И я терпел, тихо желая про себя, чтобы у этих мерзавцев обнаружили опухоль, а у их знакомых, родителей и детей выявили такие тяжёлые заболевания, чтобы сам зачинщик страдал не только физически, но и морально.

Да, это жестоко. Бесчеловечно.

Но это мысли. Которые никогда не должны были ни к чему привести.

У всех людей рано или поздно возникают пугающие своей жестокостью картины в голове, но это не значит, что они монстры. Это нормально.

А потом машины начали разбиваться.

Стоило мне только услышать восточные завывания с улицы в тот момент, когда я уже засыпал, как звучание сразу же прерывалось треском металла и звоном стекла.

И мне стало страшно.

Я быстро осознал, что мои мысли имеют свойство исполняться. И что моя аморальность может быть намного выше, чем я представлял.

Если вернуться к началу – да, я действительно убил собственного отца. Не специально, фраза пролетела в голове сама собой. Шальная мысль, которая привела к большим последствиям.

Я стою у могилы отца. Рядом в платочках – тётя, сестра, двоюродные и троюродные с разных сторон. Небольшая кучка незнакомых мне людей.

И мама.

Глаза заплаканы, аккуратно вытирает нижние веки салфеткой.

– За что, господи? – тихо шепчет она.

Не осознавая, какой силой воли я сдерживаю мысли о её гибели.

– Ты как? – спрашивает сестра. – Ты бледный.

– Всё в порядке. Где можно поесть?

– Там... мы сейчас стол накроем, подожди чуть.

– Ага.

Нужно отвлекаться. Когда чувствуешь приступ нежелательных мыслей, лучше всего взять себя в руки и переключиться – как щёлкнуть пультом телевизора. Только проблема в том, что каналы возвращаются к первоначальному экрану.

Родственники за столом большую часть времени молчат, лишь изредка перешёптываются. Перед каждым – гранёный стакан с водкой на дне, рядом кусок хлеба.

Жизнь течёт медленно, дни длятся как недели. Постоянная кропотливая работа над собственными мыслями не даёт расслабиться.

Я несколько раз ловил себя на том, как представлял смерть знакомых, всех людей в целом, известных личностей, но это были не желания. Просто изображения их гибели в голове, не больше.

Вчера я случайно убил известного футболиста, проверяя, что именно требуется от моих мыслей, чтобы «простые картинки» превратились в желания.

Весь интернет не замолкает, на всех новостных каналах – некрологи.

Пытаюсь разобраться в своих чувствах, эмоциях, но ничего путного не нахожу. Мне, конечно, грустно от того, что умер человек, но когда вынужден контролировать свою башку от подобных мыслей, жалость отходит на второй план. Один человек меркнет в сравнении с тем огромным количеством, которое я могу истребить.

Я сижу за компьютером, пролистывая новостные сайты, и задумываюсь.

Может ли быть так, что от убийства ещё кого-нибудь мне станет легче? Может, если дать волю своим мыслям, навязчивые идеи исчезнут? Если не навсегда, то хотя бы на время?

С такими мыслями я искал в интернете мерзавцев, которые гарантированно заслуживали смерти.

Кандидатура быстро нашлась – всем известный диктатор Северной Кореи.

С небольшим облегчением я дал волю желаниям, представляя смерть диктатора в красочных подробностях.

Вот он идёт к военнослужащим неторопливым шагом, руки за спиной, поддерживая осанку. Подбородок надменно приподнят, зализанные волосы свисают по бокам.

Он приказывает одному из солдат застрелить его, но солдат отказывается. Стоит в оцепенении, держа в дрожащих руках автомат Калашникова.

Диктатор зло цокает языком, выхватывает оружие, прикладывает дуло к виску и нажимает спусковой крючок.

Всё. Один плохой человек в мире исчез.

Только прошла неделя, а новость так и не появилась. Сайты молчали, все до сих пор муссолили смерть футболиста.

Тогда мне показалось, что желание не сработало – и стало легче на душе. В сердце грелась радость, что всё прекратилось и больше не нужно держать голову в строгом контроле.

Ужасы закончились, а с ними пришла свобода.

Я пожелал смерти сестре диктатора и всем его ближним соратникам, даже не зная их имён. Просто так, без особой причины – немного для того, чтобы убедиться, что мучения закончились, и чтобы проверить, закончились ли они на самом деле.

В воскресное утро я просыпаюсь от звуков сирены в городе.

Захожу посмотреть новости – тревога учебная.

Вроде можно расслабиться, но тут попадается новость о причинах этой тревоги:

«В результате внезапной ракетной атаки КНДР два крупных города Южной Кореи, Пусан и Тэджон, подверглись ядерным ударам. По предварительным данным, жертвы исчисляются десятками тысяч, инфраструктура разрушена, радиационное заражение распространяется на соседние регионы.

Хронология событий:

– 04:30 – Северокорейские баллистические ракеты «Хвасон-17» запущены с территории провинции Чагандо.

– 04:42 – Системы ПРО Южной Кореи и США зафиксировали цели, но перехватили лишь одну из трёх ракет.

– 04:48 – Два ядерных заряда мощностью около 100 килотонн каждый детонировали над центром Пусана и промышленной зоной Тэджона.»

Сердце отдаётся стуками в ушах, взгляд расширен. Холодный пот на коже.

Скроллю ниже.

«США привели войска в повышенную боевую готовность, авианосец USS Ronald Reagan направляется к Корейскому полуострову.

– ООН экстренно созывает Совет Безопасности.

– Китай закрыл границу с КНДР и призвал к сдержанности.

– Жители Ульсана, Кванджу и Тэгу массово покидают города. В Сеуле введён режим ЧС, метро остановлено.»

Так началась ядерная война.

Сила управлять жизнями. Решать, кто может умереть, а кто останется жив.

Выглядит как награда, и, возможно, в правильных руках ею бы и была.

Но я своими желаниями лишь многократно повысил вероятность собственной гибели.

Этой ночью я плакал. Хватал себя за волосы и бился головой о стену, не позволяя себе думать о чём-либо.

Терпел и страдал.

Ох, как же я страдал.

Даже не учитывая, что тем вечером я убил свою мать, сестру и всех знакомых – я всё равно страдал. Потому что не мог остановиться.

Желания появлялись одно за другим именно потому, что мне нельзя было о них думать. Чем сильнее я пытался прервать мысль, тем сильнее она пыталась пробиться через хрупкую перегородку моей жалкой воли.

Я сидел на диване с ножом в руке. Игрался, покручивая остриё на пальце.

Пытался понять, смогу ли надавить так сильно, чтобы пошла кровь.

Не смог.

Резать себя слишком сложно. Удивительно, как кто-то умудряется этим заниматься регулярно.

Шум на улице стал привычным, машины разъезжали чаще, грузовиков стало больше.

Мир погряз в суете. Мировые новости не замолкали.

Война между Кореями захватила умы людей. Никто не мог представить, что она когда-нибудь начнётся – предпосылок не было никаких.

Лишь одно событие вызвало во мне жалкую улыбку: корейский диктатор вышел на публику, чтобы произнести речь.

Мёртвый диктатор. Двойник или компьютерная копия?

В голове мелькнула идея проверить – пожелать его смерти, но я прервал её.

А потом всё-таки вернул. И закончил.

Какая разница? Я больше не могу себя ограничивать. Когда убил всех родных, нескольких известных людей и кучу ни в чём не повинных граждан, разве есть смысл прекращать?

Новости про Владивосток идут одна за другой. Ядерный выброс добрался и до него.

Удивительно, но в пламени бушующего ядерного конфликта все остальные страны резко замолчали.

Региональные конфликты прекратились или заморозились. Политики думали, что если где-то вспыхнет ядерный конфликт, он цепочкой продолжится по всему миру.

Но нет. Мировые лидеры и правда замолкли.

Это показалось мне таким смешным, что я убил парочку из них – просто из любопытства. Что же будет дальше?

Ничего. Все президенты, гибнувшие от моей руки, просто прекращали публично выступать, оставляя комментарии из-за кулис.

А я продолжал смеяться, глядя на это с экрана монитора.

Прошла мобилизация, но я под волну не попал.

Корейская война закончилась, но вспыхнула парочка новых. Не знаю каких – я давно перестал следить за новостями.

Заперся в своей комнате, закрылся от всего остального мира. Заткнул уши берушами, закрыл глаза маской и замер.

Прекратил мыслить.

Не сразу понял, что погрузился в транс. Дал мыслям просто течь через себя, не придавая им определённой формы.

Единственное, что давало знать, что я не уснул, – моя улыбка.

Я улыбался, скрипя зубами.

Потому что, как оказалось, все эти бесформенные мысли, текущие через разум, имели ядро. И бесформенными они были лишь по моему самоубеждению.

Каждая из них просила смерти. Всех, кого я знал поимённо, тех, кого видел лишь с экранов. Незнакомцев и старых друзей, родственников и дальних знакомых.

Я убивал не переставая, думая, что делаю правильные вещи – ограничиваю своё мышление.

Я лежу на полу в тишине.

Не уверен, сколько прошло времени. День? Неделя?

На потолке – разводы. В них я вижу лица. Не людей, а контуры.

Они все мертвы. Все мои.

Я знаю, что никто не придёт. Я убил даже тех, кто мог случайно пройти мимо.

В холодильнике пусто. Воды нет. Но я не чувствую голода. Организм требует, но я отказываюсь понимать.

Я нашёл старую мягкую игрушку – кажется, её забыли прошлые жильцы.

Я назвал её "Мир".

Я говорю с ним. Спрашиваю, кого он хочет убить сегодня.

Он не отвечает, но я чувствую, что понимаю.

Я смеюсь, а потом плачу. Потом одновременно.

Мне больше не нужно закрывать глаза, чтобы видеть смерть – она теперь на белых стенах.

Мои мысли не мои. Я чувствую, как они протекают через череп – как вода сквозь тряпку.

Я снова вспомнил себя. Имя. Возраст. Род.

Стер.

Теперь я – просто проводник.

Сегодня я додумался попросить смерти одного человека, имя которого хорошо знаю.

Удивительно, что не сделал этого раньше.

Теперь осталось только ждать. Я попросил, чтобы это было не слишком быстро.

Налог на имя ввёл ещё императора Улан Седьмой. Тогда Хэйвины уже прогнали Тьму, и остались среди людей, чтобы защищать нас,  но им требовались продовольствие, жилье, развлечения. Прибавьте к этому содержание императорской семьи: многочисленных жён, наложниц и отпрысков. Казна пустела. И тогда был придуман налог за каждую букву имени, каждого члена семьи. Уставший и обедневший от войны народ, не придумал ничего лучше, чем называть своих детей одной буквой, но это было не выгодно для Империи, и тогда вышел новый закон, что имя не может быть меньше, чем из двух букв. С тех пор бедняки называют своих детей двумя буквами, а те, кто богаче может добавить ещё пару для благозвучности. В нашей деревне ещё оставались несколько стариков с именами в одну лишь букву, но с каждым годом их становилось все меньше.

Наспех приготовив еду, я растянулась на лежаке и задумалась. Мама никогда не любила Хэйвинов, и у неё на это были причины. Они для нашей семьи, что проклятье, сначала они забрали отца. А потом и Мю из-за них перестала говорить. И, если говорить правду, то Хэйвины стали для всего народа неподъёмной ношей.

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок, усеянный трещинами. Однажды, этот домишко развалиться и мы останемся совсем без крыши над головой, такая была моя последняя мысль, прежде чем я заснула.

Мои сны были разными, и в тоже время одинаковыми. Это были разные места, разное время года, и я будто бы была разная, но всех их объединяло одно – животный страх, чувство обречённости. Вот и в тот раз, я точно помню, мне снилось, что что-то гонится за мной. Я не вижу это, но чувствую. Оно ищет меня, а я прячусь, бегу через болота, кусты, развалины, по самому краю обрыва. Подо мной города, мерцают тысячами огней, но они далеко и мой сдавленный крик едва ли кто-то услышит. Я знаю, что это лишь вопрос времени, и скоро оно поглотит меня. В какой-то момент становится тяжело бежать, и я прячусь за большим камнем. В кровь, стирая руки, выкапываю маленькую норку и с трудом забираюсь туда, закрываю глаза и молюсь Небесным Покровителям, чтобы сейчас же появились Хэйвины. Но этого не происходит. Слишком поздно, оно нашло меня, оно близко, оно чувствует мой страх, становится слишком темно, и я начинаю кричать…

Я еле оторвала голову от подушки. Стук, назойливый стук въелся в голову, я спала или уже нет?

Нужно было вставать.

Выйдя из комнаты, я увидела странную картину: мама и Ви стояли друг напротив друга, как бойцы, что дерутся на потеху публики за деньги. Ви явно проигрывала. Ул и Мю стояли у стены, с трепетом ожидая: в чью пользу завершится противостояние. А между тем в дверь кто-то настырно стучал.

- Что происходит? - я спросила я Ула.

- Ви собирается на танцы, - не отрывая глаз от мамы, ответил брат. – А мама не пускает.

- И что? - сложно было сфокусировать взгляд на ком-то одном, все расплывалось и рябило.

- Да вот, Мю думает, что Ви удастся отпроситься, а я говорю, что сегодня Ви точно никуда не пойдёт, - Ул нервно ёрзал, наверное, беспокойное тело жаждало движения.

- Ты никуда не пойдёшь! – сказала мама и глаза, ееё воспалённые от солнца, нехорошо блеснули.

- Почему? Мы вообще никуда не выходим! - визжала Ви. - Ни меня, ни Мю, ни Ул! Даже поиграть с другими детьми им нельзя!

- Я переживаю за вас!

- Переживаешь? Я вот помню, как Ли играла со своей подружкой, как мы ходили на речку, как все было хорошо, но что изменилось теперь? Почему мы, как затворники должны быть все время дома?

- Ты не понимаешь, Ви. Не стоит говорить о том, чего не знаешь, - сухо ответила мать.

- Но меня ждут друзья, - заскулила Ви. – Я обещала им. Они сказали, что я могу статья частью их…

Словно в подтверждение этих слов в дверь снова постучали.

- Обещала? Кому?! – на мгновение мне показалось, что мама сейчас ударит Ви. – Этим бездельникам? Богатеньким детишкам? Тунеядцам? Они тебе неровня! В конец концов ты останешься не с чем, пойми это, - мама опустила руки, и плечи её задрожали. –Танцы и песни не помогут тебе в этой жизни стать большим человеком… Да, кто там стучит!

Ви дёрнулась к двери, но мама ловко перегородила ей путь.

- Стой, где стоишь, - приказала мать. - Ли, открой дверь и скажи, что твоя сестра никуда не пойдёт. Она вообще больше из дома не выйдет!

- Мама! – взвизгнула Ви.

- Молчать!

Я наспех пригладила волосы, расправила платье и рывком открыла хлипкую дверь.

- А Ви сегодня не вый…дет.

Я сразу его узнала. Как я могла его не узнать? Его образ часто мелькал в моих мыслях. Он был словно из рода Хэйвинов: хорошо сложенный, красивый, высокий. Мне пришлось задрать голову, чтобы взглянуть в его зелёные глаза.

- Привет, - он бесстыдно рассмотрел меня с ног до головы. – Ви уже выходит?

- П… привет. Нет. Сегодня... не выйдет...

- Нет? А завтра?

- И завтра тоже... она не выйдет вообще, - слова путались, а язык не желал слушаться, - и... да… до свидания.

- Очень содержательный разговор, - он подставил ногу, не давая закрыть дверь. – Жаль, мне очень нужна была Ви. А ты её сестра, да? Кажется, Ли? Верно? Ви говорила о тебе.

Если обо мне говорила Ви, я даже не хотела знать, что он теперь обо мне думает.

- Д… да. Ли.

- Не будет Ви, так может будет Ли?

- Спасибо за приглашение, - втянув голову в плечи, прошептала я, - но у меня были другие планы.

- Какие? – он сдвинул черные брови к переносице и картинно удивился.

- Заработать пару монет, чтобы не умереть с голоду, - в это время в голове у меня крутилось только одно: ради Хэйвина, Ли, просто замолчи! закрой рот и дверь!

- Ты работаешь в шахтах отца?

- Нет, - я никак не могла оторвать от него глаз. Вблизи он выглядит даже лучше, чем в те моменты, когда мне удавалось увидеть его на улицах или на базаре. - Я работаю на полях. С мамой, - последнее было явно лишним.

- Так ты сборщица риса, благородная профессия… точно, я вспомнил! Это ты же отказала Вуну?

Меня бросило в пот, а во рту стало очень сухо, так что язык приклеился к небу.

- Не... нет, вы меня с кем-то путаете.

- Да, да! Ты та самая - Ли, что разбила сердце жирному сынку распорядителя рисовых полей. Ого, и ты всё равно там работаешь? Наверное, ты очень хорошая сборщица риса!

Пора было заканчивать этот позор. Я сказала и так слишком много.

- До свидания, - я вновь попыталась закрыть дверь.

- Постой, – он не дал мне этого сделать и сам заглянул внутрь. - Может, все-таки пойдёшь? Мне нужна спутница на вечер.

- Выбери любую.

- Но мне не нужна любая. Мне нужна красавица. Я поспорил с ребятами, что приведу сегодня на вечер обворожительную девушку. Вроде тебя, - он улыбнулся, той самой искренней, открытой улыбкой, как улыбаются люди, которым нечего скрывать.

От его слов сердце в груди забилось сильнее, а перед глазами поплыли радужные пятна. Хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться – я не сплю. Иногда вечерами я представляла себе, как Тонгу говорит мне эти слова, как улыбается мне, а потом… мы женимся! Но едва ли сейчас эти фантазии смогут воплотиться в жизнь.

- Ли, закрой дверь! – крик матери пробудил меня из минутного забытья.

- Кажется твоя мама не в духе. Быстрее решайся! – Тонгу подмигнул мне.

- У меня работа…

- Я заплачу тебе за этот день. Хочешь, я заплачу тебе за неделю? Я серьёзно отношусь к спорам.

- Нет. Нет… Спасибо. Мне пора, - я поддела его ногу и вытолкнула незваного гостя за дверь, а потом вновь открыла. – До свидания.

- Подумай, если что, - он сощурил чуть раскосые глаза. – Где мой дом - знают все. Скажи, что тебя позвал Тонгу. Буду ждать.

- Хорошо, - прошептал я, и закрыла дверь.

Знаешь, о чем я подумала в тот момент? Почему он пришёл к нам в дом именно сегодня, именно сейчас, именно после того, как я только встала? Именно в тот момент, когда наверняка мои черные длинные волосы сбились в колтуны, а на бледном лице ещё есть следы усталости и помятости от сна? Тонгу, как всегда, был безупречен, а я была… как поломойная тряпка. Идеальный союз.

– Мама, он ушёл.

Ви стояла у окна и смотрела вслед удаляющемуся Тонгу с самым прискорбным видом. Она попыталась подать ему какие-то знаки руками, но мама грубо оттащила её от окна.

- Что он тебе сказал? – спросила Ви, нависнув надо мной, – что ты сказала?

- Ничего такого. Сказала, что тебя сегодня не будет.

- А он?

- Ви, какая тебе разница? - мама пыталась говорить спокойно, но голос её был выше, чем обычно. – Имей честь. Ты же девушка.

- Так что он сказал? – не унималась сестра.

- Сказал хорошо. Сказал и без Ви будет прекрасно.

- Вы об этом так долго говорили? – я почувствовала на лице горячее дыхание Ви. – Учти он даже не посмотрит на такую замухрышку, как ты, - прошептала она. – Я знаю, о чем ты думаешь.

- О сне, - сказала я, отталкивая Ви. - И отдыхе. О том, что нам уже пора идти на работу.

- Ты по нему уже давно слюни пускаешь, - прошипела сестра.

- Успокойся, - рявкнула я и зачем-то топнула ногой, получилось скорее смешно, чем грозно. - Куда мне тягаться с тобой, ты идеальна во всем и руки у тебя не сморщенные от воды. Довольна?

В этот день нас никто не провожал. Я взяла мать под руку, у неё болела ушибленная утром нога и мы спешно направились на работу.

Над полями навис призрак утренней трагедии. Все говорили чуть тише, чем надо, и даже работа шла медленнее.

Я заметила, что мать морщиться и часто потирает спину, все норовит распрямить ногу, то вновь её согнуть.

- Что с тобой? - спросила я не в силах смотреть за её мучениями.

- Нога, - она сморщила лицо от боли, - не успела обработать. Ничего страшного, день-два и пройдёт. К празднику Восхваления уже буду бегать.

Я разогнулась и высыпала пригоршню рисинок в корзину.

- Так нельзя. Если будешь болеть, не сможешь работать, - я попыталась повторить мамин нравоучительный тон, но получилось плохо.

Мама присела на пень, торчавший из воды.

- Если бы ваш отец был с нами, все было бы иначе.

- Все было бы иначе, - согласилась я.

Я думаю, мы вкладывали разный смысл в эти слова. Для мамы, Ви, Мю и Ул будь отец жив, все было бы лучше, жизнь их, несомненно, была бы проще. Для меня все было бы так же, а может и хуже. Об отце вспоминать не хотелось.

- Я скучаю по нему, - сказала мама.

- Я тоже.

Это не было враньём, иногда я очень хотела, чтобы он был рядом. Но чаще я благодарила Небесных Покровителей, что он покинул нас навсегда. Последние зимы рядом  с ним стали для меня мучением. При воспоминаниях об отце заболели пальцы.

Я продолжала машинально собрать скользкий рис. Мама что-то говорила, но я не слушала, отвечая иногда невпопад.

- Пошли домой, - неожиданно сказала мама.

- Мы набрали совсем мало.

- Мне нужно отдохнуть.

- Хорошо.

Вечерние мгновения после работы были самыми любимыми для меня. Это не тоже, что днём, где после отдыха тебя вновь ждёт работа. Вечером совсем другое, есть целая ночь и кто знает, что может случиться, пока спишь. Даже идёшь медленно, вдыхая чуть сладковатый воздух, и в душе появляется странное чувство - все будет хорошо. Работники шахт уже в деревне и основные улицы оживают: слышен шум из питейных, с рынка долетают разговоры, на улицу высыпают дети, прятавшиеся от жары по домам. Нам нужно было пройти практически всю деревню, чтобы попасть домой. Я думала: «сейчас придём, я позанимаюсь с Мю (мама говорила, что это бесполезно), поедим и ляжем спать». Казалось и счастье где-то близко.

Мама шла тяжело, чуть вразвалочку, держа меня за предплечье. Она часто останавливалась и вздыхала. Даже через многослойную юбку было заметно, что её нога распухла.

- Тебе надо к лекарю, - уверенно заявила я.

- Это дорого.

- У нас есть немного средств.

- Это для Ви, если она поступит в академию, то нужно будет купить ей одежду, оплатить проезд, да мало ли что. Подождём. Осталось совсем не много.

До дома с остановками и отдыхом мы добрались затемно.

Спасибо за прочтение!