя так, будто изо всех сил пытаешься стать следующим Ван Хельсингом. Пусть даже валлийцем и женщиной.

– И с волосами получше. - Я решительно отмахнулась от него, и мы оба рассмеялись, а беспокойство, вызванное морем людей, проносящихся мимо, улетучилось.

Из толпы вышел высокий мужчина в черном одеянии и с перевозбужденным Вороном на плече, который трепал его волосы и кричал «МОЗГИИ».

– Черт, Эдгар, я же говорил тебе остыть! - шипел он, протягивая палец к птице в знак предупреждения, но та лишь недоуменно наклонила голову, а затем укусила его и взвизгнула от восторга.

– СВЕЖАТИНА! СВЕЖАТИНА! - завопил он.

– Вы, должно быть, Локвуд и Макгроу, я вас за милю заметил. Добро пожаловать в «Caracossa Airways». Я - Нестор Холден, а эта маленькая прелесть - Эдгар. Мы будем вашими проводниками до тюрьмы Темпеста. У вас есть все необходимое? По пути мы не будем делать остановок, и мне поручено помогать вам всем, чем смогу, когда мы прибудем на место.

– СЫРОЙ И ШУМНЫЙ! СЫРОЙ И ШУМНЫЙ! - закричал Эдгар, когда Нестор щелкнул пальцами перед ним.

– Что мы говорили о грубом поведении на публике? - прошипел он.

– ТОЛЬКО ВЕСЕЛЬЕ! - Торжественно ответил Эдгар, опустив голову, а я и Бак захихикали, хватая свои сумки.

– Да, кстати, мне сказали передать вам это перед вылетом, держите это при себе все время. Это амулет, помогающий отгонять негативную энергию или что-то в этом роде, мой босс Л. Д. сказал, что его обязательно нужно передать вам.

Он протянул каждому из нас по оберегу. Они были старыми и вырезанными вручную, оба изображали хрупких людей с костлявыми руками, держащими толстый капюшон в вечном состоянии между поднятием и опусканием, и невозможно было понять, поднимают они его или опускают, но глаза были скрыты.

Это встревожило меня, но я убрала его в карман, как и Бак, и мы пошли.

На долю секунды, когда мы проходили через терминал, я заметила что-то периферийным зрением: худое, бандитского вида существо выглядывало из-за бетонной балки, торчащей из пола. Маленькие черные глаза, светящиеся биолюминесценцией, были устремлены на меня, а по вытянутым губам стекала слюна, шишковатые пальцы неловко хрустели, пока он не вывел в моем направлении число. Число, которое с того дня станет синонимом всей моей жизни.

Число 8.

***

Поездка была... интересной, если не сказать больше. Наш пилот пребывал в состоянии перманентного опьянения, изрекая слова лорда Альфреда Теннисона, пока вез нас через каменистые берега и мрачные чернеющие небеса. У меня была включена музыка, и будь я проклята, если она не была атмосферной, когда зазвучал вступительный рифф.

Когда я выглянула в иллюминатор, а Бак рядом со мной яростно храпел, у меня отвисла челюсть от открывшегося зрелища.

Там, где океан был спокоен, а ветер еще более спокоен на протяжении всего нашего путешествия, теперь нас встречал сильнейший шторм. Резкие порывы ветра били в окно, приводя океан в бешенство и злобно обрушивая на самолет шквалы пенящейся зеленой жижи, тщетно пытаясь остановить наше приближение.

«Сморщенное море под ним ползет; он смотрит со своих горных стен, и, как молния, он падает!»

Пилот запел по внутренней связи, резко уводя самолет на снижение, и с хрустом отправляя все еще храпящего Бака головой вперед. Эдгар завопил.

«МЫ ВСЕ УМРЕМ! МЫ ВСЕ УМРЕМ!»

– Эдгар! Не обращайте на него внимания, с нами все в порядке. Заход нормальный, для такого места… - Нестор держал руки скрещенными, сидя напротив меня в зоне стюардесс, бросив взгляд наружу, когда яркий свет начал заполнять иллюминаторы. - Взгляните. Это ваш новый дом на ближайшую неделю.

Бак пробудился ото сна как раз вовремя, чтобы мельком увидеть внушительное сооружение, ожидавшее нас, когда самолет выровнялся при заходе на посадку.

Круглая конструкция высотой в несколько тысяч футов возвышалась над морем, потоки воды стекали с вершины овального основания в океан, несколько посадочных площадок стали видны. В центре сооружения находилась толстая стальная труба, уходящая куда-то в глубь.

Вокруг тюрьмы дули сильные ветра, разбивались волны, и на многие мили вокруг царила тьма.

Если бы кто-то захотел сбежать, он не обнаружил бы никакого варианта спасения, выбравшись за стены тюрьмы.

Нас обступило море охранников, позади которых возвышался импозантный мужчина. Черный плащ и зонт с узором в виде голубых цветков вишни. Он приветственно помахал рукой, когда мы вышли из самолета, и рука в кожаной перчатке с огромным энтузиазмом сжала мою руку.

– Добро пожаловать в мой личный Тартар! Нравится ли вам моя обитель? - С гордостью глядя на меня, он вытянул руки и покрутился вокруг себя. - И все это только для того, чтобы худшие из худших не выбрались наружу. Раздавить их надежды и мечты под моим стальным каблуком…

– Вечно у власти оказываются эксцентричные ребята, не так ли? - пробормотал Бак, подкалывая меня. - Да ладно, подыграй ему. В конце концов, это его королевство.

С этими словами Бак шагает вперед, не обращая внимания на дождь. Он крепко пожимает руку Надзирателю, а затем жестом подзывает меня.

– А, вы, должно быть, наш почитаемый Пожиратель грехов! Я никогда не видел того, что делают такие, как вы, вблизи и лично, но я буду гордиться тем, что вижу, как это происходит с нашими заключенными, если это означает, что они будут страдать чуть больше...

Моя бровь непроизвольно приподнялась, начальник тюрьмы заметил это и тут же защитно поднял руки.

– О нет, не принимайте меня за садиста! Я просто хочу, чтобы моя работа была выполнена должным образом. Это плохие, плохие создания. Я даже не решаюсь назвать их людьми за то, что они сделали. Каждый из них совершил преступление... э-э, «грех», если хотите, настолько вопиющий, что сам Бог скорее плюнул бы на собственного сына, чем допустил бы хоть одного из них в королевство Элизиум.

– Вы религиозный человек, мистер Лейхенберг? - спросила я. Мы с Баком последовали за ним к центральной башне, соединявшей вход с главной тюрьмой, Нестор и Эдгар шли позади, в то время как пилот хрипло засмеявшись собрался улетать обратно.

– А вы нет, мадам Локвуд? В мире, где творятся такие ужасы, как в нашем заведении, нужно иметь что-то, за что можно уцепиться, что позволяет верить в существование правды, справедливости, наказания и воздаяния. Баланс для всего сущего - так считали греки.

Я тряхнула головой, когда мы вошли в лифт. Двери начали закрываться, предоставив нам возможность в последний раз на предстоящую неделю взглянуть на внешний мир.

– Если бог и существует, то он давно закрыл глаза на нашу борьбу. Что бы здесь ни происходило, теперь все зависит от нас. Я просто вношу свою лепту в этот процесс.

Бак вздохнул, Нестор покормил Эдгара, чтобы тот успокоился, пока мы спускались, внутри лифтовой шахты полностью состоящей из стали.

Но через мгновение перед нами открылся вид на огромную тюрьму - зону общего содержания. Тысячи заключенных, некоторые из которых были людьми, а другие... ну, монстрами в самом буквальном смысле этого слова. Все они были одеты в бирюзовые комбинезоны и либо собирались в группы, либо выполняли работу для офицеров, либо занимались спортом. Когда мы подошли ближе, стало очевидно, что это здание гораздо больше и глубже, чем я могла себе представить.

– В нашей тюрьме содержится 7 000 заключенных с самым разным прошлым, преступлениями и происхождением. Наша задача - следить за тем, чтобы они не выбрались и не устроили еще больший хаос наверху. Я бы рассказал вам о них подробнее или даже провел бы экскурсию, но, увы, мы здесь не по их душу… - Лифт продолжил движение, а мы снова погрузились в темноту, если не считать нескольких лампочек, заливающих все вокруг красно-фиолетовым светом.

– Ваша тюрьма... весьма большая, Надзиратель. Я впечатлена. Сколько легендарных чудовищ у вас здесь заперто? Я бы с удовольствием каталогизировала некоторых из них для сборника...

Начальник, казалось, на мгновение задумался, прежде чем вежливо покачать головой.

– Ах, приношу свои извинения, но в вашем расписании нет такой возможности. Каждый сеанс будет... сложным и займет у вас целый день. А их семь, и я не хочу тратить лишнюю энергию. Но я горжусь структурой, в которой размещены эти люди. С тех пор как я занял эту должность, у нас стало гораздо больше благодушных преступников и гораздо меньше смертей! - Он возбужденно захлопал в ладоши, когда мы остановились перед единственным белым коридором.

– Знаете, я никогда не думал, что получу работу своей мечты к 34 годам, но вот мы здесь! Странно, как устроен мир, правда?

Он провел нас к импровизированному офису. Здесь были кровать, кушетка, торговый автомат и исследовательская зона.

– Это ваше рабочее место, мы обеспечим вас всем необходимым, а все дополнительные удобства будут предоставлены при сопровождении эскорта. Ваш первый заключенный уже ждет.

Положив свою мокрую одежду и багаж на пол, я недоверчиво уставилась на него.

– Сейчас? А как же информация о нем или о ней?

Улыбка пробежала по лицу Надзирателя, плечи ссутулились. Мужчина не был угрожающим, но его рост в сочетании с властью, которой он обладал, делали его вид грозным.

– Я хочу проверить, насколько хороши ваши навыки. И ваши тоже. - Он посмотрел на Бака, который ухмыльнулся в ответ, но за этим явно скрывалась обида.

– А что насчет меня? Мне нужно испытание? - спросил Нестор.

– Нет, ты телохранитель. Пока ты защищаешь их, думаю, у нас не возникнет проблем. Даже если мне не нравится твой... питомец.

Эдгар наклонил голову в сторону надзирателя, и пронзительно закричал: «ВКУСНЫЕ ГЛАЗКИ! ВКУСНЫЕ ГЛАЗКИ!». И рассмеялся, пока Нестор ругал птицу.

– Полагаю, сейчас самое подходящее время. Пойдемте.

С этими словами он провел нас по длинному коридору, через единственную запертую дверь и вывел в своеобразный центр для посетителей. Несколько охранников стояли на посту и проверили нас на наличие контрабанды еще до того, как мы ступили в зону допроса.

– Добро пожаловать, Надзиратель. К кому сегодня пожаловали наши уважаемые гости?

– Камера 2, офицер Митчелл. Заключенный № 4822.

Он протянул нам ручку для подписи и кивнул, после чего зажужжали ворота, пропуская нас.

– Помните, если вас поймают, мы не будем вести переговоры. Ни на что и ни на кого.

Нестор улыбнулся, когда мы прошли в комнату для допросов.

– Если я их подведу, они все равно умрут.

***

Камера для допросов была, мягко говоря, странной. Она казалась отгороженной от остальной части здания, словно карантин. Небольшой стол с четырьмя стульями встретил нас, окно из толстого плексигласа тянулось по всей длине дальней стены, по другую сторону - полная темнота.

– Заключенный скоро прибудет. Я буду наблюдать из своего кабинета, но справа от стены есть кнопка, если что-то пойдет не так. Я поговорю с вами после того, как вы закончите. Удачи, фрау Локвуд! - Он сделал паузу, пока дверь оставалась открытой, словно раздумывая, стоит ли говорить что-то еще. - Не обольщайтесь на ее счет, внешность может быть... обманчивой.

С этими словами дверь захлопнулась, и наше первое интервью началось.

На мгновение в комнате воцарилась тишина, словно ожидая, что кто-то начнет. Бак сидел с открытым сборником наготове, маленький микрофон был подключен к диктофону, Нестор прислонился к стене и развлекал Эдгара.

Я обратилась к ней, надеясь получить ответ.

– Надзиратель назвал вас заключенным № 4822, но я надеюсь, что у вас есть более подходящее имя. Никогда не была поклонницей сложностей. Я мадам Нелл Локвуд, человек, которого вы все просили прийти сюда ради ваших э-э-э... грехов. Вы здесь?

Что-то сдвинулось в темноте. Объемная, волнистая фигура, которая начала хрипеть и кряхтеть, двигаясь вперед.

– Да. Я здесь, мэм. Меня зовут Таллула Мейкпис. Спасибо, что пришли.

Я почувствовала... что-то. Я не была уверена, что именно, но старалась продолжать, пытаясь найти естественный ритм - сеанс не удастся, если мы не начнем с хорошей ноты.

– Зачем вы позвали меня? Насколько я понимаю, никто из вас особо не сожалеет о содеянном. - Мне кажется, что неловкость уже прошла, но игнорировать ее было глупо. К ее чести, она насмешливо отнеслась к моему комментарию.

– Если я не сожалею, это не значит, что грех не должен быть смыт. Может, это заставит меня почувствовать раскаяние, кто знает... Я знаю, что поступила неправильно, но это было сделано ради великой цели, вот увидите.

– Вы знаете, что я делаю? Как я это делаю? - Задав вопрос, я услышала как фигура хмыкнула и захихикала, прежде чем ответить.

– Да, я знаю, дорогая. У меня много грехов, но именно ранние... те, из-за которых я угодила в этот металлический гроб, требуют, чтобы я сняла с себя ответственность. И, Боже, неужели я смогу легче дышать!

Она рассмеялась, и у меня создалось впечатление, что она стала еще тяжелее, даже под покровом темноты. Но вместо того чтобы заставить ее двигаться дальше, я сделала то, что делала всегда.

Я попросила ее рассказать свою историю.

– Все началось, когда мне было лет 11 или 12. Я была хорошенькой юной цыпочкой, скажу я вам. Носила красивые цветастые платьица, у меня была светлая кожа, и все мальчишки хотели со мной встречаться. Черт, даже девочки, но я не возражала. Мама говорила, что я ее безупречный ангел. Проблема была в том, что мне никто из них не нравился. Во всяком случае, не очень. Они были просто... рядом. Фоновый шум, который я поглощала, когда мне требовалось внимание, подарки или одолжения. Если бы на мир сбросили еще одну атомную бомбу, и я осталась бы в одиночестве, не уверена, что меня бы сильно волновали последствия. - Она хмыкнула и сплюнула на пол, прочистив горло, прежде чем продолжить.

– Однажды ночью, прямо перед Днем святого Валентина, на краю моей кровати появилось нечто. Он был высоким, мускулистым, с рыжими волосами и накачанным прессом... То есть, боже мой… - Она вздрогнула, и я почувствовала, как по моей коже поползли мурашки. - Он сказал, что его зовут Азазель и что он инкуб, посланный сюда, чтобы передать послание: я не обрела свою истинную форму, а лишь ту, которую хотели придать мне другие. Пока я не стану тем, кем, как он знал, я могу быть, как внутри, так и снаружи... что ж, мне было бы суждено быть одинокой и нелюбимой.

– И что же вы сделали дальше, Таллула? Вдохновились ли на перемены или обратилась к врачу? - спросила я, постукивая пальцами по столу, чтобы лучше понять, что за женщина передо мной.

– Врача? Сучка, ты с ума сошла? Я получила озарение от идеального мужчины, и он сказал мне, что я должна измениться. Такое нельзя просто проигнорировать... Так что я сделала то, что мне сказали. Стала больше есть, не заботилась о своей гигиене, если только родители не заставляли меня... но в конце концов они сдались. Я перестал учиться, всецело посвятив себя ремеслу совершенствования. Всего за несколько лет я набрала 150 фунтов, и боже мой... я была прекрасна. Конечно, я и сейчас такая, но когда ты видишь себя впервые, это все равно что содрать старую кожу и выйти из кокона. - Она откинулась назад, и я услышала, как кресло застонало под ее тяжестью.

Вокруг женщины начал образовываться густой туман. Побочный продукт сеанса, но ей пока не следовало об этом знать.

– Примерно в это время вы начали заманивать молодых мужчин и женщин в лес, Таллула? - спросил Бак, его глаза потемнели, а ухмылка сменилась хмурым взглядом. – Вам, наверное, было около семнадцати лет, когда вы начали, верно? Я узнал ваше имя и то, чем вы занимались.

Таллула подвинулась на своем сиденье и издала одобрительный звук, наклонившись в темноте, чтобы лучше видеть Бака.

– Боже, Боже. Как будто недостаточно было иметь здесь одного наблюдателя, у меня их целых два. Вы все помогаете мне с грехом или вы все закуски? Выглядите достаточно хорошо, чтобы съесть… - Она хихикнула и продолжила. - Когда я завершила физическую метаморфозу, Азазель вернулся ко мне и пропел на ухо, что для идеальной любви я должна быть готова отказаться от всего и пойти дальше. Забрать любовь у других.

Она почесала лицо, толстые мозоли сопротивлялись ногтям, и, клянусь, я услышала, как лопнул прыщ. Желудок скрутило, но я проигнорировала желание потерять самообладание.

– Первые несколько раз я просто говорила им, что у меня в доме есть нуждающееся в помощи животное или что я потеряла в лесу младшего брата. Полагаю, «девушка в беде» все еще популярна. Они всегда приходили, помогали мне и попадались... вот тут-то и начинался настоящий процесс. Понимаете, просто убить их было недостаточно. Смысл настоящей любви в том, чтобы унести их с собой навсегда. Забрать их жизни, взять их частичку и сделать так, чтобы она всегда была частью тебя. - Она наклонилась вперед, и мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не отшатнуться в ужасе.

Это была огромная женщина лет тридцати. 600 фунтов весом. Жир и крупные складки выпирали из ее бирюзового комбинезона и растекались по креслу. Черные волосы прилипли к голове, а черты лица были настолько утоплены в вытянутом и разжиревшем черепе, что я с трудом понимала, как она вообще что-то видит. Но этот рот... Боже мой, он был вдвое больше моего собственного. Зубы пожелтели, десны были ярко-красными, беспорядочные волоски и прыщи усеивали ее лицо, как почетные знаки.

– Говорят, что лучший мед делают пчелы. Но это не совсем так. Азазель рассказал мне о мумификации старых человеческих останков. Мужчин и женщин, которые добровольно отдавали свои тела, чтобы стать чем-то «большим». Но есть гораздо более быстрые способы сделать это... если у тебя есть направляющий голос.

Она усмехнулась, и длинный черный язык выскочил изо рта, как змея, пробующая воздух вокруг испуганной жертвы.

– Я следила за тем, чтобы ямы были глубокими, а гробы - идеально подогнанными по размеру... Помогал дружелюбный сосед, который делал их специально для меня, если я оказывала ему... ответные услуги. Как только они падали внутрь, падение было достаточно крутым, чтобы они не могли выбраться обратно, жидкость действовала как желирующее вещество, не давая им уйти, до тех пор пока я не вернусь с остальными ингредиентами... наблюдать за тем, как они бьются, словно мухи в ловушке, всегда было безмерно приятно...

Она застонала, и волосы встали дыбом. Мне все больше и больше казалось, что меня оценивают. Красно-розовый туман, наполняющий ее комнату, стремительно набирал плотность.

– Так вы превратили этих людей в... еду? - спросила я, стараясь не задохнуться, когда заканчивала предложение.

– Они боролись до тех пор, пока их силы не иссякали и головы не опускались под воду. Тогда я накрывала их крышкой и ждала. Мой собственный маленький сад в Эдеме... Я словно была богом на своем собственном заднем дворе. Дайте им всего два месяца, и они станут не более чем сладкой жидкостью, которая сохраняла мою молодость, красоту и бессмертие. Пока у меня был этот сладкий нектар, я никуда не собиралась уходить. Я должна была выполнить свою задачу и сыграть свою роль, так говорил Азазель. Я не могла остановиться, пока не встретила ту, в которую мне суждено было влюбиться.

– Но это ведь не все, что вы сделали? Потому что если бы это было так, мы бы уже закончили.

Туман начал приобретать форму, но еще не окончательно сформировался. Таллула неловко пошевелилась на своем месте, наконец-то проявив хоть немного эмоций, прежде чем продолжить.

– Я начала терять счет тому, скольких я кладу в эту яму. Неважно, была ли это пара, парень постарше, девушка помоложе. Неважно. Но, главное, я знала, что нужно быть умной и осторожной. Никогда никаких личных связей. Поэтому, когда Кэндис забрела сюда… - Она сделала паузу, ее маленькие глазки-бусинки налились слезами, а щеки затряслись от грусти. - Я нарушила свое единственное правило. Моей девочке было всего три года, когда она вышла поиграть. Она забрела в яму, которую я вырыла для нашей следующей жертвы, он был ее другом по играм, и если бы она просто... просто подождала еще немного...

Задыхаясь от рыданий, она закрыла лицо жирными, грязными руками.

– И после этого вы сдались? - Это показалось слишком удобным, но она кивнула, сопли стекали по ее лицу.

– Я не видела пути к своей цели и цели Азазеля без Кэндис. Моей малышки. Поэтому я сдалась и вот я здесь. Жду смерти.

Дымка уже почти полностью сформировалась, но чего-то все еще не хватало...

– Это еще не самое худшее, не так ли, Таллула? - Бак надавил на нее, и в его голосе прозвучало что-то властное. - Ты заманивала людей жалостью и сексуальными услугами, а мы должны были поверить, что у тебя были какие-то нежные чувства? Я на это не куплюсь. Я знаю, чего стоят величайшие жертвы. Кэндис ведь не случайно забрела туда, верно?

Плач стал громче, когда Бак прижал ее.

Потребовалось мгновение, но ее манера поведения снова изменилась, и, клянусь, я никогда прежде не чувствовала себя так, как ныряльщик в аквариуме, ожидающий, когда его сожрут. Каждая клеточка моего тела призывала бежать, когда плач сменился громким смехом и громовым ударом о плексиглас, от которого я едва не выпрыгнула из собственной шкуры, так сильно она гоготала.

– О, я думала, что моя игра вас всех одурачит! Похоже, я теряю свой шарм, да?

Меня затошнило, ноздри наполнились ароматом меда, и я поняла, что мы близки.

– Нет, я сдалась не от горя. Я сделала это, потому что Кэндис была последней. Мой маленький ангел с розовым бантом, струящимися локонами и вьющимися волосами, она видела во мне бога... а я же видела в ней средство для достижения цели. Безответная любовь от дочери к матери. Она даже не сопротивлялась, когда я опустила ее в яму. Просто посмотрела на меня своими ласковыми глазами и сказала «Мама, зачем?», когда я вылила туда смесь. И вот что я вам скажу...

Таллула наклонилась вперед, от ее едкого дыхания запотело стекло, и туман вокруг нее принял форму высокого человека, одетого в рыжий мех и с мощными рогами. Желтые глаза смотрели на нее с ожидающей ухмылкой.

– Она была самой вкусной из всех. И они всегда со мной. Все они.

– Таллула, зачем я вообще здесь, если ты не боишься, что будет дальше? Зачем втягивать нас в эту грязную и отвратительную историю? - Я пыталась сдержать свои эмоции, с трудом сохраняя самообладание.

– Потому что я хотела, чтобы кто-то в последний раз взглянул на мою красоту и увидел меня, не отягощенную грехом, когда я перейду на следующий этап. Это только первая часть, и вы были моими свидетелями. И больше ничего.

Она поднялась со стула, а я едва сдерживала отвращение, зная, что через несколько мгновений мне придется поглотить ее грех. Она выгнула свою огромную спину и шею, улыбаясь нам так, словно мы были теми самыми жертвами, которых она заманила в лес, в нескольких мгновениях от их смерти.

– Рада была познакомиться с вами, рада, что вы пришли послушать мой грех. Но время не ждет. Мы с Азазелем отправляемся на божественные пастбища. Но я уверена, что когда-нибудь мы снова встретимся...

С этими словами она подошла к мужчине и страстно поцеловала его, когда он одной рукой зажал ей нос, а другой схватил за горло. Она боролась и, несмотря на свой вес и рост, не могла освободиться из его хватки. В ужасе я наблюдала, как ее сопротивление слабеет, и когда ее руки обмякли, он отстранился, сломал ей шею и позволил упасть на пол.

Его глаза просканировали нас еще раз, прежде чем Бак назвал его имя, и он исчез из комнаты в клубах дыма.

Нестор побежал к тревожной кнопке и нажал ее, завопили сирены, и по коридору загрохотали торопливые шаги. Я же сосредоточилась на заключительной части ритуала.

Некоторым пожирателям греха достаточно было поглотить грех в виде еды, унести его с собой и двигаться дальше. Но в моем случае должна быть история, причина и связь. Теперь я смотрю на конечный результат подвигов этого существа. Я знаю, что это навсегда останется частью меня.

Передо мной стояла небольшая миска, наполненная золотистой жидкостью, которая бурлила и пенилась. Я понимала, что должна съесть ее, чтобы завершить ритуал, но что-то останавливало меня. Что-то, что я увидела в бульоне и поняла, что буду жалеть о посещении этой тюрьмы до конца своих дней.

Прядь волос, завязанная в маленький розовый бантик, всплыла на поверхность и исчезла.

С закрытыми глазами и дрожащими руками я поднесла чашу к губам и сделала то, что мне было велено.

Я поглотила грех.

Заключенный: #4822 Таллула Мейкпис.

Грех: Похоть.

Еда: Медовуха.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЖАДНОСТЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
420
Creepy Reddit

Сейчас, когда Бог явил Себя миру, никто из нас не вправе умереть

Сейчас, когда Бог явил Себя миру, никто из нас не вправе умереть Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Мат, Длиннопост

Это был четверг, когда Бог явил себя всему человечеству.

День начался вполне обыденно, но где-то после полудня я почувствовал присутствие в своей груди и услышал голос в голове.

«Я вернулся - возвестил голос».

И так случилось, что все услышали этот голос, все почувствовали это присутствие, и вскоре все повыходили из своих жилищ, подняли взор к небу и увидели, что облака исчезли и на мгновение воссиял яркий свет, такой яркий, что он никак не мог быть солнечным, это было нечто иное.

И это было ясно. Чувство в наших сердцах было несомненным. Господь был реален, и он был с нами.

То, что произошло дальше, было, скорее всего, тем, чего вы ожидали.

Мир стал добрее - более сострадательным. Не в силу врожденной силы добра, захватившей нас, а скорее из-за страха перед возмездием. Мы не хотели драться, не хотели оскорблять, не хотели осуждать, потому что не знали, что произойдет, если мы это сделаем. Безопасная жизнь, с учетом последних сверхъестественных событий, была такой, в которой было больше милосердия, больше подставления другой щеки и больше притворного благодушия. Притворяйся, пока не добьешься своего,

Я следил за знаками того, какие изменения произойдут дальше. Мы все находились под бдительным оком, но, по крайней мере, казалось - и это было ошибкой, - что вмешательство всемогущего пока что было минимальным.

Каждый по-своему осознавал, что смерть осталась в прошлом.

Некоторые узнали об этом сразу, когда их близкие, находящиеся в хосписе, заметили поразительные изменения в состоянии здоровья.

Другие пропустили эту новость, до тех пор пока не установился массовый консенсус, когда ученые и эксперты пришли к выводу, что по всем известным показателям - природные катастрофы, автокатастрофы, сердечные приступы - количество ежедневно регистрируемых смертей сократилось со 160 000 в среднем до нуля.

Жизнь продолжалась, и по мере того как она продолжалась, я начал слышать слухи о том, что являло собой поклонение. В зависимости от того, с кем вы общались, в Интернете или в кругу друзей, вы слышали разные слухи, разные интерпретации.

И только когда маму призвали, я понял, что это такое. Я помню это отчетливо.

В семь часов, после ужина, мама встала со своего места в гостиной, собралась, надела пальто, подошла к полке для обуви.

– Куда ты направляешься, милая? - спросил ее отец.

– Меня призвали.

– Что, прости?

– Всевышний призвал меня для поклонения.

Я помню, каким странным показался мне этот момент. Вся жизнь приобрела оттенок нереальности с тех пор, как главный вопрос был раскрыт. Видеть, как мама направляется к двери, было и логично, и бессмысленно. Если бы это был любой другой год, мы бы подумали, что с ней что-то случилось.

– Тебя... э-э... нужно подвезти? - растерянно спросил папа.

– Господу угодно, чтобы я шла пешком, - ответила она. Затем повернула ручку и вышла на улицу.

В то время мне было семнадцать. Моему брату было двадцать. Мы оба спросили отца, стоит ли нам идти за ней. Он велел оставаться дома, а сам пошел с ней дабы разобраться, что происходит.

Он вернулся только вечером следующего дня. Услышав звук открывающейся входной двери, мы бросились вниз, надеясь застать там обоих родителей. Но вместо этого появился только отец, взъерошенный, изможденный, с угрюмым выражением лица.

Я никогда не забуду, как он смотрел на нас.

– Она стоит в поле, - сказал он. - Там есть и другие люди.

***

Прошло четыре месяца с тех пор, как маму призвали к поклонению.

За это время мы узнали кое-что еще о Божьих «вмешательствах».

«Новые заповеди», как я называл их у себя в голове, оказались следующими:

  1. Ты не можешь умереть (от болезней, стихийных бедствий и т. д.)

  1. Ты будешь призван к поклонению в свое время.

Соглашусь, что ни одна из этих заповедей не так привлекает внимание, как "Заповеди из прошлого". В конце концов, это не официальное слово Господа, а всего лишь мое прочтение.

«Заповедь 3» пришла ко мне во сне. Шучу, она пришла ко мне во время просмотра видео на Youtube.

Это было обычное видео уличной драки. Два парня на углу улицы по непонятным причинам обмениваются ударами, пока более крупный из них не берет верх, начинает причитать и кричать, затем достает нож и...

Словно лампочка зажглась в его голове, он остановился, поднялся и отстранился от своего соперника.

Парень, получивший взбучку, тоже встал.

А потом они оба просто... пошли. Одной шеренгой, с пустыми выражениями на лицах.

Так вот.

  1. Если ты попытаешься убить другого, тебя немедленно призовут к поклонению.

Таков был вывод.

Но что, скажите на милость, на самом деле представляет собой поклонение?

Однажды днем я навестил маму, чтобы лучше понять происходящее.

Место, куда она отправилась, находилось в часе езды от дома, так что в ту первую ночь она, должно быть, проделала многочасовой путь.

Я прибыл на поле, где тысячи людей стояли на равном расстоянии друг от друга - три фута во все стороны. Все они были обращены в одну сторону, головы слегка наклонены к небу, совершенно неподвижно. Совершенно неподвижно.

Казалось, я лавировал по рядам бесконечно долго. Найдя ее наконец, я почувствовал, что мне крупно повезло.

Это был первый раз, когда я увидел ее с тех пор, как она ушла. Мысленно я убеждал себя, что мне незачем было сюда приходить. В конце концов, она должна была вернуться домой со дня на день.

– Мама.

Признаться, я был малость взволнован.

К моему удивлению, несмотря на неподвижную позу и устремленные вверх глаза, ее рот шевельнулся.

– Здравствуй, солнышко.

– Как ты?

– Я в порядке. Я на поклонении.

Похоже, она была не совсем в себе.

– Мам, ты можешь двигаться?

– Я на поклонении, - повторила она.

– Но хочешь ли ты вернуться домой?

Мягкость ее тона не изменилась, но было похоже, что она наделяет свои слова каким-то подтекстом. Пыталась сказать что-то большее.

– Я не могу, родной. - И затем, еще более четко проговаривая слова, - Я думаю, тебе стоит отправиться домой. Возможно ты еще вернешься.

– Но...

– Домой. Поезжай сейчас же, дорогой.

Затем я сказал ей, что люблю ее, и пошел через толпу собравшихся, расположившихся так безупречно. Как на шахматной доске - у каждого было свое место. И мест было много, очень много. Настолько много, что впору было задуматься, какие места однажды займу я сам, мои друзья, папа, старший брат и все, кого я когда-либо любил.

По пути я заметил еще нескольких посетителей. Они выглядели еще более угрюмыми, чем я. Шептали слова одобрения и любви своим близким, слышали ответы, но из уголков рта близких они казались легкими, тихими, отрывистыми, ориентированными на Бога. Как будто они стояли у чьей-то могилы - хотя их родные и близкие были скорее были статуями, нежели надгробиями. Словно память о ком-то давно ушедшем.

Мама не вернулась. Но поклонение скоро закончится, наверняка так и будет. Может быть, еще пара недель, максимум пара месяцев, а потом она вернется домой, и Господь призовет кого-то другого на ее место.

***

  1. В поклонении ты не будешь стареть.

«Заповедь 4» стала общеизвестна спустя год.

За это время количество людей, призванных к поклонению, неуклонно росло. Конечно, это был глобальный процесс, так что любой любопытный мог в любой момент посмотреть прямую трансляцию отведенных «мест поклонения» по всему миру и увидеть людей, стоящих ровно, застывших, идеально расставленных, в парках, на пляжах, городских площадях, да мало ли где еще. Каждый город, каждый населенный пункт имел свое место.

Моим местом, как я предполагал, будет то же поле, где была мама, если только оно не заполнится к тому времени, когда подойдет моя очередь, и в этом случае оно вполне могло оказаться в каком-нибудь совершенно случайном и неизвестном месте.

Откровение о том, что старение не наступает, опять же было замечено постоянно уменьшающимся количеством ученых на планете. За пределами мест поклонения жизнь продолжалась более или менее нормально, за исключением последнего, сложного, «смертельного» шага.

«Скорбь поклонения» теперь была настоящим термином - по сути, это опыт потери кого-то ради Бога. В то время еще не был придуман тайный аналог, спрятанный в наших умах, который, как знает Бог, в буквальном смысле этого слова, мы не смели произнести - “страх поклонения”.

Я изо всех сил старался сохранить чистоту своих мыслей. Мне казалось, что мысли о богохульстве, которые я мог держать в семнадцати с небольшим сантиметрах моего мозга - это честная сделка для нашего всемогущего правителя. Это была приятная фантазия - мысль о том, что может существовать место, закуток, где нет божественного радара. Где можно просто быть собой, не опасаясь, что неподчинение ускорит получение билета на ваше особое место на холсте Божьем.

Были и группы поддержки, к одной из них я и присоединился, и именно там мне впервые объяснили, что элемент поклонения «без старения» - один из многих плюсов всей этой истории.

Заповедь 4 не показалась мне утешительной, но тем не менее я улыбался и кивал.

Мир оставался миром, но уже менее реальным. Я ехал в поезде на работу и замечал, что в среднем выражение лиц людей изменилось с усталого и раздраженного на неуловимо угрюмое. Однажды я видел, как женщина сорвалась и начала плакать, и я готов поклясться, что она сказала себе под нос: «Я не хочу уходить». А может, я просто сочиняю.

Кошмары уже не были такими, как раньше. Самый страшный сон, который мне снился, был не тот, в котором меня преследовал убийца или я попадал в бурю, а скорее тот, в котором я замирал на месте, занимаясь чем-то обыденным. В голове раздавался голос. Голос говорил: «Тебя призвали». Ноги начали двигаться сами по себе, и я точно знал, куда иду, даже если не знал, где это находится.

Вздрагивая, я просыпался в своей постели, весь мокрый от пота. И молился, как это ни смешно, чтобы у меня сохранилась возможность контролировать свои действия. Это, а также небольшие моменты, когда я чувствовал случайные подергивания или спазмы в ноге, были убийственными.

А потом прошло четыре года, и, должно быть, около тридцати процентов населения планеты тогда были на поклонении, и мой отец стал прискорбным дополнением к этому собранию.

У нас с братом не было возможности увидеть, как он уходит - в тот день, когда его призвали, он шел по улице. Полагаю, он ходил к механику, а после этого, возможно, у него была назначена физиотерапия. Сейчас это не имеет значения. Мы надеялись до третьего дня его отсутствия.

Поле, на котором стояла мама, было уже заполнено, и к этому моменту в нашем городе было довольно много мест для призванных.

Мы с братом по очереди ходили по разным точкам, чтобы посмотреть, может быть, удастся увидеть нашего папу среди толпы. Безуспешно.

Примерно тогда я начал приходить к мысли о том, какой могла быть «пятая» заповедь. Опять же, это были всего лишь мои догадки, но ощущение каких-либо правил или структуры в это время, как ни странно, успокаивало. Было приятно осознать, какие правила, если они вообще были, существуют.

На самом деле это было лишнее правило, и я уверен, что вы поймете, когда я его четко сформулирую. Эта мысль пришла мне в голову, когда я увидел людей, стоящих на крышах небоскребов, совсем близко к краю, как будто они собираются прыгнуть. А потом... они просто разворачивались.

Или когда я видел людей на мосту, идущих вперемешку с машинами, хотя и весьма механически. И я задавался вопросом: может, я просто циник, а может, у некоторых из пешеходов, идущих среди машин, изначально были скрытые мотивы.

После ошибки брата все стало ясно.

Как-то раз я вошел в его комнату и застал его сидящим за столом с пистолетом, прижатым к виску, рука дрожала, ствол трясся, палец лежал на спусковом крючке.

Я застыл на месте, и, признаюсь, у меня возникла следующая мысль: “Пожалуйста, пожалуйста, Господи, пусть пуля пройдет сквозь его череп. Пусть он умрет.”

Но вместо этого пистолет упал на землю. Его рука перестала дрожать.

Он встал со стула, подошел к шкафу, взяв пальто, надел его.

– Маркус?

– Просто собираюсь отлучиться, - сказал он.

– Чтобы...?

– Поклоняться, - сказал он, как ни в чем не бывало. - Меня призвали.

И он направился к входной двери.

– Маркус, - повторил я, следуя за ним. Но он меня проигнорировал. - Я не собираюсь... я просто спрашиваю из любопытства. - Своими словами я старался не подписывать форму отказа от прав на свободное существование. - Ты вообще можешь контролировать свое тело? Хоть немного?

– Нет, и я собираюсь на поклонение.

– Ты даже не можешь...

– Если бы ты почувствовал зов, он был бы понятен и тебе, а сейчас мне нужно идти.

Я провожал его всю дорогу - пять часов - пока он не занял свое место на расчищенной парковке ныне не существующего парка развлечений, рядом с тысячами мужчин, женщин и детей.

Он ничего не сказал мне по дороге туда, хотя, если честно, я тоже мало что ему сказал.

  1. Если ты попытаешься покончить с собой - ты правильно догадался, - тебя немедленно призовут к поклонению.

***

В конце концов, 70% человечества, плюс-минус, сейчас находилось в состоянии поклонения.

Я изо всех сил старался не думать об этом. Стоять неподвижно, повернув голову к небу, застыв телом на недели, месяцы, а в случае моих мамы с папой - на годы.

Это было эгоистично, но я изо всех сил избегал посещения матери. Когда я все же навещал ее, то лишь для того, чтобы обнять, сказать «Я люблю тебя», а затем поспешно уйти. Мне всегда хотелось, чтобы она находилась в состоянии глубокого транса и не могла ответить на приветствие, но вместо этого она неизменно сохраняла ясность ума.

«Я тоже тебя люблю, милый» - говорила она слишком поспешно. Мне становилось не по себе. Быть настолько бодрствующим, настолько осознающим происходящее... Мне это не нравилось. По моим представлениям, поклонение должно было быть блаженным, без усилий, похожим на сон. Однако все свидетельства говорили об обратном.

К чести Господа, казалось, что мы можем говорить о страхе поклонения совершенно открыто. Все группы поддержки, онлайн-сообщества и тому подобное, конечно же, отражали более искреннее отношение людей к происходящему.

Видеоролики на Youtube и клипы в TikTok, рассказывающие о «верном способе побега» - тактике перемещения из этой временной шкалы в другую. Глубокие состояния медитации, которые позволят вам спокойно уйти, не будучи призванными на одну из многочисленных Божьих обителей. И, конечно же, огромное количество видеоэссе, в которых внимательно изучают Господа. Жалобы на существующее положение вещей. Призывы к революции - да что там, к безумствам.

Было два момента, которые запомнились мне - моменты, которые действительно передают дух происходящего.

Первым было последнее видео того парня, который планировал тщательно продуманный побег из своего физического тела в стиле Руба Голдберга. Он облил себя и свою комнату бензином, привязал веревку к лезвию, подвешенному над головой, запустил таймер с отсчетом времени до взрыва. Я одобрил его усилия. В нужный момент он бросил спичку со своего места в угол. Пламя разгорелось, он дернул за веревку, и тогда...

Огонь угас, как только достиг его. Клинок застыл в воздухе. Взрыва так и не произошло (слава Богу, правда, поскольку запись с камеры, которую в конце концов обнаружили и выложили в сеть, была на вес золота), а затем наш друг поднялся со своего места, все еще облитый и охваченный пламенем, и вышел из кадра.

Заповедь 5, мой друг. Заповедь 5.

В другой раз мы смотрели видео крупного стримера, который притворялся, что его « призвали» в прямом эфире на Twitch.

Его лицо становилось безучастным, он вставал со своего места и механически выходил из комнаты. Он проделывал это так много раз, что, когда все произошло по-настоящему, чат несколько часов пребывал в состоянии отрицания.

Уморительный ужас.

Люди все еще работали, все еще цеплялись за рутину, но это было совершенно бессмысленно. Я видел уличных проповедников с мегафоном, которые говорили нам, что «наше время скоро придет». Apple, несмотря на то, что большая часть ее сотрудников навсегда уволилась, все равно умудрялась как-то выпускать новые продукты. Стриминг, однако, в основном состоял из повторов. Видимо, сложно решиться на полный сезон, когда режиссер, ведущий актер, ведущий сценарист и все остальные участники съемок могут в один момент уйти и больше не вернуться.

Меньше людей везде, куда бы вы ни пошли, но в этом был свой смысл. Меньше клиентов и все такое.

Я взял кофе в ближайшем «Старбаксе», где еще оставались сотрудники, и отправился к брату.

Прошло два года. Для меня это было самым трудным. В конце концов, в глубине души я знал, что он не хотел бы, чтобы я его жалел. Но, черт побери, это было так.

Я вернулся на парковку. На ней было гораздо больше людей - казалось, что она заполнена до отказа. Лавируя в пространстве, я наконец добрался до него.

– Привет, - поприветствовал я брата.

– Привет, - ответил он.

– Как дела?

Я видел, как вздымается и опадает его грудь от ровного дыхания. Голова поднята. Глаза обращены вверх.

– Как дела? - спросил я еще раз.

– Я на поклонении, - сказал он.

– Вероятно, скоро придет и мое время. Помоги мне подготовиться.

Он снова промолчал.

– Бро…

Прошло некоторое время, прежде чем он наконец заговорил.

– Знаешь, - сказал он, - больше всего я думаю о том, что какая-то случайная пуля может летать где-то рядом. Просто случайная пуля, выпущенная с расстояния в сотни миль. И она пролетит незамеченной для Божьего радара. И она попадает мне в затылок. И все для меня становится черным. Это моя любимая мысль. Это мечта, которая не дает мне покоя.

Я ничего не сказал - не мог ничего сказать.

– Недавно в груди появилось какое-то чувство, некая уверенность. Это не прекратится.

Казалось, что я попал в ловушку.

– Это будет продолжаться вечно. Никакой смерти. Только поклонение.

Моя рука легла ему на плечо. Пустой жест, на самом деле. Думаю, мне просто нужно было что-то, что помогло бы мне удержаться в вертикальном положении.

– Пожалуйста, найди способ убить меня, - сказал Маркус.

После этих слов мне пришлось уйти.

Кажется, уходя, я услышал, как брат сказал: «Пожалуйста, останься, мне нужно поговорить». А может, мне показалось, а может, я услышал это совершенно отчетливо, но я не хотел об этом задумываться, потому что это заставляло чувствовать себя дерьмом.

Предвзятое отношение к выжившим - очень странное чувство, когда ты все еще находишься на тонущем «Титанике». Конечно, твоя часть корабля еще не затоплена, но ты скоро окажешься там вместе с Лео и его бандой.

***

Кто бы ни вел счет, он уже перестал считать. Почти все ушли.

Это было простое везение, чистое и простое. Тупое везение, что меня еще не призвали.

С момента исчезновения отца я занялся поисками, но можете быть уверены, что после разговора с братом они усилились.

Я подходил ко всему с открытым сердцем и пробовал все, что мог. Особые медитации, заклинания, молитвы Господу о прекращении глобального сеанса поклонения. Я отправлялся по определенным координатам и в города, где, по слухам, люди действительно могли умереть. Мои поездки были безмерно разочаровывающими. Смерти нигде не было.

Старые константы - смерть и налоги.

Новые константы - бессмертие и поклонение.

Я направлялся к своей восьмидесятой или около того отчаянной попытке найти спасение (см.: аннигиляция). Фотография листовки, которой поделились с одной из многочисленных групп типа «Срань господня, мы должны умереть как можно скорее», в которую я входил, подробно описывала церковь, в которой служил преподобный Люсьен Феррер. Он давал высокие обещания относительно своей группы поддержки, которые, я был уверен, он не сможет выполнить, а нижняя часть листовки напоминала финансовую пирамиду: «Присоединяйтесь к сообществу с надежным решением проблемы страха поклонения! Никаких отзывов, потому что у нас 100-процентный процент успеха! Приходите и увидите чудо своими глазами!»

Но... Настали отчаянные времена и все такое.

Я проделал четырехчасовой путь, по дороге замечая многие, многие и многие новые знаковые места, где собрались люди, идеально расставленные друг от друга, обращенные в одну сторону, с наклоненными вверх головами, запертые в вечном восхищении Господом.

Было ощущение, что мое время подходит к концу. Как будто я в любой момент могу остановить машину, выйти из нее и идти по обочине, пока не доберусь до своего места.

И вот я прибыл к месту назначения.

Снаружи церковь выглядела пустынно. Казалось, она давно заброшена. Не знаю, что здесь затеял преподобный Люсьен, но если это был просто розыгрыш, то я попался.

Шагнув внутрь, я сразу почувствовал.

Отсутствие. Отсутствие ощущения Всевышнего в моей груди. Казалось, что связь с творцом оборвалась.

У входа стоял стол с бланком регистрации и ручкой. Я вписал свое имя и время.

Помещение оказалось довольно длинным. Я занял место на скамье. В рядах сидело еще несколько человек, выглядящих так, будто они ждали уже довольно долго.

Через некоторое время к нам вышел мужчина.

– Это займет еще пару часов, но скоро он примет всех вас, - сказал он.

Было такое ощущение, что я нахожусь перед кабинетом врача.

Как и обещал, он не появлялся довольно долго. Время остановилось. Я слышал тиканье часов. Руки лежали на коленях. Только не двигайся непроизвольно, не двигайся непроизвольно...

Он вышел, назвав чье-то имя.

– Томас Гилмор? Томас Гилмор здесь?

И, конечно же, Томас поднялся со своего места и последовал за мужчиной в заднюю комнату.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

– Ева Мерритт? Ева?

– Это я! - Ее рука взлетела вверх. - Это я, - и она пошла к задней комнате.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я действительно не знал, сколько времени у меня осталось.

– Здесь написано просто Лили, - сказал он, глядя на лист. - Есть тут Лили?

– Она отошла в уборную, - сказал какой-то незнакомец.

– Хорошо. Примем ее, когда она вернется.

И вот уже солнце начало садиться.

Как долго продлится этот прием?

Я не мог выжидать, когда они прикроют лавочку.

Я не смогу прийти завтра.

Я не могу ждать, я блядь не могу...

– Так, здесь есть Джейк Миллер? Джейк...

– Это я! - крик вырвался из моего рта.

И тут я же встал со своего места. В голове мелькнула ужасная мысль, что мое тело развернется само собой, я выйду из церкви и уйду в закат, но вместо этого ноги послушно зашагали по проходу, и вот я уже стоял прямо перед ним.

– В заднюю комнату, - сказал он, и я последовал за ним по довольно запутанному и извилистому пути мимо закрытых дверей, коробок, беспорядка и других коридоров, пока мы не добрались до места. К...

К кабинке для исповеди.

– Мне туда? - спросил я мужчину.

– Туда.

Войдя внутрь я увидел кровавые отблески на стуле.

Кровь. Какое необычное зрелище.

– Присаживайся, не волнуйся о засохшей крови... Все в порядке. Все будет хорошо. Садись, - сказал тот, кто, как я предполагал, был священником, сидевшим по другую сторону перегородки. Я сделал, как он просил.

– Преподобный Люсьен?

Ему потребовалась пара секунд, чтобы ответить

– Ах, да, да. Преподобный Люсьен. Конечно.

– Э-э, - продолжил я, - я никогда раньше не занимался этим... исповедью, но, наверное, вы должны попросить меня исповедаться... в чем-нибудь?

– Да! Пожалуйста, признайся во всем, что у тебя на душе.

Мне потребовалась секунда, чтобы собраться с мыслями.

– Хорошо, да, что ж...

Я услышал звук, как будто что-то вытирают тряпкой, а затем - нарочитый, отдающийся эхом хруст. Он что, ел?

– Так, значит, я видел ваше объявление, точнее, нашел его, и... да, я... страдаю от страха перед поклонением, наверное. Я не хочу совершить богохульство против Господа или что-то в этом роде, но...

Послышался звук еще одного укуса. Господи, какой грубый человек.

– Но... да, не уверен, что хочу... стоять в поле сто лет, поклоняясь, наверное...

– Это не сто лет, - сказал он, громко жуя. - Это навсегда. Вечность. Это был его маленький проект.

– Его маленький… Что?

– Рай на Земле. Вечность. Так всегда было задумано. Чтобы вы все стали единым целым с Владыкой до конца времен. Конечно, он решил появиться, когда собралось побольше народу, не так ли? - сказал он, пережевывая. - Наверное... - мужчина подавил смех, - наверное, не так интересно, когда это кучка гребаных пещерных людишек, верно? Что на счет миллиардов разумных людей? Или десять тысяч пещерных людей? Что бы ты выбрал?

– Простите, а какое это имеет отношение к делу?

– Никакого, совершенно никакого, извини, пожалуйста, продолжай.

– Так, - сказал я, собравшись с мыслями, - и... то есть нет, я думаю, это было оно. Там было написано, что у вас есть верное решение? В вашем объявлении.

– Да, - послышался ответ. - Я могу убить тебя.

– Вы можете убить меня?

– Да. Прямо здесь. Прямо сейчас. Конечно, если тебе нужно время, чтобы подумать, то это будет «нет». А если ты выйдешь из церкви, Бог тут же призовет тебя в свою паству.

– Это... Что? Откуда вы знаете?

– Так каков же твой ответ? Люди ждут, а я занятой парень. Занятой, призанятой Преподобный.

– Я... то есть, ответ был бы «да», но это было бы нарушением Заповеди 3... простите, я думаю, вы не знаете, что это такое. В общем, я стараюсь следить за всем, и заповедь 3 - это мое сокращение для всего, если вы попытаетесь...

Внезапно перегородка опустилась. Нож стремительно вошел в яремную вену.

Я не мог поверить в это.

Кровь хлынула на рубашку, на ноги.

Я задыхался, зрение расплывалось, когда я пытался сфокусироваться на человеке, который нанес удар. В одной руке у него был окровавленный нож, в другой - наполовину съеденное яблоко.

– У нас со Всевышним есть соглашение, - сказал он. - У него есть свое владение, а у меня - свое. Хотя оно гораздо меньше, чем то, к которому я привык.

Голова безвольно опустилась. Глаза запечатлели последний кадр - я сам весь в красном.

– Пожалуйста, - кажется, прозвучало из его уст напоследок.

А потом все погрузилось во тьму.

Свершилось чудо.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!