
Дорогой предков
5 постов
5 постов
17 постов
5 постов
7 постов
6 постов
13 постов
10 постов
9 постов
5 постов
5 постов
3 поста
17 постов
8 постов
Ирина отложила последнюю проверенную тетрадку и потянулась. Одиннадцать. Можно принять ванну и полистать перед сном новости. Притвориться нормальной, а утром вновь стать училкой в третьем «А».
Запищал телефон. Ирина вздрогнула. Сферум, круглосуточно бдевший за педагогами, противно замигал новым сообщением: «Уважаемые классные руководители начальных классов, рекомендуем вам провести завтра урок технологии, направленный на знакомство с народными традициями».
«Вовремя», — подумала Ирина. Ванна отменялась, а мемы придётся заменить на сайты рукодельниц. Среди глиняных свистулек, вышитых фартуков и макрамешных сов безглазые куколки из куска ткани, перемотанного нитками, выглядели до простого невзрачно.
- Вот оно! – вскрикнула от радости Ирина.
- Ты чего? – отвлёкся от компьютера муж.
- Завтра делаем кувадку.
Муж пожал плечами и вновь застучал по клавишам.
Ниток у Ирины хватало, а вот ткани на двадцать пять учеников не было. В родительский чат не напишешь. Мало того что поздно, так ещё за просьбу приготовить платочки двадцать на двадцать, с содержимым кишечника съедят. Пришлось ползать по ящикам и шкафам, пока взгляд не наткнулся на пакет с тряпьем. Как он появился, Ира не помнила. Вроде прабабка передала на платья для кукол. Старая совсем потеряла рассудок. Забыла, что правнуки выросли.
«Куклам так куклам», — улыбнулась Ирина и принялась выбирать подходящие куски. Осталось время даже на каналы с картинками, но сил уже не было. «Дождалась!» — услышала Ирина и вскочила. Уснула над стопкой заготовок, так и проспала всю ночь.
Открытый урок прошёл на удивление весело, даже несмотря на противную Варвару Марковну, завуча, следившего за молодым специалистом. Она тоже сделала себе куклу и любовалась ею, как девочка.
Утром следующего дня Ирина не узнала учеников. Смирные и сосредоточенные, они прилежно писали в тетрадях и тянули руки, оглядываясь по сторонам. Даже Зябликов пытался решить непосильную задачу, а под конец заревел и просил ничего не говорить кувадке.
После уроков Варвара Марковна окликнула Ирину, вернула ей тряпичную куклу и буркнула: «Извините. Сразу бы сказали, что из этих».
Ирина замерла и уставилась на кусок тряпки. Сон вынырнул из подсознания, показав прабабку, учившую старой магии. Ирина вспомнила, как читала заговор послушания и рисовала на ткани скрытые знаки. В удивлённых глазах завуча отразилась огромная кукла с пустыми глазницами-пуговицами, отчего Ира закричала и проснулась.
«Сон, всё сон», — засмеялась она, чувствуя, как бьёт дрожь, собрала в пакет платки-заготовки и убрала в кладовку. «Свистулька из пластилина, — решила она. – Или…».
Несчастливое число
На экране монитора загорелся генератор чисел, и Соколова замерла. «Только бы семь, пять или три», — прошептала она, сложила руки в замок и прижала к себе. Замелькали цифры: сначала быстро, затем медленнее. Соколова зажмурилась, превратилась в слух. В наушниках слышалось щелканье метронома, отчего страх только рос.
Ещё вчера она обожала смотреть на выпадающие в окошке числа, любила розыгрыши. Удалось пару раз выиграть билеты в кино и ненужную чесалку для кошки. После чего Соколова уверовала: удача в кармане.
Когда перед экзаменом сообщили, что выбор билетов на дистанте будет проходить по новейшим технологиям, и показали знакомую программу, Соколова расслабилась. Стоит загадать число, и готово. Получите, распишитесь. Она настроилась на Вселенную и выучила билет под номером семь. Потом решила подстраховаться и два раза прочитала ответы на пятый и третий. «Из пятидесяти билетов один да выпадет», — решила она и повеселела.
Сбой случился неожиданно и в самый неподходящий момент. Чёртов генератор жил своей жизнью и на волны желаний от Соколовой не реагировал. Выкинул двадцать два. Первый раз ей удалось отвертеться. Всё-таки две двойки в номере, а для студента это сто процентов несчастливое число, но билетов-то пятьдесят. Шансы стремительно падали.
- Семнадцать! – заорали наушники.
- Как семнадцать? – зашептала в микрофон Соколова. – Это, знаете ли, тоже несчастливое число. Семь плюс один будет восемь, — пришла на помощь нумерология. - Там же одни двойки в кубе. Можно ещё один раз генератор крутануть. Бог троицу любит.
- Соколова, бог не дурак, любит и пятак. Вы экзамен сдавать собираетесь? – грозно зазвучал в наушниках голос преподавателя.
- Да, но семнадцать…
- Озвучьте вопрос и пишите. Не воруйте время у одногруппников.
Петрова посмотрела в потолок, затем на экран и вслух произнесла:
- Пётр III.
- Пишите, Соколова.
«Надо же. – заворчала про себя Соколова. - Ради экзамена из дома выходить не надо, а списать невозможно. Заставили обвешаться камерами: и профиль, и анфас. Шпору не достать, с компьютера не скатать. Всё на виду».
Делать нечего, пришлось взять ручку и рассуждать: «Пётр III. Если был третий, то был и второй. Всяко по порядку идут. Включим логику: папашу Петра тоже Петром звали, и имеем мы Петра Петровича. Если родился, то и мама была, и не абы какая — императрица».
Мысли перенесли Соколову в недавно просмотренную киношку с историческим уклоном (подготовку к экзамену никто не отменял). В голове зазвучал знакомый мотивчик:
«И там шальная императрица
В объятьях юных кавалеров забывает обо всём,
Как будто вечно ночь будет длиться»
«Так и запишем, — покрутила ручку Петрова. – изменяла мужу. Вот парадокс: по паспорту был Пётр Петрович, а кто там папаня — неизвестно. Жарко. Квасу бы. Квас «Петрович», квас «Никола». От колы бы я тоже не отказалась. Вернёмся к истории. Никола – Николай, сиди дома, не гуляй. Нет. Дома должен был Пётр сидеть, а Николай как раз с императрицей гулял. Вот так и запишем. Пётр III Николаевич. Россию любил. Здесь сто процентов. Балы и танцы я в кине видела. Следовательно, культура у них была. Песни пели, дворцы строили. Жили люди. Слуги за них все делали, и посуду Пётр III сам не мыл».
Соколова вспомнила про собственную мойку с грязной кастрюлей, про то, что надо полить огород. И выходило, что не барышня она, а крестьянка. Ответ сам попросился на бумагу: «Слуги у Петра III из крестьян. И жилось крестьянам плохо. Кому хорошо будет, если огород и посуда? Ух. Половина листа исписана».
- Время, Соколова, отвечайте, — оживились наушники.
- Пётр III, — начала читать с листа студентка. – Хоть и был по паспорту Петрович, на деле оказался Николаевичем. Про квас я здесь зачеркнула. А! Вот же, изменяла его маменька папеньке. Крестьян он любил, а они ему посуду мыли, отчего жили плохо и по балам не катались. Бескультурщина, одним словом.
- Два.
- Как два? Я же вот, — затрясла Соколова листом перед камерами. – Всё сама, всё своими мозгами. А можно перетянуть? Я вам сразу говорила: «Семнадцать - несчастливое число».
— Болезнь твоя оттого, что в роду не упокоенный мертвец. Он правду ищет. Найдёшь его и себе поможешь, — ткнула пальцем энергодиагност в разноцветное изображение на мониторе и принялась снимать со Светы прищепки с проводами.
— Это всё? – удивилась Света и вновь посмотрела на монитор. - Кто же он?
На экране меняло цвет безликое изображение человека.
— Это мне неизвестно, — занервничала энергодиагност и поправила полы белого халата. – Вот здесь всё описано.
Она достала из ящика стола брошюрку «Карма и болезни», полистала и зачитала:
— Пятнышко в право-левом углу чуть ниже девятой чакры в области головы всегда говорит, что в роду есть мертвец.
Энергодиагност повернула книжку и показала Свете множество изображений монитора с цветным человечком. Убедившись в том, что пациент в прострации, энергодиагност сунула Свете бумажку с цифрами и отправила на рецепшин.
Отдав две тысячи кровных и получив на руки договор с чеком, Света вышла во двор частной клиники.
«Красиво развели», — подумала она и обернулась, почувствовав пристальный взгляд. Пустой двор, покрытый грязными проталинами, да перевёрнутая урна, с шумными воробьями – неуютно. Яркое солнце, очнувшись от зимних холодов, щедро кидалось жгучими лучами. Света вздохнула, стараясь сбросить неприятное ощущение обмана, почувствовала дрожь, поёжилась и оглянулась ещё раз. Никого. Надо возвращаться домой, заняться скопившимися делами.
За уборкой Света позабыла о мертвеце и энергодиагносте, но ночью, крутясь под тяжелым одеялом, никак не могла найти себе место. Казалось, что не упокоенный мертвец стоит в углу и пристально на неё смотрит.
«Сеня», — толкнула Света мужа, но тот лишь всхрапнул и перевернулся на другой бок.
С трудом забывшись поверхностным сном, Света увидела себя со стороны. Стоит она в бабушкиной квартире и смотрит на пожелтевшую фотографию молодого парня.
«Кто он?» — поворачивается Света голову и слышит противный звук будильника.
***
— Что хмурая такая? – поинтересовалась коллега, но Света хранила молчание и пыталась сосредоточиться на сливающихся цифрах отчета. К вечеру она не выдержала, и сама начала разговор.
— Была у энергодиагноста. Говорит, болячки мои от того, что не упокоенный мертвец в роду есть. Он правду ищет. Найду его, и всё наладится.
— Ерунда. Светка, ты женщина образованная, а по гадалкам ходишь. У всех в роду мертвецы есть, а болеешь ты о того, что старость - не радость. Если на душе плохо в церковь сходи помолись.
— Это энергодиагност, — надулась Света, понимая, что коллега права. — Мне ещё и сон приснился. Держу в руках пожелтевшую фотографию, поворачиваюсь к…
Раздался грохот и женщины вздрогнули. На полу возле шкафа лежал разбитый цветочный горшок. Коллега перекрестилась, но тут же взяла себя в руки.
— Я говорила, лишний там горшок. Шкаф ходуном ходит, вот цветок и свалился. Хорошо никого рядом не было, иначе инженер по технике безопасности, не упокоенным бы ходил, пока на всех каски не напялит, — рассмеялась она, но Света не улыбнулась.
Прибрав осколки и комья земли, она засунула цветок в стакан с водой и остаток дня чертила ветви древа, заполняя кружки именами родных.
Вечерний город радовал погодой. «Хочется прогуляться» — подумала Света и решила пройтись пешком. Кое-где вдоль теплотрасс уже появилась зелёная поросль, набухли на вербах пушистые «котики». Улицы заполнились млеющими на солнышке пешеходами.
Раздался звон и Света вздрогнула. Сама не заметила, как оказалась у белой церкви за витым забором. Помялась у порога, перекрестилась, как учила бабушка Ангелина Дмитриевна и вошла в высокие двери.
Внутри было тихо, лишь запах прошедшего богослужения всё ещё висел в тяжёлом намоленном воздухе. Света набрала полную грудь и задержала дыхание. Заглянула в лавку за свечкой и подошла к ближайшей иконе с Богородицей. Засмотрелась на младенца и погрузилась в себя: «Надо мать навестить. Деткам своим позвонить. Разлетелись по миру. Навили гнёзд на чужбине и не рвутся сердца их домой».
Слова в голове путались, и Света никак не могла оформить их в просьбу, поэтому молча стояла, напитывая благодать. Воск протёк по тонкой свече и замер на коже. «Помоги найти того, кто правды ищет», — прошептала Света. Перекрестилась и не оборачиваясь вышла на улицу. Слёзы накатили. Стало душно. Захотелось плакать, и Света, решила забежать к родным.
***
— Кто у нас в роду не упокоенный? – с порога начала разговор Света.
— Кто же его знает, — возилась на кухне мать. - Ты лучше уговори бабушку к нам переехать.
— Древо хочу родовое сделать. Знать кто мы и откуда.
— Отсюда, — недовольно ответила мать, брякая чугунной сковородкой. — В Томске родились, в Томске и помрём. Только к бабушке с разговором не лезь. Не любит она этого. В войну много погибло, может, и не упокоенный кто. У нее в семье много родилось, да не все выжили. Дед, отец мой с войны не вернулся, пропал без вести.
Света, видя, что мать не в духе, отправилась было домой, но не удержалась, дождалась трамвая, забежала по дороге в кондитерскую и наведалась к бабушке.
— С тортом? — посмотрела на коробку Ангелина Дмитриевна. - С какой такой радости?
— Сладенького захотелось, — не обратила внимание Света на грубость бабушки.
— Денег нет, а они тортами балуются — проворчала Ангелина Дмитриевна. - Приходил на днях твой брат. Денег просил. На бизнес ему не хватает. Отдай ему похоронные, так потом с голым задом закопаете. Такой же ушлый, как Василий, крутиться ему, не упокоиться.
— Я за другим, бабушка, — прошла на кухню Света. - Хочу генеалогическое древо сделать. Надо предков помнить.
— Надо, —перекрестилась Ангелина Дмитриевна, — да не всех.
— Хочу у тебя альбом попросить.
— Здеся смотри. С собой не дам. Потеряешь.
После чая бабушка подобрела. Света села на старый диван, и Ангелина Дмитриевна достала из комода распухший от карточек альбом.
Хлопнула оконная створка. Бабушка вздрогнула. Морщинистые руки разжались и фотографии, открытки, письма разлеглись на паласе, нырнули под диван, спрятались за стулом. Света встала на колени и принялась их собирать.
— Давай, я порядок наведу.
— Делай что хочешь. Опять сердце схватило. А всё ирод виноват. Пришлось мне девчонкой спину рвать, одной детей в войну поднимать. Денег за пропавших не платили. До сих пор ни о живом, ни о мёртвом вести нет. Нашёл себе девицу и пропадите вы пропадом.
— О ком ты бабушка?
— Прилягу, пойду. Сердце болит.
Света разглядывала чернильные надписи, смотрела на спокойные добродушные лица и завидовала: ситцевые платья, лёгкие платочки и открытый взгляд, не омрачённый страстями.
Света складывала открытки с поздравлениями, конверты с марками, читала названия городов и вспоминала кто из родни где живёт. «Как же хорошо, — листала она страницы, исписанные крупными синими буквами. – А что сейчас? Быстрые сообщения, исчезающие в нутре прожорливого смартфона. Громоздятся друг на друге, выдавливают нижних в небытие. Нет у них ценности, нет у них памяти. Случись, что сейчас, и археологи будущего найдут лишь покорёженное железо. Смогут ли они извлечь из битых кластеров память?»
Света решила купить красивые коробки. Разложить в них открытки и письма. Сделать уголки и прикрепить пожелтевшие карточки к серым страницам: «Вместо древа блог заведу. Писать о каждом буду и фото выкладывать. Пусть живёт память». Света взяла в руки большую фотографию и почувствовала пробежавший по спине холодок. Это был парень из сна. На обороте карточки растеклась надпись: «Ангелине от Василия 1938 г.».
Света принялась искать другие фотографии с парнем, но ничего не нашла. Тишину разорвал рингтон смартфона. Света схватила аппарат, не удержала его и уронила на пол. Из-под дивана торчал белый уголок. Света вытянула запечатанный конверт. Прислан из Тулы. На штемпеле значился тысяча девятьсот пятьдесят шестой год. Вновь зазвонил телефон и Света ответила на вызов.
— Ты где? – ворчал муж. – Трубку не берёшь.
— У бабушки.
— Нашла время. Ты на часы смотрела?
Света обернулась на ходики и ойкнула. Половина одиннадцатого.
— Я у бабули останусь. У неё с сердцем плохо.
— Предупредила бы, — буркнул муж и отключился.
«Поворчит да успокоится», — подумала Света и на автомате вскрыла конверт. Внутри лежала выцветшая небольшая фотография. Лица были слишком знакомы. Она принялась перебирать карточки из альбома и нашла похожую женщину.
— Это Авдотья, — услышала Света голос и испугалась. – Прабабка твоя.
— Напугала же ты меня, бабулечка. Смотри, что нашла. Шестьдесят лет письмо закрытым пролежало. Я открыла, а там вот.
— От кого письмо? - Ангелина Дмитриевна поджала губы.
— Из Тулы. Макаров С. Т. для Соболевой А.Н. — Света достала листок и протянула бабушке.
—Так то Авдотье письмо, - задумалась бабушка. – Когда свекровь слегла, я сюда переехала. Сама читай. Не умею я.
— Не умеешь?
— Не научилась. Время такое было, да и не давалась мне грамота. Сначала своим в деревне помогала. Надо было братьев с сестрами поднимать. В город уже девкой перебралась. Не шибко до учебы было, себя бы прокормить. Ходила на кружки, где чтению обучали, да бес толку. Потом любовь, а за ней и война, Валентина родилась, твоя мама на свет запросилась и Василя призвали. Дочки мне читали, писали. Пока рядом были, я и горя не знала, а как уехали… Читали наездами. Я соберу в комоде почту. Кто из девок приедет, тот и читает. А как телефоны, да телевизоры появились, уже и читать надобности не было. Если все с комода вытряхнуть, там еще пяток конвертов наберется. Я все документы на мужа ждала. До таких писем дела не было. Здрасти-мордасти и сами живы не кашляем. Кто же знал, что в копеечном конверте для души моей покой лежал.
Света недоверчиво посмотрела на бабушку и принялась читать:
«Здравствуйте, уважаемые Авдотья Никитична и Николай Иванович. Наш поисковый отряд нашёл захоронение из десяти солдат без документов, и у только у одного из них была зажата в руке фотокарточка. По ней и установили, что это ваш сын Василий».
Света перевернула выпавшую из конверта фотографию и увидела надпись: «Сыну Василию от мамы и папы». Ниже были имена и адрес.
— Вася не предатель? – посмотрела Ангелина Дмитриевна на Свету и разрыдалась. – Я всю жизнь его кляла. Сбежал, бросил, ни слуху, ни духу. Ни похоронки, ни письма. А оно вона как-то. Прости, меня, Василий. Прости дуру.
Бабушка взяла фотокарточку мужа, прижала к себе и пошла в спальню. Света ещё долго слышала причитанья Ангелины Дмитриевны, не зная радоваться или плакать и незаметно уснула.
***
Будильник разрезал тишину. Света вскочила, не понимая где находится. С улицы долетали звуки машин, но внутри бабушкиной квартиры было тихо: не скрипели половицы, не доносился из спальни протяжный храп, не свистел на плите задорный чайник.
Света поднялась и первым делом пошла в спальню. Бабушка прижимала фотографию, а умиротворённое лицо было таким красивым, то Света застыла в нерешительности.
«Бабушка», — тихо позвала она, зная, что никто не ответит. Затем вызвала скорую и позвонила родным.
— Что же ты наделала, —ворчала мать на поминках. – Просила же тебя, не ходи. Глядишь, и пожила бы ещё моя старушка.
— Правильно она сделала, — не согласилась с ней Валентина. – С души груз сняла. Сколько наша мама глаз выплакала. Сколько носила в себе эту боль. А мы где были? Не могли, как Светка твоя об отце подумать. Вот тогда бы мама наша больше прожила. Ушла с миром и мне легче стало.
«Действительно легче», — подумала Света, вспоминая разговор с энергодиагностом, а вслух сказала:
— Надо деду портрет сделать. Скоро девятое мая.
Через неделю Света прикрепила к щиту большое фото. Объединила на нём Ангелину Дмитриевну и Василия Николаевича. Улыбнулась себе в большое зеркало и позвав мужа вышла на цветущую улицу. Зазвучал марш. Мимо шли люди с портретами давно погибших солдат. Света повыше подняла свой плакат и вступила в строй «Бессмертного полка».
Бог ошибся дважды. Сперва создал человека, а затем дал ему волю сидеть часами, не замечая, как ноет спина. Боль наступает. Захватывает мышцу за мышцей. К концу работы заклинит шею или повиснет плечо.
За треском швейной машинки неслышно своих же стенаний. Телевизор гудит неспокойно. Сводка за сводкой, прилёт за прилётом. «Соберись!», — командует Таша и снова за дело. Строчит дальше для родненьких, для своих, тех, что у самих «Солнцепёков».
Иглы вбивают в ткань нити. Каждый подшлемник — им оберег. Куртки намолены – бронежилеты. По-другому нельзя. Не сейчас.
Таша торгуется с болью: «Ещё немного, и я вся твоя. Пластай по кровати, крути до утра, но завтра». Завтра обоз. Надо успеть. Дом уже спит. Дремлет под шум оверлока. Стало привычкой.
Боль дёргает, тянет в кровать, и Таша сдаётся, глядит на часы. Сегодняшним завтра надо успеть отвести нашитое в цех. Отдать его Зине на склад и вместе потом паковать. Метнуться за партией ткани и слушать чечётку иглы.
«Зачем тебе ЭТО? Наши сегодня в кафе в кои-то веки», — щебечет подруга по телефону. Таша молчит. Что здесь ответишь? Невыносимо пить латте, зная, что там льётся кровь, и гибнут в окопах. Они все ещё дети: соседки, кассира, дамы с собачкой. С псом раньше гулял парнишка, и, хочется верить, будет.
Игры с ребёнком стали другими. Он набивает обрезками валик — всё идёт в дело. Сын уже знает, уставший солдат прикорнёт, почувствует дом, в котором так много любви. Муж за курьера и за шофера. Семейный подряд на страже уюта там, где грязь по колено.
— И сколько вам платят? Выгодно, нет? — не унимается телефон.
— Нисколько, это же помощь, — удивляется Таша и чувствует смех уже не подруги.
Как больно порой узнавать, что близкий теперь стал чужим. Как быстро порой обрастаешь друзьями. Одни вяжут сети, другие носилки строчат для трёхсотых, всего одна сотня спасёт от страшного груза. И все они заняты общим, и все они заняты делом.
С миру по нитке и полотно, огромное: от Камчатки до СВО, до своих.
***
На складе тихо и сумрачно. Стеллажи, стеллажи, и нет здесь пустых. После дикого летнего солнца прохлада кажется раем. Хорошо, хоть и не видят глаза. Надо привыкнуть. Спина вновь заныла. Мучит с зимы. Хочется отдохнуть. Взять передышку. Таша идёт вдоль коробок. Где-то внутри ждёт её Зина. Надо успеть упаковать.
— Есть кто? — раздался голос идущего сзади.
— Должен быть, — смеётся Таша в ответ.
— Вы — нет?
— Я — как вы.
— Носилки нести? — басит еще один доброволец.
Богатырь с мешком на плече. Хромой и немного сутулый. В дверях против солнца виден лишь силуэт.
— Идите прямо, я здесь, — кричит посетителям Зина.
Выходит сама. С белыми дредами в брючном костюме защитного цвета хрупкая девушка в царстве коробок. Она обнимается с Ташей. Хлопает по плечу.
— Валики, куртки, толстовки. Пересчитай, — бормочет Таша, ныряя в сумищу за новой стопкой одежды.
— Носилки. Сегодня сто штук. Сто чьих-то жизней. Было бы больше, да палец пробила, — извиняется женщина ростом с девчушку.
Жилистая. Сошла бы за комсомолку. Вот только глаза выдают, давно, как не восемнадцать. Больше, но энергии много. Бойкая дама тянет мешок на себя. Торопит того, с кем пришла.
— Раньше мы на носилки тратили до трёх дней. Сейчас научились. Вы не смотрите, что строчки кривые, не разорвать. Некрасиво, но крепко. Такими любого солдата с поля утащишь. Пробуйте. Михалыча даже катали, а в нём сто пятьдесят.
Михалыч, крепкий дедок, утвердительно крякнул. Достал из мешка сшитые в большие квадраты стропы.
— Валя.
Таша жмёт небольшую ладонь с огрубевшей кожей. Брезент не атлас. Натрёшь тонкие пальцы, тягая весь день по машинке жёсткие полосы.
— Такие модели у нас. И такие, — хвастает Валя.
Таша удивлена, первый раз видит носилки только из ткани. Представляла другими. Думала, те, что на скорых, а эти сетка из ткани или лишь полотно, да ручки по кругу.
— Сто — это много, - восхищается Таша.
— Да не скажи. Это мало. Носилки на раз. Стирать их не будешь. Опасно и негде, а заразить одного от другого, легко. Так что считай, это расходник. На одну чью-то жизнь. Было б здоровье, я б и спать не ложилась, но возраст уже не даёт. Вы к нам не хотите?
— Я-то при деле, — смущается Таша.
— Но вы расскажите про нас. Вдруг кто захочет. Мы в Знаменской церкви. Спросят у батюшки. Он всё им подскажет. Научим.
— Есть кто? — снова кричат. – Сеть принимаете?
— Всё принимаем, — улыбается Зина. – Несите, девочки.
Они с баулом. Всем больше, чем сорок. Лица светятся счастьем. Таша раньше не замечала. «Дело всё в полумраке», — обманывает себя, хоть и знает. Это не так. Женщины светятся изнутри и Михалыч.
— Валя, — знакомится с прибывшими та, что с носилками. - Тоже при церкви плетёте?
— Надя. Нет, мы из района. При клубе. Раньше на танцы туда же ходили.
Голос сорвался, упал в тишину. Руки взлетели к глазам. Слёзы текут.
— Я Люба. Будем ещё танцевать. Вечером после работы плетём и поём — хор маскировочников. Вместе сподручнее.
— Спасибо, — захлюпала Зина. Слышно, немного таких разговоров еще, и заплачет. – На вас всё и держится.
— Нет. Вы не правы, — Валя всех оглядела. - Без денег и шить не придётся. Народ у нас щедрый. Ему благодарность. Кто сто, кто пятьсот. Всё по силам. Ведь так?
— Так, — кивают девчонки с района.
— Так, — соглашается Таша.
— Таша, ты скоро? – устал ждать её муж.
— Беги, мне помогут, — кивает ей Зина.
На улице дикое солнце и чистое небо. Даже не хочется верить, что там, далеко рвутся снаряды.
— Домой отдыхать? – торопиться муж, мокрый от пота.
— Заедем за тканью.
А за окном пролетают высокие клёны и облака, самолёты. Выше и выше из космоса видно, как светится наша земля единым народом.
Сегодня модно строить деревья, копаться в архивах, говорить о прочных корнях и раскидистой кроне. У меня нет ни того ни другого. Древо скрыто вуалью из заблуждений. Листья засохли, не выдержав жара веяний нового века. Половину корней затянуло зыбучим песком. Остальные вырвало взрывом чуждых идей.
Широкое поле и нива, вся в злате, остались в чужих миражах.
Земля раскололась и оголила ниточки-нервы, забыв о мечтах:
О дружной семье, одном государстве, народе едином и сильной стране.
Лишь ивушка плачет, склонившись над Летой, и ищет своё корневище на дне.
Теперь могучее дерево тянется вниз, а я стараюсь держать равновесие.
Это от мамы. Она с Украины. Девчонкой отправилась в степи строить новую жизнь в угольном крае вольных батыров. Родня осталась в Советском Союзе. Тогда ещё были письма. Потом появились границы и паспорта. За ними горели майданы, но мы всё ещё были семьёй.
Бабушка бросила нас на пике безумства, сама была в здравии. Словно знала: после четырнадцатого небо не будет прежним. Накануне февральских забрала к себе младшего сына. Мы не простились.
Двое осталось. Старший и дочь смотрят теперь друг на друга через ящики фабрики мыслей.
Мы бережём тонкую нить. Общаемся редко. Бьём телеграммы в телеге и делаем вид, что мир ещё прежний. Это так сложно.
Папа из ссыльных. Их раскулачили. Выслали с Украины. Как же мы не едины?
Отец родился и вырос под Новосибом и укатил в Казахстан. Благо там рядом. Встретились, поженились. Много ли надо для счастья?
Был ещё дядя — брат африканец. Так называл его папа. Он не был арапом, но жадный до рифмы, ваял свои вирши, и я графоманю. Гены, что еще скажешь.
В семье у отца было восемь детей. Всех унесло гипсофилой — высохшим шаром с красивою кроной без корневища. Меня понесло тем же ветром в Сибирь. Перекати-поле в крови выжег мороз, приковал меня к месту. Я ращу себе кедр, прививаю стойкие соки к старому древу. Говорят: «Не спасёшь!». Лгут. Оно приживётся, главное, чтобы земля была плодородной.
Дом для любви, Дом для любви 2, Дом для любви 3, Дом для любви 4, Дом для любви 5, Дом для любви 6, Дом для любви 7, Дом для любви 8, Дом для любви 9, Дом для любви 10
- Постой, — побежал Андрей следом, уронив стаканчик. Кофе растёкся по столешнице и стекал на светлый палас тонкими струйками, оставляя безобразные следы.
Ляля не обернулась, но замедлила шаг. Поглядывая на Андрея в большое круглое зеркало, умостившееся под самым потолком, она медленно шла к входным дверям. Он устремился следом, и Ляля не сдержала улыбку. План сработал. Дойдя до выхода, она вжалась в двери, изображая безуспешные попытки открыть их, и почувствовала тепло чужого тела.
- Извини, — повернулась она к Андрею, но отвела глаза в сторону. – Я поступила опрометчиво, но ты был так близко, ещё и ароматы. Я не удержалась. Теперь ты считаешь меня распутной.
- Нет, я. Не уходи.
Ляля приподнялась на цыпочки и чмокнула Андрея в небритую щеку, а затем обвила руками шею. Он ответил. Поцеловал в губы и и положил руку на обнажённую талию. Ляля закрыла глаза и подумала: «Давай же, не сорвись». Она боялась перегнуть, и тогда он точно отвернётся. Не выдержала и перешла в наступление, запустив руки под поварскую форму, обомлела. Под хлопковой рубахой скрывалось подкачанное тело. Ляля была готова к мягкой рыхлости небольшого животика, как только что замешенного теста, и пришла в восторг от упругой «корочки» поджарого торса.
Она прижалась к стене, чувствуя жар остывающей пекарни и напор кондитера. Лишь страх мешал расслабиться полностью. Ляля боялась себя. Влюбится по-настоящему и страдать, потеряв то, чему отдала своё сердце.
Они пили кофе, расположившись между стеллажами, и смеялись над собой.
- Переименовывай булочную в «Страстный пирожок».
- Нет, пышные булочки, — хищно смотрел Андрей на Лялю и делал вид, что собирается её укусить.
Марк отвернулся от монитора, на котором резвились потные тела, но не удержался и прибавил звук в наушниках. Стерва была хороша. Могла бы с лёгкостью зарабатывать на определённых хабах, — и Марк потянулся к другому монитору. Не найдя Ляли в базах, порносайтов, расслабился. Всеволод Исаакович не пропустил бы распутницу в уважаемые члены закрытого посёлка.
Закрыв кабинет на ключ, Марк прошёл в пустую гостиную, затем в детскую, где чмокал во сне сынишка, затем в спальню. Лиза уже спала. Усталость застыла в некогда мягких чертах беззаботного личика и постепенно стекала по подушке, расправляя небольшие морщинки.
Он не позволил себе разбудить любимую. Вернулся в кабинет и включил монитор. Ляля с Андреем перебрались в спальню, где на большой кровати был устроен пикник. Марк выключил звук и завистливо поглядывал на безмятежную пару, надеясь, что и у него с Лизой всё наладится, вернётся к счастливому времени, когда не надо быть начеку и ловить моменты общего бодрствования. Впервые он уснул в кабинете, сложив голову на скрещённые руки.
Проснулся под утро от ноющей боли в спине и, посмотрев на спящую пару, перебрался в спальню, обнял жену и вновь провалился в сон.
Ляля проснулась от запаха свежего хлеба и осмотрелась. Не сразу сообразила, где находится. Резко повернулась. Андрея в постели не было. Часы, выложенные на стене светящимися цифрами, показывали семь утра. Учитывая, что легли они в два, Андрей проспал всего часа четыре. Вспомнился детский стишок:
Утром рано повар встанет,
Чтобы тесто замесить.
Булочками и блинами
Нас на завтрак угостить.
Ляля закуталась в покрывало и пошла на поиски Андрея. Увидела издали. Без униформы, в одном фартуке и обтягивающих боксёрах он был ещё сексуальнее.
Она скинула покрывало, обняла его и поцеловала в плечо.
Марк проснулся от пристального взгляда. Лиза сидела рядом и смотрела на мужа.
- Тебя не было ночью.
- Я заработался и уснул в кабинете, — принялся он оправдываться.
- Я видела, — помрачнела Лиза. – Ты следишь за всеми, да?
- Это не то, что ты думаешь, — сел он на кровати. – Только, пожалуйста, никому.
- И за мной тоже?
- Только ради твоей безопасности. Ты же хочешь, чтобы Ляля осталась, я должен быть уверенным, что ей разрешат.
- Марк, где мы живём? – закричала Лиза.
Крик перерос в дребезжание, от которого затрясся дом, и Марк проснулся. Сел, очумело разглядывая собственную спальню. Лизы не было, но он слышал её голос и смех сына. Встав, Марк первым делом проверил, закрыты ли двери кабинета.
Они сразу договорились, что Лиза не заходит на его территорию.
- Осторожно, не запнись, — смеялся Марк, показывая Лизе свой кабинет, в котором беспорядочно лежала документация, и пылились бесконечные чертежи.
- Здесь надо убраться, — прошептала Лиза.
- Ни в коем случае, — я знаю, где что лежит. Надеюсь, в погоне за свои порядком ты не нарушишь мой.
- Тогда закрой свою комнату на замок, иначе я не выдержу.
И Марк закрыл, сославшись сначала на домработницу и няню, а потом на любопытную Лялю.
– Решили одолеть сто сорок этажей? – спросил звонивший.
Ярс вздрогнул. За хлопотами он совсем забыл о голосе в голове.
– «Тускин» не выдержит?
– Выдержит, но ваше сердце.
Ярс вошёл в лифт. Заворожённо смотрел, как пролетают уровни, сменяя роскошь на серость. Задержался перед дверями холла и шагнул в неизвестность.
Внизу было сыро. Ярс потянул носом и закашлялся. Отвык от запахов, грязи и ветра. Постоял, опьянённый редкими предрассветными звуками, и побежал к центру города, проверяя на прочность своё тело. Впереди раскинулось «Зелёное сердце» – оазис, заповедник живого среди бетонных колон человейников. Как часто он наблюдал за биением биомассы, как часто хотел стать с ней единым целым. Мечтал упасть на траву, почувствовать землю, услышать пение птиц. Ветер хлестал по лицу и Ярс наслаждался каждым порывом.
В мечтах о здоровых ногах он представлял, как первым делом снимет настоящую шлюху: угловатую или полненькую, мягкую на ощупь. Как будет сжимать хрупкие плечи, ласкать руками волосы и вдыхать запах женщины, доступной и от того бесшабашной. Сейчас секс казался ненужным, грязным и порочным, как и само желание.
Вот оно «Зелёное сердце», влажные от росы газоны. Ноги подогнулись, и Ярс покатился по мокрой траве.
– Мы думаем, вы готовы.
– Мы? – улыбался Ярс
– Мы известная корпорация.
Ярс присвистнул, увидев на внутреннем экране нейрофона логотип «Заслона».
– И не нашли денег на собственную службу безопасности? – рассмеялся он.
Звонивший замолчал, подбирая слова, но Ярсу хотелось думать, что он обиделся, нет, оскорбился.
– Нам нужен человек, находящийся вне системы. Свежий взгляд на привычное.
Ярс напрягся, вычленив в сообщении только одно: «человек». Они могли доверить анализ внешнему аналитику, независимому эксперту, совершенным технологиям, которые разрабатывали сами, а выбрали его. Здесь не вязалось всё. Звонивший штопал белыми нитками, чтобы не значило это слово.
– Штопать означает шить, – произнёс голос. – В древности люди зашивали одежду. Ресурсы были истощены либо недоступны широкому пользователю. На этот счёт нет единого мнения.
– «Заслон», – повторил Ярс и запросил данные у общественной библиотеки.
– Не стоит, – остановил его собеседник. – Я дам вам всю информацию.
– «Заслон» – гигант. Зачем ему я?
– Критерии отбора были озвучены выше. Нам нужен человек, который…
– Человек, – повторил Ярс. – Вы ошиблись. Я не эксперт.
– Вы умеете чувствовать, я же набор алгоритмов.
– Как же саморазвитие?
– Поэтому мы и обратились к вам. Мы оценили свои возможности и ваши способности. Данные о разработках утекают у нас из-под носа, но я не могу понять кто и, главное, как их передаёт.
Ярс рассмеялся, искренне удивляясь переходу от «мы» до «я», и признанию в невозможности контролировать гиганта.
– Разве вы не можете ворваться в мозг сотрудников, так же как в мой? Или это другое? Боитесь нарушить нейроконвенцию?
– Мы контролируем все: и сотрудников, и сети, и механизмы. «Заслон» – совершенная организация.
– С небольшой червоточиной, – вслух произнёс Ярс, наблюдая, как поднимается над городом огненное солнце.
– Вы очень точно подметили, господин детектив. Есть неучтенный фактор. Думаю, вам надо прогуляться. А пока вы наслаждаетесь прекрасными видами, я введу вас в курс дела.
Ярс поднялся и побрёл по алле, то и дело вскрикивая, как ребёнок при виде снующей белки или пугливого, тоненького бурундука. Он как-то отвык от милых лесных существ, больше сталкиваясь в своей непродолжительной жизни со всем, что стремилось его убить. Десять лет космодесанта и практически столько же одиночества.
– Вам всего тридцать пять, господин детектив, но и они висят на волоске. Информация конфиденциальная, и я надеюсь на вашу благоразумность. Секретные разработки требуют ограничений. Здесь же парадоксальная ситуация. Наши сотрудники являются и разработчикам, и тестировщиками, и теми, от кого защищён продукт их деятельности. «Duo flumina» – технология разделения сознания на потоки. Вам она будет понятной. Один поток определяет вас как интеллектуала-сердцееда, а другой, как калеку, привязанного к кровати. Чем-то вы похожи на собственного робота.
Ярс поморщился, но не стал перебивать.
– Теперь представьте, что ваши личности не знают друг друга. Существуют, каждая в своё время, оптимально расходуя ресурсы тела. Так вот, с помощью «duo flumina» мы контролируем каждого сотрудника. Разделили потоки сознания: на рабочий и личный. Как только работник пересекает проходную, активируется тот или иной режим. Вы не можете вынести информацию, у вас просто нет доступа к данной части сознания. Никаких переработок, бессонных ночей от нерешённой проблемы, только полноценный отдых и такая же усердная работа. Оптимизация достигла ста процентов, эффективность отдачи – пятьсот.
– Страшно эффективно, – замедлил шаг Ярс.
– Вы правы, господин детектив. Поэтому технология не должна покинуть «Заслон». В будущем часть разработок отойдёт государству, но ядро «duo flumina» останется с нами. Это будет залогом рационального и гуманного использования. Сами понимаете, если подобные инструменты попадут мошенникам или, ещё хуже, врагам конфедерации… Разве это не апокалипсис? Сейчас злоумышленником передано около восьмидесяти процентов файлов «duo flumina». Сами по себе они бесполезны, кроме главного – ключей активации. И вор подбирается к ним. Я отключил все процессы, отправил сотрудников в отпуск, отрубил сети, но данные продолжают утекать.
– Как вы узнали об утечке? Кто-то уже опробовал разработку?
– До этого, слава богу, не дошло.
– Слава богу? Вы серьёзно? Искусственный интеллект верит в бога?
Звонивший замолчал.
– Я верю в создателя. И вас, и меня кто-то создал, но вернёмся к катастрофе. Каждый пакет данных снабжён маячком. Я вижу их свет. Информация раскидана по континентам. Кое-что утекло на другие планеты. Носители не связаны между собой, но это ерунда, информационный мусор. Повторюсь, без ключей всё не имеет смысла. Ещё один парадокс, который вам стоит иметь ввиду. Вычисления показали, у вора нет мозга – это мне хорошо известно, но всё, что попадает под данные критерии, физически не может передавать информацию. Мы пришли.
Ярс посмотрел по сторонам. Деревья, трава и никаких зданий.
– Перед вами иллюзия, за которой скрыто истинное сердце города. Это не парк – это «Заслон». Что может быть гениальнее спрятать технологического монстра за кипящей биомассой?
Раздалось гудение, и то, что Ярс принимал за рощу, схлопнулось голограммой.
– Остальные деревья? – спохватился Ярс.
– Настоящие. «Заслон» за экологию. Заботится о сотрудниках и планете. Сейчас вы всё сами увидите.
Ярс обомлел. За высоким забором из едва светящегося силового поля тянулись ангары лабораторий. Исчерченные зеленными аллеями, они напоминали картинки из учебников по истории, утверждавшего, что несколько веков назад так выглядели все города.
– Сейчас территория безлюдна. Остался только садовник. Растения требуют ухода.
– Это садовник, – улыбнулся Ярс.
– Мы проверяли, – не понял шутки звонивший. – У него своя рабочая сеть. Примитивная техника снятия данных: влажность, уровень питательных веществ, температура. Сам он не отличается интеллектом.
– Но данные утекают?
– Да. Поэтому пройдёмте сразу в главный корпус.
Ярс беспрепятственно шёл по указателям. Двери предупредительно открывались, пропуская его вперёд и также тихо отрезали один отсек за другим.
«Заслон» не экономил на комфорте. Всюду, даже внутри зданий, виднелись газоны и даже цветущие сады. Шумели ручейки, переходящие в водопады. Манили застывшей гладью небольшие прудики со снулыми золотыми рыбками. Зелёная линия шла параллельно коридорам, затекала клумбами-каплями в кабинеты и окружала вычислительные машины.
– Похоже на сады Семирамиды, – восхитился Ярс обилию растительности.
– Да вы знаток!
Ярс замолчал и окинул взглядом помещение: никаких столов, диваны с эргоподушками, голографические доски, невесомые планшеты, разбросанные ворохом тонких пластин на траве. Центральный компьютер в окружении доисторического папоротника.
– Это не опасно?
– Папоротники стойкие к излучению.
– Для машины?
– Нет. Всё просчитано и апробировано.
– Кто имеет доступ к суперкомпьютеру? – спросил Ярс и упал на диван, чувствуя расслабляющее давление в напряжённых мышцах.
UPD: рассказ написан полностью, но сейчас стоит по минимальной цене на Литрес, так как участвует в конкурсе от "Заслона" как только вылечу (или вдруг не возьмут), опубликую здесь.
Голова взорвалась неожиданным гулом. Ярс открыл глаза, отклонил звонок и полез в настройки нейрофона. Везде стояли галки «не беспокоить». Звонивший знал, как обойти защиту, и это вновь подняло Ярсу адреналин. Контрольная панель самочувствия загорелась красным. Сон отступил. Ярс достал ампулу с успокоительным, раскусил и вытянул содержимое. Он боялся уколов. Особенно тех, что били сразу по мозгу. Вонзались наноиглами в серое вещество, отключая на доли секунды все функции.
Вновь раздался гул. На этот раз тихий, настойчивый. Ярс ответил быстро, на автомате.
– Господин детектив?
– Смешно. Вы смотрели на время? Глубокая ночь.
– Самое подходящее, господин детектив. Случилась катастрофа.
Ярс нажал на сенсорную панель, встроенную в изголовье кровати. Жалюзи на расположенном рядом окне поползли вверх. Он прижался лбом к холодному стеклу и всмотрелся в уличный сумрак. Чуть выше облака, похожего на клок серой пыли, качались верхушки небоскрёбов. Город спал. Корабли охраны зависли на магнитоподушках, приклеились к бесчисленным постам. Не было ни взрывов, ни криков толпы.
– Вы забрались слишком высоко. Отсюда мало что видно, – усмехнулся звонивший.
– Подключились к зрительному нерву, – пробурчал Ярс.
– Не только, господин детектив. Нам доступны все ваши мысли.
– Так уж и всё? – скривил губы Ярс.
– Большинство. Катастрофа произошла задолго до нашего звонка. Её последствия ещё не видны, но станут решающими для всех.
Ярс почесал затылок и упал на подушку. Меньше всего ему хотелось слушать муть о теориях заговора от очередных поклонников апокалипсиса. Вот только у них не было технологий по преодолению личных настроек нейрофона. Слишком дорогие, слишком громоздкие. Даже полиция работала по старинке: отслеживала сообщения, передвижения, пульс и адреналин. Последний, если не хочешь быть под прицелом, надо держать под контролем. «Профилактика, мать их», – подумал Ярс, и панель загорелась оранжевым. Ярс втянул носом воздух и с шумом выпустил его через рот. Панель замигала и погасла.
– Вы правы, – ответил звонивший. – Нам доступны совершенные технологии, но я всё же вынужден произнести столь ненавистное для вас слово. Апокалипсис действительно рядом. Как и вожделенный вами «тускин».
Люк камеры доставки открылся, и Ярс увидел через прозрачную стенку, как заструился невесомой шёлковой нежностью корсет. Осталось только ввести код, и Ярс вновь сможет владеть своим телом.
«Чёртовы маркетологи», – засмеялся он и сплюнул на пол. Робот-уборщик всполошился, потянулся щупальцами-щётками. Замыл плевок и сбрызнул антисептиком. Временами Ярс развлекался тем, что привязывал геолокацией робота к определённой точке в комнате, смачно плевал и смотрел, как машина пыхтит, стараясь выполнить заложенную функцию.
Ярс вновь втянул носом воздух и с шумом выпустил его через сомкнутые губы.
– Это оплата, – продолжил звонивший. – Нам известно о вашей проблеме.
– Ещё бы, – присвистнул Ярс.
«Тускин» стоил недостижимо дорого. Выпускался штучно и по спецзаказу. За половину стоимости корсета можно выкупить затасканную планету вместе с переселенцами и чувствовать себя божком до конца своих дней.
– Можно, господин детектив, но только вы знаете его истинную ценность.
– Боюсь представить, что вы потребуете за столь щедрое вознаграждение. Убить главу межпланетной конфедерации? Тогда сами понимаете, не по адресу. Так кто вы? Хотя постойте, не хочу знать. Заберите и отключитесь, пока я не вызвал нейробиков. Они-то быстро отследят источник.
Дверь доставочного отсека раскрылась, и «тускин» стёк на пол. Робот рванул к корсету и Ярс сорвался на крик: «Стой, дура безмозглая!». Свалился с кровати и, подтягиваясь на руках, доволок своё тело в угол комнаты.
В зеркале на противоположной стене отразился небритый мужчина с косматой копной русых волос. Широкие плечи, сильные руки, крепкий торс и тонкие ноги, ставшие ненавистным придатком искалеченного тела. «Тускин» восстанавливал чувствительность, поддерживал мышцы и становился незаметным не только для наблюдателя, но и для владельца.
– Надевайте, – оживился звонивший. – Смелее. Вам же хочется узнать, так ли он хорош.
Ярс прикоснулся к тёплой ткани и почувствовал, как она обтянула ладонь, поползла вверх по предплечью обхватила горло, стекла к другой руке, стянула живот, обволокла ноги и слилась с телом.
Ярс почувствовал жгучую боль. Она нарастала вместе с давлением корсета. Наноиглы впились в мозг, впрыскивая обезболивающее, и Ярс обмяк, не в силах пошевелиться.
– Господин детектив, – произнёс звонивший. – Вставайте. Негоже сидеть на полу, обладая «тускином».
– Смешно, – скривился Ярс. – Как снять эту хрень?
– Вы даже не хотите попробовать корсет в действии? Уверяю, вам понравится. Небольшой дискомфорт вначале стоит всех плюсов «тускина». Вставайте!
– Ага, – вымученно улыбнулся Ярс и взвыл.
Ноги свело. Он машинально потянул на себя ступни и выматерился.
– Они двигаются, мать твою.
– Прогуляйтесь по комнате. Аккуратно, не торопитесь.
Ярс огляделся в поисках опоры. Кровать и дверь доставочного отсека. Остальное спрятано, встроено и скрыто. Держась за стенку, он пополз вверх и перекинул вес на двери. Раздался треск. Ярс рухнул на пол. Стенки доставочного отсека потемнели, залились красным, завибрировали от негодования.
– Оплата штрафов к корсету прилагается? – откинул Ярс оторванную дверь, и робот-уборщик вновь зашуршал щётками. – Я понял. Вам нужен тестировщик. Возможности «тускина» передули и теперь…
– Штрафов не будет, как и контроля. Вы абсолютно свободны. Это небольшой бонус к корсету.
– Абсолютно, – рассмеялся Ярс.
– Выполните свою часть сделки, и мы исчезнем. Вставайте, господин детектив.
Ярс дополз до кровати, схватился за спинку и подтянулся.
– Пользуйтесь ногами. Сядьте на колени и поднимайтесь. Верьте в себя. Следуйте инструкции.
Через час Ярс приседал, прыгал и пытался сесть на шпагат.
– Выходите.
– Что?
– Выйдите на улицу, разве не об этом вы мечтали?
Ярс замер. Мечтал и не верил, что это возможно. Он лгал сам себе. После ранения государство собрало его по частям и списало со службы в космодесанте, выдав старый экзоскелет. Тяжёлый и громоздкий, он претил Ярсу. Что в нём можно делать? Ловить насмешливые взгляды? Даже нижние проститутки морщились при виде трансформера из древнючих фильмов. Куда проще уйти в нейронку и блуждать там, время от времени вливая в себя сбалансированные биококтейли. Компенсации за ранение хватило на покупку квартиры, и Ярс забрался на самый верх, запретив себе спускаться на землю.
Развлекался решением причинно-следственных задачек. Клиенты кидали данные, а он выяснял, собирается ли кто кого кинуть или наставить рога. Последнее нравилось больше всего. Он с наслаждением смотрел на зарёванных жён или кипящих яростью мужей, каждый раз упиваясь тем, что предали не только его. Всё это с лёгкостью решали нейросети, но им не доверяли. Выкинул в сетку – рассказал всему миру. Ярс же помалкивал, да и не с кем было делиться. За это получил прозвище «детектив» и тратил заработанное на нейрошлюшек. Благо, на остальное хватало пенсии.
Он подошёл к двери и нажал кнопку.
– Оденьтесь, господин детектив, и причешитесь.
Ярс вновь посмотрел на себя в зеркало. Он научился мыться, но стричься не умел. Не было надобности. Выудил из встроенных ящиков ножницы с бритвой и принялся кромсать шевелюру. Зашуршал уборщик, и Ярс, впервые за много лет, почувствовал прикосновение. Щетинки щекотали ноги, и Ярс, стараясь не попасться уборщику, перепрыгивал с места на место. Побрился наголо, погладил бледное, осунувшееся лицо и полез в шкаф за одеждой. Он давно не обновлял гардероб, отчего понятия не имел, что сейчас носят. Вытянул лёгкие брюки, рубашку, подаренную той самой стервой, что бросила, едва узнав о травме, и чёрную куртку с широким капюшоном. Ботинки ссохлись, и он долго возился, натягивая их на обрётшие силу ноги. Покинув квартиру, Ярс минул лифт и бодрым шагом направился к лестнице.