Глава тридцатая. Сладкий путь.
И вот я на новом велосипеде с дисковыми гидравлическими тормозами. С дорогой и легкой, как перышко палаткой необычной конструкции. Надувающийся термостойкий матрас я тоже купил новый. Единственное, что у меня было неподходящего для путешествия на велосипеде – это одежда. Берцы, джинсы, байка и флотский бушлат не совсем подходили для езды на велосипеде, но я оделся именно так по идеологическим соображениям, внешний вид для меня значил больше, чем комфорт. Поехал я не сразу в Таллинн, а решил сделать круг и заехать сначала в Тарту, и только потом отправиться в столицу Эстонии. Поехал я через Валку-Валгу. Город этот стоит на самой границе и одна половина эстонская, а другая латвийская. Я слышал о том, что некоторые уже живут в Латвии, а на работу ходят в Эстонию, потому что там больше платят. Вечером, когда я был уже недалеко от этого приграничного города, разразилась жуткая гроза. Молния ударила прямо в дерево недалеко от дороги, и это меня очень напугало. Я даже остановился, и засел в канаве на час, для верности сняв серебряные кольца, которые у меня были на каждом пальце.
Утром я быстро проехал небольшой городок, оказался в поле под палящим солнцем, один на один с сильным встречным ветром, и на достаточно разбитой и узкой дороге. Как это всегда у меня бывает в начале путешествия желудок начал перестраиваться на другой режим работы, и меня тошнило. В Тарту, некогда называвшемся Дерптом и даже Юрьевым я лишь поглазел на высотные краны, которых там было много, полюбовался большой скульптурой воина с мечом, съел ненормально большую порцию мяса с рисом в бистро. После ужина я немного отъехал от города и заночевал в густом еловом лесу. В первую ночь, как всегда в начале путешествия, я почти не спал, но во вторую я дрых, как убитый, так что на следующий день проснулся очень поздно и очень долго поднимался, завтракал, складывал вещи. Только поздно вечером я добрался до окраины Таллинна, потеряв спидометр, обнаружив, что задний тормоз потек и не работал.
На следующий день я с утра ездил по всему Таллинну и искал велосервис, в котором умели чинить гидравлические тормоза, и все-таки нашел такой. Мастер пока чинил, говорил со мной по-английски, спрашивал, куда я еду, и даже не взял с меня денег за ремонт. Я заплатил только за новый спидометр, перед прощанием, добрый мастер вдруг перешел на русский, сказал, что и этот язык не стоит на всякий случай забывать. Потом мне пришлось долго ждать парома до Хельсинки. Хотя границы между Эстонией и Финляндией фактически не было, но при посадке на паром все-равно проверяли паспорта, вероятно в целях борьбы с нелегальными мигрантами и наркоторговцами.
Вообще-то изначально я планировал поехать вокруг Финского залива, через Санкт-Петербург, тогда как раз негражданам Латвии сделали безвизовый въезд с Россию. Однако, моя мама сказала, что нечего мне делать на территории Российской Федерации, сказала, что там меня могут ограбить, а то и вообще пришибить, хотя бы из-за бороды, заплетенной в косичку, и прически ирокез. Я вспомнил рассказы немецкого велотуриста, который много путешествовал по России, он говорил, что в деревнях там люди весьма дружелюбные, но злятся, если отказываешься с ними пить их ужасный самогон. Вспомнил я и байки про ужасные дороги самой большой страны на свете. К тому же у меня с собой не было карт этого уголка России.
Паром до Хельсинки мне в тот раз попался какой-то быстроходный. Я даже телефон зарядить не успел, пока он пересекал залив. Телефон с зарядкой я забыл на пароме, уже, было, поехал по финской столице, захотел сфотографировать красивый дом, полез в карман, а телефона там не было. Пришлось возвращаться на паром, и умолять охранников поискать мой телефон, и они его нашли и отдали мне. Был уже вечер, а передо мной был достаточно большой город, карта которого у меня была не очень подробная. Ехал я в основном наугад, часто путаясь в хитросплетениях многочисленных велодорожек. Приходилось ориентироваться по схемам маршрутов автобусов на остановках и советам прохожих. Пару раз я нагло выезжал на автомагистраль, не смотря на запрещающий знак, но проезжие автомобили дружно мне гудели и приходилось съезжать на узкую и неудобную велодорожку.
Наконец я выбрался на дорогу, проходившую посередине Финляндии, через Лахти, на Ювяскюля и на Оулу, а потом вдоль побережья Ботнического залива к Кеми и в Швецию. Финляндия удивила меня тем, что маленькие городки довольно рано вечером просто вымирали, было еще светло, но на улицах уже никого не было. Переночевал я в очень живописном месте на берегу озера. А на следующий день еще утром въехал в Лахти, где было много интересных памятников и новые церкви очень странной конструкции. Впервые в жизни мне захотелось зайти в церковь, настолько их архитектура поразила мое воображение.
Отъехав от города, я не смог удержаться и принялся есть землянику на обочине. Там я и повстречал испанского велотуриста, который собирал банки и бутылки, валявшиеся у дороги. Он объяснил мне, что их за деньги принимают специальные автоматы, которые стоят в супермаркетах. Мне в тот момент это занятие показалось каким-то абсурдным – останавливаться ради бутылки, чтобы сдать её за двадцать центов. Потом этот испанец долго объяснял мне что такое виза, и как её надо получать и платить за это деньги, чтобы въехать в Россию. Да, он собирался путешествовать по РФ, планировал проехаться вдоль Волги. Велосипед у него был гоночный с тонкими покрышками и одноколесным прицепом. Он очень спешил, и отказался попить со мной чаю. Да, чай я тогда пил очень часто, тратя на эту привычку очень много дорогого газа.
Дальше со мной долго не случалось ничего примечательного. Дорога становилась все более холмистой, а ездить в гору я тогда еще не умел. В городе Ювяскюля я надолго заплутал в лабиринте велодорожек. Карты этого города в моем большом и тяжелом атласе всей Скандинавии не было вообще, потому пришлось опросить очень много финнов, чтобы выбраться из этой западни, к моему удовольствию все попадавшиеся мне прохожие разных возрастов говорили на английском.
Потом я встретил немца из западного Берлина. Он ехал на очень старом и неудобном велосипеде, обвешанном лишними вещами. Он с радостью согласился попить со мной чаю и с изумлением смотрел на мою газовую конфорку, признавшись мне в том, что потратил кучу денег на кофе, который пил на заправках. От него очень сильно пахло чесноком, когда я спросил, зачем он ест так много чеснока, он ответил, что его предки были евреями и приучили его к чесноку с детства. Потом он рассказал мне о своих планах доехать до мыса Норт-Кап – самой северной точки Европы, сказал, что ему надо спешить, потому что его ждет жена, которая вдвое старше него, а ему было пятьдесят. Это был уже не первый его брак. Он продемонстрировал мне фотографию, на которой были все его бывшие жены и дети, там была целая толпа. Какое-то время мы ехали вместе, но потом он остановился на ночлег, а я помчался дальше, желая проехать за день хотя бы сто пятьдесят километров.
Что было плохо в Финляндии, так это общепит, на моем пути долгое время не попадалось заведения, в котором можно было бы похлебать супчика, да погрызть стейк или бифштекс, изредка попадались пиццерии, но чаще мне приходилось есть бургеры и хотдоги в совершенно неуютной обстановке. В супермаркетах ассортимент меня тоже не особенно радовал, и цены были намного выше, чем в Латвии. Порой я с тоской вспоминал Литву и Польшу, где было очень много уютных харчевен с демократическими ценами.
Одним вечером на туристической парковке у озера, я разговорился с парнем из Литвы. Он говорил, перемешивая русский и английский, толком не зная ни тот, ни другой язык, усиленно жестикулируя. История его потрясла меня своим абсурдом. В его родном Кядайнае было плохо с работой, потому он с радостью поехал с одним своим земляком делать ремонты квартир на в Северную Финляндию, в город Оулу. Отработав две недели, он получил от земляка аванс, и запил на три дня. За прогулы земляк решил его наказать и сказал, что придется этот ущерб отрабатывать неделю. Но пьяница прогульщик с ним не согласился решил уволиться, но эксплуататор забрал у него паспорт. В Европе забрать у человека паспорт – это серьезное преступление. В этом случае он мог просто обратиться в полицию, получить свой паспорт и спокойно поехать домой, а он отправился на родину пешком, без денег, паспорта, одетый в майку сандалии и шорты.
По пути он не пропускал ни одного маленького магазинчика, и в каждом он что-то да украл. Из одного магазина он даже стянул джинсы, не говоря уже о продуктах. В маленьких магазинах не было ни рамок, ни охранников, как в больших супермаркетах. А около одного магазина он увидел не пристегнутый велосипед и угнал его. Ночевал он в домах у дороги, если хозяев не было дома, если пустого дома вечером не попадалось, то он забирался в баню, стоявшую у каждого финского домика. Весь его велосипед был обвешан мешками полными разных вещей, которые он украл из магазинов и домов, в которых ночевал. Он разложил свои трофеи передо мной и слезно просил хоть что-нибудь купить, а то у него совсем не было денег на билет на паром.
Чего там только не было! Он предлагал мне армейский нож и морской бинокль, коллекцию монет в футлярах, упаковку новых носок, пару кепок, лаковые туфли, пленочный фотоаппарат и много чего еще. Ничего из этого мне не было нужно, я не держал лишних вещей, чтобы максимально облегчить свои сумки, в которых и места-то свободного совсем не было. Я дал ему пять евро просто так и предупредил, что без паспорта его на паром не пустят ни за какие деньги. Он планировал продать велосипед за двести евро, но я его и тут разочаровал, сказав, что велосипед дешевый и сильно изношенный, да и никакой финн не захочет покупать подержанный велосипед с рук, как и другие его трофеи.
Я посоветовал ему избавиться от лишних вещей, пойти в полицию и пожаловаться на своего земляка, но он сказал, что не хочет быть стукачом и спросил меня, как иначе можно из Финляндии проехать в Литву. Я показал ему, как далеко надо ехать обратно на Север, а потом по Швеции на Юг, потом через Данию, Германию и Польшу. Поняв, что этот путь ему не одолеть, он решил перед паромом забраться в кузов какого-нибудь грузовика. Вразумить его было невозможно. Я пожелал ему удачи и поехал дальше на Север. От этого разговора был какой-то неприятный осадок. Приезжают же в эту приличную, тихую и безопасную страну такие глупые и жадные люди, и позорят свою родину, и после общения с ними финны имеют основания плохо относиться ко всем приезжим с постсоветского пространства.
Не доехав до Оулу я подумал о том, что мне не мешало бы помыться и постирать одежду. Была и еще одна проблема – трусы мои порвались в клочья, а промежность была стерта до крови, так что приходилось напихивать в штаны листья подорожника. В попадавшихся мне озерах и реках вода была уж очень холодная, потому я решил помыться в кемпинге, но не ночевать там, просто попроситься в душ на час. И меня пустили в душ за пятерку евро еще и выдали большое белое полотенце. За час я успел и помыться, и побриться, и постирать одежду в горячей воде. Заехав в Оулу, я решился купить себе велосипедные шорты со специальной мягкой прокладкой, но ехать просто в этих шортах я не считал приличным, потому одел их под джинсы и поверх трусов. И сразу ехать стало намного приятнее.
В Оулу я очень хорошо пообедал в пиццерии, в которой работали турки, притворявшиеся итальянцами. Особенных достопримечательностей в тот раз я в этом городе не нашел, да и не искал особенно, переживал из-за того, что мало проехал, потому спешил. Надо было еще найти магазин туристического инвентаря, чтобы купить газовые баллоны. Фотографировать я тогда толком не умел, да и памяти в телефоне хватало не на много фотографий.
В городе Кеми я встретил очень много людей, говорящих на русском, на нем говорили даже кассиры в супермаркете. Я ехал допоздна, было уже одиннадцать ночи, а солнце так и не пряталось за горизонт. Сначала подумал, что у меня часы показывают неправильное время, но тут до меня дошло, что до полярного круга не так уж и далеко, около ста километров. Я мог своими глазами убедиться в том, что Земля не плоская, а шарообразная. Это обстоятельство меня очень обрадовало. Мне захотелось поехать дальше, на Север к мысу Норт-Кап, где в то время года вообще был полярный день, но то, что меня в Норвегии ждал дядя, меня остановило.
В приграничном городе Торнио я увидел памятник финским партизанам, которые боролись солдатами российской императорской армии, и маленькую, как игрушка деревянную православную церковь. С замирающим от волнения сердцем я поехал в сторону Швеции, но так и не понял, где именно проходила граница, никакого пропускного пункта не было, дорогу ремонтировали, потому даже знака я не увидел. Только уже заехав в Хапаранду, по шведским флажкам возле аккуратненьких домиков понял, что я уже не в Финляндии. Я спросил у прохожих, где мне можно обменять деньги, и они сказали, что евро на кроны можно обменять на заправочной станции. Вечером того дня я проехал город Каликс, который мне очень понравился, но еще больше мне понравились купленные там полярные лепешки и пиво, в котором было только два и восемь процента алкоголя. Я спросил у продавца, можно ли в Швеции пить пиво прямо на улице, он удивленно спросил меня, в какой стране этого делать нельзя, и я ответил, что у нас в Латвии за это штрафуют.
Даже после полуночи весь горизонт светился красным светом. Это был непрекращающийся всю ночь закат, прекрасное зрелище. Вдоль дороги шла трасса для снегоходов, на обочине которой я даже обнаружил сломанный и не убранный диковинный аппарат. Как раз когда я уже собирался расположиться на ночлег, через дорогу перебежала очень близко от меня лосиха. За ней бежал лосенок, но застрял в решетчатом заборе, который повалила его мама. Детеныш истошно орал, но лосиха бежала дальше, не оглядываясь. Машины стояли и ждали, пока лосенок освободиться и перебежит дорогу. Я тоже стоял и ждал, боясь, как бы лосиха не вернулась. Засыпая потом в березовой роще, я думал о том, как бы лось со своим плохим зрением не налетел нечаянно на мою палатку и не раздавил меня. А там было еще и медведей много, правда за сто лет в скандинавских странах было зарегистрировано только два случая нападения медведей на человека и это меня успокаивало.
Утром в палатке было ужасно жарко, солнце встало часа в три ночи и его лучи уперлись прямо в мое черное жилище. Хотелось хоть где-то искупаться, но было слишком много комаров, даже днем. Город Лулео меня просто очаровал, хотя я и затруднялся объяснить, чем конкретно. Выбираться из него было трудно, но доброжелательные прохожие, знающие английский, меня оттуда вывели.
На выезде из города я встретил парня из Швейцарии, который, как и я путешествовал на велосипеде, и точно так же потерялся. Карта у него была вообще без планов городов и очень крупная, не знаю, как он по ней ориентировался. Накрапывал дождь, а мы с ним все-равно стояли на обочине, и болтали. Он совсем никуда не спешил, ему было все-равно куда ехать. Он сказал, что в его стране четыре государственных языка. На ретророманском там никто почти не говорит, если только какие-то ученые лингвисты, самый популярный язык там немецкий, на втором месте французский, на итальянском там мало кто говорит. Он сказал, что его родной язык немецкий, он попытался учить французский, но понял, что лучше учить английский. Он сказал, что, проработав год, он может себе позволить два года отдыхать без всякой социальной помощи от государства. Однако, из разговора стало ясно, что деньгами он не разбрасывается в отличии от меня, по ресторанам не ходит, в отелях не ночует и после Лулео собирается лететь домой на самолете, потому что путешествовать по Европе на поезде дорого. Он так же рассказал о том, что у них в Швейцарии на тот момент была медная лихорадка, многие шли в горы искать залежи меди.
И вот я выбрался из города, но был очень голоден. Заехал в какой-то кемпинг и гостевой дом, где меня добрая девушка накормила бутербродами и напоила чаем, и в благодарность за интересные рассказы о Латвии не взяла с меня денег и попросила остаться в кемпинге на ночь, но я сказал, что очень спешу и уехал. Та столовая, в которой мы сидели была похожа на музей, там была очень красивая старинная печка, мебель и посуда из прошлого века. На стенах были черно-белые фото в рамах столетней давности. Уехав оттуда, я потом долго жалел, что не остался, расстроил такую хорошую и красивую женщину.
Еще в Лулео я заметил, что у меня что-то неладное с цепью, но к вечеру того дня, когда я поехал прочь от моря и дорога пошла вверх, петляя между довольно высоких холмов, ходовая цепь начала уже угрожающе щелкать. Одно звено расклепалось, цепь просто упала на дорогу и мне пришлось остановиться в совсем глухом месте вдали от какого-то населенного пункта. Машин на дороге уже два часа, как не было. Продуктов у меня было мало и кончалась чистая вода. Силы тоже были на исходе и в довершении на меня еще и напала северная мошка, о которой я ранее просто понятия никакого не имел, только рассказы путешественников о ней слышал. Эта дрянь лезла в глаза, в ноздри, в уши, заползала за ворот и в рукава, и они не жалили, как комары, а медленно грызли мою плоть.
Ситуация показалась мне совсем отчаянной. Я просто не знал, что мне делать. Натянув на голову капюшон байки, оставив маленькое отверстие для глаза, я поднял с дороги цепь, докатил велосипед до плоского валуна на обочине, нашел пару камней поменьше, продел цепь и принялся её заклепывать камнями и металлическими ключами, то и дело отгоняя прицепившуюся к рукам мошку, рыча от бессильной ярости. Цепь я все же заклепал и поехал дальше очень осторожно, давя на педали слабо, почти не меняя передачи.
Холмы вокруг были покрыты мхом, под которым чавкала болотная жижа. Я не понимал, почему так высоко над уровнем моря так сыро, почему влага не стекает вниз. В том путешествии у меня не было специальных таблеток для дезинфекции воды, я покупал питьевую воду в магазинах, лишь изредка кипятил озерную или речную. В одном озерце я набрал воды в пустую бутылку, а потом, наконец нашел и площадку с твердой сухой почвой, хотя и совсем рядом с дорогой. Поужинав, я посмотрел на телефон и удивился тому, что в такой глуши была зона. Я позвонил маме и рассказал о своих злоключениях. Она разволновалась и передала трубку пьяному отцу, который строго сказал, чтобы я не ныл и начал давать советы, как заклепать цепь и наказал купить в ближайшем магазине репеллент и обработать им только верхнюю одежду и палатку.
Я все-таки дотянул до довольно крупного городка Эльвсбюн, где нашел магазин туристического инвентаря и велосипедов. Там мне продали специальное звено для цепи, которое работало, как замок. Я на всякий случай купил еще одно, запасное. Репеллент мне продали похожий на шариковый дезодорант, сказали, что его следует наносить на кожу, он был достаточно густой, потому действовал дольше четырех часов, имел приятный запах, и действовал на комаров, мошку, мух и клещей. И с какой же радостью я обнаружил, что насекомые даже близко ко мне подлететь не могли после того, как я намазал лицо и руки этим чудесным зельем! Велосипед был исправен и легко бежал вперед, даже, не смотря, на то, что дорога шла в основном в гору. Жизнь наладилась, настроение улучшилось.
Заходя в шведские магазины, я заметил, что в каждом из них стоит холодильник с прозрачной дверью, а в нем множество баночек и на некоторых из них были логотипы табачных компаний – Мальборо, Кемл и так далее. В тот день я решился спросить у продавца, что это такое. Парень сказал, что это снус, жевательный табак. Я попросил себе баночку и спросил, как его употреблять. Мне посоветовали скатать маленький шарик и засунуть его между нижней губой и десной, предупредили, чтобы я не вздумал его есть. Я скатал из коричневой субстанции шарик побольше, сунул за губу, сел на велосипед и поехал. Рот заполнила коричневая едкая слюна, вкус был не очень приятный. В чем было удовольствие этой популярной скандинавской забавы я так и не понял. У меня только занемела нижняя челюсть, больше я никаких необычных ощущений не испытал. Зато понял, почему у некоторых молодых людей в Швеции зубы коричневого цвета.
Мне очень понравилась шведская часть Лапландии с дремучими лесами холмами и светлыми летними ночами. В одном городке я шиканул и зашел в ресторан в саамском стиле, в виде огромного чума, правда сделанного из дерева. На стенах там висели картины, изображающие быт лопарей оленеводов. Там я заказал себе стейк из оленины и какой-то суп-пюре, который оказался очень острым, и понравившееся мне пиво «Золото Норландии». Северные олени там целыми стадами выбегали на дорогу и совсем не боялись проезжих автомобилей, которые перед ними почтительно останавливались. Меня эти олени близко не подпускали, но и особо не пугались. Иногда мне даже казалось возможным погладить этих диких, но совершенно безопасных зверей, которых там было очень много.
Я проехал города Арвидсъяур, Струман, Вильхельмина. Иногда было достаточно жарко, но внезапно небо затягивало тучами и лил очень холодный дождь, так что приходилось одевать бушлат под непромокаемый плащ. Я проехал очень много быстрых рек, в которых ловили атлантического лосося, одна из рек носила название этой рыбы. Иногда попадались туристические стоянки, на которых стояли деревянные конические строения, крытые жестью. Внутри по краям были лавки, а в середине место для очага, рядом были реки с кристально чистой водой. Очень хотелось там остаться и пожить хотя бы сутки. Но спать в моем спальном мешке у костра было очень опасно, так как одной искры было достаточно, чтобы он вспыхнул и сгорел за минуту. Слышал рассказ одного туриста об этом. Мне было жаль покидать Лапландию, страну саамов, которую разделили между собой финны, шведы, норвежцы и русские.
Я въехал в Эмтланд, и вечером подобрался к окраине города Эстерсунд. После того, как поставил палатку, заметил, что заднее колесо на велосипеде приспущено. Покрышка «Континенталь» была очень сильно изношена, а проехал я на тот момент, не так уж и много, всего полторы тысячи км. Я снял покрышку, заклеил камеру, а когда снова одел покрышку на обод и накачал колесо, заметил, что изношенная покрышка еще и деформировалась так, что на ней образовался небольшой горб. Это слабость многих дорогих покрышек – они деформируются после снятия с обода. И пришлось мне на следующий день мотаться по довольно большому городу в поисках велосипедного магазина, чтобы купить себе новую покрышку. На этот раз купил дешевую тонкую без острых протекторов.
