Не успел Виктор Бром стать одним их Хранителей таинственного Забытого города, как происходит новое происшествие. Арника, гостеприимная хозяйка кафе «Инсомния», просит Брома и его напарника Честера проверить немощного старика по прозвищу Хворост, за которым она ухаживает много лет. Он не открывает дверь своей квартиры, и Арника волнуется, что с ним могло что-то случиться. Бром и Честер отправляются проведать Хвороста в древний дом на окраине города, внутри которого скрывается невидимая опасность.

Ранее в «Тайнах Забытого города»:
Они скрываются в тумане. Часть 1/2
Они скрываются в тумане. Часть 2/2
Свободные номера. Часть 1/2
Свободные номера. Часть 2/2
Дом, милый дом. Часть 1/2
Дом, милый дом. Часть 2/2

Прошла неделя с тех пор, как Бром оказался в Забытом городе, и теперь он мог сказать, что его новая жизнь здесь вошла в колею. Каждое утро он отправлялся на дежурство вместе с Честером, но после безумных событий первых дней, проведенных в городе, больше ничего опасного не происходило. По словам Честера, это была обычная ситуация: периоды повышенной активности монстров, вызванные воздействием тумана, сменялись временными затишьями, когда провинциальная жизнь города текла своим чередом.

Бром смирился с таким положением вещей. Многое здесь казалось ему необычным, но в то же время в глубине души он понимал, что вопреки всем странностям и ужасам, происходившим в городе, только здесь впервые в жизни он чувствовал себя на своем месте.

Именно об этом он сообщил серым дождливым утром Честеру, когда они вдвоем отправились позавтракать в кафе «Инсомния» после традиционного совещания в штабе Хранителей. Напарник как обычно сделал вид, что слова Брома его позабавили: покачал головой, картинно закатил глаза.

— Посмотрим, что ты скажешь через пару месяцев, — ухмыльнулся Честер, переключив свое внимание на красивую блондинку с подносом в руках.

Подойдя к их столику, Арника, очаровательная хозяйка кафе, с которой подружился Бром, принялась выставлять на стол еду и напитки. У Брома потекли слюнки и заурчало в животе, когда он увидел тарелку с фирменным блюдом Арники — невероятно вкусным тыквенным пирогом с грибами, от которого исходил умопомрачительный аромат.

Арника отрезала Хранителям по куску пирога, после чего, налив кофе в чашки, устроилась на потертом диванчике рядом с Честером и напротив Брома.

— Как тебе живется на новом месте? — спросила она у Брома, когда тот наконец-то прожевал огромный кусок пирога.

Пять дней назад Арника любезно предложила Брому поселиться в пустой квартире, которая раньше принадлежала ее брату.

— Просто замечательно, — искренне признался Бром. — Я очень благодарен тебе за помощь.

Арника скромно улыбнулась:

— Квартира, конечно, маленькая, да и ремонт бы ей не помешал, но все же это лучше, чем ночевать в библиотеке на продавленном диване.

— Мне все нравится! — поспешил заверить ее Бром. — Квартира очень уютная, а ее обстановка, честно говоря, напоминает мне детство. Внутри все словно прямиком из девяностых: старый телек, видеомагнитофон, есть даже приставка «Сега»! Правда, я не смог найти картриджи с играми.

— Брат, наверное, их выкинул. — Арника пожала плечами.

Честер одарил напарника суровым взглядом, после чего столь же строго сказал:

— Засиделись мы с тобой, Бром. — Он посмотрел на часы. — Пора возвращаться к работе.

Он встал из-за стола и, положив на него деньги за еду, направился к выходу, даже не подождав, когда Бром допьет свой кофе. Голос Арники заставил Честера остановиться в дверях и обернуться.

— Я хотела вас кое о чем попросить, — осторожно начала она, глядя почему-то на Брома.

Он допил кофе и, отметив удивление на лице Честера, мягко улыбнулся Арнике, давая понять, что готов ее выслушать.

— Честер знает, что я помогаю нескольким пожилым жителям города, которые не могут сами выходить из своих квартир.

— Ты развозишь им еду, — кивнул Честер.

— Верно. — Арника рассеянным движением руки разгладила свой фартук, который и без того был идеально выглажен.

Бром отметил: растерянный вид хозяйки кафе говорил о том, что она до последнего момента сомневалась, стоит ли сообщать Хранителям то, что она собиралась сказать. Наконец, поймав внимательный взгляд Брома, она проговорила уже более уверенным тоном:

— Один из моих подопечных, старик по прозвищу Хворост, второй день не открывает дверь своей квартиры, когда я привожу еду. — Арника пожала плечами. — По правде говоря, он почти глухой, к тому же большую часть времени проводит в кресле-качалке. Поэтому я решила, что он просто не слышит стук в дверь, или же как обычно задремал в кресле.

— Он живет один? — уточнил Бром, вставая из-за стола.

Арника кивнула:

— Я начала беспокоиться, что с ним могло что-то случиться.

Честер махнул Брому головой, чтобы тот поторапливался.

— В таком случае мы отправимся к Хворосту прямо сейчас. — Честер открыл дверь.

С улицы дунуло холодным ветром, и Бром на ходу застегнул куртку. Уже на пороге он обернулся, чтобы попрощаться с Арникой. В ответ она подарила ему грустную улыбку — и обеспокоенный взгляд.

* * *

Трехэтажный многоквартирный дом, в котором жил Хворост, находился в одном из узких переулков на севере города. Судя по внешнему виду, здание было построено в начале прошлого века и с тех пор не претерпело значительных изменений. Фасад был выполнен из кирпича, покрытого облупившейся штукатуркой. Со временем она потеряла свой первоначальный бежевый цвет и стала грязно-серой, сливаясь с асфальтом и клочьями вездесущего тумана, который стелился вдоль дороги.

Вход в дом находился со стороны улицы и был обрамлен аркой, украшенной лепниной. Над дверью висел старинный фонарь с разноцветными стеклами, который когда-то служил для освещения крыльца. Рядом с домом, словно молчаливые стражники, высились старые засохшие деревья.

Бром и Честер прошли внутрь, в темный подъезд, поднялись по грязной лестнице на второй этаж и остановились в узком коридоре возле квартиры номер 211 — именно здесь, по словам Арники, жил ее подопечный, немощный старик по прозвищу Хворост.

Честер громко постучал в дверь. Никто не ответил. Многозначительно переглянувшись с Бромом, Честер еще несколько раз ударил кулаком по тонкому деревянному полотну двери — скорее для проформы, чем из реальной необходимости.

— Может, Арника права: Хворост просто не слышит, как мы стучим? — предположил Бром, хотя отдавал себе отчет, что его слова — не более чем попытка успокоить тревогу, которая медленно закипала в глубине души.

Честер пожал плечами:

— У нас есть единственный способ это выяснить.

После чего, отойдя на пару метров от двери, он со всей дури налетел на нее плечом, чтобы выбить хлипкий замок. Дверь с громким треском немного подалась.

— Твоя очередь, — ухмыльнулся Честер, потирая ушибленное плечо. — Знал бы ты, сколько дверей мне пришлось вышибать за эти годы.

Бром навалился на дверь: хватило еще трех мощных ударов, чтобы окончательно выбить замок.

Когда дверь со скрипом распахнулась, перед ними открылась тьма: казалась, она сгустилась в квартире вместе с отвратительным гнилостным запахом, ударившим в ноздри.

Бром и Честер закашлялись, прикрывая носы.

— Кажется, я уже догадываюсь, что мы здесь обнаружим, — проворчал Честер.

Одновременно с напарником, повинуясь единому порыву, Бром вытащил из кобуры пистолет, а затем включил карманный фонарик, который привык постоянно носить с собой. Два тонких луча скрестились на полу — и разбежались по стенам, освещая скудное убранство однокомнатной квартиры Хвороста.

Осмотрев крошечную кухню и ванную, Бром и Честер не обнаружили там ничего интересного. Они прошли в единственное жилое помещение, служившее одновременно и гостиной, и спальней. Зловонный запах оказался здесь настолько нестерпимым, что Брома чуть не вырвало тыквенным пирогом. Судя по тому, как скривился Честер, он тоже с трудом сдерживал рвотные позывы.

Тесная комнатушка была заставлена дешевой мебелью и разным хламом, который имеет обыкновение накапливаться в квартирах стариков, а окна были зашторены, поэтому внутри царила темнота: тусклый свет с улицы едва проникал сквозь тонкие щели между занавесок из плотной ткани.

В кресле-качалке, притулившейся в углу возле стены с обшарпанными обоями, кто-то сидел: лучи фонариков почти одновременно упали на тощее тело старика. Не оставалось сомнений, что именно оно служило источником гнилостной вони.

— Вот и Хворост, — тихо проговорил Честер, рассматривая мертвеца в кресле-качалке. — Я пару раз видел его в городе. В последние годы он особо не выходил из своей квартиры, как и многие другие старики, поэтому Арника привозила ему продукты.

Бром подошел ближе к трупу, чтобы получше его разглядеть. Хворост сидел в старом кресле-качалке; левая рука свисала до пола. Старик был одет в замусоленный распахнутый халат и штаны с протертыми коленями. Его худое костлявое лицо, словно вылепленное из белой глины, застыло с выражением чудовищной боли. Выпученные мутные глаза и раскрытый в безмолвном крике рот красноречиво указывали на то, что последние минуты жизни Хвороста были настоящим адом.

Причина ужасающих мук, испытанных стариком перед смертью, стала ясна, как только луч фонарика замер на его животе.

— Не хотел бы я так сдохнуть, — проворчал Честер.

Живот старика представлял чудовищное зрелище: словно взорванный изнутри, он напоминал огромный кратер, заполненный кровавыми ошметками внутренностей, в которых копошились белесые жирные личинки.

— Хвороста убила тварь, обитавшая в его животе, — со знанием дела сообщил Честер. — Она вырвалась наружу.

Бром напрягся, инстинктивно сжав покрепче рукоятку пистолета.

— В таком случае она по-прежнему должна находиться здесь. Входная дверь была заперта, когда мы вошли. Окна в комнате и на кухне тоже закрыты. Нет никаких следов взлома.

Честер пожал плечами:

— Но при этом монстра мы здесь не обнаружили.

— Может, он хорошо прячется? — предположил Бром.

Ухмыльнувшись словам напарника, Честер покачал головой:

— Поверь мне, если бы здесь скрывался монстр, то он бы уже давно на нас напал.

Не в силах терпеть трупную вонь, Бром быстрым шагом вышел в крошечную прихожую, увлекая за собой Честера.

— И что мы имеем? — спросил Бром, когда Честер остановился напротив него, направив луч фонарика в сторону от лица напарника, чтобы не светить ему в глаза. — Получается, что в запертой изнутри квартире из живота старика, который несколько лет не показывал оттуда носа, вылупилась тварь — и мы не знаем, где она теперь прячется?

— Терпеть не могу риторические вопросы, — осклабился Честер. — Зато я знаю, что нам делать дальше.

* * *

Честер предложил план — такой же грубый и прямолинейный, как и он сам: опросить других жильцов дома, по очереди обойдя все остальные квартиры. Но вскоре стало ясно, что задумка провалилась: несмотря на громкие стуки в двери и столь же настойчивые просьбы побеседовать с Хранителями, обитатели квартир не отзывались.

— Может, в доме никто не живет, кроме Хвороста? — предположил Бром, когда они подошли к очередной двери в узком темном коридоре — шестой или седьмой по счету.

— А ты оптимист, — усмехнулся Честер. — Почти наверняка все остальные тоже мертвы.

Бром внутренне содрогнулся от цинизма в словах напарника: прожив в Забытом городе жалкую неделю, он никак не мог привыкнуть к фатализму, присущему жителям этого странного места. Во всяком случае тем из них, с кем Бром успел хорошо познакомиться: Честер, Бульдозер, Гаррота, Кольт и Арника — все они отличались своеобразным мировоззрением, в котором сочетались черный юмор с покорностью перед неизбежной бедой. Рано или поздно она могла настигнуть каждого жителя Забытого города в облике чудовища, явившегося из тумана...

Резкий звук отвлек Брома от размышлений: Честер уже вовсю стучался в дверь, не забывая при этом орать во всю глотку:

— Открывайте! Хранители пришли! У вас все в порядке?

Ударив еще пару раз кулаком по двери — скорее по инерции, чем из реального желания достучаться до жильцов, — Честер развернулся и направился к следующей квартире. Бром собирался последовать его примеру, как вдруг из-за двери, в которую только что долбился Честер, раздался тихий скрипучий голос, принадлежавшей, судя по всему, очень старой женщине:

— Зачем так орать? Мертвецы вас не услышат.

Поймав удивленный взгляд Брома, Честер возвратился к двери и, подойдя к ней ближе, настойчиво спросил:

— То есть, я был прав, когда предположил, что все жильцы этого дома мертвы? — Напряженное молчание за дверью послужило ответом, и Честер продолжил: — Все, кроме вас.

— Уходите, пока не поздно, — проскрипела старуха. — Тварь до всех добралась — доберется и до вас.

— Ну, это мы еще посмотрим, — осклабился Честер. — Вы нам откроете?

Из-за двери раздался сдавленный смех, сменившийся надсадным кашлем — похоже, у хозяйки квартиры были проблемы со здоровьем. Казалось, ее тяжелое дыхание проникало сквозь замочную скважину, отравляя воздух в коридоре.

— Я похожа на идиотку? — просипела старуха. — Никому никогда не открываю дверь — и вам не советую.

— Как же вы живете взаперти? — удивился Бром. — Откуда берете продукты?

— У меня есть большие запасы, которых хватит на много лет, — невозмутимым тоном парировала старуха. — Про консервы слышали?

Бром предпочел оставить без ответа ехидное замечание и вместо этого спросил:

— Вы не выходите из квартиры, потому что боитесь нападения монстра?

Он поймал насмешливый взгляд Честера: похоже, напарнику доставляло удовольствие наблюдать за тем, как Бром пытается вытянуть крупицы информации из очередной странной обитательницы Забытого города.

— Соображаете вы явно хуже, чем долбитесь в двери, — снова огрызнулась старуха, но затем, немного помолчав, добавила сбивчивым голосом с сильной одышкой: — Рано или поздно тварь доберется до каждого, но только не до меня. Я живу взаперти. Заколотила окна, заклеила все щели. Закрыла вентиляционные отверстия и водопроводные краны. Так я в безопасности. Тварь до меня не доберется.

— Вы ее видели? — спросил Честер и, дождавшись в ответ лишь тяжелое дыхание с присвистом, настойчиво повторил: — Как она выглядит?

Старухе пришлось как следует прокашляться прежде, чем проговорить заметно ослабевшим дребезжащим голосом:

— Я видела тварь лишь однажды. Она обрела форму в лунному свете.

— Какую форму? — Честер прильнул ухом к двери, чтобы расслышать тихие слова.

— Вы сами все увидите, — прохрипела старуха. — А теперь оставьте меня в покое. Я слишком устала. Больше не надо стучать.

Ее голос затих — и больше не прозвучал, хотя Бром и Честер еще несколько раз попытались до нее докричаться.

— Пожалуй, оставим ее в покое, — сказал наконец Честер. — Она сделала свой выбор.

Бром развел руками, признавая правоту напарника: никто из них не собирался выбивать дверь в квартиру одинокой старухи, которая всячески избегала любого контакта с внешним миром.

— Что думаешь насчет ее слов? — спросил Бром, отойдя вглубь темного коридора.

Честер с кислым видом пожал плечами: вопрос явно показался ему идиотским. Впрочем, именно такой была его обычная реакция на реплики напарника, и Бром уже успел к этому привыкнуть.

— Старуха либо права, либо у нее поехала крыша от долгой изоляции. — Честер остановился напротив двери в другую квартиру. — Узнать можно только одним способом — остаться ночевать в этом доме и посмотреть, что будет дальше.

— То есть, стать приманкой для монстра?

— Именно! — В полумраке, озаренном светом фонариков, блеснула широкая улыбка Честера. — Но для начала нужно кое в чем убедиться.

Не дожидаясь, когда к нему присоединится Бром, Честер со всей дури навалился плечом на дверь и, наконец, выбил ее с третьего удара, который получился особенно мощным.

— Может, для начала все-таки стоило постучать? — Бром вслед за Честером прошел в погруженную во мрак квартиру.

Внутри царил все тот же смрад гниющей плоти, что встретил их несколько минут назад в жилище Хвороста. Точно такими же оказались увечья, которые Бром и Честер обнаружили на трупах мужчины и женщины, лежавших на полу комнаты: словно взорванные изнутри животы с ошметками внутренностей, в которых копошились жирные, блестевшие в свете фонариков личинки.

— Старуха права. — Честер со сморщенным лицом разглядывал останки жильцов. — Нет сомнений, что в других квартирах мы обнаружим то же самое.

* * *

Честер не ошибся. Он вообще редко ошибался во всем, что касалось монстров, населявших Забытый город. Годы, прожитые в этом проклятом месте, научили его доверять интуиции.

Осмотрев другие квартиры (Честеру и Брому пришлось выбивать двери по очереди, и теперь жутко болело плечо), они обнаружили почти в каждой из них трупы: иногда их было несколько в одном жилище, а порой их «встречал» единственный в квартире мертвец. Всех жертв объединяло то, как они умерли: неведомая тварь, обитавшая внутри тел, вырывалась наружу, оставляя после себя разодранные животы с ошметками внутренностей.

По-прежнему оставалось не ясно, как монстр попадал в квартиры: каждая из них была заперта изнутри, а окна выглядели целыми, без малейших следов проникновения.

Когда наступил вечер, Честер и Бром обосновались в одной из немногих квартир, в которой не обнаружилось трупов. Судя по слою пыли на полу и мебели, жилище уже долгое время пустовало, что нисколько не удивило Честера: в Забытом городе было полно оставленных квартир. Многие жители покинули свои дома, когда на город опустился туман, из которого вышли монстры...

Честер устроился на стуле возле окна на кухне. Он курил и наблюдал за тем, как вечер сменяется ночью: на улице зажегся единственный фонарь, света которого едва хватало на то, чтобы разогнать сгустившийся за пеленой тумана мрак.

— После тушенки чертовски охота пить, — пожаловался Бром, вставая из-за стола. — Жутко соленая. Не удивительно, что она годами не портится.

Полчаса назад — после того, как Честер и Бром приняли окончательное решение обосноваться в заброшенной квартире на ближайшие вечер и ночь, — они поужинали свиной тушенкой из консервных банок, обнаруженных в шкафу на кухне. Еда на вкус оказалась чуть лучше, чем блевотина. Впрочем, Честера это мало волновало, поскольку к любой самой отвратительной пище у него неизменно имелась лучшая на свете «приправа» — самогон, который в свободное от дежурств время варил Кольт. Он щедро делился напитком с другими Хранителями. Честер хранил спиртное в небольшой фляжке, которую всегда носил с собой: бухло не раз спасало его от скуки во время дежурств.

Сегодня вечером самогон пришелся как нельзя кстати: Честер запил им блевотную на вкус тушенку, после чего предложил угоститься Брому, но тот пронзил его взглядом, в котором читалось явное осуждение. И вот теперь напарник изнемогал от жажды, в то время как Честер, допив спиртное из фляжки, устроился на стуле возле окна.

Бром подошел к раковине и набрал в стакан воду из-под крана. Жадно выпил.

— Странный вкус у воды. — Бром поморщился, поставив недопитый стакан на стол. — Затхлый какой-то.

— Ты бы еще из унитаза попил, — фыркнул Честер, выпуская горький сигаретный дым. — В этом доме все трубы давно проржавели, их годами никто не менял.

Бром уселся за стол, задумчиво глядя на напарника.

— Честер, можно спросить?

— Валяй.

— Как ты стал Хранителем?

Сделав последнюю затяжку, Честер потушил окурок о подоконник: он знал, что хозяева этой квартиры никогда сюда не вернутся, поэтому о сохранности обстановки не стоило беспокоиться.

— Мой отец был первым Хранителем города, — спустя паузу неохотно сказал Честер: он не любил вспоминать прошлое, и неожиданный вопрос Брома разбередил в душе старые раны. — Он всему меня научил. — Честер на мгновение замолчал, проглотив вязкий ком в горле. — Отец погиб вместе с матерью, когда на них напал монстр.

Честер заметил, как по лицу Брому пробежала тень: похоже, напарник уже пожалел, что начал эту тему. Он не произнес слова соболезнования, будто почувствовав, что Честер в них никогда не нуждался. Вместо этого Бром спросил:

— Почему ты не уехал?

— А должен был? — Честер криво усмехнулся.

— Ну, здесь же опасно. — Бром пожал плечами. — Многие уехали.

Честер откинулся на спинку стула, сложив руки за голову.

— Поверь мне: в Забытом городе не опаснее, чем во внешнем мире. Я знаю, что здесь обитают монстры, и это знание дает мне силы. Преимущество. Рано или поздно в нашем городе можно обнаружить чудовище, даже если оно скрывается в человеческом обличье. Чего не скажешь о том мире, откуда ты пришел: некоторые люди всю жизнь остаются тварями, но выясняется это слишком поздно. — Честер замолчал, обдумывая еще одну причину, по которой не хотел уезжать из Забытого города, после чего добавил с улыбкой: — Кроме того, я не хочу потерять рассудок, если надолго окажусь во внешнем мире.

Бром кивнул:

— Именно это произошло с моей матерью. Большую часть времени она вела себя, как обычный человек, но порой у нее случались нервные срывы. — Напарник помрачнел. — Когда я был ребенком, я понять не мог, почему мама плачет по ночам, а иногда — замирает на месте с отсутствующим взглядом, словно в состоянии транса. Врачи не могли ей помочь, и в какой-то момент, став старше, я просто с этим смирился.

Честер перевел взгляд за окно: ночь полностью вступила в свои права, поглотив собою все пространство, кроме одинокого пятна желтого света от уличного фонаря.

— Ложись спать, Бром, — тихо проговорил Честер. — Первым дежурить буду я. Через три часа сменишь меня. Нам нужно выяснить, что происходит в этом доме: кто-то из нас станет приманкой для твари.

— Так себе перспектива. — Бром зевнул, вставая из-за стола. — Спокойной ночи, Честер.

Напарник удалился в комнату, в которой помимо старого шкафа и комода находился столь же древний продавленный диван. Честер остался сидеть у окна. Он вытащил из наплечной кобуры пистолет и положил его рядом с собой на подоконник — так будет надежнее. Затем снова закурил, прислушиваясь к ночным звукам: за окном дул ветер, а где-то в глубине дома периодически шумели старые трубы, словно внутри них кто-то передвигался...

Вскоре к этим звукам присоединился еще один: за стеной раздалось тихое похрапывание Брома. Уснул он на удивление быстро.

Честер не заметил, как докурил сигарету. Сам того не желая, мысленно он возвращался к вопросу, который задал ему Бром.

«Почему ты не уехал?»

Честер покачал головой, отгоняя назойливые мысли.

Он снова закурил — интересно, какую по счету сигарету за вечер? Честер ухмыльнулся: по правде говоря, ответ на этот вопрос мало что менял. Даже если бы оказалось, что он уже выкурил две пачки, он все равно закурил бы еще одну сигарету: живя в Забытом городе, не было смысла переживать о раке легких или преждевременном инфаркте, когда в любой момент тебя могла сожрать какая-нибудь тварь.

Из-за облаков вышла луна, озарив бледным сиянием пустынную улицу за окном. Честер вспомнил слова полоумной старухи, сидевшей несколько лет взаперти в квартире по соседству.

«Я видела тварь лишь однажды. Она обрела форму в лунному свете».

Черт знает, что имела в виду эта сумасшедшая, но не мешает быть начеку.

Честер оглядел кухню, будто ожидая, что из теней на него выскочит монстр. Взгляд зацепился за стакан с недопитой водой, оставленный Бромом на столе.

В лунном свете, сочившемся из окна, нечто внутри обрело форму.

Продолжение здесь

Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks

Всем привет!

Настало время поговорить и про нечисть.

Ох уж эти предисловия, но без них никак. Писанины получилось много, делить пост на две части я не решился, поэтому страдайте.

Раз уж мы взялись разбирать мифологию, то тут не обойтись без контекста. Иначе все это воспринимается как: «Ах-ха-ха, вот дурачки, камням и веткам поклонялись». А мы с вами не такие, мы ж хотим понять, почему именно камни и ветки, а не, скажем, желудям и шишкам, и что в них видели.

Вопросы выживания в те непростые времена я упомянул в прошлом посте, потому что это напрямую касалось животных. Сейчас я хочу подробнее остановиться на мировосприятии древних людей.

Категории добра и зла язычеству не присущи. Это уже более сложные религиозные представления. В язычестве весь мир и все в нем ощущается живым. Все бытие состоит из тысячи мелочей, никак не связанных между собой. Человек не только не выделял себя из животного и природного мира, но и стремился к преодолению границ между ними. Чтобы увидеть причинно-следственные связи и взглянуть на окружение более объективно, нужно, наоборот, абстрагироваться от той песочницы, в которой вы возитесь. А мифологическое мышление – это взгляд на мир изнутри. Эта песочница и есть твой мир, а ты часть ее.

«Мифу присуща своя особая достоверность, которая опирается не на доказательства, но на силу и убедительность непосредственного переживания» С. Н. Булгаков

Мифология – это не про мышление, логику и поиск причинно-следственных связей. Это мир эмоций. И чем ярче эмоции, тем больший отклик они имеют в сознании. А эмоции, как правило, двойственны. Разъярённый медведь одновременно вызывает ужас и восхищение. Шорох в углу ночью рождает страх и любопытство. В язычестве практически всё сочетает в себе противоположности. Не плохое либо хорошее, а может быть и то и другое, в зависимости от ситуации и контекста. Поэтому медведя одновременно хотелось и обнять, и на фарш пустить, и шкуру его на себя натянуть, и в ноги ему кланяться.

Так же в язычестве есть понятия центра и периферии. Центр – это сам человек, естественно. Но это более широкое понятие. Это дом, безопасность, благо. Касаемо человека, центр – это «правильный человек». Взрослый, с женой и детьми.

Чем дальше от центра, тем ближе к периферии. Разум человека не может охватить всю планету, особенно если хрен вообще знает, что там за опушкой. Древний человек живет в своей маленькой локации, где центром является он сам, а на границе его представлений мир заканчивается. Представьте себе, что вы сидите у костра ночью, и там, где заканчивается круг света, и есть периферия. Там глаза чьи-то светятся, там мир мертвых, оттуда приходит потустороннее. Но за эту грань вы не пойдете, потому что там граница вашего мира.

Но и периферия двойственна. Она может нести вред, но там скрыта мудрость и неисчислимые богатства. Мертвые тоже могут принести как пользу, так и вред.

Касаемо человека, правильный человек, он в центре. Все, что не понятиям: молодые люди, еще не рожавшие, чайлдфри, фурри, эммо и прочие, тем дальше от центра, чем больше они «недолюди». Максимально близко к периферии находятся младенцы, они как бы только-только оттуда появились. Они еще не люди в полной мере.

Некоторые народы относятся к беременным женщинам негативно. Ибо те нечисты и принадлежат больше к тому миру, чем к этому. Плюс еще неизвестно, что родится в итоге, потому что уловить причинно-следственную связь между соитием и родами смогли далеко не сразу. Тем, кто давно не рожал, напомню, что между этими событиями проходит 9 месяцев. Откуда ребенок берется в женщине, раньше могли только гадать.

Если дети только явились, то старики, соответственно, уже максимально близко, чтобы уйти туда, за границу. Ведь смерть - это не конец всего, это просто уход за границу вашего мира. Т.е. отдаление от вашего центра. Поэтому старуха воспринимается как потенциальная ведьма, ведь она уже ближе к тому миру, где магия и потустороннее. Одной ногой вляпалась, так сказать.

В общем, постоянное балансирование между «больше жив, чем мертв» и наоборот.

Смерть вообще везде и всюду, к ней относятся нормально. Если сейчас для знакомства детей со смертью используются хомяки, то раньше хомяком был ты сам.

С нудным вступлением закончили. Обещаю больше не нудить, ну, или нудить поменьше. В дальнейших постах только по делу.

Приступаем ко всякой живности.

Начнем с собой касты сил, которые не относятся ни к богам, ни к нечисти. Пассивные, так сказать.

Мать сыра земля, конечно же, на первом месте. Ее нельзя назвать персонажем, к богам она не относится, культа у нее не было. Это просто некая священная сила, которая действует всегда. Чистая, непогрешимая, очищающая и целительная. Горсть земли брали с собой на чужбину, приносили клятву, целуя землю, родную землю принято обнимать и целовать при возвращении с чужбины.

Хлеб, который всему голова. Оно и понятно: как только появился хлеб, он стал всем, для вечно голодных предков. И, конечно же, обрел сакральный смысл. Это оберег и подношение. Им встречают гостей, он участвует во многих обрядах, поминках, ритуалах, в качестве угощения нечисти и для общения с мертвыми. Хлебушек любят все, а кому-то он заменяет даже мозг. Универсальная штука.

Печь. В первую очередь, печь символизирует центр. В прямом и переносном смысле. Это и центр жилища, и источник тепла и пищи, чтобы выжить в холодную зиму. Так же печь ассоциируется с «тем» миром. Своеобразный выход в интернет, прямо из хаты. И с мертвыми можно поговорить и обряды провести. Примечателен обряд «перепекания» ребенка. Больного младенца символически помещали в печь на лопате, чтобы перепечь во что-то нормальное. Мне на ум сразу приходит выражение чехов: "Vrat se do mámy a nech se přemrdat" - обратно его в мать и перетрахать на что-то нормальное.

Возможно, было представление, что душа ребенка приходит в наш мир через огонь очага.

Условно можно разделить всякую паранормальную живность на тех, кто живет рядом с человеком. В домах, в бане, в сарае, под кроватью, тырит ваши носки, гадит под дверью, подсматривает, как вы шпилитесь и пр. И тех, кто обитает за забором. В лесах, болотах, на полях. Вторые более опасны, именно на них и охотятся Дин и Сэм Винчестеры, а также Геральт из Ривии. Хотя и первые могут доставить хлопоты.

Сегодня расскажу о близких соседях.

Духи по соседству.

Начать стоит с того, что ваш дом нифига не ваш. Поскольку все домашнее хозяйство одушевлённо, то как только вы построите себе избу, туда непременно заселится всякая дрянь и будет права качать. Жить вам с ней бок о бок. Древний славянин даже дома не чувствует себя в полной безопасности и уж точно не является там хозяином. Истинные хозяева там другие, и ведут хозяйство они по своему разумению. А вам остается жить по их законам и стараться их не разгневать.

Конечно же, это домовой. Он считается условно самым добрым из духов, если принять во внимание то, что вы у него, по сути, в гостях. Представляли его обычно в образе лохматого старика с бородой. Впрочем, везде по-своему. Живет он за печкой, что неудивительно, учитывая ее связь между мирами.

Разозлить его можно множеством способов, и он начнет вам пакостить. Вредный дед, у которого вы снимаете комнату и вынуждены жить по его правилам. А правил у него много и возникают они на ходу. Образ домового жив и по сей день, только сейчас его воспринимают исключительно положительно. Добрый такой дедулька с веником и улыбкой на пол лица, который из пакостей может только вещи прятать. Домовой в древности пакостил серьезнее. И скотину мог мучить и вас «душить», т.е. наваливаться ночью на спящего, отчего ощущается чувство тяжести. Спите вы себе, а на вас какой-то лохматый дед сидит. Преимущественно душил женщин, мужики не в его вкусе.

Домового нужно было непременно задабривать едой. Пожрать он любит. Но если вы хороший квартирант, то он вам поможет в ведении хозяйства и будет следить за порядком.

То ли образ домового позже разделился на две сущности, то ли они существовали изначально, но есть похожий персонаж - дворовой. Этот уже более вредный тип, и при его наличии, скотину мучает именно он, скотина.

Так же у домового есть еще одно воплощение его вредного характера. Его жена кикимора - еще один домашний дух. Представлялась в образе мелкой старухи. Если домовой наказывает за провинности, по его системе понятий, то эта просто любит пакостить: бьет посуду, щиплет кур, путает пряжу, может что-нибудь поджечь. Встреча с ней не сулит ничего хорошего. Не путать с болотной кикиморой - это разные персонажи. Кикимора, в отличие от супруга, не особо-то и нужна в хозяйстве. В некоторых местностях существовали обряды ее изгнания.

Но это еще не все фантастические твари по соседству.

Далее у нас идет Овинник.

Ови́н - Строение для сушки снопов топкою перед молотьбой.

Если что-то пошло не так, то сознание обязательно родит сущность, которая за это ответственна. У нас есть некая постройка, в которой хранится и сушится стопками зерно. Чтобы его высушить, нужно внутри развести огонь. Что может пойти не так? Правильно, стопки загорятся. А кто за это отвечает? Овинник.

Этот персонаж заботится о хлебе. Естественно, у него есть свои правила. Не любит Овинник, когда топят в ветреную погоду и под праздники. Показания о его внешности разнятся. Кто-то представлял его в образе черного кота, кто-то в виде старика, а то и барана.

Овинник мог нагадать замужество. Молодые девушки заходили в овин, задирали подол и показывали Овиннику свою жёпь. Если погладит он ее мохнатой рукой, то будет удачное замужество. Если погладит голой рукой, то значит там сосед заранее спрятался выйдет она за нищеброда. Если вообще не погладит, значит иди в зал приседай.

Если Овинника рассердить, то он может подраться с хозяином, накидать углей в снопы, а то и вовсе поджечь овин. Задабривать, конечно же, нужно едой.

Банник, наверное, самый жестокий и опасный тип, который прямо хочет вам навредить. Живет он, как ни странно, в бане. Чтобы понять, почему банник такой жестокий, нужно разобраться с образом самой бани. А образ этот весьма дурной. Представьте себе древнюю баню, которую топили по-черному. Там довольно жутко. Горячий пар, которым трудно дышать, копоть, кипяток, горячие камни, о которые можно голую жопу припалить. Да и приступ словить там несложно. К тому же в бане не только мылись (оголялись), но и гадали и рожали. Гадание, как и любая мудрость – порождение мира смерти. Про роды и новорожденных я уже говорил. Да и смертность при родах была очень высокой. В общем, это не то место, куда можно пригласить девушку на первое свидание.

Банник воплощает в себе все эти страхи. Он может плеснуть кипятком, бросить в вас камнем, задушить, напустить угару, ободрать с человека кожу.

Сам он моется четвертым паром, поэтому после полуночи в баню не ходят и тем более в ней не ночуют. Впрочем, банник, несмотря на свою зловредность, дух весьма предсказуемый. Его можно задобрить хлебом, при выходе из бани его следует благодарить и оставлять ему чистую воду. Если соблюдать его законы, то он ничего вам не сделает. Просто будет сидеть и смотреть, как вы голые моетесь.

Может показаться, что они все вредные и только пакостят, но… Да так и есть, все они уроды. Но тут нужно понимать, что так уж устроено мировосприятие древнего человека. Жизнь была трудной, и каждая ошибка могла стоить жизни. И чтобы подобных ошибок избежать, нужны были четкие правила поведения и обряды. А те, кому не повезло, значит, где-то накосячили и какую-то сущность в виде гномика разгневали. Чем спокойнее и безопаснее становилась жизнь, тем добрее становились эти персонажи.

Если вас ночью кто-то гладит мохнатой лапой, то теперь вы знаете, кого нужно задабривать хлебом.

На этом предлагаю закончить с близкими контактами третьей степени. Далее рассмотрим нечисть, живущую подальше от человеческого жилья.

Спасибо всем, кто читает, плюсует и комментирует. Отдельное спасибо @Ulamr, @tAtUmkhAmUn и таинственному пикабушнику.

Телеграмм

Оставайтесь на связи!