- Почему Вы все время обзываете нас? – обращался ко мне на собрании двухметровый парторг моего родного колхоза Демьян Федорович Кабаков.
Он стоял за трибуной и бросал громогласную речь в сумрак зала, где любопытствовало больше половины села, а вместе с ними и я, приехавший от районной газеты в командировку, но втянутый на собрание.
Трибуна была обита багровым бархатом, как поставленный на попа гроб. На бархате – портрет В. И. Ленина. Над вождём горбился двухметровый парторг.
- Что такое сизиф? Почему вы нас всех называете сизифами? - Недоумённый взгляд в зал и вопросительная пауза.
- Скажите мне товарищи или я забыл: когда мы вкатывали какие-то камни на гору? А если вкатывали, то почему не укрепляли? Ведь товарищ корреспондент пишет, что эти камни всё время скатываются, а мы их снова вкатываем. В гору!
- Не было такого! Не было! – Загалдел зал.
- Врёт Витька! С детства врал!
- Заявление на него Кабаков пиши, заявление! – орали из дальнего угла.
- Матерщина, поди, какая-нибудь иностранная этот сизиф. На фук или на фиг похоже! Он любит иностранщину!
- Сизиф, сизиф... Может быть, это сифилис?
- Брось, какой сифилис! он же в газете обозвал, не на заборе, что мы все сизифы, с утра начинаем вкатывать какие-то камни в гору. На Крестовку что ли? Так туда никаким каком никого не вкатишь!
- Вы слышите, товарищ корреспондент, никто и никогда у нас никаких камней на Крестовку не вкатывал, - загремел Демьян Федорович, ища взглядом меня.
- Погодите, друзья! – На сцену вбежал взволнованный учитель истории Сергей Петрович Лопатин. – Сизиф это историческая личность. Боги его приговорили к наказанию вкатывать камень на гору в Тартаре… Это бесполезный труд…
- Очумел Петрович! Это мы – личности? Какой Тартар? Да Витька пишет, что мы всем колхозом ерундой занимаемся, - крикнул из зала Сашка Пузырев, мой одноклассник.
- А чем должны?
- Товарищ Лопатин, сойдите со сцены, не мешайте вести собрание! - Сверкнула очками и постучала карандашом по графину секретарь сельсовета Анна Васильевна, одиноко сидевшая за столом президиума, стоявшего возле трибуны на сцене. Стол тоже был обит багровым бархатом и тоже напоминал ритуальное изделие, но без чёрных лент.
- Да вы знаете… да вы знаете… Сизиф это… - Отчаянно кричал, чуть не плача, Лопатин, сходя по ступенькам со сцены.
- Армян что ли? – кто-то спросил у него.
Лопатин махнул рукой, пробираясь к месту и протирая на ходу очки носовым платком. Мне показалось, что он уже плачет.
- А чё он ишо понаписал? – спросил кто-то из зала.
- В конце статьи он пишет, что труд наш не героический, а какой-то сизифов - продолжал греметь Демьян Федорович. – Но вот вчера пришла бумага из райкома партии: просят принять меры по его статье, где он пишет, что забор возле двухэтажного дома сломан. О сизифе пока ни слова.
- По пьянке мужики забор сломали! – снова загалдел зал.
- В том доме брат его живёт, Володька. Не пьющий. Пусть он и ремонтирует забор, чтобы Витьке неповадно было писать…
Долго длилось собрание. Потом Анна Васильевна зачитала решение, где были слова: «Поручить отремонтировать забор вокруг двухэтажного дома по улице Школьная-7 Владимиру А-му в срок до 7 ноября 1982 года»
Проголосовали единогласно.

Поучительная история из 1925 года, или Как Дунька устроила стенгазету.

«Коммунар», ежедневный орган Губкома РКП(б) и Губисполкома Советов рабочих, Крестьянский и Красноармейских депутатов Тульской губернии, № 99 (2031) от 6 мая 1925 года.

I.

Уж не так-то давно это было. Будто вчера, кажется. Как сейчас помню: на улице играло солнышко. Слегка шумел ветерок листьями деревьев, а в заводе было душно, жарко и угарно. Окна заводские не открывались. Администрация их законопатила наглухо, чтобы не выбросил кто какой-нибудь вещи (ничего не поделаешь, совесть у нас пока „липовая“), и были на каждом окне приколочены прочные решетки.

В одной из мастерских этого завода работали почти одни женщины. Мужчин было немного — мастера больше. Девки звали их крючками. Пожалуй, что их иначе и назвать было трудно. Все ходят, к каждой мелочи придираются. В ином месте и невиновата работница. Просто техника не позволяет лучше сделать, а Сергей Захарович так-то начнет матюкать, что небу станет жарко. Да и не один Сергей Захарович. Все одинаковые были, никто не стеснялся. Уж на что Кузьмиченко, „царство ему немецкое“, умер прошлой зимой, так заикался, заведет свой т. п. п. п. — Не дождешься, а уж как кого матом обложить, так это у него так чисто получится, что девки только морщатся.

— У-у, пакостник.

Смотрела, смотрела на все это Дунька Савельева, да и сказала девкам:

— Давайте их матершинников в газете прохватим.

Девчата задумались.

— В газете. А кто прохватит-то?

— Кто прохватит? — деловито протянула Дунька. — Сами. Кто же больше?

— А как же это сделать-то?

Поправила Дунька на голове красный платок и начала:

— Была я вчера в Механической мастерской, так там ребята обо всем написали в стенную газету и вывесили на видном месте. Прямо целый день не отволочешь никого и за ухо. Читают и читают, а уж кто попал в газету, то прямо волосы на себе рвет.

— Милая. Там ребята, а тут кто, мы что ль с тобой?

— А что ж? Мы то разве не люди? Как напишем, так и будет.

II.

Дунькина беда заключалась в том, что девки обещали много, а написать ничего не написали. Матрюшка, например, сказала:

— Хотела я про своего мастера, Коновалова, написать, а он будто бы учуял что. Уж три дня не матершинит.

Ленке обещали станок исправить.

— Ты, говорят, девка, как-нибудь побейся. А мы твою машину так наладим, что будет работать, как мысли.

Катька заявила:

— Какая тебе тут газета. Мне некогда.

Так и пришлось Дуньке две недели самой материал собирать. И так собирала, что каждую мелочь в мастерской все на бумажку заносила. А как накопилось писем пятнадцать, так к подруге Поле в контору (машинисткой Поля была).

— Милая Поля, напечатай мне вот эти записочки, каждую по отдельности.

— Ладно, — согласилась Поля — приходи после работы.

И как только кончился трудовой день, Дунька в контору. Дело пошло ходом. Дунька даже читать не успевала из машинистской. Под каждой заметкой наставила Дунька разных подписей — Пчелка, Стрекова, Гайка и т. д. и т. д.

Тут же в конторе и наклеили на большой лист бумаги. Сторож конторы намалевал заголовок „Стенгазета — Красная работница“.

____________

Утром на другой день стенгазета была уже в мастерской. Радости Дунькиной не было конца. К газете подходили и подходили работницы и рабочие. Из других мастерских даже прибежали посмотреть новинку.

Мастера ходили поодаль и косились на газету.

Сергей Захарович отошел в угол и сплюнул:

— Вот ты, говоришь что. Чуть проморгал. И уж готов. Попал в газету.

А директор завода вызвал всех прохваченных в кабинет и сказал:

— Вы не дожидайтесь, чтоб в газете вас тянули. Нужно за каждой мелочью смотреть. Будет все по-хорошему, тогда и газета будет не ругать нас, а возвышать.

____________

Теперь в Дунькиной мастерской 22 рабкорки и стенгазета „Красная Работница“ выходит с картинками и еженедельно, без перебоев.

М. К—н.

* Цитируется с сохранением орфографии и пунктуации первоисточника.