Axebattler

Я оторопело уставился на залитое багровым стекло, перевёл взгляд на такие же двери. Изнутри доносятся крики, уже не истеричные, а обречённые, стенающие. Рукоять пистолета почти трещит от хватки, за спиной взревел мотор и машина сорвалась с места. Пролетела на красный свет светофора и, почти встав на два боковых колеса, скрылась за поворотом.

— Ну, просто замечательно... — Выдохнул я, подразумевая совершенно иное слово, вылетевшее из головы.

В соседних домах одно за другим вспыхивают окна, за шторами вырастают человеческие силуэты. Ощутил десятки взглядов, любопытных, тревожных и испуганных. Сигнализация вышла на крещендо и захлебнулась, улицу поглотила тишина. Даже крики затихли. Я шумно выдохнул через сжатые зубы и двинулся вперёд.

Кровь вытекает из-под двери маленькой лужицей, вязкие потёки сползают по стеклянной двери.

Взялся за ручку, потянул, ожидая, что меня собьёт с ног потоком. В лицо дохнуло смрадом, кровь всегда смердит, особенно если взята не из вены. На краю сознания замелькали картины, образы прямого попадания снаряда в окоп полный солдат. Мотнул головой, отгоняя их и шагнул внутрь, прикрыв нос рукавом.

Фойе густо забрызгано красным, тягучие капли падают с потолка, а тут и там в бордовых лужах лежат комья одежды и обувь. Из глубин кинотеатра доносятся приглушённые крики, стоны и чавканье.

— Какого чёрта... — Пробормотал я, водя пистолетом, как фонариком, будто дуло может выявить невидимое.

Внутренний голос твердит, что нужно бежать, без оглядки и как можно дальше. Желательно на другой континент, в самую серёдку, чтобы вокруг плоская пустыня! Под ботинками мерзко хлюпает, подошвы опасно скользят, ещё немного и поскользнусь, как комедиант на банановой кожуре.

Подошёл к дверям первого зала, прислушался и осторожно толкнул. Смрад усилился, а к нему добавился сладковатый аромат попкорна, у самого входа лежит перевёрнутая машина для его готовки, бело-жёлтые комочки рассыпались и застряли в вязкой луже. На стекле остался смазанный кровавый отпечаток.

Экран порван, но луч проектора исправно проецирует картинку, а из колонок струится звук. Одноглазый мужчина с плаката, ведёт перестрелку с группой отморозков, забывая перезарядить револьвер. Свисающие лоскуты искажают картинку, а на помосте перед экраном копошится нечто. В косых лучах света мелькают руки, похожие на паучьи, с лишними суставами. Сощурившись, понял, что это лишь игра света.

Прицелившись, крикнул первое пришедшее в голову:

— Эй! Что произошло?

Руки перестали мелькать и... человек поднялся в воздух, раскинув руки и ноги. На миг стал похожим на звезду и... лопнул. Уцелевшую часть экрана заплеснуло чёрно-красным. Луч света замерцал, фильм сменился на картину плавящейся плёнки, и звук перестрелки сменился на монотонный белый шум. Щёлкнуло, под потолком одна за другой вспыхнули мощные лампы.

Я оторопело огляделся, ощущение, что некто разбил в зале цистерну красной краски. Огромная лужа, занимает весь пол и стекает к помосту экрана, скапливается в озеро... нечто прошлёпало слева. Я дёрнулся туда, наводя пистолет и звук повторился справа. Раздался визгливый смешок на несколько голосов, двери захлопнулись с оглушительным грохотом. Машина с попкорном, инфернально скрипя, сдвинулась и перекрыла проход. Я отскочил быстро переводя прицел и пытаясь разглядеть хотя бы намёк на врага. Только лёгкая рябь на поверхности кровавого озера, скрип пропитанных насквозь сидений и покачивание их спинок. Смех приближается и удаляется, окружает меня вместе со шлепками босых ног.

Нечто ударилось о плечо, я развернулся и выстрелил... пуля с визгом отскочила от пола, срикошетила в экран. Прикусил губу, огляделся в поисках выхода или чего-то, что может помочь. В дальнем конце зала, у пожарного выхода, запертого на амбарную цепь, висит огнетушитель. Издевательски маленький, будто для ребёнка.

— Да чтоб тебя через три скирды!

Я сорвался с места, помчался меж двух рядов, а за спиной визгливые смешки сплелись в единый вопль. Нечто погналось за мной, гремя сиденьями и дёргая сидушки, заставляя бить о спинки с грохотом. Кровь забрызгала штаны, покрыла носки ботинок. Чуть не упал, оттолкнулся о кресла... ладонь промяла сидушку, выдавив из подушки несколько литров крови.

Вырвавшись на второй спуск, побежал вниз к запасному выходу. Схватил огнетушитель, сорвал «чеку» предохранитель... струя густого, порошкового тумана ударила из пластикового раструба. Смех сменился визгом, и я увидел фигуры, мечущиеся под ней. Низкие, почти похожие на человеческие, но с длинными руками и пальцами сопоставимого размера. Будто детям приделали руки взрослых.

Грохнул выстрел, ближайшее чудовище отбросило на остальных. К моему облегчению оно осталось лежать, а остальные бросились врассыпную.

— Ну что, твари, — прорычал я, ловя прицелом следующую, — поиграем в тир? Чур, я стрелок.

Нечто ухватило за лодыжку, дёрнуло к потолку. Суставы пронзило болью, а ногу едва не вырвало. Я заорал и начал стрелять вверх. Взлетев до середины стены, вектор движения сменился и меня швырнуло на ряды сидения. Ударило о спинки с такой силой, что они сломались, а меня покатило по полу, вымазывая в крови. Пистолет и огнетушитель вырвало из рук, на мгновение показалось. Ощущение собственной смерти захлестнуло сознание и разом отступило, под напором ярости. Поднялся, стискивая кулаки, готовый рвать чудовищ зубами. Бешенство затмевает разум, вытесняет всё человеческое, заменяя первобытной жаждой убивать.

— Живой?

Искажённый голос зазвучал в голове, вызвав приступ острой боли. Я зарычал, перебарывая её, сгорбился, готовый броситься в атаку. Воздух у пожарного выхода зарябил, как над горящей плитой, проступил образ человекообразной фигуры. Высотой в несколько метров, со множеством щупалец. Помеченные твари сбежались к ней, облепили нижние отростки, как дети мать.

Монстр опустился, окончательно став видимым. Гладкая, покрытая слизью кожа, крупная грудь без сосков и голова, с тонкими щупальцами вместо волос. Чёрные глаза, как росчерк пера, щель вместо рта. Оно подалось вперёд, а создания перебрались на спину.

— Что ты такое... — Пробормотал я.

— О, мальчик, это мой вопрос. — Проворковало существо. — Почему ты не визжишь, от ужаса при виде меня, великой Дхугаа, царицы Аламент-Дарзаана? Почему я не чую и тени страха?

— Видел вещи и пострашнее.

Монстр отшатнулась, будто получив пощёчину, а твари на спине задрожали... пролезая в распахнувшиеся поры и оставляя снаружи только руки. Свет искажается на склизкой коже, распадается на весь спектр, окрашивая Дхугу в кислотно радужные цвета.

— Это почти комплимент. — Посмеялось существо и смех её похож раздроблённые голоса сотен женщин, оно изогнулось, красуясь длинной талией, переходящей в два отростка. — Ах, как я давно не получала комплименты!

— Да что ты такое?

— Как грубо... я просто мать, а ты убил моё дитя.

Нижнее щупальце со свистом рассекло воздух между нами и хлестануло в лицо. Меня подняло в воздух, пол и потолок трижды поменялись местами. Тело ударилось в экран, прорвало плотную ткань и врезалось в стену над служебным входом. На остатках полотна видна уродливая тень, что приближается, извиваясь и вытягивая отростки.

Я застонал, встал на четвереньки, мотая головой. Дхугаа протиснулась в рваную дыру, склонила голову к «плечу».

— Опять живой... интересно.

Щупальце обвилось вокруг талии, сдавило, как банку газировки и подняло к потолку. Чудовище приблизилось, осмотрело меня, будто ребёнок игрушку. Я вцепился в щупальце, силясь хотя бы ослабить хватку, изо рта плеснула кровь.

— Странный, очень странный.

Давление усилилось, а морда монстра приблизилась настолько, что я увидел собственное отражение в чёрных глазах. Пасть распахнулась и я увидел «трубу» покрытую тысячами клыков, что постоянно пульсирует. Высунулся розовый язык со множеством присосок, облизнул мой подбородок и втянулся обратно. Дхугаа причмокнула, «улыбнулась» и издала смешок на грани ультразвука.

— Теперь понятно, интересная встреча.

— О чём ты вообще?! — Прорычал я, выплёвывая розовую пену, нечто внутри меня лопнуло и кровь смешалась с воздухом из лёгких.

— А ты не понимаешь? Мальчик... милый мальчик, время на исходе. Разве ты не чувствуешь это? Разве ты не слышишь, как кричит мир приветствуя своих владык?

— Нет... — Прорычал я, взглянул ей в глаза и добавил. — Но сейчас, кое-что услышу.

— Что же?

Рывком подтянул ноги к груди и ударил в чёрные глаза. Каблуки ощутимо погрузились в мягкое. Тварь взвизгнула, отшатнулась. Щупальца замолотили по стенам, потолку и экрану, меня швырнуло через весь зал, через остатки экрана. На миг потерял сознание, но очнулся от удара и звона разбитого стекла.

Мной пробило окошко в проекторную, падая, смёл проектор и теперь он валяется на полу. Катушка горит, продолжая вращаться, и источает едкий дым.

В зале беснуется чудовище, слышно, как оно мечется и бьётся о стены, извергая проклятья на гортанном языке. Здание трясётся и с потолка сыплется каменная крошка, падают пластиковые плиты. За ними обнажаются линии коммуникаций.

Застонав, пополз к выходу, внутри всё горит огнём, шевелится и дёргается. Кишки живут собственной жизнью, стараются встать на свои места. Кое-как поднялся, плечом вышиб дверь и вывалился в технический коридор. Привалился спиной к стене у пожарного щитка с конусным ведром, багром и топором. На полу стоит полноценный огнетушитель.

— Какой идиот проектировал это здание? — Простонал я, оттолкнулся и побрёл вдоль стены.

Снаружи ревёт сирена, звук нарастает и множится. Боги! Надо предупредить людей! Стоит им войти и тварь убьёт их или превратит в рукастые отродья!

Коридор привёл меня на узкую лестницу, на пролёте стоит переполненное мусорное ведро с пепельницей. С потолка свисают лохмотья рыжей паутины, даже стены источают смрад табачного дыма. Лёгкие задёргались от страстного желания втянуть его, ощутить этот горячий смрад внутри!

На первом этаже побежал трусцой, утёр подбородок, но лишь размазал кровь, свою и чужую. Выбежал в холл, пересёк, оглядываясь на яростные вопли и какофонию жутких звуков. Ударился всем телом о стеклянные двери и вырвался на свежий воздух. Под свет фонарей и нескольких мигалок на крышах автомобилей. Столкнулся нос к носу с Жанжелем.

Маг отшатнулся, вскидывая руку, выругался и подхватил меня. Ноги подкосились, я повис на руках, как девица с обложки любовного романа.

— Вот не можешь ты нормально домой доехать? — Прохрипел Жанжель, силясь удержать, поволок к массивному грузовику.

Мимо нас пробежал десяток человек в броне, покрытой магическими символами, вооружённые длинными винтовками с барабанными магазинами. Лица скрыты массивными шлемами с толстыми стёклами.

— Останови их! — Выкрикнул я. — Она убьёт их?

— Она?

— Дхугаа! Тварь с щупальцами!

— О, так ты с ней познакомиться успел?

Жанжель посадил у грузовчика и двое медиков принялись осматривать. Сделали укол в шею, прежде чем я сообразил, что происходит. Маг прижал два пальца к уху, бросил две отрывистые фразы и скривился, повернулся ко мне.

— Ушла. Проклятье...

Его прервал звон разбитого стекла, мы разом обернулись на соседний дом. Успели увидеть нечто смазанное и об асфальт ударилось тело. Затем ещё одно и ещё. Люди выпрыгивают в окна, как лемминги. Молча и двигаясь, как лунатики.

***

Лара смотрит телевизор в приёмной шефа полиции. Репортёр скорбно вещает в толстый микрофон. За его спиной груда кирпича, снуют спасатели со служебными собаками.

— Вчера ночью, произошёл чудовищный взрыв, ударная волна разрушила соседний кинотеатр.

Я стою рядом, сложив руки на груди и погружённый в мрачные размышления о прошлой ночи. На скуле красуется круглый пластырь, на носу ещё один. Лара, косившаяся на меня с момента встречи, сказала натянуто:

— У тебя, похоже, тоже ночка была интересная.

— В баре подрался.

Комната большая, из окна виден парк и кусок автострады. Под потолком мерно гудит кондиционер. За толстой дверью идёт напряжённый телефонный разговор. Скорее всего, кто-то из дворца интересуется, что будет делать полиция в связи с таким событием. В углу пристроился декоративный фикус в глиняном горшке.

Устав стоять, осторожно сел на гостевой диванчик, жёсткий, как бетон. Бока болят нестерпимо, ощущение, будто обломки рёбер трутся друг о дружку, высекая искры агонии.

— Как думаешь, зачем нас вызвали? — Спросила Лара. — Нервно потирая предплечья и косясь на телевизор.

По экрану пустили список погибших, больше сотни имён. Женщины, мужчины, старики и дети. Меня замутило от чувства вины. Я не смог им помочь... Я не мог им помочь! От меня буквально ничего не зависело... эти твари, они как стихия!

— Барклай?

— А?

— Ты не знаешь, почему нас вызвали? — Терпеливо повторила напарница.

— Без понятия... прости, голова всё ещё гудит.

— Бросал бы ты пить. — Со вздохом сказала Лара, покачала головой. — Пропадёшь ведь.

За дверью грохнула трубка, раздался тяжёлый вздох и характерный звук загорающейся спички. Треск табака и облегчённый выдох.

— Входите!

Шеф столичной полиции, лорд Гиллиан мек Альто, крупный мужчина с короткими седыми волосами. Гладковыбритый и пахнущий цитрусовым одеколоном. Он сидит за дубовым столом, сейчас заваленном бумагами. Телефон перевёрнут набок, трубка свисает со стола и касается пола.

Гиллиан потягивает сигарету и смотрит на нас, хмуро и устало. Сизый дымок поднимается к застывшему вентилятору на потолке. Наконец, начальник хлопнул по столу и прогудел:

— Офицер де Грот, офицер... эм... Лара?

— Так точно, сэр. — Отчеканила напарница, вытянувшись и прижав кулак к левой стороне груди.

— Почему ваша фамилия не указана?

— Традиция семьи, сэр. С мужем умирает и фамилия.

— Вот как, какая неудобная традиция.

— К счастью, мой муж был её последним носителем, сэр.

— Мои... соболезнования... — Пробормотал шеф, достал из стола два листа и протянул нам. — В любом случае, от коллегии поступил запрос на помощь в расследовании. Требуют вас, так как вы занимались им до этого.

Лара с жадной выхватила листок, взяла двумя руками, читая, как школьница любовное письмо. Просияла и одарила меня лучезарной улыбкой:

— Это же великолепно!

Я неуверенно улыбнулся, опустил взгляд, делая вид, что тоже читаю. Надо было догадаться, что её тоже подтянут, как напарника. Проклятье... надо переговорить с Жанжелем.

— Очень великолепно, — буркнул Гилиан, выдыхая дым, — если тебе нравится работать с напыщенными снобами. Поверь девочка, маги редкостные козлы.

— Это я знаю, но тут указан такой гонорар, что готова терпеть даже демонов!

Я едва сдержал дрожь, а память ехидно подкинула образ вчерашней демоницы. Ощутил её язык на подбородке, услышал расколотый смех...

— Вот, вижу господин Барклай понимает, что вам предстоит. — Сказал шеф, затянулся и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу.

— Имел радость общения. — Пробормотал я.

— Я тоже. А теперь идите работать, мне ещё кучу звонков сделать надо.

Выйдя из кабинета Лара начала пританцовывать, прижимая повестку к груди. Радость буквально превращает её в маленькое солнышко. Вот только мне от этого ещё горше.

— Деньги, деньги, денюжки!

— А те, что я дал, уже пропали? — Спросил я.

— Раздать долги, внести плату за квартиру, на несколько лет сократила платёж по кредиту. Обновила гардероб себе и сыну, велосипед ещё... — Начала перечислять Лара, загибая пальцы. — А с этих денег в отпуск смогу поехать на море! Барклай, ты бывал на море?

— Не помню.

— Ты чего такой хмурый? Это же шанс поймать Резчика лично! Разве ты не рад?

— Рад... — пробормотал я, чувствуя острую потребность схватить за плечи наорать, чтобы она поняла, чтобы осознала всю грозящую опасность. — Просто голова болит.

Маг схватил меня за подбородок, сдавил насколько позволяет старческое тело. Я могу сделать вид, что не заметил и вырваться простым движением шеи, но, глядя в глаза, приподнял голову. Атмосфера в комнатёнке сгустилась до такой степени, что единственная лампочка будто потускнела. Осознание близости смерти защекотало хребет и впилось в загривок ледяными клыками.

Жанжель и перфект аркан подступили на два шага, а не названный маг оскалился. Наклонился, почти касаясь носом моего носа, сказал со зловещим спокойствием:

— Штайнхауэр навещал тебя?

— Так и есть. — В тон ответил я, продолжая сверлить взглядом. — Заявился ночью в мою палату.

— Зачем же?

— Магистр инквизиторем... — сказал перфект аркан, опуская ладонь на плечо коллеги, — держите себя в руках. Так, молодой человек, зачем Штайнхауэр вас навестил?

Хватка на челюсти ослабла, и маг отступил, всё ещё кипящий от эмоций, но явно сконфуженный. Арканист и Жанжель нависли надо мной, а я пожал плечами.

— Он, как и всякий маньяк хочет быть пойман. Говорил, что расскажет о моём прошлом, если я найду его.

Молчание, настолько сосредоточенное, что я слышу, как потрескивает нить накаливания в лампе и кровь гудит в висках. Перфект аркан задумчиво постукивает безымянным пальцем по скуле. Жанжель сжал левый кулак, а на лице, обычно отрешённом, ярко проступает буря эмоций.

— Хочешь сказать, ты знаешь, как он выглядит? — Наконец, сказал арканист.

— Нет. Лицо было в тени. Средний рост, стройный, телосложение скорее спортивное. Возраст... лет сорок, плюс-минус пять. Но он в великолепной форме, иглами швыряется как цирковой фокусник.

— Иглами... — пробормотал Жанжель под нос и потёр плечо.

— Ты его можешь поймать? — Перебил всех инквизиторем.

— Я детектив, а он маньяк. — Сухо ответил я. — Это моя работа и я в ней хорош.

— Хм... — в задумчивости протянул перфект аркан, продолжая отстукивать по скуле и смотреть на меня. — Это всё занятно, но что он может рассказать о твоём прошлом? Ведь все данные есть в архивах.

— Барклай де Грот, — ответил Жанжель, указывая на меня, — это не его имя. После освобождения кто-то из канцелярии просто дописал в дело имя пропавшего без вести офицера.

Я только кивнул, несколько сбитый с толку осведомлённостью представителя. Маги переглянулись и арканист вскинул бровь:

— Вот так просто?

— Результаты показания других узников показали, что он прибыл в пятой волне, а пленники из неё были из третьей армии королевства. К тому же пациент страдал припадками, во время которых называл события последнего сражения на том фронте. Ну и внешнее сходство.

— А родственники? — Спросил инквизиторем.

— Барклай де Грот был сиротой, дворянин без земель. Комиссия не стала копать глубже и просто выдала документы. Было много другой работы, более важной, чем амнезия бывшего узника.

— Много ты знаешь. — Пробормотал я, невольно вспоминая скучающие лица чиновников комиссии и помятую папку с наградным листом и паспортом.

— Работа такая. — Без тени иронии ответил Жанжель. — Я своего рода тоже детектив.

Инквизиторем указал на дверь и они вышли, оставив меня в тяжёлом ожидании. Чутьё подсказывает, что перспектива оказаться в формалине не исчезла, хоть и стала ниже. Постарался расслабиться и унять рвущееся из груди сердце. А ведь надо было просто послушаться и заняться другими делами. Сейчас бы спокойно накидывался дешёвым виски и смотрел в потолок.

— Боги... — пробормотал я, — какие же всё-таки у меня развлечения фиговые.

Жанжель знает о тайне имени, но не знал о моём статусе «питомца»? Напряг руки, стараясь ослабить ремни. Ладно, это имеет смысл, в те дни у всех были дела поважнее, чем разбираться в иерархии узников в глазах нацистов. Я, конечно, рад, что узнал о прошлом, но вот именно эту делать предпочту вновь забыть...

... Кожаные ремни прижимают к мокрому столу из хирургической стали. Пахнет антисептиком и жжёной проводкой. Голова жёстко зафиксирована, глаза не закрыть из-за оттягивающих веки крючков. Надо мной висит выпуклый экран, а на нём мелькают картины и символы. Боковое зрение улавливает движение, старается уцепиться за толстые кабели на стенах. Кто-то прошёл слева, видно только смазанный силуэт в белоснежном халате.

— Знаешь, меня всегда привлекали хирургические инструменты. Разве есть в этом мире что-то более полезное и жуткое одновременно? Вот, например, это?

Между мной и экраном появилась рука в резиновой перчатке, сжимающая скальпель с чёрным лезвием. Свет отразился от полированной поверхности и будто пронизал кромку лезвия, как промасленную бумагу. Я не ощутил ничего, только внутри подсознания нечто съёжилось и постаралось забиться поглубже.

— Обсидиановые ножи великолепны, не правда ли? Они самое острое, что есть в нашем мире и одновременно, такая связь с историей! Наши далёкие предки именно такими ножами убивали жертв на чёрных алтарях. А теперь обсидиановый скальпель служит спасению жизней! Правда, ха-ха, не в нашем случае.

Рука исчезла и спустя мгновение по боку прошёлся вымоченный спиртом ватный тампон. Мучитель начал насвистывать под нос, звук искажён, должно быть на лице маска... боль полоснула через бок до рёбер. Меня вскрывают, как рыбный пирог!..

Вспышка памяти схлынула, как волна, оставив меня обвисшим на ремнях. Грудь часто вздымается, а с носа и лба срываются крупные капли пота. Ремни врезались в шею, вот-вот пережмут вены. Бок болит, будто полоснули только что. Давно меня так не накрывало! Я огляделся в поисках бутылки виски и застонал, окончательно придя в себя. Зарычал. Штайнхауэр необходимо поймать, даже не из-за памяти или убийств, а чтобы отплатить в полной мере!

Пальцы вцепились в подлокотники, побелели от натуги и металл едва заметно поддался под напором.

Дверь отворилась, и в камеру вошёл перфект аркан. Оглядел меня с любопытством и лёгкой тревогой. Встал рядом, заложив руки за спину.

— Вы тут пытались удавиться?

— А зачем жить, когда виски нет? — Сипло ответил я.

— О, в мире полно вещей куда интереснее. — Вздохнул маг. — Правда, понимаешь это, когда уже поздно ими заниматься.

— Например?

— Скалолазание, походы в горные долины или дикие леса на востоке.

В голосе арканиста просквозила такая мощная тоска, что я невольно вскинул брови. Старик покачал головой, блёкло улыбнулся и продолжил:

— Ладно, может быть позже поговорим об этом. Мы обсудили ваш случай и можем предложить выбор. Вы сотрудничаете с нами или тоже сотрудничаете, но уже в качестве объекта. Ну знаете, эксперименты, препарирование и прочие забавные штуки.

***

На стол с грохотом упала ламинирования папка и ручка. Жанжель приглашающе указал на стул, а сам отступил к сейфу и стеллажу, прислонился плечом. За стенами кабинета монотонно стучат печатные машинки, с характерным звуком сдвигаются каретки. Пахнет бумагой и чернилами. Я переступил с ноги на ногу, растёр запястье и спросил, указывая на папку:

— Это что?

— Документы на подписание. — Пояснил Жанжель и обвёл кабинет рукой. — У нас серьёзная организация, а банда отмороженных. А это влечёт за собой некоторую бумажную волокиту.

— Некоторую?

Я смерил взглядом толщину папки, два пальца, не меньше. Да тут работы до утра!

— О, поверьте, бывает и больше.

— Охотно верю, очень охотно. — Пробормотал я, сел на стул и, сцепив пальцы в замок, вытянул руки до щелчка в костяшках. — Мне понадобится кофе и два кубика льда на блюдце.

Жанжель пожал плечами и вышел из кабинета. На миг, когда открылась дверь, стал видео огромный зал заставленный рядами столов. За каждым девушка-машинистка, прильнувшая к массивной печатной машинке больше похожей на миниатюрную копию органа. Пальчики методично порхают по круглым клавишам. Перед каждой на подставке стоит распахнутая книга. Жанжель прикрыл дверь, и я остался один на один с опостылевшей на службе бумажной работе.

Вздохнув, взял ручку, распахнул папку и вытянул лист, покрытый мелким шрифтом. Иногда мне кажется, что надо уйти в писатели, там надо меньше писать...

Когда представитель вернулся, я успел заполнить два листа с заявлением о сотрудничестве. На которых подтверждаю согласие на временное сотрудничество с коллегией и отсутствие почасовой оплаты.

Маг поставил на стол чашку кофе и блюдце с двумя кубиками льда. Последние успели подтаять и покрыли фарфор тонким слоем холодной воды. Я кивнул и не глядя взял кружку, отхлебнул. Кофе горячий и крепкий настолько, что ощущается плотным, как кисель.

— Хороший кофе. — Сказал я, прислушиваясь к телу.

— А лёд зачем?

— А вот за этим.

Отставив чашку, взял оба кубика и, откинувшись, прижал к глазам. Блаженно застонал. Холодная вода побежала по щекам, как слёзы, скользнула за шиворот. Выждав несколько секунд, вернул на блюдце, вытер ладони о штаны и вернулся за работу.

— Кстати, Жан, что за теневая тварь напала на меня у мурала?

— Тень Бездны. Мерзкая тварь, тебе повезло, что она была молодой. Получившийся из первой жертвы вырезал целый отряд беллаторум минорум. Кровь капала даже с потолка цеха.

Ручка застыла над листом, я повернулся к магу, успевшему вернуться к сейфу и возящемуся кодовым замком. Поворот круглой ручки, щелчок, поворот, щелчок... дверца тяжело отворилась. Жанжель сунулся внутрь и достал блюдце шоколадного печенья. Хитро улыбнулся и поставил рядом со мной.

— Угощайтесь.

— Печенье в сейфе?

— У нас большой офис, а маги тоже люди.— Жанжель улыбнулся и развёл руками. — Чуть зазеваешься и всё сопрут.

— Не подумал бы, что буду угощаться печеньем у нациста. — Сказал я с кривой улыбкой, взял одну печеньку и окунул в кофе.

— Я не нацист... больше. — Вздохнул маг, качая головой. — Меня даже не спрашивали, хочу ли я им быть. Просто воспитали в фюрергарден, а там волей-неволей научишься правильно вскидывать руку и кричать во всю глотку.

Вновь молчание, перестук десятков печатных и шорох ручки по бумаге. Листок за листком, подпись, заполнение данных, снова подпись. Жанжель достал из сейфа жестяную банку газировки, уже открытую и начал пить, закусывая печеньем. Взгляд мага направлен в пустоту, а челюсти двигаются механически, как у автомата, лишь имитирующего человека.

— Жан Жансен. — Сказал маг ни к кому не обращаясь. — Так, меня меня звали в ту пору, а до этого Янек. Младенцем забрали у матери, была такая программа по выращиванию арийцев.

— Эм... сочувствую...

— Да ничего, я смирился с этим.

Заполнив треть листов и съев половину печенья, я достал портсигар. Жанжель открыл было рот воскликнуть, но, увидев лакрицу, захлопнул. Недоумённо посмотрел на меня, делающего вид, что лакричная палочка сигарета.

— Я так бросаю курить. — Вынужденно пояснил я. — Никотиновая жажда перебивается на раз-два.

Постепенно в перестук машинок стихает, скрипят задвигаемые стулья и щёлкают замки. Звонкие девичьи голоса заполняют помещение и меня тянет выйти к ним. Просто чтобы избавиться от ненавистного чирканья по бумаге и ощутить толику женского внимания. Кисть болит, пальцы сводит на ручке.

— Вы их по домам развозите? — Спросил я, чтобы развеять тягостное молчание.

— Их дом тут, как и мой. — Ответил Жан, покачивая пустую банку, зажав двумя пальцами. — Коллегия это не работодатель, это... семья. Строгая, даже жестокая, но семья. Мы здесь живём, влюбляемся и заводим детей. А также с радостью принимаем одарённых со всех концов планеты.

Ручка замерла над бумагой, я медленно поднял взгляд на мага, давая ему пару секунд осмыслить сказанное. Поняв, что он не понял, пояснил:

— Это ведь евгеника.

— И что? У нас добровольные методы и... несколько другие цели.

— Несколько?

Мне очень захотелось порвать бумаги и швырнуть ему в лицо. Метод тут один, селекция. Отбор и выведение «арийца». Маг, увидев, как изменилось моё лицо, торопливо вскинул руки.

— Мы просто хотим сохранить магию! Ты знаешь, как упала общая сила заклинаний за последние пятьдесят лет? Насколько меньше рождается одарённых? А я скажу, в десять раз! Десять! Заклинания отмирают!

— Может оно и к лучшему. — Прорычал я, шумно выдохнул через сжатые зубы и через силу вернулся к бумагам.

Жан с горечью начал вещать, посвящая в «секрет за стеклянной маской». Магия слабеет, век от века, она истончается, и мир меняется, пытаясь приспособиться. Если всего столетие назад в полях работали маги аграрии, то теперь их заменили агрономы, а наколдованный дождь, системы полива. Мир уходит во власть металла и дизеля. Магические академии, раньше бывший в каждом государстве, закрываются, а их работники переселяются в Цитадель.

— Мы только пытаемся сохранить эту силу, для блага всех людей. — Завершил Жан.

— А может оно им и не надо. — Пробормотал я, немного тронутый речью мага. — Мир станет только лучше без снарядов проклятой шрапнели.

— А без целебной магии? А без огромных урожаев? Без почти мгновенной связи между континентами? Нет! Когда новорождённый будет умирать от инфекции, а рядом не будет мага. Вы родителям тоже скажете, что это к лучшему?!

Я взял последний лист, размашисто расписался и закрыл папку. Взглянул в лицо чароплёта и сказал твёрдо:

— Эмоции.

— Что?

— Когда пытаются убедить, упирая на эмоции, всегда лгут.

***

Шофёр вёз в полной тишине и часто косился на меня. Город снаружи нехотя засыпает, приглушая огни башен. На автобусных остановках скапливает припозднившийся люд, а вывески кинотеатров тухнут одна за другой. Даже привычные дирижабли стоят на приколе у шпилей небоскрёбов-портов, дожидаясь утренних пассажиров.

Я жив и относительно цел, что в разы больше чем можно было ожидать. Более того, совершил скачок на пути поимки Резчика-Штайнхауэра. Однако, на душе скребутся кошки. Зачем он коллегии и с каких пор маги занялись поиском военных преступников? Ладно, с этим разберусь позже, а пока надо поймать выродка.

Автомобиль выехал к мосту, под которым дремлет локомотив. Могучая машина красуется обтекаемым кожухом на морде, и свет фонарей отражается от отполированного металла и искажается на окнах. Шофёр, заметив знак, начал сбавлять скорость, пока не остановился на светофоре. Слева круглосуточный кинотеатр, с афиши на нас смотрит суровое лицо одноглазого мужчины с револьвером у уха. Ниже красуется огромная надпись: Стеклянная Пуля. Ещё ниже меньшим шрифтом, но всё ещё читаемо, «Они забрали у него дочь, он заберёт их».

— Говорят хороший фильм. — Осторожно сказал шофёр, кажется тишина пугает его сильнее, чем мой возможный гнев.

— Ага, — ответил я, — критики просто шокированы, как током шибанутые.

Светофор издевательски горит красным и не торопится включать жёлтый. Кассир, в будке у входа в кинотеатр, читает книгу, положив голову на подставленный кулак. Посматривает на нас, ожидая, что выйдем купить билет. За стеклянными дверьми в фойе горит приглушённый свет. Стекло нарочито мутное, стремящиеся скрыть убранство, чтобы не пугать прохожих лишний раз.

— Вы не серчайте, — сказал шофер, выдавив блёклую улыбку, — работа у меня такая.

— Бить людей шокером? Блин, давай меняться?

— Нет, но...

Его прервал истошный вопль и механический визг пожарной сигнализации. Мы разом обернулись к кинотеатру. Кассир встрепенулся и мотает головой, а за мутными стёклами мечутся человеческие фигуры. Одна подбежала к двери... стекло захлестнуло чёрно-красным. Будто лопнул шарик с краской.

Кассир заорал, перекрывая сигнализацию.

Вопль разнёсся по ночной улице, заметался меж домов и заглох далеко впереди. Я схватился за пистолет, потянул ручку двери.

— В-вы чего? — Выпалил шофёр, успевший потянутся к блокиратору дверей.

— Работаю, блин.

Холодный воздух, пропитанный машинным маслом, заполнил лёгкий. Я помчался к кинотеатру, а кассир вовсю пытается открыть дверь кабинки. Посмотрел на меня полными ужаса и слёз глазами, закричал:

— Помогит...

Нечто дёрнуло его вниз и к потолку взметнулся кровавый фонтан.

Дорогие друзья, читатели и сторонники!

Сегодня я обращаюсь к вам с просьбой о финансовой поддержке моего творчества. Как многие из вас знают, мне давно нравится создавать рассказы и романы, но из-за ограниченных ресурсов и нехватки средств мне трудно должным образом заниматься любимым делом.

Вот почему я обращаюсь к вам, чтобы спросить, не подумаете ли вы о том, чтобы сделать пожертвование или подписаться на мои каналы/группы - что для вас предпочтительнее. Я буду очень признателен за любую помощь, которую вы можете оказать, и это даст мне возможность продолжать создавать содержательные истории, которые приносят радость многим.

Заранее благодарю за внимание.

Искренне ваш, Александр Шавкунов.

Маленькое обновление по ситуации. 8 марта пришло судебное письмо, но забрать не смог, почта была закрыта. Сегодня получил и вот:

Будет интересно, так что 20 марта сообщу о ситуации полнее.

Официант, бледный, как поганка, поставил передо мной тарелку с горячим бутербродом. Лара, заказавшая кофе, сидит закинув ногу на ногу и поглядывает на часы за моей спиной. Посетители косятся на нас... на меня, с опаской. Здоровяк покрытый запёкшейся кровью, кого угодно заставит беспокоиться. Более чем уверен, что от паники их удерживает лишь значок полицейского, лежащий на краю нашего столика. Для большей наглядности оно положено на журнал с полным списком картин Ларензана.

— Зачем ты решил в таком виде идти в кафе? — Спросила Лара, пригубила кофе и взглянула на меня поверх чашки.

— Я просто устал и хочу перекусить. — Сказал я, гадая, бутерброд приятно горячий или сожжёт язык и глотку. — Не потерплю до дома.

— Это можно считать нарушение общественного порядка. — Заметила напарница.

— Готов заплатить штраф. — Отмахнулся я.

Официант вернулся и поставил на столик стакан апельсинового сока и стопку влажных салфеток. Что-то пробормотал и торопливо удалился. Молчание становится гнетущим, слышно как тикают стрелки часов. На меня косятся, перешёптываются и строят сотни догадок. Лара потягивает кофе, покачивает ногой и о чём-то крепко призадумалась. Я взял бутерброд и сконфуженно стрельнул глазами по сторонам. Не слышал ли кто, как мощно заурчал желудок?

Напарница отставила стаканчик, поднялась и бросила серебряную монету на блюдце. Взглянула на меня с тревогой и сказала:

— Прости, мне пора за сыном. Могу тебя подбросить по дороге.

— Нет, спасибо. — Ответил я, выразительно поднимая бутерброд. — Поем и поймаю такси.

— Ты уверен?

— Да, я справлюсь.

Она замерла на мгновение, подбирая слова, но затем хмыкнула и покачала головой. Проще сдвинуть скалы, чем заставить мужчину обратиться к врачу. Кивнула и ушла. Я поднял руку в прощании, но дверь за ней уже закрылась.

Бутерброд оказался на грани. Горячий горчичный соус обволок язык, маскируя вкус тончайшего бекона и листика салата. Я откинулся на диванчике, достал портсигар, отщёлкнул крышку потайного отсека. Достал сигарету из цельного табачного листа. Организм задрожал от одного только запаха. Сунул в зубы и хлопнул по столу помятой купюрой. Поднялся и, держа руки в карманах, вышел из кафе.

Солнце клонится к горизонту, прячется за шпилями небоскрёбов. Косые лучи отражаются от тысяч окон на сотнях этажей, бросают блики на улицу и дорогу. Отчего крыши машин сверкают, как золотая река.

Щёлкнула зажигалка и первая тяга наполнила блаженством и ненавистью к себе. Сколько дней продержался? Семь? По ощущению целая вечность... но всё же не выдержал. Я запер дыхание на мгновение и резко выдохнул весь дым. Сдавил сигарету и, отломав фильтр, швырнул на дорогу. Проезжающий мимо автомобиль истерично засигналил, но останавливаться не стал.

Прохожие отшатываются и стараются держаться подальше. Несколько раз останавливали патрульные, но увидев значок, козыряли и предлагали подвезти. На третьем я не выдержал и согласился. Разнообразия ради сев на заднее сиденье. В машине пахнет отвратительно, а на обивке видны серые пятна.

— Простите детектив... давеча везли одного психопата.

— Ничего. — Отмахнулся я. — Видал и похуже.

Например, себя в зеркале. Распрощавшись с патрульными, поднялся домой, закрыл дверь и, скидывая одежду, прошёл в ванную. Смыл кровь ледяной водой, а после долго сидел под горячей. Коснулся раны на плече, хмыкнул. Не зажила, просто края схлопнулись и запечатались сукровицей. При резких движениях корочка лопается и выступают рубиновые капли. Но даже так это, мягко говоря, аномально быстрое заживление.

Если после нападения монстра, можно было подумать на поверхностные раны и преувеличение повреждений из-за наркотика. То теперь нет никаких оправданий и разъяснений... Что Резчик сделал со мной и главное, зачем?

Выбравшись из ванной упал на софу и начал листать журнал, под бессвязный треск радио. Страница за страницей, портреты влиятельных персон и их любовниц, пейзажи настолько прекрасные, что сводит зубы. Но чем ближе к концу, тем больше странных деталей, будто погружаюсь в вязкое безумие. Образы искажаются, появляется безумный блеск глаз и чужеродные черты. Наконец, дошёл до того самого «кричащего» лица. Картинка небольшая, но рядом текст искусствоведа. Описана история создания шедевра.

Я сощурился, склонил голову, силясь взглянуть на портрет иначе. Безрезультатно, сознание будто упирается в невидимую стену и отказывается воспринимать истинный вид картины.

— Ну, придётся совершить преступление. — Вздохнул я.

***

Столичный университет имени герцога Верлена, краса и гордость королевской системы образования. Альма-матер лучших инженеров эпохи и выдающихся физиков. Целый городок внутри города, с собственной системой водоснабжения. Основное здание, древний особняк герцога, переживший несколько реставраций и перепланировок. Остальные, новодел промышленной эпохи. А между ними пронизанный светом парк, где студенты могут прогуливаться в перерывах между занятиями и после оных.

Рассадник блуда, пьянства и наркомании. Как и всякое место, где скапливается молодёжь, только вырвавшаяся из-под родительской опеки. Распутство здесь неизбежно, как восход солнца или ход луны по ночному небу. С ним невозможно бороться и стоит принять, как стихийное бедствие. Фильтр, отсеивающий слабых и безвольных, как зёрна от плевел.

В этом парке ошивается Джером аль-Джером, смуглый потомок мигрантов с золотистой шевелюрой. Улыбчивый и строящий из себя студента старших курсов. Хотя закончил только первые классы школы.

Джером мелкий торговец наркотиками и информатор. Собственно, последнее и уберегает его от камеры и конкурентов. Прохиндей сдаёт полиции крупных дилеров и спокойно продолжает толкать студентам «лучший» товар. На что начальник городской полиции смотрит сквозь пальцы. Джером продаст за день пару десятков косячков, да таблеток, но даст наводку на партию в несколько тонн.

Вот и сейчас, Джером прохлаждается в лучах закатного солнца на лавочке. Справа прикрыт густым кустом рододендрона, так что видно только щёгольский ботинок с серебряной застёжкой. Рядом сидит тщедушный студентик, в толстых роговых очках. Активно расспрашивает дилера, воровато оглядываясь и поправляя очки.

Он заметил меня, сглотнул и торопливо удалился. Джером недовольно зыркнул на меня, вздрогнул узнав и пробормотал, поднимая руку:

— Господин де Грот! Как же давно вас не было, я уже боялся, что вас убили на дежурстве. Чем обязан?

За пять лет лицо успело осунуться, под глазами наметились весомые мешки и морщины. Больше на студента он не походит, даже с огромной натяжкой.

— Джером, ты за кого теперь себя выдаёшь? — Спросил я сощуриваясь.

— Обижаете, офицер. — Барыга всплеснул руками и задёргал пальцами, как принято у южан. — Перед вами глава университетской библиотеки!

— Да ты шутишь. — Фыркнул я, подходя ближе и нависая над ним, как башня. — Ты же и читаешь с трудом.

— А мне и не нужно. — Улыбнулся Джером, красуясь белоснежными зубами. — Так получилось, что нынешний ректор был моим клиентом, да и сейчас не против... ну знаете, от боли в спине.

— Расширяешь бизнес?

Я прищурился, а Джером замотал головой, подняв ладони к груди. В карих глазах мелькнул неподдельный ужас.

— Что вы, что вы! Никак нет! Я прекрасно помню наш уговор. А сейчас, когда на меня пытаются выйти большие ребята, я вдвое ценен для полиции.

— Угу. Мне нужен мескалин.

Лицо Джерома мигом приобрело хищное-деловое выражение, потирая ладони наклонился и заглянул мне в глаза снизу вверх. Проходящие вдалеке студенты, как-то слишком резко свернули в обратную сторону.

— О, я смотрю у вас тоже непростые дни выдались?

— Вроде того.

— Увы, офицер. — Джером развёл руками и виновато улыбнулся. — Мескалин нынче недоступен.

— А когда будет? — Спросил я, чувствуя хватку страха на хребте.

— Никогда... но! У меня есть кое-что получше.

Он небрежно достал из внутреннего кармана конверт и протянул мне. Слишком маленький для письма и странной маркой. Внутри пусто. Я вопросительно глянул на наркоторговца, продемонстрировал пустоту в конверте. Джером громко шепнул, покачивая головой:

— Марка. Вы её на язык положите. Они даже вкусные.

— Сколько?

— Для вас бесплатно, по старой памяти.

Он гаденько улыбнулся и откинулся на скамейке, забросив руки на спинку. Золотой свет пересёк туловище, а лицо накрыла зыбкая тень от крыши главного здания. Я вздохнул и спрятал конверт в карман, тяжело взглянул на Джерома. Малое зло. Когда мы познакомились, он торговал трофейным первитином, от которого студенты дни напролёт, без сна и устали, корпели над учебниками. Сколько разрушенных судеб на его счету? А сколько было бы, не сдавай он конкурентов?

— У вас тяжёлый взгляд, офицер. — Нервно хохотнул Джером. — Что-то не так?

— Нет. Просто думаю о несовершенстве мира.

***

Домой вернулся затемно, в длинном коридоре слышно, как у соседей вещают телевизоры. Из соседней квартиры доносится звонкий смех и радостный перестук бокалов. Я запер дверь, привалился лбом к стене, трижды вздохнул и прошёл в комнату. Мне это совсем не нравится, но другие варианты займут слишком много времени. Журнал открыт на нужной странице, и жуткое лицо безмолвно кричит на меня.

— Ну, понеслась. — Выдохнул я и положил марку на язык.

Передёрнул плечами от омерзения, вкус похож на яблоко, напичканное химикатами... Сознание растворяется в бездне калейдоскопических цветов, каждый из которых резонирует с моим внутренним Я. Сплетается симфония чувств и мыслей. Разум разбухает от разноцветных образов, форм и текстур, что сменяются перед глазами в невероятно быстром темпе... Мир посыпался на тысячи сияющих кристаллов, каждый из которых полноценный мир. Тело моё рассыпается вместе с ними, исчезает, а разум становится всеобъемлющим. Я будто срастаюсь со вселенной, обретаю истинное понимание и чувство цельности...

Я нечто большее, чем человек, я самый важный элемент вселенной. Способный на всё.

— Понятно, почему на эту дрянь так падки... — Пробормотал я, и собственный голос показался трубным гласом.

Открыл глаза, журнал остался прежним. Разочарованно выдохнул... линии узора на лице пришли в движение, как лапки паука. Сплелись в руны, а само лицо обратилось дырой в пространстве. Оно взглянуло на меня и зашлось смехом. Руны кружатся, а создание выплёвывает проклятья на неизвестном языке.

— Да что ты такое... — Пробормотал я, а Дыра вывернулась наизнанку, с той стороны высунулись тонкие лапки.

Нечто попыталось дотянуться до меня, но, осознав размеры, прекратило. Затем взглянуло с ненавистью такой интенсивности, что я ощутил, как плавятся нейроны.

Я должен испытывать ужас, но наркотик смешал эмоции и переключил их. Всё происходящее здесь и сейчас ощущается незначительным, как сон во сне... Комнату разорвала трель звонка. Дёрнувшись, обернулся на дверь, осознал, что звонит телефон. Осторожно, контролируя каждое движение, подошёл к нему. Взял трубку, прижал к уху:

— Алло?

— Детектив Барклай де Грот?

Приятный женский голосок обволок сознание, и воображение обрисовало девушку в самом расцвете красоты. Я откашлялся и ответил:

— Да. Чем могу помочь?

— Простите за беспокойство, но коллегии требуются ваши показания по недавнему инциденту.

— Когда?

— Машина уже ожидает.

Что? Продолжая прижимать трубку к уху развернулся к окну в комнате, будто смогу выглянуть находясь в прихожей. Стрельнул глазами на зеркало, отражение взъерошено, а лицо блестит от пота. Подошёл ближе, заглянул в глаза. Нормальные, только зрачки чуть шире обычного.

— Сейчас не самый подходящий момент. — Наконец, ответил я.

— Господин де Грот, к сожалению, у вас нет выбора. Ситуация чрезвычайная.

— Ладно... дайте мне одеться и обтереться полотенцем, я только выполз из ванны.

— У вас пять минут.

Наркотик пронизывает каждый нейрон и у меня создаётся чувство, будто Я следую за телом. Стянул пропитанную потом рубашку, торопливо набросил свежую, а поверх неё кобуру с пистолетом и запасным магазином. Вырвал из стола ящик с приборами, по полу загремели легированные вилки и ложки. Выхватил нож, зажмурился и отложил, бред... зачем мне вообще нож? Маги отнимут и пистолет, а наличие ножа вызовет лишние вопросы.

Вытер лицо, пригладил волосы и, набросив плащ, вышел из квартиры. Спустился по лестнице медленно, держась за перила. Сознание «оторвалось» от тела и управляет им как марионеткой. Холодный ночной воздух обдал лицо, и я понял, что мир вокруг искажён. Тени струятся по асфальту, карабкаются по домам и сплетаются. Собака с человеческим лицом скалится на меня из подворотни. На обочине припаркована чёрная машина с массивным передом, выдвинутым слишком сильно. О капот опёрся и курит рыжий парень в форме цвета. Свет фонаря отражается от серебряной нашивки на плече. Заметив меня, помахал рукой и, зажав сигарету зубами, отпер дверцу.

— Добрый вечер, господин де Грот. Прошу, присаживайтесь.

— Вечер добрый. — Пробормотал я.

— Вам нездоровится? — Осторожно спросил шофёр, оглядывая с головы до ног. — У вас лицо такое... странное.

— Самую малость. — Нехотя признался я. — После такого в галерее, меня ещё долго трясти будет!

— Что ж, понимаю вас. — С блёклой улыбкой ответил парень. — Только умоляю, мне ничего не рассказывайте, у меня утром завтрак-свидание намечается.

Салон отделан натуральной кожей, мягкой и приятной на ощупь. Сиденье охватило тело, приняв идеальную форму. Шофёр хлопнул дверью, щёлкнул ремень безопасности и мотор замурчал. Мягко и сильно, как огромный кот. Я прижался лбом к стеклу, стараясь хоть немного охладиться. Вновь встретился взглядом с человеколицым псом. Тот оскалился, щеря гнилые зубы, попятился во тьму. Но и там я вижу, как сверкают его глаза.

Авто плавно слилось с потоком машин, понеслось, наращивая скорость с мелодичным шелестом шин. Свет фонарных столбов вдоль дороги сливается в сплошную золотую ленту, что отражается на стёклах и корпусах автомобилей. Она извивается, сверкает и затмевает мысли.

Водитель молчит, но машины переговариваются рыком двигателей и свистом ветра. Мы выехали на огромный мост и звуки начали отражаться от воды и метаться меж натянутых кабелей. Я всем существом ощущаю, как мост покачивается под давлением транспортного потока. Лохматая тьма преследует нас, перепрыгивая с кабеля на кабель, прячется за металлическими конструкциями.

Оно выбралось из картины, я это знаю точно. Все чувства кричат, что тварь неполноценная, злая и сбита с толку. Возможно, только поэтому я всё ещё жив.

— Господин Барклай, — сказал шофёр, не отрываясь от дороги и совсем не замечая чудовища, — вы давно работаете детективом?

— Давно, — ответил я, отворачиваясь от монстра, что как раз запрыгнул на мчащийся рядом грузовик.

— А что самое отвратное вы видели? Не поймите не так, просто ещё долго ехать...

— Мать продала ребёнка в потайной бордель. — Отчеканил я.

— Оу... бедная девочка...

— Мальчик.

— Оу... оу! Боги... как, зачем? Не отвечайте, не отвечайте! Это омерзительно на стольких уровнях!

— Ты сам спросил. — Сказал я, пожимая плечами. — Уже не так хочется на завтрак-свидание?

— Вроде того. — Вздохнул парень.

Лоскуты тьмы ударили в автомобиль... отдёрнулись, будто обожглись. Шофёр повёл бровью, торопливо огляделся. Он не видит тварь, но определённо что-то чует. Закусил краешек верхней губы, прижался к рулю.

— Что-то не так? — Спросил я.

— Нет... нет, просто не люблю этот участок дороги. Вечно тут какие-то беды.

— Да... — Протянул я, наблюдая, как тварь оплетает кабину грузовика.

Водитель побледнел, схватился за грудь и рванул руль в сторону. Многотонная громада метнулась к нам, походя сметя легковое авто. Шофёр протяжно выругался, ударил по тормозам, выкручивая баранку... Меня швырнуло с пассажирского сидения, ударило о крышу и переднее сидение. Закружило... очнулся, свесившись через спинку пассажирского переднего кресла. С носа на обшивку щедро капает красное. Шофёр облегчённо выдохнул, поняв, что я жив, похлопал по левой стороне груди.

— Вы бы пристёгивались. — Заметил он, указывая на столпотворение машин и пробоину в ограждении моста. — Всякое на дороге случается.

— Я подумаю над этим. — Сказал я, возвращаясь на сиденье и прекрасно осознавая, что не стану пристёгиваться, даже если вылечу через лобовое стекло.

На другом конце моста ревёт сирена постовой службы, мерцает мигалка. Шофёр отряхнул форму и начал выруливать из образовавшейся пробки. Высунулся и поставил на крышу мигалку коллегии. Глянул на меня в зеркальце заднего вида и сказал виновато:

— Простите, но велели доставить вас в любом состоянии. Думаю, на месте смогут первую помощь оказать.

«Или добьют, из жалости и чтобы не болтал лишнего». Подумал я, небрежно отмахиваясь и стараясь перебороть наркотик.