Есенин ударил кулаком по столу. Селёдка в тарелке дёрнулась, как последний нерв:

— Пустота — это не конец! Это начало. Когда Хайдеггер говорил о «Бытии-к-смерти», он не звал сжечь книги. Он звал найти в страхе свободу!

— Свобода? — Шнур плюхнулся на стул, задев гитару. Струна лопнула, издав звук расстрелянного аккорда. — Вчера ко мне подошёл парень: «Ваши песни изменили мою жизнь!». А я спросил: «И что? Ты сменил работу? Вышел на митинг?». Он ответил: «Нет. Я выучил текст наизусть». — Шнур выпил рюмку. — Мы не меняем мир. Мы — пластырь на гангрене.

Буковски поднял стакан, разглядывая сквозь мутное стекло очертания Есенина:

— Ты похож на моего отца. Он верил, что если читать Пушкина детям, они вырастут добрыми. А выросли воровать деньги. Поэзия не спасает. Она — крик в вакууме. Ты кричишь «любовь», а эхо возвращается: «одиночество», «предательство», «смерть».

— Но мы продолжаем кричать! — Есенин вскочил, опрокинув стул. — Иначе зачем эти… — Он махнул рукой на граффити с цитатой Камю: «Бунт — единственное достоинство раба». — Зачем бунт, если всё бессмысленно?

— Чтобы не сойти с ума, — Буковски достал из кармана смятый листок. Там было написано: «Бог умер. Подпись: Ницше». — Мы все играем в театр абсурда. Ты — трагик, Шнур — клоун, я — зритель, который шикает на обоих.

Шнур засмеялся, наливая виски в треснувший стакан:

— Зритель? Ты — суфлёр. Шепчешь нам: «Скажите, что всё тленно!». А потом пишешь в блокнот: «Они всё ещё верят в диалог».

Разговор прервал треск. На стене, где ангел с оторванными крыльями обнимал чёрное солнце, поползла трещина. Пламя от опрокинутой свечи лизнуло пропитанный алкоголем пол. Огонь пополз к стойке, поглощая мебель,старые афиши, обрывки стихов.....

— Гори, — пробормотал Есенин, глядя, как огонь пожирает его томик. — Может, пепел удобрит почву для новых берёз.

Шнур швырнул в пламя гитару. Дека взорвалась искрами:

— Финал без аплодисментов. Как и положено.

Буковски разжал ладонь. В ней лежал берёзовый лист, принесённый ветром в дыру окна.

— Белый… — прошептал он и бросил лист в огонь.

Эпилог:

Утром бар напоминал античную руину. Среди пепла нашли три вещи:

1. Обгоревший крестик на расплавленной цепочке.

2. Медную табличку с надписью: «Здесь пытались родить смысл. Родили пепел».

3. Недопитую бутылку виски, где на этикетке кто-то вывел:

«Мы — искры в поисках костра. Даже если он сожжёт нас дотла».

Говорят, троих мужчин видели на пустынной станции. Они молча ждали поезда, а когда тот тронулся, Есенин бросил в окно горсть пепла. Ветер подхватил его, смешав с дождём, который стирал границы между прошлым и будущим.

АНАНС! Вечером или Ночью этот же текст,но в стиле :От которого вы или блеванете,либо получите подсознательное удовлетворение!