— Я те кирну, — в голосе хрипатого прозвучала нотка угрозы, — ты помнишь, что Костогрыз сказал? Если нет, могу напомнить.

Судя по тону и по проскальзывавшим в речи словечкам – уркаганы.

Войнову, наконец, удалось приподнять веки, перед глазами всё плыло, но он смог сфокусировать взгляд. Перед глазами маячили когда-то белый, а теперь серый от грязи и весь в трещинах потолок. Он попытался пошевелиться – не удалось, тело, словно ватой набито, даже шея не ворочается. Плохо. Как он узнает, где находится? Может, хрипатый с визгливым проболтаются? Вряд ли. Он напрягся и смог повернуть голову. Теперь он смотрел на занавеску, отгораживающую его от урлы, грязную, всю в масляных пятнах, местами рваную и неаккуратно заштопанную.

И здесь ничего. Что же делать? Судя по уркам, сидящим за занавеской, ничего хорошего ему, в смысле ей – той, в чьём теле он находился, не светило.

Он вновь напрягся и попытался пошевелиться – усилия были тщетны, в этот раз не удалось даже головы повернуть. Он полежал отдыхая. Войнов чувствовал: надо торопиться, сознание вот-вот уплывёт, и его просто выкинет из тела женщины. А он так ничего не узнал. Даже в их городе они находятся или где-то далеко.

Он лежал, отдыхая, а из-за занавески доносилось.

— Когда он её заберёт, а, Тёртый?

— Я почём знаю? Обещал завтра к вечеру.

— Бля, как надоело тут кантоваться.

Молчание, только шлепки карт по столу и вялые матерки визгливого.

— Слушай, а может, мы её того? – Снова визгливый.

— Кого её, чего того? – Хрипатый.

— Ну, это, — визгливый понизил голос, — сейф лохматый, подломим? А то чё, она там лежит в чём мать родила. Ты прикинь, Тёртый, баба, голая, вторую неделю под боком лежит, а ей и не вдули ни разу – непорядок.

— Тебя за такое Костогрыз сам подломит. Станешь не Мухой, а Петушком, — хрипатый заржал, но было слышно – предложение товарища, ему понравилось. — Да и какой там лохматый, сбрито всё наголо.

— Так тем вкуснее, — было слышно, как визгливый сглотнул, — как у малолетки. Слышь, Тёртый?

— Не, я шерстяных люблю, — сомнения в голосе хрипатого слышалось всё меньше и меньше, — и чем гуще, тем лучше.

— Да ладно, давай, чё ты.

— А если Костогрыз нас за этим делом застукает. Или следы заметит. Ты человек здесь новый – его не знаешь. А я знаю, что он с людьми сделать может. Это же не человек, змея бездушная.

— Мы аккуратно, на полшляпы, она же не целка, или в жопу, если хочешь. Потом аккуратно всё подотрём.

— Ну, давай попробуем. – Хрипатый, наконец, поддался на уговоры.

— Во, це дело, — заухмылялся визгливый, — только давай по стопарю залудим, что бы не на сухую, и веселей стебалось.

— Нету.

— Я сбегаю.

— Куда, Муха, ты сбегаешь. На котлы глянь, закрыто всё.

— Ты чё, Тёртый, у меня тут чикса одна неподалёку живёт, она такой первачок гонит. Никакого ганджибаса не надо. Я мухой сгоняю – одна нога здесь, другая тут. Туда обратно – полчаса, вилы — за сорок минут обернусь, если сразу тачилу не поймаю. Только ты того, это, без меня не начинай, мы её потом в два стола жахнем.

— Давай уж, гони, жахальщик, только больше литра не бери. Костогрыз узнает, уроет.

— Ага, я мигом, мухой.

Войнов услышал, как лязгнул замок, хлопнула входная дверь, и снова лязг запирающегося замка.

Твою же так! Надо что-то срочно придумать. Так. Что же делать? Что же делать? Мысли лихорадочно метались в голове. А если покопаться в сознании женщины, вдруг что откопает? Раньше, во время опытов по переселению в другого человека такого не получалось – он пробовал, но, возможно, ничего у него не получалось по той причине, что люди, в которых он переносился, были в сознании. А если сознание отсутствует? Стоит попытаться. Он закрыл глаза и попытался прокрутить прошлое женщины, как если бы сам вспоминал своё. Поначалу ничего не получилось, но вскоре перед мысленным взором замелькали разрозненные картинки.

Незнакомые лица, чужой, непонятный для него язык, какие-то пейзажи, но вот… Войнов напрягся. Самолёт, стюардесса, что-то говорящая и куда-то указывающая рукой. Скуластый, не поймёшь, то ли китаец, то ли казах, молодой человек. Улыбчивый и хорошо одетый, и боль в левом плече. Провал. Темнота. Тошнота. Перед глазами всё плывёт. Салон машины. Голос.

— Она очухалась.

— Укол вколи.

— Рано, помрёт ещё. В квартире вколем.

Снова провал. Дождь в лицо и свежий воздух. Её поднимают, куда-то несут. Голова тяжёлая. Тошнит. Надо открыть глаза, но веки, словно свинцом налиты, не поднять. Свет в лицо. Глаза всё-таки удалось приоткрыть. Её ведут, почти несут по тёмной улице. Дождь прямо в лицо. Голова слегка проясняется. Стон. Это её голос.

— Б...ь, она приходит в себя.

— Ладно, тут маляся осталось.

Дом странно маленький, кажется, трёхэтажный, почти все окна темны. Тусклый фонарь. Тишина и никого вокруг. И… Есть! Табличка с названием улицы и номером дома. Подъезд. Подъём на второй этаж. Облупившаяся дверь с тёмным пятном от снятого номера.

Он хотел выйти из женщины, но подумал: вдруг её перевозили? Быстро прокрутил оставшееся время. Грязная квартирка с окнами без занавесок, голоса, шприц с мутной гадостью, укол. Темнота. Тошнота. Небольшое прояснение. Жуткая харя, склонившаяся над ним, и боль в правой руке. И снова темнота. Тошнота. Небольшое прояснение. Укол. Похоже, из этой квартиры женщину не перевозили.

24

Войнов вышел из тела женщины. Шумно выдохнул.

— Стерх, торопиться надо. Ей колют какую-то гадость, и, сдаётся мне, вот-вот изнасилуют.

Гигант вскочил, отлетел в сторону стул, на котором он сидел.

— Где, сколько у нас времени?

— При хорошем раскладе час, при плохом даже не знаю – полчаса, пятнадцать минут. Ты улицу Космическую знаешь?

— Знаю недалеко отсюда, минут пятнадцать на машине. Ладно, выкладывай поскорей дом, квартиру – я полетел.

— Дом 9, подъезд, кажется, первый, второй этаж, дверь направо, коричневая такая, деревянная, краска вся облезлая, и номера нет, след тёмный от таблички. На окнах занавесок нет.

— Кто и сколько их?

Войнов не стал уточнять, что имел в виду Стерх, и так было понятно.

— В квартире двое один сейчас вышел, скоро вернётся. По базару уголки тёртые, но не в авторитете, так, торпеды не из лучших. Заказчик или посредник – Костогрыз. Знаешь такого?

Стерх отрицательно качнул головой:

— После разбираться будем, сейчас главное – девушку вытащить. Лады, Алексей Иванович, пошёл я. Спасибо.

— Погоди, ты один или с бойцами?

— Один. Кто же знал, что так всё быстро закрутится.

— Вызови.

— Долго. Я уж как-нибудь сам, — он повёл под курткой могучими плечами, — могу ещё кой-чего, не всё забыл.

— Я с тобой.

Стерх покачал головой:

— Зачем тебе вмешиваться, да и…

Он выразительно постучал по левому виску:

— Поберечься надо.

Войнов зло оскалился.

— Молчать, солдат, слушать команды, и выполнять.

— Так точно, товарищ командир.

Стерх на секунду вытянулся по стойке смирно, а после расслабился и, усмехнувшись, сказал:

— Старый конь борозды не портит. А , Лёха Война?

— Скорее, у овчара ещё не все клыки сточились. — Войнов уже скидывал с себя домашнюю одежду.

— У подъезда жду. Пять минут тебе Война на сборы, не выйдешь вовремя – ждать не буду.

— Ствол-то у тебя нормальный есть или ты своей гаубицей безоткатной светить будешь?

— Обижаешь, командир, — уже в дверях обернулся к нему Стерх и, запустив пятерню под куртку, ловко, одним движением, выхватил из-за спины тусклый от воронения «ТТ». – А тот так, для понту.

Дверь за его спиной закрылась.

Войнов быстро, как в стародавние времена, переодевался. А в голове привычно отсчитывалось контрольное время. Камуфлированные штаны, плотной вязки свитер с высоким горлом, военного образца, куртка. На голову вязаная шапочка, легко раскатываемая в маску, на ноги – берцы. Напоследок он сунул в карман куртки тактические перчатки. Контрольное время – три минуты. Алексей Иванович отодвинул кровать, пальцы нырнули за плинтус – открыть тайник, извлечь сейф. Ключ отомкнул замок, под пальцами быстро завертелся вертушек кодового замка. Не раздумывая, он выхватил «Парабеллум», достал обойму из зажимов в крышке. Плоская коробочка, содержавшая в себе семь смертоносных гостинцев, с лёгким щелчком вошла в рукоять. Контрольное время – минута.

Удивительно, но Войнов чувствовал себя прекрасно, так хорошо он не чувствовал себя последние лет девять. Висок не болел совершенно. Колено двигалось как шарнир хорошо смазанного механизма.

Всё. Нет, не всё. Он выхватил из холодильника пластиковую пол-литровую бутылку воды – в машине глушитель соорудит. Теперь всё.

Захлопнув дверь и заперев дверь, он спустился во двор. Перед подъездом, урча заведённым двигателем, возвышался здоровенный чёрный внедорожник.

25

Район Стерх знал действительно хорошо, до нужного дома, несмотря на ливший, словно из ведра дождь, они добрались за обещанные им пятнадцать минут. По дороге Войнов пересказал, что увидел глазами девушки. Стерх слушал его молча, не отрывая взгляда от раскисшей дороги, лишь изредка хмурился да нервно кусал губы. Проронил, лишишь однажды:

— Нет, такого погоняла, как Костогрыз, я не знаю. Возможно, залётный, или шестёрка мелкая. А может, просто для этих хануриков так обозначился.

И даже, когда Войнов описал ему азиатской внешности молодого человека, по его предположениям, того самого Костогрыза, отрицательно помотал головой.

В том, что Костогрыз – шестёрка, Алексей Иванович сомневался – не похож тот был на слугу, скорее хозяин.

Стерх припарковался в паре домов от нужного, возле Г-образной девятиэтажки, глянул на часы:

— Время пока есть. Как действовать будем?

Войнов пожал плечами, он как раз закончил мастрячить самодельный глушитель и приделывал его к стволу «Парабеллума».

— Тогда вот что я придумал. — Стерх, в свою очередь, навинчивал глушитель на «ТТ», не самодельный, а самый, что ни наесть фабричный. — Входим в квартиру, кладём всех мордой в пол. Если второго нет, ждём его и тоже мордой в пол. Я вызываю своих, они увозят девушку. Дальше ждём Костогрыза, берём его. А уж после я покручу его, он у меня соловьём запоёт.

Войнов усмехнулся:

— Да, ты тактик, Евгений Александрович, но в принципе с планом действий я согласен, не та ситуация, чтобы огород городить. Только когда Костогрыза возьмёшь, моя миссия на этом закончится.

— Согласен.

— Погодь, почему своих бойцов сейчас вызвать не хочешь?

— Хочу покалякать с падлами, а уж потом, в зависимости от того, что они мне споют, я и людей соответствующих вызывать буду.

Алексей Иванович понимающе кивнул: принцип – разделяй и властвуй, ещё никто не отменял, особенно в таких деликатных делах.

Стерх вылез из машины, Войнов выбрался следом и встал рядом. Стерх и правда, был гигантом, на его фоне Войнов, всегда считавший себя высоким, казался карликом. Тот был выше его на добрую голову.

Не скрываясь, они быстро добрались до нужного объекта – старой, облезлой трехэтажки, когда-то давно, наверное, ещё при постройке, выкрашенной в весёлый оранжевый цвет.

Удивительно, но подъездная дверь развалюхи была закрыта на кодовый замок, правда, расхлябанный, который можно было выбить не особо и напрягаясь. Вот только бы нашумели. Стерх вскинул руку с зажатым пистолетом, намереваясь прострелить замок, но Войнов перехватил его.

— Погоди, наследишь, если второй ещё не вернулся, то, увидев твоё художество, драпанет, и хозяевам просигналит. А если там, то Костогрыз точно не пропустит, я так думаю, он калач тёртый, хоть и молодой с виду.

— Да и хрен с ними, главное – девчонку вызволить, а побазарить и с одним языком можно.

— Много тебе шестёрка не расскажет. Погоди, говорю.

Он шагнул из-под козырька, нависающего над ними, и всмотрелся в тёмное подъездное окно.

— Глянь, там, кажется, рамы неплотно притворены.

Стерх шагнул под дождь, пряча пистолет под куртку.

— Точняк.

Он подпрыгнул и, ухватившись одной рукой за бетонный козырёк, а другой за газовую трубу, неловко словно медведь, взбирающийся на дерево, полез вверх.

Войнов слышал, как тот скрипел рамой и тихо матерился. Наконец, подъездная дверь, просипев простуженным домофоном, открылась. Войнов нырнул внутрь, подъезд был темён и, судя по запаху, бьющему в нос, грязен. Пятнадцать секунд – и они замерли перед входной дверью на втором этаже. Стерх прижался ухом к грязной филёнке.

— Ни черта не слышу, — едва слышно проговорил он.

Алексей Иванович хлопнул его по плечу, и Стерх уступил место. Войнов закрыл глаза и вслушался в слабые звуки, доносящиеся из-за двери.

Шепнул замершему рядом Стерху:

— Он там один, второго, похоже, нет. Здесь подождём или войдём?

Стерх не успел ответить, дверь внизу опять просипела, и по лестнице начал кто-то неторопливо подниматься, гремя бутылками и тихо ругаясь.

— Наш клиент, — одними губами проговорил Стерх и огромным бесшумным прыжком оказался на площадке следующего этажа. Через секунду рядом с ним, прижавшись к стене, оказался Войнов, одним движением он скатал шапочку, пряча лицо.

Прижавшись к уху гиганта, он еле слышно выдохнул:

— Берём, когда откроет дверь.

А после притронулся ладонью к плечу Стерха, показал ему указательный палец, крутанул им в воздухе и ткнул на дверь, жестом говоря: пойдёшь первым, твой, тот, кто в квартире. Потом указал двумя пальцами на поднимающегося по лестнице и ткнул ими себе в грудь: мой второй.

Клиент, шмыгая носом и гремя пакетом, приблизился к двери. Замысловато постучал в косяк. Длинный стук, два коротких, снова длинный и опять два коротких.

— Муха, ты? – донеся из-за двери сиплый шёпот.

— Я, и прикинь, не пустой, — визгливым полушёпотом ответил Муха.

Лязгнули запоры, дверь открылась, и Стерх взбешонным носорогом ломанулся вниз.

«Как бы дверь с петель не снёс, вся конспирация к чёрту» — мелькнула в голове мысль, а тело уже летело вслед вниз.

Стерх сходу ударил визгливого в грудь локтем и, снеся замершего в дверях хрипатого, вломился в квартиру. То ли Стерх не рассчитал удар второпях и саданул визгливого, слабее, чем надо, то ли Муха был крепче, чем выглядел. Но вместо того, что бы отрубиться, визгливый охнул, выпустил пакет с драгоценным содержимым и сунул руку в карман. Было видно, сделал он это не просто так, а так, словно лез за оружием, скорее всего, ножом, за стволом лезут иначе. Вынуть руку с ножом из кармана урка не успел, Войнов в два прыжка оказался рядом. Одной рукой подхватил падающий пакет, другой, рукоятью пистолета саданул визгливого по шее, чуть ниже ямочки на затылке. Муха слабо пискнул и начал оседать на пол, но Алексей Иванович не дал ему упасть. Пинком отправив в открытую дверь.

Он осторожно прикрыл за собой дверь, запер её и, пнув ворочающегося на полу Муху, прошёл внутрь. Свет в квартире был погашен, темноту разгоняли только блики фонаря за окном. Стерх уже умело связывал оторванным от приёмника проводом лежащего без сознания Тёртого.

— Своего спеленал? — не оборачиваясь, спросил гигант.

— Не успел, давай сам, я пока посмотрю, что с девушкой.

Войнов подошёл к грязной занавеске, отгораживающей угол комнаты, рывком оборвал её и присвистнул.

На металлической кровати с панцирной сеткой, прямо поверх драного матраса лежала полностью обнажённая девушка. Из всей одежды только украшение – крест четырёхконечный, удобно устроившийся в ложбинке между грудей.

Войнов сглотнул, сразу узнал его. Видел он эту реликва де фамилиа, в собственном сне. Крест, что просила найти прекрасная Долорес Де ЛаВега. Крест во сне и крест, лежащий на обнажённой груди девушки, были идентичными. Перекладины в виде вытянутых ромбов. Вертикальные – длинней горизонтальных. Основание из белого металла, очень похожего на серебро. Лицевая сторона из бирюзы, а в центре круга, к которому сходились ромбы, гравировка в виде змея кусающего собственный хвост – Уробороса.

Размером он и вправду был с женскою ладонь, и толщиной в сантиметр, не меньше. Сделан грубовато, видать, не для ношения на шее он не предназначен. На взгляд Войнова, это было и не украшение вовсе. Не украшение, а что? И как крест из его сна оказался здесь, в реальной жизни?

От этого всего голова Алексея Ивановича пошла кругом, но он, взяв себя в руки, решил, что сейчас не то время, чтобы это выяснять. Эти двое уркаганов на его вопросы всё равно не ответят, а вот Костогрыз, может быть, сможет. Так что, пожалуй, соскакивать с дела рановато. Не раньше, чем он выяснит, что всё это значит.

Войнов вновь посмотрел на девушку. Несмотря на измученный вид, она и впрямь была хороша. Стройная, с тяжёлой грудью и широкими бёдрами, с чуть заметно округлившимся животом.

Войнов покрутил головой, ища, чем бы прикрыть девушку, но, кроме валяющейся под ногами занавески, ничего не нашёл. А этой грязной тряпкой, не годящейся даже на мытье полов, он не стал бы накрывать и бродячего пса, не говоря уже о лежащей перед ним девушке.

— Боец, — Алексеё Иванович обратился к Стерху, — клиенты пришли в себя?

— Один, да, — подал голос Стерх, — второй в отрубе, знатно ты его оприходовал.

— Спроси, где её одежда.

Войнов услышал за спиной приглушённый удар и донельзя злой голос Стерха.

— Слышал, падла, где шмотки?

— Нету, — побулькал сипатый, — лепиху[1] Костогрыз с собой забрал.

Алексей Иванович стянул с себя куртку и накрыл им девушку. Присев рядом, он пробежал пальцами по дорожке мелких проколов, уродующих тонкую руку, и нащупал на шее пульс – слабый и редкий.

— Чем кололи?

— Чем кололи, падла? – продублировал вопрос Стерх.

— Не знаю, начальник, Богом клянусь. Костогрыз ампулы притаранил, велел каждые двенадцать часов дорогу ставить. Но не ханка и не хмурый, бля буду, — повысил голос сипатый, — мутный раствор какой-то.

— Голос притуши, — тихо рыкнул на урку Стерх, — удавлю.

Войнов отошёл от девушки, и, присев над Тёртым, сказал Стерху:

— Притащи второго.

Стерх послушно приволок безжизненное тело связанного Мухи.

Алексей Иванович спокойно рассматривал Тёртого – невысокого, но жилистого типа с много раз перебитым носом и обширной плешью на макушке. И впрямь уголок, вся грудь и руки от плеч до запястий в наколках. Да какие пакостные , мало того что плохо сделанные – кривые линии, нечёткие границы, так и ещё и изображают всякую нечисть – чертей, пиратов, черепа. Войнов в блатных партаках ничего не понимал, но тут и не требовалось особых познаний, чтобы понять: обладатель данной картинной галереи особым авторитетом не пользовался – ни на зоне, ни на воле.

— Слушай меня, босота, — спокойно произнёс Войнов, обращаясь к сипатому, — вас двое, нам нужен один, так что решай сам, кто в расход пойдёт. Ты или твой дружок.

— Кхм, — раздалось от дверей.

— Бл..ь, — сказал Стерх и отпрыгнул к девушке, загораживая её спиной, одновременно с прыжком выдёргивая оружие из-за пояса.

— Пиз..ц, — пронеслось в мозгу Войнова, когда он отскакивал к окну, по пути прихватив Тёртого и прикрывшись им, словно щитом.

— Здравствуйте, — вновь появившийся ничуть не смутился трёх пистолетов, нацеленных на него.

Фонарь за окном под порывом ветра качнулся и осветил плоское лицо так внезапно появившегося человека. Высокие скулы, узкие глаза и чёрные, зачёсанные назад волосы. Не китаец, машинально отметил про себя Войнов, не японец и уж точно не кореец, скорее выходец с азиатских просторов бывшего СССР, казах, а может, киргиз. Скорее казах.

Здоровенный «Гризли» Стерха смотрел молодому человеку азиатской внешности в грудь, «ТТ» в голову. «Парабеллум» Войнова из-под мышки Тёртого, выцеливал живот.

— Костогрыз, — зачастил Тёртый, вяло шевелясь в руках Войнова, — падлой буду, ничего не сказали.

— Заткнись, — не повышая голоса, сказал Костогрыз, — сладенького захотелось, уроды, ведь не хотел с урлой связываться…

— Ша, — рявкнул Стер, — хайло завалили, все.

— Фу, — насмешливо произнёс Костогрыз, — Евгений Александрович, Вы же приличный человек, а так выражаетесь.

— Я сказал: заткнись, и мордой в пол, быстро.

Костогрыз не шелохнулся, продолжая улыбаться и уронив вдоль тела расслабленные руки. Длинные рукава щегольского пальто скрывали кисти. Это очень не понравилось Войнову. Кто знает, чего у него в рукавах припрятано. Ствол, ножи метательные?

— А то что? – почти вежливо осведомился тот.

— Ты дверь запер? – Стерх скосил глаз Войнова.

— Запер.

— Руки подними, — Войнов обратился к Костогрызу, — только медленно.

— Послушайте, Алексей Иванович, — на этот раз обратился Костогрыз к Войнову, — вы хоть понимаете, во что ввязались?

Плохо, крутил в голове мысли Войнов, этот Костогрыз не так прост, раз знает их имена – откуда, чёрт возьми? И как он сюда попал. Я же запер дверь. Запер!

— Откуда ты нас знаешь? И руки всё-таки подними. А то я могу и прострелить их.

— Это не важно, Алексей Иванович, — Костогрыз медленно поднял руки, и Войнов увидел узкие и странно длинные ладони. – А важно то, как мы разрулим эту ситуацию. Я вижу всего два варианта.

— Хрена тебе, а не два варианта, — рявкнул Стерх, — вариант один. Мы забираем девушку, а вы, впрочем, эти гаврики нам не нужны. Ты, Костогрыз, едешь с нами. Можешь целым и невередимым, а можешь с парой дырок в шкуре. Выбирай.

Костогрыз удручённо покачал головой:

— Вы, Евгений Александрович, не понимаете всей серьёзности сложившейся ситуации. Вы думаете, дело в этой девушке? Вы заблуждаетесь. Дело далеко не в ней, точнее не только в ней. А вы, Алексей Иванович, вот уж не подозревал, что поведётесь, прошу прощения за сленг, на сказку о беременной дочери? Такой тёртый калач, уж от вас я такого не ожидал.

— Стерх, — Войнов теперь не срывался, чего уж там, если противнику о них всё известно, — проясни ситуацию.

— Война, клянусь чем хочешь, я правду сказал, — голос Стерха подрагивал от еле сдерживаемой ярости, — не слушай его, он нас запутать хочет.

— Ха-ха-ха, — засмеялся Костогрыз, — так вы тоже думаете, что эта дочь? Откуда такие сведения, Евгений Александрович, это ваш шеф сказал? Вы раньше девушку видели? Доказательства какие-нибудь имеете? Паспорт видели, фотографии, кроме той, что он вам дал? Или, может быть, вы с ним к ней в Испанию катались?

Стерх молчал.

— Чего молчишь? – Войнов аккуратно тюкнул замершего Тёртого, рукоятью пистолета по темени и опустил обмякшее тело на пол. — Стерх?

— Не имею, не видел, не ездил, шеф сказал. – Односложно ответил Стерх, не опуская, тем не менее пистолетов.

— Что и требовалось доказать. – Костогрыз развёл руками.

— Не двигайся, — моментально среагировал на его движение Войнов, — руки верни на место и больше не шевелись. Мне всё это очень не нравится, а когда мне что-то не нравится, я становлюсь нервным и могу пальнуть от этого. Прямо тебе в лоб, чтоб разрешить все сомнения и обрубить, так сказать, хвосты.

Войнов выдал эту длинную и немного бессвязную фразу, лихорадочно решая, что делать. Ясней ясного было: он попал в очень нехорошую ситуацию.

— Война, что делать будем?

По Стерху было видно: он очень хочет взглянуть на девушку, одновременно опасаясь выпустить из поля зрения Костогрыза.

— Я так думаю, валить их надо и уходить с этой, а там пусть шеф решает.

Войнов видел, как дрогнул его палец на спусковом крючке «ТТ», как напрягся Костогрыз готовый рвануть с линии огня.

— Погоди, — подал он голос, — это вообще не решение данного вопроса. Пусть он, — кивок в сторону Костогрыза, — до конца расскажет. В чём тут дело, и что за два варианта.

— Хм, рассказать? Я лучше покажу. Вы видели крест у неё на груди?

Войнов кивнул.

— Он ведь вам знаком? А, Алексей Иванович? — Костогрыз с едва уловимой улыбкой смотрел на Войнова.

Алексей Иванович помедлил с ответом, размышляя о происходящем и ещё, о том, что вот он, тот самый пятый поворот в его судьбе.

Но снова нехотя кивнул. Заметив краем глаза недоумённое выражение, возникнувшее на лице Стерха.

— Всё дело в кресте. Я зажгу свет, а то так не разглядеть.

— Нет, — Войнов качнул головой, — никакого света, так разглядим, если там есть на что глядеть.

— Хорошо, я зажигалкой посвечу, — послушно кивнул Костогрыз.

— Два шага вперёд сделай.

Когда Костогрыз сделал, что ему сказали, Войнов проскользнул за его спиной и проверил входную дверь – заперта. Как же он сюда попал, и так не вовремя, для них со Стерхом, конечно.

— Показывай, только без лишних движений. Будет дёргаться, Стерх, вали его, но не наглухо, это дело прояснения требует. — Скомандовал Войнов.

Костогрыз подошёл к девушке мимо не сводившего с него оружия Стерха. Склонился над ней и, откинув куртку, указал на крест на её груди.

— Присмотритесь к нему, — над еле вздымавшейся грудью девушки вспыхнул огонёк пламени, высветив украшение. — Посмотрите на него, он прекрасен. Это не просто крест – это врата. Притронетесь к ним, и вы уведите, то, о чём и помыслить не могли ещё минуту назад.

Голос Костогрыза вибрировал – низко и глухо, словно шаманский бубен. Он обволакивал со всех сторон, словно звук огромного медиатора, и, казалось, проникал в голову, минуя уши.

— Дотроньтесь.

Это слово Костогрыз произнёс с долгим с на конце, а как только это с утихло, добавил ещё одну фразу на незнакомом Войнову языке.

— Апеи номине креаторис, си плес, эт апеуэрит тиби потас тиррае![2]

Словно во сне Войнов видел, как его пальцы прикоснулись к нижней перекладине креста, как из-за его спины протянулась лапища Стерха и легла на верхнюю, почти у самого центра, с заключённым в нём змеем. Как затем палец Костогрыза с каплей крови у ногтя притронулся к Уроборосу, а затем свет погас.

26

— Ну что, болезные? — Костогрыз слизнул капельку крови с пальца. — Обосрались?

— Б.я буду, начальник, — засипел Тёртый, — мы…

— Т-с-с-с, — Костогрыз присел над ворочающимся на полу уркой, несколько раз раскрыл и закрыл выкидной нож. Резкие щелчки прокатились по квартире и затихли в тревожной тишине.

— Хату спалили, за девчонкой недосмотрели… Что мне с вами делать?

Он положил узкую ладонь на затылок хрипатого, с силой вдавил его лицом в пол, и быстрым, выверенным движением воткнул лезвие в поросшую редкими волосами затылочную ямку.

Хрипатый урка дёрнул ногами и замер.

Костогрыз неторопливо подошёл к так и не пришедшему в сознание Мухе, и проделал с ним ту же манипуляцию, что и с его подельником.

Не торопясь, он вытер почти не запачканный в крови нож о плечо урки, сложил его и спрятал в карман пальто. Выпрямившись, он вернулся к девушке, потрогал мыском ботинка сначала Войнова, потом Стерха, наклонившись, пощупал пульс. У обоих очень редкий и слабый. Достал телефон, секунду помедлил, обдумывая, что сказать, постучал аппаратом по подбородку и быстро пробежал пальцами по кнопкам.

— Шеф, адрес спалили. Нужна команда, мусор прибрать. И люди, чтобы врата перевезти. Да, Стерх и Войнов… нет, я их отправил. По-другому решить проблему было никак. С телами, что делать будем?

Выслушал ответ. Кивнул.

— Они не вернутся. Нет. Не хотелось бы. Это невозможно. Я… — он замолчал, слушая собеседника. — Понял… Уже иду.

Костогрыз убрал телефон. Безучастно оглядел мёртвые тела.

Вновь достал нож, утопил кнопку, отщёлкивая лезвия.

Ткнул остриём в мякоть указательного пальца. Дождался, когда на нём набухла рубиновая капля крови, шагнул к лежавшей девушке и протянул над ней руку, точно над крестом. Капля крови сорвалась с пальца, пока она летела, губы мужчины начали что-то шептать. А пальцы другой руки легли на нижнюю перекладину креста, почти туда, где несколько минут назад лежали пальцы Войнова. Почти…

Конец.

[1] Лепиха – одежда.

[2] Откройтесь, именем создателя твоего, прошу, откройтесь врата мира!

МакНейр вскидывает лук. Стрела с широким, серповидным наконечником, начисто срезает кисть ландскнехта, с зажатым в ней мечом, и почти без паузы вслед за товаркой уходят ещё две стрелы. Одна пронзает печень, вторая входит в центр груди.

Отложив записи и выкинув сон из головы, Алексей Иванович привычно начал массировать колено, ставить иглы и разминать тело.

И только когда Войнов сел завтракать, он разрешил мыслям о Роланде вернуться в голову.

То, что сон, наконец, был просмотрен и запомнен до конца, было с одной стороны  хорошо, а с другой… А с другой, наверное, не очень, неспроста ведь он снился, да ещё так ярко и подробно. Алексей Иванович даже мог вспомнить те подробности жизни Роланда, которые он не видел во сне. Может быть, это был и не сон? А что тогда?

Так и не решив, что для него всё это могло означать, он выбрался на прогулку. Идти, откровенно говоря, не хотелось. За окном было темно и пасмурно. Небо повисло так низко, что казалось, стоит подпрыгнуть повыше и уткнёшься головой в свинцовые тучи, готовые пролиться дождём. Но он, пересилив себя, вышел за дверь.

Пробродив два положенных часа, Алексей Иванович вернулся к себе и, с трудом заставив себя раздеться, лёг на кровать. Левый висок гудел, а колено ныло, словно капризный ребёнок, не получивший желанную игрушку, но неожиданно для себя он уснул. Хоть такого, это надо – не просто лечь в середине дня, а уснуть, с ним отродясь не случалось.

Проснулся Войнов от какого-то тревожного чувства. Не шевелясь, он открыл глаза, пристально вглядываясь в темноту. В комнате было тихо, все вещи на своих местах. Помедлив, Алексей Иванович сел. Боль в виске стихла, колено тоже унялось, только голова была тяжёлой, словно с похмелья.

Войнов присвистнул, увидев, сколько времени показывали ходики. Девятый час. Батюшки святы. Это же, сколько он спал? Нет, на волю, на волю. Собравшись, он вышел из дома. Темноту и тишину разгонял лишь качавшийся на ветру и слабо скрипевший фонарь. Дом, в котором жил Войнов, находился далеко от центральной дороги, поэтому неудивительно, что вокруг никого не было. Сверху моросил противный мелкий дождь, под ногами разливались глубокие лужи. Кто же в здравом уме и трезвой памяти выйдет на улицу в такую погоду. Алексей Иванович полной грудью вдохнул сырой воздух, в голове немного прояснилось, и он пошёл, не разбирая дороги. По собственным прикидкам он пробродил по полутёмным улицам не меньше часа. За это время он замёрз, промочил ноги, но голова полностью очистилась от дурмана дневного сна. Несмотря на сырые ноги и промокший плащ, Алексей Иванович пришёл в хорошее расположение духа.

Остановившись у своего подъезда, он огляделся. Показалось или что-то в окружающем мире изменилось? Да нет, вроде всё как всегда. Машин чужих нет. Он взглянул на свои окна. Постоял и, постаравшись не загреметь, отпер дверь. Быстро и бесшумно он поднялся на свой третий этаж и замер, чутко вслушиваясь в тишину, царящую за дверью в квартиру. Может, зря он секретки не ставил?

Тьфу ты. Он мысленно сплюнул. Да кому он нужен – пенсионер-инвалид. Не таясь, он отпер замки, вошёл внутрь и замер на пороге. В кресле, рядом с письменным столом, кто-то сидел.

Темнота, оккупировавшая комнату, скрывала пришельца от Войнова, он различал только громоздкую фигуру, замершую в кресле.

— Здравствуйте, Алексей Иванович, — произнёс незнакомец, — пожалуйста, не двигайтесь.

Правая рука его, до этого лежавшая на колене, приподнялась. Алексей Иванович разглядел зажатый в ладони громоздкий предмет, до боли напоминающий пистолет, с навинченным на ствол толстой трубой глушителя.

— Как не двигаться? — Спокойно спросил он, нацеленное оружие не пугало его уже давно.

— А, никак не двигайтесь, — незнакомец протянул руку и включил настольную лампу, стоящую на столе, — стойте как стоите.

Проделал он это, не отрывая взгляда от Войнова, да так ловко, что пистолет в его руке не дрогнул и ни на миллиметр не отклонился в сторону.

Лампа под зелёным абажуром мягко затеплилась и осветила незнакомца. Мощный бугристый лоб, брови, сросшиеся на переносице, широко расставленные глаза, тяжёлый, с ямочкой подбородок, и большая, очень большая фигура. Человек, вторгшийся в квартиру Алексея Ивановича, был не просто большим, он был огромным. Плечи что валуны, выпуклая грудная клетка, длинные руки, толщиной с ногу Войнова, ладони, словно совковые лопаты. Не человек – гранитный утёс, нависший над рекой. Пожалуй, он бы не справился с незнакомцем и в лучшие свои годы, не говоря о нынешнем его состоянии. Чёрная кожаная куртка, дорогая даже на взгляд неискушённого в таких делах Войнова. Тёмно-вишнёвая рубашка, чёрные отутюженные брюки и ботинки, чистые, словно за окном не осенняя грязь российского города, а благоухоженная улица чистенькой Европы.

Ясно, на машине приехал. Алексей Иванович улыбнулся своим мыслям. Ежу понятно, что в такое позднее время и так дорого одетый незнакомец не мог приехать на общественном транспорте или прийти пешком. Лампа высветила незнакомца и предмет, зажатый в его правой ладони. Увидев пистолет, Алексей Иванович от удивления чуть не присвистнул: любое оружие он ожидал увидеть, но только не то, что было нацелено ему в грудь.

Редкая модель Кольта 911, подобного тому, что был спрятан у него под кроватью – Кольт Гризли. Здоровенная пушка, при всех своих габаритах терявшаяся в лапище ночного гостя.

— А вы не боитесь, что, несмотря на глушитель, ваша машинка наделает столько шума, что соседи вызовут полицию. Говорят, она теперь хорошо работает, и патруль приезжает на место пришествия через пять минут.

— Вы про это? — Пришелец махнул в воздухе пистолетом с толстенным цилиндром глушителя. — Так, это так – ерунда, просто чтобы вы, Алексей Иванович, меня выслушали, а не кинулись выгонять, применяя грубую физическую силу.

Мужчина ловко спрятал пистолет куда-то под куртку.

— Вы думаете, я бы вас выгонять начал?

— Ну, я, если бы ко мне так вломились – начал.

— Так не ломились бы, подошли, поговорили.

— А вы бы стали говорить со мной о своём даре?

Так, подумал Войнов, приехали. Кто же проболтался? О его второй тайне знали только два человека, причём один уехал из страны пять лет назад, пропав где-то в степях Монголии. Весточку от Аджиева Войнов получал последний раз три года назад. Значит, Саня сболтнул где-то.

— О каком даре? — Алексей Иванович постарался сделать как можно более удивлённое лицо.

— Алексей Иванович, вы меня не помните? — мягко спросил незнакомец, не ответив на вопрос.

Войнов отрицательно качнул головой, эта фраза напомнила ему сон, и вопрос, заданный Роланду Гаем.

— Совсем не помните? — с ноткой разочарования спросил человек-утёс.

— Нет. — Войнов пристально всмотрелся в человека, и вновь отрицательно покачал головой: такого здоровяка он бы запомнил.

— Дазбок, — вздохнул незнакомец. — Двенадцать лет назад, отряд десантников попал в засаду. Связи нет, боеприпасы на нуле. Мы тогда думали – кирдык нам, а тут сам Лёха Война со своей группой, как дьявол из ниоткуда возник и… спас нас, оставшихся. Я вас хорошо запомнил, а вот вы… И правильно, где меня запомнить было? Я тогда дырявый весь в углу лежал, дерюжкой какой-то прикрытый, вот и не запомнили.

— Хорошо, с этим разобрались, — кивнул Войнов, а теперь объясните, о каком даре вы толкуете?

— О вашем, Алексей Иванович, о вашем.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, и поэтому, думаю, вам следует удалиться.

Незнакомец вздохнул:

— Лёха Война всегда был великолепным солдатом, но вот актёр из него никакой. Я хочу поговорить о вашем даре, э-гм, так сказать, находить людей по фотографии.

— Значит, об этом? — Алексей Иванович решил больше не играть, раз уж пришелец знает о его позывном. — Кто проболтался? Малышев?

Незнакомец удручённо покивал головой:

— Саня никогда не отличался молчаливостью, особенно когда перепьёт.

Войнов потёр подбородок. Свой дар он обнаружил лет восемь назад, возможно, он  был и раньше , но проявился впервые именно тогда. Алексей Иванович хорошо запомнил тот, первый раз. 

21

Он сидел в парикмахерской, ожидая своей очереди на приём у хорошенького мастера Аллочки. Девочки юной, но чертовски умело обращающейся с ножницами и расчёской. Войнов сидел, лениво перелистывая глянцевый журнал, рассеянно скользя глазами по страницам. Взгляд случайно зацепил рекламное фото. Безбрежная синь океана, яхта и смеющаяся девушка в бикини на переднем плане, смотрящая прямо в объектив. Светло-карие, почти прозрачные глаза вдруг начали наплывать на него и…

…Солёные брызги прямо в лицо, солнце, ласкающее обнажённую кожу, и запах, ни с чем не сравнимый запах простора, моря и свободы. Войнов поднял руку, с удивлением рассматривая тонкое запястье с еле заметным пушком на коже, изящные пальцы с аккуратным маникюром. Ниже – загорелый, плоский живот, с маленьким бирюзовым треугольником ткани между длинных ног.

— Селеста, Селеста, — услышал он, — улыбайся же…

Миг, и наваждение сгинуло, Аллочка трясла его за плечо:

— Алексей Иванович, вам плохо?

Он бездумно смотрел на неё, продолжая чувствовать солёные брызги на лице, и невозможно приятное ощущение молодого и здорового тела.

— Нет, милая, — машинально ответил он, пытаясь не дать уйти этим ощущениям, — задремал, просто нынче спал плохо.

Потом Алексей Иванович путём проб и ошибок выяснил, при каких условиях он может попадать в голову другого человека и глядеть на мир его глазами. Не годились старые чёрно-белые фото, размытые или нечёткие, тоже не давали эффекта переноса, сколько бы человек, на них изображённый, ни таращился в объектив. Фотографии, напечатанные в газетах, никуда не вели. Для переноса Войнова в сознание другого человека требовался чёткий, цветной снимок на глянцевой бумаге. В иных случаях фотография для него оставалась простым картонным мгновением чужого прошлого.

Единственные, кого он посвятил в свою тайну, были Аджиев и Малышев. Первый, увлекавшийся подобными делами, и сам имел кой-какой внетелесный, как сам Аджиев это называл, опыт. И Войнов надеялся, что он хоть что-то прояснит, но тот лишь хмыкнул и сказал:

— Забей, Лёша, на это дело, и никогда не пользуйся этим даром, и никому не говори о нём – целее будешь, а лучше забудь, как будто этого никогда не было.

Войнов и сам понимал, что если это не фантазии, не глюки раненого мозга, то за такой дар многие не пожалеют и родной матери, а значит, спокойной жизни ему не видать как своих ушей. Многие, очень многие, начиная от родной власти и заканчивая бандитами в погонах и без, захотят этим воспользоваться, им и выжмут его, Алексея Ивановича, досуха, а после выкинут, ну или как вариант – будет он жить в золотой клетке и лазить в мозги тем, на кого ему укажут. А после всё равно – выкинут, когда он придёт в негодность, по той или иной причине.

Второй… А вот с Малышевым было не всё  так просто, тот имел доступ к кой-какой аппаратуре. Тот и сам загорелся идеей, твердил о научной сенсации и тому подобной чепухе, сыпал терминами, но быстро охладел, когда выяснил, что ничего проверить он не может, и подтвердить результаты опытов, кстати, тоже. Ничего его аппаратура не выяснила и не показала. Какие-то альфа ритмы, или бета, или гамма, или ещё чёрте знает какие. Что мозг Войнова, во время проникновений в другого человека, ведёт себя как у спящего или медитирующего, что дело, скорее всего, в осколке, застрявшем в его мозгу. В общем, нёс псевдонаучную ахинею. Так что Алексей Иванович, как и советовал Аджиев, забил на это дело. 

22

— Интересно, — медленно произнёс Войнов, задумчиво потирая скулу, — кому ещё этот болтун растрепал?

— Не волнуйтесь, — незнакомец подал голос, — кроме меня, никому.

— Откуда такая уверенность? — Алексей Иванович пристально смотрел на гостя.

— Вы Саню давно видели?

— Года два не встречались, — припомнил Войнов.

— Он умер год назад, точнее, погиб.

— Вот как? — Войнов внимательно изучал лицо гостя. — И вы к этому, конечно, не имеете никакого отношения.

— Помилуйте, Алексей Иванович, вы за кого меня принимаете? Я хоть и не из добра и света сделан, но и не дьявол воплоти.

Судя по мимике, ночной гость и впрямь обиделся.

— Саня был балаболом, но и моим другом тоже был, настоящим, как в детстве говорили – взаправдашним. Я и сам, признаться, опешил, когда узнал. Даже расследование учинил небольшое. Есть у меня друзья в полиции – проверили. Кой-кого подмазал, где надо надавил. Чисто там всё – несчастный случай. Он тогда как раз развёлся. С горя, а может, с радости и загулял. Жил он в хрущебе старой, с колонкой газовой. Проверили – вентиляция там никакая, забита была грязью всякой. Саня отрубился, а колонку не выключил, она древняя была, словно мамонт, огонь погас, вот газ и пёр в квартиру, ну он и угорел.

— И сколько шансов из ста, что он до этого кому-нибудь, кроме вас, не проболтался?

Незваный гость пожал широченными плечами:

— Он, после той пьяной трепотни, как протрезвел, прибегал – умолял никому не говорить о нашем разговоре и вообще забыть его, а после утверждал, что всё придумал.

— А где гарантия, что вы не проболтаетесь? — Войнов тяжело, исподлобья посмотрел на гостя, так, словно прицеливался.

Гигант покачал головой:

— Вы мне жизнь спасли, Алексей Иванович, как же я могу вас так подставить?

— Хорошо, — медленно произнёс Войнов, — с этим разобрались. Так что вам от меня надо и, кстати, как вас зовут? Неудобно разговаривать, не зная имени собеседника.

Гигант улыбнулся:

— Евгений Александрович Стеров, можно просто Стерх. А дело у меня простое. Девушку надо найти.

— Двигаться уже можно? – с иронией спросил Алексей Иванович.

Стерх развёл руками, как бы извиняясь и, достав из внутреннего кармана конверт, протянул его Войнову:

— Посмотрите, пожалуйста.

 Войнов взял конверт, но, повертев его в руках, положил, не вскрывая, на стол, и повторил свой вопрос:

— Что конкретно, Евгений Александрович, вам от меня надо?

Стерх тяжело вздохнул и задал неожиданный вопрос:

— Много вы людей спасли, Алексей Иванович?

Войнов усмехнулся: если этот гигант хочет поиграть, он с ним поиграет:

— Не знаю, не считал.

— А скольких убили? – задал Стерх следующий вопрос.

— Много, — подумав, ответил Войнов, — но тоже не считал.

— Больше, чем спасли?

Алексей Иванович пожал плечами, этот разговор его забавлял:

— Всё может быть.

— Так, может, кинете на чашу весов жизни ещё парочку?

— Парочку? В начале разговора речь шла об одном человеке.

— Она беременна.

Войнов сдался:

— Хорошо, рассказывайте, я пока переоденусь и заварю чай.

Стерх кивнул:

— Согласен, может, на ты перейдём?

— Перейдём. — Алексей Иванович уже переодевался в сухое, — Чай будешь?

— Буду.

— Тогда на кухню пошли.

— Для каждого случая, Лёша, требуется свой особый чай, один и тот же на все случаи жизни не годится, — так когда-то поучал Войнова Аджиев.

Тогда Алексей Иванович не понял этой фразы, но слова запомнил. Но вскоре раскусил заключённый в них смысл. После того как распробовал вкус чайной церемонии. Не тот наносной, пусть и красивый, который показывают досужим туристам, а истинный, заключённый всего лишь в трёх факторах: правильный чай, правильная вода и правильные люди, собравшиеся за одним столом.

С тех пор для каждого события и для каждого гостя, у него их, правда, было немного, можно сказать – совсем не было, у Войнова был свой чай.

Вот и сейчас, посмотрев с сомнением на гостя, он решил не брать зелёный чай, тем более белый или красный, а достал с полки чёрный крупнолистовой, тот, что обычно заваривал для родителей, когда они навещали его. С водой и дозировкой также решил не мудрить: кинул в заварочный чайник три горсти, по одной на человека и одну для чайника.

 Пока Войнов заваривал по всем правилам чай, Стерх рассказывал.

— У моего, кхм, босса, пропала дочь. Я перерыл весь город и ничего не нашёл. Никаких следов.

— Когда она пропала?

— Неделю назад.

— Большой срок. Похитили?

— Не знаю, предложений о выкупе не поступало.

— Стоп, — Алексей Иванович, поднял руку, — давай по порядку и с начала, а то каша какая-то получается. Что за босс, что за дочь, ты каким боком к этому делу, ты же вроде вояка?

Стерх отпил из чашки и поморщился: непонятно, то ли оттого, что чай не пришёлся по вкусу, то ли от вопроса Алексея Ивановича. Но тут же разрешил сомнения Войнова сказав:

— Чай хорош, но скажи — тебе надо всё знать?

— Надо. Не люблю, когда со мною втёмную играют.

Стерх откинулся на спинку стула:

— С начала так с начала. Когда меня из армейки уволили после ранения, я, мягко сказать, опечалился – к какому берегу бедному солдату приткнуться? Я, по сути, кроме как воевать, больше ничего и не умею. Помыкался я на гражданке. Ну вот скажи, Алексей Иванович, куда сильному, молодому и относительно здоровому организму, податься, который к тому же обладает кой-какими специфическими навыками? Такими, как убивать, взрывать… да что я тебе рассказываю – сам всё знаешь. Ну, подошли ко мне с предложением, поработать на одного человека.

— Бандита.

— Скажем так, на авторитетного человека. На откровенного бандоса я бы работать не стал, — отрицательно покачал головой Стерх.

— Честь дороже? – иронично поинтересовался Войнов.

— Совесть. Он, кстати, не так уж и плох, депутатом вот стал недавно, о народе заботится вроде как.

— И кем же ты при нём стал? Начальником службы охраны?

Стерх вздохнул, было видно, что фраза эта его покоробила.

— Не совсем, но вроде того. Скажем так: щекотливые дела улаживать. – Он опять вздохнул. — Ты не представляешь, какая мразь там до меня работала. Так что пришлось ряды почистить, подтянуть ребят, с которыми вместе служил. Ну, в общем, это неважно.

Он поболтал ложечкой в чашке, думая о чём-то своём, и продолжил.

— Босс мой, человек семейный, женатый. Второй раз – деваха молодая, моделька какая-то, а от первого брака дочь у него осталась. Она лет с трёх в Испании жила.

— В Испании, Спании, — задумчиво произнёс Войнов, совпадение это ему не понравилось.

— Что?

— Да нет, ничего. Ты продолжай.

— Да, дочь. О ней почти никто и не знает. Он вроде как скрывал её. Сам понимаешь, у такого человека дети – самое уязвимое, что может быть. Тем более, если живут далеко, особенно и не присмотришь. Она и не приезжала никогда сюда, на Родину, так сказать. Он катался тайком. Она замуж вышла, за сына богача какого-то. Забеременела и решила приехать, самолично отцу объявит об этом. Приехала, сообщила: не представляешь, как босс радовался, пожила неделю и обратно укатила. Да не докатила. Ребята дочурку в самолёт посадили, а вот из него она уже не вышла.

— Ты, значит, недосмотрел?

— Не было меня в это время, — Стерх скривился, как от зубной боли, — на малую Родину я катался, за Урал, – дед у меня помер. Я, можно сказать, с похорон сюда примчался, даже на поминки не остался.

Он тяжело вздохнул, глубокая складка пролегла у него поперёк лба:

— А тут такая ерунда.

— Как это из самолёта не вышла?

— Да вот так, в салон вошла и пропала.

— Чушь. Такого не бывает.

— Не бывает. Я напряг кой-кого кое-где. Нашли там следы – скорая приезжала, после объявления на посадку, минут через пять. А кого увезли неизвестно. Что за скорая тоже. Ни в одну больницу вызовов не поступало. Ни в городские, ни в частные – есть у нас парочка клиник. Откуда машина пришла – неизвестно, всё на месте.

— А что же парни, что её провожали?

— Да не мои это были. Они проводили её, посмотрели, что в самолёт поднялась, и укатили.

— Трясли их.

— Там всё чисто, лоханулись просто.

— Точно?

— Точнее не бывает, сам их колол.

— И что дальше.

— А ничего, весь город на уши поставили, по-тихому, правда, боссу огласка не нужна. Перетрясли всё, что можно и что нельзя. Сам понимаешь, у него везде завязки, — Стерх ткнул пальцем в потолок, — и там, наверху, и там, в смысле… ну, понимаешь с кем.

— Ага, с криминалом.

Стерх покивал:

— Те божатся, что это не они, если только гастролёры какие. В общем и целом ничего мы не нашли. Тут я о тебе вспомнил, ну что о тебе Саня рассказывал. Дай, думаю, попробую. Для начала местных гадалок посетил, думал, может, они чего смогут. Ничего внятного не смогли. Только один, Иван Васильевич, неприятный тип, сказал, что жива, но где находится, определить не может – мол, что-то блокирует. Ещё посоветовал Петра[1] какого-то отыскать, этот, кого хочешь найдёт. Только не сыскал я никакого Петра – пропал он, а люди из конторы одной серьёзной, посоветовали забыть вообще, что я о таком знаю, я и забыл. Вот к тебе пришёл.

Войнов прокрутил в голове рассказ Стерха, никаких нестыковок не нашёл. Это, похоже, и впрямь была необычная просьба, исходящая от частного лица, а не хитрая игра государственной конторы с целью проверить информацию о его необычной способности.

Он принёс конверт из комнаты и достал из него фотографию. С фото Стерх угадал. С плотного прямоугольника глянцевой бумаги прямо в объектив на Войнова смотрело строгое лицо молодой женщины. В глаза ей он пока не смотрел. Лет двадцатьпять - тридцать. Тёмные прямые волосы, с косой чёлкой. Прямой, с небольшой горбинкой нос, губы не пухлые, но и не узкие – обычные, а вот подбородок круглый – волевой и красиво очерченный, на щеках ямочки. Не сказать, что красивая, но привлекательная точно. А в жизни так и вообще может оказаться очень себе ничего. Глаза карие.

Он набрал в грудь воздуха, как перед прыжком в воду, и посмотрел прямо в чёрные точки зрачков.

 [1] История рассказана в романе «Неомаг».

— Подрастерялся, а? — Ганс Пуно бесшумно возник рядом с Роландом.

— Есть немного, — Роланд согласно кивнул, — не ожидал встретить это брехливое войско.

— Это не проблема, — Кулак сбросил с плеча небольшой кожаный мешок, — я ещё в «Диком гусе», когда ты о загородном доме заговорил, смекнул насчёт псов.

Он закончил возиться с завязками и, погрузив руку в мешок, продемонстрировал Ролонду сочащийся кровью кусок мяса.

— Вот, опасался, правда, что протухнет на жаре, но... — он понюхал мясо, — нет, гляди-ка, не свежатинка, конечно, но вполне себе, вполне.

Стоявший рядом отландец, бесшумной кошкой вскарабкался на забор. Он вытянул из-за спины длинный лук и, пристроив поудобней колчан, изготовился к стрельбе.

— Давай.

Пуно взмахнул рукой, и мясо, разбрызгивая кровь, перелетело через забор. Прошло секунд двадцать, и Роланд услышал шелест травы за оградой и утробное рычание собачьих глоток.

Сухо треснула тетива о кожаный наруч, первая стрела исчезла во мраке. Четыре раза быстро и бесшумно натянул и спустил тетиву МакНейр, а после удовлетворённо кивнул и одним рывком спрыгнул в сад.

Команда Роланда, не сговариваясь, быстро и слаженно принялась штурмовать преграду.

Оказавшись по ту сторону забора, Роланд огляделся. На траве тёмными неподвижными тушами лежали собаки, у каждой из огромной, похожей на львиную, головы торчало древко стрелы.

— Бронебойными бил, — тихо пояснил отландец, вырезая стрелы, — боялся, что простыми лбы не пробью.

Роланд махнул рукой, и наёмники, роли были распределены ещё по пути, потянулись к дому. Он не ошибся в своих ожиданиях по поводу асиенды Дельгадо. Типичный дом в спанском стиле – квадратное строение с внутренним двориком, только в два этажа, и слегка большего размера, ну как слегка, раза этак в два. Высокие и узкие окна закрыты ставнями.

Отландец и маркиз скользнули за левый угол дома. Моряк и Хубер за правый. Ганс Пуно, почти невидимый на фоне тёмных фруктовых деревьев, побежал к каморке привратника.

Прислонившись к стене, Роланд замер, ожидая напарника. Бывший ландскнехт не заставил себя долго ждать и вскоре замер за его спиной, демонстративно вытирая лезвие длинного кинжала пучком травы. Роланду не было нужды спрашивать, как прошло дело, и так было ясно.

Выждав время, давая своим спутникам обойти дом, Роланд, чувствуя за спиной дыхание ландскнехта, поднялся по ступеням к массивным дубовым дверям.

Перехватив арбалет одной рукой, он прижался ухом к пахнущему смолой створу. Странно, но за дверями асиенды тишина. Не такого он ожидал от Дельгадо. За дверями должно было царить веселье, визгивый смех чикас[2], взрывы мужского хохота, перебиваемые мелодией бандурии[3] и перестуком кастаньет. Но, может, лос кабалерос[4] просто притомились от обильных возлияний и пласерес аморес[5], и легли спать. Тем лучше для него, Роланда, спящих резать не в пример легче. Не так благородно, как в открытом бою лицом к лицу, но он сюда, в конце концов, приехал, не дуэло де онор[6] устраивать, а скорее мстить. А для венганзо персонале[7], как и для войны, все средства хороши.

Роланд осторожно надавил на створки, и те, неожиданно легко распахнулись. Господа так упились, что забыли запереть дверь? Или двери здесь никогда не запираются, находясь под надёжной охраной высокого забора, гарда и стильских волкодавов?

Тишина и предрассветный сумрак царили в патио[8], лишь слегка освещённого редкими факелами на стенах галереи второго этажа. Роланд на миг замер, а после, вскинув арбалет к плечу, скользнул внутрь двора, к большой чаше фонтана. Он обвёл взглядом галерею. Тьма между колоннами дрогнула, подалась и выпустила из своих объятий мужскую фигуру. Сначала одну, а следом за ней ещё четыре. С галереи на Ролонда острыми глазами смотрели жала арбалетных болтов.

Тут же в затылок Роланду ткнулось холодное дуло пистоля.

— Брось дуру.

Роланд чуть повернул голову, ловя краешком глаза фигуру Ганса Пуно. Тот мгновенно отступил на шаг.

— И не дёргайся, стрельну не думая.

Роланд послушно опустил оружие на плитки пола.

— Кацбальгер, отстёгивай, только медленно, медленно.

Рядом с арбалетом глухо звякнул бронзовой гардой меч.

— Браво, браво, брависимо! — Захлопал в ладоши Дельгадо. — Ну вот мы и встретились, дорогой аманато де ми эспосо[9]. Как же я ждал этой встречи!

— Сеньоры, прошу на сцену!

И он вновь захлопал в ладоши, разрезая тишину ночи сочными хлопками. Из полутёмных арок галереи второго этажа по бокам от Дельгадо возникли Гай Мертвец и Хесус Волк. Беловолосый бесстрастно смотрел на Роланда, хешарец криво ухмылялся.

 — Все! Присоединяйтесь к нам, все, не стесняйтесь, ми амигос[10].

На правой лестнице появилась долговязая фигура отландца. В опущеной правой руке он держал лук, в левой, за редкий хвостик чёрных волос, отрубленную голову маркиза Леона ДеГаро.

Взмахнув рукой, он отправил голову многострадального паломника и мушкетёра в полёт. Глухо стукнувшись о каменный пол патио, голова маркиза подкатилась, пачкая белоснежные мраморные плиты кровью, к самым ногам Роланда. Стукнувшись затылком о его сапоги, она перевернулась, и на Роланда уставились мёртвые глаза ДеГаро. Голубые и безмятежные, как весеннее предрассветное небо над благословенной Спанией.

— Никогда не любил франков. Особенно мушкетерев, да и толкование Священного Писания у него так себе, ересью попахивает. — МакНейр весело подмигнул Роланду и опёрся на лук.

На лестнице, ведущей с левой стороны галереи, появился Карлос Лорка с абордажной саблей в руке. Вытерев клинок, моряк швырнул запятнанный алыми пятнами платок за перила и спрятал саблю в ножны. Он пожал плечами, словно извиняясь, в его глазах Роланд заметил грусть и сожаление.

Роланд проследил за планирующим, похожим на истерзанного голубя платком. Помедлил, а после взглянул в тёмное небо, подсвеченное жёлтыми пятнышками звёзд. Вот он – новый виток его жизни, на этот раз он будет очень коротким. Смерти Роланд не боялся, только вот Изабелла и его ребёнок, он был уверен: это будет сын, наследник. Что с ней сделает Дельгадо? Гадать не стоило: этот бастардо первертидо[11] убьёт её. Значит, надо убить его первым, а пока надо тянуть время, дожидаясь шанса прикончить Дельгадо. Кацбальгер и арбалет лежали в не его досягаемости, но верная чинкуэда всё также висела вдоль спины, скрытая складками широкого плаща. А значит… А значит, если фортуна ему улыбнётся, треугольный клинок напьётся крови барона. Надо совсем малость – чтобы тот подошёл поближе, хотя бы спустился с галереи вниз.

Роланд перевёл взгляд на Дельгадо.

— Ну, как тебе моя ловушка, Роланд Мертвец? А?

Дельгадо насмешливо развёл руки и захохотал, запрокинув голову, лающим, визгливым смехом вендедора де меркадо[12].

— Как я тебя провёл, тебя и мою шлюшку жену. Ты попал в мою ратонеру[13] как слепой мышонок. Мне рекомендовали тебя как самую умную и осторожную тень в этом городе. А оказалось, что не так-то ты умён, а?

Роланд посмотрел на МакНейра.

— Вот уж не думал, что отланды предают?

Тот скривился, словно в рот ему попал кусок кислой айвы.

— Всё не так, как на самом деле, барон нанял меня задолго до тебя, а наша с тобой сделка не больше чем игра.

— А, вы, доблестный моряк? Тоже лишь часть игры?

Карлос Лорка печально покивал:

— Патент королевского капитана дорого стоит. Мне, правда жаль, но сеньор Дельгадо сделал более заманчивое предложение, чем вы, и тоже значительно раньше.

— А ты, ландскнехт? — Роланд полуобернулся к Гансу Пуно, который так и держал его под прицелом рейтпистоля.

Ландскнехт пожал плечами:

— Мы с братьями получили заказ на тебя, так что ничего личного, только бизнес.

— Ясно.

Роланд вновь обернулся к Дельгадо.

Тот хлопнул в ладоши.

— А хочешь, я расскажу тебе, что будет дальше, сеньор Муэрто? Обрисую тебе, в ярких тонах, твою дальнейшую судьбу и судьбу моей шлюшки жены?

Ну что же, чем дольше это каброн треплется, тем лучше для Роланда. Краем глаза он видел, как гарды, до этого старательно выцеливавшие его из арбалетов, слегка расслабились, и смертоносные жала болтов уже не смотрели точно в грудь Роланда. И правильно, долго держать тяжёлое оружие направленным в одну цель трудно. Оставался ещё ландскнехт за спиной, но рейтпистоль громоздок и тяжёл, так что и Пуно скоро устанет и опустит руку.

— С удовольствием выслушаю вас, сеньор барон.

Роланд насмешливо поклонился Дельгадо, самую малость, смещаясь в его сторону.

— Кхм. — Негромко кашлянул из-за плеча барона Гай.

— Впрочем, сеньоры, мы не в балагане на рынке в День Всех Святых, пора заканчивать. — Барон поднял руку.

— Ха-ха-ха! — Нарочито громко расхохотался Роланд. — Ловушку, говоришь, барон, ты придумал. Насмешил перед смертью, благодарю.

Роланд, не прекращая смеяться, ещё немного сдвинулся в сторону Дельгадо.

— Сам придумал, сам воплотил! Уф, благородный гранд, ты придумать, куда свой член деть не можешь, как только в грязные задницы игеррийских наложниц, а говоришь о такой многоходовке. Ты всего лишь пэрро[14] за спиной истинных гроссмейстеров.

Роланд дёрнул подбородком в сторону Гая.

— Как они скажут, так ты и лаешь.

Лицо барона начало наливаться дурной кровью, глаза выпучились, а кулаки сжались с такой силой, что побелели костяшки. Он разевал рот, не в силах вымолвить ни слова. Большего оскорбления, чем сравнение благородного сеньора с собакой, нельзя было и придумать. Роланд знал, куда бить острым словом, чтобы вызвать гнев Дельгадо, затмить его разум и заставить сделать необдуманный поступок.

— Вы, барон, — он вновь изобразил глубокий поклон, при этом сдвинувшись ещё немного вперёд, — не знаете и половины, о чём пытаетесь мне поведать.

— Титере[15], в ловких руках настоящего мастера. — Продолжал сыпать оскорблениями Роланд, расшаркиваясь и склоняясь в шутовских поклонах, постепенно шажок за шажком, двигаясь к правой лестнице.

— Х-р-р-р. — Захрипел барон, побагровев и вздувшись лицом так, что на лбу его запульсировали вены, того гляди, хватит апоплексический удар.

 Дельгадо пошатнулся, ухватился одной рукой за резные перила балюстрады, другой рванул ворот шелковой камисы, словно ему не хватало воздуха.

— Ублюдок, отродье северной шлюхи, — барон смог совладать с голосом. — Ты сдохнешь, не просто сдохнешь, ты будешь умирать долго, очень долго. И умолять меня о смерти. А знаешь, что я сделаю с Изабеллой?

Барон снова захохотал, выпучив глаза и широко раскрыв рот, став похожим не на породистого коня иберийской породы, каким он Роланду всегда выглядел, а на осла.

— Я не убью эту шлюху, как собирался. О нет! Я продам её в хешарский бордель, самый грязный и дешёвый, а перед этим отдам на месяц солдатне в дальнем гарнизоне на границе.

— Ты, осёл, барон, просто сошедший с ума крестьянский ишак, если думаешь, что отец Изабеллы спустит это тебе с рук.

Роланд начал терять хладнокровие, он чувствовал, как ярость горячей волной захлёстывает его изнутри, бьёт в голову почище кулака ярмарочного бойца. Только бы добраться до барона и воткнуть клинок ему в живот и проворачивать его в ране, пока Дельгадо не захлебнётся кровью и угрозами.

— Ты думаешь, я всё это затеял, чтобы отомстить тебе и этой грязной потаскухе?

Барон опять зашёлся в протяжном ишачьем смехе.

— О нет, ты пешка, с помощью которой я смахну с доски ферзя.

Дельгадо потряс в воздухе сжатыми кулаками.

— Это ты, Роланд Мертвец, похитил мою горячо любимую эспоса[16], и увёз в неизвестное место. А во время передачи выкупа был захвачен, а после, под пытками, признался, что зверски надругался над ней, а после утопил.

Роланду хотелось завыть, и кинутся на барона, но тот был слишком далеко от него, надо, надо выманить его к себе.

— И это, не всё…

— Барон, — Гай ухватил Дельгадо за плечо, — хватит, вы и так наговорили ли…

— Молчать, — завопил барон, — знай, своё место, я ещё не закончил.

Роланд видел, как заходили желваки на скулах ландскнехта, как опасно сузились его глаза.

— Не всё! — Дельгадо дёрнул плечом, избавляясь от хватки Гая. — Это лишь интро[17].

Он шагнул в сторону лестницы, ведущей с галереи.

— Вот тебе версе[18], после того как я оплачу мою горячо любимую жену, как проношу траур, года, я думаю, хватит. Настанет время милашки Долорес Де ЛаВега, она как раз войдёт в возраст замужества. Думаю, не надо объяснять, чьей женой она станет? И кто потом займёт место главы города? После скоропостижной смерти, например, от отравления мидиями, графа?

Барон внезапно успокоился и начал не топливо вышагивать вдоль резных перил галереи.

— А вот тебе и кода[19] сеньор Муэрто. Пока я скорблю по безвинно убиенной супруге, данные господа, — Дельгадо небрежно указал на ландскнехтов, — прибирают к рукам ночную сторону города, с полного одобрения и согласия сиятельного графа Де ЛаВеги. А как иначе, что это за беззаконие: правая рука главы ночных теней, то есть ты, Роланд Мёртвый, похищает, а затем и зверски убивает дочь одного из столпов славного города Оливы. А тут ещё и с попущения, всё того же главы ночного города, гибнет младший сын кабеза[20] купеческого ордена, это, согласись, ни в какие ворота не лезет.

— Ха-ха-ха! — пришла очередь хохотать Ролонда. — Барон, барон, это же надо так обделаться. Настоящий асно[21].

Он смеялся так искренне, что на глазах выступили слёзы.

— Изабеллы давно нет в городе. Я пришёл сюда только для того, что бы отправить в ад твою душу, Сантьяго Дельгадо. Сделать подарок эль паса де ми корасон[22] в виде твоей головы, на годовщину нашей встречи. Как никак пять лет, как мы разделили постель. А ты, барон не знал? И исчезнуть отсюда.

— Что? — Барон вновь начал стремительно багроветь.

— Я устал от этого города, его зноя и пыли. А Изабелла от тебя и твоих игеррийских шлюх.

— Нет! — Дельгадо в ярости заколотил по перилам.  

— Да, да, да! — Роланд подбоченился и издевательски ухмыльнулся.

Барон рванулся в сторону Хесуса Волка, сорвал гросс-мессер с его пояса и кинулся к лестнице.

Свершилось то, что так долго ждал Роланд. Дельгадо потерял голову, в переносном смысле, сейчас в переносном, а через пару мгновений и в самом что ни на есть прямом.

18

Олей Элвин МакНейр стоял, опершись на лук, с любопытством внимал перепалке ночной тени и напыщенного, словно индюк, барона.

Не нравился ему этот полукровка удей. Характерный горбатый нос и печально опущенные уголки глаз не укрылись от взгляда отландца. А то, что Роланд был к тому же наполовину вейцарцем, так вообще раздражало МакНейра, не любил он этих мягкотелых торгашей. Вейцарец, зля барона, вёл какую-то хитрую игру. Так-то было понятно, чего этот головорез добивается: разозлить барона до такого состояния, чтобы тот потерял голову настолько, чтобы убил его, быстро и без затей. Без этой вот грязи – пыток и унижений. Но что-то было ещё в его поведении, что-то ещё, помимо быстрой смерти, он замышлял, что именно отландец понять не мог, поэтому не расслаблялся, внимательно следя за Роландом.

МакНейр посторонился, когда барон, вконец выведенный из себя, выхватил у хешарца меч и кинулся к лестнице. А дальше случилось то, что примерно и предполагал отландец. В два длинных прыжка барон преодолел лестничный марш и, вскинув над головой гросс-мессер, устремился к вейцарцу, с намерением его зарубить. Тот, шагнув навстречу, раскинув руки в стороны, словно собрался обнять барона, а после ловким и быстрым движением скинул плащ и выхватил откуда-то из-за спины короткий меч.

Ганс Пуно, устав держать затылок Роланда под прицелом, опустил руку. Он искренне веселился, видя, как ночная тень издевается над Дельгадо. Барон ему самому не нравился. И будь его воля, если бы его назначили главным в их тройке, он бы постарался привлечь бывшего ландскнехта на свою сторону. Но главным был Гай Метвец, а у него был свой, неизвестный Гансу, личный счёт к Роланду Мёртвому.

Бывший ландскнехт издевался, барон бесновался, а Ганс развлекался, глядя на всё это. Барон, размахивая мечом, словно палкой, бросился к Роланду. Тот шагнул к Дельгадо, вытянувшись в струну и раскинув руки, словно собирался воспарить над мозаичным полом патио, или нарочно подставлялся, дабы барону было удобнее его зарубить. Полы короткого плаща, от резкого движения взметнулись крыльями нетопыря.

И тут Гансу Пуно стало не до шуток: на спине рукоятью вниз висел короткий меч, и рука ночной тени уже тянула клинок вниз.

— Вердамт![23] — Он начал вскидывать руку с пистолем.

Гаю до смерти надоел спектакль, устроенный Мертвецом, ещё больше он устал от барана-барона, и, если бы тот не был ключевой фигурой в плане, он с превеликим удовольствием закопал благородного дона где-нибудь под платаном в его же собственном саду.

— Инсенсато![24] — Пробормотал он себе под нос, когда Дельгадо бросился к Роланду с намереньем зарубить его.

Он бы, конечно, сам с радостью отделил голову ренегата от тела, но если барона это убийство приведёт в чувство и успокоит, то пусть так и будет.

Гай прикрыл глаза, от визга, устроенного бароном, у него начал болеть правый висок, поскорей бы Дельгадо сделал, что задумал и успокоился. 

— Нет, сукин сын! Гай! Прикончите его! Дьябло рекоджело![25]

Панический крик Хесуса заставил его распахнуть глаза и застонать, как от сильнейшей боли. Весь их тщательно выверенный план был готов обрушиться в преисподнюю. И тогда уже не барона, а его, Гая, и всех его людей, закопают где-нибудь под платаном или под оливой. Капитан таких провалов не прощает.

19

Роланд дождался своего. Барон, с мечом хешарца, спотыкаясь и оскальзываясь, кинулся вниз по лестнице. Он быстро глянул на галерею: Гай стоял, прикрыв глаза, Хесус, скрестив руки на груди, весело скалился, отландец всё так же равнодушно опирался на лук. Гарды, опустив арбалеты, отошли вглубь галереи. Никто, кроме, возможно, Ганса Пуно, не помешает Роланду отправить душу барона в бездну. Просто не успеют.

Левой рукой он дёрнул фибулу, скрепляющую плащ у горла, швыряя плотную ткань за спину, на голову поднимающего пистоль Пуно. Правой рванул чинкуэду, закреплённую вдоль спины, чтобы на обратном движении вспороть живот барона.

Он ударил, как и планировал, снизу вверх, глядя прямо в выпученные, теперь уже от ужаса, глаза Дельгадо. Дикая боль ожгла правое запястье, а следом в животе и груди вспыхнули огненные шары. Роланда швырнуло назад, затылок с глухим стуком ударился о выстланный каменными плитами пол патио.

Перед глазами, пронзая светлеющий небосвод, прямо из его тела, вырастали длинные, с чёрными перьями на концах, стрелы. Всё-таки отландец успел.

— Проклятье! Изабелла… Прости… — беззвучно шевелились губы.

Боль ползла по телу вверх, пока не добралась до шеи. Где превратилась в зажатый в кулаке Ганса Пуно острый клинок, полоснувший Роланда по горлу.

[1] Ла коло дел перро – псу под хвост.

[2] Чикас – девки.

[3] Бандурия – щипковый инструмент, имеющий общие черты с мандолиной.

[4] Лос кабалерос – благородные господа (здесь с иронией).

[5] Пласерес аморос – любовные утехи.

[6] Дуэло де онор – поединок чести.

[7] Венганзо персонале  – личная месть.

[8] Патио – внутренний двор в доме.

[9] Аманато де ми эспосо – любовник моей жены.

[10] Ми амигос – друзья мои.

[11] Бастардо первертидо – больной ублюдок.

[12] Вендедора де меркадо – рыночная торговка.

[13] Ратонера – мышеловка.

[14] Пэрро – шавка.

[15] Титере – марионетка (кукла).

[16] Эспоса – жена.

[17] Интро – здесь начало.

[18] Версе – здесь середина.

[19] Кода – здесь конец.

[20] Кабеза – глава, начальник, шеф.

[21] Асно – ишак, осёл.

[22] Эль паса де ми корасон – услада моего сердца.

[23] Вердамт – проклятье

[24] Инсенсато – глупец.

[25] Дьябло рекоджело – Дьявол вас забери.

Поток мыслей Роланда прервало деликатное покашливание.

Он поднял затуманенный от размышлений взгляд на подошедшего к его столику человека. На стул, не дожидаясь приглашения, усаживался давешний моряк.

Не в правилах Роланда было нанимать человека, который уже один раз отказался, но продублённый солнцем мореход ему нравился, поэтому он не стал возражать.

Маринес гулко и безрадостно воздохнул, устраиваясь на жёстком сиденье.

— Так припёрло, что на сушу согласен? — Роланд начал наполнять рюмки.

— Услышал я краем уха озвученную сумму, она бы мне очень пригодилась, — маринес огладил вислые усы.

— Условия слышал? — Роланд стукнул донышком бутылки о столешницу.

Согласный кивок.

— Устраивают?

Ещё один.

— И с тем, что из Спании придётся уйти?

— С такими деньгами мне хватит на первоначальный взнос, в королевские морские войска, те, что в столице, а там меня сам дьявол не достанет.

Ролан согласно качнул головой: да уж, флотские своих не сдают, тем более королевские.

— Оружие?

— Огнебоя нет.

— Это не проблема.

— Значит… — Роланд приподнял свою рюмку.

— Значит… — моряк выпил свою порцию.

— Значит, — Роланд усмехнулся, ставя пустую рюмку на стол, — встречаемся перед самым закатом, за западными воротами, в тисовой роще.

Моряк кивнул.

— Как звать?

— Карлос Лорка, к Вашим услугам сеньор, — моряк поднялся и, не прощаясь, ушёл.

Глядя вслед уходящему моряку, Роланд решил, что делать.

Сначала отправим в ад Дельгадо, Гая Мертвеца с дружком и всех, кто будет на асиенде, а там решим, что делать дальше.

Обведя взглядом зал таверны, Роланд встал: делать здесь больше нечего, оставшееся отребье, он даже в качестве пушечного мяса нанимать не станет. Мало того что не явятся на встречу, напившись в ближайшем кабаке, так ещё по пьяни, растреплют о деле, а там дойдёт до гардов или Главы ночных, только всё дело завалится.

Он поднялся и вышел из «Дикого гуся».

16

Покинув «Дикого гуся» Роланд покружил по городу, проверяя, не идёт ли кто за ним. След его оставался чистым, соглядатаев не было. Спустя час он подошёл к западному выходу и, остановившись в тени таверны, принялся наблюдать за воротами.

Из будки, пристроенной к стене, изредка появлялись сонные и вялые стражники и, побродив по площадке перед воротами, уходили обратно. Всё правильно – западная дорога – это не северный или восточный тракты, где постоянно толклись торговцы, купцы и просто люд, приезжающий в славную Оливу. И не южный выход, где стражников было втрое больше, чем у других ворот. Как никак от южных врат путь лежал к Хешару. Времени прошло много, но в памяти людей ещё оставались орды диких  хешарцев накатывавших на город, и поэтому ворота с южной стороны стояли закрытые.

Дождавшись, пока очередной стражник, совершив обход, скроется в будке, Роланд, никем не замеченный, выскользнул в ворота.

Тисовая роща была пуста. Удобно устроившись в густых кустах, на небольшом холме, Роланд принялся наблюдать за трактом. Если что-то пойдёт не так, и его кто-то сдал, он заметит приближение непрошеных гостей, в виде гардов, что вряд ли, или ассесинов Главы, что более вероятно, и всегда сможет уйти незамеченным. Но дорога оставалась пустой – с запада редко кто приезжал в Оливу, только владельцы асиенд да паломники, направляющиеся в монастырь святого Секундия.

Времени до появления наёмников у Роланда было много, даже с учётом того, что они, скорее всего, прибудут ранее назначенного срока, и он принялся обдумывать план нападения на дом Дельгадо. Хотя то безумие, что он задумал, назвать планом можно только с натяжкой.

План был прост, как эспадрильи[2] беднейшей спанской женщины. Ворваться в дом и всех перебить, при удаче найти семейную реликвию Де ЛаВега и пропавшую вместе с крестом компанеро Долорес и вернуть. Вернуть, а значит, заручиться поддержкой очень могущественной семьи, что в его нынешнем положении будет совсем не лишним.

Как именно они будут врываться, он не решил, так как не видел имения Дельгадо, но надеялся, что оно будет устроено в традиционном спанском стиле, а значит, пробраться незамеченным к дому, а после взять его штурмом не составит никакого труда.

Первым к роще прибыл Джозе. Он сидел на тощей, серой в яблоках лошади, ведя в поводу такого же заморённого, как и его кобыла, мерина каурой масти, навьюченного двумя мешками.

Почти следом за ним приехал Ганс Пуно, этот довольно ловко управлял тёмно-серым коньком, невысоким, но крепким.

Они обменялись кивками с Джозе, и воришка достал засаленную колоду карт.

— Шлёпнем по маленькой, сеньор?

Роланд видел, как ухмыльнулся ландскнехт и, отрицательно качнув головой, произнёс:

— Извини, омбре[3], но от тебя за версту несёт карточным пройдохой. А я не хочу остаться без жалованья. Может, этим побалуемся?

Ганс продемонстрировал Проныре кожаный стаканчик с костями.

— Позволите, сеньор? — Джозе протянул руку к стаканчику. — Не в обиду будет сказано, но не один я здесь произвожу впечатление человека с очень ловкими пальцами.

Ганс, снова улыбнувшись, передал стакан Проныре. Мошенник долго и внимательно рассматривал кости, нюхал, гладил и чуть ли не облизывал их. Потом, кинув их в стакан, долго тряс его возле уха, вслушиваясь в костяной перестук. Несколько раз для пробы скинул гладкие кубики себе на ладонь, а после согласно кивнул:

— Костяшки чистые, значит, можно и сыграть.

Они нашли небольшой пень и начали ловко метать кости, не забывая при этом поглядывать на дорогу.

Третьим и четвёртым, почти одновременно, прибыли отландец и пехотный сержант. Дружно отказавшись от игры, они спешились и, привязав коней, молча принялись наблюдать за пляской игральных костей.

Не заставил себя ждать и бывший мушкетёр. Он приехал на спокойном мерине, таком невысоком, что длинные, затянутые в тонкие чулки ноги почти касались земли.

Вот этот себя уговаривать не заставил и быстро включился в игру.

Наёмники вели себя как умелые войны – не шумели и постоянно следили за трактом.

Роланд посмотрел на дорогу, ведущую к роще, потом перевёл взгляд на небо, до назначенного часа оставалось совсем немного, а доблестного маринеса не было. Четверо наёмников, как люди бывалые, прибыли в назначенное место раньше оговорённого часа, а вот морячек почему-то запаздывал. Этот факт Роланду не понравился: в морских войсках дисциплина и пунктуальность была на высоте, и такой опытный вояка, как Карлос, опаздывать не мог.

Он снова взглянул на тракт и увидел приближающегося к роще маринеса. В седле тот сидел не слишком ловко и выглядел обеспокоенным.

— Господа, — маринес спешился и, коротко кивнув находящимся на поляне, спросил, — нашего нанимателя ещё нет?

Джозе открыл рот, что бы ответить, но Роланд его опереди.

— Я здесь, сеньор Лорка.

При звуке его голоса кондотьеры, те, что были заняты игрой, повскакивали со своих мест, а те, что стояли, схватились за оружие.

Сержант вскинул здоровенный пистоль, отландец сбросил с плеча длиннющий фламберг, а когда Роланд подошёл к своей свеженанятой банде, то все, так или иначе, держались за оружие.

— Спокойно сеньоры. Вы чем-то обеспокоены, господин Лорка?

— Э-м-м, — протянул маринес, — дело в том, что мне показалось, будто за мной в городе следили.

— Вот как? — Роланд приподнял бровь. — Проныра.

Джозе кивнул и мигом влез на высокий платан. Через минуту из густой кроны донеслось:

— Тихо, как у монашки под юбкой. На дороге пустота, как в брюхе постника.

— Видимо, вам, сеньор моряк, показалось. А вы, господа, ничего подобного не заметили? — Обратился он к остальным кондотьерам.

Те дружно закачали головами.

— Хорошо, этот вопрос закрыт. Джозе ты привёз, что я просил?

— Да, в мешках, на кауром[4]. — Приглушённо донеслось из-под раскидистой кроны.

— Хорошо. Посиди пока там, понаблюдай.

Роланд скинул мешки на землю и развязал. Матерчатое нутро скрывало в себе четыре здоровенных рейтпистоля, арбалет, чинкуэду – неплохую, но качеством похуже, чем была у Роланда; и два укороченных мушкетона. Сверху всего этого добра лежали чехлы для пистолей, четыре мешочка с пулями, столько же рогов с порохом и десяток арбалетных болтов.

Роланд пристегнул к спине чинкуэду и, подхватив арбалет с болтами, кивнул на оставшееся оружие моряку и маркизу:

— Разбирайте господа.

Каждому из наёмников досталось по паре рейтпистолей и мушкетону.

— Сеньоры, повторю о цели нашей маленькой кампании, — Роланд обвёл взглядом кондотьеров, — наша задача проста: уничтожить одного доблестного идальго, парочку бывших наёмников и их охрану. Женщин и детей, буде такие окажутся на асиенде, не трогать.

— Прислугу? — Подал голос маринес.

Было видно, что подобная задача ему не нравится.

— Нет, — помедлив, ответил Роланд, — их не надо, но, как я и говорил – из Спании придётся уехать. Все согласны?

— Не новобранцы желторотые, — за всех ответил сержант, — сразу знали, какую кондотту подписываем.

В роще совсем стемнело, и лиц наёмников Роланд почти не различал.

— Что же, господа, тогда вот, — он отстегнул кошель от пояса и кинул его Петеру Хуберу, — обещанное перед делом золото, разделите. Остальное после, как и договаривались.

При виде денег все оживились.

Пока сержант делил золото, Роланд окликнул Проныру:

— Джозе, как там?

— Да, кагада[5], темно, как у мавра в пуджио[6], но вроде никого.

— Тогда слезай, дорогу покажешь.

[1] Ла мъерда дел торо – бычье дерьмо.

[2] Эспадрилья – традиционная крестьянская обувь.

[3] Омбре – дословно человек, мужчина. Здесь ироничное обращение к человеку, которому не доверяешь.

[4] Каурый – масть лошади, светло-каштановый, рыжеватый.

[5] Кагада – дерьмо.

[6] Пуджио – зад.

Его сын, спустя двадцать лет, у северной границы остановил объединённые войска Анции и Талии, вознамерившихся за счёт южного соседа расширить свои территории. Остановил, а после разбил на голову, заманив в ловушку.

С тех пор никаких крупных, да и мелких войн Спания не знала.

Так, откуда здесь взяться нормальным наёмникам? Оным хоть и не возбранялось появляться в этих землях, но гарды могли замучить их мелкими придирками и проверками до икоты и стойкого отвращения к солнечной стране. Да и зачем нужны кондотьеры в невоюющей стране?

Безусловно, в «Диком гусе» можно было нанять лихих ребят, сносно владеющих холодным и огнестрельным оружием, но это были скорее головорезы – тубо[2], где-то и когда-то, возможно, служившие, а, возможно, и нет, чем профессиональные воины.

А с такими, признающими только право сильного, ничего не знающих о дисциплине, тактике, не говоря уже о стратегии, много не сделаешь. Тем более в таком щекотливом и деликатном деле, как с малым отрядом вырезать хорошо вооружённых гардов и бывших ландскнехтов. И скольких бы Роланд сейчас не нанял, надеяться он мог только на внезапность нападения и на то, что такого от него не ждали.

Он с тоской оглядел зал и вновь уставился на непочатую бутылку. К нему уже подходила парочка наймитов, но таким он бы не поручил и курицу зарезать, не говоря о том, чтобы подписывать их на опасное дело. Так что завернул он их без долгих разговоров.

— Можно? — вывел его из раздумий грубый голос.

Роланд взглянул на подошедшего. Человек, задавший вопрос, был невысок, но крепок и широк в кости. Волосы – соль с перцем, сонные глаза, не единожды перебитый нос и густые, аккуратно подстриженные усы с проседью. Одет, словно дойчлянский крестьянин, в блузу с широкими рукавами, широкие же штаны и короткие сапоги, на плечах длинный плащ с капюшоном. Вот только на поясе, вместо короткого крестьянского ножа висели широкий пехотный палаш – слева, справа – кинжал, больше похожий на маленький меч, в потёртых ножнах. Несмотря на седину, человеку было не больше сорока лет. Это хорошо, раз дожил до таких лет, занимаясь ремеслом наёмника, и не помер, значит, вояка опытный и умелый.

Кондотьер Роланду понравился, и он кивнул, предлагая присаживаться.

Когда седой угнездился на жёстком табурете, Роланд налил орухо в две стопки. Одну поставил перед наёмником, другую придвинул к себе. Мужчина не спешил брать угощение. Это тоже понравилось Роланду.

Наёмник долго смотрел на Роланда, ничего не говоря, потом спросил:

— Кого резать будем и за сколько?

— Тебе не всё равно? — Вопросом на вопрос ответил Роланд.

— Нет.

Роланд кивнул, кондотьер всё больше и больше нравился ему. Он снова оглядел седоусого.

Пехота, решил Роланд, и не простой солдат. Сержант?

— Пехотный сержант? — спросил он.

Наёмник кивнул:

— Пятнадцать лет, на службе великого герцога Дойчлянда.

— Что же в наемники подался или наскучила оседлая и скучная жизнь городского стража? — Роланд откровенно подначил седоусого.

Бывший сержант тяжело посмотрел на него:

— Стражника? — Он усмехнулся. — Три компании и Семилетняя война от границы до границы, этого не хочешь?

— Так всё же, почему со службы ушёл?

— Девку с капитаном не поделил. — Мрачно ответил седоусый.

— Капитан, я так полагаю, гниёт в могиле, а ты в бегах?

Седоусый кивнул:

— Так кого резать будем?

— Нескольких славных идальго, и десяток ублюдков гардов. Устраивает?

— Знатных? — Оживился наёмник. — Так это мы завсегда.

Он, наконец, взял рюмку, но пить не спешил. Повертев её в пальцах, спросил:

— Сколько?

— Пятнадцать монет за пару дней работы. Это если железо[3] своё. Пять аванс, пять перед делом, пять после.

Седоусый удивлённо крякнул:

— Золотом?

— Ну не медью же. Только тебе, после дела, путь в Оливию будет заказан, если выживешь. Если помрёшь, извини, похорон не будет.

Наёмник понимающе покивал и залпом кинул в рот крепкое пойло. Чем подтвердил согласие на найм.

— Оружие есть. Петер, моё имя. Петер Хубер[4]. — И пояснил, — отец мой, крестьянином был, отец и дед.

Он стукнул донышком по столу и, выпустив посуду из пальцев, протянул Роланду широкую ладонь.

Роланд, в свою очередь, выпил, подтверждая сделку, и ссыпал пять тускло блестевших золотых в протянутую руку.

— Какое оружие?

Мясник хлопнул себя по поясу.

— Реж, руби – ты видел. Есть ещё пара альбанских пистолей.

— Не загуляй. Жду перед самым закатом, за западными воротами, там неподалёку тисовая роща есть. Знаешь где?

— Найду. — Взгляд наёмника снова стал тусклым.

И, усмехнувшись, добавил:

— Не загуляю.

Один нанят.

Роланд смотрел в широкую спину уходящего Крестьянина. Теперь ещё пяток бы найти таких, как это пехотный сержант, и можно идти резать Дельгадо и кампанию.

13

Прошло ещё полчаса, не меньше, прежде чем к его столу подсел следующий кандидат. Высокий, стройный и широкоплечий парень. Молодой, очень молодой, чтобы быть опытным рубакой, лет двадцати-двадцати двух. Густые тёмные волосы схвачены в хвост на затылке. Ярко-синие глаза, белозубая улыбка. Одет по местному: узкие штаны, поверх камисы богато расшитый корпесуэло[5] и короткий плащ, скрывающий что-то длинное и, по-видимому, острое, хоть явно не спанец.

— Можно? — традиционный для этого места вопрос.

Роланд нехотя кивнул: слишком парень был молод, но выбора не было, побеседуем, посмотрим.

— Олей Элвин МакНейр, — парень представился и сел напротив.

Это меняет дело, отметил Роланд, – наёмник был отландцем, а те начинают воевать чуть ли не с пелёнок. Горы рано заставляют взрослеть. Даже странно, что он оказался так далеко от родного клана. А, впрочем, это не его дело.

Роланд наполнил рюмки.

— Кого, где и сколько?

Парень сразу взял осла за кохонэс[6].

— Пару зарвавшихся дворян с охраной, за городом. Плата – пятнадцать монет золотом. Пять сейчас, пять перед делом, пять после, если выживешь. Это если оружие своё.

Отландец, не дав ему договорить, разочарованно скривился:

— Ты асесино[7] ищешь или честных воинов?

— Если ты об этом, — Роланд провёл пальцем по горлу, — то мы отправим в ад не женщин и детей. Драка будет честной.

— Надеюсь, их будет больше? — МакНейр взялся за рюмку.

— Это я тебе обещаю, — Роланд даже не соврал.

Отландец залпом выпил рюмку.

— Оружие своё?

Олей кивнул и, распахнув плащ, показал витой корзинчатый эфес горского палаша.

— Всё? — удивился Роланд.

— Мало? — флегматично поинтересовался отландец.

— Драться много придётся, — уточнил Роланд.

МакНейр белозубо улыбнулся:

— Клеймор[8] есть, — начал перечислять он, — но, думаю, он вряд ли понадобится.

Роланд согласно кивнул, он тоже считал, что двуручник им не пригодится, хотя как знать, что может пригодиться в рукопашной свалке.

— И так, по мелочи, — продолжил отландец, — пистолей пара, лук, чекан, кинжал. Вроде всё.

— Хорошо. — Роланд опрокинул свою стопку и, отсчитав МакНейру золото, сообщил, где и когда они встретятся. — И да, после дела из Спании придётся уехать.

— Вот как? — Отландец равнодушно кивнул. — Уедем, если придётся.

Роланд вновь оглядел зал «Дикого гуся», народу явно прибавилось. Вот только тех, кого бы он хотел нанять, не было. Нужны ему люди тёртые и умелые, и, что самое главное, не местные. Лишь у стойки, облокотившись на струганные доски, стоял, судя по наряду, моряк.

Крепкий и словно продублённый морем и солнцем, он выглядел опасным. С правого бока свисала абордажная сабля, из-за спины выглядывала рукоять ножа.

Пират, корсар? Вряд ли королевский маринес[9] мог оказаться здесь, если только он, как тот пехотный сержант, не вздёрнул своего капитана рее.

Моряк, помедлив, всё же подошёл к Роланду. Тот приглашающе кивнул на табурет.

— Море? — с надеждой спросил моряк.

Роланд отрицательно покачал головой.

— Жаль, — разочарованно скривился моряк и вернулся к стойке.

— И мне, — произнёс Роланд ему в спину.

Роланд проводил его с сожалением, судя по движениям и походке, морячок был опасным типом.

— Нанимаешь? — очередной соискатель замер рядом со столом.

Роланд уже дал от ворот поворот тройке немытых бродяг с замашками грабителей и теперь был рад видеть кого-то иного. Да и не просто иного, а брата ландскнехта. Такие здесь были большой редкостью.

— Давно из роты? — Роланд кивнул на табурет, мол, присаживайся.

— Третий год, — ландскнехт уселся на предложенный табурет.

Был он мощным, чуть грузным, но, судя по движениям, до сих пор ловким и быстрым.

— Откуда?

Наёмник молча распахнул куртку, на груди, чуть правее и выше левого соска, было наколото сердце, словно сделанное из кусков стали.

— «Железные сердца».

— Почему ушёл?

— Надоели холода, в тепло потянуло.

— Ну и как?

— Хорошо, только работы мало, а значит, и денег.

— Это точно, — Роланд сочувственно покивал, — что же за службу не скопил звонкой монеты?

Ландскнехт усмехнулся щербатым ртом:

— Девок больно люблю. Ганс Пуно[10]. – Представился он и добавил. — Сколько?

Роланд, наполняя рюмки, повторил фразу, сказанную сержанту и отландцу.

— Хорошо. — Ганс выпил свою порцию.

— Не интересует, кого и скольких резать?

Кулак пожал плечами:

— Мне всё равно, лишь бы платили хорошо.

— Только учти, после дела тебе придётся свалить из города куда подальше и обратно в Оливу, да и вообще в Спанию желательно не возвращаться.

Кулак понимающе осклабился, выглядело это зловеще:

— А ты знаешь, соскучился я что-то по зиме, снегу. Да и бабы здешние мне не нравятся, волосатые, что твои кошки, в самых интересных местах, да и тощие какие-то, а я люблю таких, у которых есть за что подержаться. Так что…

Ландскнехт подмигнул:

— Сделаем дело, и двину я в родные края.

— Как с оружием? — поинтересовался Роланд.

— Порядок. Фламберг[11], гросс-мессер, кацбальгер – всё со мной. Пистоль, куда ж теперь без него, плохонький, правда, даже аркебуза есть.

— Как тебя через границу с таким арсеналом пустили? — удивлённо спросил Роланд.

— А я с контрабандистами пришёл – морем, по-тихому.

Когда ландскнехт отошёл, Роланд грустно прикинул: нужного количества людей он не наберёт и до дня святого Антонио, а время поджимало.

14

— Свободно? — голос манерный и какой-то женственный.

Задумавшись, Роланд пропустил тот момент, когда к его столу подошли. Медленно подняв глаза, Роланд едва не рассмеялся в голос, но сдержался, лишь дрогнул уголками губ. Человек, стоявший напротив него, был также уместен в «Диком гусе», как куча конских яблок посреди обеденного зала во дворце знатного гранда. Разодетый, словно павлин, правда, изрядно потрёпанный павлин, но всё же нечета завсегдатаем «Дикого гуся».

Батистовая камиса, когда-то белая, а теперь изрядно затасканная, с обрывками кружев у воротника и манжет. Элегантный, со следами вычурной вышивки корпесуэлло талийской тиснёной кожи. Узкие, до колен штаны и штопаные, не очень аккуратно, сразу видно, подошедший не особо ладил с иглой и ниткой, чулки. Завершали костюм эль элегантэ[12], берет с обгрызенным, видимо, крысами, павлиньим пером и стоптанные щегольские туфли со смятыми носами и фильето[13], бывший когда-то давно роскошным.

Настоящая марипоса[14], а вернее, марикон[15] если уж говорить терминами дна. Бледное лицо, тонкие губы обрамляют смоляные усы, переходящие в бородку клинышком. Пальцы длинные и нервные. Движения, как у мальчика для утех в публичном доме – жеманные, дёрганные и вместе с тем плавные.

Роланд усмехнулся, собираясь сказать:

— Нанимаетесь, гуэридо[16]? Так, я на войну, а не для любви людей нанимаю.

Но, приглядевшись к эль петиметре[17], переминавшемуся напротив, передумал. Очень этот нелепый марикон напоминал дьявольски умелого фехтовальщика. Да и шпага – длинная, словно девичьи ноги, и острая, как игла швеи, покоившаяся в потёртых ножнах на боку, внушала уважение, а вкупе с дагой, примостившейся на левом боку, так и вообще о многом говорила знающему человеку. А именно таким считал себя Роланд.

Поэтому он просто кивнул человеку на стул, ожидая от того продолжения.

— Нальёте? — Марикон кивнул на рюмки.

— Зависит от того, что вы мне скажете, уважаемый. — Роланд обхватил тонкое горлышко бутылки, но наливать не спешил.

— Позвольте представиться, — оборванный франт поднялся и, сдёрнув с головы берет, коротко кивнул, — маркиз Леон ДеГаро, к вашим услугам. Бывший мушкетёр, ныне скромный паломник.

— Ха, — Роланд разжал пальцы, но руки с бутылки не убрал, — паломники мне не нужны.

ДеГаро дёрнул уголками бледных губ:

— А мушкетёры?

— Бывшие?

— Так и эти, — ДеГаро неопределённо качнул головой, — что до меня были – бывший пехотинец, бывший ландскнехт да сопляк отландец… Да и паломником я стал недавно, можно сказать, волею случая.

— Что же, карьеру в мушкетёрах бросили?

— Разошлись во мнениях по поводу Святого писания с одним достопочтенным господином, — Леон опять усмехнулся, — а он оказался настолько слаб здоровьем, что от пустяшной дырки в боку, взял да и умер.

— Понятно, — протянул Роланд, наполняя рюмки. — Дуэлянт значит?

— Записной, — ДеГаро пододвинул к себе рюмку.

— Чем, помимо спицы своей, владеешь? — Роланд указал на шпагу франта.

— Лучшим стрелком в роте был, что из пистолей, что из мушкетов.

— Кого резать – тоже всё равно?

— Всё равно. — Леон утвердительно кивнул. — Я уверен, они не разделили бы моего взгляда на Святое писание, доведись им услышать его.

— Оружие?

— Кроме, как вы изволили выразиться, спицы и вот этого, — ДеГаро погладил дагу, — крючка, увы, ничем.

— Тогда…

Роланд коротко рассказал о своих условиях.

— Подходит, — маркиз покивал, — это мне подходит.

— Значит, до встречи.

Они выпили, подтверждая соглашение о найме, и распрощались.

[1] Орухо – крепкий алкогольный напиток, типа самогона.

[2] Тубо – бандиты.

[3] Железо – зд. оружие.

[4] Хубер – крестьянин.

[5] Корпесуэло  – узкий безрукавный жилет.

[6] Кохонэс – яйца.

[7] Асесино – убийца.

[8] Клеймор – двуручный меч с длинной рукоятью и широким клинком.

[9] Маринес – моряк.

[10] Пуно – кулак.

[11] Фламберг – двуручный или полуторный меч с клинком волнистой формы.

[12] Эль элеганте – франт.

[13] Фильето – плащ.

[14] Марипоса – бабочка.

[15] Марикон – гомосексуалист (груб. п.д.р).

[16] Гуэридо – уважаемый (произносится с оттенком иронии).

[17] Эль петиметре – щёголь.