warhead.su

На фоне сложных европейских бронескафандров японские «доспехи» из лакированных пластинок и шнурочков смотрятся довольно странно. Делать сложные вещи руками в Японии вроде бы умели. Так почему же у самураев такая плохая броня?

Япония — страна контрастов

Действительно, японский доспех — если оставить в покое его внешнюю красоту — на фоне привычных европейских выглядит довольно уныло. Можно даже сказать, убого. Лак и цветные шнурки — конечно, штуки красивые, но кожа и тонкое железо под ними — защита довольно слабая.

Только ли бедностью страны это вызвано?

Япония — страна раздора

Обделённая ресурсами Япония всё прошлое тысячелетие промучилась с постоянными сварами и раздорами феодальных властителей. Страну восходящего солнца преследовали целые столетия внутренних усобиц.

Постоянно требовались оружие и доспехи, но делать их приходилось буквально из фигни и палок — только для того, чтобы в нужный момент нашлись хотя бы такие!

Голозадые асигару несколько веков бегали в бой только в набедренной повязке-фундоси, тапочках и, может быть, шлеме. Что-то похожее на броню появилось у них веку эдак к пятнадцатому. Слишком уж дорого!

Эволюция доспеха

Исторически японский благородный воин — конный лучник. Доспех ему требовался в основном для защиты от других лучников. Значит, если доспех отклоняет стрелы, понижает шанс пробития и не мешает стрелять в ответ, это уже хороший доспех.

Продержалось такое положение века. Серьёзные перемены оформились примерно к XVI веку, когда по Европе уже вовсю применяли вполне приличное стрелковое оружие.

Плохим клинком о плохой доспех

Назвать японское железо хорошим нельзя при всём желании. Самурайский клинок запросто можно не то что сломать, а чуть ли не разбить. Если школа боя требует в основном щадящих меч режущих ударов, доспех с хорошей защитой от порезов уже достаточен.

Комбинация тонких железных пластинок, толстой кожи и шнурков вполне прилично защищает от настолько плохого оружия.

Конец халтуры

Триумфальное прибытие в Японию португальских кирас и порохового оружия решило судьбу японского доспеха. Местное железо при добавлении ему толщины до пулестойкости превращало кирасу в почти десятикилограммовое изделие. Эффективно двигаться в манёвренном японском бою под столь тяжёлой защитой было настолько сложно, что броня попросту начала вымирать.

Привозное — очень дорого, своё — не годится, куда ни кинь — всюду кромешная безысходность.

Последние из могикан

Свой последний бой японский традиционный доспех принял во второй половине XIX века. Имел он к тому времени больше символическое значение — как одна из «духовных скреп» ревнителей старины. Эффективность кольчужных безрукавок и рубашек скрытного ношения резко выигрывала. Тем более, что оппонент и пальнуть из револьвера запросто мог.

Так почему же у самураев плохая броня?

Для своего времени и места она была приемлема. Сделать что-то большее при японском дефиците всего не представлялось возможным. Для внутренних свар даже такая защита становилась весомым аргументом на поле боя и повышала шансы выживания бойца.

Просто в силу особого японского пути задержалась она слишком долго.

Источник

В начале 1917 года Германия бросила на стол один из своих последних козырей в Первой мировой — неограниченную подводную войну. Почему ей не стоило этого делать — в нашем материале.

Радикальное предложение

Тысяча девятьсот семнадцатый год военное и политическое руководство Германии встречало в глубокой тоске — 1916-й закончился для страны большими проблемами.

На фронте обстановка была, прямо скажем, депрессивной. На Западе Верден и Сомма вымотали немецкую армию, а огромное материальное превосходство союзников стало неоспоримым. На Востоке Германия окончательно превратилась в подпорку для ослабевших австро-венгров. В плюс там, конечно, занесли уничтожение Румынии с возможностью ограбить до нитки оккупированную страну, но и у этой постели из роз были свои шипы. Восточный фронт ещё удлинился, окончательно встав от моря до моря, да и оккупационная служба требовала войск — притом что человеческие ресурсы у немцев были на последнем пределе.

В тылу тоже было безрадостно. Продовольственная проблема встала во весь рост, многие продукты и вовсе исчезли из оборота, а плохой урожай осени 1916 года привёл к знаменитой «брюквенной зиме». Новая программа производства оружия фактически сворачивала остатки гражданских производств и переподчиняла транспортную систему исключительно на военные нужды, что грозило гражданскому населению в недалёком будущем новыми лишениями и невзгодами.

В поисках срочного выхода из сложившегося тупика немцы обратили взоры на флот, у которого давно имелись радикальные предложения.

Уморить голодом

Идея уморить Британию голодом с помощью подводных лодок витала среди немецкого руководства с осени 1914 года. Она даже казалась вполне оправданной с моральной точки зрения: в конце концов, установленная англичанами блокада против Германии преследовала именно эту цель. Первые подходы к неограниченной подводной войне (с утоплением без предупреждения любого судна, идущего в Британию) в предыдущие годы быстро завершались её сворачиванием — по целому ряду причин. Но в ситуации, в которой оказалась Германия, уже было не до внешнеполитических приличий.

Руководство флота взяло за основание якобы результаты скрупулёзного исследования. Департамент B-1 Адмиралштаба собрал впечатляющую команду экспертов, куда входили финансисты, промышленники, аграрии и другие. Центральными фигурами были известный банкир доктор Рихард Фусс и профессор экономики Гейдельбергского университета доктор Герман Леви. Фусс собирал открытые данные по британской торговле с марта 1915 года, а в августе того же года они вместе с Леви отметили крайнюю зависимость Британии от поставок зерна.

Британия не выращивали дома достаточно зерновых для своего населения и не имела крупных продовольственных запасов, питаясь в основном привозным с колёс. Список жизненно важного импорта для Острова не заканчивался только зерном, туда входило ещё несколько страниц наименований — от хлопка до железной руды.

К концу 1916 года у Адмиралштаба и его начальника адмирала фон Хольтцендорффа были на руках результаты работы экспертов с цифрами, таблицами и графиками.

По всем расчётам пять месяцев решительной подводной войны полностью разрушили бы британскую экономику и поставили бы её на грань голода.

Ещё одним важным фактором, на который указывали эксперты и которым надо было срочно пользоваться, стал тот факт, что осенью 1916 года плохой урожай собрала не только Германия. В Англии и в США он тоже вышел не очень, и это сильно подняло цены на зерно на мировом рынке, что заставило англичан искать его в таких отдалённых местах, как Латинская Америка, Австралия и Индия, — что ещё больше увеличивало нагрузку и сроки оборачиваемости тоннажа.

Эту карту требовалось разыграть до нового урожая 1917 года.

По расчётам моряков и их гражданских консультантов, требовалось топить по 600 тысяч тонн грузового тоннажа в месяц в течение пяти месяцев, чтобы поставить англичан на колени. Не менее важным стало и то, что морская бойня должна была окончательно отвадить от британских берегов более миллиона тонн нейтральный судов, что ещё сильнее ухудшило бы положение англичан.

Отрицание, гнев, принятие

Самыми большими противниками подводной войны в немецком руководстве были гражданские министры — и совсем не по гуманистическим или моральным причинам. Канцлер Второго рейха фон Бетман-Гольвег, убедивший прекратить первую подводную кампанию 1915 года и противостоявший всем попыткам её возобновления, считал, что всё это могло привести лишь к катастрофе. С ним соглашались и вице-канцлер Карл Хелфриш, и министр иностранных дел Готлиб фон Ягов. Оба они считали цифры, предоставленные флотом, в лучшем случае излишне оптимистичными, а в худшем — просто подогнанными под необходимый ответ.

Все трое называли затею безумной, поскольку единственным предсказуемым итогом всей эскапады стало бы вступление в войну множества нейтральных к Германии стран — прежде всего США.

Однако министры оказались в одиночестве. Утомлённые войной и невзгодами население и политические партии были готовы поддержать любое решение, обещавшее скорую победу.

Своё мнение о подводной войне имело и командование сухопутных войск. Если в августе 1916 года правящий дуэт из Людендорфа и Гинденбурга высказывался против, опасаясь появления дополнительных датских и голландских фронтов, то к Новому году их мнение радикально изменилось. Сомнений в том, что рейху необходимо использовать все возможные способы ведения войны, у них не осталось. Даже если бы подводная война не поставила англичан на колени, то как минимум отвлекла бы немалые силы и ресурсы от наращивания усилий на фронте.

Среди всех ветвей немецкого руководства изменилось даже отношение к возможному вступлению в войну США — этот вариант больше не считали таким уж ужасным.

Во-первых, США и без того явно играли за другую команду, став местом, где противники Германии закупались материалами, оружием и боеприпасами в огромных масштабах. В окопах на Сомме даже появилась грустная шутка про «нейтральные снаряды», когда находили донца с надписями вроде Bethlehem Steel, USA.

Во-вторых, Америка стала едва ли не главным источником финансовых ресурсов для стран Антанты. Английское правительство тратило по два миллиона фунтов в день только на покупку за рубежом хлеба, стали, химии и прочих военных материалов, и к марту 1917 года ожидалось полное истощение золотовалютных резервов Великобритании. Американские кредитные линии уже стали для неё линией жизни.

Ну и в-третьих, США считали неким «бумажным тигром», который не имел значительной армии и не рискнул бы влезать по полной в европейскую войну — а в случае выхода Британии из противоборства быстро последовал бы её примеру.

Девятого января 1917 года прошло совещание с участием Кайзера. Под давлением военных тот дал своё согласие на начало неограниченной подводной войны. Немецкому флоту теперь предстояло воплотить в жизнь принцип «топи их всех» — и задушить Англию за обещанные пять месяцев.

Империя наносит ответный удар

Первого февраля 1917 года немецкие подводники, сбросив с себя все ограничения, вышли на охоту. В феврале они потопили 500 тысяч тонн (отчасти потому, что нейтралам дали время уйти из английских вод), в марте — 550 тысяч, а в апреле — 841 118. Подводная кампания велась с невиданным для немецких лодок и экипажей напряжением — у немцев было менее ста подводных лодок на всех морях. В конце апреля адмиралы рассылали бравурные отчеты, что всё идёт отлично — и даже лучше, чем отлично. По их данным, снабжение британских частей в Европе и помощь союзникам были полностью расстроены, а моряки гражданских судов оказались на грани бунта из-за своей беззащитности.

К августу, самое позднее к сентябрю, англичане приползли бы на коленях просить мира.

О некоторых цифрах, кидавших тень на всю кампанию в целом, они умалчивали — например, что тоннаж, потопленный в пересчёте на день похода подводной лодки, вырос всего на 54 тонны, а в Средиземном море — и вовсе упал. А результата удалось достигнуть за счёт большего количества лодок, полученных флотом от промышленности, и интенсивности их использования.

Вскоре на всё это ожидаемо ответили США — в феврале они разорвали дипломатические отношения, а в апреле, после десятков потопленных американских судов, объявили Германии и её союзникам войну.

Как и любой хорошо продуманный, на первый взгляд, план, немецкий моментально треснул при столкновении с ответными мерами противника. Потеряв за три месяца почти два миллиона тонн грузовых судов, англичане энергично взялись за исправление ситуации.

Наиболее важной мерой стало введение конвоев — несмотря на жалобы о сложности конвоирования и задержках судов, цифры потерь были красноречивы. С августа по октябрь 1917 года было потеряно 7,37% идущих в одиночку судов — и лишь 0,58% из конвойного состава.

Введение конвоев заставило немцев ближе прижиматься к английским берегам. Если с февраля по июль в десяти милях от берега топилось лишь 20% судов, то во второй половине года эта цифра выросла до 58%. Но у своих берегов англичанам было куда легче противостоять немецким морским волкам.

Вскоре цифры забоя судов пошли вниз: 670 тысяч в июне и менее 500 тысяч в августе — притом что англичане и не думали сдаваться.

В осенне-зимний период цифры упали ещё ниже и плавали между 300 и 400 тысяч.

Другими важными мерами англичан стала ускоренная постройка новых судов — с 53 тысяч до 102 тысяч тонн в месяц в течение 1917 года. Британцы безжалостно принудили нейтральные страны продолжать отправлять свои корабли на Остров, грозя в случае отказа запретом на использование английских угольных станций по всему миру. Кроме того, была введена система «корабль на корабль» — когда судно какой-либо страны выпускалось из британских портов только после прибытия другого, сопоставимого по размерам, под тем же флагом.

Ну и наконец, британцы стали куда рачительнее распоряжаться имеющимися продуктами и нарастили производство у себя дома. К осени 1917 года они собрали на 40 процентов больше картофеля и зерновых, чем перед войной.

Худшее решение

Неограниченная подводная война не принесла Германии победы; англичане преодолели проблемы и не умерли с голоду. Даже немецкие военнопленные на Острове удивлялись британским жалобам на проблемы с продуктами — по немецким меркам они продолжали купаться в изобилии.

Зато Второй рейх получил ещё одного противника с огромной финансовой, индустриальной и демографической мощью. Американцы начали тратить на войну по 43 миллиона долларов в день (британские траты — около 30 миллионов), отправили в Европу два миллиона солдат (лишь 317 из которых погибли от действий немецких субмарин) и построили в 1918 году 2,5 миллиона тонн торгового тоннажа (столько же, сколько утопили немцы).

Вместо заманчивого результата в виде быстрого окончания войны немцы получили врага, которого они даже теоретически не могли победить, — и потеряли последние шансы на победу.

Источник

Россия заключает мир со шведским королём Карлом XII и участвует в совместном десанте на берега Англии. Что это, очередные похождения попаданца? Нет, реальный план, порождённый гением политической интриги бароном Гёрцем.

К 1716 году дела в Швеции шли хуже некуда. Северная война затянулась, и перспектива поражения была очевидна.

Потомки викингов сражались уже не за победу, а за возможность добиться хотя бы не самого позорного мира.

Финансы находились в полном расстройстве. Что делать, не понимал никто, включая короля Карла XII, который не любил скучные государственные заботы и плохо разбирался во всём, кроме военного дела.

И тут перед шведским монархом предстал барон Георг Генрих фон Гёрц.

Кто вы, господин барон?

Фон Гёрц был немецким аристократом из очень старого рода, восходившего к эпохе последних Каролингов. Он учился на юриста в Йенском университете, затем поступил на службу в герцогство Гольштейн, которое издавна находилось в орбите шведской политики. Там барон дослужился до камергера герцога Фридриха IV, затем сделал карьеру дипломата, где и попался на глаза шведскому королю.

В частной беседе с Карлом XII Гёрц высказал отчаянно нуждавшемуся в деньгах правителю несколько свежих идей. Они так впечатлили Карла, что Гёрц очень быстро стал его ближайшим доверенным советником.

Вскоре, не занимая никаких государственных постов, барон взял в свои руки управление всей внешней и внутренней политикой Щвеции.

Для пополнения казны Гёрц прибегнул к самым решительным мерам: ввёл множество новых налогов и реформировал денежную систему. Старую полновесную монету изъяли из обращения и заменили так называемой временной, или чрезвычайной монетой. Вычеканенная из меди, она должна была приниматься как серебряная или золотая.

На этой операции казна получила сказочный доход. Гёрц стал самым ненавистным человеком в Швеции, но зато Карл XII счёл его гением и был готов поверить любой, даже самой завиральной идее.

Король однажды сказал графу Фрезену: «С тремя людьми, подобными ему (Гёрцу), я обманул бы весь мир». В 1716 году пришло время именно таких идей.

Грандиозная афера

Размышляя над ходом Северной войны, барон пришёл к разумному выводу, что Россию не победить, война лишь истощает государство, и поэтому необходимо мириться. Однако требования русских столь обширны, что их выполнение превратит Швецию в заурядную небольшую страну, лишённую былого величия. Очевидно, что Пётр I, завоевавший Прибалтику, державший гарнизоны в Северной Германии и разгромивший шведскую армию под Полтавой, на уступки не пойдёт. Значит, надо придумать хитроумную комбинацию, которая вознаградила бы шведов после уступок России.

И такая комбинация появилась. Правда, больше всего она была похожа на аферу.

Разрушить прежние союзы и создать новые, но при этом ещё и обдурить всех участников этой интриги.

Вот что придумал фон Гёрц. Швеция подписывает мир с Россией, отдавая Прибалтику, но взамен получая поддержку русских в тайной операции против Англии. В это же время викинги вступают в тайные переговоры со свергнутой в Великобритании династией Стюартов, обещая претенденту на престол Якову III высадить военный десант и вернуть корону. В итоге Швеция получает дружественную Великобританию, которая — вместе с Россией, разумеется — поможет ей завоевать Норвегию и восстановить престиж великой державы. Заодно англичане вернут Карлу XII земли в Северной Германии, ныне находящиеся под контролем Ганновера.

Как завоевать друзей

Как ни странно, Россия оказалась весьма заинтересована в таком развитии событий. Отношения с Англией в последние годы начали всё больше портиться. Русское военное присутствие в Германии вызывало нескрываемое раздражение короля Георга I: правитель Англии по совместительству был ещё и курфюрстом Ганноверским и не без оснований опасался усиления влияния Петра I среди мелких немецких князей. Ну а выход из войны и разрыв с прежним союзником России Данией, у которой предполагалось отобрать Норвегию, не слишком-то смущал прагматичного Петра. Тем более что отношения с датчанами тоже испортились — скандинавы регулярного саботировали русские планы войны со Швецией.

Естественно, сторонники Стюартов так хотели вернуться в Лондон, что готовы были принять помощь хоть от демонов из преисподней, так что поддержка Карла XII была им очень кстати.

В качестве посредника между шведами и Россией был выбран лейб-медик царя шотландец Роберт Карлович Арескин. Вся его родня была якобитами, то есть сторонниками династии Стюартов, с которыми Гёрц уже наладил самые тесные связи.

Осенью 1716 года началась тайная переписка барона и его людей с агентами якобитов. Судя по запискам Бориса Куракина — в то время посла во Франции, бывшей главным убежищем для якобитов, — наведение мостов оказалось успешным. Петра I поставили в известность о планах Гёрца, и русский царь поддержал их.

Заговор раскрыт

В ноябре 1716 года секретарь барона Гёрца Густав Юлленборг писал своему брату Карлу — послу в Великобритании, — что пора готовиться к большим переменам. Пётр I склоняется к союзу с Карлом XII, которого давно уважает как выдающегося полководца, Северный союз вот-вот развалится, а сам царь готов выступить на стороне Стюартов.

Видимо, дело уже было решённым, но тут вмешался случай.

Британцы со своим «чёрным кабинетом», отвечавшим за перлюстрацию писем, раскрыли заговор якобитов и в феврале 1717 года арестовали Карла Юлленборга, захватив его переписку.

По приказу короля Георга I часть секретных документов была опубликована. Это было вопиющим нарушением тогдашних обычаев, гласящих, что даже раскрытая тайная дипломатия не должна становиться доступной широкой публике. Но король Англии был крайне возмущён и хотел добиться санкции парламента на вмешательство в Северную войну.

Вышло очень некрасиво. Георг I в качестве курфюрста Ганноверского вот уже несколько лет был участником Северного альянса, так что попытка свергнуть друга и союзника считалась серьёзным оскорблением. Петру I пришлось официально опровергать участие России. Благо документов, уличающих его в прямом участии в заговоре, не имелось, а переписка шведов была составлена так, что до конца было не понятно, действительно ли Россия вошла в якобитский заговор, или это только далеко идущие планы барона Гёрца.

Последствия интриги

Казалось, инцидент исчерпан, а план Гёрца провалился. Но Пётр I вовсе не собирался списывать со счетов «якобитский вариант». Уже после раскрытия заговора он встречался с агентами Стюартов и обсуждал шведский план завершения войны.

Видный якобит герцог Джеймс Ормонд лично встречался с русским царём, а затем приехал в Митаву, где вёл переговоры о женитьбе Якова III Стюарта на дочери Петра I Анне Петровне или на племяннице Анне Иоанновне.

Сложно сказать, насколько серьёзными были планы Петра I. Скорее всего, он не хотел окончательного разрыва с Великобританией — главным торговым партнёром России, а собирался использовать интригу барона для заключения выгодного мира, после чего великий обманщик Георг Генрих фон Гёрц сам оказался бы обманутым.

Но увы, Карл XII погиб на войне и власть барона-авантюриста была немедленно свергнута — ненавидимый всеми шведами советник короля попал под суд и закончил жизнь на плахе. Мир со Швецией был более невозможен — новая королева Ульрика-Элеонора жаждала военного реванша. В 1719 году Великобритания заключила союз со Швецией и вступила в войну против русских.

Барон Гёрц сумел завязать такой узел, который удалось распутать лишь в 1721 году при заключении Ништадтского мира — положившего конец войне, продолжавшейся двадцать один год.

Источник

Парень с деревянной ногой, повязкой на глазу, попугаем на плече и блеском в глазах. Казалось бы, всё просто — пират. Чёрт, или всё же флибустьер? Или приватир? А может, буканьер? Кого можно встретить в море и чем все эти подвиды отличаются друг от друга? Мы разобрались.

Пират

Всё просто. Это морской урка, уголовник без статуса. Родины нет, если попадётся, его отправят сушиться на солнышке — что англичане, что французы, что испанцы… кто угодно.

Книжно-мультяшно-киношный Джон Сильвер и его команда — это как раз пираты в чистом виде. Добычу сбывают на чёрном рынке негоциантам, которые не будут сильно переживать по поводу происхождения товара. Зайти в порт и гордо постучать монетой по столу пират обычно не может, потому что следующей репликой от губернатора станет: «Бутылку рома, плаху и палача, ром мне, остальное ему», — и стучать наш герой будет уже только пятками по плахе.

Тяжела и неказиста жизнь такого стрекулиста.

Кстати, даже пресловутый «Весёлый Роджер» над вами, скорее всего, не развевается — чаще всего пираты старались или подобрать какой-нибудь флаг, который позволял в случае чего прикинуться шлангом и мимикрировать под мирный каботажник, или вообще забивали и обходились без флагов.

Если вы видите, как посреди морской глади кого-то грабят, убивают, насилуют и пытают, зовите капитана Норрингтона или ещё какого капитана — это пираты. Военные моряки вас спасут… кого я обманываю, они за вас отомстят. Если догонят.

Корсар

Он же капер. Он же приватир. Названия в разных языках разные, суть одна. Делает все то же самое, что пират, только при этом у него есть специальная бумага — корсарский патент. Такая бумага позволяет добывать испанца (голландца, британца — нужное вписать, лишнее вычеркнуть) на законных основаниях.

Тут всё честно — захватываешь корабль враждебной державы (ну или не враждебной — главное, чтоб никто не видел), отстёгиваешь долю королю и забираешь своё.

Помаленьку такая деятельность обрастала правовым регулированием, регламентами, описывающими порядок представления трофеев, и т. д. Впрочем, иногда даже обычные корсарские патенты были довольно удивительными. Один капитан, например, не умел читать (или прикидывался) и показывал всем в качестве корсарского патента документ, позволявший охотиться на диких козлов в Дании. Но в Карибском море не особо умели читать по‑датски.

С плохой бумажкой всё же лучше, чем вообще без бумажки.

Если корсар попадался — он становился военнопленным. Понятно, что пышное древо жизни торжествует над мёртвой сухой буквой, — путь из корсаров в пираты и назад был коротким. Мы выходили из порта почтенными корсарами, пока добывали испанца, в Европе заключили мир, и бац! — мы уже презренные пираты. Самому Генри Моргану случалось, как выражаются современные буканьеры в тренировочных штанах, «попасть в непонятное» таким образом. Но так или иначе, почти все истинно удачливые джентльмены — это именно корсары, а не пираты. Морган, Грамон и тому подобные орлы — все они по смыслу корсары. Корсар может легально продавать добычу, набирать команду, ремонтировать корабль (который, кстати, может быть и казённым), а также пользоваться базами под защитой короны и фортов.

Кстати, о казённых кораблях — у того же самого Моргана как-то случилась чудесная военно-морская история в этой связи — из Англии на Ямайку прислали настоящий боевой корабль, и господа флибустьеры по случаю такой поддержки с Родины выпили вместе с новоприбывшими вкусного и полезного рому, а потом и усугу́били. В разгар веселья кто-то свалился с горящим факелом в пороховой погреб. Живыми из воды выловили на удивление многих, но от корабля осталось чуть-чуть деревянного лома. Зато как погуляли!

Если вы видите, как посреди морской глади кого-то грабят, убивают, насилуют и пытают, попросите справку. Если грабитель со справкой, то всё в порядке — это корсар, он же приватир. Высокие отношения уважаемых партнёров, не надо мешать.

Флибустьер

Если разница между корсаром и пиратом — это статус, то флибустьер — географическое понятие.

Флибустьер — это такой джентльмен удачи, который действует у берегов американского континента и грабит обычно гишпанца. Можно и кого другого, главное, чтоб вокруг плескались Карибское море или Мексиканский залив, или что-то хоть отдалённо похожее. По статусу флибустьер — обычно корсар, но и пират в этой почтенной компании никого не удивит. Всякие «береговые братья», банды с Тортуги и из Порт-Рояла на Ямайке — это именно флибустьеры. Ну и по умолчанию это разбойники эпохи открытий, самый край — вторая четверть XVIII века.

Когда Жана Лафита (XIX век, эпоха войны Англии и уже независимых США) именуют «последним флибустьером» — это больше в дань романтической традиции. Кстати, в Америке это слово «реанимировали» в середине XIX века, но уже с другим смыслом. Так называли типов, которые пытались завоевать какую-нибудь Латинскую Америку. Уильям Уокер, к примеру, флибустьер, но не в классическом смысле.

Если вы видите, как посреди морской глади кого-то грабят, убивают, насилуют и пытают, то не надо спрашивать справку — просто сориентируйтесь по солнцу или звёздам: если вы в Карибском море, то это флибустьеры.

Буканьер

А эта категория людей вообще случайно попала в пираты.

Изначально это были охотники, главным образом французского происхождения. Они промышляли одичалую скотину на Гаити и заготавливали мясо, которое сбывали на корабли, возвращавшиеся из Америки в Европу. Собственно, «букан» — это специальная рама, на которой мясо коптили и жарили. Кстати, в русском языке слово «букан» тоже есть — это угрюмый, необщительный человек. Совпадение, но очень уместное — компанейскими парнями буканьеры не были.

Всё это происходило на теоретически испанской территории, так что местные испанские губернаторы сначала просто игнорировали французских бомжей-шашлычников, но, когда тех стало слишком много, гишпанцы затеяли движение против нелегальной иммиграции с отстрелом понаехавших охотников.

Чрезвычайно огорчившиеся буканьеры влились в ряды флибустьеров и начали вместо говядины промышлять испанцев.

Кадровое усиление было для морских фрилансеров весьма кстати, поскольку охотники по роду занятий отлично умели выживать в дикой природе, да и стреляли отлично. В итоге само слово стало неким синонимом пирата. А изначально всего-то мяско коптили!

Если вы видите, как посреди морской глади кого-то грабят, убивают, насилуют и пытают, и у злодеев между зубов волокна мяса торчат, то это, к гадалке не ходи, буканьеры. Могут зарезать, а если надо — замутят роскошные шашлычки.

А ещё есть гёзы, вако, загадочные виталийские братья, суровые рейдеры и много ещё кто сверх названного. Но о них в другой раз.

Источник

Читатель! Хватит просиживать диван без толку, _

_теряя лучшие дни

своей жизни впустую.

Вступай в диванные войска,

носи форменную футболку,

кончай комментировать вхолостую!

Сразу оговоримся: войска экспериментальные — так что никакого денежного довольствия. Оружие и форму добудете в первом бою. Но мы не звери, так что футболки и нашивки диванных войск вы скоро сможете приобрести.

Сейчас самое важное — выбрать задачу себе по душе. Читайте, оценивайте — потянете эту воинскую специальность или нет? Записываться в ряды диванных воинов можно в комментариях прямо под статьёй.

Самые быстрые

Важное место в диванной армии занимают лётчики-истребители. Диванный истребитель пятого поколения отличается пониженной заметностью при высокой эффективности. Умеет вбросить комментарий так, что между прочитавшими его тут же разгорается дискуссия — однако благодаря высокой скорости самого вбросившего не затрагивает её ударная волна, и он быстро удаляется в следующую новость.

Диванный лётчик-перехватчик, в отличие от истребителя, всегда успевает первым. Его комментарий появляется в теме буквально через несколько секунд после её размещения. Такая скорость достигается иногда за счёт качества и осмысленности комментария. Поэтому диванные лётчики-перехватчики оснащаются гиперзвуковыми комментариями как проверенных временем классов «первый нах» и «КГ/АМ», так и более современными версиями.

Если этого недостаточно, в дело вступает диванная межконтинентальная баллистическая ракета с разделяющимися боеголовками. Диванный оператор, оснащённый такой ракетой, успевает «отработать» комментариями по нескольким новостям разом, практически одновременно.

Самые опасные

Если тема важная или политизированная — в дело вступают диванные химические войска. Бойцы диванных РХБЗ оставляют комментарии такой степени токсичности, что зачастую пост приходится покинуть даже союзникам. С ними бок о бок работают и диванные огнемётчики. Эти ребята мгновенно повышают градус нормальной дискуссии до невыносимой температуры.

И вот ещё недавно мирно беседовавшие люди сходу переходят на «вы нам всю жизнь испортили, гореть вам в аду».

Очень грамотно и чётко по важной теме может отработать бог войны — диванная артиллерия крупного калибра. Хорошая артиллерия это, прежде всего, точность попадания, а потому — два часа расчётов, десяток таблиц и графиков, четыре диаграммы. И всё это, чтобы указать на ошибку автора в третьем знаке после запятой.

Опасны и овеяны легендами диванные подразделения black ops. Их специалисты проникают на территорию противника, выдавая себя за одного из них. Для подтверждения своей «легенды» бойцы могут даже оставлять комментарии в пользу противника. На деле они занимаются сливом инсайдерских разведданных, распространением дезинформации и подрывом идеологических устоев. Но, вступая в это подразделение, помните: в случае разоблачения вы не получите никакой официальной поддержки. Диванное руководство будет в один голос утверждать, что никогда вас не знало.

Диванные сапёры — эти бойцы способны составить комментарий так, чтобы противник явно «зацепился» за одну спорную фразу или не совсем корректное высказывание. Обладая широкими знаниями по теме, сапёр мгновенно уничтожает задевшего триггер оппонента.

Элита мягких мебельных войск — диванные снайперы. Всего одно чёткое попадание выстрелом в болевые точки противника способно привести к возгоранию вражеского дивана в точке его соприкосновения с нижней частью туловища противника. Снайперы работают парами — наблюдатель пытается разговорить будущую жертву, ослабить внимание. В нужный момент работает снайпер со своим убойным комментарием. И всё.

Самые странные

Естественно, в диванных войсках есть и диванные камикадзе. Такой боец считает целью своей жизни убиться об модератора, написав максимально прямолинейный провокационный комментарий и мгновенно оказавшись в бане. Бывает двух видов — буддийский и синтоистский. Буддийский верит в реинкарнацию, а потому имеет кучу виртуалов, которых и сливает одного за другим в самоубийственных атаках. Синтоистский считает, что самурайская гибель является достойной окончательной целью, поэтому не посещает один ресурс дважды.

Если артиллерии недостаточно, в дело вступает диванный инженер. Этот специалист на любом ресурсе оставляет комментарии размером со среднестатистическую историческую статью. Увидев такой ответ, оппонент теряется, пытается выдавить из себя что-то и в конце концов сдаётся, не приняв бой. Более того — увидев такую «статью», может потеряться и автор, уйдя в беспросветный и продолжительный запой.

Самые важные

Основа любой армии — диванные танкисты. Эти давят массой авторитета или же голым понтом. На контрдоводы внимания не обращают независимо от их убедительности — они попросту отскакивают от их толстого лобового самомнения. Наиболее опасные комментарии противоположной стороны нейтрализуются комплексом активной защиты (КАЗ) в виде агрессивных выпадов на опережение в стиле «ты кто ваще такой?».

Среди противников ходят и устрашающие легенды о диванном штрафбате. Он заваливает противника «живой волной» бесконечных комментариев, каждый из которых неопасен и неубедителен, но само их количество ошеломляет противника, убивает его волю к сопротивлению и перегревает пулемёты модераторов.

Ну и конечно, вас всегда ждёт пехота диванных войск. Да, каждый отдельный пехотинец, оснащённый одним комментарием со своим мнением по теме, не так уж и страшен. Но тысячи таких бойцов на нужном участке прорыва способны обеспечить удивительно мощное наступление на любое общественное мнение и политическую позицию противника.

Выбирайте специализацию себе по силам, умениям и возможностям и выходите единым диванным фронтом. И помните: комментарии сами не напишутся!

Источник

У вас нет денег, ваши вассалы разгромлены, а союзники готовы вонзить нож в спину. Как воевать? Спокуха! Победить сильного врага можно, даже уступая ему в численности. Немного везения, грамотные манёвры и идиотизм противника творят чудеса. Даже в Средневековье, где всем рулит рыцарская кавалерия.

Битва при Бэннокбёрне — коли копьём английскую консерву

10 тысяч шотландцев vs. 25 тысяч англичан

Это, пожалуй, одно из самых раскрученных сражений Средневековья. Freedom! Scotland!, унижение англосаксов — в своё время это грело душу многим европейцам на континенте.

Помимо этого, сражение стало одной из точек отсчёта для «пехотной революции». Это когда плотный строй солдат, вооружённых длинным древковым оружием, делает рыцарскую конницу удобрением для близлежащего поля. Простолюдины мочат аристократов — во-первых, это прогрессивно. Во-вторых, какие перспективы открываются для найма массовых армий, которые по эффективности не уступают рыцарям, а главное — ими можно управлять!

Битва, меж тем, немного о другом.

Двадцать третьего июня 1314 года 25-тысячная армия английского короля Эдуарда II пришла спасать замок Стирлинг, который осаждало 10-тысячное войско самопровозглашённого шотландского короля Роберта Брюса. У Эдуарда II были свои виды на будущее Шотландии, и Брюсу там места не было.

Шотландцы, увидев огромную армию, сняли осаду и немедленно окопались. С фронта они были прикрыты речкой Бэннокбёрн и болотами. Вдобавок Брюс приказал выкопать ямы и рвы, чтобы задержать атаку кавалерии, — и очень вовремя.

Ужаленные в задницу собственным самолюбием феодалы — кошмар для любого полководца.

Рыцарский авангард англичан во главе с Робертом де Богуном без приказа атаковал шотландцев прямо через все эти болота, укрепления и говны.

Брюс лично зарубил де Богуна, чтобы не выпендривался. Ободрённые шотландцы сделали чардж, после чего пехота с копьями доказала своё эволюционное преимущество над сбившимися в неуправляемую толпу рыцарями. Так победой куража и грамотной позиции над тупостью закончился первый день битвы.

Наступил второй день. Английское войско форсировало Бэннокбёрн и продолжило своё наступление на Стирлинг через узкую равнину. С одной стороны от англичан были река и болото, с другой — лесистая местность. Именно из-за леса внезапно для всех и показалась шотландская армия. Небольшая молитва — и вот уже толпа шотландцев с копьями наперевес атакует англичан.

Армия англичан, так и не отдохнувших за время ночного перехода, растянулась на несколько километров и превратилась в неуправляемую толпу. Из-за начавшейся паники английские рыцари стали давить своих же лучников, а пехота побежала к болоту, где массово утонула. Посреди всего этого бедлама стояли шотландские шилтроны и шинковали бегущих.

Английская армия потеряла более десяти тысяч человек, оставшиеся разбежались. Роберт Брюс потерял четыре тысячи человек и захватил стратегическую инициативу в войне.

В 1328 году англичане признали-таки Роберта Брюса королём, а Шотландию — независимым королевством. И с горя пошли нахлобучивать Францию. Шутка.

Свою самую известную битву Брюс выиграл не из-за какой-то особой пехотной тактики или супероружия, а благодаря грамотному маневрированию, навязав противнику сражение в неудобной для того позиции. Характерно, что после его смерти в шотландской военной машине не нашлось достойного полководца. И подавляющее большинство битв с англичанами шотландцы феерически слили.

Битва при Моргартене — габсбургская ветчина по-швейцарски

1700 швейцарских ополченцев vs. 9 тысяч герцога Леопольда

Очень приятно резать Габсбургов, швейцарцы зуб дают. В 1314 году Фридрих Габсбург вознамерился «вернуть в семью» контроль за «лесными кантонами», утерянный в XIII веке.

Население трёх кантонов такие перспективы никак не устраивали. К тому же у самого могущественного из них — кантона Швиц — были земельные претензии к Айнзидельнскому аббатству. Габсбурги поддерживали местного аббата, что не добавляло швейцарцам любви к служителям культа. В 1315 году ополченцы из Швица захватили монастырь и разграбили его к чертям. Это стало последней каплей. Габсбурги получили повод примерно наказать попутавших берега горцев.

Девятитысячный отряд герцога Леопольда Австрийского бодро выступил в поход. Три кантона с трудом наскребли бы несколько тысяч ополченцев. Но тут ещё кантон Унтервальден решил саботировать военные усилия. В итоге против австрийцев выставили 1700 человек.

В открытом столкновении швейцарцам светила только бойня. Однако из опыта редких столкновений с имперскими феодалами ополченцы знали — на узких горных дорогах рыцарские армии становятся неповоротливыми и неуправляемыми. Тогда можно и малыми силами вырезать рыцарюг, если только устроить засаду в нужном месте.

Тем временем, согласно умному плану герцога Леопольда, австрийцы должны были уничтожить швейцарское ополчение внезапным ударом к северу от прохода Моргартен. Не выгорело. Прямо на перевале 15 ноября 1315 года швейцарцы устроили засаду.

Австрийцы оказались зажаты между горным перевалом и болотом. Узкая тропа, по которой они шли, была перекрыта со всех сторон, а за завалами укрылись ополченцы. Попытки рыцарей выбить швейцарцев из-за их укрытий закончились провалом.

Скученное на небольшой территории австрийское войско быстро превратилось в неуправляемую орду. Швейцарцы ударили со всех сторон и сражение превратилось в погром. Многие утонули в болоте. По словам хрониста, «людей герцога Леопольда просто резали как скот». Армия герцога Леопольда исчезла.

Победа при Моргартене создала Швейцарскую конфедерацию — три кантона заключили постоянный политический союз. Спустя некоторое время к Конфедерации потянулись города и кантоны швейцарского севера, которые были по горло сыты Габсбургами.

Но для истории важно другое. Вооружённые древковым оружием длиной по два-три и более метров, плотные построения ополченцев смогли отразить натиск рыцарской кавалерии.

Пройдёт не так много времени — и швейцарская тактика станет головной болью для любой рыцарской армии.

Битва при Ла-Рошели — огненный адьос английскому флоту

12 (по другим данным, 22) кастильских галер vs. 50 английских кораблей

Во-первых, это было красиво. Огромный английский флот горел на рейде Ла-Рошели.

Кастильский адмирал Амброзио Бокканегра с удовлетворением взирал на трупы утонувших британских моряков. Планам Эдуарда III по отвоеванию Гиени не суждено было сбыться. Вся его армия — десять тысяч солдат, около тысячи рыцарей и огромная казна для оплаты этой авантюры — оказалась захвачена или уничтожена французами.

К этой катастрофе англичане пёрли с настойчивостью носорога. Для начала они проиграли гражданскую войну в Кастилии. Пришедший к власти в 1369 году Энрике Трастамарский немедленно отрядил кастильский флот на помощь своим союзникам французам. В том же году французы начали боевые действия в Гиени. Войска в 1370 году возглавил Бертран дю Геклен — и английские замки стали сдаваться один за другим.

Ситуация на фронтах быстро двигалась от «твою же мать» к «ах ты ж ё!».

В 1371 году франко-кастильский флот приплыл к английскому побережью. Плимут, Дартмут, остров Уайт, Саутгемптон, Хастингс, Фолкстоун — не было такого крупного порта или гавани, которую бы не сожгли.

В ответ на такое непотребство король Эдуард собрал большую армию вторжения. Задачи были простые: вернуть Гиень и уничтожить флот противника. Двадцать первого июня 50 английских кораблей, вошедших в Ла-Рошель, были обнаружены флотом кастильского адмирала Антонио Бокканегра. Двенадцать лёгких галер против всей этой армады? Проще простого, когда во главе флота стоит генуэзец!

Бокканегра просто ждал отлива. Двадцать второго июня тяжёлые английские корабли «наосы» оказались на мели. Подошедшие на расстояние выстрела галеры бомбардировали неподвижный английский флот. Десятки кораблей горели, команды остальных были в панике. Моряки и солдаты, спасаясь от огня, бросались за борт. Их расстреливали из луков, бомбард и арбалетов, они тонули. И всё это на глазах у потрясённого гарнизона крепости Ла-Рошель, которую осаждали французы.

Победа была оглушительной. Армия вторжения просто исчезла. Через два месяца французы взяли Ла-Рошель, а к 1389 году отвоевали практически все захваченные англичанами территории.

Но в 1415 году Генрих V доказал всем, что английскую угрозу ещё рано списывать со счетов.

Битва при Вернёе — высокое искусство скакать по граблям

9 тысяч англичан vs. 14 тысяч французов

«И вот пока у нас есть эти два пальца, мы — англичане — будем бить вас, французов, как угодно и где угодно!» — в 1424 году анекдот в очередной раз стал реальностью.

Положение дофина Карла, будущего короля Карла VII, было хуже некуда. Его власть признала только Южная Франция. Из плюсов было то, что великий король Генрих V, угробивший французскую армию и цвет европейского дворянства при Азенкуре в 1415 году, успел умереть. Минусом стала нехватка войск и жуткий страх — англичан боялись, как бича божьего.

Но тут фортуна улыбнулась французам. Они сумели в два приёма нанять более 12 тысяч шотландцев. В феврале 1424 года миланский герцог Филиппо Мария Висконти заключил союз с дофином и выслал ему на помощь две тысячи кавалеристов. Порыскав в сундуках, нищий двор Карла наскрёб средств ещё на несколько тысяч солдат. И вот с этой армией в 14 тысяч человек французы выступили в поход.

Первую пару недель всё шло хорошо. Мелкие крепости сдавались французам. Поймавшие кураж шотландцы и молодые французские дворяне требовали решительно наступать и мочить англичан прямо в их логове. Умудрённые английскими тумаками под Азенкуром их более опытные камрады пребывали в нерешительности. Повторять разгромный опыт никто не хотел. Но кто не рискует, тот не пьёт рейнское — и французская армия понеслась прямо вглубь английских владений. Вначале августа 1424 года она захватила крепость и город Вернёй на севере Франции. Тут уже последнему коновалу в обозе стало ясно, что грядёт жестокая драка.

Девять тысяч англичан под командованием Джона Бедфорда примчались под Вернёй 17 августа. И прямо на равнине рядом с городом два войска сошлись в жёсткой баталии.

Английские лучники спровоцировали атаку миланской кавалерии. Если Бедфорд надеялся на повторение Азенкура, то тут его ждал облом. Миланскому доспеху все эти лонгбоу и прочие валлийские вундервафли были нипочём. Ломбардцы доскакали до английских порядков и устроили лучникам лихую резню. Фланг англичан бежал. Французы обрушились на обоз и стали его грабить.

Катастрофа была близка как никогда, но тут у англичан появился шанс — и они его использовали на все сто. Вместо защиты обоза, они ударили в образовавшийся между кавалерией и французскими пехотинцами разрыв и в жёсткой рубке отбросили их.

Отступление быстро превратилось в бегство.

Неосмотрительно выдвинувшихся вперёд шотландцев окружили и тут же припомнили им все: и Роберта Брюса, и сожжённый Йорк, и набеги. Потом подтянулись стрелки обоза и началось избиение. Пока англичане геноцидили шотландцев, к месту бойни дотрусили миланцы. Взглянув на островные непотребства, сыны кватроченто умчались в закат.

Спустя час все было кончено. Англичане потеряли 1600 человек, французы — около восьми тысяч. Всё шотландское командование погибло. Были убиты почти все командующие французов. Главком граф д’Омаль вообще очень неудачно сбежал с поля боя — утонул во рву Вернея. Получился второй Азенкур, повторения которого французы так боялись.

Но удача всё-таки была на их стороне. Вместо того, чтобы устроить лихую атаку на французский юг и поставить жирную точку во всей войне, Бедфорд решил методично завоёвывать французский север и запад. Дофин получил время собрать новую армию, найти союзников и деньги. Потом и Жанна д’Арк подтянулась, и англичанам резко стало не до новых завоеваний.

Битва при Загонаре — профуканный шанс загегемонить Италию

8 тысяч миланцев vs. 12 тысяч флорентийцев

В 1423 году Филиппо Мария Висконти, герцог Милана, решил, что неплохо бы добавить к своей территории город Форли. Как раз тамошний владетель, перед тем как дать дуба, назначил его опекуном над своим малолетним сыном. Правда, это не понравилось вдове покойного. Начался спор хозяйствующих субъектов, и в итоге соседняя Флоренция, у которой тоже были виды на город, объявила войну Милану.

Так началась Ломбардская война, которая закончилась только в 1454 году. По одну сторону баррикад — Миланское герцогство во главе со знаменитым родом Висконти. По другую — рыхлый альянс Венеции, Флоренции, Папского государства, где каждый пытался урвать у зазевавшегося союзника замки и территории или на худой конец продаться подороже противнику.

Чего в этом было больше: типично итальянского характера или духа времени — не смог бы разобраться и сам Данте.

В феврале 1424 года флорентийцев разгромили у Форли. Тут бы многомудрым купцам и прекратить боевые действия, но Республика закусила удила и побежала жаловаться папе римскому.

Так на стороне Флоренции оказался гонфалоньер Церкви, то есть главком вооружённых сил папы, известный кондотьер Карло Малатеста. Опыта ему было не занимать: он уже полвека воевал то за Венецию, то за Флоренцию, то за Милан — короче, за любого, кто платит. Не кидал он разве что папство.

Миланцы после разгрома флорентийцев развили бурную деятельность в Романье. Захватили несколько городов и оказались в подозрительный близости от Флоренции.

Тут Висконти пришла в голову отличная мысль: а что, если захватить Флоренцию? Сразу же можно стать гегемоном Центральной Италии!

Республика с такими перспективами была резко несогласна. Малатесте быстро набрали большую армию (до восьми тысяч кавалеристов, около пяти тысяч пехотинцев и другие отряды) и отправили возвращать всё захваченное миланцами обратно. Так сеньор Карло летом 1424 года оказался под Форли. Взять город нахрапом он не смог, так что осадил по всем правилам науки — и тут же стал нести потери, потому что антисанитария, отсутствие гигиены, народишко, опять же, разбегается, поскольку прижимистая Флоренция деньги зажала... Однако умереть от тифа в траншее судьба ему не дала — в начале июля на горизонте показалась миланская армия.

Четыре тысячи всадников и столько же пехотинцев во главе с Анджело делла Пергола решили не искушать судьбу и вместо деблокады Форли захватили замок Загонару. В нём они благополучно и укрепились. Малатеста, настроенный на решительный мордобой под стенами города, такого гнусного манёвра не понял. Нарушив все приказы, гонфалоньер как ужаленный понёсся к Загонаре.

Утром 24 июля, после изматывающего марш-броска под сильным дождём, растянув всё войско длинной кишкой на несколько километров, Малатеста вышел к замку — и с разбега бросил в атаку кавалерийский авангард. Делла Пергола, увидав такой подарок, радостно перекрестился и ударил своей кавалерией во фланг наступающим флорентийцам.

Это был полный разгром. Миланские всадники нашинковали флорентийскую армию на ветчину. Те, кто вовремя не смылся, сдались. В плен попали сам Малатеста, практически вся пехота и три тысячи кавалеристов.

Перед Висконти буквально на блюдечке лежало блестящее будущее, которое герцог сам профукал.

Он начал решать, какому феодалу что из завоёванного отдать, вернул Малатесте его владения в Романье, загулял… — и оказалось, что Флоренция заключила альянс с Венецией.

Потеря Брешии в 1426 году уничтожила надежды Милана на тотальное доминирование в Италии. Впереди была изматывающая война, которая подарила истории целую плеяду замечательных полководцев: от миланца Франческо Сфорца до венецианца Бартоломео Коллеони.

Конечно, эпичные разгромы стотысячных армий небольшой ватагой храбрецов встречались только в придворных хрониках. Или когда профессиональное рыцарское войско громило крестьянские или городские ополчения. Но иногда удача и полководческий талант — вместе с дуростью противника — творили чудеса на поле боя.

Источник

Пираты — это же сплошная морская романтика! Или всё же нет? Что из того, что мы знаем о пиратах, правда, а что — миф?

1. Пираты хозяйничают на море

Говоря о пиратах, мы обычно представляем себе дерзкого и отважного капитана — например, некоего Смита, который курит трубку, держит на плече попугая и клянётся, что нога его никогда не ступала на сушу. Но это не совсем так. Налёт на корабль с грузом золота — конечно, приносит хорошую добычу, но куда прибыльнее высадиться на берег и разграбить город.

Так, Генри Морган высадился со своими людьми на Панамском перешейке и оставил там все корабли, после чего отправился в сухопутную экспедицию к столице — Панаме, богатому и хорошо укреплённому городу. Штурм шёл долго, по всем правилам сухопутной осады — и увенчался успехом.

Кстати, последнее поражение Дрейка — это тоже попытка пешком завоевать Панаму. Только полностью провалившаяся. Раз на раз не приходится.

2. Самый пиратский напиток — ром

Да, ром в изобилии тёк рекой на Карибах — где его, собственно, и производили. Стоил он недорого, ведь в основном это был самопальный продукт, эдакий самогон жарких стран. Если пират на мели, а напиться хочется — конечно, он предпочтёт бутылку дешевого пойла бокалу дорогого вина. К тому же ром не портится в дороге, в отличие, например, от пива. Но если наш отважный капитан Смит захватит корабль с богатой добычей и обнаружит там груз испанских вин — можете быть уверены: рому останутся верны лишь немногие ценители.

А знаменитый пират Бартоломью Робертс прочим напиткам вообще предпочитал чай…

А у Жана Лафита с его орлами в почёте был кофе. Так что когда он на короткий срок встал под знамёна регулярной армии США, офицеры бурчали — мол, ихний пиратский кофий лучше нашего. Контр-р-рабанда!

3. «Весёлый Роджер» — это знак, что никто, приблизившийся к пиратскому кораблю, не уйдёт живым

Наиболее популярная теория утверждает, что знаменитый череп с костями появился на флагах пиратских кораблей в эпоху, когда все ещё хорошо помнили чуму. Соответствующий знак демонстрировал проходящим мимо кораблям, что на корабле началась эпидемия.

Мол, проходите мимо, вооружённые суда, не надо интересоваться, что у нас тут на корабле и что мы везём.

А вообще, «Роджер» был далеко не единственным символом пиратского корабля. Иногда на судне поднимали просто чёрный флаг, порой что-то ещё. В общем, «Весёлый Роджер» — это не какая-то эмблема пиратского братства, а всего лишь один из вариантов рисунка на флаге.

4. Пираты воплощали беззаконие

Если бы наш капитан Смит не поддерживал на корабле жёсткую дисциплину, то недолго бы продержался на своём месте: уже скоро в пьяной драке его сместил бы какой-нибудь Джонс. А если бы капитан Смит вёл себя нечестно по отношению к другим пиратам, то обиженные им капитаны Уильямс, Эндрюс и Грей собрались бы и наваляли Смиту от всей души.

Чтобы исключить подобные казусы, пираты придерживались определённых законов. Кодекс берегового братства регулировал взаимоотношения между пиратскими командами. Внутренний же кодекс корабля варьировался.

Некоторые капитаны даже запрещали пить и играть в кости во время плавания!

А делёж награбленного был самым ответственным мероприятием: каждый пират должен был получить заранее определённую долю, и если бы капитан вздумал мухлевать в процессе, то вполне мог отправиться в море (без шлюпа) или на рею.

Что не мешало простецкому кидалову при удобном случае. Скажем, барон де Пуэнти, командовавший разграблением Картахены в 1697 году, раздал командам жалкие крохи, а сам упорхнул. А ещё капитан королевского флота! Так что вместо «Пятнадцать человек на сундук мертвеца» береговым братьям пришлось распевать более актуальное «По-моему, чувак, нас кинули». Но такую экстраваганцу, конечно, есть смысл откалывать, только если не собираешься возвращаться или уж очень высоко стоишь. Я капитан королевского флота и барон, кто мне чего сделает. А вот парням попроще лучше было ходить опасно.

5. Обретя сокровище, пират немедленно зарывал его в землю

Вот наш капитан Смит успешно ограбил испанский галеон и стал обладателем груды золота. Что он сделает первым делом? Починит свой корабль или купит новый, если в процессе обретения груды золота его посудину слишком потрепало. Потом капитан поделит между командой золото в определённой пропорции, оставив часть на закупку провианта и других продуктов общей необходимости. А затем команда сойдёт на берег и две недели будет кутить. Ведь неизвестно, вернутся ли они живыми из следующего похода. Кстати, капитан обычно тоже не отставал.

Если сокровище было совсем уж запредельным, то у капитана был ещё один путь: сойти на берег и зажить респектабельной жизнью богатого джентльмена — желательно подальше от тех мест, где его все знают. Так поступил капитан Пьер Легран, вернувшись на родину. Случаи же, когда пираты и вправду прятали клады, были исчезающе редкими.

Такое очень редко (и почти всегда недостоверно) происходило, если добыча была слишком большой и увезти её физически не получалось. Вроде бы Дрейк где-то что-то так закапывал — иначе рисковал потонуть по дороге домой от перегруза. Но это не точно.

6. Повязка на глазу — неотъемлемый атрибут пирата (и деревянная нога)

Зачем? Вот просто — зачем? Хороший обзор очень важен для моряка, а периферийное зрение повышает твои шансы остаться живым в абордажном бою. Так что повязку носили только те, кто действительно потерял в сражении глаз и при этом не сошёл на берег. И разумеется, это был далеко не каждый второй пират (хотя мы-то представляем с повязкой и правда едва ли не каждого второго).

Потеряв в сражении глаз или, скажем, ногу, пираты оставались на корабле, если им позволял капитан. Сойдя на берег, они обычно быстро скатывались в нищету и алкоголизм — далеко не каждый успевал накопить на безбедное существование. Но не каждому же пирату целенаправленно выкалывали глаз, ей‑богу!

С увечьями бывали вообще занятные истории. Скажем, Эдвард Тич, известный под псевдонимом Чёрная Борода, имел склонность к невинной проказе: посреди банкета потушить свечи и начать палить из пистолетиков наугад в темноту. Из темноты радостно стреляли в ответ. Во время одной такой дружеской перестрелки Борода пробил меткой пулею колено штурману. Штурман навеки охромел, а когда Тич погиб, погрузился в пучины пития и нищеты. Кстати, звали этого штурмана Альберт Эйнштейн Израэль Хэндс. Путь в мировую литературу бывает своеобразным.

7. «Что ж нам Дьявол не рад, назло, прочь от песни»

«Йо-хо, чёрт нас ждал у адских врат. Назло, прочь от песни, что поёт пират», — поется в третьих «Пиратах Карибского моря». Бытует мнение, что пираты не боялись ни чёрта, ни дьявола, ни тем более Бога. Казалось бы, да — но нет. Пираты были невероятно суеверными, а на многих кораблях даже держали корабельного священника. Иногда давали обет в случае удачи пожертвовать долю добычи церкви.

Правда, чаще всё-таки пиратские суеверия не имели ничего общего с библейским толкованием веры. Какой-нибудь священник наверняка не согласился бы, если бы капитан Смит вздумал доказывать ему, что в альбатросов нельзя стрелять, поскольку в них вселяются души умерших моряков. Ну разве что тот самый корабельный священник…

Источник