
Дорогой предков
5 постов
5 постов
17 постов
5 постов
7 постов
6 постов
13 постов
10 постов
9 постов
5 постов
5 постов
3 поста
17 постов
8 постов
Самым любимым праздником Лёвы, не считая Дня рождения, был Новый год. Что может быть лучше снежков, ёлочных шаров и мандаринов? Едва первый снег окутывал город, Лёва мечтал о ёлке. Представлял, как папа заносит в дом зелёное дерево под самый потолок, а комнату наполняет аромат смолы и мороза. Стоило в городе появиться новогодним базарам, мальчик начинал канючить:
— Мама, папа, купите ёлку. Вон их сколько. Хоть маленькую, хоть веточку.
— У нас есть искусственная, — отвечала мама. – Живые ёлки в лесу должны стоять, а не в квартире.
— Ты лучше посмотри, какая прелестница наша Елена, — так папа называл искусственную ёлку.
Брал стремянку, поднимался к потолку, где на антресоли хранилось много интересных вещей, а после добавлял:
— Твоя ровесница. Десять лет скоро, а как вчера из магазина.
Папа спускался с большой коробкой, из которой торчала мишура. Дул на крышку, а мама бегала вокруг с полотенцем, пытаясь поймать разлетавшуюся пыль.
Лева смотрел на пушистые пластмассовые ветки, хрупкие стеклянные игрушки, перебирал мишуру и вздыхал:
— Искусственная совсем не пахнет. Давайте хоть веточек нарвём.
— Если каждый по веточке сорвёт, у нас в парке ёлок не останется, — не сдавалась мама, — одни палки.
Тогда Лёва решил сам нарвать веток и спрятать их под кровать. Представлял, как тайком будет доставать зелёные колкие лапы, пока никого нет дома, и наслаждаться хвойным ароматом. Вот только стоит задержаться после школы, мама сразу заметит, начнёт звонить, задавать вопросы. Надо было выбрать день, разработать план и добиться поставленной цели. Вот уже декабрь подошёл к середине, а Лёве так и не удалось выбраться в парк. Он даже просил сходить с ним Мишку, одноклассника и лучшего друга, но тот боялся ослушаться маму, не хотел её расстраивать.
— Хватятся, а нас нет. Да и зачем тебе в парк?
— Веток нарвать хочу, — признался Лёва.
— Нина Васильевна на «Окружающем мире» говорила, что нельзя деревья ломать. Или ты не слышал.
- Слышал, — вздыхал Лёва и думал: «Нет, Мишка в таком деле не помощник, слишком природу любит. Тысячу книг прочитал, каждое деревце и грибочек знает».
- Давай лучше горку построим. Ребят позовём, я у папы лопаты попрошу.
Вечерами Лёва смотрел в окна соседних многоэтажек и видел, как люди наряжают праздничные деревья. Казалось, именно у них стоит самая настоящая, из леса. Домашняя Елена, распустившая ветви после долгого заточения под потолком, мальчика совсем не радовала.
В пятницу, к радости Лёвы, было всего четыре урока. Англичанка заболела, и всех отпустили домой. Надевая в гардеробе тёплую куртку и меховую шапку, Лёва продумывал план: «Добегу до городского парка, сверну с главной аллеи, туда, где совсем никого, сорву три ветки, спрячу в рюкзак и домой. Мама даже не заметит».
День выдался солнечным и снежным. На белом кружеве, украшавшем деревья, искрились хрупкие снежинки, напоминая о приближении самого чудесного праздника. В городском парке уже построили ледовый городок и нарядили ёлку, растущую на площади. Лёва поборол искушение скатиться со сверкающей горки, засмотрелся на причудливые ледяные фигуры, напоминающие сверкающие леденцы, и свернул к узкой тропинке, которая обросла сугробами. Пробираясь сквозь снег, мальчик оборачивался по сторонам. Убедившись, что редкие прохожие его не видят, спрятался за молодую крепкую ёлочку.
«Никто и не узнает», — подумал Лёва и потянулся к пушистой ветке, поскользнулся, ойкнул и провалился в сугроб. Снег превратился в облачко. Засвистел ветер, поднимая уши зимней шапки. Лева почувствовал, что летит, и закрыл от страха глаза.
«Падает! Прячься!» – услышал Лёва крик и приземлился на что-то мягкое. Открыл глаза – сено. Видел такое в контактном зоопарке, сам козочек кормил.
«Что это, как это?» — выглянул Лёва из стога и осмотрелся. Вместо зимнего парка — большое поле с жухлой травой. Солнце высоко. Небо чистое. Жара. Мальчик расстегнул куртку, достал из рюкзака бутылку с водой, сделал глоток и ещё раз посмотрел по сторонам.
«Во дела, это я что в лето попал? Расскажу, никто не поверит. Да я и сам не верю. Неужели, у нас в парке дыра насквозь до самой Австралии», — рассуждал Лёва и крутил головой, пока не ударился лбом о пушистый комок, из которого торчали два глаза и клюв. Маленькая голова на длинной шее переходила в большее тело с торчащими перьями и заканчивалось крепкими ногами.
Фёдор, разомлевший в тепле, попросил робота вновь запустить музыку. Долго перебирал песни, но Игорь не слышал ни рёва металла, ни любовных страданий попсы, ни залихватские крики техно-фолка. Казалось, учитель существовал одновременно в нескольких реальностях: всё ещё сидел на краю платформы, обнимал Татьяну, подыскивая оправдания, и лежал здесь в нескольких метрах над уровнем бушующего моря, словно в колыбели. Сорви сейчас штормом платформу, унеси её открытое море, Игорь смиренно принял бы свою участь – нестись по волнам в технологичном ковчеге.
- Учитель, ты что молчишь? Уснул? А мне не спиться. Петь хочется, – заговорил Фёдор, остановив свой выбор на русской народной песне в современной обработке.
- Нет, не сплю. Песни слушаю, — солгал Игорь.
Он всё ещё чувствовал вибрации ветра. Словно слабослышащий, поглощал мир колебаниями стеклянного куба.
- Я всё хотел тебя спросить, — продолжил Фёдор. – Не скучно по одним и тем же маршрутам кататься да талдычить как попугай?
Игорь опешил. Он уж точно не считал свою жизнь скучной. Взять хотя бы тех же детей. Они всегда разные. Вроде выучил все ужимки, но удивят, обязательно удивят, как Серёга сегодня.
- Учитель, спишь?
- Нет, думаю. Не скучно. Разные маршруты, разные люди. Всё веселее, чем на одном месте сидеть. Ты, наверное, уже наизусть лекции Виктора выучил.
Охранник не ответил. Помолчали.
- Думаешь, я сижу и ерундой занимаюсь? – приподнялся с кресел-мешков Фёдор. – Я, если хочешь, первый Джона нашего заприметил. Не понял, для чего он там шныряет. Но я ж его, падлу, своим считал. Плавает человек и плавает.
- Джона?
Игорь тоже сел.
- Да водолаза, которого Лёва с Ильёй тащили. Он тоже учитель. Вот кто за учителем плохое, что подумает. Дети его любят. У меня племяш по англицки шпарит как на родном. А ума у Джона с горошину. Вот зачем руки в дырки совать, Гальки мало?
Фёдор засмеялся, ожидая того же от Игоря, но учитель не отреагировал.
- Щас покажу. Витька, выведи, как Джон руки в защиту пихал!
Прозрачная стена платформы вновь превратилась в экран с заставкой производителя «Новый взгляд» и операционной системой «Родные окна». Игорь вспомнил шутку: «Родные окна закрыли дверь на запад». Поговаривали, что ядро осталось тоже. Налепили своих заплаток.
Логотип «Квадрат со встроенным треугольником» сменило размытое изображение моря, которое тут же разбилось на тысячи пикселей. Фёдор выругался и принялся забрасывать командами робота, потом соскочил, подбежал к своему столу. Охранник возился с техникой, а Игорь думал о том, как далеко шагнула страна. Взять хотя бы те же магнетобусы.
- Краснов затёр, — выдавил Фёдор и нырнул в ящик за беленькой. – Будешь?
- Нет.
- Смешной человек, что там прятать. Любой может посмотреть на наши машины. Витя, покажи в реальном времени.
На экране появились тонкие сферы, сплетённые из множества сот. За ними море. Лопасти пропали.
- Джон сломал машину, — вглядывался Игорь в экран. Лопасти исчезли.
- Ты чё с деревни? Или работающий вентилятор никогда не видел? Шторм нам с тобой помеха, а им, — Фёдор топнул по полу, — благодарное время. Видишь, как крутит.
Игорь кивнул. От усталости он не сразу сообразил.
- Так зачем Джон руки в сферу засунул? Отрубит же?
- Чёрт его знает, американца этого. Больной, наверное. Он к нам, что ломанулся. Говорит, жизни нет. Таких, как мы по резервациям расселили, и места в них нет. Изгой он там. Семью нормальную хочет, деток там. А мы чё? А мы не жадные. Баб много, да, Игорёк?
Игорь кивнул.
- И земли много. Я, когда на магнетобусе несусь, всегда поражаюсь простору. От него на душе так хорошо делается.
- Мне и нестись никуда не надо. Вон он простор, куда ни глянь.
Игорь кивнул.
- Раньше, что, — опять нырнул Фёдор в стол. Голос его стал тихим, — американцы эти впереди нас бежали. А сейчас что? Нашёл. Знал, здесь где-то.
Фёдор выпрямился на стуле и показал Игорю свёрток из фольги:
- Вот оно, родимое.
Охранник развернул серебристую обертку, и по смотровой площадке пополз запах чеснока. На фольге лоснился кусок солёного сала. Фёдор вновь пропал в столе и вернулся с чёрным бруском:
- Бородинский. Тащи сюда мешок. Сейчас ещё по маленькой под такой-то бутербродик не грех. Так, о чём это я. Одними технологиями сыт не будешь. Хоть америкосы и.
- Ты не прав, — перебил охранника захмелевший Игорь. – У нас своих технологий море. Возьмём тот же магнетобус. Думаешь, его вчера придумали? Нет. Сто лет назад. Маглев летал по короткой трассе. Денег у страны не было, а сейчас посмотри, почти все железки на них заменили. А почему? Народный проект. Я лично на магнетобус половину стипендии отдавал. Вот представь себе. Скинулись и построили. Могут так американцы?
Фёдор отрицательно покачал головой, поднял стаканчик и произнёс:
- За это и выпьем.
Сидя в такси, Игорь постеснялся повторить вопрос про штатив. Смотрел в тёмное окно и думал о том, как завтра будет объясняться с директором, а то и родителями. Стыдно признаваться в том, что присвоил наблюдательность мальчишки себе.
Экскурсию могут отменить. Изменят маршрут на Баренцево или ещё куда. Не хотелось новшеств. Привык кататься сюда: к смешному Виктору и знакомому Фёдору. Какой там робот известно, но охранник может оказаться той ещё задницей. Свалит на Игоря всю бумажную волокиту. А может оно и к лучшему. Новизна тонизирует.
Такси тормознуло у горящей огнями площадки. Фёдор опять задержался. Всю дорогу трепался с водителем о городских делах и до сих пор не мог наговориться. Игорь пытался вникнуть в суть, но быстро потерял нить, поэтому с удовольствием вылез из салона на свежий воздух. Уже не прятался от ветра: то ли он стал слабее, то ли привычка набирала силу.
Игорь слушал шум моря, перемешанный с музыкой и пьяными голосами. Подумал, что не помешает снять напряжение. Давно они с Татьяной никуда не выбирались и только сейчас вспомнил, что не позвонил любимой, не предупредил. Она видела, где Игорь. Он сам предложил создать виртуальную семью, пусть пока в приложении отслеживания перемещений.
Игорь проверил смартфон: ни звонка, ни сообщений. Что, если на картах вечером смотровая площадка не школьный полигон, а кабак? Он залез в приложение и проверил. Нет. Одна и та же аббревиатура. Значит, думает, что на работе. Это хорошо, это правильно.
Хлопнули двери автомобиля. Фёдор помахал вслед водителю и посмотрел на Игоря:
- Брат мой. Так и общаемся. Катает меня, а я его новостями развлекаю. Пойдём отоврёмся.
- Пойдём, — кивнул Игорь.
К шуму моря добавился звук торможения магнетобуса. Голоса и музыка стали громче. Вагончик предупредительно загудел и полетел в сторону города. Тишина. Даже море замерло.
- Мать моя женщина, — выругался Фёдор. – Это последний.
- Как? – опешил Игорь.
- Если надвигается шторм, гостей увозят раньше. Я с этим Красновым даже прогноз не посмотрел. Да и нужен он мне. Я в это время уже в люле.
Игорь не понял, в чём не нуждался Фёдор: в Краснове или прогнозе. Ясно было одно. Они застряли на платформе ночью в шторм.
- Позвони брату, вдруг вернётся.
- Нет, опасно это. С минуту на минуты громыхнёт. Побежали внутрь.
Двери смотровой площадки оказались закрытыми. Фёдор забарабанил по стеклу, но робот не обратил на него никакого внимания. Он сменил тельняшку на фартук, отчего Игорь рассмеялся, но, поймав недовольный взгляд охранника, замолчал, сел на платформу, спустив ноги. Что-то ироничное и вместе с тем ужасное было в сложившейся ситуации: защищённый от непогоды робот и лишённые крова люди. Выдержат ли они шторм? Доживут ли до утра? Время замедлилось, растянулось, растеклось по прозрачному параллелепипеду, отделив Игоря от безоблачного утра. От того момента, когда проклятые водолазы поднялись на поверхность. Игорь поднял глаза к небу, где ещё сияли высокие звёзды. Скоро их затянет тучами, скроет.
Внезапно из-за угла смотровой площадки выскочил ветер и чуть не опрокинул Игоря вниз, туда, где билось холодное море. Небо почернело, брызнуло колючими струями. Игорь сжался в комок, впился руками в край платформы. Вновь вспомнил о Тане, которой так и не успел позвонить.
Всё казалось нереальным, невозможным сейчас, в середине двадцать первого века. Человек всегда беззащитен перед природой. И неважно лежит в твоей руке последний смартфон или каменный топор, ты пылинка, пешка в игре богов: воды и ветра.
Игорь попытался вспомнить молитвы. Двадцать пять лет назад модно было крестить. Сейчас поутихло. Мать долго таскала Игорь с собой в церковь. Он смотрел на залеченные рамы, суровых прихожан и чувствовал пропасть. Сейчас не помешало бы перекреститься, но пальцы онемели, как и время, вспомнить «Отче наш», но на ум шли лишь строки Пушкина:
Ветер, ветер! Ты могуч
- Пощади меня, — добавил Игорь, не размыкая губ, и почувствовал, как кто-то дёрнул его за куртку.
- Вставай, поднимайся. Открыл гадёныш. На Витьку среагировал.
Внутри было тепло и тихо. Виктор также безучастно складывал в чёрные мешки пивные банки и вытирал столики, которых Игорь раньше не замечал. Фёдор сменил промокшую одежду на тельняшку робота. Открыл нижний бочонок тела Виктора и достал такую же учителю:
- Переоденься. Заболеешь, Краснов с меня голову снимет. Пива?
Игорь отказался. Хотелось чая, такого горячего, чтобы обжигало руки через толстостенную керамическую кружку. Игорь закутался в безразмерную тельняшку-сорочку и упал на кресло мешок.
Робот поднял с пола мокрую одежду и раскидал её на вешалках.
- Витя, бутеры и беленькой, — потёр руки Фёдор. – Не боись, Игорёк, не пропадём.
Робот завис.
- Эх, железяка, что с неё взять, — махнул рукой Фёдор. – Если в маковку не вложил, то и команду не выполнит. Всё самому.
Он заглянул в ящики своего стола и водрузил на него пакетики со снеками и заваркой. Выудил оттуда две кружки и чекушку.
- Давай! Давай за второе рождение. По граммульке для сугреву. У меня дед так говорил.
Игорь согласился. Согреться не помешает. Именно внутри, там, где всё ещё сидел животный страх. Закусывая копчёной рыбкой, Игорь впервые посмотрел через прозрачные стены на бушующий шторм. Сейчас он чувствовал себя победителем. Не только выжил, но и поглощает детей моря. Как там у классиков? Взять у природы — наша задача. Нет. Правильнее, кто кого, и в этот раз Нептун обломался.
- Девочки, отпустите. Вы же меня знаете. Я Зина, в соседнем доме живу. Не брала я ваших ложек. Ей богу! — Зина попыталась встать и тут же упала на кровать.
- Сядь и молчи, — прикрикнула на Зину брюнетка с короткой стрижкой. – Достала уже!
- Девочки, меня Люба знает. Вы ей позвоните, телефон на кухне, – не унималась Зина.
Брюнетка оскалилась и замахнулась железной клюкой:
- Сил моих больше нет. Да заткнись ты.
Зина замолчала, пытаясь сообразить, как сбежать от товарок, с которыми час назад веселилась под беленькую, и куда подевалась чёртова Любка — хозяйка дома?
За окном виднелось высокое синее небо, слишком весеннее для октября. Чернел заплаточной крышей Зинин дом. На кровельном железе уродливыми пластинами лежал волнистый шифер. Вот и крыльцо с покосившимися ступенями, рукой подать.
- Хотите, я разденусь. Обыщите, — не унималась Зина, постоянно скидывая ноги на пол.
Готовилась к побегу, выжидала.
Четыре пары глаз зло уставились на неё, и Зина обмякла, легла. В голове роились мысли. Фото! Вот доказательства.
- Девочки, — в очередной раз поднялась Зина. - Давайте фотографии посмотрим. Они в нижнем ящике серванта. В зал, как зайдёшь, налево. Вы не подумайте, что я здесь шарилась. Мы с Любой часто их перебираем. Там и я, и муж мой, и дети.
На последнем слове Зина осеклась. Дети. Скоро Митька со школы придёт, а дома не варено. Куда пойдёт? Ясное дело, к Любке. А здесь эти твари. Куда же подевалась Любка?
Тишина. Зина не сразу осознала, что все улеглись, успокоились. Вот он шанс. Скинула в очередной раз ноги на пол и, превозмогая боль, поднялась. Ныло где-то внизу, в щиколотке. Но сейчас не время разглядывать себя. Главное — добежать до двери, прорваться в сени, дёрнуть щеколду и свобода.
- Да угомоните вы её, это невозможно, — закричала брюнетка, и Зина упала на пол.
Набежали люди, подняли, обложили матом, отправили на кровать.
«Чего им надо? Денег? — думала Зина, ворочаясь в поисках сумки со вчерашней зарплатой. - Не требуют. Ждут, когда я предложу. Хрен им».
В комнату заходили новые девки, кричали на Зину или безучастно смотрели мимо, словно нет её здесь, словно не умоляет она отпустить. Зина крутилась на кровати, думая о том, что залётные шаболды превратили комнату подруги в проходной двор, притон наркоманов. Звенели бутылки, громыхали таблетки, лежали в продолговатых тарелках шприцы. Пытались подсунуть и Зине, но та не далась. Билась из последних сил.
Сварливая брюнетка кричала, шикала, жаловалась приходящим. Те сочувственно кивали и уходили, оставив пленницу во власти товарок.
Солнце скатилось к земле, окрасив багрянцем небо, а Любы все не было. «Убили, точно, убили Любаню и в подполье сунули, а меня не выпускают, чтоб не растрепала да к участковому не пошла, — догадалась Зина и притихла. - Только бы Митька не пошёл искать мать».
Стемнело. Товарки улеглись. Зина тоже молчала, ждала, пока ночной сон не заберёт к себе душегубок, не утащит в жуткое логово.
Храп и стоны заполнили комнату. Полночь. Зина решилась, поднялась и побежала. Вот и двери, за ними свобода.
- Да ловите вы её, уйдёт, тогда вам крышка! Главный заявится, всем бошки поснимает! — кричала брюнетка.
Зину вернули в кровать, связали, напичкали чем-то, обкололи вдобавок. «Не плачь, сынок, я вернусь, я выберусь», — думала она, проваливаясь в безмятежность.
Утром Зина очнулась от крика.
- Решите вопрос! — ругалась брюнетка с мужчиной в синем костюме. - Иначе мы всё здесь крышей поедем вслед за старухой. Уже сутки нам мозги компостирует. Привезли нормальную вроде, и дети к ней ходили, а после операции началось. У неё нога кровоточит, встаёт постоянно. Я на коляске, другие совсем не встают. Мы не уследим. Да и сколько можно слушать бред сумасшедшей?
- Успокойтесь, — одёрнул брюнетку дежурный хирург травматологического отделения. - Решаем вопрос.
Доктор подошёл к Зине и осмотрел аппарат. Вывернутые спицы требовали повторной операции. «Общий наркоз нельзя. После первой начался психоз. После второй старуха кони двинет», — думал он, осматривая ногу пожилой пациентки. Затем повернулся к окну, за которым выстроились ряды девятиэтажек, вдохнул полной грудью и, выдавив: «Пу-пу-пу», — позвал медсестёр.
Через час санитары выкатили Зину из палаты. Уезжая, она благодарила Бога за спасение, хитро посматривала на товарок и думала, прижимала к груди чайную ложечку, взятую с соседней тумбочки: «Съели, твари. Не обеднеете! Митьке отдам, он такие любит. Но где же Люба?»
Ветер в городе был слабее, но такой же нахальный. «Как здесь живут?» — снова поёжился Игорь, покинув салон автомобиля. Быстро заскочил на крыльцо двухэтажного здания и крутился, стараясь спрятаться от потоков холодного воздуха. Весь город был невысоким, лишь на горизонте маячили три многоэтажных великана.
Фёдор задержался в автомобиле, обсуждая что-то с водителем. Игорь хотел было зайти в здание сам, но не решался. Чутьё призывало не торопиться, но ветер таки поборол интуицию. Игорь не выдержал, рванул на себя тяжёлые деревянные двери, каких уже не встретишь даже в Сибири, не говоря уже о центре страны. Дерево – ценный ресурс, лёгкие планеты, о которых наконец-то не только говорили, но и спасали. В ходу давно уже переработанный пластик. Бесконечный процесс перерождения старого в новое.
В небольшом холле было тепло и тихо, только настырный ветер время от времени бился в закрытые окна. Игорь расстегнул куртку и вдохнул полной грудью. Пахло травяным чаем. Запах смородиновых листочков и душистой малины напомнил ему о лете. Игорь покрутил головой в поисках источника. Небогатое убранство: металлические стулья для посетителей, сканирующая рамка, делившая помещение пополам, и стойка с дежурным администратором-роботом, на груди которого светилась табличка Георгий Берингов. Игорю вспомнилось старое кино, в котором один герой искал другого и спрашивал у старушки: «Он же Жора, он же Гоша, он же Юра». «Так кто же ты, Георгий Берингов», — подумал Игорь и уставился на робота. Говорили, что у этой серии нет ног, только голова и половина туловища на штативе. Игорю захотелось опереться на столешницу стойки, подтянуться на руках и заглянуть внутрь, подтвердить или опровергнуть сплетни. Он не решился, сел с краю на железный стул и стал ждать Фёдора.
Робот бегло окинул взглядом вошедшего и уткнулся в монитор наблюдения.
Минуты через три появился Фёдор и с порога крикнул:
- Герыч, ты, как всегда, на посту.
- Где же мне ещё быть? – поинтересовался робот.
Пиксельное лицо его осталось недвижимым. Игорь подумал, что данной линейке не полагались эмоции. Настройки на ровный официальный стиль, без скачков от радости до негодования.
- Ну не знаю. На толчок сбегать, чайку заварить, на рыбалку.
Робот фыркнул и оскалился усмешкой. Игорь оторопел.
- Пошли, нам на второй, — направился к рамке Фёдор.
- Стопе! — закричал робот. – Ксиву на стол, мордой в пол!
Рука робота удлинилась и дёрнула Фёдора за плечо.
- Ты чего, я же свой, — насупился Фёдор и полез во внутренний карман куртки.
- Ха-ха-ха, — оскалился пикселями робот. – Проходи!
Игорь поспешно полез за документами и развернул паспорт.
- Проходите, Игорь Петрович, вы давно идентифицированы. Ваша нерешительность заставила меня искать особенный протокол коммуникации. Второй этаж, двадцать пятый кабинет.
Игорь и Фёдор молча пересекли рамку металлоискателя, дошли до лестницы и только там последний зашептал: «Видал? Мои настройки». Игорь кивнул и хотел было спросить про нижнюю половину робота, но Фёдор уже толкнул дверь в кабинет.
- А я вас заждался. Небось на вписке торчали, — встретил их Краснов с таким же, как у робота Виктора выражением лица. Вроде и тянет, губы, скалится, но без души. - Игорь Петрович Казанцев?
- Да.
Краснов указал на диванчик, куда уже плюхнулся Фёдор, зачитал остальные данные, предупредил о видеосъёмке, взял разрешение на полиграф и, неожиданно между нудными вопросами, предложил чаю.
Игорь согласился. Зябко было и внутри, там, где, он полагал у человека есть чувственный центр, и снаружи, где хозяйничал Краснов. Безопасник налил заварки из чайника тонкого фарфора, жеманно придерживая хрупкую крышечку, и плеснул кипятку из магнотерма. Игорь не сразу заметил ноу-хау, распиаренное по всем каналам. Термопот моментального нагрева с экраном дополненной реальности. Настраивай на свой вкус и любуйся бурлящей лавой, подкрашенной в любимые цвета. Когда термопот остывал, бурлящий поток замедлялся и менял тёплые оттенки на холодные.
- Успокаивает, — поймал Краснов взгляд Игоря.
По кабинету поплыл тот же запах, что встретил Игоря в холле.
- Водолазов видел? – продолжил Краснов.
- Да. Надеюсь, с ним всё хорошо. Пришёл в себя?
- Почём знаешь, что живой или что ему плохо было – напрягся Краснов.
- Так, кожные покровы…, — повторил Игорь слова Сергея и оглядел присутствующих с мыслями: «Видели?»
- Знаком вам этот гражданин? - Краснов нахмурился и показал фото.
— Это ж Галькин, — вклинился в разговор Фёдор.
- Ты-то молчи, — одёрнул его Краснов. – Не мешай человечка допрашивать.
- Нет, — ответил Игорь.
Последние слова ему не понравились. Игорь уставился на плескавший лавой магнотерм. Только сейчас он заметил, как в кипящем потоке тонули маленькие динозавры. Игорь представил себя на их месте. Ни в чём не виноватые доисторические твари, стали жертвой обстоятельств, как и он сейчас.
- Как же так? Покровы видел, а товарища, который нам не товарищ не признал.
Краснов встал с места. Фёдор тоже вскочил и перегородил выход:
- Колись, Игорёк, я за тебя здесь божился.
Пришлось признаться.
- Запись с камер магнетобуса, — скомандовал Краснов, глядя в потолок.
Игорь посмотрел туда же, надеясь увидеть экран.
- Время разговора? – продолжил Краснов.
Игорь покраснел. Память опустела. Весь день слился в бесконечную череду слов.
- По водолазам ищи, — подсказал Фёдор и сел на подлокотник диванчика.
- Есть, — кивнул Краснов. – Свободен, но из страны не уезжай. И это, организуй мне доставку вашего умника. Завтра с утреца. Нет, у вас же ещё ночь. Давай к обеду.
- У нас уроки, — осмелел Игорь.
- Прогуляете. В первый раз, что ли?
Для Игоря было в первый. Да и для Сергея тоже. Предстоит разговор с родителями и директором.
- Чего сник? Все оплатят. Повестки уже на рабочем столе родаков и директора, — зевнул Краснов и потянулся. – Ладно, я домой. Время к часу подходит. Это у вас приятный вечер. Если поторопитесь, на последнюю магнитку успеете.
Фёдор кивнул Краснову и, наклонив голову в сторону выхода, пригласил Игоря следовать за ним.
- Пока, Геракл, — помахал Фёдор роботу.
- И ты не сдохни, дрыщ, — огрызнулся Георгий Берингов.
Уже на улице Игорь не удержался и спросил у Фёдора про штатив вместо ног у роботов-администраторов. Охранник насупил лоб, прищурился и выдвинул вперёд нижнюю губу. Затем резко повернулся и свистнул, проезжающему мимо такси.
Дом для любви, Дом для любви 2, Дом для любви 3, Дом для любви 4, Дом для любви 5, Дом для любви 6, Дом для любви 7, Дом для любви 8, Дом для любви 9, Дом для любви, Дом для любви 11, Дом для любви 12
«Твою ж мать», — выругался Марик, глядя в экран ноутбука. На кухне царил хаос: перемазанный кровью пол, орущий ребёнок и плачущая жена. «Да, Цветочная 1, — донёсся до него голос Ляли. - Да знай я, где у них аптечка, не звонила вам. Дура!»
Марик переключился на камеру в коридоре, где по внутреннему телефону разговаривала с кем-то Ляля.
- Совсем опупели, — поскакала Ляля на кухню, и Марик опять переключил камеру. – Где, говоришь, зелёнка?
- У Макса в комнате, — всё ещё всхлипывала Лиза.
- Ну и сервис у вас. Вызвала скорую, а тётка пристала с расспросами, кто я. Пока доедут, кровью истечёшь. А если бы я руку отхренакала? Пока паспорт не покажешь, хрен тебе, а не помощь. Есть лучше идея.
Поскакала Ляля на одной ноге по кухне и принялась рыться по кухонным шкафам.
- Где Марик держит выпивку?
Лиза пожала плечами.
- В кабинете, наверное. Ты же знаешь, мне нельзя.
- Кабинет где.
- Наверху, рядом со спальней, но там закрыто.
Ляля не слушала, она прыгала вверх на одной ноге, думая только о том, чтобы не упасть. Дёрнула вожделенные двери, потом ещё раз и, выругавшись, перегнулась через перила закричала:
- Закрыто, в доме есть ещё алкоголь?
- Что здесь происходит? – замерла среди прихожей женщина в белом халате и таких же туфлях. В руке она держала увесистый пластиковый чемоданчик с красным крестом на белоснежном боку. – Вы кто?
Дама уставилась на Лялю и вытянула перед собой рогатку.
- Какая разница кто я? Вы помощь оказывать будете?
- Стойте на месте! Лиза у вас всё хорошо?
- Нет, — раздался из кухни голос Лизы. – Я не могу остановить кровь, и сын плачет.
Ляля прыгнула на ступеньку ниже и почувствовала острую боль в центре груди. Потеряв равновесие, она покатилась вниз по лестнице и распласталась перед ногами женщины в белом. Правая нога, неестественно вывернутая, ощерилась остриём малоберцовой кости.
- Что случилось? – спросила Лиза, вытирая слёзы.
Даже малыш замолчал. Втянул голову в плечи и замер. Лиза поднялась с пола и, аккуратно передвигаясь, выглянула в прихожую. Женщина в белом поставила чемодан на пол и выдёргивала из тела Ляли стальные пружины электрошокера.
- Что с ней? – тихо спросила Лиза.
- Ничего! – рявкнула женщина. – Вернись на кухню!
Макс опять заревел. Ляля застонала. Лиза схватила пластиковый чемодан и со всей силы ударила им женщину по голове. Отступила на кухню и заблокировала двери щёткой, которой собиралась подмести осколки. Дом накрыла тишина, но Лиза не медлила. Схватила сына и бросилась к окну. Слезла сама, придерживая ребёнка на подоконнике, затем прижала сына к себе и затихла. Макс, утомлённый утренними происшествиями, прижался к матери и засопел. Пышные кусты, окружавшие дом, должны были укрыть их от сумасшедшей с электрошокером. «Надо добежать до охранников. Они свяжутся с Мариком», — думала Лиза, пытаясь понять, куда бежать, и не сразу почувствовала пристальный взгляд.
В метрах трёх от Лизы, оперевшись на метлу, стоял садовник. Он понимающе кивнул и указал рукояткой метлы в сторону более густых зарослей. Лиза кивнула в ответ, приподнялась и побежала. Остановилась у закрытой деревьями скамьи и села, стараясь отдышаться. Тело Ляли, как и злобный взгляд фельдшера, всё ещё стояли у неё перед глазами. Послышался треск веток. Лиза обернулась и почувствовала ладонь, зажавшую рот.
- Тихо. Я тебя спрячу. Согласна идти за мной?
Она кивнула. Ладонь ослабла хватку, и Лиза зашептала:
- Надо найти телефон и позвонить Марику, Марку Всеволодовичу. Он приедет и заберёт нас в город
- Ты ошибаешься. Я думал, ты всё поняла, Лиза. Думаешь, он не знает? Знает. Следит за каждым из нас. Только здесь нет камер. Мы можем уйти незамеченными. Я спрячу тебя и сына.
- Я не верю, — встала Лиза и попятилась к дорожке.
«Надо уезжать. Продавать этот чёртов дом и уезжать», — думала она.
- Только не выдавай меня. Я не враг. Помни это.
Лиза кивнула и попятилась к озеру. Куда теперь? Она остановилась посреди мощённого тротуара и замерла. Совершенно одна в чужом посёлке с маленьким ребёнком на руках и переломанной подругой в доме с сумасшедшей женщиной.
- Лиза! С вами всё хорошо? – кричал запыхавшийся Марик.
Он, красный от напряжения, бежал к ней и, остановившись рядом, принялся разглядывать жену и сына.
– Я так испугался. С вами всё хорошо?
- Марик! — бросилась к мужу Лиза. – Там такое.
Её трясло, губы дрожали.
- Я всё знаю. Успокойся. Ляле уже помогают, фельдшеру тоже. За что ты её?
- Кого? – не понимала Лиза, с трудом выговаривая слова.
- Фельдшера.
- Представляешь. Она напала на Лялю, сломала ей ногу и воткнула в грудь дротики. Я смогла убежать. Это было так страшно.
Лиза затряслась и разрыдалась.
-Ты всё не так поняла. Она пыталась спасти тебя, защитить. Сейчас мы идём домой, приходим в себя и забываем всё как страшный сон, да?
Лиза уставилась себе под ноги, пытаясь осознать, что же происходит. Марик не понимает опасности. Ведь она всё видела: и дротики, и злобный взгляд женщины в белом. Помнила злобное шипение.
- Марик, я не вернусь. Не могу.
Марк обхватил лицо жены руками и притянул к себе.
- Ты всё неправильно поняла, слышишь меня?
- Я боюсь, — шептала Лиза. – Мы должны уехать, прямо сейчас. Представляешь. Я. Где машина? Где твоя машина?
Голос сорвался на крик. Пронзительный и громкий, он отразился от глади озера и завяз в верхушке высокого дерева. Лиза дрожала и всё сильнее прижимала сына к себе. Малыш закряхтел и заплакал.
- Ему больно, — спохватился Марик и принялся разжимать руки жены. – Лиза, ему больно. Ты не в себе.
Лиза разжала руки, передала Марику сына и поплелась за мужем. Около входной двери стояла фельдшер. Её волосы, шея и белая форма были вымазаны в бурых потёках. Марлевая салфетка, прижатая к голове, окрасилась в бордовый.
Марик кивнул фельдшеру, та отвернулась и проигнорировала хозяина дома. Лишь когда Лиза подошла совсем близко, прошипела: «Я тебя уничтожу!».
Лиза вздрогнула и втянула голову в плечи. «Надо уезжать. Сегодня. Сейчас», — билось в голове в такт прыгающему сердцу. Едва не поскользнувшись на крови, Лизы вцепилась в плечо мужа и, приподнявшись на цыпочках, выглянула из-за его спины. Ляли уже не было. Дом погрузился в тишину. Лишь с улицы доносился разговор фельдшера с неизвестным мужчиной. Раздались удаляющиеся шаги, затем шум отъезжающей машины. Всё стихло.
Лиза посмотрела на грязную гостиную, оглядела такую же кухню и, прислонившись к стене, сползла на пол. Навалилась усталость, заныла порезанная ступня, о которой Лиза совсем забыла, и головная боль, сначала еле заметная, расползлась по черепу, пытаясь выдавить зарёванные глаза. Лиза сжала веки и замерла.
Она не слышала, как Марк отнёс сына в детскую, как убирал на кухне, приговаривая: «Что же ты наделала, почему сейчас. Зачем?». Хотелось вечно сидеть около прохладной стены дома, так и не стаявшего ей родным.
«Пойдём. Тебе надо поспать, отдохнуть, — Марк помог жене встать и отвёл её в спальню. – Поговорим после. Я закрою двери. Никто сюда не зайдёт. Макса я покормил. Принёс в спальню. Если станет страшно, просто закрой двери и позвони мне. Сразу же звони мне».
Лиза кивала, покорно поднимаясь по лестнице. Легла в кровать и с головой укрылась одеялом. Сон настиг её быстро, утащил в тёмное подземелье, лишённое сказочных картин.
Вчера я совершила необдуманную покупку, совершенно спонтанную. Маркетологи, мать их, кого же еще винить . Все эти числовые кодирования 11.11, зон-зоны и чернеющие пятницы не могли не повлиять на мое несознательное подсознательное. Целых триста рубликов с барского плеча отстегнула за прелесть на фото. А пошла в "Пятёрочку" за хлебушком, за молочком.
Подкупили меня яркие цветы , которые обязались, со слов продавца, быть такими круглый год. Дальше больше, оказалось, что это не цветки, а листья, точнее предцветия. Пуансеттия цветет в декабре-феврале жёлтыми цветами. Их, я надеюсь, мне еще предстоит увидеть.
К тому же считается, что это творческий цветок. Помогает на скользком писательском пути. Но сколько я не крутилась вокруг милашки с предложением: "Слышь, пиши!", - не помогло. Придется опять все самой.