O.OCTAHUHA

Прозрачная кабина ждала внизу, доброжелательно открыв раздвижные двери. Игорь вошёл внутрь и завертел головой. Никаких кнопок, только небольшое окошечко в стене, подсвеченное красным диодом.

«Тридцать восьмой», — нерешительно произнёс учитель. Лифт не шелохнулся. Игорь повторил погромче, затем ещё раз, вышел, осмотрел лифт снаружи и услышал едва различимый смех.

Напротив, прислонившись к стене, стояла девушка в чёрном строгом платье и белом переднике с белой кружевной шапочкой на рыжих волосах:

— Пальцем тыкните.

— Куда? Чёрт-те что, ни надписей, ни голосового помощника.

— К сканеру. Пошлите, — закатила она глаза и шагнула в кабину.

— Чёрт-те что, — пробормотал Игорь, пытаясь подавив в себе желание поправить девушку, как делал это с учениками, и всё же не выдержал. – Правильно говорить пойдёмте. Могли бы инструкцию повесить.

Рыжая пропустила замечание и продолжила:

— Так, вы Светке пожалуйтесь!

Девушка взяла учителя за локоть и заглянула в глаза:

— Раньше здесь Димка стоял. Так, его сократили. Сказали, что и без него всё ясно, нечего бюджет проедать, а ничего не ясно, так?

— Так, — согласился Игорь. – Картинку можно повесить.

— Какую картинку? Димка нужен, а вы пальчиком тыкайте и ехайте, не стесняйтесь.

Прозрачный лифт пролетал между однотипных белостенных этажей, показывая то и дело серое нутро перекрытий. Игорь разочарованно смотрел по сторонам, не понимая, почему пренебрегли закрытой кабиной. На что здесь любоваться?

Лифт звякнул, замер на тридцать восьмом и распахнул двери. Шагая по коридору в поисках своего номера, учитель морщился простоте дизайна: белые стены с углублениями по одной стороне под такого же цвета двери, белоснежный пол, отражающийся в зеркальном потолке.

Красные окошки-сканеры зловеще отражались в противоположных стенах, создавая иллюзию горящих огней. На мгновение Игорь подумал, что умер, не пережил шторм, а сейчас идёт по невымышленному аду в поисках своего нечётного котла. «Чётные должны вести в рай, — подумал учитель, прочитывая вслух номера, — так было спокойнее. — Триста восемьдесят девятый, триста восемьдесят седьмой». В конце коридора в большой деревянной кадке сидели подсолнухи, поднявшие свои головы к жёлтым светильникам. Это было так неожиданно, что Игорь закрыл глаза, открыл и прочувствовал, как одинокая слеза скатилась по щеке, шее и растворилась в рубашке, став маленьким мокрым пятном. «Значит, ещё не всё потерянно», — подумал он, подняв глаза вверх к потолку, куда так настойчиво тянулись желтоголовые подсолнухи.

Триста восемьдесят третий отказался пускать Игоря внутрь, а вот триста восемьдесят первый открыл двери, едва учитель приложил к сканеру палец. Протиснувшись между дверным полотном и цветочной кадкой, Игорь наконец-то попал в номер. Мягкий приглушённый свет заструился с зеркального потолка. Было слышно, как взвыла вентиляция, избавляя пространство от застоявшейся пустоты.

Опять двери, за которыми предположительно находился душ, туалет, о которых Игорь мечтал с того момента, как сел в машину, и, возможно, шкаф, с которым не ошибся. Не успел он снять куртку, как с потолка упал раскладной интерактивный экран, перегородив путь в комнату. «Мы рады приветствовать вас и для создания максимального комфорта, просим ответить на несколько вопросов», — прочитал Игорь вслух и принялся листать бесконечную анкету, в которой предлагалось поставить галочку напротив нужного утверждения. Выбрав голосовое управление и женский голос ассистента, он минут пятнадцать решал жить ему по привычному времени или предпочесть местное, принимать пищу в номере или в ресторане.

Анкета пытала нужной калорийностью блюд, требовала составить меню на три дня, сообщить об аллергии и перенесённых заболеваниях. Дойдя до сорокового вопроса, Игорь взмолился: «Я просто хочу поспать!». На удивление экран взмыл вверх, и учитель шагнул в комнату с зеленовато-синим окном, обрамленным плотными шторами. Интерьер, несмотря на сумрак, порадовал чёткими линиями: два мягких стула, одноногий столик, похожий на те, что Игорь видел на площадке, секретер с множеством скрытых ящиков, кровать, большая для одного, но узковатая для пары. «Чтобы были ближе», — подумал Игорь, вспоминая крашеные парочки. Стены, до середины закрытые белыми панелями, вздувались, словно паруса тонкими, как рисовая бумага, экранами. На душ не осталось сил. Не снимая ботинок, учитель упал на кровать, вдыхая запах свежести белья цвета синеватого инея.

— Уныло у вас, — вслух произнёс Игорь.

— Цвет панелей настраивается самостоятельно. Вы пренебрегли данным пунктом анкеты. Желаете задать индивидуальную гамму? – раздался голос из стильной колонки на прикроватной тумбочке.

— Нет.

Ему стало стыдно. Щёки покраснели, словно поймали за чем-то непотребным, за обсуждением директора в учительской.

— Хотите включить свет, заказать еду?

— Нет.

— Ещё больше информации в инструкции, расположенной на противоположной тумбочке, — продолжила колонка.

Игорь повернул голову. Легендарный гроссбух сверкал в полумраке новёхонькими страницами. Учитель пододвинулся ближе, попытался приподнять книгу одной рукой, но лишь пододвинул ближе к себе. Почувствовал давно забытый запах. Так пахла типографская краска. Игорю нравился аромат новых книг. Он часто ходил в магазин, где концентрат достигал наивысшего значения, бродил между полок, погружаясь в запах чужих мыслей, доверенных бумаге и проявленных печатными станками. В школе наслаждался купленными прописями и даже учителем решил стать исключительно из-за желания быть рядом с новыми учебниками, первому касаться чистых страниц.

Профессии он обучился, вот только книги вышли из обихода: дорого и не экологично. Печать не успевала за технической революцией и политической машиной, часто меняющей курс. Как известно, путь к благосостоянию народа тернист.

Втянув носом полную грудь воздуха, пропитанного любимым запахом, Игорь упал на подушку, и сам не заметил, как заснул.

Краснов махнул рукой и направился к выходу. Игорь, словно незваный гость, нерешительно топтался посередине зала ожидания, разглядывая интерактивные панно на стенах. Уродливые изображения морских жителей сменяли друг друга на невесомых экранах. Игорь вспомнил недавнюю поездку в музей, после которой больше не мог спокойно смотреть на сгенерированные искусственным интеллектом картины. В памяти всплыла фраза экскурсовода о том, что машинному разуму непонятен принцип золотого сечения. Считать-то он умеет, но вот отделить уродство от гармонии так и не научился. Справившись с руками, то и дело лепил живым существам перекошенный глаз или стекающие с тела уши.

Игорь вгляделся в изображение проплывающей рыбы. На первый взгляд всё хорошо, но стоит приглядеться: один плавник длиннее другого, чешуя, изъеденная кривыми пикселями, и зуб, больше похожий на слоновий бивень.

«Что, если мир такой и есть? – подумал Игорь. – Что, если искусственный интеллект видит мир непредвзято, показывает нам неприкрытую правду, не скрывает её вслед за желанием заказчика, не замазывает, не рихтует». От этой мысли сделалось нехорошо. Игорь принялся разглядывать сидящих в фойе людей. Погруженные в сидения, словно захваченные диванным чудовищем, они сидели с закрытыми глазами и глупыми от счастья лицами.

«Кресла желаний!» — осенило Игоря. Навороченная гостиница с порога делилась с постояльцами своей супертехнологичной начинкой. Учитель вспомнил очередной обзор новинок в сфере научных достижений — приборов, основанных на считывании электродами мозговых волн. Раньше такие использовали лишь в медицине, делали электроэнцефалографию (ЭЭГ). Сейчас всё направлено на комфорт. Хочешь расслабиться – сядь в навороченное кресло. «Приземляйся и расслабляйся» — так, вроде бы, звучал слоган производителя, который призывал забыть о написании промтов или наговаривании последних очередной нейросети. Достаточно пожелать, и вуаля, ты погружаешься в собственный мир, которым можешь поделиться со всем человечеством. Не надо бегать с телефоном, чтобы запостить очередную чушь, просто лежи и наслаждайся процессом.

Поговаривали, что за границей некоторые человеческие особи вживляли себе электроэнцефалоэлектроды (ЭЭЭ) напрямую в мозг по принципу лабораторных крыс. Даже линию одежды для них разработали: рогатые шляпы и капюшоны с ушками. Издали люди с ЭЭЭ-модифицированными телами походили на фольклорных чертей, отчего их запретили показывать по телевизору, дабы не оскорблять чувства верующих.

Игорь посмотрел на Федю, всё ещё флиртующего с администратором, и хотел было занять место на одном из «Кресел желаний», но так и не решился, плюхнулся рядом. Смотрел то на экраны сгенерированных кем-то изображений, то на расслабленные лица мечтающих и пытался понять, кому из них принадлежат потоковые изображения. «Как же это называется? – попытался вспомнить Игорь. – Нейропикты — картинки, созданные с помощью интеллекта, встроенного в прибор с ЭЭГ, рисующего вместо графиков искажённые фантазии». Одно порождает другое. Вокруг технологических прорывов всегда собирается околонаучная саранча, желающая отхватить себе кусочек цифрового рубля. В голове всплыли объявления «Нейропиктология — диагноз и коррекция по нейропиктам».

Игорь не верил в подобную чушь, но опасался мошенников. С одной стороны, ему хотелось попробовать сесть в необычное кресло, с другой — было страшно вывернуть своё нутро перед окружающими. Гостиница выгрузит всё в сеть, и сервера вновь пополнятся никому не нужным контентом, среди которого будет несколько нейропиктов Игоря. Обязательно найдётся нейропиктолог, который составит по ним «Карту внутреннего мира», выделит в ней тёмные островки скрытых предпочтений, а потом будет шантажировать провинциального учителя возможностью слить заключение директору школы.

«Как они находят в общественном мусоре нужную для компромата информацию?» — задумался Игорь и посмотрел в окно, которое сменило невинную прозрачность на сине-зелёный окрас. Цветотерапия в действии. Если тебе хреново, достаточно посмотреть на голубое небо, даже если оно затянуто серыми тучами, и зелёную, в жизни пожухлую, траву. Вот он Изумрудный город в реальности. Для этого не надо носить с собой зелёные стёкла. Они расставлены вокруг, словно ловушки истины, отбирающие настоящее.

За окном в центре гостиничного комплекса стояло самое высокое в городе здание. Отсутствие балконов и оконные прорези навели учителя на мысль, что это серверная, в которой хранятся йоттабайты уродливых картинок, фотографий и никому не нужных миллион раз перекопированных статей.

Игорь представил, как ток, вырабатываемый машинами, используется для кормления огромного паука — склада цифровой информации, как тянуться во все стороны нити-провода, затягивающие человечество во всемирную сеть. Учитель увидел себя со стороны, трепыхающегося в коконе из кабелей. Стало сложно дышать. Аромат корицы, витающий по фойе, сменился запахом жжёной пластмассы. «Что, если и Джон это увидел? Увидел и решил отрезать монстра от источника силы», — подумал Игорь и увидел, как с потолка хлынула пена, точечно окутывая одного из посетителей.

Лена посмотрела на незаконченный ремонт, конец которого был отложен на "после праздников", желательно майских, взглянула на календарь, где уже полдня красовалось двадцать третье, и, скрепя сердце, взялась за тряпку.

Огорошив детей радостной новостью и раздав указания завершить пятилетку за три года, то бишь навести генеральный порядок за сутки, Лена уже красила батареи.

«К нам точно Дед Мороз, а не президент приезжает?» – уточнил сын и напоровшись на сверкающие чистой яростью глаза Лены, вернулся к надраиванию дверей.

Домывая последний шкаф, Лена оглядела поле битвы, к которому готовилась полгода, и подумала, что самый лучший подарок она уже получила – волшебный пендель от незнакомца с ватной бородой.

— Учитель, тридцать минут и невинные детки увидят на экскурсии два спящих тела.

Игорь протёр глаза, прищурился и увидел Краснова с минералкой в руках. Безопасник отпил из бутылки и протянул её учителю. Игорь сжал тяжёлое холодное стекло и поднёс к губам. Едва сделав глоток, осознал, как сильно хотел пить. Прильнув к горлышку, выцедил всё до донышка и с благодарностью посмотрел на безопасника.

— Вещички собирай и в гостиницу, — повторил Краснов, — освобождаем платформу.

Игорь кивнул, посмотрел на пол в поисках телефона.

— Средства связи изъяты, — поймал его взгляд Краснов.

— Мы чё арестованы? — возмутился охранник.

Он уже оделся и прибирался на своём столе.

— Пока нет, но могу организовать. Ботало ты, Федя. Забыл, что здесь везде камеры? Зачем учителю про Джона рассказал? Теперь получи запрет на передвижение и распишись.

— За Джона? - поджал верхнюю губу Федя.

— И, и я? — не веря в происходящее, спросил Игорь.

— И ты, — кивнул Краснов. - Поторопитесь, двадцать минут до первого магнетобуса. Марафет в номере наведёте, хватайте шмот и в воронок, господа, временно ограниченные в свободе.

Игорь переоделся в высохшую одежду, опять принялся искать телефон, но вспомнив, что тот у Краснова, притих, ожидая, когда Федя передаст незнакомой женщине с квадратной фигурой документацию по экскурсиям.

Море успокоилось. Оно переливалось в лучах восходящего солнца, проложившего дорогу до самого горизонта. Игорь поймал себя на желании пробежаться по золотой полоске, нет, не сбежать, а именно прогуляться, прикоснуться к горящему диску и возродиться вместе с ним.

Раздался сигнал, затем шуршание гусениц по прозрачному полу.

— Пятнадцатиминутная готовность, — произнёс оживший робот.

— Пошевелись, — недовольно посмотрел на Федю Краснов, переминаясь с ноги на ногу.

Федя обхватил голову девушки-охранницы двумя руками, притянул к себе, чмокнул в лоб и, отпустив, перекрестил.

— Дуня, ты это, давай!

Робот принялся протирать пол, расставлять кресла-подушки, не забывая отсчитывать время. На десятой минуте Игорь шагнул на остановочную платформу, поёжился, вспоминая вчерашний шторм, и спрыгнул вниз к машине. Происходящее всё ещё казалось нереальным. Временно лишён свободы к перемещению, но за что? За разговор с охранником о местном водолазе?

— Садись, учитель, не дрейфь, — выглянул из окна водитель, который вечером вёз его с платформы в город. - Я вас с ветерком прокачу. Посмотришь на наш комплекс, с Тамарой познакомишься.

— Мне бы домой, переодеться и в школе предупредить, — тихо ответил Игорь.

— Предупредим, сообщим, передадим, — похлопал Краснов по плечу учителя и с силой надавил, приглашая сесть в салон автомобиля.

При свете дня дорога в город не казалась такой таинственной, как ночью. Скорее серой, вылизанной ветром и водой.

Одноэтажные дома на окраине походили на взъерошенных воробьёв, выгнанных из ночного укрытия.

К центру городка дома обзаводились новыми этажами, вырастая словно гигантские грибы. Водитель пронёсся мимо магазинов, церкви и Дома культуры навстречу великанам на другом конце города. Только сейчас Игорь заметил, что все молчали: и понурый Фёдор, и строгий Краснов, и балагур-водитель. В салоне было тепло, но то и дело прорывались струи морской солёной свежести, просачивались не тронутые печкой машины волны, словно напоминая о реальности происходящего.

Игорь встрепенулся и посмотрел на Краснова, сидящего на переднем сиденье, но тот не повернулся, не почувствовал взгляда или не хотел начинать разговор сейчас при охраннике и водителе. Федя тоже уставился на Краснова, затем на Игоря и пожал плечами.

Быстро минули город и въехали в ворота гостиничного комплекса.

Игорь не поверил увиденному. Современные здания возвышались над старым городком, словно двухэтажный магнетобус посреди телег. Издали, сверкающие окнами высотки прятались за солнечные блики и только вблизи показали своё истинное великолепие.

— Это же, — присвистнул Игорь.

— Да, — не выдержал водитель. - Они.

Игорь опять посмотрел на взлетевшие к небу многоэтажки из армированных хромопластичных панелей. Он слышал о зданиях, видел внутреннее убранство по телевизору, даже пролетал мимо на магнетобусе, бывая в столице. Теперь ему повезло попасть в здание с профилактикой депрессионных состояний и ещё тысячами других возможностей, спрятанных в трёхкилограммовой инструкции на бумаге.

Вверхстроймаш мог позволить себе обойти запреты, ссылаясь на переработку макулатуры и пластика. Строительный холдинг, скупивший все мусорные свалки, утверждал, что пластомага — Франкенштейн из микропластика с низким содержанием целлюлозы — это новый тренд, способный накормить всех волков, привязанных к материальным носителям, и овец, ратующих за экологию.

Игорь вспомнил рекламу, в которой полуобнажённая девушка с большой грудью разглядывала глиняную табличку, затем раскрывала свитки папируса, листала книгу и, нечаянно зацепившись платьем за скамью, прикрывала тело пластогазетой. Вот только последняя стоила одну пятую зарплаты Игоря. Не каждый может позволить себе печатный номер, поэтому чтение в транспорте вновь обрело популярность.

Сам же Вверхстроймаш печатал инструкции на обычной бумаге, за что его неоднократно упрекали любители заговоров и разоблачений. Холдинг никогда не вступал в полемику, прикрываясь рекламой, как невезучая дама в ролике новейшим носителем букв.

— Давай к первой, — скомандовал водителю Краснов и обернулся к пассажирам. – Сидите в машине. Я всё оформлю и вернусь.

— С-садис-сь — с- садис-сь, — прошипела ящерица и опять прыгнула в карман.

Страус мчал быстрее ветра. Похолодало. Лева достал шапку, застегнул куртку и покрепче обнял тёплого страуса. Впереди показался лес, а за ним небольшая избушка на зелёной опушке.

Страус замедлился, остановился

— Прячемся! — услышал Лёва.

По поляне покатились зелёные клубочки, спрятались за голые сволы деревьев.

— Что за шум? – донеслось из домика.

На пороге появилась девушка в тёплой голубой шубке, испуганно посмотрела на Лёву и юркнула в домик.

— Снегурочка, я помочь хочу! — закричал Лёва.

— Ты? – спросила Снегурочка через окно. — Не верю.

На замершем стекле появился Лёва, уговаривающей маму купить живую ёлку, а потом его попытка сорвать ветки.

— Так, я на ёлочном базаре купить просил. Там ёлки специальные, не лесные.

— Не лесные, — приоткрыла окно Снегурочка, — но живые. Сколько они дома у вас стоят? Неделю? Месяц? Потом на помойку. Многие красавицы с базара сразу на мусорку попадают, а могли расти и глаз радовать. На рост одной ёлки уходит десять лет.

— Десять лет! – повторил Лёва. – Это же как мне сейчас.

— Да-да, — высунулась из кармана ящерица.

— Да-да, — показались на полянке зелёные ёжики.

— Так вы не ежики, а ёлочки! — воскликнул Лёва.

— Да, — улыбнулась Снегурочка. — Я их ращу, стерегу, но одной мне не справиться, не вернуть силы дедушки.

— Я помогу! — отозвался Лёва.

— Тогда держи! —  просунула Снегурочка через окошко руку.

Лева подошёл ближе, протянул свою, поскользнулся и зарылся в пушистый снег.

— Мальчик, с тобой всё хорошо? – услышал Лёва и поднял голову.

Рядом с ним стояла девушка в голубом комбинезоне с лыжными палками в руках. Вокруг шумел город: доносился рев автомобилей и детский смех.

— Всё хорошо! – ответил Лёва и почувствовал в руке что-то колкое. Испугался, неужели, сорвал ветки. Разжал ладонь, увидел шишку и улыбнулся:

— Я это, ёлку посадить хочу.

— Молодец! — похвалила девушка и побежала на лыжах вглубь парка.

Лёва тоже отправился домой. Первым делом попросил у мамы цветочный горшок и рассказал, что хочет посадить семечки из шишки, вырастить свою ёлку.

Вечером пришёл с работы папа. Он держал в руках большой свёрток. Торжественно вручил его Лёве.

Мальчик развернул плотную серую бумагу и запрыгал от радости. В небольшом горшочке сидела живая ёлка.

— Это твоё деревце, сынок! Если ты так сильно хотел живую, то пусть она останется живой! – сказал папа.

— Будет у нас семейная ёлка, — добавила мама.

Лева нарядил свою ёлочку и пообещал, как деревце окрепнет, пересадить её в парк. Пусть всех радует.