Creepy Reddit

Мир погрузился в тишину. Несколько человек достали смартфоны, что пользуясь ими как фонариком смотреть что происходит вокруг. Глядя на море автомобилей, на всех нас, оказавшихся под темным покровом, я видел несколько резких силуэтов, мелькающих в лучах света. Сложно было разобрать, кто это, возможно просто люди. Неизвестно.

Где-то сзади послышался шум. Раздался металлический лязг, похожий на то как офицеры забирались на наши машины, чтобы принести воды. Послышались осторожные голоса… кто-то решился снять с нас пленку.

Но что-то пошло не так. Раздались шаги. Голоса невольных пленников постепенно стихали, ведь все больше и больше ног переступали через наши машины. Я перестал считать после дюжины.

Силуэты в других машинах были неподвижны. Все затаили дыхание в ожидании. Что, черт возьми, происходит? Кто там сверху?

Где-то справа от меня раздался голос.

– Кто там наверху?

Это был пожилой мужчина чей пикап стоял неподалеку. Практически сразу шаги прекратились. Раздался слабый щелкающий звук, словно кто-то щелкнул языком по небу. Щелк-щелк. Несколько щелчков в ответ откуда-то издалека. Откуда-то слева раздалась еще пара щелчков.

Затем - целый каскад. Десятки. Может быть, сотни щелчков.

Справа от меня раздался ужасный металлический скрежет. Следом звон бьющегося стекла. И крик, который сразу же оборвался, а затем несколько неравномерных гудков автомобильного клаксона. Один из силуэтов вдалеке превратился в размытое пятно, и что-то пролетело сквозь лобовое стекло, прорезав пластиковую защиту.

Где-то в первом ряду крышу автомобиля раскрыли как устрицу. Кого-то выдернули с водительского места. Через две машины от меня раздался звон бьющегося стекла. Звук был такой, будто в машину забралось дикое животное. Со стороны пассажирского сидения на стекло брызнула кровь.

Стало тяжело дышать. Я чувствовал, как сердце бешено бьется в груди, руки трясутся,  ладони судорожно сжимают руль, а по плечам стекает пот. Я не мог контролировать ситуацию. Я даже не видел, что происходит, но эти звуки, эти крики - они пробуждали что-то первобытное. Снаружи опасность. Угроза. Мое тело поняло это задолго до меня.

Студенты в соседней машине пригнулись. Один из них махнул мне рукой, как бы показывая, чтобы я последовал их примеру. Я согласно кивнул и начал перебраться на заднее сиденье.

Я не видел, куда кладу руки и ноги. В темноте все выглядит по-другому. Поэтому пока я перелезал, моя нога случайно коснулась гудка автомобиля.

Очень коротко. Всего на долю секунды…. Но для меня это был самый громкий звук в мире.

Я повалился на живот на заднем сиденье, и через несколько секунд что-то тяжелое забралось на капот моей машины. Такое тяжелое, что машина накренилась. Что бы это ни было, оно было гораздо больше, чем тот человек, который раздавал бутылки с водой. Я зажал рот руками, чтобы не издавать звуков и прикусил язык, прислушиваясь к каждому металлическому стону, пока нечто снаружи, двигалось и прислушивалось.

Щелк-щелк. Сзади моей машины раздался ответный щелчок.

Фары больше не горели. Все притихли. Я прижался к двери за водительским сиденьем, стараясь стать как можно меньше. Рама машины жалобно заскрипела, нечто медленно сдвинулось с места. Когда оно добралось до люка на крыше, раздался легкий треск. Существо остановилось.

Снова треск. Я молча замотал головой, как бы моля машину прекратить. Стекло просто не могло выдержать…

И оно не выдержало.

На мои ноги посыпалось стекло, большой кусок пластиковой, на удивление крепкой пленки провалился внутрь машины. На переднее сиденье упало что-то большое, застрявшее в пластике, как в коконе. Оно дергалось и крутилось волчком, щелчки превратились из осторожного, похожего на вопрос, шума в нескончаемый гомон. Оно звало на помощь, предупреждая других. И пробивало себе путь сквозь пластик.

Со всех сторон доносились шаги. Кто-то перепрыгивал с машины на машину. Некоторые отбегали достаточно далеко, чтобы обежать стоянку, но все они спешили. Через несколько секунд меня должны были окружить.

Я судорожно сжал кулаки, случайно порезав большой палец о разбитое стекло. Мне удалось открыть дверь, но даже в самом широком месте, даже если сильнее прижаться к машине студентов, места было недостаточно, чтобы выбраться наружу. Тем не менее я должен был попытаться. Я начал протискиваться в щель, выдохнул изо всех сил, вжимая грудь и живот…

Тварь металась внутри машины, я чувствовал, и от ужаса сознание начало покидать меня. На краю зрения появились черные точки. Руки слабели. И все же каким-то чудом я выкарабкался.

Я упал лицом на гравий импровизированной парковки, его тут же обожгли остатки химикатов. Подавив инстинкт бежать, я лег на живот и заставил себя заползти под машину.

Существ становилось все больше. Одни лезли на крышу машины, другие держались внизу. Меня прижимали к земле то сильнее, то слабее. Я слышал, как бьется лобовое стекло и рвется пленка. Что-то застряло там, и оно было в ярости, как пойманное животное.

Я услышал, как ребята из колледжа переговаривались между собой, стараясь сохранять спокойствие. Один уверял другого, что все, что им нужно делать - это не высовываться, сидеть тихо и ждать.

Затем что-то врезалось в дверь со стороны пассажира - ту, через которую я вылез. Дверь прижалась к соседней машине, а затем рухнула на землю, полностью слетев с петель.

Чернильно-черная птичья лапа коснулась земли рядом со мной.

Я успел разглядеть ее. На ноге три пальца смотрело вперед и один назад и все они были увенчаны когтями. Лапы анизодактилов, похожие на лапы многих хищных птиц. Только больше, чем человеческая ступня, и с гладкой, маслянистой кожей. Должно быть, существо было тяжелым, килограмм под двести. А ростом, судя по исходящему надо мной щелканью, метра два. Или выше - возможно, оно горбилось. Как ему удалось пройти в зазор между машинами, я не знаю, но подозреваю, что оно было очень худым.

Оно проворно прошлось от моей машины к другим, словно что-то выискивая. Я почти ничего не видел в темноте, но это существо, казалось, прекрасно ориентировалось в пространстве. Оно ни на что не натыкалось. Справа от меня раздалось постукивание по стеклу машины. Кто-то испугался. Короткий вскрик, и охота началась.

На этот раз все было по-другому. Должно быть, это вызвало какую-то цепную реакцию, потому что внезапно пластиковую защиту стали рвать во все стороны. Люди выбирались из машин. Я слышал, как кто-то бился в лобовое стекло, кто-то пытался открыть дверь,стуча ей о бок соседней машины.

Вдалеке раздалась стрельба. Всего пара выстрелов.

Ребята из колледжа открыли двери и последовали моему примеру. Они скатились на землю и залезли под машину. Сюда проникало чуть больше света, так как покрытие было порвано. Их лица были красными от слез, а один из них отчаянно пытался позвать на помощь по телефону. Другой выхватил телефон у него из рук. Завязалась короткая потасовка, закончившаяся тем, что они включили мелодию звонка и откинули телефон так далеко влево, как только смогли.

Машина, под которую попал телефон, была уничтожена. Окна разбиты. Все пассажиры исчезли. Я услышал скрежет - сиденье разорвало на две части. В считанные секунды весь автомобиль был разорван на куски… на несчастных напала дюжина этих тварей

– Заткнись! - повторял один из студентов. - Заткнись, заткнись, заткнись!

Что-то забралось под мою машину. Оно скреблось о подошву моего ботинка, пробив дыру до самой ступни. Я рванул вперед, извиваясь, как ящерица. Ребята из колледжа заметили это и последовали моему примеру. Не думаю, что они сильно задумывались над происходящим, это был стайный инстинкт, и они последовали ему.

Я успел проползти под двумя машинами прежде чем застрял. На пути было что-то темное, и я не мог обойти это, не подвергая себя опасности. У меня не было возможности разглядеть, что это было, но не потребовалось много времени, чтобы понять. Раздался мясной хруст, как будто кто-то откусывал куски мяса. Лужа еще теплой крови растеклась под машиной, испачкав кончики моих пальцев. Одна из этих тварей поедала свою жертву.

Я сильнее прижался к земле, стараясь не забывать дышать. Оставалось только лежать, надеясь на удачу. Наверное, прошло не меньше часа, пока я прислушивался к каждому звуку. Треск костей и хруст сухожилий. Удовлетворенные щелкающие звуки. Покончив с трапезой, существо побрело прочь, волоча за собой останки.

Понемногу все шаги стихли. Снова стало тихо, и в этой тишине я обрел опору. Я подобрался к краю пластиковой пленки. Прислушался в последний раз, отодвинул один из грузов, державших ее, и проскользнул наружу.

Твари ушли, я оказался на свободе. Грудь наполнилась легкостью и я смог дышать. Хотелось плакать от облегчения. Подул ветерок, высушивая пот на лбу и донося запах травы. Отойдя назад, я повернулся к морю машин, чтобы посмотреть, насколько серьезны повреждения.

И тут я увидел существо.

Оно стояло немного в стороне, примостившись на вершине старой «Хонды». С первого взгляда оно напоминало высокого человека, облитого черной тушью. Но если присмотреться, то можно было разглядеть странные птичьи лапы. Заостренные когти. Длинный ряд зубов, похожих на акульи, в непомерно широком рту.

Я застыл. Тварь поднялась во весь рост - более двух метров. Казалось, оно готово наброситься на меня.

Мне нечем было защищаться. Я не мог сделать ни одного резкого движения. Вряд ли успел бы преодолеть и половину пути до машины, как эта штука повалила бы меня. Сотня мыслей пронеслась в голове, но я ничего не мог сделать. У меня не было вариантов. А существо просто смотрело на меня.

Оно подняло кусок сырого окровавленного мяса, с любопытством посмотрело на меня, откусив кусочек…

Затем, как ни в чем не бывало, оно ушло, насытившись.

Я остался на месте, дрожа как лист на ветру. И когда все твари ушли, осталась только паника.

Офицеры вернулись не сразу. Пластиковое покрытие было снято, но мы не могли вернуться домой. Не после такого события.

Некоторые люди подписали отказ от претензий и были немедленно отпущены. Им запрещалось говорить об увиденном, а взамен они получали крупную сумму страховки. Другие потребовали ответов и были взяты под стражу за препятствование правосудию. Еще несколько человек метались в панике и не могли ничего понять, их отправили на осмотр медиками.

В общей сложности погибло четырнадцать человек. Официально это объяснялось целым рядом причин. Дорожный коллапс. Отравление угарным газом. Нападение животных. Кажется, было что-то и про беглого преступника. Повсюду отговорки, и время было указано неправильное, разбросано по нескольким дням, чтобы легче вписаться в статистику происшествий. И если вы хотели вернуться домой и получить деньги по страховке, вам нужно было подписать подписку о неразглашении. Я тоже подписал. Знаю, что и ребята из колледжа тоже. Гребаное чудо, что они выбрались.

Тридцать четыре машины пришлось отбуксировать. Восемнадцать человек ранены, шестеро серьезно. Четверо потеряли как минимум одну конечность. Одному парню оторвало руку. Не знаю, как он выжил.

Большинство людей не видели этих тварей вблизи. Они помнят только крики и звон бьющегося стекла. Иногда по ночам я тоже слышу только это. Закрывая глаза, я вспоминаю, как лежал под машиной и чувствовал как она накреняется под чьим-то весом. Мне до сих пор трудно дышать.

Кажется, что часть меня все еще застряла там.

Осталась в машине.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевел Дмитрий Березин специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

В апреле 2013 года я пережил нечто, о чем не мог рассказать. Мне заплатили значительную сумму денег за молчание,стоило только подписать десятилетнее соглашение о неразглашении. Теперь, когда время вышло, те события начали тревожить меня с новой силой. Я мог бы просто забыть об этом и заткнуться навсегда, ведь я ничего не выиграю, высказавшись открыто, но многое потеряю. Однако, это лишь анонимный пост в Интернете.

Так что, что мне грозит?

***

Западная Вирджиния. Стояла необычная жара, без единого дуновения ветра. Я возвращался по шоссе I-64 из Льюисбурга домой от тети – она сломала ногу и не могла выходить из дома.

Все началось с радио. Ииграла песня Маклемора, которую я слышал сотни раз. Звук то нарастал, то затихал в быстром стаккато, а затем и вовсе пропал. Впереди раздались гудки клаксонов, на дороге образовался затор. Деревья по обеим сторонам дороги заходили ходуном, под порывами из ниоткуда взявшегося ветра. Вскоре ветер с силой начал таранить мою машину слева, заставляя выкручивать руль. Плотное облако пыли врезалось в лобовое стекло – я вовремя заметил его приближение и успел закрыть люк на крыше.

Затем раздался грохот. Он звучал как раскат грома, но шел явно с земли. Рев, становившийся громче и отчетливее с каждой секундой. А когда он достиг пика, деревья начали падать. Маленькая "Киа" потеряла равновесие и съехала с дороги… Рев стих. На дороге воцарился хаос. Кто-то отчаянно пытался перестроиться в другую полосу, другие нажимали на тормоза. Машина, ехавшая за мной, пронеслась мимо, ударив в водительскую дверь.

Радио ожило. Теперь по нему крутили одно и то же сообщение: произошло “геологическое явление”, водителям предписывалось выключить кондиционеры, сбавить скорость и свернуть на ближайшем съезде. И так раз за разом механическим голосом.

Геологическое явление.

Выключите кондиционер.

Сбавьте скорость.

Сверните на ближайший съезд.

Шли минуты. Все машины встали. Полицейские перекрыли полосы движения во всех направлениях, оставив единственным выходом съезд с шоссе. Несколько человек пытались прорваться за заграждения, но были оттеснены назад под дулом пистолетов. Я увидел офицеров в противогазах и с защитными щитами. Они махали в сторону съезда пропуская машины.

Наконец настала моя очередь. Офицер махнул рукой влево, указывая мне путь в открытое поле, теперь превращенное в импровизированную парковку. ас буквально загоняли в угол, заставляли парковаться так близко, что даже двери невозможно было открыть.

Четыре ряда машин, примерно по 10-15 в каждом ряду. Когда поле заполнилось до отказа, лишних стали отправлять дальше по дороге. Я застрял во втором ряду, где-то в шести машинах от выезда.

Почти все вокруг меня возились с телефонами. Мне некому было позвонить, но, в этом и смысла не было - связь пропала. По радио все повторяли экстренное сообщение. Снаружи голоса становились громче. Мужчина через две машины слева от меня высунулся из окна и закричал полицейским, требуя ответов. И они немедленно ответили. Выстрелом в воздух.

– Оставайтесь в машине! Закройте окна! Я не буду больше повторять!

Несколько человек снимали происходящее на видео, но не было доступ к интернету стремительно пропадал. Возможно где-то в сети блуждает пара успевших пробиться видео, на которых полицейский стреляет в воздух, но на этом все. Мы оказались в изоляции.

Патрули бродили взад и вперед. Люди сидели в машинах. Окна подняты. Двери закрыты и заблокированы. Двигатели выключены.

Мы стояли так близко, что я слышал, как в соседних авто переговариваются люди. Кто-то утверждал, что произошла утечка природного газа в результате "геологического явления", и что двигатели, работающие на горючих веществах, могут вызвать взрыв. Другие говорили о террористическом акте. Ответов, впрочем, так и не предвиделось, а полицейские не горели желанием разговаривать.

Примерно через час ситуация ухудшилась. Люди были голодны, хотели пить и беспокоились. Один из полицейских вышел к передним машинам и стал раздавать бутылки с водой, крекеры и кусочки плавленого сыра. Ему приходилось карабкаться прямо по верху, оставляя вмятины на капотах ботинками со стальными набойками. Он также раздавал и толстые черные пластиковые "гигиенические пакеты" для людей, которым нужно было справить нужду.

– Используйте, запечатайте и выбросите за дверь. Снова запритесь и ждите.

Я забрался на заднее сиденье, натянул кепку и попытался расслабиться. Играл в какие-то игры на своем телефоне, но батарея быстро садилась. Не хотелось оставаться совсем без связи, так что я решил вздремнуть. Пот заливал глаза. Не из-за того, что было жарко, скорее из-за нервов. Что бы ни делал, я чувствовал себя в ловушке, а машина будто становилась все меньше и меньше. Я не мог выбраться, даже если бы захотел, и было физически больно думать о том, как мало я контролировал ситуацию. Так наверное чувствуют себя люди с клаустрофобией.

Двое полицейских что-то обсуждали у дороги. На одном из них была белая хлопчатобумажная перчатка, он наклонился и потер ей капот ближайшей машины. Перчатка тут же отправилась в пакет, который запечатали и унесли. Похоже наши машины были чем-то покрыты.

Не только я раздумывал об этом. В машине слева этот же факт обсуждали двое студентов.

– Сибирская язва, – сказал один из них. “-- Сто процентов.

– Не, там золотой песок, – усмехнулся другой. – Они просто не хотят делиться.

– Знаешь что? – простонал первый. Я, честное слово, надеюсь, что ты прав. Ты не прав, но я надеюсь, что это так.

– Да пошел ты.

В этот момент я присоединился к разговору. Предположил, это это моогло быть что-то взрывоопасное. Что стоило нам завести машины, как все это место взлетело бы на воздух. Этот вариант показался им не хуже других. В машине сзади нас не слышали, не должны были, но, обернувшись, я увидел блокнот в руках водителя с надписью:

“Если мы этого не сделаем, все будет хорошо?”

Даже не знаю, было ли это шуткой, но люди внутри казались абсолютно серьезными: мужчина лет 50-ти и женщина, похожая на его дочь.

В других машинах собралась разномастная публика. Мужчина в черной рубашке, похожий на проповедника без воротничка. Две женщины средних лет с ребенком на заднем сиденье. Толстяк, слушающий Джонни Кэша на полной громкости. Семейная пара с сыном-подростком, который не переставал барабанить в окна.

Мы простояли там часа два, может, два с половиной, когда подъехал грузовик с большим баком для воды. На нем не было опознавательных знаков, но он выглядел гражданским.

– Мы промоем ваши машины из шланга, – закричал офицер в мегафон. – Заприте все!  Затем мы накроем автомобильи защитной пленкой и подождем, пока корпусы высохнут. После этого мы начнем отпускать вас в установленном порядке. Я повторяю...

Большинство из нас вздохнули с облегчением. Теперь это был только вопрос времени. Уже темнело. Сотрудники забирались на машины и тщательно поливали их из шланга. Пахло хлоркой, видимо, это была не чистая вода. Подойдя к моей машине, офицер дважды проверил люк на крыше, чтобы убедиться, что он заперт. Они обрызгали машину, обдав ее химической вонью, от которой першило в горле.

На эти манипуляции ушло много времени – по крайней мере, час или два. После этого они расстелили на короткой стороне участка что-то вроде пластикового покрытия, которое используется для защиты бассейнов, прикрепили края к двум полицейским машинам и медленно накрыли нас пленкой, закрепив края грузами.

– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие! – снова зазвучал искаженный мегафоном голос, когда пленка поползла по крышам. – Я знаю, это неудобно, но это для вашей же безопасности! Как только очистка будет закончена, вы сможете ехать! Оставайтесь в машинах! Повторяю...

Я сделал, как было сказано. Я остался в машине и смотрел, как меня накрывает пластиковая крышка. Казалось, что меня хоронят заживо. Все огни погасли, оставив меня в полной темноте, которую разбавляли только неясные бестелесные голоса других людей. Ребята из колледжа обсуждали, куда они поедут, когда выберутся. Кто-то сигналил – не уверен, было ли это выражением поддержки или недовольства. Кто-то еще звучал ободряюще. Я сделал последний глоток воды, запивая последний крекер.

***

Я вернулся на водительское сиденье. Кажется теперь вся импровизированная стоянка была накрыта. Полицейские машины припарковались. Оставалось терпеливо ждать, и надеяться, что пройдет не больше часа или около того. Нам не назвали точного времени, но от мало-мальской определенности дышалось легче. Вроде бы. Мозг метался от уверенности, подкрепленной баранкой руля под руками, и паники от ощущения, что я заперт в металлическом гробу. Стояла абсолютная темнота, крепко пахло пластиком и химикатами. Будто застрял на автомойке.

Когда волнение улеглось, я стал обращать больше внимания на фоновые звуки. Попытался отфильтровать разговоры, доносившиеся из соседних машин, и где-то вдалеке услышал громкие голоса. Голоса полицейских. О чем бы они ни говорили, дискуссия была жаркой.

Прошел час, и люди начали терять терпение. Все больше машин сигналило. Кто-то кричал, требуя ответов. Я никак не мог унять дрожь в ногах. Чем больше я думал о том, как бы выбраться отсюда, тем меньше казался мне автомобиль. Я был слишком сосредоточен на вещах, которые не мог контролировать. Хотелось пить, но вода закончилась. Мне нужно было в туалет. Я хотел размять ноги и прогуляться. Хотелось подышать свежим воздухом и избавиться от этого ужасного химического привкуса во рту.

Я услышал, как завелся мотор. Что-то большое, видимо грузовик набрал скорость. 

– Оставайтесь в своих машинах! Ни в коем случае не выходите! Оставайтесь! В! Машинах!

А следом еще пара двигателей и визг колес по шоссе. И тишина.

Полицейские оставили нас одних.

~

Оригинал

Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты

Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я решительно ничего не понимала; это было слишком похоже на сон, развивающийся по правилам, которых я просто не могла знать в свои шесть. Напуганная, сбитая с толку и одинокая, я не хотела идти в свою комнату — я хотела найти маму и папу. Но что-то в записке заставило меня следовать инструкциям. Я взяла любимый фонарик для чтения, заперлась в комнате и залезла под одеяло. Это слегка успокоило тревогу.

В ту ночь я не спала. Не давали покоя скрипы и стоны, доносящиеся со всех сторон за пределами комнаты. Я слышала множество странных звуков: тихое царапанье в дверь, тяжёлые шаги в коридоре, неразборчивый шепот, похожий на заклинания из древних безумных книг. Я говорила себе, что это ветер, что это всё в моем воображении, но в глубине души знала, что это не так — всё реально.

На следующее утро родители вернулись. Они сидели за кухонным столом, пили кофе, яркие лучи солнца отражались от новенькой кофеварки. Папа открыл газету, мама закурила. Самое обычное утро. Слишком обычное утро. Чувство нереальности усилилось, и я спросила, где они были и что случилось. Они только улыбнулись:

«Это просто дурной, очень-очень дурной сон, не думай об этом. Никогда не думай об этом.»

Это было начало.

Каждый Хэллоуин после этого был таким же. Родители исчезали прямо перед наступлением ночи и оставляли меня одну с запиской. Каждый год инструкции становились более конкретными, более зловещими. К тому времени, когда мне исполнилось восемь, записки включали следующее:

«Не смотри в окно.»

«Не отвечай, если кто-то окликает тебя по имени.»

Странные шумы также усилились. Когда мне было девять, звуки за пределами комнаты стали невыносимыми: настойчивые и громкие стуки в дверь. Я зажимала уши руками, но не могла их заглушить...

Голос за дверью был знакомым — голос мамы, зовущий меня по имени.

«Элли, всё в порядке. Ты можешь выйти сейчас.»

Она звучала так спокойно, так нормально. На секунду я почти поверила, что это действительно она. Но правило было ясным: «Не отвечай, если кто-то окликает тебя по имени.»

Так что я не сделала этого. Я оставалась под одеялом, пока стук не прекратился.

Шли годы. «Игра» продолжалась. Она превратилась в извращенную традицию Хэллоуина. Пока другие дети наряжались и собирали конфеты, я оставалась запертой в своей комнате, слушая, как дом оживает.

Я привыкла к запискам, странным звукам и ощущению, что за мной наблюдают. Всё это было частью «игры», ритуалом.

Но когда мне исполнилось тринадцать, всё изменилось.

В тот год записка была особенно настораживающей. Я нашла её на кровати, как раз когда солнце садилось, но вместо обычных инструкций там было:

«Сегодня вечером в доме что-то новое. Будь максимально осторожна. Любим тебя.»

Я не знала, что это значит, но как только я это прочитала, почувствовала, как холодок пробежал по спине. Что-то новое? Что это, черт возьми? Я заперла дверь, как обычно, и попыталась устроиться на ночь, но не могла избавиться от ощущения — предчувствия — кардинально нового.

Шумы начались раньше обычного. Сначала услышала знакомые скрипы и шаги. Я к ним привыкла. Но потом появилось что-то ещё — дыхание. Я слышала его: низкое и тяжелое, прямо за дверью. Оно было нечеловеческим — слишком медленное, слишком глубокое. Я прижалась к изголовью кровати, сжала фонарик как оружие, хотя и знала, что это не поможет.

Дыхание через некоторое время отступило, но затем раздался царапающий звук. На этот раз не за дверью — внутри комнаты. Я покрутила фонариком, осматривая стены, пол и потолок, но ничего необычного не увидела. А царапающий звук становился громче, ближе, пока не показалось, что он доносится из-под кровати. Сердце колотилось в груди, горло пересохло. Я не осмелилась посветить туда — слишком напугана тем, что могу увидеть.

Царапание резко прекратилось, сменившись тихим детским смехом. От этого кровь застыла — смех был так похож на мой собственный.

Я отступила к стене, держа фонарик перед собой, как будто он мог защитить от вселенского зла. Я хотела в это верить. Тихое хихиканье продолжалось. Я прошептала:

«Это не по-настоящему. Это просто игра.»

Внезапно раздался громкий стук в дверь. Казалось, вся комната содрогнулась от его силы. Я выронила фонарик, и комната погрузилась во тьму.

Дыхание за дверью вернулось.

Хлоп!

Первый удар — дверь содрогнулась.

Хлоп!

Замок загремел — что бы там ни было, оно пыталось проникнуть внутрь.

Я попыталась поднять фонарик, но руки так тряслись... Стук становился сильнее, каждый удар был таким, будто дверь вот-вот расколется. А потом, так же внезапно, как и начался, — стук прекратился.

Тишина.

Чистая, оглушительная тишина.

Я затаила дыхание, ожидая, прислушиваясь к любому признаку движения. Затем голос вернулся, мягкий и сладкий, как мои любимые конфеты с нугой.

«Элли, всё в порядке. Ты можешь выйти.»

Голос мамы, но я знала, что это не она. Я не ответила. Я не пошевелилась и старалась дышать как можно тише.

Голос снова позвал, на этот раз более настойчиво:

«Элли, не бойся! Это наша игра!»

Руки дрожали, я едва могла держать фонарик. Голос продолжал звать — я затаилась. Я знала правила. Я знала, что не могу открыть дверь. Но затем... Дверь… она начала открываться. Я услышала тихий щелчок поворачивающегося замка, и ручка медленно повернулась.

«Нет,» — прошептала я, сильнее прижимаясь к стене, молясь, чтобы дверь оставалась закрытой. Но было слишком поздно.

Скрип.

Тень.

Тень в коридоре. Что-то высокое и тонкое... Слишком длинные конечности...

Это, черт возьми, точно не моя мама. Я заплакала.

Существо стояло в дверях неподвижно, будто не решалось зайти, и просто наблюдало. Я ощущала этот взгляд, хотя и не могла видеть лица. Сердце колотилось на пределе, и я почувствовала, как теряю сознание.

И тут, как раз когда оно шагнуло вперед, первые лучи солнца пробрались в окно. Существо отпрянуло, зашипело, как неведомое животное, и через секунду исчезло. Дверь захлопнулась. В доме снова стало тихо.

Я не выходила из комнаты, пока солнце не взошло полностью. А когда я наконец открыла дверь, дом был таким же, как всегда — будто ничего не произошло.

Родители вернулись, сидели за кухонным столом, пили кофе. Как обычно. Я ввалилась на кухню, дрожащая и бледная, и рассказала им всё — о существе, смехе из-под кровати, о царапание, о голосе, который не был голосом мамы. Они посмотрели на меня, обменялись взглядами, а затем папа тихо рассмеялся.

«Тебе, должно быть, приснился дурной сон, — сказал он, покачав головой. — Ничего не было, Элли. Это лишь твоё воображение.»

Мама улыбнулась той же широкой улыбкой и добавила:

«Теперь ты в безопасности.»

Я им не верила. Я знала, что это был не сон. Страх, то, что я слышала и видела — всё было реальным.

Теперь, будучи взрослой и имея собственных детей, я знаю правду. Что бы ни преследовало меня в том доме, что бы ни играло в эту больную игру, оно всё ещё там — ждёт. И оно голодно. Я боюсь за жизни своих детей. Я никогда не позволю им пройти через то, через что прошла я. И я защищу их любой ценой, даже если это означает никогда не праздновать Хэллоуин... Никогда не позволять ночи коснуться их так, как она коснулась меня.

Потому что я знаю, что это лишь вопрос времени, прежде чем игра начнётся снова.

Хэллоуин приближается.

Оригинал | Телеграм

Я познакомился с Эшли в клинике моей мамы. Нас свели родители, иначе я не уверен, что она стала бы встречаться с таким парнем, как я.

Поскольку моя кровь 0-отрицательная (универсальный донор), мама заставляет меня сдавать кровь каждые 12 недель. Я сидел с катетером в руке, когда появилась ее подруга детства – Шэррон. Она недавно переехала обратно в наш город и узнала, что ее бывшая подруга стала врачом.

Шэрон представила свою дочь Эшли, девушку с потрясающими большими голубыми глазами. Ее кожа выглядела еще бледнее, чем моя (у меня, как у геймера, аллергия на свежий воздух), а одета она была во все черное.

Когда она сказала «привет», я съежился на кушетке, покрывшись испариной. К счастью, мама меня прикрыла.

– Не обращай внимания на Райана, у него небольшое головокружение.

Мама принялась вынимать иглу из моей руки, и Эшли тут же отвернулась, прикрыла рот рукой и отпрянула в сторону. Ее плечо задело пластиковый контейнер, наполненный ватными палочками, которые разлетелись по полу.

– О, брось, дорогая, – сказала мама, когда Эшли бросилась собирать их.

– Все в порядке. У меня просто ОКР.

Я потягивал апельсиновый сок, а наши матери болтали без умолку. Я не мог отвести глаз от Эшли, и каждый раз, когда я смотрел в ее сторону, она выглядела все более скучающей, даже больше, чем я, но я слишком нервничал, чтобы первым завязать разговор. К счастью, мама настояла на том, чтобы Шэрон с дочерью зашли к нам на ужин.

В преддверии званого ужина я отжимался в своей комнате. Ну вы понимаете. А спустившись к столу, сел рядом с Эшли, уныло ковырявшейся в своей тарелке.

– Не обращай внимания. – Шэррон слегка смутилась. – Эшли не в восторге от брокколи. Или моркови. Или меда, или чеснока, или... ну, в общем, она просто привереда.

Под столом моя нога дергалась зверски быстро, а к десерту я едва смог связать пять слов. Тем временем мама и ее подруга осушили две бутылки вина.

– Почему бы тебе не остаться в нашей комнате для гостей? Райан проводит Эшли домой. Так он хоть раз выберется из этого склепа. – Предложение мамы имело смысл, поскольку Шеррон едва держалась на ногах.

В нашем городе происходило много преступлений, включая поножовщину и похищения. Отправлять Эшли домой одну было бы небезопасно.

Шэррон практически вытолкала нас за дверь.

– Не бойся, Райан, Эшли не кусается.

Девушка тихо шла рядом со мной, сложив руки. К тому времени, как свернули на ее улицу, мы успели поговорить о немногом: о погоде и о том, насколько неубедительными и прозрачными были попытки родительниц свести нас.

Подходя к ее дому, я спросил, любит ли она видеоигры. Ее лицо озарилось.

– Я играю в Terraria, хотя сейчас пристрастилась к Risks of Rain 2.

Следующие двадцать минут я совершенно не нервничал. Я настолько вошел в свою стихию, что отважился и спросил.

– Может быть, мы могли бы как-нибудь поиграть вместе?

– Конечно.

Я сразу побежал домой и скупил все игры, которые она упоминала.

Оказалось, что в онлайне я куда более приятный молодой человек, чем в реальности. В конфе Дискорда Эшли смеялась над моими шутками, это помогло снять нервозность, и я даже начал говорить ей комплименты. Это было похоже на то, как если бы вы залезли в теплую ванну и постепенно подливали все больше и больше горячей воды, пока вы не привыкнете к новой температуре, только с флиртом.

Однажды вечером играя в Terraria я решился.

– Давай так: если я выиграю у тебя в PvP, ты позволишь мне пригласить тебя на свидание.

Через гарнитуру я услышал, как она улыбнулась.

– Конечно.

Мои руки не переставали дрожать. Поначалу казалось, что она меня уделает, но в последнюю секунду я вырвал победу.

Я водил Эшли на прогулки по городку, чтобы она могла познакомиться с местностью. Из-за сообщений об ограблениях и взломах мы никогда не задерживались на улице допоздна, но я также не хотел столкнуться с моими персональными школьными хулиганами, большинство из которых знали о переехавшей в город “горячей эмо-телочке? гуляющей с абсолютным ослом” и сходили с ума, пытаясь ее найти.

Я избегал свиданий с ней в дневное время, так как вероятность столкнуться  хулиганами была выше, но Эшли, похоже и не возражала.

После нескольких свиданий мы зашли перекусить в «Макдональдс». Или, по крайней мере, я. Эшли не была голодна. Она смотрела, как я ем куриные наггетсы на столике в парке, рядом с утиным прудом.

Поймав ее взгляд, я нервно сглотнул и переплел свои пальцы с ее через стол. Она сжала мою руку. Затем я медленно наклонился вперед и поцеловал ее. Эшли, должно быть, понравилось, потому что мы целовались еще долгое время.

– Ты мне нравишься. – прервавшись сказал я.

– Ты мне тоже нравишься, – ответила Эшли, улыбаясь.

Я решил, что сорвал джекпот. Мне захотелось сфотографировать нас и отправить всем ребятам в моей школе, а также нескольким учителям, которые всегда называли меня «ботаником». Я так увлекся поцелуями, что не заметил как наступил глубокий вечер.

Я сказал Эшли, что нам нужно поспешить домой.

Мы вышли из парка и пошли по дороге через небольшой лес. Эшли не понимала, почему я так волнуюсь.

Впереди виднелся свет бензоколонки. Я подумал, что мы зайдем внутрь и закажем Uber, который отвезет нас домой, но тут перед нами пронеслась машина с закрытым номерным знаком и с визгом тормозов остановилась. Из нее вышли трое мужчин в масках.

Схватив Эшли за руку, я рванул к станции, но мужчины преградили нам путь. Я прикрыл ее собой, но кто-то ударил меня кулаком в живот – колени больно врезались в землю – а затем две пары мощных рук затащили меня в багажник машины. Я извивался, раскидывая руки, упирался, пока мне в лоб не уперся ствол пистолета.

– Залезай, или мы убьем эту чертову суку.

Внутри была абсолютная темнота. Я слышал звуки борьбы, а затем приглушенные голоса изнутри салона.

Машина начала двигаться, делая повороты так быстро, что меня бросало то в одну, то в другую сторону. Теплый затхлый воздух становился теплее с каждой секундой, и я помню, как подумал, что у меня закончится кислород, прежде чем у нападавших появится шанс убить меня.

Пока они ехали, я улавливал обрывки их разговора.

...сверни направо...

...сделаем это в лесу. Никто не увидит...

Они собирались убить нас. Я уперся ногами в верхнюю часть багажника, но он не сдвинулся с места, и вскоре машина остановилась.

Двери машины открылись, затем раздались мужские голоса. То, что Эшли не издавала ни звука, пугало сильнее, чем самый истошный крик, потому что тогда я хотя бы знал, что она жива.

Внезапно мужчины закричали, перекрикивая друг друга. Затем раздался выстрел.

Не теряя времени, я начал колотить в крышку багажника ногами. В какой-то момент рука напоролась на кусок металла, остался глубокий порез, но это не остановило меня. Я все бил и бил, пока снаружи не повисла гробовая тишина.

– ЭШЛИ?

Шаги медленно приближались к машине. Я затаил дыхание.

Багажник открылся, и в него ворвался холодный ночной воздух. Все, что я смог разглядеть – это Эшли, силуэт которой темнел на фоне лунного света. Я выпрыгнул из багажника и схватил ее за плечи.

– Что, черт возьми, происходит? Ты ранена?

Кровь была размазана по ее рту и капала с подбородка. Покачав головой, она показала в сторону машины.

Мы находились на пустыре рядом с заброшенной многоэтажной парковкой. Между нами и стеной деревьев среди сорняков лежали четыре фигуры. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть их. Фигуры были тощими, сморщенными и увядшими, как египетские мумии. Я даже мог различить хрящи и обнажившиеся кости.

– Не пугайся, - сказала Эшли, подходя ко мне сзади.

Я упал и попятился назад.

– Я знаю, это сложно принять, но ты не должен бояться, хорошо? Я не собираюсь причинять тебе боль. Обычно я не делаю так... Но они собирались перерезать нам глотки. К тому же я давно ничего не ела.

Когда она потянулась, чтобы помочь мне, я вскинул между нами порезанную руку, с которой все еще капала кровь.

– Не убивай меня. – прохрипел я.

Эшли вытянулась и начала судорожно дышать. Между приступами рвоты она говорила.

– Райан, поверь мне, этого не случится. У отрицательной крови отвратительный вкус. Это хуже, чем наесться дерьма. Не обижайся. Но именно поэтому тебе не нужно меня бояться.

Тыльной стороной рукава она вытерла большую часть крови вокруг рта, а затем улыбнулась мне, обнажив клыки.

– Потому что ты совершенно не в моем вкусе.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Моя семья и другие, кто прожил здесь достаточно долго, чтобы знать, следуют определённым правилам в ночь Хэллоуина. Это не традиция и не суеверие. Это выживание. Те, кто не следовал правилам, не доживали, чтобы кому-то об этом рассказать.

Наши правила не просто касаются того, чтобы держать двери запертыми или избегать тёмных мест. Они конкретные, с причинами, уходящими корнями в события, о которых мы не говорим. Отец всегда говорил, что они идут ещё со времён моей прабабушки, когда люди пришли в эти горы из Шотландии и всё ещё верили в «старые обычаи». Будь то духи, или что-то другое, или что-то слишком древнее, чтобы назвать, ночь Хэллоуина здесь всегда была игрой на жизнь и смерть. И каждое правило существовало для того, чтобы дать тебе хоть малейший шанс продержаться до утра.

Впервые, когда я нарушил правило, я понял, почему они существуют. И я никогда этого не забуду.

Каждый октябрь, примерно на второй неделе, правила вывешивались на холодильник. Мы жили по ним. Моя семья относилась к ним серьёзно, и не просто в смысле «оберечь детей». Нет. Эти правила были для всех. Нарушишь одно — подвергнешь опасности всех нас.

Вот как они звучат:

Если после заката раздастся три стука в дверь — не открывай.

Если услышишь один тяжёлый стук, открой дверь, но не смотри на того, кто стоит там. Протяни корзину со свежим хлебом и жди, пока не услышишь удаляющиеся шаги, чтобы закрыть дверь.

Если услышишь, что кто-то зовёт тебя из леса, не отвечай.

Если увидишь фигуру на опушке леса в широкополой шляпе, не смотри на неё дольше одной секунды.

Если услышишь, как цепи волочатся по земле, посыпь солью все подоконники и пороги дверей в течение одной минуты.

Если в окне старой заброшенной хижины Андерсонов на холме горит свеча, оставайся дома, что бы ни случилось.

Эти правила существуют не просто так. Их передавали, потому что случались плохие вещи. Люди исчезали, люди умирали, происходили странные вещи. Так здесь всегда было.

Я помню один конкретный год, много лет назад, когда ночь Хэллоуина пришлась на полнолуние. Воздух был другим, наэлектризованным. У отца было чутьё на плохие ночи. Это было ощущение, словно что-то тяжело дышало тебе в затылок. Отец сказал, что нужно подготовиться заранее.

— Посыпьте солью окна сейчас, — велел он, стоя у двери, его лицо было напряжённым от беспокойства. — Мы не будем ждать, пока появятся цепи.

Я без вопросов выполнял его указания, посыпая солью каждый подоконник и пороги передней и задней двери. Мой брат пёк хлеб, уже предвидя второе правило, то, которое мы ненавидели больше всего. Это правило заставляло нас взаимодействовать с тем, что стучит в дверь, что стоит по ту сторону. Мы никогда не знали, кто или что это, но знали, что если не предложить хлеб, или если осмелишься взглянуть — будет плохо.

К позднему вечеру дом был укреплён. Хлеб остывал на столе, его аромат наполнял кухню. Огонь горел, тлел, а на коленях у отца, как всегда в Хэллоуин, лежало ружьё 12 калибра. Айзек, мой младший брат, сидел ближе всего к окну, время от времени поглядывая наружу.

У нас оставалось около трёх часов до заката. Правила были ясны: всё плохое случалось после наступления темноты. Но ожидание было худшим. Чем дольше мы сидели, тем сильнее становилось беспокойство.

— Мы в этом году использовали достаточно соли? — тихо спросил Айзек.

Отец не ответил. Он просто смотрел в огонь, сжимая ружьё крепче. Это был достаточно ясный ответ.

Первый стук раздался сразу после наступления темноты. Одинокий, медленный и намеренный стук. Айзек и я замерли, уставившись на дверь. Отец встал, показывая нам оставаться на месте и молчать. Я сглотнул, чувствуя, как сердце колотится в груди. Пришло время следовать второму правилу.

Без слов отец взял корзину с хлебом со стола, свежий, ещё тёплый. Он подошёл к двери, положив одну руку на ручку.

— Помни, — сказал он, его голос был низким и уверенным, — не смотри.

Он открыл дверь ровно настолько, чтобы просунуть корзину в щель, его глаза были устремлены на пол. Тёплый запах хлеба вырвался наружу, и я услышал слабое шуршание на крыльце. Кто бы это ни был, или что бы это ни было, оно было там. Я заметил мелькание тени краем глаза, тень, протянувшуюся по крыльцу, но не осмелился посмотреть.

Отец держал корзину, его рука слегка дрожала. Несколько мгновений не было ни звука, ни движения, а затем — шаги. Медленные, тяжёлые шаги, удаляющиеся с крыльца. Он подождал, пока они полностью исчезнут, затем тихо закрыл дверь, заперев её.

Айзек выдохнул.

— Почему бы нам просто не оставить хлеб заранее? Зачем ждать стука?

Лицо отца побледнело, и его глаза стали холодными.

— Мы должны ждать стука. Если мы не откроем дверь, оно войдёт.

Мы думали, что всё закончилось. Мы следовали второму правилу до буквы, и на мгновение казалось, что всё затихло. Но здесь ничего не остаётся тихим надолго в Хэллоуин.

Айзек заметил его первым. Он стоял на краю леса, там, где деревья встречаются с поляной. Высокий и худой, в широкополой шляпе, его лицо было скрыто в тени. Он не двигался, не издавал звуков, но был там, наблюдая.

Айзек ахнул, указывая пальцем.

— Это он, — прошептал он, его голос дрожал. Отец не стал спрашивать, кто. Он знал. Мы все знали. Человек в шляпе.

— Не смотри на него, — резко сказал отец. — Не дольше секунды.

Я бросил взгляд, достаточно, чтобы подтвердить, что он там. Высокая, тёмная фигура, почти сливающаяся с тенями деревьев, но достаточно отчётливая, чтобы заставить мою кровь стынуть. Я быстро отвернулся, сердце билось в груди.

Мы отошли от дверей и окон дома, сели, прижавшись друг к другу в гостиной, огонь был нашим единственным источником света. Снаружи человек в шляпе стоял на опушке леса, неподвижный, пока ночь медленно текла.

Только после полуночи мы услышали цепи.

Сначала они были еле слышны, металлический звон казался далёким, почти как будто это был ветер. Но он становился громче, ближе, пока не стал отчётливым. Звук цепей, волочащихся по каменистой земле снаружи.

Лицо Айзека побледнело. Он бросил на меня взгляд, широко раскрытые глаза полные страха.

— Соль, — прошептал он.

Отец кивнул мрачно.

— Иди, проверь.

Я медленно встал, стараясь контролировать дрожь в ногах. Я обошёл дом, осматривая каждое окно и дверной косяк. Линии соли были неповреждёнными. Ничто их не тронуло. Цепи продолжали скрипеть снаружи, приближаясь всё ближе, но мы не осмеливались открыть дверь. Мы не осмеливались смотреть. Мы оставались внутри, сидя вместе в мерцающем свете огня, слушая звук цепей, пока первые лучи зари не пробились через окна.

Мы пережили эту ночь. Человек в шляпе исчез. Цепи прекратили свой звук. Но когда утренний свет проник через ставни, я взглянул на старую хижину Андерсонов на холме, и там она была. Одна свеча, всё ещё горящая в окне.

Правила ясны. Когда в хижине Андерсонов горит свеча, оставайся внутри. Без исключений. Без оправданий. Даже когда солнце начинает светить и птицы начинают петь, вид этой свечи наполняет меня первобытным страхом. Мы должны ждать, пока свеча погаснет, прежде чем выйти наружу, прежде чем ночь действительно закончится.

Так здесь и бывает. Правила не просто нужно соблюдать, они сохраняют жизнь. И если ты умён, ты не задаёшь вопросов. Иногда лучше не знать.

Хэллоуин здесь всегда был пугающим, но в прошлом году всё было иначе.

Это было не просто обычное беспокойство или тревога, которая приходит с заходом солнца. Казалось, что правил больше недостаточно. Мой отец старел, его движения становились медленнее, руки — менее уверенными. Мы все знали это, но никто ничего не говорил. Мы просто следовали правилам, надеясь, что этого будет достаточно.

Мы провели день в подготовке, посыпая окна солью, выпекая хлеб, как обычно. Айзек и я нервничали, ходили взад и вперёд, всё перепроверяя. С отцом, который становился старше, мы чувствовали больше ответственности за подготовку. Небо темнело быстрее, чем обычно, тучи накатили с запада, заслоняя последние лучи солнца. К тому времени, как наступили сумерки, огонь горел слабо, и дом погрузился в темноту.

Отец сидел на своём обычном месте у двери, ружьё лежало на коленях. Корзина с хлебом, только что из печи, стояла рядом с ним. Мы все ждали, сердца колотились в тишине. Я всё время поглядывал на окна, ожидая увидеть фигуру в шляпе или услышать скрежет цепей.

И вот оно пришло. Одинокий стук, громкий и намеренный.

Отец встал, как и каждый год.

— Оставайтесь здесь, — пробормотал он, поднимая корзину дрожащими руками. Его лицо было бледным, но голос оставался уверенным.

Айзек и я обменялись тревожными взглядами, когда отец подошёл к двери. Как всегда, я уставился в пол, сосредоточившись на треске огня и стараясь заглушить чувство страха, что осело у меня в желудке. Он открыл дверь на щель, ровно настолько, чтобы протолкнуть корзину, не видя того, что ждёт по ту сторону.

Но на этот раз что-то пошло не так.

Когда отец наклонился, он ударил корзиной о дверной косяк и потерял хватку. Хлеб вывалился, рассыпавшись по крыльцу. Внезапное движение, шум — я машинально поднял глаза. Я посмотрел на это. И увидел.

Это был не человек. Это было нечто, чему я не мог дать названия. Оно стояло, сгорбившись, слишком высокое, чтобы быть человеком, с конечностями, неестественно длинными, с кожей бледной, натянутой на кости, которые выступали под странными углами. Лицо было ввалившимся, словно череп с бледной кожей, натянутой на него, а глаза были дикими и слишком широко раскрытыми, будто у него не было век.

Его рот раскрылся неестественно широко, чёрная, зияющая дыра, из которой вырвался ужасный, оглушающий вой. Это был звук, которого я никогда раньше не слышал, словно металл скребся о камень, но хуже. Он пробивался в мой череп, заставляя уши звенеть и зрение мутнеть.

Прежде чем я успел среагировать, прежде чем успел закричать, существо прыгнуло. Его костлявая рука схватила моего отца за воротник. В одно ужасающе быстрое движение оно стащило его с крыльца, утащив в лес. Звук его тела, скребущегося по земле, его приглушённые крики и ужасный вой существа слились в сцену чистого ужаса.

Айзек закричал первым. Я был заморожен, мой разум не мог осознать то, что только что произошло. Но крик Айзека вернул меня в реальность.

— Папа! — закричал Айзек, бросаясь к двери. Я последовал за ним, мои ноги дрожали, а сердце так сильно билось, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Мы выбежали в холодный ночной воздух, к краю леса, откуда всё ещё были слышны приглушённые крики отца.

Но прежде чем мы успели сделать больше нескольких шагов, я увидел это. Свечу.

Одинокий мерцающий свет в окне старой хижины Андерсонов.

Моя кровь застыла. Мы вышли наружу, когда горела свеча. Я схватил Айзека за руку, остановив его.

— Подожди, — прошептал я, мой голос дрожал. — Хижина.

Как по сигналу, дверь хижины внезапно с грохотом распахнулась, словно что-то невидимое собиралось вырваться наружу. Что-то злое. Что-то, чего не следовало будить.

— Нам нужно идти! — закричал я, таща Айзека обратно в дом. Мы бросились внутрь, захлопнув за собой дверь. Я запер её, мои руки так дрожали, что я едва мог повернуть ключ. Ружьё всё ещё лежало на полу у кресла отца, но оно казалось бесполезным. Что толку от него против чего-то подобного?

Но ночь была далеко не окончена. Мы сидели в гостиной, напуганные, ожидая, когда следующее правило будет нарушено. Айзек плакал, его руки дрожали, когда он пытался успокоить дыхание. Я смотрел на дверь, наполовину ожидая, что что-то в любой момент ворвётся внутрь.

Следующими пришли цепи. Мы услышали, как они лязгали о землю, приближаясь всё ближе. Я схватил мешок с солью, готовясь ещё раз проверить линии соли, которые мы положили раньше. Цепи протащились прямо к передней двери, металлический звон эхом разносился в тишине. Я слышал их прямо за дверью, они скреблись о деревянные ступени крыльца. Но я знал, что соль удержит. Она всегда удерживала.

Или, так я думал.

Айзек заметил это первым. Мы забыли снова посыпать солью порог передней двери после того, как вышли наружу. Ветер от открытой двери нарушил нашу линию соли. И когда я уже собирался броситься к двери, чтобы снова посыпать соль, я услышал цепи и скрип у двери. Это было похоже на то, как будто тяжёлый груз медленно наваливался на неё. Я понял, что у нас нет времени. Я начал отступать, показывая Айзеку идти в спальню. Айзек закричал, когда дверь с треском распахнулась.

Мы побежали в заднюю спальню, сердца бешено колотились, дыхание рвалось на части. Я быстро посыпал солью перед дверью в спальню и проверил окна.

— Оно в доме, — прошептал я. Я чувствовал это, присутствие, что-то холодное и злобное, кралось по дому к нам.

Я не знаю, сколько времени мы ждали, сколько слушали, как цепи ходят взад и вперёд по нашему дому. В конце концов, мы услышали, как они ушли наружу. Медленно мы вышли из спальни и тихо закрыли и заперли переднюю дверь. Я положил свежую линию соли перед дверью и вздохнул с облегчением. Мы были в безопасности, пока.

А потом мы снова услышали это. Стук.

Но не один. И не три. Это было что-то новое, что-то, что не подходило ни под одно правило. Это был быстрый, отчаянный стук, словно то, что было снаружи, хотело войти, немедленно. Моё сердце остановилось. Правила не предусматривали такого.

Айзек посмотрел на меня, глаза полные ужаса.

— Что нам делать?

У меня не было ответа.

Стук становился громче, всё более отчаянным. Окна дрожали в своих рамах, и огонь мерцал, бросая дикие тени на стены. Что бы ни было снаружи, оно было злым, злее всего, что я когда-либо чувствовал.

— Просто ждём, — прошептал я, мой голос едва был слышен на фоне шума. — Ждём до рассвета.

Остаток ночи был размытым ужасом. Каждая минута казалась часом, каждый звук заставлял моё сердце подниматься к горлу. Мы не спали. Мы не смели двигаться из гостиной. Мы сидели, прижавшись друг к другу у огня, сжимая ружьё, словно это была наша последняя надежда, и тихо плакали по утрате нашего отца.

Стук в дверь не прекращался. Цепи за пределами дома тянулись туда-сюда, постоянное напоминание о кошмаре, что ждал за стенами. И всё это время свеча в хижине Андерсонов горела ярко, мерцая вдали, как маяк смерти.

Но каким-то образом мы выжили. К тому времени, как первый свет зари пробился через горы, звуки прекратились. Стук прекратился. Цепи замолчали. Свеча в хижине погасла.

Мы пережили ещё один год. Едва. Но отец так и не вернулся.

Хэллоуин в нашей долине всегда был испытанием. Но в прошлом году этого было недостаточно. Нарушение правил стоило отцу жизни, и теперь всё изменилось. И я не могу избавиться от ощущения, что в этот Хэллоуин будет ещё хуже.

Подписывайся на ТГ, чтобы не пропускать новые истории и части.

https://t.me/bayki_reddit

Я «работаю» в компании, которая занимается расшифровкой аудиозаписей. Слово «работаю» в кавычках, потому что мы на самом деле просто фрилансеры. Честно говоря, сомневаюсь, что хоть кто-то из вас вообще хоть как-то заинтересован в подробностях моей работы, так что давайте я перейду к делу.

Большинство записей, которые мы получаем, достаточно обыденные. Это интервью, опросы, маркетинговые или юридические записи, которые людям нужно перевести в текст по каким-то причинам. Но иногда попадаются записи, которые действительно интересны, например, полицейские допросы — их у меня было два. Однажды я получила запись интервью между адвокатом и потенциальным клиентом. Я слышала, что другим иногда попадаются, как бы это сказать, очень личные записи. По «личные» я имею в виду, что какой-то странный человек записал несколько телефонных разговоров с кем-то, занимаясь при этом сексом по телефону. К счастью, качество записи было отвратительным, и мне никогда не приходилось расшифровывать такие вещи.

Но бывают дни, когда случается что-то по-настоящему странное. Страннее, чем телефонный секс. Настоящая мистика. Я сама никогда таких записей не получала, только слышала о них от других сотрудников через наш Discord. Официально Discord не одобрен компанией, поскольку руководство не приветствует любые общения вне рабочих вопросов, но, честно говоря, нам на это наплевать. Как я уже сказала, лично мне таких записей никогда не попадалось, но я слышала истории от тех, кому посчастливилось столкнуться с ними. И некоторые записи, о которых люди рассказывали, действительно заставляли нас всех нервничать.

Один человек даже полностью бросил работу после того, как ему попалась особенно жуткая запись. Он отказался давать подробности, заявив, что «не хочет заражать нас такими же кошмарами». Этого было достаточно, чтобы многие из нас почувствовали себя не по себе, особенно когда этот человек внезапно исчез и перестал выходить на связь — не только в Discord, но и в социальных сетях. С тех пор от него не было ни слуху ни духу. Прошел уже год с тех пор, как он оставил то сообщение.

Возвращаясь к моей истории, моя удачная серия — не сталкиваться с такими странностями — закончилась несколько дней назад и очень драматично. Признаюсь, когда я впервые услышала о таких записях, мне было немного любопытно, но это было мрачное любопытство. Однако оно быстро исчезло после прочтения особенно ужасных историй. Все, что случилось с моим знакомым, о котором я упомянула ранее, только добило остатки этого интереса. Я тогда решила, что это что-то, с чем я не хочу сталкиваться.

Но теперь, хватит моих разглагольствований. Я собираюсь выложить копию этой расшифровки ниже. Да, это безумно незаконно, и поэтому я не называю ни компанию, ни себя, ни Discord-группу. А еще именно по этой причине я бросила расшифровку, даже когда закончила. Я не думаю, что это как-то свяжут с моим аккаунтом, если кто-то другой подберет эту запись. Когда кто-то берет заброшенное аудио, оно просто помечается как «раньше заброшенное», так что, надеюсь, тот, кто возьмется за это, не понесет никаких последствий. Мне сняли баллы за то, что я бросила её после установленного времени, но я бы предпочла, чтобы у меня было как можно меньше связей с этой историей. Итак, наслаждайтесь, наверное.

Транскрипция начинается:

Мужчина-интервьюер 1: «Я знаю, что вы здесь уже несколько часов, миссис Смит, но нам нужно, чтобы вы еще раз всё это пересказали. Это поможет нашему расследованию и, возможно, спасет жизни. Вы готовы?»

Миссис Смит: «Я... да, думаю, да. Почему [неразборчиво]. Могу я получить воды или что-то такое?»

Мужчина-интервьюер 2: «Сейчас это невозможно, миссис Смит.»

Миссис Смит: «Вы что, не можете на секунду остановиться, чтобы принести мне чёртову воду?»

Мужчина-интервьюер 1: «Прошу прощения, мадам, я понимаю, что вы, наверное, испытываете жажду, но нам нужно как можно быстрее закончить. Чем скорее мы это сделаем, тем скорее сможем использовать информацию для помощи в расследовании. Обещаю, как только мы закончим, я позабочусь о том, чтобы вы получили воду.»

Миссис Смит: «Ладно. Хорошо... как я уже говорила несколько раз -»

Мужчина-интервьюер 1: «Мы приносим извинения за это, но это важно, миссис Смит.»

Миссис Смит: «Да, да, понятно. Ну, как я уже сказала, я планировала этот поход несколько месяцев, должна была поехать с сестрой и нашей кузиной. Но в последний момент [неразборчиво], и сестра отказалась. В итоге остались только я и кузина. Мы не были особо близки, но достаточно хорошо ладили, чтобы это был веселый поход. Она... ну, она была ближе к моей сестре.»

Мужчина-интервьюер 2: «То есть, вы не были одна в этом походе?»

Миссис Смит: «Я буквально только что сказала, что была с кузиной. Так что, логично, что я не была одна!»

Мужчина-интервьюер 2: «Я понимаю ваше раздражение, мадам, но не нужно повышать голос. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться.»

Миссис Смит: «Успокоиться? Успокоиться?! Вы что, не слушали меня -»

Мужчина-интервьюер 1: «Миссис Смит, мой коллега оговорился. Мы понимаем, что эта ситуация для вас [неразборчиво], но нам нужно быть уверенными, что мы всё правильно понимаем. Вам нужен перерыв?»

Миссис Смит: [Слышны всхлипывания]

Мужчина-интервьюер 1: «Ладно, давайте сделаем небольшой перерыв.»

Аудио возобновляется:

Мужчина-интервьюер 2: «Вы готовы продолжить, мадам?»

Миссис Смит: «Да, э-э... да. Хорошо, хорошо. Как я уже говорила раньше... это были только мы с кузиной [неразборчиво], и это должно было быть на выходные, так что мы не брали с собой много вещей. Там был ресторанчик, который она... который она очень любила, и мы собирались туда на завтрак и ужин. Мы взяли с собой хот-доги, потому что, ну, какой же поход без хот-догов, верно? Да, мы уехали из моего дома в пятницу, примерно в полдень. Приехали на место около четырех.»

Мужчина-интервьюер 1: «Четыре часа вечера?»

Миссис Смит: «Да, э-э, да. Четыре часа вечера.»

Мужчина-интервьюер 2: «Пожалуйста, продолжайте.»

Миссис Смит: «Хорошо. Итак. Мы прибыли на место около четырех, и первое, что мы сделали [неразборчиво], — это установили палатки.»

Мужчина-интервьюер 1: «У вас были отдельные палатки?»

Миссис Смит: «Да. Вы, э-э, видели их, правда? На нашем кемпинге? Они были такие -»

Мужчина-интервьюер 2: «От палаток практически ничего не осталось, миссис Смит. Именно поэтому нам нужно уточнение.»

Миссис Смит: «О... понятно. Я, э-э, я не... я не возвращалась на место кемпинга. Я не знала...»

Мужчина-интервьюер 1: «Мы понимаем, миссис Смит. [неразборчиво] пожалуйста, продолжайте.»

Миссис Смит: «Ладно, как я уже сказала, у нас были отдельные палатки. И, [неразборчиво], нас с сестрой с детства брали в походы, так что, э-э, поставить их было несложно. После этого мы поехали в ресторанчик на ужин. Это было, э-э, думаю, около восьми вечера. Вернулись ближе к десяти, уже было темно.»

Мужчина-интервьюер 2: «Что вы делали, когда [неразборчиво]?»

Миссис Смит: «Мы разожгли костер. Мы, э-э, хотели поджарить маршмеллоу перед сном. Сделать с’моры. Это было -»

На этом моменте аудио становится сильно искаженным на несколько минут, затем возобновляется:

Миссис Смит: «Я, э-э, точно не знаю, который был час. Когда я посмотрела на телефон, батарея была... была разряжена. Я подумала, что это странно, потому что, э-э, когда я ложилась спать, она была заряжена более чем на пятьдесят процентов. Но, э-э, да. Он разрядился. Так что, да, трудно сказать, который был час.»

Интервьюер 2: «Но если бы вам пришлось предположить, как думаете, который был час, мадам?»

Миссис Смит: «Вы ведь сказали, что всё должно быть максимально точным, верно?»

Интервьюер 1: «Нам нужно быть настолько точными, насколько возможно, миссис Смит. Однако, примерная хронология всё равно поможет нашему расследованию.»

Миссис Смит: «Да, понятно... простите. Если бы мне пришлось угадать, то, наверное, где-то около шести утра? Может быть, чуть раньше? Рассвета еще не было, но и совсем темно уже не было.»

Интервьюер 2: «Отлично, спасибо, миссис Смит. Пожалуйста, продолжайте.»

Миссис Смит: «Да, э-э, конечно. Это было до рассвета, и моя кузина не любила вставать рано. Она обычно не вставала до десяти утра по выходным. Но, э-э, я проснулась из-за того, что услышала её голос.»

Интервьюер 1: «Вы слышали её голос? Что вы имеете в виду?»

Миссис Смит: «Я... я слышала, как она говорит. Сначала я подумала, что [неразборчиво], она иногда так делала, но, э-э, вскоре я поняла, что её голос... голос звучал откуда-то из передней части моей палатки. Её палатка стояла рядом с моей.»

Интервьюер 1: «Понимаю. Вы могли расслышать, что именно она говорила?»

Миссис Смит: «Нет... не совсем. Но я слышала интонацию. Это была та же интонация, с которой она обычно разговаривала с бездомными кошками или собаками, когда мы были детьми. Знаете, такая очень мягкая, добрая. Я слышала, как она так разговаривала, и сразу подумала, что она, наверное, делает что-то глупое, вроде того, что пытается погладить енота или что-то подобное.»

Интервьюер 2: «Она действительно это делала, миссис Смит?»

Миссис Смит: «Вы прекрасно знаете, что нет! Вы знаете, что...»

Интервьюер 2: «Миссис Смит, вам нужно сделать перерыв?»

Миссис Смит: «Мне не нужен чертов перерыв! Мне нужно, чтобы вы прекратили задавать эти глупые вопросы! Вы прекрасно знаете, что она нашла! Я уже рассказывала, рассказывала и повторяла вам снова и снова, а вы заставляете меня это снова вспоминать! Заставляете меня переживать это снова! Я вылезла из палатки и увидела её, и... и я увидела эту... эту тварь, и [неразборчиво]. Она выглядела как олень, но было что-то... что-то жуткое, неправильное в нем, и когда я смотрела на него, у меня мурашки бежали по коже. Но она пыталась помочь ему. Она думала, что оно больно, и она... и она... [слышны всхлипывания]»

Интервьюер 1: «Я понимаю, что это для вас тяжело, миссис Смит. Я понимаю, что очень несправедливо просить вас снова рассказывать это, но у нас нет другого выбора. Если мы хотим предотвратить подобное в будущем, нам нужно задавать эти вопросы. Нам нужно получить четкое представление о том, что произошло. Пожалуйста, можете ли вы продолжить?»

Миссис Смит: «Боже... черт, да, я могу продолжить. Мне так жаль, мне так жаль, что я...»

Интервьюер 1: «Вам не за что извиняться, миссис Смит. Ваши чувства вполне понятны, учитывая обстоятельства.»

Миссис Смит: «Спасибо... спасибо вам. Я, э-э, там был олень. И она сидела перед ним на корточках. Очень близко. И она... она протянула руку, и олень... олень был таким жутким, таким, таким неправильным. Я не понимаю, как она могла смотреть на него. Я... я не знаю, что она [неразборчиво].»

Интервьюер 2: «Что вы имеете в виду, миссис Смит, когда говорите, что "он был неправильным"? Можете объяснить подробнее?»

Миссис Смит: «Да, э-э, могу, да. Всё еще было темно, но, э-э, света хватало, чтобы увидеть, что его, э-э, морда была сильно повреждена. Я имею в виду, его нижняя челюсть просто висела. Не так, как если бы рот был открыт или сломан, я имею в виду, она просто висела. Мне кажется, что единственное, что удерживало её на месте, была... боже... кожа и мышцы. Только это. Олень двигал головой, и его челюсть качалась, как чертова ветряная игрушка [неразборчиво].»

Интервьюер 1: «Миссис Смит, вам нужен мусорное ведро?»

Миссис Смит: «Нет, нет, я в порядке, я... о, боже, да, оно нужно.»

Аудио возобновляется:

Миссис Смит: «Боже, простите меня.»

Интервьюер 1: «Всё в порядке, миссис Смит. Вы пережили травму, и ваша реакция совершенно нормальна.»

Миссис Смит: «Единственное нормальное во всей этой ситуации.»

Интервьюер 2: «Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы продолжить, мадам?»

Миссис Смит: «Я... да, я в порядке. [неразборчиво] это было самое заметное, но, э-э, было много всего неправильного в нём. Как он стоял, э-э, как было изогнуто его тело, я могла видеть часть его бока. Там было [неразборчиво] отсутствовала кожа. Мне кажется, я видела часть его ребер. Что-то, э-э, бледное... но, э-э, я помню, что оно двигалось...»

Интервьюер 2: «Что вы имеете в виду под "двигалось", миссис Смит?»

Миссис Смит: «Я имею в виду, что оно выглядело так, как будто двигалось! Как будто извивалось, почти. Но это не совсем... думаю, что это не то слово, которое подходит, но это единственное, что я могу подобрать, чтобы это описать. Оно выглядело неправильным. Я не понимаю, как она могла видеть это... это существо и подумать, что это безопасно. Как оно вообще могло стоять? Оно должно было быть мертвым. Оно должно было быть мертвым, но оно стояло там. [неразборчиво], и она сидела на корточках, разговаривала, протягивала руку. И это... я увидела, как его горло раздулось. Оно вздулось и выглядело отвратительно, как будто что-то двигалось и толкалось внутри... она видела это? Видела, что оно делало?»

Интервьюер 2: «Если это похоже на другие подобные случаи, о которых мы получали сообщения, скорее всего, она не видела этого, миссис Смит.»

Миссис Смит: «Что вы имеете в виду? Что это значит?»

Интервьюер 2: «Можете продолжить, пожалуйста, миссис Смит?»

Миссис Смит: «Нет! Нет, я не могу просто продолжить! Что это значит? Что значит, что она не видела? Как она могла не заметить?»

Интервьюер 1: «Я понимаю, что это стресс и страх для вас, миссис Смит, но нам нужно, чтобы вы продолжили, пожалуйста.»

Миссис Смит: «Боже мой, чёрт возьми. Ладно, ладно. Я просто хочу знать, почему это случилось.»

Интервьюер 1: «Обещаю вам, миссис Смит, как только вы закончите давать окончательные показания, мы постараемся объяснить всё.»

Миссис Смит: «Я... спасибо. Спасибо вам. Ладно. [неразборчиво] её горло вздувалось, как я уже сказала. Оно вздувалось и двигалось, и... и из его рта что-то, э-э, боже, что-то вылезло. Это выглядело как рука? Не как нормальная рука. Боже, ничто там не было нормальным, вообще ничего. Но рука, она... моя кузина была в двух футах от оленя, да? Двух футах. И рука... сначала пальцы вылезли. Изо рта оленя. Вылезли, э-э, извиваясь. Они были бледные, они светились в лунном свете... и они были мокрые. Не, э-э, не от крови? Они не были достаточно темными для этого.»

Интервьюер 2: «Что произошло дальше, миссис Смит?»

Миссис Смит: «Дальше? Боже мой, дальше появилась вся рука. Такая же бледная, как и пальцы, и... она была длинной, и она выглядела, э-э, как сегментированная? Но не совсем сегментированная, скорее, как если бы было слишком много локтей. Челюсть оленя, она, э-э, она отвалилась. Просто упала на землю, и... и рука продолжала вытягиваться к ней. А она просто сидела на корточках. Я тогда кричала. Помню это. Я кричала на неё, чтобы она двигалась, чтобы... чтобы она бежала, делала хоть что-то! Но она просто сидела там, я... я думаю, что она всё ещё разговаривала с этим существом. Я думаю, она... и, о боже. О боже. Это схватило её, эта рука схватила её, и она начала затягивать её обратно внутрь. Оно затягивало её в себя, и она не закричала. Даже когда [неразборчиво]. Я слышала, как её кости ломаются, и её складывало пополам, и она не закричала. А я убежала. О боже, простите, простите, я так извиняюсь. Я просто убежала! Я бросила её!»

Интервьюер 1: «Я знаю, что для вас это было сложно, миссис Смит. Мы благодарны вам за то, что вы рассказали нам это. Вы хотите воды, мадам?»

Миссис Смит: «Боже, да, пожалуйста. Мне действительно нужна вода.»

Мужчина-интервьюер 1: «Конечно, миссис Смит. Принесите ей воды. Думаю, мы закончили.»

Мужчина-интервьюер 2: «Конечно.»

Мужчина-интервьюер 1: «А, вот и вода. И она ещё холодная, это точно вам поможет.»

Миссис Смит: «Боже, да. Я говорила уже несколько часов и... да, спасибо.»

Мужчина-интервьюер 1: «Убедитесь, что вы выпили всё, это, вероятно, поможет вам почувствовать себя лучше.»

Миссис Смит: «Я пью, спасибо.»

Проходит несколько минут в тишине:

Миссис Смит: «Я... я чувствую себя как-то... странно? Думаю. Кружится голова? Мне плохо, кажется, мне нужна помощь.»

Мужчина-интервьюер 1: «Вам не о чем беспокоиться, миссис Смит, это совершенно нормально.»

Миссис Смит: «Нормально? Что... что [неразборчиво].»

Мужчина-интервьюер 1: «Я обещал вам, что вы узнаете, что произошло. Ваши показания были записаны, ваше сотрудничество учтено, и теперь, думаю, настало время вам узнать правду.»