Это перевод истории с Reddit

В тот уик-энд, когда всё началось, я полностью отключился от мира. Решил остаться дома, подальше от телефона, соцсетей, всего. Только я, диван, горячий кофе и мягкий стук дождя по стеклу. Ред-Пайн-Фоллс всегда был таким по выходным: тихим, чуть забытым, живущим в своём замедленном ритме. Я жил в старом доме, застрявшем во времени. Соседи были простые люди. Женщина из квартиры 104 выгуливала собаку каждое утро. Мальчишка из B13 всё время катался на скейтборде на парковке. Пара внизу часто ругалась, но на следующий день мирилась.

Воскресенье. Я заметил предупреждение. Звука не было. Просто свет в комнате будто мигнул. Телевизор, который был выключен, включился сам. На красном фоне белыми буквами дрожал текст:

«ЭКСТРЕННОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: НЕ ПОКИДАЙТЕ СВОЙ ДОМ. ОСТАНЬТЕСЬ ВНЕ СЕТИ. ИЗБЕГАЙТЕ ОКОН. ОЖИДАЙТЕ ИНСТРУКЦИЙ.»

По привычке я схватил телефон. Там было то же самое сообщение. Тот же цвет, тот же шрифт. Ни звука, ни сирен, ни объяснений — только этот текст.

Сначала я рассмеялся: казалось, это сбой системы, плохо настроенный тест. Правительство ведь проводит учения, особенно в маленьких городках вроде нашего. Но когда я попытался переключить канал, телевизор завис. Кнопка питания не работала. Телефон тоже зависал: экран мигал и снова показывал предупреждение, будто оно отпечаталось в системе.

Я выглянул в окно, надеясь увидеть хоть какое-то движение, общую реакцию. Но всё было как прежде. В нескольких домах горел свет, но на улице — никого. Нигде не слышно ни женщины, зовущей собаку, ни скейтбордиста, ни ссорящейся пары. Лишь густая тишина, будто мир задержал дыхание.

Я вернулся на диван с телефоном в руке. Ни одно приложение не открывалось. Я включил старое радио на полке. Едва оно зашуршало, голос диктора прервался, и зазвучала та же фраза, мягкая, безэмоциональная, словно мантра:

«Не покидайте дом. Останьтесь вне сети. Избегайте окон.»

Я сразу выключил радио. С этого момента мне хотелось убедить себя, что это случайный технический глюк… но что-то было не так. Очень не так.

Следующим утром первой меня встретила тишина. Не обычная — тяжёлая, будто звук выкачали из города. Даже птицы молчали. Я медленно поднялся, открыл окно и выглянул. Небо хмурое, без признаков дождя. Улицы чистые, дома как всегда, но ни души. Ни машин, ни хлопающих дверей, ни шагов. Казалось, все разом исчезли или решили остаться дома. Даже пёс женщины из 104 больше не лаял.

Самое странное — в большинстве домов всё ещё горел свет, даже утром. Будто люди были внутри, но застыли. Я наблюдал пару минут, надеясь увидеть движение. Штора в квартире напротив шевельнулась, и я вздохнул с облегчением. Но ненадолго. Штора двигалась слишком медленно, словно её тянул кто-то неуверенный. За стеклом показалось лицо — мистер Ларкин из 202. Он безморгла смотрел в небо, без выражения. Штора опустилась, окно закрылось.

Я попытался позвонить. Сестре, другу Марку, на городской номер. Звонки шли, никто не отвечал. Пока один вызов не соединился — высветилось имя сестры. Я снял трубку:

— Алло?

Тишина. Затем голос, не её. Низкий, мягкий, странно спокойный:

— Теперь всё хорошо. Останься дома. Жди инструкций.

Я мгновенно сбросил. Пугало не содержание, а тон — слишком спокойный, натренированный успокаивать. Но мне не было спокойно. И что-то подсказывало: не должно быть.

Вскоре послышались шаги в коридоре. Я подошёл к глазку. Подросток из B13. Без скейтборда. Он медленно шёл, разглядывая двери. У моей задержался, шёпотом произнёс что-то неразборчивое, потом ушёл к лестнице. Я приоткрыл дверь, позвал его — он не обернулся.

Ночью стало ещё страннее. Уличные фонари мигали, будто лампы на исходе. В нервном порыве я крикнул в окно, спрашивая, знает ли кто, что происходит. Ответа не было. Но вдалеке хлопнула дверь. Потом другая. Вдруг по всему кварталу двери медленно распахнулись. Люди вышли на улицу без слов, смотрели вверх, в ничто, словно ждали, что с неба что-то упадёт.

Мистер Ларкин стоял посреди дороги с тем же пустым выражением. Рядом женщина из 104, её пёс лежал без движения, с открытыми глазами. Подросток тоже был там. Никто не двигался. Я наблюдал, сердце колотилось. И тогда, будто по невидимому приказу, все одновременно вернулись домой.

Я задёрнул шторы, погасил свет и сел на кухонный пол. Это была не простая тревога. Никто не выглядел испуганным — и это пугало больше всего. Будто они приняли новые правила. А я – нет.

Утром я проснулся с тяжестью в теле. Не боль и не усталость, а словно воздух стал гуще. Потолок опустился. Тишина уже казалась нормой. С трудом встал, выпил кофе с привкусом бумаги, пошёл к двери. Поворот ручки — безрезультатно. Замок держал снаружи.

Никакого внешнего замка здесь не было. Я толкал, бил — бесполезно. Подошёл к окну: стекло странно отражало, будто плёнка наклеена. Я взял молоток, ударил. Стекло треснуло, холодный ветер ворвался. Но воздух пах чуждо: сладко, искусственно, как насильственно продезинфицированный мир.

Через трещину я увидел почтальона. Он шёл ровно, пустыми руками, минуя почтовые ящики. На конце улицы остановился, уставился в пустоту. Потом повернул и пошёл обратно тем же шагом. Проходя мимо моего окна, он посмотрел прямо на меня, как на странность этой истории.

Я закрыл окно и пошёл на кухню. Включил микроволновку — вместо цифр тот же текст: «Оставайтесь дома. Ждите инструкций. Теперь всё хорошо.» Я выключил её. Телевизор мерцал, ноутбук не включался, радио сипело шёпотом.

Снова к двери. Ручка замёрзла. Я уже всерьёз чувствовал себя пленником. Не из-за потери свободы, а из-за отсутствия объяснений. Взял кухонный нож — не для защиты, а чтобы хоть чем-то распоряжаться.

Позже послышались шаги и шёпот в коридоре. Я прислушался. Голос повторял почти детским тоном:

— Теперь всё хорошо. Ты в безопасности.

В глазок — женщина из 103. Она ходила от двери к двери, прижимала лоб к дереву и шептала эти слова, потом улыбалась и шла дальше. Лицо её было слишком умиротворённым, словно достигла вынужденного покоя. У моей двери она сделала то же, постояла минуту и ушла.

Я долго сидел неподвижно. Когда поднялся, заметил ещё более пугающее. Все зеркала в доме — в ванной, гостиной, даже в шкафу — запотели. Окна сухие, пара нет, но зеркала будто трогали. В центре каждого след пальца: «Оставайся дома.»

Сообщение лезло в меня всеми путями: через экран, звук, запах и теперь отражение.

Той ночью я не спал. Снаружи мир стал немым. А внутри меня зашевелилось сомнение. Не страх, а мысль: а вдруг они правы? Может, действительно лучше… остаться дома.

Я терял счёт времени. Небо оставалось серым, без дня и ночи, будто мир поставили на паузу. Еда заканчивалась. Свет в холодильнике мигал, будто электричество боялось гореть. Новых оповещений не приходило, но старое мигало на всех ещё живых устройствах — призрак.

На четвёртую ночь — стук в кухонное окно. Три сухих удара. Тишина. Никого не видно: лишь сорняки у сада и силуэт брошенной машины. Но стук был намеренный, человеческий.

Утром под дверь протиснулся листок. Рукописная записка дрожащими буквами: «Если ты ещё думаешь самостоятельно, спустись в подвал блока C. Возьми бумагу. Без устройств.» Подпись: Кларк.

Тысяча мыслей о ловушке, но перспектива остаться одному хуже. Я выбрался через прачечную во дворе, крался за домами, голову опустив. Тишина давила, словно тысячи невидимых глаз. В окнах — лица без выражения.

В блоке C подвал держала подпёртая дверь. Там, во тьме, был Кларк — худой, небритый, в старом армейском пальто, с фонарём. Он не выглядел опасным, но и спокойным не был. В углу сидели ещё трое с блокнотами. Кларк шептал, будто и стены слушали:

— Ты видел предупреждение?

— Да.

— Значит, уже заражён. Но, возможно, ещё не поздно.

Я спросил, что значит «заражён». Он объяснил. Алёрт — не защита, а начало. Вектор.

— Его сделали безопасным на вид. Холодный, чёткий, чистый. Он цепляется за мозг. Повторение, цвет, тон. Это не информация, а условный рефлекс.

Он показал разобранное радио: провода почернели, будто выжжены.

— Любое устройство, приняв сигнал, корродирует. Не железо, а разум. Сначала ты соглашаешься остаться дома. Потом — не смотреть в окно. Потом — что выходить вовсе незачем. Пока мысль о выходе не исчезает совсем.

Женщина в группе рассказала, что её муж повторял фразы за неделю до алёрта. Получил «зов». С тех пор лишь улыбался и говорил, что всё стало лучше.

Кларк показал рисунки — спирали, обрубленные тексты.

— Эти формы повторяются в визуальных предупреждениях. Застревают в мозгу, как вирус. Большинство принимает. Мы — сопротивляемся. Но надолго ли?

Я молчал. Желудок скручивало. Предупреждение, которое я считал странной мерой, оказалось заражением. Сирены не понадобились: угроза внутри, посажена фразой и цветом.

Перед уходом Кларк дал мне лист с картой: в центре города старая машина экстренной связи. Оттуда шли сигналы.

— Отключишь её — может, спасём оставшихся.

— А ты?

— Я это вижу слишком давно.

Я вернулся тем же путём, избегая остекленевших взглядов. Дома закрыл шторы, выключил технику, сел на пол, глядя на смятый лист. Впервые понял: дело не в сбое. Мой разум менялся с первого взгляда на красный экран. Но теперь я знаю.

Дальше я заметил, что во мне что-то меняется. Не тело — мысли. Фразы повторялись сами собой. Я шептал их, пытаясь убедить себя. Писал в блокнот, а перечитывая, не узнавал почерк. Слова приходили легко: «Оставайся дома. Всё хорошо. Избегай окон.» Я стал бояться собственного ума — страх, от которого не убежишь.

Ночью я проснулся от ощущения взгляда. В коридоре горел свет, хотя я выключал. На полу влажные следы маленьких босых ног, от входной до ванной. Ванная пуста, но зеркало запотело. На нём написано: «Ты почти готов.»

Я сидел на полу с фонарём, ножом и блокнотом. Пытался писать другое: имя сестры, город детства, любимую еду. Детали рассыпались, как сны, рассказанные слишком поздно. Части моей личности стирались.

Я пошёл в подвал искать Кларка. Дверь приоткрыта, но никого. Пыль, будто пустует давно. На полу лист со спиралью, сзади фраза красной ручкой: «Чем дольше смотришь, тем лучше оно тебя понимает.» Я усомнился, существовал ли Кларк. Может, мой разум создал иллюзию сопротивления. Но карта и нотатки были реальны. И ужас тоже.

На обратном пути я увидел мужчину у дома. Курьерская форма, грязная. Голова запрокинута, будто шея заклинила. Он улыбался спокойно и долго смотрел в небо. Потом повернулся ко мне. Улыбка расширилась.

Я бросился наверх, завалил дверь мебелью, заперся в ванной. Смотрел в зеркало и пытался назвать своё имя. Рот открывался, но слов не было. Имя будто больше не принадлежало мне. Та часть уже исчезла.

Часы спустя — стук в дверь, ритмичный, тихий, как тот в окно. Между ударами мягкий голос:

— Ты готов. Пусти меня.

Голос напоминал сестру. Или мать. Или меня самого. Не знаю. Но он был знакомым, и это страшило сильнее.

Я замер. Но даже с закрытыми глазами видел красный фон, белые буквы. Открыв, обнаружил надпись углём на полу: «Теперь всё лучше.» Почерк мой. Или почти.

На рассвете небо стало ещё чужим. Свет — без цвета, будто солнце пыталось взойти, но что-то держало утро. Время шло неправильно. Часы крутились, телефон умер. Тишина густела.

У меня осталась карта. Грузовик-передатчик стоял у старой радиостанции в центре Ред-Пайн-Фоллс. Путь открыт, но если я не пойду — стану ещё одним улыбающимся телом.

Я взял блокнот, фонарь, нож и бутылку воды. Вышел через прачечную. Улицы пусты — не обычная ночь, а запрограммованное отсутствие.

На полпути увидел девочку на тротуаре. Она смотрела под ноги, насвистывала без мелодии. Когда я проходил, она замолчала:

— Ты идёшь туда, да? Они знают.

Потом опять запела и ушла в соседний дом.

Чем ближе к центру, тем сильнее чувство стеклянного коридора. В витринах манекены лицом наружу, головы закрыты красными тканями. Это явно выставили позже, чтобы видеть меня.

Наконец я дошёл. Радиостанция заперта, но за ней на пустыре — серый военный грузовик без номеров. Двигатель выключен, но корпус подрагивает. На борту мигает светодиодное табло: «Оставайтесь дома. Ждите инструкций.»

Я приблизился. Тянуло не телом, а разумом — хотелось послушаться. Коснулся ручки и услышал позади:

— Не трогай.

Мужчина с железным прутом. Лицо грязное, взгляд измождённый. Я видел его раньше в магазине, но имени не помнил.

— Ты ещё можешь думать?

Я кивнул, сам не уверенный.

— Тогда есть шанс.

Это был Мартин. Он прятался в подземных коммуникациях, отслеживал сигнал. Говорил, что другие пытались уничтожить грузовик, но не успевали — сдавались или останавливались.

Мы вскрыли заднюю дверь. Внутри — экраны. На них лица жителей города, синхронно повторяющие фразы. Другие экраны — комнаты домов, пустые улицы. Будто машина наблюдала за всем, записывая каждое слово, каждое закрытое окно.

Мартин крушил провода, я искал генератор. Всё тряслось, словно техника сопротивлялась. Когда я перерезал кабели, экраны замигали и начали гаснуть. Голоса стихли до шёпота и умолкли. Но это было не концом.

Мартин застыл среди обломков, глядя на последний включённый экран. На нём — его лицо. С улыбкой. Он упал без звука. Я бросился к нему — пульса нет, улыбка осталась. На миг мне показалось, что я тоже улыбаюсь. Я коснулся губ — нормально. Но мысль… осталась.

Я выбежал, улицы казались искаженными, дома наклонёнными, деревья смотрели мне вслед. Чувство погони не отпускало. На окраине я уже не знал, сбежал ли от сигнала или нёс его в себе.

Я скрывался на заброшенной ферме за городом, ел запасы, пил дождевую воду. Думал, победил. Но по ночам слышал голоса внутри — не мысли, глубже. Как программа, что продолжала работать в мозгу.

На третий день в небе мигнул красный огонёк. Дрон. Маленький, гражданский. Облетел укрытие и улетел. На следующий день — ещё один. Значит, ищут.

Я понял: грузовик — лишь передатчик. Башня среди многих. Центральный узел всё ещё активен, он кормит голоса. Я вернулся.

Дурацкое решение. Но мне нужно было знать. Я шёл через западный лес. Ред-Пайн-Фоллс не был покинут. Напротив — всё идеально. Свет в домах горел, шторы ровные. Дети играли на тротуаре — движения слишком отрепетированы. Каждый житель жил идеальной копией прежней жизни. И все улыбались.

Узел я нашёл в старой школе у заброшенных путей. Через разбитое окно увидел кабели, антенны, панели. В зале сидели люди в наушниках перед мониторами, глаза открыты, но без моргания. Кто-то бормотал бессвязные слова, кто-то тихо вздыхал и повторял: «Ты в безопасности.»

Ни охраны, ни контроля. Только они, как детали живой машины. Я ходил между рядов — ноль реакции. В центре экрана — вид сверху на город, внизу строки: «Стабильное соединение. Передача активна.»

Я не знал, что делать: рвать кабели, ломать? Часть меня хотела бежать. Другая — сесть в кресло, надеть наушники, замолчать. Перестать чувствовать. Перестать быть. Я заставил себя уйти.

Возвращаясь, увидел своё отражение в витрине. Я был бледным, вспотевшим. Но мои глаза… не моргали. И на губах — лёгкая улыбка. Та же. Может, я уже миновал точку невозврата.

В ту же ночь я бежал из города. Не по дорогам, а через лес, руководимый остатками воли. Шёл часами, пока звук не стих — звук не снаружи, а внутри.

Сейчас я живу в заброшенной хижине в горах. Без электроники. Свечи, бумага, охота, огород. Не общаюсь. Иногда вижу дым вдали, слышу голоса, но не подхожу.

Прошло полгода. Сигнала нет, но мысли остались. Мне снится фраза. Я просыпаюсь с ощущением улыбки, даже если её нет. Иногда забываю своё имя на несколько минут. Порой ловлю себя на повторении чужих слов.

Мир не кончился. Он изменился. Ред-Пайн-Фоллс был испытательной площадкой. Возможно, другие места уже «исправлены». Новый способ контроля — не сила, а тихое послушание. Экран. Мягкий голос. Приказ, маскирующийся под заботу.

Если ты видел предупреждение хоть секунду… возможно, уже слишком поздно.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Премия Дарвина (англ. Darwin Awards) — это неформальная антипремия, присуждаемая людям, которые, согласно условиям, "улучшили генофонд человечества", умертвив себя наиболее глупым способом или потеряв способность к деторождению в результате нелепых несчастных случаев по собственной вине.

История Дарвиновской премии началась в 1993 году, когда молекулярный биолог Венди Норткатт зарегистрировал в интернете сайт DarwinAwards.com. Там он стал выкладывать документально подтвержденные истории. Они неопровержимо доказывают, что естественный отбор продолжает работать даже в эпоху смартфонов и соцсетей.

У премии нет жюри. Есть пять требований к кандидатам на Премию Дарвина:

1. размножение — сделанная кандидатом глупость лишила его возможности произвести потомство;

2. совершенство — сделанная кандидатом глупость была выдающейся;

3. самостоятельность — глупость кандидат сделал добровольно и только над собой;

4. дееспособность — кандидат по возрасту и психическому состоянию мог принимать ответственные решения;

5. правдивость — история кандидата подтверждается надёжным источником.

Печальный рейтинг составляется ежегодно. В 2024-м в топ самых нелепых трагедий вошли следующие случаи:

«Сэкономил» на электрике

35-летний мужчина из Техаса (США) считал себя мастером на все руки. Когда в его гараже начались перебои с электричеством, он решил сэкономить на вызове электрика. Вдохновленный видео из интернета американец вооружился отверткой и полез в находившийся под напряжением щиток… Жена обнаружила его тело через час. Полиция нашла в телефоне погибшего открытую вкладку с роликом «Как починить проводку за 5 минут».

Утонул в водостоке, доставая ключи

41-летний житель американского города Детройта уронил ключи от машины в ливневой сток. Решив достать их, он засунул голову в люк диаметром около 40 сантиметров. Поскольку голова у мужчины была крупная, она застряла. Свидетели рассказывали, что пытались помочь, но бедолага отмахивался, крича, что выберется сам, до тех пор, пока не замолк навсегда. Мужчина захлебнулся в бурном потоке дождевой воды глубиной меньше чем по колено. Приехавшие спасатели, освободив застрявшего американца, откачать его уже не смогли.

Бежал, бежал и... полетел

Трагически завершил свою жизнь и 49-летний биржевой брокер из Сан-Франциско (Калифорния), который любил по утрам перед работой совершать пробежки вдоль побережья залива, «перезагружая мозг». В тот день он так «выключил голову», что не заметил впереди себя обрыва и практически выбежал с высоты 30 метров (это примерно 10-й этаж). И полетел. Коллеги вспоминали: «Он всегда говорил, что хочет взлететь на бирже, но выбрал не тот путь».

«Миссия» провалилась

24-летний житель штата Техас решил ограбить велосипедный магазин, вдохновившись голливудскими боевиками. Задумка состояла в том, чтобы проникнуть в торговую точку через крышу. Только молодой «ниндзя» не учел, что легкая летняя постройка магазина не подразумевала серьезной кровли. Для защиты товара и персонала от дождя хватило гипсокартона, покрытого тонкой жестью. Поэтому вместо тихого спуска грабитель именно провалился сквозь хлипкий потолок прямо на витрину с байками. Падение с высоты на острые углы велосипедных рам оказалось смертельным для незадачливого преступника. Утром охранники, открыв торговый зал, обнаружили труп злоумышленника.

«Я на ходу запрыгну в поезд!»

В августе 2024-го в штате Мичиган (США) 39-летняя женщина, находясь с состоянии алкогольного опьянения, попыталась запрыгнуть в проходящий мимо поезд.

Как рассказали полицейским очевидцы, женщина сидела и выпивала в баре. Затем сказала, что ей нужно сесть в поезд, но на станцию не спешила. «Я запрыгну на ходу!» – заявила она другим посетителям. Те не придали ее словам большого значения, мало ли, кто что говорит по пьяни.

Однако, услышав гудок приближающегося поезда, американка выскочила из бара и бросилась к перекрестку, через который проходил железнодорожный состав. По словам машиниста, в зеркало заднего вида он успел заметить, как женщина попыталась запрыгнуть в движущийся поезд и угодила под колеса.

Полицейские доставили пострадавшую в больницу, но травмы оказались смертельными.

Вместо замка получил саркофаг

В Лос-Анджелесе 21-летний американец на пляже решил построить из песка «замок наоборот». Выкопал яму глубиной 2,5 метра, поставил вниз шезлонг и устроился на нем, прикрыв конструкцию солнечным зонтом. Такое развлечение на океанском побережье Калифорнии и Северной Каролины не редкость. Но обычно глубокие «пляжные форты» укрепляют и не делают стены отвесными. Джонс об этом не позаботился. В итоге обрушившаяся масса песка – почти 5 тонн – буквально похоронила парня, покрыв его полутораметровым слоем. Спасателям потребовалось больше часа, чтобы откопать тело строителя замка.

Прыжок в неизвестность

27-летний житель штата Флорида любил вечеринки и споры. Находясь на ночной тусовке у озера, он поспорил с друзьями, что прыгнет с пирса в воду. Было темно, а проверить глубину никому и в голову не пришло. Разогретый алкоголем парень разбежался и прыгнул вниз головой. Нырнул прямо в твердое дно, которое находилось примерно в метре от поверхности воды. Перелом шейного отдела позвоночника стал фатальным и принес ему номинацию на премию Дарвина.

Фейерверки взорвались в руках

30-летний мужчина из Огайо любил быть в центре внимания. 4 июля он устроил вечеринку в честь Дня независимости США. А чтобы произвести максимальное впечатление на гостей, решил запустить мощную батарею фейерверков, но не с земли, а прямо из рук. На попытку друзей отговорить его от опасного аттракциона ответил, что он «так уже миллион раз делал». В итоге зажженные фейерверки взорвались у американца прямо на груди, причинив травмы, несовместимые с жизнью.

Смертельное селфи на рельсах

19-летняя девушка из Мексики мечтала поразить мир смелым видео и собрать на нем миллионы лайков. Она задумала сделать селфи на железнодорожных рельсах на фоне приближающегося грузового состава. Игнорируя гудки локомотива, юная мексиканка вышла на пути и включила камеру. Поезд приближался, а она искала идеальный ракурс. В последний момент девушка пыталась отскочить, но споткнулась. Телефон успел снять последние мгновения её жизни. Частично мечта сбылась: ее видео в Сети действительно собрало миллионы просмотров. Только вот поставить лайк рука поднялась не у всех.

Источник

________________________________________________________________________________________

В моем детстве был случай, когда сосед решил срубить торчавший земли на стройке кусок высоковольтного кабеля. Толстенный кабель торчал примерно на метр и был заглушен. Но у соседа был топор и желание выпить, сдав цветмет.

Естественно, произошел взрыв, при попытке этот кабель отрубить. Так как он был под напряжение. Выпить соседу в тот день не удалось, так как мёртвые не пьют.

Тогда правда про эту самую дарвиновскую премию мы не слышали...

Это перевод истории с Reddit

К тому моменту, как той ночью я закончил писать, я был слишком усталым, чтобы волноваться о том, что жены дома нет. Я решил, что Симона просто вышла прогуляться.

Проснувшись утром и не обнаружив её в постели, я первым делом подумал, что она встала раньше меня и пошла в магазин. Лишь к вечеру я заметил, что она оставила мне голосовое сообщение посреди ночи.

Сообщение было коротким, меньше десяти секунд. Но теперь я думаю, что самые ужасные события в жизни происходят именно за эти десять секунд. Наверное, и самые хорошие тоже. Десяти секунд хватает на многое.

Мне потребовалось меньше десяти секунд, чтобы влюбиться, когда я впервые увидел Симону. Она сидела одна в углу кофейни, где я работал, и читала — представьте только. Чёрные, сияющие волосы, мягкие черты лица, круглые очки.

Как у любого нормального парня-студента, у меня была привычка бросать взгляд на симпатичных девушек, заходивших в кофе-шоп. Обычно на этом всё и заканчивалось: быстрый взгляд — и обратно к работе. Я и не думал, что однажды опущусь до флирта с клиенткой, но впервые за три года я подошёл к этой девушке и представился.

Мы моментально нашли общий язык. Болтали о книгах, о нашей ненависти к занудным старикам (мы оба работали с клиентами), выяснили, что учимся в одном университете, оба на факультете английской литературы и даже ходим к одним и тем же преподавателям.

Спустя несколько месяцев она призналась, что решила «как минимум пойти со мной на свидание» в тот момент, когда я сказал, каким везением считаю занятия у доктора Ридж.

Доктор Ридж, пожалуй, была самым высмеиваемым преподавателем за всю историю образования. На первом занятии каждого курса она показывала короткую презентацию о своих семнадцати кроликах с именами вроде Данте, Ворон и Беовульф. Ничего стыдного... пока не узнаёшь, что у каждого кролика была страница в Facebook, где они общались друг с другом. Одни «были женаты» и делились проблемами в отношениях, другие «болели» и выкладывали стихи о своих мучениях.

Можно догадаться, что первокурсники это не оценивали. Но, по словам Симоны, то, что я увидел за странностями доктора Ридж её ум и доброту, доказало, что мне стоит дать шанс.

Перенесёмся к нашему двухлетнему юбилею. Я начинал последний семестр, а Симоне оставалось учиться ещё несколько месяцев. Мы сидели в самом лучшем ресторане, который я мог себе позволить, в тысячный раз обсуждая будущее: поженимся после её выпуска, уедем подальше от обоих семей; я стану учителем литературы и буду писать романы, а она будет работать над докторской и когда-нибудь преподавать.

После ужина мы вышли прогуляться по заснеженному городу: фонари отражались во льду, и в их свете Симона выглядела ангелом. Она была центром мира.

Мы зашли в книжный. Мой лучший друг Томми был за кассой и сделал мне скидку на сборник стихов Роберта Фроста для Симоны. Когда рассчитывались, пожилая женщина в очереди сказала, что мы — самая милая пара, какую она видела.

«Вы с мужем точь-в-точь как мы когда-то», — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — «Никогда её не отпускай».

«Не отпущу», — пообещал я.

Опьянённые любовью, мы добрели до подземной станции метро. Через двадцать минут уходил поезд в район, где мы ещё не бывали. Мы решили: почему бы и нет, надо посмотреть всё в этом городе.

Ожидая поезд, мы сидели на скамейке и играли пальцами в «палочки» (если не знаете — загуглите). Симона всегда думала быстрее меня: шахматы, судоку, кроссворды — всё давалось ей лучше. Она победила пятый раз подряд, когда я заметил группу парней на противоположной платформе.

Они стояли кучкой, но, когда я поднял голову, все трое уставились на нас. Завидев мой взгляд, отвернулись. Я решил, что они просто шутят над нашей «сюсюкой» на скамейке. Может, рассматривают Симону.

Всё же они были по другую сторону путей, угрозы никакой. Поэтому я спокойно извинился и пошёл в туалет.

Пока я мыл руки, услышал крик — я бы узнал голос Симоны где угодно. Я выбежал и увидел, как её окружили трое. Самый высокий держал её в захвате, приподняв над землёй, двое других оглядывались в поисках свидетелей.

Заметив меня, двое ринулись ко мне. Симона вскрикнула.

Время замедлилось. Я подумал: неужели это происходит со мной? Такое ведь не случается.

Но случалось. Они были в паре метров. Шансов в драке не было: каждый из них почти вдвое больше меня. Единственное, что могло спасти, — скорость.

Как приёмщик в футболе, я сделал финт, будто убегаю, и резко рванул к просвету между левым парнем и краем платформы, чуть не свалившись в пятиметровую яму. Он попытался схватить меня, но я пробил плечом его руку, разогнался и сшиб Симону и её захватчика с ног.

Я оказался сверху, ударил его локтем в рёбра. Пока перекатывался, услышал глухой удар и визг: один из других толкнул Симону, и она упала на рельсы метрах в двух от нас.

Я попытался встать, но тот схватил меня за лодыжку, дёрнул — я рухнул и ударился челюстью так, что искры посыпались.

Я дико лягнул ногой, попал ему в живот, вырвался и почти поднялся, когда меня вновь схватили в захват.

Сдавили так, что я испугался — трахея лопнет. Я бился и царапался, но хватка не ослабевала… пока не раздался гудок.

Приближался поезд.

Симона на рельсах.

Меня швырнули на землю, тяжёлый ботинок врезался в спину, вышибив воздух.

— Сваливаем! — крикнул кто-то. Они ринулись в бегство.

Симона в панике карабкалась по стене; роста ей не хватало — всего полтора метра. Она доставала до края платформы, но тот был закруглён, зацепиться невозможно.

Я протянул руки, пытаясь вытащить её, но сил не хватало. Может, при чуть большем времени мы бы справились, но поезд был уже близко. Через секунду вырвется из туннеля.

Увидев поезд, мы бы не успели даже среагировать. Внизу не было места увернуться от тяжёлого состава.

Я позволил себе полсекунды: закрыть глаза, думать, думать… Представил, как поезд вылетает, Симона кричит моё имя, стоя у рельс, её кости крошатся, и я остаюсь без неё.

Я мог попытаться снова схватить её — и мы бы лишь держались за руки, пока поезд её раздавит.

Поднять её было нереально. Оставался один сценарий выживания:

— Ляг по центру путей животом вниз! — крикнул я.

Без колебаний она отпустила мои руки, перебежала и легла, прижав руки к бокам.

И тут же из туннеля вылетел поезд. Её правая рука лежала прямо там, где должен пройти колёсный блок.

— Слева ещё чуть-чуть! — завопил я.

Она сдвинулась на сантиметр, и поезд накрыл её.

Она кричала так громко, что я слышал сквозь грохот. Визг длился, пока состав не остановился. Наступила длинная секунда тишины: двери открылись, пассажиры переговаривались, голоса сливались в фальшивый хор.

— Симона! — закричал я.

Я подбежал к машинисту, попросил не трогать состав, пока Симона не выберется. Вместе мы помогли ей протиснуться и подняли на платформу.

Я вызвал полицию и всё рассказал, но тех троих так и не нашли. Мне было всё равно — Симона жива.

Следующую неделю она жила у меня. Почти каждую ночь плакала во сне, но постепенно пришла в себя — разве что метро по ночам больше не рисковала.

Через пару недель мы лежали в постели, и теперь плакал я.

— Я так боялся, что ты умрёшь, — говорил я. — Не смог бы жить без тебя. Это моя вина, я не должен был оставлять тебя одну.

Она поцеловала слезу и обняла крепко.

— Но ты знал, что делать. Ты спас меня.

— Я не знал. Сказал первое, что пришло в голову. Понятия не имел, раздавит ли тебя поезд. Просто понял, что не успею вытащить. Надо было хоть что-то попробовать.

— И это сработало.

— Почему ты так поверила мне? — спросил я. — Почему, когда я сказал лечь, ты просто легла?

— Ты мой парень, — ответила она. — Ты всегда рядом, когда я нуждаюсь. Ты всегда поступаешь правильно. Я знала, что ты не дашь мне погибнуть.

Годы спустя у нас была прекрасная свадьба в той же церкви, где крестили Симону. Я рыдал, когда она шла к алтарю; мы оба рыдали, читая клятвы; когда мы поцеловались, наши лица были такими мокрыми, что скользили друг о друга, будто две склизкие рыбины.

Медовый месяц мы провели в Греции, взобрались на Акрополь. Держались за руки, глядя на закат. Я поклялся, что, чего бы мы ни добились, Симона всегда будет главным в моей жизни. Хоть я продам миллион книг, хоть ни одной — я буду любить её больше всего. Она всегда в приоритете.

Симону приняли в одну из лучших докторских программ по английской литературе, и мы переехали в ещё больший город. Она училась и подрабатывала официанткой по выходным. Я устроился преподавателем в школу и по вечерам писал романы.

Через год моя карьера начала идти в гору. Всё началось скромно: издательство взяло мой дебютный хоррор-роман, минимально поправили — и издали.

Поначалу его купили пару дюжин человек. Каждую неделю продаж было чуть больше; через несколько месяцев я даже собирался выйти в ноль. И тут одна девушка выложила видео в TikTok: «Самая жуткая книга 2025 года». Она сделала краткий, без спойлеров, пересказ, ахала, повторяла: «Вы не поверите, что будет дальше». В конце призналась, что неделю спала со светом после прочтения.

Видео стало вирусным: десятки миллионов просмотров, миллион лайков. Другие блогеры взялись за обзоры, люди снимали реакции на финал, гадали, мёртв ли убийца на самом деле. Будет ли продолжение?

Книгу начали скупать так быстро, что типография, с которой работало моё издательство, не справлялась. Пришлось нанять вторую, потом третью.

Подростки-готы были не моей целевой аудиторией, но я был на седьмом небе. Заходил в магазины и видел целые витрины с моими книгами, ездил на автограф-сессии, выступал на одной сцене с писателем мирового уровня.

Когда хайп поутих, продажи шли ровно. Тут издатель поставил мне дедлайн: 45 дней на завершение сиквела, о котором я и не думал.

Школа отнеслась с пониманием, когда я уволился за неделю. Шанс один на миллион, надо ковать железо. Полтора месяца я делал только одно — писал.

Я, конечно, замечал, что Симона подавлена. Мы почти не разговаривали, секса не было вовсе. Раз в неделю она пыталась вытащить меня на свидание, но я был слишком занят. Я повторял, что как только закончу книгу, всё изменится. Меня бесило, что она «не понимает».

Её расстроило ещё больше, когда я стал выпивать по вечерам. Немного, но ведь если ты пишешь и думаешь по двенадцать часов в день, нужно что-то, чтобы расслабиться. Я кричал на неё не раз.

Я всё твердил себе — скоро начну относиться к ней лучше. Но потом сиквел превратился в трилогию, затем я начал новую серию. Перерыва не находилось: читатели капризны, стоит замедлиться — уйдут.

Симона перестала справляться с учёбой; когда она жаловалась, я говорил: если тяжело — бросай.

Когда именно она бросила, я не заметил — прошло, наверное, недели две. Она лежала в кровати, ни о чём со мной не говорилa.

Однажды я заставил себя закончить пораньше. Я правда чувствовал вину. Понимал, что пренебрегаю ею, просто всё время было что-то «срочное». И я знал, что она никуда не денется.

В тот вечер я забронировал путешествие на следующий месяц — нашу годовщину: Гавайи, хороший курорт.

— Целую неделю ни слова не напишу, — пообещал я. — Только мы вдвоём.

Она лишь кивнула — и я понял, что не верит. Но я был искренен. Просто чем ближе поездка, тем яснее: я отстаю по новой книге. Подумал, если перенести отпуск на пару недель, будет больше времени.

Всё бы сработало. Если бы не то, что в день нашей годовщины её переехал поезд метро.

Голосовое сообщение я прослушал после того, как полиция сообщила о её смерти. Я писал, когда они позвонили.

Сказали, что она легла на рельсы. Плашмя, руки вдоль тела. Очевидцы говорили, будто она пыталась спрятаться под поездом — уйти от удара.

Она почти успела. Ещё бы дюйм влево — и жива.

После звонка я первым делом включил её сообщение:

«Я иду на станцию метро, ближайшую к дому. Надеюсь, ты придёшь. Несмотря ни на что, я знаю, что ты придёшь. Я люблю тебя».

Сейчас я думаю только об одном: она лежала там, уверенная, что я что-то сделаю, успею спасти. Верила ли она, что я прибегу в последнюю секунду?

Умерла ли она, всё ещё думая, как раньше, что я никогда не позволю с ней случиться беде?

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Если вы читаете это, поймите одно.8

Это не рассказ. Я не гонюсь за вниманием. Мне не нужно сочувствие.

Мне нужно, чтобы кто-нибудь поверил мне.

Потому что, кажется, я совершил ошибку, которую нельзя исправить.

Вы уже знаете эту консоль.

Все с ума сходят, пытаясь её достать — ночуют у магазинов, рвут друг друга на онлайн-площадках.

Я взял свою дёшево у парня, который выглядел так, будто не спал неделями. Кожа вокруг глаз шелушилась. Пока мы разговаривали, он всё время косился мне за спину. Он сунул мне коробку и прошептал:

«Она не отпускает».

Я рассмеялся. Подумал, что он под кайфом.

Но мне надо было бежать.

Всё началось, как только я подключил её.

Комната потемнела — не лампы, а сам воздух. Будто что-то густое и невидимое заполнило пространство.

Была одна предустановленная игра. Без названия. Лишь глючный значок: фигура на коленях под чёрным солнцем. Как только я запустил её, экран дёрнулся — будто сама консоль вздрогнула.

«ДЕНЬ ПЕРВЫЙ: ЗАДАНИЕ ПРИНЯТО».

Никакого титульного экрана. Никаких настроек. Просто я, брошенный в разрушающийся, зловещий мир.

Но тревожнее всего была не обстановка — а тон.

Тишина не была тишиной. Она давила. Как задержанное дыхание. Как ожидание.

Моей девушке это не впечатлило.

— Тебе тридцать восемь, — сказала она. — Почему ты каждую ночь прилип к этой штуке, как подросток?

Она говорила, что я перестал слушать, что разговариваю во сне, что выкрикиваю имена, которых она не знает.

Она умоляла меня сделать перерыв. «Хотя бы одну ночь без игры».

Я пытался. Честно. Но не мог перестать думать о ней — о шепчущих деревьях, бесконечных коридорах, о том, как затенённые NPC смотрят, не двигаясь.

Я твердил себе, что это всего лишь погружение. Что это впечатляющий дизайн.

Но игра знала обо мне слишком много.

На одном уровне я нашёл заброшенную хижину — точь-в-точь как та, где мы семьёй жили на каникулах, когда мне было девять. Вплоть до разбитой лампы у окна.

Та лампа разбилась во время грозы, когда я был ребёнком. Игра никак не могла знать это.

День восьмой: «Начинается Внешнее».

Я шёл по выжжённому лесу в игре, когда увидел надпись, вырезанную на дереве:

«СХОДИ С ТРАМВАЯ. ОН СМОТРИТ».

Тем же днём я поехал в город на трамвае.

И тогда я увидел его.

Сгорбленный на заднем сиденье. Встал бы — был бы семи футов ростом. Кожа как папиросная бумага. Почтовая сумка, дёргающаяся сама по себе.

Шепчущий Почтальон.

Он повернул голову — медленно, рывками, как кукле силой разворачивают лицо — и прошептал не мне, а окну:

«Повышение уровня».

Я едва не закричал.

Они начали следовать за мной.

Те, из игры.

Чумная Вдова, заплаканная за прилавком аптеки.

Бескожая Собака, рычащая за детской качелей в парке.

Пустотелый Мальчик, сидящий у моего подъезда и напевающий музыку экрана загрузки.

Я перестал спать. Перестал есть. Пытался удалить игру, сбросить консоль. Она не давала.

Каждый раз, когда я выключал её, она включалась сама. Игра запускалась автоматически.

И каждый раз:

«Следующий уровень открыт».

Моя девушка ушла на прошлой неделе. Сказала, что во сне я бормотал, называл её «Свидетельницей», говорил, что она «останется позади». Сказала, что мои глаза выглядят… пустыми.

Что моё отражение улыбалось, когда я нет.

Вчера был ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ: «РАЗРЫВ».

Уровень начался в моей собственной квартире.

Идентичной. Те же постеры. То же пятно от прожжённого косяка на ковре.

Я ходил по ней в игре — каждый ящик, каждая фотография, каждая вещь на своём месте.

Но она была не пустой.

За стенами звучали голоса.

Они шипели хором:

«Мы Невидимые. Ты привёл нас сюда».

Когда я вышел из игры, консоль не погасла.

На экране было моё настоящее лицо — не персонажа. Моё. Смотрит. Улыбается. Не мигает.

Я выдёрнул шнур. Спрятал консоль в коробку. Закинул в шкаф.

Она всё равно включилась.

Я пишу это сейчас в спальне. Почти четыре утра.

Что-то только что скользнуло по трубе моего камина.

Я слышал — скрежет костей о кирпич. Хруст чего-то, что ломалось, чтобы протиснуться.

Тяжёлые шаги. А потом голос, который я слышал в игре два дня назад:

«Мы почти закончили, Хозяин. Остался один уровень».

Я вбежал в комнату и запер дверь.

Я слышу их в коридоре.

Чумная Вдова плачет.

Бескожая Собака нюхает воздух.

Пустотелый Мальчик тащит что-то тяжёлое и хихикает, шепчет:

«Ты провёл нас».

Они царапают стены. Не стучат — царапают.

Кто-то дышит под дверью.

«Дверь не настоящая, знаешь ли».

Сквозь щель лезет рука. Тонкая. Суженная. Неправильная.

Я не знаю, что будет, если я сыграю последний уровень.

Не знаю, что будет, если не сыграю.

Пожалуйста.

Пожалуйста… если найдёте одну из этих консолей —

Не подключайте её. Не включайте.

Не запускайте игру.

Потому что, как только вы это сделаете…

Игра начнёт играть вами.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit