Хорошая литература отличается от плохой тем, что авторы плохих произведений в своём воображении получают те примитивные грубо-чувственные удовольствия, о которых они мечтают и не могут получить в реальной жизни, и предлагают своим читателям заняться тем же самым вместе с ними; в то время как хорошая литература открывает тайны бытия, показывает, что не всегда правда в обносках ходит, делает невидимое видимым, невероятное очевидным и утоляет жажду подлинной жизни. С хорошей литературой, одним словом, примитивные удовольствия жизни сей становятся ненужными, а мелочные неприятности и обиды теряют свою токсическую силу, чего нельзя сказать о плохой.

Точно так же и в жизни: простые и понятные решения избавляют от проблем и удовлетворяют насущные потребности только на поверхности, а на самом деле загоняют проблемы на глубину и делают их еще более разрушительными и тяжелыми для устранения. Не зря говорят, что простота хуже воровства.

Кроме ворованной простоты есть и другая, о которой сказано: всё гениальное просто. Эти две простоты далеки друг от друга как китайская столица от португальской. Есть простота гениальной музыки Баха, а есть и простота группы Ласковый Май. Музыка Баха проста как свежий горный воздух, как родниковая вода и за ней стоит огромная работа мысли, тончайшие созерцания и глубокое видение тайн мира. За музыкой Ласкового Мая ничего не стоит: она примитивна и скучна до тоски зелёной. Толпа поклонников этой последней группы – сумма нулей. Один ценитель Баха стоит 1000-и ценителей попсы.

Начиная с 1918 года большевики использовали массовый террор как способ управления обществом. Подобно всем бандитам, на место интереса и выгоды они поставили принуждение, а средствами принуждения сделали страх за свое сравнительное благополучие, за жизнь и свободу своих близких, страх за собственную жизнь.

Эти ужасающие методы политического управления стоили примерно двух миллионов жизней в годы Красного террора (1918-22), шести миллионов в годы Большого террора (1934-38) и примерно еще двух миллионов жизней в периоды "межтеррорья", до 1953. На порядок больше людей прошли через лагеря, застенки, пыточные камеры, психиатрические больницы, детские дома - специнтернаты.

Вы думаете, всё это в прошлом? Увы, но нет. Нынешние чекисты вновь ввели в действие массовый террор. Но теперь сломленному предыдущими волнами террора обществу не требуются репрессии такого масштаба, какие были в прошлом. Не требуются и массовые убийства. Убийств нынешняя власть избегает (потому и сохраняется мораторий на смертную казнь), помня участь своих предшественников - убийц 1920-х-начала 1950-х годов. Почти все они были убиты сами своими преемниками. От Ягоды до Абакумова. Нынешние такого исхода для себя не хотят.

Но массовидность террора сейчас и не нужна. Ведь цель террора не уничтожение людей само по себе, а превращение общества в безгласную, на всё согласную массу, вместо сообщества граждан. Для этого достаточно, чтобы всё общество знало об участи несогласных. При плохих горизонтальных коммуникациях именно децимация производит эффект. Убить соседа - и весь дом в ужасе. Большие политические процессы этой цели не достигают. Да, о них писали в газетах, но простые люди не сравнивали себя с Бухариным или Тухачевским или врачами-убийцами. А вот с соседом, родственником, сослуживцем - сравнивали.

Казалось бы, что может быть общего между учением Евангелия и тиранией? Почему так много православных христиан сознательно поддерживают политическую диктатуру, любят тиранов и восхищаются жестокостью?

Играть роль как в театре намного легче, чем быть настоящим человеком. Внешние правила приличия даются очень легко: создать внешнюю видимость доброго и порядочного человека, закрыть глаза на свои тёмные влечения и убедить себя в своей собственной святости – это самый простой и прямой путь, которым следует большинство православных христиан и, шире, всех тех, кто стремится к добродетельной жизни. Этот путь всегда был есть и будет самым популярным именно из-за своей простоты и доступности.

Человек, избравший для себя роль святого, вынужден непрерывно поддерживать внешний образ доброты, чтобы заслужить в своих собственных глазах право на похвалу, уважение и всеобщий почёт, и это стоит ему немалых усилий. Он всё время терпеливо сносит унижения, всегда во всём уступает, никому не противоречит, позволяет вытирать об себя ноги всем и каждому. Чем больше он ощущает уязвление своей гордости, тем больше он любуется своей добренькостью и тем больше доказывает сам себе свою значимость и осмысленность своего существования в мире.

Поскольку добренькость насквозь притворна, никакого подлинного удовлетворения она не приносит, зато затрачивает на себя огромное количество жизненных сил. Добренький человек вынужден жить в постоянном внутреннем напряжении, не получая ничего взамен. Он замечает, что, несмотря на всю свою доброту, он постоянно оказывается внизу, за бортом, в стороне от радости, веселья, любви, от всех жизненных благ: наверху всегда оказываются люди с качествами, прямо противоположными доброте: хитрые, хищные, злые и наглые – именно они и забирают себе всё лучшее в этой жизни.