А уже в августе 2014 года 26-летний парень и сам отправился на фронт. Он рассказывает, что узнал через знакомых, что формируется ополчение для защиты Луганской Народной Республики (ЛНР — прим. ИА Красная Весна). И подумал тогда, что он же почти танкист — учился как-то в танковом училище в Казани, но был отчислен за плохое поведение с 3-го курса, а там 4 года надо учиться.
«До сих пор сожалею, что не смог доучиться. Пробовал восстановиться, но никак. Быть может, после СВО получится. Приехал я, значит, вначале в Ростов-на-Дону, где был штаб ополчения. Оттуда меня уже направили в Изварино, где я показал свое умение. Всех всё устроило, и меня взяли», — вспоминает Джалиль.
За умение обращаться с многими видами вооружения и техникой парня прозвали Голова.
Как признается боец, вступить в ряды ополченцев было несложно: купил билет на поезд, приехал, «отсобеседовался», но решение было обдуманным.
«Конечно, я понимал, что могу не вернуться, что уж врать, и страшно было, но в своем выборе я не сомневался».
«Сына, я тебя люблю». — «Деда, я тебя тоже люблю»
Джалиль вспоминает свой первый бой, когда они выдвинулись из Молодогвардейска в сторону Новосветловки, это под Луганском, и засели в лесопосадке.
«Как сейчас помню, страшно было. Я молодой и необстрелянный пацан, вокруг всё взрывается, земля дрожит. Мужики тогда предложили водки выпить, но я отказался. Решил, что с трезвой головой лучше будет, но вколол адреналин».
Через поле в противоположной лесопосадке были ВСУ, расстояние между ополченцами и украинской армией примерно 2 км. Для танка пройти такое расстояние, да еще и по чистому полю, опасно — идеальная мишень, поэтому ополченцы решаются двигаться не прямо, а змейкой.
В машине их было двое. Он, оператор-наводчик, и механик-водитель «Дед». Водитель — боевой мужик, прошедший Афган, механик от бога. У него был настолько идеальный слух, что он по звуку понимал, где что сломалось, и знал, как все починить, рассказывает танкист.
«Мы уже в танке, в шлемофонах, и я слышу: „Сына, я тебя люблю“, а я ему: „Деда, я тебя тоже люблю“. Выставили обороты и на максимальной поехали к полю. Спускаемся с пригорка, и увидел, как в противоположной лесопосадке деревья сильно зашевелились, и потом сам танк показался. Нам повезло, что он смотрел в другую сторону. Я прицелился и выпустил в него весь конвейер боеприпасов. Сперва бронебойки отправил, потом осколочнофугасными начал добивать, а под конец — кумулятивными снарядами. Всё, что было у нас, всё выпустил. Мы увидели, как вражеский танк загорелся, повалил белый густой дым, потом черный, — и взорвалась боеукладка. У танка оторвало башню, она взлетела вверх на несколько десятков метров. Мы развернулись и поехали заряжаться, чтобы снова отправиться в бой», — рассказал он.
Истории об угоняемых украинских танках — не вымысел. На счету Джалиля сразу три угнанных танка. При этом он сам считает, что угон — это громко сказано. Но на трофейной машине он еще не раз выходил в бой.
Первый раз угон он осуществил где-то под Металлистом (поселок в Луганской области — прим. ИА Красная Весна). Им поступила информация, что в поле стоят танки противника и никаких признаков жизни не подают, украинцев рядом тоже видно не было.
«Я с Толей „Профессором“ и еще одним товарищем поехали за трофеем. Доехали, видим, стоят на дороге брошенные танки. Прыгнули в один, я — за пулемет, Толя — сразу за рычаги сел, и начали осматриваться. Машина хорошая была, дизель — полный бак, снаряды. До сих пор не понимаю, как такую машину могли оставить. „Профессор“ завел двигатель, и откуда-то появились ВСУ, нам пришлось отстреливаться, но танк мы все равно угнали. Так у нас в расположении части и появился первый вражеский танк Т-64», — поделился воспоминанием о первом угоне боец.
Второй произошел под Цветными Песками. После боя остались украинские танки. Ребята наши также передали информацию по ним, и Джалиль с товарищами поехали на разведку.
«Если в первый раз танк был в рабочем состоянии и своим ходом до части доехал, то во втором случае танк двигаться не мог. Там то ли топливный фильтр забит был, то ли топлива не было. Я уже точно не помню. Мы танк на буксир взяли и к себе отвезли», — рассказал он.
Третий трофей Джалиль получил через год, зимой 2015 года, в Дебальцево. Не оправившись от контузии после очередного боя, его отправляют перегонять и ремонтировать технику в другие подразделения, где по пути с командой он угоняет третий танк. «Машина была в хорошем состоянии, но была не на ходу. Мы на буксир ее взяли и в подразделение привезли. Позже мы ее в батальон „Август“ отдали», — рассказывает танкист.
С начала специальной военной операции на Украине, по словам Джалиля, он подписал контракт с отрядом специального назначения и зачислился в штурмовой отряд. За невысокий рост 165 см парня ставили в голове колонны.
Когда ребята собрались в расположении части нашего батальона, у них было 4–5 часов на подготовку к боевому выходу: собрать обмундирование, зарядиться. Они должны были штурмовать близлежащие укрепрайоны промзоны под Авдеевкой. Военные знали, где и какие укрепы там находятся, сколько в них человек и какое у них вооружение — знали все досконально.
Джалиль отмечает, что, как правило, сам штурм вражеской позиции длится недолго, от нескольких минут до нескольких часов. Но иногда на штурм хорошо укрепленных позиций уходят дни. Поэтому, как говорит сам боец, никогда не знаешь, когда вернешься.
«С Луганска колонной мы двинулись к Донецку и пробыли там двое суток. Нас было две сводные группы, человек 25. Базировались в открытом поле, ночевали в заброшенных местах, еду готовили на костре. А потом в часа 2 ночи нас повезли безопасными путями в направлении Авдеевки. Довезли до села Водяное, дальше ехать нельзя было, место обстреливалось. Мы спешились и со всем снаряжением отправились до точки сбора», — рассказал он.
Для понимания, что такое «со всем своим снаряжением»: Джалиль — невысокий худощавый парень, его вес 52 кг, а вес снаряжения и боекомплект, который он носит на себе, под 70 кг. Это хоть и много, но не настолько. Когда он гранатометчиком был, там весу под 120 кг было, вспоминает боец.
«Этот вес на двоих, но помощника у меня не было. Понятно, что с такими весами на штурм не ходят, но для обороны это более чем достаточно», — смеется боец.
Джалиль рассказывает, что 18 марта — день начала штурма, они прошли марш 15–20 км до самого села, время было уже 6 утра. Прибыли в пункт временной дислокации. Это был разрушенный домик с подвалом и бетонными перекрытиями. Когда военные отдыхали, видели и слышали, как работает артиллерия. Обстрелы не прекращались, всё рядом взрывалось. Лежишь и определяешь: «выход» или «прилет»?
«Когда мы только подходили к селу, видели, что дроны летают, но на тот момент не знали, чьи они. Мы отдохнули в подвале часов пять-шесть, потому что реально устали. Когда выходишь на такие длинные дистанции, то даже лишний грамм брать не хочешь и всю дорогу себя ругаешь, что лишний кусок колбасы взял или воды много», — отметил он.
Штурмовики услышали по радиостанции, что у мобилизованных, которые находились в нескольких километрах от их подвала, был бой. «Но нас к ним почему-то не отправили», — вспоминает Джалиль.
«В тот момент шла артиллерийская перестрелка, минометная и контрбатарейная борьба, что наша сторона, что украинская — все пытались вычислить, откуда работает артиллерия. Близилось время штурма, мы начали собираться, чтобы в нужное время быть в определенном квадрате и встретиться с танкистами. Для этого надо было пройти еще около 7–8 км. Замкомандира по боевой подготовке и замкомандира части показали карту», — рассказывает он.
Бойцы собрались, поболтали, покурили и попрощались, говорит танкист, отмечая, что прощание на войне происходит не на словах, а просто во взгляде. Уже по глазам все видно, кто как настроен. Он договорился с медиком «Пумбой», если он останется без рук и ног, то тот его пристрелит. С меня он такое же обещание взял.
Военные прошли около 7 км, дошли до позиции тех самых мобилизованных, чей бой слышали по радиостанции.
«Шли по чистому полю, по нам работала артиллерия. Все вокруг взрывалось, земля под ногами дрожала. Буквально в 10 метрах снаряды взрывались. Прятаться было некуда, поэтому мы просто старались лечь как можно ближе к земле. Насколько это можно было с нашим обмундированием. Вот лежишь и прислушиваешься с какой стороны летит „выход“ или „прилет“, и уже приблизительно понимаешь, где снаряд приземлится. Это я уже в госпитале в интернете посмотрел, что по нам стреляли из миномета калибра 120 мм», — рассказал он.
По словам Джалиля, от звука приближающегося снаряда до взрыва — около 1,5 секунды. За это время надо успеть упасть на землю. «Ты, как правило, слышишь, перелет или недолет, но „свой“ снаряд ты не услышишь», — рассказывает «Голова».
От траншей мобилизованных до точки штурма оставалось еще немного. Ребята все в эти траншеи аккуратно залетели, рассредоточились, чтобы одна мина сразу многих не забрала, и продвигались в направлении нужного квадрата. Эти окопы были взрослому человеку по колено. Когда мы прошли определенную дистанцию, Джалиль, как ищущий в головном дозоре, услышал, а потом и увидел двух «птичек» над ними и открыл по ним стрельбу.
«Я в таких тактических наушниках был, хорошие такие, западные. В бою мне достались. Наушники так по-умному устроены, громкие звуки заглушают, а тихие — усиливают. Так я и услышал квадрокоптеры».
«Командир мобилизованных крикнул, чтобы не стреляли по коптерам, так как они свои. Ну я и перестал стрелять, а потом я увидел, что „птички“ улетели в направлении Авдеевской промзоны и понял, что сейчас по нам начнут работать», — рассказал танкист.
Дроны улетели в направлении ВСУ, и через пару секунд по штурмовикам начали стрелять.
Затем стали слышны выходы с автоматического станкового гранатомета. Скорее всего, он был импортный. Потом уже в интернете Джалиль смотрел видео, в тех районах, которые они штурмовали, как раз такие и были, натовского образца, крупнокалиберные. Первые разрывы тогда танкист увидел метрах в 30 от себя, а потом почувствовал, что сейчас по ним прилетит.
«Точно не помню, сколько снарядов по нам выпустили, но все были они хорошие такие. Следующий снаряд попал в ядро нашей колонны, шесть человек, царство им небесное, погибли сразу. Меня в тот момент не задело. Я услышал крики и стоны. Пацаны перекрикивались: „Этот 300, этот 300, этот 300, этот тоже 300“».
Джалиль вдавился в землю, прикрыл голову автоматом, и в этот момент в полуметре от него взорвалась граната.
Все произошло мгновенно, говорит танкист, так, что он даже опомниться не успел, адская боль. Сухая земля, как пыль, резала глаза. Ему даже показалось, что он ослеп, потому что он не мог открыть их. Джалиль потерял сознание. Ребята, кто был с ним рядом, начали уже другим передавать, что он — «200».
«Ну еще бы, у меня каску как тряпку разорвало, огромный осколок от снаряда в голове, много мелких. Я до сих пор удивляюсь, как выжил после такого. Все-таки есть Ангел-хранитель».
«В том месте, где мы притормозились во время обстрела, была большая воронка, она еще от предыдущих боев была, и пацаны мобилизованные сделали из него блиндаж, земли накидали, бревна постелили. И вот меня раненого туда затащили, хотя я никаких признаков жизни не подавал. Когда меня затаскивали в это небольшое укрытие, вниз головой уронили. Там я начал немного в себя уже приходить. К тому времени пацаны большие осколки вытащили. Я на них тогда обиделся, что не оставили на память. Медик наш перевязал меня. Помню, как товарищ кричал мне: „Братан, дай признаки жизни, хотя бы рукой пошевели“. А я лежал и стонал. В тот момент я в бессознательном состоянии был. Чувствовал боль, но даже не знал, что произошло. Я понимал, конечно, что что-то плохое, но не знал что, глаза-то я не мог открыть», — рассказал Джалиль.
Джалиль вспоминает, как лежал на спине, на коленях рядом стояли бойцы, потому что укрытие невысокое было и тут в блиндаж залетает прямой снаряд от танка. Вспышка была такая яркая, что он сквозь закрытые глаза увидел этот яркий обжигающий свет. Тут бревна посыпались ему на голову, их землей, щепками и осколками засыпало, вспоминает «Голова».
«К нам в блиндаж прибежали наши пацаны, кто был на ногах, и начали откапывать. С меня сняли бронежилет, срезали боевой пояс, всё в том блиндаже осталось. Я обнял с двух сторон пацанов, и мы начали уходить. Глаза я так и не мог открыть, поэтому ребята корректировали движение, направляли голосом: ноги выше, ниже, влево, вправо. Мы дошли до того подвала, где отдыхали, это около 8 км, а потом с этого подвала до села Водяное ещё около 15–20 км. Никакой обещанной эвакуации и подмоги не было. Сами себя спасали. Наши ребята до сих пор там так и лежат, никто их тела не вывез. Сейчас наверное и нескоро вывезут, потому что те позиции сейчас вэсэушники заняли», — поделился боец.
В Водяном бойцов забрала «мотолыжка» и довезла раненых до донецкого госпиталя.
«19 марта в Донецке мне сделали первую операцию, вытащили крупные осколки, и через несколько дней, когда состояние нормализовалось, меня вместе с другими ранеными на вертушке в ростовский госпиталь перевезли. Там меня полноценно прооперировали, вытащили оставшиеся осколки, а сейчас я на долечивании в Бурденко, скоро выписывают, и вернусь в строй», — рассказал он.
«На войне начинаешь особо верить в Бога, безбожников в окопах я не встречал. Причем у нас нет разницы, какому Богу молиться. Я вот мусульманин, но ношу на себе оберег — псалом 90. Его мне мои братья на руку привязали. Так и хожу, не снимаю», — рассказывает Джалиль.
Джалиль рассказывает, как еще с 2014 года ходил с георгиевской лентой на запястье.
«Мне ее ветеран Великой Отечественной войны повязал. Мы приехали на блокпост, а там на дежурстве стоит ветеран. Как сейчас помню, в зеленом пиджаке, пограничником во время войны был. Вся грудь в орденах и медалях, а в руках АКС», — вспоминает боец.
Ветеран услышал такой редкий еще для тех мест «чужой» говор, приволжский, и удивился, что в ополчение приезжают люди с разных регионов России. В знак благодарности он и завязал на руке Джалиля георгиевскую ленточку.
«Он еще с меня обещание взял, что я никогда ее не буду снимать. Я поклялся, что даже если гибнуть буду, не сниму. Проносил ее на руке 5 лет, пока она не рассыпалась», — рассказывает парень.
Вот за это ребята и воюют, за память, за долг перед нашими дедами, которые ценой своей жизни Победу народу подарили. И это не громкие слова, так и есть. Когда Джамиль в ополчение пришел, там только идейные были, говорит он. «Денег же никому не платили, они понимали, за что мы воюем. Сейчас таких идейных мало, в головах у людей больше „деньги-деньги“».
На войне мелочей не бывает, и за каждым бойцом стоит ангел-хранитель, который оберегает воина.
«Я помню, что в первые дни, когда я в ополчение вступил, мне мой дедушка приснился — он Одессу защищал, до Берлина дошел. Во сне он показывает мне свои траншеи и говорит, как всё устроено. А я еще возмущаюсь, типа „дед, зачем ты мне это показываешь, ты в Одессе, а я здесь?“. И в тот момент в мой окоп прилетает снаряд. Дедушка меня как будто предупредил об опасности», — вспоминает Джалиль.
Боец признается, что враг сильный и до последнего держится, хоть и несет потери.
«Я в рукопашную с украинцами не встречался, хотя и украинцев на СВО уже не так много. У нас в соседнем окопе, примерно в 100–150 метрах от нас, поляки были. Мы очень хорошо слышали их речь. Вообще наемников на Украине очень много. Они, наверное, как на сафари приехали, пострелять, в войнушку поиграть. Ну что уж скрывать, если мне американские наушники в бою достались. Националистов на войне тоже много. Я сам видел много шевронов нацбатальона „Карпатская сечь“ (организация, деятельность которой запрещена в РФ)», — рассказывает боец.
Джалиль уверен, что если бы с самого начала войны на Украине, еще с 2014 года, по телевизору показывали настоящие зверства нацистов в Донбассе, то, наверное, в России не было таких «испугавшихся» патриотов. Все бы прекрасно поняли необходимость проведения специальной военной операции.
