warhead.su

Это было процветающее, сложно устроенное общество с развитой экономикой и торговлей, охватывающей всю ойкумену. А потом всё внезапно рухнуло, оставив после себя лишь забытые города и заносимые песком каналы. WARHEAD.SU ранее уже рассказывал о бронзовом коллапсе и сейчас представляет новый взгляд на причины первой великой цивилизационной катастрофы.

Расцвет древних цивилизаций

В начале XIII века до н. э. широкая полоса суши, лежащая приблизительно на широте Средиземноморья, представляла собой цветущую землю цивилизаций бронзового века. Для нас сложно представить, насколько развитым было общество той эпохи, но уже тогда от Европы до Индии стояли большие города, окружённые полями, испещрёнными сетью каналов. Блистали красотой грандиозные храмы и дворцы правителей. В городах существовали системы водоснабжения и канализации. Ремесленники создавали выдающиеся по красоте творения из золота, бронзы, стекла и керамики.

Основой экономики было сельское хозяйство. Плодородные почвы в долинах рек и жаркий климат позволяли собирать урожаи, немыслимые для примитивных племён, лишённых цивилизации. Благодаря большому количеству зерна земледельцы могли не только прокормить себя, но и использовать излишки, которые шли на создание и поддержку сложного государственного аппарата, жрецов, писцов и военных. А остатки пускали на развитие ремёсел, культуры и искусства.

Экономикой управляют бюрократы

В древних государствах бронзы сложилась особая система устройства общества и экономики — дворцовое хозяйство. Поскольку земля давала большие урожаи только на орошаемых землях, необходимо было рассчитать, какие каналы проложить, затем собрать множество людей, чтобы эти каналы построить, а после регулярно чистить их, потому что они быстро засорялись речным илом и мусором. Всё это требовало сложной системы организации труда. И такая система появилась.

В центре экономики эпохи бронзы находился дворец. В нём обитал правитель или жрец, окружённый чиновниками и воинами. Вокруг дворца простирались земли с домами лично свободных крестьян. При этом крестьяне полностью зависели от приказов, поступающих из дворца.

Именно чиновники — советники и писцы — распределяли, кто чем будет заниматься.

«Сто человек идут чистить западный канал. Двести пятьдесят — копать новый прямо от ближнего притока реки. Пятьдесят отправляются во дворец, в распоряжение старшего над царским складом, а остальные идут на поля».

Для организации общественных работ и для учёта выращенного урожая была создана и широко применялась письменность. Множество древнейших записей, дошедших из этого времени, посвящены не военным хроникам и священным гимнам в честь забытых богов, а скучным подробностям работы экономистов дворцовых хозяйств.

Медь и олово — это тогдашняя нефть

Но у цивилизаций бронзы была одна большая проблема. Все они были слишком зависимы от внешних поставок сырья.

Чтобы выращивать урожай, необходимы современные сельскохозяйственные инструменты из бронзы. Чтобы создавать прекрасные произведения искусства и ремесла — опять требуется бронза. И даже чтобы защитить страну и вооружить армию, нужна бронза. Потому что иначе соседи не преминут воспользоваться минутной слабостью государства.

А бронза — это сплав меди с оловом. И если медная руда и самородки в немалом числе имелись в ареале первых цивилизаций или поблизости, то олово — продукт очень редкий.

В те времена его добывали совсем немного: в горах будущей Богемии, в Испании, в далёком Афганистане и, наконец, больше всего в Британии, на полуострове Корнуолл. А это означало, что в сердце общества бронзового века лежала торговля. Караваны купцов и торговые корабли отправлялись в долгий путь, чтобы обменять золотые монеты, стеклянную посуду или оружие на олово и медь. Торговля получила такое развитие, что уже тогда, тысячелетия назад, люди изобрели кредит и вексели.

Падение

И вот всего за сто лет эта высокая цивилизация рухнула, оставив после себя опустевшие города, заброшенные поля, ремесленников, забывших технологии прошлого, и жрецов, утративших письменность, которую знали их предки. Это ужасное событие получило название «катастрофа бронзового века».

Но в чём причины внезапного падения? Почему исчезли огромные и могущественные государства древности?

Версия: набеги варваров

Долгое время историки, опираясь на лучше всего сохранившиеся источники Древнего Египта, считали, что причиной катастрофы стало вторжение хорошо вооружённых и воинственных дикарей — «народов моря». Эти племена из Греции и Малой Азии огнём и мечом пронеслись по всему Восточному Средиземноморью, грабя и разрушая всё на своём пути. Подобно викингам нашего времени, они снова и снова приплывали на своих кораблях, чтобы разорять поселения мирных земледельцев и ремесленников.

Но почему же начались эти набеги? Ведь «народы моря» — это немногочисленные варвары, которые были не в силах устоять против мощи государства.

И действительно, как показывают примеры истории, все варварские набеги оказывались не причиной упадка цивилизаций, а их следствием. Древний Рим успешно удерживал германцев на своих границах, пока не ослабел. Викинги стали грозой Европы лишь в период распада государств на мелкие феодальные уделы. Древнерусские княжества успешно сражались с кочевниками до тех пор, пока сохраняли единство.

Так что обвинение в уничтожении великих цивилизаций Бронзового века с «народов моря» снимается. Они не могли их разрушить — лишь пограбить то, что осталось от былого величия этих цивилизаций.

Версия: природные катаклизмы

И тут появилось новое объяснение — природные катаклизмы.

Люди очень любят приписывать извержениям вулканов, разливам рек, землетрясениям и засухам апокалиптические черты. Но всегда оказывается, что ни один из природных катаклизмов — за исключением совсем уж глобальных вроде Ледникового периода — не оказал существенного влияния на человечество.

Последнее серьёзное изменение климата, Малый ледниковый период, произошёл в Европе относительно недавно, в XIV–XVIII веках. И к чему же это привело? А к тому, что как раз на эту эпоху пришлись времена Ренессанса, великих географических открытий и построения колониальных империй, когда холодная Европа подчинила себе весь мир. Цивилизованный человек обладает потрясающим умением приспосабливаться к любым изменениям обстоятельств, тем более что для этого у него есть знания и самые совершенные технические средства.

Ну и последний удар по теории катастроф наносит сравнительно-исторический анализ. На его основе можно сделать следующий вывод: множество цивилизаций, существовавших в то же самое время, но не достигших высокого уровня развития Микен, Египта, хеттов и Вавилонии, прекрасно пережили эти трудные времена. От культуры Шан-Инь в Китае до ольмеков в Мезоамерике. Так что можно уверенно отвергнуть гипотезу катаклизма как необоснованную.

Версия: системный кризис

Но раз в катастрофе погибли только самые развитые общества, может быть, причиной этого и был высокий уровень их развития?

И тут мы обнаруживаем, что такие гипотезы есть.

Греческий историк Манолис Андроникос предположил: государства эпохи бронзы пали под ударами внутренних проблем, из-за непрерывных смут и мятежей. А Джозеф Тейнтер выдвинул теорию системного кризиса, который охватил все развитые общества и погубил их.

Тейнтер предположил, что цивилизации формируют социально-экономическую модель, которая эффективно работает в определённых условиях. Но со временем, по мере роста населения и уровня потребления, модель должна или изменяться, или гибнуть. Государства бронзового века достигли высочайшего для своего времени уровня развития материальной культуры. Но, видимо, именно это и стало причиной их краха.

Три сценария будущего

Оказалось, что дворцовое хозяйство слишком консервативно, чтобы управлять многочисленным и развитым обществом. А по мере расширения государств и поглощения ими своих более слабых соседей, империи эпохи бронзы становились всё более многонаселёнными и обширными.

Любая попытка повысить управляемость ведёт лишь к увеличению бюрократии — эффективность повышается незначительно, а вот затраты на поддержание системы в равновесии растут со всё большей скоростью. Так цивилизация пожирает сама себя, приводя к коллапсу, — что, вероятно, и произошло с государствами бронзы тысячелетия назад.

Выходов из тупика всего три: деградация (именно она чаще всего встречалась в эпоху катастрофы бронзового века), уничтожение (гибель множества людей и исчезновение цивилизации — тоже встречалось, хотя худшего сценария большинству государств удалось избежать) и, наконец, поглощение — завоевание более успешными и гибкими соседями. Последняя модель в эпоху катастрофы не сработала, так как почти одновременно погибли все великие цивилизации бронзы.

Разгадка катастрофы

Элита теряет рычаги управления, народ всё больше становится недоволен своей жизнью. В правящей верхушке теряется единство, возникает борьба за власть. Военные мятежи, восстания бедняков… И вот, сложно организованное общество бронзы слабеет с каждым годом.

Разумеется, всё это происходило не сиюминутно. Кризисные явления нарастали постепенно, охватывая всё бо́льшие территории и разрушая устоявшийся порядок. В первую очередь это привело к упадку торговли — а цивилизация бронзы напрямую зависела от торговли. Без постоянного притока меди и олова сельскохозяйственные государства юга были обречены.

«Ремесленники больше не работают, ибо у них нет сырья», — с отчаянием сообщает нам египетский папирус.

Как только люди лишаются совершенных орудий труда, немедленно падают урожаи, армия остаётся без мечей и доспехов, а содержать чиновников-управленцев становится не на что. Сначала проблемы проявляются слабо, но в течение десятилетий государство слабеет. Пока наконец не обнаруживается, что правители отдельных городов объявили о своей независимости, а на границах шалят отряды варварских вождей, грабящих и без того стремительно беднеющих крестьян.

Именно тогда пришло время «народов моря», которые добили смертельно больные цивилизации эпохи бронзы.

Один из самых известных современных сторонников теории коллапса — Джаред Даймонд, который в своей книге «Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают», примеряет модель системного кризиса к самым разнообразным цивилизациям, начиная от обществ каменного века и заканчивая историей современности.

Так, виновником катастрофы бронзового века, скорее всего, стал глубокий системный кризис, с которым столкнулась экономика древних дворцовых хозяйств и который она так и не смогла преодолеть.

Источник

Битва на Косовом поле — альфа и омега сербской национальной идентичности. С этим событием связано больше легенд, мифов и домыслов, чем с нашей Куликовской битвой. Мы тщательно изучили это эпохальное не только для Сербии, но и для всей Европы событие в контексте истории.

Балканы в огне

К первой половине XIV века стало ясно, что в скором времени турки-османы станут для тогдашней Европы чудовищной головной болью. Их силы в Анатолии росли год от года. Постепенно они начали совершать нападения на европейскую сторону пролива Дарданеллы.

Парадоксально, но в этом им помогли византийцы. Да-да, те самые, которые «щит христианской Европы» и тому подобное, поскольку именно они активно использовали турок в качестве наёмной силы в своих балканских кампаниях. В 1337 году император Андроник III использовал турецких наёмников против албанцев. Но в 1341 году Андроник скончался, номинальным правителем стал его малолетний сын василевс Иоанн V, а фактическим — состоявший при нём в качестве регента ещё один Иоанн из рода Кантакузинов. Однако вскоре у него возник острый конфликт с другими регентами, включая вдовствующую императрицу Анну, и в 1342 году всё это переросло в полномасштабную гражданскую войну.

Кантакузин, поначалу терпевший поражения, вспомнил о турках и заключил союз с османским эмиром Орханом. Более того — отдал тому в жёны свою дочь Феодору, отчего многим в христианском мире резко поплохело.

Интересно, что впоследствии османские султаны взяли за правило требовать у других балканских правителей их дочерей в качестве жён для себя, рассматривая это как гарантию верности. Таким образом, Кантакузин создал прецедент, давший начало позорной для балканских христиан традиции.

На этом, впрочем, невероятные приключения турок на Балканах не кончились — более того, они только начинались, поскольку весь XIV век данный регион сотрясали войны. И в горниле этих войн зарождалась новая держава — Сербское царство.

Первый шаг к могуществу был сделан ещё в 1330 году, когда при Велбужде войска сербского воеводы Стефана Душана разбили болгар. Во многом эта победа была обусловлена умелым использованием наёмной рыцарской конницы. Душан продолжил победное шествие по Балканам, покорив Македонию, Албанию, Эпир и Фессалию. В 1346 году его короновали как царя Царства сербов и греков.

Здесь мы вернёмся к нашему старому знакомому — Иоанну Кантакузину, который к тому времени уже победил всех своих врагов и тоже взошёл на престол под именем Иоанна VI. Двум амбициозным мужчинам мирное соседство явно было в тягость.

Вообще, там всё было запутано настолько, что «Игра престолов» нервически курит в сторонке. Сначала Стефан и Иоанн были союзниками, и именно сербы помогли — тогда ещё не императору — Кантакузину утвердиться в Фессалии, где его и провозгласили василевсом. Потом, однако, Душан переориентировался на Константинополь и стал дружить с врагами Иоанна, которые признали за сербами право на все захваченные имперские территории — не от хорошей жизни, ясное дело. Кто ж знал, что в византийской «гражданке» победит именно Кантакузин, который из предателя и сепаратиста в итоге превратится в императора и вообще в уважаемого человека.

Что тут скажешь? Стефан Душан поставил не на ту лошадь — и теперь ему это аукнулось.

Начался новый виток балканских распрей, на этот раз — между ромеями и сербами. Император в который раз применил свою излюбленную стратегию и насылал на неприятеля армии союзников-османов. А тем только того и надо было, и вот уже в 1349 году мусульмане захватили Салоники, а ещё пять лет спустя — утвердились на Галлиполийском полуострове, который стал их плацдармом для дальнейшей экспансии на Балканы.

Едва ли Иоанн Кантакузин ведал, что открывает ящик Пандоры, и смерч, вырвавшийся из него, спустя всего столетие уничтожит его собственную державу.

Впрочем, проблемы у греков начались намного раньше. Уже в 1362 году новый османский султан Мурад I захватил Адрианополь (тур. Эдирне), второй по величине византийский город, и перенёс туда свою столицу. Во второй половине XIV турки хлынули на Балканы, подобно половодью, остановить которое было некому. После смерти Стефана Душана в 1355 году сербское царство распалось на несколько независимых княжеств. В Византии, от которой и без того осталась лишь тень былого могущества, не стихали внутренние конфликты. Не лучше дела обстояли в Болгарии, которая после смерти царя Ивана Александра разделилась на три куска. Вдобавок, все эти уважаемые господа ну просто терпеть не могли друг друга — что, естественно, ставило крест на любых перспективах создания антитурецкого альянса.

В 1371 году сербские правители Македонии, братья Вукашин и Углеша Мрнявчевичи, фактически не имея союзников, развязали против турок войну. Они собрали крупную армию и вторглись во Фракию, где уже вовсю хозяйничали османы. Однако замах вышел на рубль, а удар — на копейку. Братья потерпели сокрушительное поражение и погибли, а турки, чтобы другим неповадно было, оккупировали и «бесхозную» Македонию.

Как показали дальнейшие события, турецкий паровой каток только начал разгоняться — ведь, как известно, аппетит приходит во время еды. А османам очень понравилось громить балканские царства.

Рэкетиры в тюрбанах даже византийского василевса в 1371 году принудили платить им дань.

В 1382 году пала София, в 1386 году — сербский Ниш.

Тут до балканских христиан наконец дошло, что турецкий пранк вышел из-под контроля и, по-хорошему, с этим надо что-то делать. Вопрос создания коалиции взял на себя самый могущественный из сербских князей — Лазарь Хребелянович, который правил в Рашке (Старая Сербия). Также под его контролем находилась часть Косова.

Лазарь заключил союз со своим зятем князем Вуком Бранковичем, королём Боснии Твртко I и болгарским царём (по факту владевшим лишь частью земель бывшего Болгарского царства) Иваном Шишманом. Однако в 1387 году силы коалиции потерпели от турок поражение под Плочником, что на реке Топлице, причём побил их лично османский султан Мурад I. Он же в следующем, 1388 году нанёс коалиции ответный удар, огнём и мечом прошёлся по болгарским землям и принудил Ивана Шишмана к покорности.

Наконец, дошла очередь до сербов.

В гостях у сказки

История битвы на Косовом поле до боли напоминает повествования о других великих сражениях Средневековья — мы располагаем критически малым количеством фактов, поскольку хронисты зачастую использовали иносказательные образы, гиперболы и некий налёт сказочности, чтобы передать эмоциональную подоплёку момента. Например, численность турецкой армии, выступившей с Мурадом I в поход в 1389 году, доводят едва ли не до полумиллиона. Однако более пристальный взгляд позволяет выделить реалистичные данные по сражающимся армиям.

Суммируя все «за» и «против», мы можем предположить, что итоговая численность османов составила 40 тысяч, а князь Лазарь привёл на Косово поле 25–30 тысяч человек. Даже эти данные, вероятно, преувеличены, однако в любом случае это была одна из самых грандиозных битв своего времени.

Принято считать, что Мурад I привёл с собой пять тысяч янычар, 2500 тяжёлых всадников личной гвардии и шесть тысяч сипахов — тяжёлой поместной конницы. Остальную часть армии составляла иррегулярная лёгкая конница (акынджи) и иррегулярная же лёгкая пехота (азапы). Сделать хотя бы примерный подсчёт этих сил нам, увы, не представляется возможным.

Однако мы располагаем сведениями о численности наёмников и вассальных христианских отрядов в армии султана. Последние могли составлять до восьми тысяч человек — вероятно, это были контингенты болгар и сербов, поскольку два сербских князя, Марко Кралевич и Константин Дянович в то время уже являлись турецкими вассалами и были обязаны выставлять своих воинов для армии султана.

Флорентийская летопись, составленная спустя несколько лет после битвы, сообщает, что своей победой (вряд ли для кого-то это будет спойлером) турки были обязаны успешным действиям генуэзских арбалетчиков и греческих наёмников, которые суммарно насчитывали пять тысяч человек.

Что касается армии князя Лазаря, то здесь тоже всё непросто, поскольку она была ещё более разношёрстной, нежели турецкая: она состояла из множества разномастных отрядов, которые привели на поле князья и воеводы.

Централизация? Не, не слышали.

Османские источники XV века упоминают большой список союзников, приславших Лазарю своих воинов: албанцы, боснийцы, болгары, венгры, валахи, чехи и «франки» — наёмные европейские рыцари.

Впоследствии битва на Косовом поле стала предметом специальной олимпиады, где историографы разных народов и стран мерялись заслугами своих сородичей. Сербы, например, очень не любят признавать, что албанцы таки помогали им в том бою, а албанские историки, напротив, утверждают, что только на их предках всё и держалось, и если бы не криворукие славяне, то бой, вполне вероятно, даже удалось бы выиграть.

Разобраться в этом бардаке в настоящее время уже практически невозможно.

Большинство воинов в армии Лазаря были всадниками в среднем и лёгком вооружении. Сам князь командовал отрядом в 15 тысяч всадников, его зять Вук Бранкович привёл с собой пять тысяч воинов, боснийский воевода Влатко Вукович — ещё пять тысяч. Относительно других союзных сил данных нет.

День гнева

Сегодня практически не представляется возможным точно восстановить ход боя, поскольку мы не располагаем свидетельствами непосредственных участников или хотя бы очевидцев. Есть лишь два письма, якобы написанных после боя шехзаде Баязидом, ставшим, вследствие гибели его отца Мурада в сражении, новым султаном. Однако учёные сходятся во мнении, что данные источники являются подлогом и были составлены в XVI веке в целях пропаганды.

Нам известно, что битва на Косовом поле состоялась утром 15 июня (28 июня по новому стилю) 1389 года на равнине близ города Приштины, в месте схождения рек Ситница и Лаб. Турки превосходили своих оппонентов не только в численности, но и в слаженности действий. Центром османской армии командовал сам султан Мурад I, а флангами — его сыновья: справа стоял шехзаде Баязид, слева — старший брат, шехзаде Якуб.

Все лучники и наёмные арбалетчики османской армии заняли позицию на флангах в первой линии, за ними расположились азапы и акынджи. Первую линию центра составили янычары, до поры находившиеся под прикрытием полевых укреплений. Позади них стоял сам Мурад во главе своей личной гвардии и тяжёлой сипахской конницы. Также часть войск осталась в обозе в качестве резерва последней надежды. Вся логика развёртывания турецкого войска позволяет нам косвенно понять план Мурада: связать силы Лазаря схваткой в центре, а затем окружить силами мобильных флангов и разгромить.

Несри, османский летописец XVI века, сообщил, что этот план султану подсказал опытный военачальник по имени Гази Хаджи Эвренос-бей. Якобы именно по его совету султан убрал с первой линии всадников на верблюдах. С другой стороны, тот же Несри упоминает аналогичный приём в описании сражения при Варне в 1444 году. Вполне возможно, что хронист просто экстраполировал более поздние и лучше ему знакомые события на описание ранней кампании.

Сербы и их союзники построились тремя большими баталиями. Князь Лазарь командовал центром — наиболее сильной тактической единицей, Вук Бранкович со своими бойцами встал на правом фланге, а Влатко Вукович — на левом.

Судя по всему, битва началась с атаки правого крыла союзной армии. Турецкие и итальянские стрелки обрушили на сербскую конницу ливень стрел и болтов, однако не смогли остановить её накат. Конница Вука Бранковича на полном ходу врезалась в порядки турецкого левого крыла под началом шехзаде Якуба и начала разгром войск царевича.

Известно, что Якуб командовал контингентом войск, набранным в Анатолии, — азиатской части державы османов. Несмотря на то, что на протяжении всей истории Османского государства Анатолия именовалась «сердцем империи», качество набираемых там войск всегда было сравнительно хуже, чем у отрядов из Румелии — Балкан и европейских владений султанов.

Лучники и лёгкая пехота либо погибли, либо разбежались, и лишь всадники турецкого левого крыла смогли хоть как-то сдержать удар сербов. Именно бой на левом фланге султанской армии стал эпицентром сражения, и туда начали стягиваться силы противоборствующих сторон, желая поддержать товарищей и склонить чашу весов на свою сторону. Наконец Мурад I отправил внушительные подкрепления, и турки начали медленно давить союзников.

В то же время шехзаде Баязид (став султаном, он впоследствии получил прозвище «Молниеносный» за свои воинские таланты) на другой половине поля пошёл в контратаку и сам потеснил левое крыло армии князя Лазаря. Началась всеобщая свалка, в которой, однако, турки постепенно стали брать верх.

Вук Бранкович, желая спасти остатки своих сил от гибели, покинул поле боя, что окончательно предопределило разгром союзной армии.

За это в сербском фольклоре — да и в истории — за ним закрепилась слава предателя.

Раз уж заговорили о фольклоре, Косовский цикл — один из центральных в сербском народном творчестве, причём на Косовом поле там погибают и реальные, и мифологические персонажи. Это все равно, как если бы у нас была былина, в которой монголы или ещё какие половцы убивают Владимира Красно Солнышко, Илью Муромца и Добрыню Никитича.

Впрочем, судьба сражения уже была решена, и князь Вук попросту принял макиавеллиевское решение — не самое благовидное, но вполне практичное.

Сам князь Лазарь был тяжело ранен, попал в плен и был казнён в тот же день. Не пережил 15 июня и победитель того боя султан Мурад I: по некоторым данным, он погиб в самый разгар битвы, по другим сведениям — уже после сражения его заколол в собственном шатре сербский витязь Милош Обилич.

Несмотря на безусловную фольклорную красоту второй версии, мы косвенно можем предположить, что к истине всё же ближе первая. Источники сообщают, что, узнав о смерти отца, шехзаде Баязид, не желавший уступать престол старшему брату Якубу (он считал его посредственным военачальником), отправил к тому гонцов с вестью, будто султан-отец приказывает братьям соединить силы. Якуб прибыл к Баязиду, где его схватили и задушили тетивой от лука, а младший шехзаде, таким образом, сам стал султаном. Проделать такой фортель можно было только во время боя — или как минимум когда сражение уже начало угасать, но на поле брани всё ещё царил бардак. Такое развитие событий практически исключает стелс-миссию Милоша Обилича, хотя сербы наверняка поспорили бы с таким выводом.

Уже упомянутый летописец Несри приписывал решающую роль в битве действиям османского правого крыла, проще говоря — Баязиду. И в этом была доля истины, хотя, конечно, хронист, живший значительно позднее, не упустил случая постфактум отвесить комплимент одному из наиболее успешных и почитаемых султанов в истории Османской державы.

Несмотря на победу, султан Баязид отказался от продолжения кампании и приказал своим войскам разворачиваться домой. Во многом это решение было продиктовано шаткостью положения самого государя, чей приход к власти оказался, мягко говоря, не очень легитимным.

Такой исход оставил множество трактовок событий, как для современников, так и для последующих поколений. В течение нескольких месяцев правители соседних княжеств даже толком не знали, кто в итоге победил: оба государя пали, сербы вроде как потерпели поражение — но и турки убрались, только их и видели.

Главное, трупов-то, трупов! Пойди там разбери, чья взяла.

Византийцы вообще на радостях от кончины Мурада объявили свершившееся на Косовом поле великой победой христианских сил — даром, что сами не прислали ни единого бойца.

Впрочем, битва настолько обескровила сербскую знать, что на дальнейшее сопротивление попросту не нашлось сил. Сын Лазаря князь Стефан впоследствии присягнул султану на верность и выставлял контингенты воинов для войска Баязида.

В то же время поражение на Косовом поле отнюдь не означало гибель сербского государства. Ушлый Стефан Лазаревич сумел извлечь выгоду из эпического поражения, которое турки потерпели от Тамерлана в 1402 году, и вышел из-под их власти. И только кампания 1459 года, которую организовал уже новый султан, покоритель Константинополя Мехмед II, на долгое время положила конец сербской независимости.

Источник

Во время гражданской войны в Гватемале были уничтожены десятки тысяч индейцев майя. Что же там произошло и какие боги потребовали таких жертв?

Гватемала: кому вершки, кому корешки

При заселении земель современной Гватемалы испанцы предпочитали занимать низины и предгорья — аборигенам, таким образом, осталось нагорье. Чтобы получить сезонную работу, индейцы ежегодно спускались вниз.

Гватемала в середине XX века оставалась классической Анчурией — вотчиной «Юнайтед Фрут компани». Этой компании принадлежала значительная часть земель, и американцы были главными работодателями для коренных жителей.

Индейцы и метисы составляли свыше 80 процентов населения этой банановой республики. В отсталой стране, где не было промышленности, безземельные крестьяне зависели от сезонных заработков — и балансировали на грани голодной смерти.

Власть в стране чаще менялась в результате не выборов, а переворотов.

Вообще Гватемала была страной резких контрастов, социальных и культурных. И с этим нужно было что-то решать. Элита хотела превратить индейцев в неиндейцев, перевоспитав их на европейский манер. Таким инструментом переделки считали, в частности, армейскую службу.

Процесс ассимиляции оказался долгим и трудным.

Мнения индейцев не спрашивали. Дикари, что с них взять.

С 1944 года в Гватемалу пришла политическая «весна». На демократических выборах 1950 года победил полковник Хакобо Арбенс, придерживавшийся левых взглядов. И начал проводить аграрную реформу, выкупая земли у «Юнайтед Фрут компани» по кадастровой стоимости.

Правда, сумма компенсации компанию не устроила. И Соединённым Штатам происходящее у них на заднем дворе очень не нравилось. Так что в 1953 году некий полковник Армас попытался устроить переворот и свергнуть опасного реформатора. После неудачи Армас бежал в Гондурас. И, коль руками гватемальских военных неугодного правителя устранить не удалось, США в 1954 году, вооружив отряды наёмников на территории Гондураса, организовали интервенцию. Арбенс вынужден был сложить полномочия.

Diez años de primavera («Десять лет весны») закончились.

Вернувшийся в страну полковник Кастильо Армас стал президентом. Он начал преследовать сторонников Арбенса и вернул земли «Юнайтед Фрут компани».

В июле 1957 году Кастильо Армас внезапно покинул президентское кресло — он был застрелен дворцовым служащим Вальдесом Санчесом. Стрелявший покончил с собой, поэтому, кто стоял за покушением, выяснить не удалось.

Начало гражданской войны

Далее военные в кресле президента начали сменять друг друга, словно в калейдоскопе.

Путчи не всегда оканчивались приходом к власти. В ноябре 1960 группа офицеров попыталась совершить очередной переворот, но попытка не удалась. Мятежники с оружием в руках ушли в горы на востоке Гватемалы.

Этот неслучившийся переворот 1960-го и стал триггером гражданской войны.

Отряды левых сил появились лишь спустя два года, в 1962-м.

По одной из версий, индейцы в Гватемале поддерживали повстанцев. И на рубеже 80-х майя подверглись масштабным репрессиям.

В это время пожар партизанской войны тлел в четырёх регионах страны. Небольшие отряды действовали в горах, на севере, на побережье Тихого океана, а также в столице. Повстанцев было немного — несколько тысяч. И с ними сражалась армия, численность которой за время войны сильно увеличилась, превысив сорок тысяч человек.

Значительная часть оружия, поставленная армии в 70-е годы, была израильского происхождения. «Чтоб совместное им творить зло потом», в Гватемалу прибыли военные советники из Израиля, Аргентины и ЮАР.

Но картина конфликта была сложнее. В 60–70-е годы среди индейцев продвигались процессы, запущенные в 50-х годах. Шла борьба с неграмотностью, развивались самоуправление и сельскохозяйственные кооперативы. Возник Комитет крестьянского единства (Comité de Unidad Campesina, сокращённо — CUC). Движение поддерживала католическая церковь. И, когда индейцы заявили о себе как об организованной политической силе, власти испугались.

В создании общественных структур сыграло роль и землетрясение 1976 года. Тогда свыше 22 тысяч человек погибли, около миллиона остались без крова.

Генерал Фернандо Гарсия, ставший в июле 1978 года президентом, повёл открытое наступление. Целью стали, прежде всего, кооперативы индейцев.

Массовые убийства коренного населения начались в мае 1978 года и достигли пика в 1982-83 годах.

Есть свидетельства того, что военные обходили деревни и уничтожали, согласно спискам, католических священников, членов CUC и лидеров кооперативов.

В январе 1980 года группа индейцев и студентов заняла испанское посольство в Гватемале, чтобы их протест против репрессий был услышан. Военные решили проблему по-своему: они устроили в посольстве взрыв и не пустили туда пожарных. Тридцать семь человек сгорели заживо. Помимо посла Испании спасся лишь один крестьянин. Но вскоре его похитили из больницы — и после пыток убили.

CUC объявил всеобщую забастовку. В феврале 1980 года к ней присоединились 70 тысяч рубщиков сахарного тростника, а также 40 тысяч сборщиков хлопка. Сельское хозяйство было парализовано, поэтому подённую оплату сразу повысили втрое — с 1.12 $ до 3.20 $.

Операция «Пепел»: обезглавить общины майя!

В 1981-м военные начали массированное наступление. Операцию красноречиво назвали Ceniza-81 («Пепел-81»). Возглавил её брат президента — генерал Бенедикто Гарсия, который «прошёл практику» в 50-х годах в Алжире.

Целью стали индейцы, заподозренные в сотрудничестве с партизанами. Согласно спискам, были арестованы и казнены активисты индейских общин, учителя и врачи — сначала на тихоокеанском побережье, а затем и в горных районах. Власти пытались обезглавить организации майя. В 1981 в ходе карательных операций погибли от 11 до 13 тысяч человек. Из 40 лидеров CUC в живых осталось три или четыре человека.

Фактически проводился «политицид» — уничтожение элиты индейцев.

Кроме того, власти создали отряды самообороны, помогавшие регулярной армии. Вскоре они стали многочисленными. Эта сельская милиция, подчинявшаяся военным, фактически превратилась в новую власть на местах. В схватках с партизанами её «повязывали кровью». Таким образом раскалывался единый фронт сопротивления индейцев.

Но большинство жертв войны — на совести солдат регулярной армии, а не милиции.

Смена коней на переправе

Газета «Вашингтон Пост» назвала генерала Гарсию «самым жестоким правителем Западного полушария». После четырёх лет войны ему пришлось уйти. В марте 1982 года власть в Гватемале сменилась.

Но вместо кровавого палача пришли вовсе не голуби мира. Новую хунту возглавил генерал Хосе Риос Монтт. Своей главной задачей он провозгласил борьбу с повстанцами.

Гватемальская армия была пополнена призванными из департаментов с преимущественно неиндейским населением. В июле 1982 года началась операция «Виктория-82».

При этом ещё с февраля 1982 года, то есть за месяц до прихода к власти генерала Риоса Монтта, войска начали действовать по-иному. Отныне они стали поголовно уничтожать население общин и сжигать деревни, заподозренные в помощи повстанцам.

К чёрту всю эту щепетильность!

У таких массовых расправ был, по мнению военных, серьёзный плюс. Никто не шёл в партизаны мстить за убитых родичей.

По проведённым позже подсчётам, в июле 82 года число жертв в районах проведения операций превысило уровень в 90 процентов. Индейцев вырезали целыми общинами, имущество и женщины становились добычей солдат. Причём каратели неоднократно возвращались, чтобы добить местных жителей, которым удалось скрыться в лесах. Одна из деревень подвергалась таким «контрольным» ударам пять раз.

Массы спасающихся от смерти устремились в Мексику. Но гватемальские военные не раз пересекали границу и устраивали резню беженцев уже на территории соседнего государства.

В 1983 году в Гватемале прошла ещё одна масштабная и разрушительная военная операция. Индейцы воспринимались как социальная и политическая база партизанского движения.

Карательные акции против политических противников и партизан в 1981-83 годах фактически переросли в геноцид майя.

Но вопрос о географии репрессий не исчерпан. Власти же не могли планировать уничтожение всех индейцев в стране! Речь идёт именно о массовом терроре в определённых районах.

Высказывалось мнение, что армия наносила главный удар таким образом, чтобы помешать партизанам выйти к Панамериканскому шоссе. Но истинная причина выбора тех или иных населённых пунктов или районов для массовых убийств остаётся предметом дискуссий исследователей.

Есть точка зрения, что массовый террор сыграл свою роль. Столкнувшись с ним, индейцы, ранее сотрудничавшие с партизанами, стали переходить на другую сторону. От безысходности. Ведь повстанцы не могли обеспечить им защиту…

Вместо эпилога

Спустя 36 лет правительство осознало, что, несмотря на пролитые реки крови, оно не может победить. Был взят курс на примирение. Гражданская война наконец завершилась в 1996 году подписанием пакета мирных соглашений.

Но завершилась ли?

Двадцать третьего апреля 1998 года епископ Хуан Херарди публично обнародовал доклад Nunca mas («Никогда больше»). В документе главным виновником кровавых расправ с мирным населением была названа армия, которая воевала с партизанами. А также государство, которое боролось с оппозицией, реальной или мнимой.

Через три дня епископа убили.

Итоги конфликта были подведены в докладе ООН Memoria del Silencio («Память молчания»). За время войны в Гватемале погибли около 200 тысяч человек (в том числе 40 тысяч исчезли бесследно). Считается, что 93% из них — на совести правительства и 3% — «заслуга» партизан. «Авторство» ещё 4% точно не установлено.

Свыше 80% жертв были индейцами‑майя.

Небезынтересна судьба генерала Риоса Монтта (1926-2018), который возглавлял Гватемалу в самые кровавые годы конфликта. В 2012 году его привлекли к уголовной ответственности по обвинению в военных преступлениях и геноциде. Монтта приговорили к 80 годам лишения свободы. Но по требованию Ассоциации ветеранов Гватемалы, которая угрожала новой гражданской войной, генерал был освобождён.

Его семья остаётся самой влиятельной в Гватемале. Впрочем, это не уникально. Потомки Трухильо также фактически являются хозяевами Доминиканской республики.

Генерал скончался 1 апреля 2018 года на 92-м году жизни. Если есть ад, он отправился туда.

Источник

Оборонительные сооружения на западной границе рейха долгие годы служили пугалом для союзников. Имелись ли для этого реальные основания — или же могучие доты линии Зигфрида были всего лишь декорациями, чья мощь существовала только в роликах немецкой пропаганды?

Защитить Германию!

По странному совпадению, осенний поход детворы в школы совпадает со значительным повышением количества «экспертов по всем наукам» в интернете. В этом году одной из любимых тем для данной публики стало начало Второй мировой войны — как-никак 80 лет, круглая дата. Разумеется, в таком обсуждении никак нельзя обойтись без ритуальных плевков. Например, один из разошедшихся по российским соцсетям вопль души содержал следующий абзац:

«Немцы ничем не могли прикрыть Западный фронт, ничего не могли туда перебросить, но союзники спокойно сидели и смотрели, как на их глазах убивают Польшу».

В отличие от знатоков из интернета реальные немцы над вопросами прикрытия западной границы задумывались очень серьёзно. В частности, им было вполне очевидно, что Франция, навязавшая Германии, мягко говоря, очень жёсткие условия Версальского мирного договора, будет с большим опасением относиться к усилению своего соседа.

С приходом к власти Гитлера задумки начали понемногу воплощаться в жизнь. Впрочем, строительные работы первой половины 30-х имели довольно ограниченный и вспомогательный характер. Проблемой была так называемая «рейнская демилитаризованная зона» — территория рейха на левом берегу реки Рейн и полоса на его правом берегу шириной в 50 километров, где Германии, в частности, запрещалось строить укрепления.

Лишь когда в 1936 году фюрер германской нации окончательно устранил этот «пережиток Версаля», немецкие строители смогли облегчённо выдохнуть и приняться за работу.

Впрочем, основное строительство началось в 1938 году, после принятия Pionierprogramm 38. За ней последовали Limes-Programm и, наконец, весной 1939 года стартовала Aachen-Saar-Programm. Бункеры последней строились уже с учётом накопленного опыта, отличались большей толщиной стен и располагались западнее уже построенных сооружений «западного вала» — пропагандистское название «линия Зигфрида» появилось позже, — между городами Аахен и Саарбрюккен. Глубина укреплённого района изначально была одной из «фишек» придуманной немцами схемы строительства. Вдобавок позади собственно линии укреплений с 1938 года строились еще и позиции Luftverteidigungszone West — системы ПВО рейха с ба-а-альшим количеством зенитных орудий.

С мая 1938 года процесс возглавил Фриц Тодт, уже успевший отличиться при строительстве автобанов. Тодт масштабных проектов не пугался — если в июле 1938 года на «западном вале» работало менее 50 тысяч человек, то уже к октябрю общее число рабочих приблизилось к 250 тысячам. Бункеры и доты строились не только в поле, но и в городах и деревнях, камуфлируясь под дома, — с расчётом на контроль основных дорог.

Настоящий имперский размер

Хотя лично фюрер настаивал на строительстве как можно бóльшего количества «типовых» пулемётных дотиков, немцы не были бы немцами, если бы не ударились в гигантизм. Конечно, не таких масштабов, как на линии Мажино, но всё же для контроля наиболее стратегически важных узлов и дорог сооружались так называемые B-Werke — огромные многоэтажные бункеры, имевшие несколько пулемётных бронебашен с толщиной брони 255 мм и стоимостью почти как у целого танка. Кроме них на крыше дота имелся автоматический огнемёт для ближней обороны и ещё один бронеколпак для Maschinengranatwerfer M19 — 50-мм автоматического гранатомёта (привет, АГС!) скорострельность которого достигала 120 выстрелов в минуту.

Немцы только в рамках Limes-Programm в прямом смысле слова закопали в землю почти 3,5 миллиона кубометров бетона.

Но конечно, наставить вдоль всей границы с Францией и Бельгией одних только многоэтажных монстриков не мог себе позволить даже рейх. Впрочем, как показал опыт американцев, даже полтора метра бетона вполне себе выдерживали обстрелы и бомбёжки, разрушаясь лишь от прямых попаданий 155-мм снарядов американских самоходных орудий. Именно эти стандартизированные пулемётные бункеры/доты Regelbau и составляли бо́льшую часть укреплений линии. На пулемётный бункер «тип 11» уходило 380 кубометров бетона, и германской казне он обходился в 55 тысяч рейхсмарок. Впрочем, пушечных тоже хватало, причём кроме 37-мм в ход после 1938 года активно шли чешские 47-мм пушки.

Всего в состав «западного вала» входило порядка 18 тысяч укреплений, бóльшую часть из которых достроили до начала Второй мировой — хотя активная достройка продолжалась и позже, до весны 1940 года.

Вообще, степень готовности укреплений линии Зигфрида вызывает вопросы. Некоторые товарищи, говоря о ней, любят находить различные высказывания германских генералов — дескать, к началу Второй мировой «западный вал» представлял собой небоеспособную стройплощадку. Но, например, американцы, в 1943 году готовясь к штурму линии Зигфрида, больше внимания уделяли другим высказываниям — вроде заявления главнокомандующего сухопутными силами Германии фон Браухича в сентябре 1939 года: «Возведение Западного вала, самого сильного укрепления в мире, позволило нам уничтожить польскую армию в кратчайшие сроки».

Из имеющихся на сегодняшний день данных можно предположить, что всё же к 1 сентября удалось закончить примерно 13 тысяч укреплений основной линии в рамках Limes-Programm. Работы по достройке к этому моменту шли на сооружениях в рамках Aachen-Saar-Programm.

Переброска «ничего»

Итак, с самими укреплениями линии Зигфрида мы вроде бы немного разобрались. Но, как известно, любая крепость сильна не стенами, а бойцами на них. Быть может, наш «икшперд» прав, заявляя, что «немцы ничем не могли прикрыть Западный фронт, ничего не могли туда перебросить».

Что толку от дотов, если в них нет защитников?

Увы, и тут придётся разочаровать почтенную публику. Уже довольно давно в замечательной работе Буркхарта Мюллер-Гиллебранда были подробно расписаны как численность немецкой группировки за Западном фронте к началу войны, так и график перебросок. Согласно его книге, к началу сентября на Западе имелись 5-й, 6-й, 27-й, 30-й армейские корпуса и корпус пограничных войск Эйфель — что составляло в сумме 31⅔ дивизии, треть из которых была дивизиями «первой волны».

Кроме того, после 3 сентября из резерва ОКХ на запад передали ещё 12 дивизий, которые (кроме одной задержавшейся) уже 10 сентября прибыли в район действий группы армий «C». С воздуха их прикрывали сосредоточенные на западе 2-й и 3-й воздушные флоты. А уже 20 сентября началась переброска сил из Польши с целью усиления немецкой группировки на западе.

Конечно, можно заметить, что бо́льшая часть немецких дивизий на западной границе были не «первосортными». Но тот же Мюллер-Гиллебранд пишет: «В связи с тем, что дивизии 3-й волны комплектовались военнообязанными старших возрастов, они предназначались, главным образом, для позиционной обороны — например, для обороны Западного вала. Поэтому они получали большее количество пулемётов, имели в своем составе больше сапёрных подразделений, но автотранспортом были обеспечены хуже, чем дивизии 1-и и 2-й волн».

Понятно, что для сидения в дотах автотранспорт (да и вообще транспорт) был не очень нужен — в отличие от пулемётов. Тем более, «старичкам» требовалось, что называется, день простоять да ночь продержаться до подхода подкреплений — первую очередь танковых и моторизованных дивизий из Польши. Однако союзники так и не решились «попробовать на зуб» линию Зигфрида. С учётом того плачевного состояния, в котором находились в тот момент их собственные армии, это было вполне разумное решение.

«Карельский сценарий» для французов и англичан

«И в мирном Дюнкерке не высаживались беспрепятственно англичане, чтобы идти на помощь полякам». © опять интернеты.

Англичане в мирном Дюнкерке действительно не высаживались, но по весьма уважительной причине — порты выгрузки у них были другие. Третьего сентября Англия объявила войну Германии, четвёртого сентября из Портсмута отплыли передовые части, а первый войсковой конвой отправился девятого сентября из Саутгемптоне — и уже десятого разгрузился в Шербуре. Ещё двумя портами, принимавшими англичан, стали Нант и Сен-Назер. Переброска 150 тысяч солдат со снаряжением затянулась до 27 сентября, а занимать позиции на фронте британские дивизии начали 3 октября.

К этому моменту про помощь Польше говорить было как-то поздновато.

Конечно, всегда можно сказать, что французы могли бы вдарить и сами, не дожидаясь островных джентльменов. И надо заметить, что, несмотря на достаточно плачевное состояние своих вооружённых сил, про которое мы уже писали, французы честно постарались выполнить своё обещание: уже 7 сентября они начали наступление в Сааре. Однако всё, чего добились их дивизии, — это пройти к 16 сентября предполье линии Зигфрида.

Для понимания того, что могло произойти, реши руководство Франции спасать поляков «любой ценой», достаточно взглянуть на происходившее в Финляндии несколькими месяцами позже. При этом, в отличие от СССР, у французов не было даже тени шанса захватить господство в воздухе в зоне сражений — максимум речь могла бы идти о боях на равных… ну, пару дней, пока не подтянутся части люфтваффе из Польши, перебросить которые на аэродромы западной Германии ещё проще и быстрее, чем танковые части.

Без прикрытия с воздуха и корректировки французская артиллерия не смогла бы проложить дорогу своей пехоте. Тем более это не смогла бы тогдашняя бронетехника: укрепления линии Зигфрида хорошо прикрывали минные поля и «зубы дракона» — бетонные надолбы, призванные остановить танки в зоне огня противотанковой артиллерии. И если финны сэкономили на бетоне и их надолбы разрушались огнём советских танковых пушек, то с пятью-семью рядами бетонных пирамидок у французских лёгких орудий этот фокус вряд ли бы получился.

В лучшем случае за несколько недель боёв французская пехота ценой больших потерь смогла бы зацепиться за передовые укрепления. Но, как говорилось выше, немцы старались проектировать не просто «линию», а укреплённый район с эшелонированием в глубину, где прорвавшихся союзников ещё встретили бы позиции зенитчиков, тоже приспособленные к наземной обороне.

Ну а на флангах наступающей группировки союзников уже сосредотачивались переброшенные из Польши танковые дивизии. В этот раз у них была ещё более простая, чем в мае 1940 года задача — не масштабное наступление в глубину, а короткий удар по флангам уже залезшей в «мешок» группировки союзников.

Источник

Группы из авианосцев и эсминцев должны были охотиться за немецкими подлодками. Топить «стальных акул» и защищать британские суда. Но вышло наоборот: тонул «охотник» — огромный, грозный авианосец. А рядом, на глубине, затаилась его победительница — подводная лодка. Так 80 лет назад встретил свой конец авианосец «Корейджес».

В годы Первой мировой Великобритания недооценила угрозу со стороны немецких подводных лодок, что привело к катастрофе. До войны важные лорды Адмиралтейства, уповавшие на мощь эскадр линкоров и крейсеров, считали субмарину нечестным и небританским оружием. А подводников называли пиратами и хотели вешать их на рее.

По другую же сторону Северного моря, в Германии, на подлодки смотрели совершенно иначе. С началом войны на море развернулась бойня. Кайзеровские подводники топили военные корабли и торговые суда, усеивая морское дно железом.

И хотя немцы войну проиграли, ужас подводной угрозы надолго поселился в сердцах гордых британцев. Они решили избавиться от угрозы, запретив субмарины везде и повсюду с помощью договоров на конференциях.

Но ничего не получилось. Лодки остались, хотя теперь их действия оказались строго зажаты в тиски международного права. Впрочем, Великобритания готовилась к борьбе с ними не только законами. К примеру, подводным лодкам должна была противодействовать морская авиация.

Авианосцы-охотники

Во время Первой мировой действия британских противолодочных кораблей не имели большого успеха. Но теперь в Королевском флоте были авианосцы. Считалось, что они в сопровождении флотилии современных эсминцев, имеющих «асдики» (активный гидролокатор), станут грозным противником подлодок.

Выйдя в море, авианосец мог контролировать огромную территорию, заменив собой много кораблей ПЛО. Палубные самолёты патрулировали бы окрестные воды и искали бы вражеские субмарины. При их обнаружении пилоты могли или сами атаковать, или вызвать эсминцы.

Но у этой замечательной теории были недостатки.

Великобритания имела в составе своего флота всего четыре авианосца, а её палубная авиация находилась в весьма ущербном состоянии. Причина этого крылась в том, что англичане пренебрегли развитием палубников в пользу истребителей и бомбардировщиков берегового действия. В итоге Королевский флот имел менее двухсот самолётов корабельного базирования, 150 из которых были устаревшими бипланами‑торпедоносцами.

Парадоксально, но факт. Сознавая, какую важную роль могут сыграть палубные самолёты в противолодочной обороне, Адмиралтейство не готовило их к этой роли. Приоритет в подготовке пилотов отдавался нападению на вражеские линкоры, а к атакам подлодок их не готовили вовсе.

Морское ведомство выдвинуло другую идею — создавать небольшие противолодочные авианосцы с десятком самолётов на борту. Они должны будут патрулировать воды и защищать судоходство от нападения подводных лодок. Считалось, что для создания таких мини-авианесущих кораблей можно использовать танкеры, надстроив на них взлётную палубу.

Идея была хорошая. Но до начала Второй мировой оставалась не более чем теорией.

Все силы в бой

С началом новой войны выяснилось, что Британия к ней совершенно не готова. Немецкие подлодки активно действовали. Борьбу с ними начал новый глава Адмиралтейства — Уинстон Черчилль. Как человек кипучей энергии, он использовал все имевшиеся средства, которых было немного.

Черчилль решил бросить в бой авианосцы, создав из них вместе с эсминцами поисковые группы ПЛО. По сути это был акт отчаяния, ведь риск потери ценных кораблей был велик. Но у Черчилля не было выбора — судоходству требовалась защита.

Выведенные заранее в море немецкие субмарины уже перехватывали и топили британские суда. Для поиска и уничтожения «стальных акул» морское ведомство отправило авианосцы «Арк Ройал» и «Корейджес».

«Арк Ройал» вышел в море из Скапа-Флоу 3 сентября 1939-го. Вечером того же дня из Плимута в поход отправился «Корейджес». Уже 14 сентября прозвенел тревожный звонок — «Арк Ройал» атаковала подлодка U-39. Но немецкие торпеды в цель не попали, а сама субмарина вскоре была потоплена эсминцами.

В Адмиралтействе ликовали — тактика авианосных групп себя оправдала. Однако там никого не насторожила мысль, что лодка первой атаковала «Арк Ройал». То есть охотник на ПЛ может поменяться местами с жертвой, став ею сам.

Увы, это и произошло с «Корейджесом» спустя три дня.

Гибель охотника

17 сентября авианосец с эскортом возвращался на базу. Внезапно поступил сигнал бедствия с торгового судна, атакованного подлодкой. На помощь были отправлены самолёты и два эсминца. «Корейджес» остался с двумя эскортами.

Когда командир U-29 Отто Шухарт заметил в перископ летящий биплан, он понял, что рядом — авианосец. Вскоре немцы обнаружили «Корейджес», но догнать корабль и сблизиться для атаки им не удавалось. Всплыть мешали самолёты, а движение под водой было медленным.

Преследуя цель, Шухарт упрямо расходовал батарею полтора часа. И вдруг случилось чудо.

Авианосец резко изменил курс, чтобы принять самолёты. Теперь он шёл прямо на U-29.

Но условия для атаки всё ещё были плохими. Солнце светило в перископ, мешая Шухарту. Поэтому тот решил стрелять «на глазок».

U-29 выпустила три «угря» и сразу ушла на глубину. Немцы не видели результата атаки, но слышали его. Взрывы были такой силы, что подводники решили: их собственная лодка повреждена. В победе над авианосцем они и не сомневались .

«Корейджес» получил две торпеды, окутался взрывами, пламенем и стал заваливаться на левый борт. Эту картину наблюдали пассажиры голландского лайнера «Вендам», проходившего рядом. Спустя 20 минут корабль затонул. На нём погибло 518 из 1260 человек экипажа.

Эсминцы начали охоту на субмарину. U-29 крепко трясло от взрывов глубинных бомб, но она сумела уцелеть. Переждав опасность на глубине, Шухарт всплыл и отправил донесение о своём успехе.

«Корейджес» стал первой жертвой британского флота. Ценой, которую островитяне заплатили за недальновидность довоенной политики Адмиралтейства. Гибель авианосца показала, что субмарина продолжает оставаться грозным противником для любого надводного корабля. Британцам было над чем задуматься. Впереди были трудные времена.

Источник

Отношение поляков к советскому походу однозначно — они лишились земель и городов, подверглись депортациям и понесли огромные жертвы. Российские патриоты убеждены, что «всё правильно сделали». В других странах отношение к кампании спорное и сложное. Хотя когда-то их жители встречали советские танки цветами. Почему так?

Polska strong, но недостаточно

Польское командование понимало военное превосходство рейха. Оперативный план «Запад» с самого начала создавался поляками как оборонительный. Войско польское должно было выматывать вермахт боями на речных рубежах, организованно отходя на восток и покупая кровью время для удара союзников.

Последним бастионом, «Хельмовой Падью» польской армии, должен был стать Румынский плацдарм у границы к югу от Львова. Туда из порта Констанцы через Яссы и Черновцы должен был хлынуть поток военных грузов от союзников.

Если бы не блицкриг — план «Запад» мог сработать. Всё ещё слабый вермахт, вложивший всё в удар по Польше, оказался бы скован на востоке — что дало бы союзникам время для подготовки наступления. После чего перспективы рейха вырисовывались печальными.

Блицкриг оказался истинным вундерваффе. Он обрёк польское командование на страшный цейтнот. «Запланированные поражения» произошли не за недели, а за дни и часы.

Ещё сражалось Вестерплатте, впереди была оборона Визны — но танки вермахта мчались к Варшаве. Уже в первую неделю войны правительство и военное командование выехали из столицы. Эвакуация сопровождалась фантастическим бардаком. Главком потерял связь с войсками: оборудование и коды по пути частью сломали, частью потеряли.

12 сентября настала очередь Львова, 14 сентября — Брестской крепости. Вермахт выходил на «линию Керзона» — восточную границу польского этнического большинства, примерно совпадавшую с линией новой советско-германской границы.

Пара слов от «адвоката дьявола»

Сталин и его окружение, что логично и оправданно для коммунистов, видели в войне «схватку между группами бедных и богатых капиталистических стран за передел мира». Они собирались повторить опыт США в Первой мировой, как можно дольше оставаясь над чужой дракой. Неудача в переговорах с Лондоном, Парижем и Варшавой на фоне подозрений об истинных планах «партнёров» и боёв с японцами в Монголии подтолкнули Кремль ввести войска в Польшу. Тогда это виделось разумным и оправданным шагом.

Стоит помнить две вещи. Во-первых, к концу лета 1939 года нацисты не успели запятнать себя наиболее гнусными из своих преступлений. Они выглядели не сильно хуже колониальных империй, США с расовыми законами или польской республики с её милитаризмом, национализмом и попытками принудительной полонизации. Да и не сталинскому СССР после Большого террора было попрекать кого-то негуманностью. Наиболее страшные вещи нацистам ещё только предстояло совершить.

Во-вторых, оснований для взаимных симпатий у Польши и СССР не было. Стороны открыто считали друг друга вероятными противниками. В СССР помнили рывок белого орла к Киеву и катастрофу 1920 года. В Польше не забыли и более чем век разделов и угнетения, и Тухачевского под Варшавой.

Гуманизмом не отличались оба государства. Вторая республика не знала миллионов заключённых в лагерях и расстрелов сотен тысяч — но в «кресах всходных» вела себя хуже, чем некоторые в колониях. Восточные воеводства с украинским и белорусским большинством были охвачены массовой безграмотностью и нищетой. Непольские языки, культуры и конфессии целенаправленно и унизительно подавлялись.

Неудивительно, что и украинские и белорусские крестьяне, и евреи из местечек и городов массово приветствовали советские колонны. Для поляков вторжение было национальной трагедией и катастрофой — но для прочих народов, жертв шовинизма Второй республики, оно несло освобождение и надежду. А также спасение от режима нацистов, что было особенно важно для многочисленного еврейского населения.

В других условиях западный поход РККА остался бы в истории гуманитарной интервенцией — наподобие входа американцев в Исландию после оккупации Дании. Вопрос был в том, что на запад шли не только РККА и идеи коммунизма, но и специфические практики сталинского СССР.

Как СССР готовился к походу

3 сентября 1939 года в западных военных округах отменили увольнения. Вечером 6 сентября были объявлены «большие учебные сборы по литере А». В действие пришёл огромный маховик мобилизации, скрытой и не очень: расконсервировались военные склады с мобзапасами, переводились на военные рельсы железнодорожные перевозки, мобилизовывались более полумиллиона лошадей, ста тысяч автомашин и почти двадцать тысяч тракторов.

8 сентября немецкий посол фон Шуленбург сообщил в НКИД СССР, что вермахт вступил в Варшаву. Это подтвердили данные советской разведки. На следующий день наркомат обороны подготовил приказы в округа о готовности к наступлению к вечеру 11 сентября. К 13 сентября войска должны были не только прорвать польскую оборону, но и подойти к линии крупнейших городов «кресов всходных». Молотов передал в Берлин, что СССР начнёт военные действия в течение нескольких дней.

В тот же день, 9 сентября, выяснилось, что сообщения о взятии Варшавы преждевременны. Польская армия вцепилась в столицу насмерть, а горожане дрались чуть ли не голыми руками. Более того, французы вроде бы начали наступление на линию Зигфрида.

Мобилизация РККА запаздывала. Маховик пришёл в движение, но оказался неважно подогнан и смазан. Внезапно выяснилось страшное. Во-первых, техника поступала из народного хозяйства в куда меньшем количестве, чем предполагалось планами мобилизации. Во-вторых, оная техника была уже изношена вусмерть. Отчёты танковых частей пестрят слёзными жалобами: «значительная часть приписных машин требовала ремонта» (примерно так половина), а запчастей не привезли. Список, чего именно не привезли, а надо бы — прилагался. А немало грузовиков и тракторов… просто бросили ещё в местах мобилизации или на путях следования в исходное положение для похода. Их даже чинить не было смысла.

Со спецтехникой (автоцистерны, трактора, мастерские…) было ещё хуже. Надо 131 цистерну — а есть 37. Три мастерские вместо 25. Тракторов — целых семь вместо двадцати, причём пять отстало в пути. Нередко трактора после небольшого марша просто не могли сдвинуться с места.

И это ещё что! Для армейской группы войск под командованием Тюленева выслали стрелковую дивизию. Штаб Киевского округа сказал группе — она у вас. Группа недоумённо ответила, что дивизия «в состав группы не прибыла и неизвестно где находилась».

Сроки безбожно срывались. Что неудивительно — учитывая размах и сроки мероприятия, рост численности войск, да ещё и на фоне предшествовавшей зачистки командного состава. Удивительно лишь то, что задержались всего на несколько дней.

Вечером Молотов заявил Шуленбургу, что РККА «застигнута врасплох успехами вермахта» и не может выступить немедленно. К тому же, «сообщения германских информационных агентств» создают впечатление о возможности германо-польского перемирия, что сделало бы советское выступление политически сомнительным. Пока немцы разбирались, кто сказочно накосячил в ведомстве Геббельса, прошло два дня.

11 сентября войска начали сосредотачиваться на польской границе «под видом учений». Белорусский и Киевский особые военные округа сформировали управления Белорусского и Украинского фронтов. Задачи армиям вторжения ставились самые что ни на есть боевые: «прорвать линию фронта», «нанести мощный и молниеносный удар», «разгромить врага и решительно наступать». Следовало не ввязываться во фронтальные бои, а оставлять заслоны, обходить фланги и уходить в тыл противника, выполняя поставленные задачи.

Девять оперативно-чекистских групп при поддержке батальонов войск НКВД должны были занять ключевые точки во взятых городах, включая банки и «хранилища ценностей», организовать управление, «пресечь контрреволюционную деятельность».

К середине сентября РККА была готова к броску. К тому времени французское наступление оказалось «пшиком», а польская армия разваливалась: главком Рыдз-Смиглы покинул Брест и окончательно потерял управление войсками. Прорывавшиеся к оставшимся войскам приказы предписывали всем идти на юг к Румынскому предмостью, но рвущиеся на восток немецкие танки и господствовавшие в небе самолёты люфтваффе оставляли на это мало шансов.

14 сентября Москва приняла окончательное решение действовать, о чём уведомила Берлин. «Правда» разразилась статьёй Жданова о том, как Польша угнетает национальные меньшинства — что было чистой правдой — и что именно из-за этого её оборона и рухнула — что было явной натяжкой. Начавшуюся войну назвали «второй империалистической».

Утром 16 сентября Военный совет Белорусского фронта издал боевой приказ № 005:

Белорусский, украинский и польский народы истекают кровью в войне, затеянной правящей помещичье-капиталистической кликой Польши с Германией. Рабочие и крестьяне Белоруссии, Украины и Польши восстали на борьбу со своими вековечными врагами помещиками и капиталистами.

Восстания начнутся только в ходе движения советских войск, но такие мелочи никого не смутили. Шестисоттысячная армада с почти пятью тысячами танков под прикрытием трёх тысяч самолётов хлынула через границу.

Начало освободительного похода

В два часа ночи вызванному в Кремль послу фон Шуленбергу Сталин лично сообщил о выступлении советских войск в шесть часов утра. Спустя час в НКИД прибыл поднятый ночным звонком посол Польши Гжибовский. Он отказался принимать ноту Молотова о «прекращении существовании польского государства», но это уже ничего не меняло.

Несмотря на грозную и воинственную риторику боевых приказов, призывавших «решительно громить панов в десять раз сильнее, чем в двадцатом году», советские войска двигались в походных колоннах и демонстративно не проявляли агрессии к польским коллегам. Напротив, польских солдат встречали вежливые приветствия, улыбки и угощения папиросами, вызывая недоумение и сбивая с толку.

Сообщениями о вторжении с востока, проникшими через коммуникационный хаос, спустя несколько часов завалили польскую ставку. Поначалу Рыдз-Смиглы собирался приказать войскам сражаться. Однако выяснилось, что все оставшиеся дивизии развёрнуты на запад. Советскую границу и восточные укрепрайоны прикрывают только около 12 тысяч пограничников Корпуса охраны пограничья, которых большей частью просто смяли в первые минуты и часы.

Лишь батальоны Сарненского полка Корпуса охраны пограничья, часть сил которого прославились обороной на Визне, сражались три дня в укрепрайоне Сарны — после чего организованно отступили и воевали с РККА до конца сентября.

Остальным Советы не навязывали боёв, если польские солдаты не стреляли первыми. Зачастую хватало и «доброго слова»: «Полковник Катуков выходит из танка, вынимает наган и приказывает полякам сдаться и складывать в одно место оружие».

Советские колонны местные крестьяне, кроме польских колонистов-осадников, встречали цветами и народными гуляниями. Местами — и польскими погромами. В польскоязычных городах вспыхнули уже еврейские погромы — евреи, жившие в условиях дискриминации, не слишком скрывали ожидания советских войск как освободителей.

Поздним вечером 17 сентября Рыдз-Смиглы приказал войскам общий отход уже не на предмостье, а за границу Румынии или Венгрии. Вступать в бой с РККА не следовало, кроме случаев попыток разоружения. Держаться должны были лишь части, прикрывающие южное приграничье. После чего главком вместе со ставкой пересёк румынскую границу. Ранее туда же отправилось правительство во главе с президентом Мосьцицким.

Не встречая после преодоления границы осмысленного сопротивления, к вечеру 17 сентября из советских дивизий выделили мотомеханизированные группы для действий в авангарде. Тылы отстали, а выйти на заданные рубежи надо было как можно скорее. В соблюдении немцами договорённостей о разграничении уверенности не было.

На следующий день войска РККА приблизились к большим городам. Польский гарнизон Вильно частью отступил в Литву, частью попытался дать бой. К нему присоединились гимназисты. Они пытались жечь советские танки и броневики, выведя из строя девять единиц. Сопротивление удалось преодолеть только к вечеру 19 сентября, остатки защитников города сдались или отступили за литовскую границу.

Днём 20 сентября началось сражение за Гродно, самое тяжёлое за кампанию. Командир гарнизона с частью войск предпочли уйти, но командование принял генерал Пшездецкий. Его солдаты и ополченцы отражали атаки до утра 22 числа, после чего отошли на Сувалки. Здесь потери РККА исчислялись десятками человек и единиц техники. Комкор и будущий маршал Ерёменко лично вёл бой, меняя броневики и танки по мере их выхода из строя под польским огнём.

В остальном, несмотря на отдельные перестрелки, польские войска десятками тысяч сдавались красноармейцам. От непримиримых одиночек и групп города зачищали красноармейцы и НКВД, часто при поддержке нацменьшинств и дезертиров.

Типичный советский отчёт по итогам похода звучал примерно так: «Корпус вёл бои. Взяты шесть городов, захвачено в плен офицеров до 1100, жандармов 81, солдат около 12000, винтовок до 10000, 150 пулемётов, 20 орудий, до 300 автомашин и 12 самолётов. Нами потеряно восемь человек убитыми и 24 ранеными».

Буржуазная культура немало удивляла бойцов: «Здесь впервые наши бойцы и командиры увидели наяву полицейского, этого пугала украинского и белорусского народа с их приборами — резиновая дубинка, кандалы».

Не обходилось без конфузов. 23-я танковая бригада нашла в Бориславе триста цистерн спирта — и потом сутки официально «приводила себя в порядок».

Почти парад

Утром 19 сентября комбриг-29 Кривошеин не без сарказма докладывал из Пружан: «в бригаде нет масла для боевых машин; карт нет, вышлите глобус».

На следующий день разведывательный броневик батальонного комиссара Боровенского встретил части Гудериана и прибыл в Брест, где получил карту с немецкой версией линии разграничения. В Пружаны в тот же день к Кривошеину приехала делегация вермахта — съела шашлык и сфотографировалась на фоне антифашистских плакатов.

Не везде соприкосновение с вермахтом проходило мирно. Особенно много случайных боёв возникло в районе окружённого немцами Львова, который должен был отойти СССР. 22 сентября 29-я легкотанковая бригада Кривошеина вошла в Брест. Не желавшему сдавать важный город Гудериану пришлось подчиниться политическим соображениям. Отдельная история получилась с попытками немцев организовать совместный парад, на котором настаивали в Берлине по политическим соображениям. Как писал накануне начала советской операции генерал фон Форман:

Наши энергичные усилия направлены на то, чтобы побудить русских к соучастию. Вовсе не потому, что мы сами не справимся, а для того, чтобы заставить Англию и Францию по причине их союзнических обязанностей объявить войну России. Вытекающие отсюда последствия нельзя даже вообразить.

Однако у Кривошеина, надо полагать, были свои инструкции. Он сослался на то, что отдыхавшие не первый день немцы будут выглядеть «с иголочки», а его только что вошедшие в Брест танки и бойцы после нескольких дней маршей — по уши в грязи. Некоторые машины и вовсе не могут двигаться, потому что снабженцы отстали с ГСМ (горюче-смазочные материалы). Посему — пусть немцы торжественно пройдут и уйдут за Буг, а советские товарищи посмотрят, после чего примут город. Так и порешили.

Пару слов от себя. Телодвижениям в Бресте (не стану дискутировать о том, правильно ли называть их парадом) в наше время придаётся гипертрофированное значение. Финтифлюшки, которыми были обставлены события 1939 года, не должны заменять разговора по существу. Парад или не парад — содержание пакта Молотова-Риббентропа от этого не меняется. Как не меняется от трактовки этих событий всё то, что было потом, от боёв в том же Бресте в 1941 и 1944 годах до прихода танков Кривошеина в Германию в обстановке, далёкой от дружественной.

Да и в условиях, когда даже польское правительство в изгнании не объявило СССР войну, единственным интересом Лондона и Парижа было не допустить полноценного альянса Москвы и Берлина, способного иметь катастрофические последствия.

Уинстон Черчилль прокомментировал западный поход РККА так:

Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть.

Безвозвратные потери РККА за время похода составили всего около полутора тысяч человек, раненых — около четырёх тысяч. Значительной частью по небоевым причинам: неизбежность при движении более чем полумиллионной группировки. Польские безвозвратные потери — около четырёх тысяч. Бои, даже с учётом крупнейших столкновений, так и остались отдельными эпизодами на фоне удивительно мирного хода «кампании». Типичная танковая бригада тратила пару сотен снарядов за весь поход. То есть каждый танк в среднем пальнул по разу.

Десятки тысяч польских солдат и офицеров сумели пересечь румынскую границу вслед за командованием и правительством. Они добрались до Британии и составили основу польской армии на Западе.

Сотни тысяч оказались в советском плену. Поначалу многих, особенно из числа местных жителей, отпустили по домам. Однако затем гайки стали закручивать. Многих расстреляли в Катыни и других местах. С выжившими судьба и Политбюро обошлись более благосклонно. Десятки тысяч бывших пленных позже ушли с Андерсом через Иран к англичанам — сражаться с нацистами в Африке, Италии и Франции. Остальные остались в СССР и в армии Берлинга плечом к плечу с РККА дошли до Варшавы и Берлина.

Сам по себе поход был вполне оправдан и стратегическими, и гуманитарными соображениями. Лишь польское население, составлявшее меньшинство жителей региона, теряло власть и воспринимало происходящее как трагедию и катастрофу. Для украинцев, белорусов, евреев, а также получивших Вильнюс литовцев он был освобождением от националистической Второй Польской республики и спасением от накрывающей Европу тени настоящего кошмара.

Увы, проблемы и перегибы сталинского СССР за считанные месяцы развеяли надежды и превратили во врагов далеко не только поляков «кресов всходных». Советская власть обернулась тысячами расстрелянных, десятками тысяч отправленных в лагеря, сотнями тысяч депортированных и сосланных. А также бесчисленными проблемами и обидами — невиданным ранее дефицитом на товары первой необходимости и очередями в сотни человек, безудержной экспроприацией собственности, грубыми запретами на свободу слова. Всё это создало худшую рекламу идеям коммунизма и советской власти, которую можно было представить.

Множество местных жителей, в сентябре 1939 года встречавших советские колонны цветами и самогоном, и вручную чинивших мосты, лишь бы поскорее «красные» выгнали польские власти, к лету 1941-го были готовы идти против большевиков хоть с дьяволом. Именно такая возможность им вскоре и представилась, с самыми трагическими последствиями и сотнями тысяч невинных жертв. Последствия этого отравляют жизнь региона и отношения между народами по сей день.

А ведь всё после похода РККА на запад могло быть иначе. И к стремительным сентябрьским бэтэшкам, замершим на постаментах к востоку от линии Керзона, по сей день несли бы цветы со словами благодарности даже суровые национал‑патриоты.

К сожалению, всё сложилось по‑другому.

Источник

Международное сотрудничество может принимать самые странные формы. Крестовый поход в Латинской Америке против коммунизма превратился в коллективную охоту на политических оппонентов — и в «охоту на ведьм» с аутодафе. Что такое «Операция Кондор», каковы были её задачи, и какое отношение ко всему имели США — в нашей статье.

Кругом враги

Фактически «Операция Кондор» — это совместный план ряда государств по подавлению оппозиции и уничтожению политических оппонентов (да и просто инакомыслящих).

Представители нескольких стран, где у власти были диктаторы, в 70-80-е обменивались информацией о своих недругах. Человека, писавшего статьи про режим в Чили, могли схватить в Аргентине — после чего он бесследно исчезал.

Чтобы ощутить себя на месте жертв, представьте, что вы можете поплатиться жизнью за то, что пишете в Facebook. Или в комментарии к этой статье. За «невосторженный образ мыслей».

По примерным оценкам, жертвами террора тех лет стали около 40 тысяч человек. Печальная пальма первенства принадлежала Аргентине — погибло и исчезло около 30 тысяч граждан. Перу и Чили дали примерно по три тысячи жертв; на долю прочих государств пришлось существенно меньше.

«Грязная война» против оппозиции в Аргентине началась в 1974 году. А максимального масштаба она достигла в 1976-79 годы — после военного переворота, свергнувшего женщину-президента Исабель Мартинес де Перон.

«Кондор»: начало

Корпоративная солидарность заставляет военных хранить молчание, поэтому в полёте «Кондора» до сих много неясного. Эта птица появилась из тени лишь в 1992 году, когда случайно были обнаружены документы в Парагвайских архивах.

Официально считается, что операция началась в 1975 году. Тогда в столице Чили прошла встреча между Мануэлем Контрерасом, шефом политической полиции ДИНА, и представителями ЦРУ.

Мануэль Контрерас (1929-2015) возглавлял Управление национальной разведки. По-испански — Dirección de Inteligencia Nacional (сокращённо — DINA). В ведении этой спецслужбы находились концентрационные лагеря и центры незаконного содержания и пыток, поэтому она заслуженно известна как «Чилийское гестапо».

Одним из активных функционеров управления был Мигель Краснов. «Любовь» к красным у него была в крови. Его отец Семён Краснов, а также атаман Пётр Краснов, приходившийся Семену дядей, во время Великой Отечественной войны сотрудничали с нацистами — и закончили жизнь в петле.

Инициатива исходила от Пиночета и Контрераса. Позже к операции присоединился ещё ряд государств. Но, например, Венесуэла отказалась, хотя её военные были «за».

«Мы с тобой одной крови, ты и я»

Военные Латинской Америки не просто ощущали себя принадлежащими к одной касте. Офицеры из армий стран-клиентов Вашингтона проходили обучение в США. Широко известным центром была «Школа Америк» (School of the Americas, сокращенно SOA). Одно время она находилась в зоне Панамского канала, а затем переехала в штат Джорджия.

Американские инструкторы в этом центре обучали слушателей методам борьбы с коммунистическими повстанцами. Проведение пыток также входило в учебный курс. При этом понятие «коммунизм», который был главным жупелом, трактовалось крайне эластично.

Военные воспринимали мир очень просто. «Кто не с нами, тот против нас». И в этой парадигме для борьбы с внутренними врагами дозволялись любые средства.

Выпускники Школы Америк очень «отличились» в Сальвадоре и Никарагуа. В списке выпускников SOA есть генерал Уго Бансер, диктатор Боливии в 1971-78 годах, Мануэль Норьега из Панамы и много других известных персонажей. Был там и Мигель Краснов.

Офицеры Латинской Америки могли сказать друг другу, словно волки из сказки Киплинга: «Мы с тобой одной крови, ты и я».

В 2000 году SOA переименовали в «Институт Западного полушария по сотрудничеству в сфере безопасности» (Western Hemisphere Institute for Security Cooperation, сокращенно — WHISC).

Джордж Оруэлл был бы доволен.

Вместо коммунистов в 90-е годы главным врагом в учебных программах стали наркоторговцы, а в начале XXI века — «террористы».

Террор без границ

На первом уровне системы «Кондор» осуществлялось сотрудничество в плане слежки за подозрительными и потенциально опасными эмигрантами. При этом было разрешено вести разведку на территории государства-партнёра.

На втором уровне происходил обмен «эскадронами смерти». Так, уругвайское подразделение действовало на территории Аргентины и при этом было в оперативном подчинении 1-го аргентинского армейского корпуса и разведки SIDE. Отряд базировался в заброшенной автомастерской в Буэнос-Айресе.

Прослушка, наружка, похищение, ликвидация….

Третий уровень касался устранения лидеров оппозиции. При этом убийцы не стеснялись действовать и за пределами Латинской Америки. В 1975 году в Риме было совершено покушение на лидера Христианско-демократической партии Чили Бернардо Лейтона и его супругу Аниту Фресно. Они выжили, но остались инвалидами.

Впрочем, иногда агенты работали аккуратно. В 1976 году бывший президент Бразилии Жуан Гуларт внезапно скончался в Аргентине от сердечного приступа. Но в 2008 году появились свидетельства того, что и эта смерть была делом рук агентов «Кондора».

В том же 1976 году в автокатастрофе погиб ещё один бывший президент Бразилии — Жуселину Кубичек. «Кондор» остался на подозрении.

За ликвидацию латиноамериканских оппозиционеров во Франции отвечали Аргентина, Чили и Уругвай. Спецслужбы Франции, как и США, были в курсе операции.

Как в Соединённых Штатах относились к полёту «Кондора»? Политики первоначально одобряли. По крайней мере до тех пор, пока агенты «Кондора» в 1976 году не взорвали в Вашингтоне бывшего министра иностранных дел Чили Орландо Летельера и его секретаря Рони Моффит, гражданку США.

Вскормленный американцами монстр укусил хозяина.

Тогда «по горячим следам» удалось задержать одного из предполагаемых террористов, Майкла Таунли. Но убийца получил минимальный срок. Более того, он вскоре вышел на свободу и получил новые документы. Sapienti sat.

Под давлением мировой общественности в правление президента Картера началось расследование преступлений, совершённых южноамериканскими диктаторами и хунтами. Но к тому времени США в значительной мере утратили влияние на Пиночета. Диктатор получил большие инвестиции и больше не нуждался в американских кредитах. Эмбарго на военные поставки тоже не испугало. Свято место пусто не бывает — и эту нишу заняли Британия, Франция, Германия, Испания и Бразилия.

В 1979 году в Никарагуа победили сандинисты. Вашингтону померещился «эффект домино» в Америке, когда при участии Кубы и Никарагуа диктаторские режимы рушились один за другим… Рональд Рейган возглавил очередной крестовый поход против коммунизма — и сотрудничество с Пиночетом было возобновлено.

До и после «Кондора»

Фактически, некий план, предвосхитивший «Кондор», работал уже с 1973 года.

Разведгруппы уже тогда занимались похищениями людей с последующей переброской их через границу. Так, в 1973 году в Сантьяго был похищен и бесследно исчез боливиец Хорхе Риос Даленс (до переворота 1971 года он был лидером Левого революционного движения Боливии, а затем уехал в Чили). В операции участвовали чилийские и боливийские спецслужбы.

В ноябре 1973 года в Сантьяго похитили бывшего министра внутренних дел Боливии Хорхе Гальярдо Лосадуа. Его переправили в Боливию, а затем — в Аргентину.

В том же 1973 году бразильские силовики похитили в Буэнос-Айресе двух бразильцев, получивших политическое убежище в Аргентине.

В 1974 году подобные похищения и убийства продолжились. В Аргентине в автомобиле был взорван вместе со своей супругой чилийский генерал Карлос Пратс, который отправился в эмиграцию после прихода к власти Аугусто Пиночета. Это убийство осуществила группа, состоявшая из сотрудников ДИНА и аргентинских боевиков из фашистской Milicia. К покушению были причастны аргентинская армия и полиция. Силовикам требовалось обеспечивать охрану генерала, но в нужный момент они… исчезли.

В связи с этим делом снова всплыло имя Майкла Таунли. Интересно, кем же он был на самом деле?

Есть сведения, что в начале 1974 года офицеры спецслужб ряда стран Южного конуса встретились в Буэнос-Айресе, чтобы договориться о координации своих действий. С этого момента Аргентина вместе с Чили и Уругваем проводили совместные операции.

К 1974 году аппарат «Кондора» уже был создан.

А какова же роль США в этой операции?

Штаты как минимум делились разведывательной информацией. Главы разведок стран-участниц имели доступ к центру «спецсвязи в системе телекоммуникаций США», который покрывал всю Латинскую Америку и координировал всю разведывательную информацию в этом регионе.

Американские уши торчат из «Кондора». Но до сих пор ни одного гражданина США не привлекли к ответственности. Когда Генри Киссинджера пытались допросить во Франции по этому поводу, он отнесся к подобной идее без всякого энтузиазма.

Директором центральной разведки США в 1973-76 годы был Уильям Колби. В 1996 году он… утонул. Все концы в воду?

Эпоха диктаторских режимов в Южной Америке завершилась. Пиночет ушёл от ответственности. Но, например, деятельность Мануэля Кантрераса оценили высоко: за свои преступления он суммарно получил 289 лет тюремного заключения. Правда, отбыв лишь малую толику наказания, Мануэль отправился по этапу в ад в 2015 году.

На смену эпохе правых диктатур пришли левые проекты. Но в последние годы явно обозначился новый поворот вправо. Неправильных политиков теперь снимают за коррупцию, либо их убивает рак.

Появятся ли новые программы по преследованию и уничтожению леваков? Социальные сети открывают новые возможности. Или «Операция Кондор» показала границы, которые нельзя переступать?

Источник