У меня была бабушка. Большое дело, скажете вы, у всех была или есть бабушка. А я отвечу, нет, не у всех. У ребят из детдома через улицу нет бабушек. По крайней мере у тех, кто постарше. Их никогда не заберут. И вырастут они совершенно без этих сантиментов, когда ты достаёшь из ящика с инструментами старую линейку и вспоминаешь, как вы с бабушкой чертили геометрию в пятом классе. Её грубую и жёсткую кожу на руках, которую она, как ношеную, но всё ещё надёжную одежду, не боялась бросать на любое дело. Всегда что-нибудь чинила, красила, строгала, собирала и чистила. Моя бабушка была инженер.
Она была инженер, а вовсе не экономист, или политик, или предприниматель, например. Нет. Когда союз развалился, она пробовала влиться в эту новую жизнь, пробовала торговать книгами по йоге в переходе Курского вокзала, тому, что ведёт к театру Гоголя. Но толком у неё ничего не вышло. Она умела строить космические корабли, и это плохо перекладывалось на торговлю. Её жизнь была тяжёлой, полной труда и потерь. И другой она не знала.
Однажды она вернулась после удачного дня с совершенно пустой тележкой. Все книги по йоге были проданы. Сияя, она подошла к 11-летнему мне, игравшему в только что купленную родителями приставку Денди на её черно-белом телевизоре, и показала какую-то бумажку.
— Оторвись ты от своего Данди.
— Тат, хватит, ты мне экран загораживаешь, у меня одна жизнь осталась.
— Я её сейчас выключу! — как бы в шутку, но совсем не в шутку сказала она.
Я нажал на паузу и уставился на бумажку в её руках.
— Я тебе купила на вырост. На 100 рублей.
— Сто рублей? Это же ток на мороженое хватит.
— В сберкассе обещали, что через 20 лет на эти деньги можно будет квартиру купить.
— В рекламе, не рекламе, да ну тебя, — обиделась бабушка.
Потом эта бумажка всплывала в разговорах то с мамой, то с отцом. Они посмеивались над бабушкой, которая и сама посмеивалась над собой, рассказывая о том, что скорее всего ничего из этой затеи не выйдет. Но через 25 лет, когда ей было уже за 80, она как-то говорит мне, что сходила в банк и там готовы обналичить её вклад. Сказали, правда, что там все много раз обесценилось за 90-е, но какие-то деньги получить можно.
Она все время напоминала мне об этом, потому что деньги по вкладу были записаны именно на меня. И как-то я заехал к ней, и мы пошли. Пошли мимо детдома в банк, под руку с бабушкой.
— А вдруг какая-то приличная сумма будет, — говорит она.
— Да вряд ли, — улыбаюсь я.
— Да, вряд ли, — смеётся она, — купишь мне мороженое, как обещал.
Честно сказать, я не верил в эту затею ни секунды. Для меня это была просто хорошая прогулка тёплым осенним днём.
Банк только что отремонтировали, в кассы была электронная очередь. Бабушка села на диван, я взял талончик и, не успев присесть рядом с ней, был вызван к окну номер 4.
Какое-то время плотная женщина за стеклом что-то смотрела в мониторе и стучала по клавиатуре, помяв в подробностях мой паспорт и ту самую бумажку. Я же обернулся к бабушке и заметил, как неудобно было ей сидеть на диване, она ёрзала и не могла найти себе места.
— Мужчина, — раздался раскатистый голос из-за стекла, — вот, вам полагается сто пятнадцать рублей, семьдесят две копейки.
— Да, спасибо, — рассеянно кивнул я.
Я забрал деньги и подошёл к бабушке.
— Ага, — улыбнулся я и развёл руками.
— Вот ведь… — проговорила бабушка.
Весь обратный путь мы о чем-то говорили, но я заметил, что она как-то поникла и погрузилась в свои мысли. Напротив магазина мы остановились, и я зашёл и купил нам по мороженому.
— Как обещал, — улыбнулся я, отдавая ей вафельный стаканчик.
Напротив детдома мы сели на лавочку и принялись за мороженое. Прямо перед нами дети перелезали через забор и бежали куда-то по своим вполне недетским уже делам.
— Вкусное мороженое, — сказал бабушка, — но холодное, не для моих зубов.
— А ты не спеши, — ответил я, и уставился на небо.
Пока я смотрел на сладкую вату облаков, бабушка встала и направилась к маленькому мальчику, который пытался перелезть забор вслед за остальными, но застрял на верху и боялся спрыгнуть вниз.
— Давай, — сказала бабушка, — я тебе руку подам.
Мальчик недоверчиво посмотрел на неё, но бабушка взяла обертку, оторвала кусок мороженого, который кусала и протянула мальчику.
— Возьми, я совсем чуть-чуть куснула.
Мальчик протянул руку и взял мороженое. Тут же увлёкшись его поеданием, он и думать забыл, что собирался куда-то идти, слез обратно по ящикам на территорию детдома и исчез. Бабушка пожала плечами, позвала меня, и мы пошли домой.
С того дня прошло много лет, бабушки у меня больше нет. Парня того я тоже никогда больше не видел, а если и видел, то не узнал. Но я часто хожу мимо этого детдома и даже, бывает, с мороженым.
