"Путешествия Гулливера" - совершенно не детская книга. У нее абсолютно не детский автор, совершенно не детская тема и совсем не детское содержание.
Во-первых, автор натолкал в "Путешествия Гулливера" всякой злободневной политоты примерно столько же, сколько ее сегодня в телеграмм-каналах Дмитрия Медведева или Леонида Волкова - чуть более чем полностью.
Как точно заметил кто-то из исследователей, "Путешествия Гулливера" - мастерски сделанная книга-обманка. Она написана в популярнейшем тогда жанре рассказов о путешествиях за три моря, которые люди читали, чтобы хоть мысленно побывать в необычных экзотических странах. С экзотикой в книжке было даже лучше обычного, вот только читатели романа Свифта, формально путешествуя по Лилипутии или Блефуску, вдруг неожиданно оказывались в современной им Англии, которую автор к тому же чихвостил и в хвост, и в гриву.
Сегодня, разумеется, никто уже не считывает присунутых в книгу намеков и аллюзий - кроме историков литературы, чьи комментарии к тексту, наверное, не уступают по объему книге. Но их мало кто читает. Признаемся честно - сегодня уже далеко не всем интересно, на что намекал Свифт, рассказывая про лилипутских плясунов на канате и к чему отсылают цвета трех ниток, которыми награждались победители. Проехали уже, сорян.
Во-вторых, книга изобилует совсем не детскими эпизодами - грубыми физиологизмами и откровенно неприличными сценами, часто с эротическим оттенком.
Помните сцену, которую рисуют, наверное, все иллюстраторы Свифта - армия лилипутов, марширующая между ног Гулливера?
При этом и иллюстраторы, и даже переводчики часто "забывают" про одну занятную деталь этого торжественного марша:
"Его величество отдал приказ, чтобы солдаты, под страхом смертной казни, вели себя вполне прилично по отношению к моей особе во время церемониального марша, что, однако, не помешало некоторым молодым офицерам, проходя подо мною, поднимать глаза вверх; и, сказать правду, мои панталоны находились в то время в таком плохом состоянии, что давали некоторый повод и подивиться, и посмеяться".
И такого добра в книге - выше крыши: лилипуты, вывозящие тачками отходы жизнедеятельности Гулливера, великанские фрейлины, писающие в ночные горшки, из которых можно было бы наполнить бочку, прогулка Гулливера вокруг обнаженного соска великанши и прочие путешествия по ее телу.
Не случайно самопальные эротические версии путешествий Гулливера так любят сочинять и в России,
и за рубежом.
Впрочем, в большинстве изданий романа Свифта все эти неприличные эпизоды благополучно купируются, хотя иногда это достаточно сложно сделать, поскольку часто они являются узловыми событиями сюжета.
Взять хотя бы эпизод тушения пожара в королевском дворце, из-за которого Гулливер попал в немилость у королевской семьи и вынужден был бежать из Лилипутии в Блефуску. Приведу выдержку из самого первого русского перевода, сделанного Ерофеем Каржавиным еще в XVIII веке.
«Пожар начал распространяться, дворец столь великолепный превратился бы неминуемо в пепел, есть ли б по некоторому особливому присутствию разума не выдумал я тот час способа к отвращению такового несчастия. Минувшим вечером пил я очень много белого вина, называемого глимигрим, кое привозится из некоторой Блесфуканской провинции и гонит очень на низ воду, коя до того самого времени, власно как для надобности, отнюдь не делала мне беспокойствия; а тут жар от огня, усилие к утушению оного и находящееся во мне количество вина, власно как соединясь, понудили меня к спущению воды. Пустил я оную в таком великом множестве и намечая столь исправно в те самые места, где надобно, что в три минуты пожар во всем утих. . .»
В третьих, и в главных, сам Джонатан Свифт был кем угодно, только не детским писателем.
Честно говоря, он и для взрослых-то был слишком мрачноват. Признаюсь как на духу - я не знаю большего мизантропа, то есть человеконенавистника, среди великих писателей. Этот британский классик действительно ко всем людям относился одинаково - терпеть не мог абсолютно всех.
«Вы и все мои друзья должны позаботиться о том, чтобы мою нелюбовь к миру не приписывали возрасту; в моём распоряжении есть надёжные свидетели, которые готовы подтвердить: с двадцати до пятидесяти восьми лет это чувство оставалось неизменным. …С каждым годом, а вернее, с каждым месяцем я становлюсь все более гневным, мое бешенство настолько неблагородно, что мне становится ненавистным, в его глупости и трусости, этот порабощенный народ, среди которого я живу… Правда, я думаю, …что уже пора мне покончить с этим миром, но перед тем, как перейти в самый лучший мир, я хотел бы быть в чуть лучшем, а не умереть здесь в бешенстве, подобно отравленной крысе в дыре».
Эту ненависть и злоба очень чувствуются в текстах, особенно в последнем, четвертом путешествии Гулливера - "к лошадям", как писали в первых переводах. Путешествие в страну гуигнгнмов он писал уже в состоянии тяжелейшей - на грани сумасшествия - депрессии.
К сожалению, вскоре после завершения книги Свифт действительно сошел с ума, был признан недееспособным, много лет маялся и наконец был похоронен в центральном нефе собора св. Патрика, которым много лет руководил.
К счастью, понимая, к чему все идет, он сильно заранее сам сочинил текст для своей надгробной плиты:
"Здесь покоится тело Джонатана Свифта, декана этого собора, и суровое негодование уже не раздирает его сердце".
Как же так получилось, что чрезмерно политизированный, совершенно неприличный, издевательски-желчный и злобный роман стал любимой детской сказкой?
Некоторые винят большевиков, выхолостивших книгу, но, видит бог - абсолютно зря.
Переделывать роман Джонатана Свифта в детскую сказку начали еще в начале XIX века, причем в европейских странах, а Россия к этому процессу присоединилась много позже. Зато потом взяла свое. Вот только несколько детских изданий второй половины XIX века.
"Детского" Гулливера" в Российской империи было так много, что предисловие к своему первому полному переводу с оригинала Кончаловский и Яковенко начали словами:
"До сихъ поръ на русскомъ языкѣ не было полнаго перевода классической сатиры Свифта, и потому мы рѣшились познакомить читающую публику съ этимъ міровымъ его произведеніемъ. Путешествія Лемьюэля Гулливера переведены и переводятся на всѣ европейскіе языки, выдерживая десятки изданій. Только русская публика знаетъ Свифта по жалкимъ дѣтскимъ передѣлкамъ, не имѣющимъ ничего общаго съ оригиналомъ, кромѣ ничтожныхъ обрывковъ фабулы, уродующихъ не только характеръ сатиры, но и характеръ всего разсказа, какъ глубоко задуманнаго и цѣльнаго художественнаго произведенія. Намъ кажется, это менѣе всего дѣтская книга".
Перевели. И что же?
И детских версий стало гораздо больше!
Я уже молчу про советские времена, когда количество изданий классического "пересказа для детей" Тамары Габбе и Зои Задунайской исчислялось (и исчисляется) сотнями.
А ведь эта версия была не единственной. И я сейчас не про "подростковый" перевод Энгельгарда. В благородном деле перелицовки отметились даже гениальные поэты.
Я понимаю, что у читателей уже вертится на языке: "Ты нам картинками зубы не заговаривай. Это все, конечно, очень благоро-о-одно, но ответ на вопрос будет? Как все-таки получилось, что желчный скабрезный памфлет стал милой детской сказкой?".
Мне кажется, ответ очень прост.
Джонатан Свифт действительно был вредным, как почтальон Печкин, человеком с тяделым характером и при этом зацикленным и упертым политическим активистом.
Но при этом - невероятно талантливым.
Поэтому, учиняя агитацию и пропаганду (а все его тексты без исключения - агитация и пропаганда) он все время думал о том, как сделать ее более действенной. И в этом деле проявлял невероятную креативность, постоянно выдумывая всякие неожиданные кунштюки.
В "Путешествии Гулливера" его находкой стало использование модного литературного жанра "записок путешественников в жаркие страны" для массового привлечения лохов, а также маскировки истинного содержимого книги - агитации и пропаганды.
А потом... Потом случилось неожиданное.
Река времени вымыла из романа все суетное и злобное - сиюминутную ругань и актуальные обличения, политически намеки и скабрезные шутки, даже вездесущая желчь и беспросветное отчаяние автора - не устояли.
А вот декорации, наспех сколоченные им для антуража, уже несколько столетий стоят несокрушимо и простоят еще не один век. Политический активист начаянно написал настоящую сказку, а сказки живут долго.
Выпавшая из времени фантастическая история о приключениях обычного человека в стране маленьких людей и государстве великанов вновь и вновь заставляет детей мечтать о дальних странах и синих морях.
О доблестях, о подвигах, о славе...
Бывает, чо. От человека часто остается совсем не то, что он полагал главным делом своей жизни. Вон, Игорь Тальков написал стопятьсот политических песен про тетрадь расстрелянного генерала, а люди помнят и слушают "Чистые пруды" и "Летний дождь".
Но кто может запретить людям разменивать жизнь на суетное?
Знаете ли вы, что почти полтора века "Путешествия Гулливера" переводились на европейские языки не с английского, а с французского языка?
Дело в том, что французы, как всегда, быстро подсуетились. Уже на следующий год после издания романа Свифта в Великобритании вышел французский перевод, сделанный Пьером Франсуа Гюйо-Дефонтеном.
Очень занятный, надо сказать, был персонаж - буян и растрига, бывший иезуит, вышедший из ордена и ставший скандальным литературным критиком и переводчиком, постоянно попадавшим в тюрьму за драки, буйства и, извините, сексуальные похождения с молодыми людьми. Его фамилия даже вошла в историю литературы в несколько необычном качестве - как составная часть популярного обзывательства. Смачное и сочное словосочетание "плюгавый выползок из гузна Дефонтена" использовали в своих эпиграммах Вольтер, Пушкин и множество других поэтов разных стран и народов.
Но при этом переводческим и редакторским ремеслом Дефонтен владел на уровне "бог" и, в отличие от злобного мизантропа Свифта, прекрасно знал, что читателям нравится, а что - нет. Поэтому в своем переводе он обошелся с текстом Свифта весьма вольно. Сославшись на необходимость избавиться от «непроницаемых иносказаний, пресных намёков, мальчишеских выходок, тривиальных рассуждений, пошлых шуток», этот неприятный тип "удалил почти половину текста, дописав свое и основательно переписав остальное".
В итоге французский перевод всем понравился гораздо больше, чем английский оригинал.
Версия Дефонтена стала международным бестселлером, до 20 века вышло более 200 переизданий и именно с нее, а не с английского оригинала, более полутора веков делались все переводы на иностранные языки. Именно к "переводу" Дефонтена были созданы классические иллюстрации Жана Гранвиля, что вызвало определенные проблемы - когда переводы начали все-таки делать с оригинала, выяснилось, что половину иллюстраций в книгу не вставишь - гравюры были нарисованы к эпизодам, придуманным Дефонтеном.
Но при этом Дефонтен, блистательно переделавший оригинал, знатно облажался с попыткой срубить еще немного денех, написав продолжение. Изданная им книга "Новый Гулливер, или Путешествие Жана Гулливера, сына капитана Гулливера" почему-то не получила и десятой части популярности оригинала и сегодня прочно забыта.
Очевидно, кроме понимания вкусов читателя, автору необходимо обладать чем-то еще.
Факт 12. Приключения Гулливера в Российской империи
Российская история великого сатирического романа, написанного деканом Свифтом, развивалась в русле общемировой.
Первый перевод "Гулливера" вышел почти через полвека после английского издания и делался, разумеется, с французского перевода Дефонтена. Назывался он «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям», а выполнил его Ерофей Каржавин - еще один человек уникальной судьбы.
Сын ямщика-старообрядца, показавший незаурядные способности к учению, он официально отрекся от "старой веры", но это не сильно помогло. Тогда он бежал за границу - покинул пределы Российской империи без паспорта и не получив разрешения. Добрался до Парижа, умудрился поступить в Сорбону, где изучал юриспруденцию и философию, попутно овладев в совершенстве французским и латынью. Долго жил во Франции, потом покаялся, вернулся на Родину и работал архивариусом и переводчиком в Коллегии иностранных дел.
Каржавинский перевод переиздавался до 1820 года, потом появилось множество других, но все они делались с французского языка.
Первая попытка обратиться к первоисточнику была задумана в Холмогорах. В этом северном городке, малой родине Ломоносова, отбывали политическую ссылку два "подозрительных элемента" - полтавчанин Валентин Яковенко, сосланный за рукописный перевод энгельсовского "Анти-Дюринга" и мелкий харьковский помещик Петр Кончаловский, попавший под кампанию "наведения порядка" и потому севший реально ни за что - очень занятная история была, как-нибудь расскажу.
Да, да, тот самый - будущий сват художника Василия Сурикова, отец художника Петра Кончаловского, дед писательницы Натальи Кончаловской и прадед кинорежиссеров Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского. Вот его портрет работы Серова.
Работы в Холмогорах не было никакой, особенно для ссыльных. А у обоих народовольцев к тому времени были семьи, у Кончаловского особенно - шестеро детей в возрасте от года до десяти. Вот они от безнадеги и решили попробовать вписаться на дистант.
Именно эти двое и сделали с выписанного в Холмогоры оригинала первый в истории русской литературы полный перевод "Путешествий Гулливера", причем Кончаловский в процессе еще и выучил английский. Их перевод считался лучшим вплоть до времен советской власти.
Факт 12. Приключения Гулливера в СССР
Ну а большевики, всерьез занимавшиеся народным просвещением, вложились в "Гулливера" по полной.
В итоге сегодня у нас есть целых три классических перевода, окучивающих разную целевую аудиторию.
Есть пересказ для детей Тамары Габбе и Зои Задунайской.
Есть адаптированный для подростков перевод Бориса Энгельгардта.
И есть академическая, полная и многократно выверенная (в том числе и после смерти переводчика) версия Адриана Франковского.
С ней, кстати, вообще получилось любопытно. В 1920-е годы издательство Academia посадила Адриана Антоновича отредактировать перевод Кончаловского и Яковенко, подготовив академическое издание. Однако этот чудак и полиглот, обладавший невероятной эрудицией в области филологии и истории, но плохо приспособленный к реальной жизни, посидел-посидел, да и заявил руководству, что проще новых детей понаделать, чем этих отмыть.
Мол, народовольцы ваши пользовались не самым удачным английским изданием, свифтология с тех пор ушла далеко вперед, уже практически восстановлена оригинальная версия романа и давайте я лучше заново все переведу, а?
И перевел.
Причем даже в предисловии написал:
Перевод Свифта на русский язык задача нелегкая; большая часть текста настоящего издания переведена заново, ибо старый перевод Кончаловского и Яковенко часто невозможно редактировать: не говоря уже о большом количестве допущенных в нем искажений, он слишком беспомощен и слишком разбавлен водой.
Но возникла другая проблема - перевод Франковского иногда чуть ли не дословно повторяет "юношеский" перевод Энгельгардта (например, оба неочевидно переводят "старого коня" как "лошака", то есть называя помесью ослицы и коня) и вообще очень близок ему. С учетом того, что оба переводчика были знакомы со времен обучения на историко-филологическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета и всю свою жизнь крепко дружили - версии можно строить самые разные.
Оба филолога умерли во время блокады Ленинграда, причем смерть окончательно связала их судьбы единым узлом.
Вот как описывает их последние часы востоковед и филолог Александр Болдырев:
«Когда ушел он <Франковский> — неизвестно, известно лишь, что около 12 ч. в ночь с 31-го на 1-е февраля он шел по Литейному на угол Кирочной и ощутил такой упадок сил, что вынужден был отказаться от мысли дойти до дому. Он свернул на Кирочную, чтобы искать приюта у Энгельгардтов (дом Анненшуле), но по лестнице подняться уже не мог. Упросил кого-то из прохожих подняться до квартиры Энгельгардта, известить их. Было 12 ч.
Сотрудники издательства Academia в 1927 году. Франковский - третий справа в третьем ряду то ли с лысой, то ли с коротко стриженной головой. Единственная известная мне фотография Адриана Франковского.
В этот момент как раз испустил дух на руках у жены сам Энгельгардт. Она, больная, температура 39, крупозное воспаление легких, сползла вниз (прохожие отказались помочь) и втащила А. А., уложила его на "еще теплый диван Энгельгардта". Там он лежал и там умер 3-го утром.
Жена Энгельгардта кого-то просила передать, чтобы зашли к ней знакомые его, узнать обо всем. Сразу они не смогли, а когда зашли, числа 7-го, 8-го, обнаружили, что жена Энгельгардта тоже умерла накануне. По-видимому, перед смертью ей удалось отправить в морг Дзержинского района тела Энгельгардта и Франковского вместе, на одних санках».
Борис Михайлович Энгельгардт в молодости.
Так что, боюсь, особенности взаимоотношений двух друзей в процессе довоенного перевода на русский язык "Путешествий Гулливера" мы с вами не узнаем никогда.
В истории такое часто случается - все ушли и уже не спросишь.
Кроме того, гуигнгнм упомянул об одной странной особенности характера йеху, которую подметили его слуги. Иногда какому-нибудь йеху приходит в голову забиться в угол, лечь на землю и начать стонать, ныть и гнать от себя всякого, кто к нему приблизится. Обычно такое случается с совершенно здоровыми, молодыми и упитанными животными. Что с ними происходит, понять невозможно. Единственное средство, излечивающее йеху от этой болезни, – это тяжелая работа, которая действует на них просто волшебным образом. При всей моей привязанности к роду человеческому я не мог не признать, что вижу в этом зачатки той хвори, которую у нас в Англии называют сплин, а в Европе – хандра. Обычно ею страдают люди праздные и богатые, и лекарство я бы прописал им точно такое же.
Англичане любят придумывать новые слова и сочинять несуществующие языки. Сэр Томас Мор, например, обогатил множество языков словом "утопия", а профессор Толкиен создал эльфийский язык.
Автор "Гулливера" Джонатан Свифт придерживался тех же привычек.
Для каждого нового путешествия своего героя он придумывал новые имена, термины и географические названия - и вот уже много столетий несчастные читатели вынуждены ломать язык обо всех этих Бробдингнаг, Глаббдобдриб, Лорбрулгруд, Бальнибарби и Глюмдальклич.
Мой личный топ возглавляет название расы разумных лошадей - гуигнгнмы. По-русски еще туда-сюда, а вот при попытке воспроизвести английское написание можно завязать язык узлом - houyhnhnm.
Свифт был убежден, что это слово воспроизводит издаваемые лошадьми звуки, хотя все приличные люди еще с детского садика знают, что лошадки говорят "и-го-го".
В общем, со словообразованием у автора "Гулливера" как-то не ахти получалось, но два термина ему явно удались.
Первое слово - "еху" или "йеху" - так в разных переводах называются отвратительные создания из страны лошадей, донельзя похожие на человека.
Слово это настолько впечатлило студентов Стэнфордского университета Джерри Янга и Дэвида Файло, что они назвали так собственную компьютерную разработку. Шалость удалась, и поисковая система Yahoo одно время была второй по популярности в мире.
Но главный вклад создателя Гулливера в мировую культуру - это придуманное им слово "лилипут". В значении "маленький человек" оно вошло во множество мировых языков, в том числе и в русский.
Занятно, что русские, по своей всегдашней привычке, все переделали под себя. Потому что в оригинале "Лилипут" (Lilliput) — это название самой страны, а ее обитатели именуются "лилипутийцы" или "лилипутяне" — (Lilliputians).
Факт седьмой. Гулливер и Перельман.
Как я уже говорил, всю ту лютую дичь, которую он сочинял, автор "Гулливера" старался облечь в максимально правдоподобную форму. Именно поэтому, придумывая путешествия в страну лилипутов и великанов, он использовал привычное каждому англичанину соотношение фута и дюйма - 1 к 12.
Лилипуты в его книге ровно в 12 раз меньше обычных людей, а великаны - ровно в 12 раз больше. Взяв это соотношение за основу, автор, ради большего правдоподобия, изрядно заморочился и подогнал под него все события в романе, подсчитав, например, сколько лилипутских тюфяков понадобилось для того, чтобы сделать матрас Гулливеру.
Причем сделал это все настолько скрупулезно, что наш великий советский популяризатор науки Яков Перельман в своих книгах "Занимательная физика", "Занимательная геометрия", "Занимательная механика" и т.п., опираясь на текст романа и отталкиваясь от соотношения «1 к 12», придумал массу задач и примеров.
Приведу только одну задачку под названием "Кольцо великанов".
"В числе предметов, вывезенных Гулливером из страны великанов, было, говорит он, – «золотое кольцо, которое королева сама мне подарила, милостиво сняв его со своего мизинца и накинув мне через голову на шею, как ожерелье».
Возможно ли, чтобы колечко с мизинца хотя бы и великанши годилось Гулливеру как ожерелье? И сколько, примерно, должно было такое кольцо весить?".
Ответ:
"Поперечник мизинца человека нормальных размеров около 1/2 сантиметра. Умножив на 12, имеем для поперечника кольца великанши 1 1/2 x 12 = 18 сантиметров; кольцо с таким просветом имеет окружность – 18 x 3 1/7 = около 56 сантиметров. Это как раз достаточные размеры, чтобы возможно было просунуть через него голову нормальной величины (в чем легко убедиться, измерив бечевкой окружность своей головы в самом широком месте).
Что касается веса такого кольца, то, если обыкновенное колечко весит, скажем, один золотник, такого же фасона кольцо из страны великанов должно было весить 1728 золотников, т. е. немногим менее полупуда".
Факт восьмой. Гулливер и японский разоблачитель
Уже в наше время у Перельмана появились последователи. Японский физиолог Тошио Куроки, профессор Токийского университета и университета Гифу, в 2019 году выпустил исследование, в котором опроверг вот этот постулат в романе Свифта:
"Император постановил выдавать мне еду и питье в количестве достаточном для прокормления 1728 лилипутов. Спустя некоторое время я спросил у одного моего друга придворного, каким образом была установлена такая точная цифра. На это он ответил, что математики его величества, определив высоту моего роста при помощи квадранта и найдя, что высота эта находится в таком отношении к высоте лилипута, как двенадцать к единице, заключили, на основании сходства наших тел, что объем моего тела равен, по крайней мере, объему 1728 тел лилипутов, а, следовательно, оно требует во столько же раз больше пищи. Из этого читатель может составить понятие как о смышлености этого народа, так и о мудрой расчетливости великого его государя".
Японский ученый указал, что швейцарский физиолог Макс Кляйбер еще в 1932 году вывел соотношение Р~W3/4 , где Р – скорость метаболизма в состоянии покоя, а W — вес. И если принять скорость метаболизма самого Гулливера за единицу, то скорость метаболизма лилипутов и великанов равнялась 1/42 и 42 соответственно. Поэтому Гулливеру нужна была еда и питье не 1728, а всего лишь 42 лилипутов (сразу возникает вопрос - куда придворные снабженцы девали лишнюю еду?).
Кроме того, японский профессор очень ответственно подошел к изучению романа, и рассчитал также продолжительность жизни, частоту сердечных сокращений, давление и частоту дыхательных движений лилипутов и великанов - но этими формулами я вас уже грузить не буду.
Кто-то скажет - "упоролся на отличненько", а я отвечу - а чем самураю еще заняться? Господин Тошио Куроки - профессор-эмерит. Эмерит, если кто не в курсе, это ученый, преподаватель или священник, который в связи с преклонным возрастом освобожден от выполнения своих ежедневных служебных обязанностей.
Факт девятый. Гулливер и безумные ученые.
Во всем мире наибольшей популярностью пользуются первые два путешествия Гулливера - к лилипутам и великанам. И только в Японии просто обожают третью часть про летающий остров Лапута - достаточно вспомнить, например, замечательный фильм Хаяо Миядзаки.
Возможно потому, что в третьей книге с большим старанием оплеваны долбанутые ученые (служителей науки Свифт тоже не любил, а Ньютона - просто ненавидел).
Чем лапутянские исследователи только не занимаются! Извлекают солнечный свет из огурцов и строят дома, начиная с крыши, выводят голых овец, создают пряжу из паутины,
пашут землю свиньями, превращают дерьмо обратно в еду, создают порох изо льда и лечат больных, выдувая хворь с помощью мехов, вставленных в задницу.
А тамошние политики из враждующих партий, кстати, периодически обмениваются мозговыми полушариями, чтобы привести свой ум в равновесие.
Почитав про очередные законодательные инициативы наших избранников, категорически рекомендую перенять опыт.
Факт десятый. Лилипуты и коротышки.
Да, чуть не забыл. Коротышки из книг Николая Носова - Незнайка, Знайка, Пончик, Пилюлькин и прочие Фуксии и Селедочки были, как известно, «размером с небольшой огурец».
То есть примерно того же роста, что и свифтовские лилипуты.
Факт первый. Книжку про Гулливера написал мужик с отвратительным характером.
Мужика звали Джонатан Свифт, он был священником по профессии, писателем по роду занятий и троллем по призванию. Лучше всего у него получалось издеваться над людьми.
Приведу только один пример - будучи деканом собора св. Патрика в Дублине, однажды Свифт обратил внимание, что многие могилы в соборе пришли в плачевный вид. Тогда он написал потомкам обветшалых покойников и попросил денег на реставрацию могилы предка. И сразу предупредил - если кто затихарится, отмолчится и денег не даст, Свифт оплатит ремонт из своих, точнее, из денег прихода. Но в отместку напишет на надгробии, что потомки этого достойного человека - жадные скупердяи.
Все поржали, а зря - первая подобная надпись появилась на могиле одного из предков тогдашнего короля Великобритании - Георга II, который не только денег не дал, но даже на письмо не ответил.
Благодарные прихожане позже установили в соборе бюст Джонатана Свифта. Вот он. И содержится в порядке.
Факт второй. Как вы догадываетесь, Георг Второй Джонатана Свифта не любил. И папа его, Георг Первый, тоже писателя не любил. Но сделать с ним они ничего не могли. Ядовитого на язык публициста в свое время буквально выдавили обратно на малую родину, в Ирландию, в Дублин. И там случилось невероятное - не будучи ни ирландцем, ни даже католиком, Свифт умудрился стать национальным героем Ирландии. Исключительно благодаря своему острому языку.
Он включился в борьбу за права ирландцев и принялся писать невероятно смешные и невероятно обидные анонимки-пасквили, которые разлетались по всей стране. Один из этих памфлетов, "Письма суконщика" привел английское правительство в бешенство. Премьер-министр Уолпол назначил награду за раскрытие авторства - никто не рискнул сдать декана. Подумывали о его аресте, но полиция со скорбным лицом заявила, что для этого понадобится немалая армия - потому что поднимется вся Ирландия.
В итоге Лондон пошел на уступки, ирландцы ликовали и кричали: "Англичане, что с лицом?". А Свифту, как национальному герою, выделили личную охрану и его прибытие всюду встречали колокольным звоном.
Факт третий. Практически все свои сочинения Свифт выпускал анонимно - потому что еще и подписываться под таким неистовым глумлением было бы открытым вызовом правительству.
"Путешествия Гулливера" (а точнее - «Путешествия в некоторые отдалённые страны мира в четырёх частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей») - не исключение.
До сих пор не найдено никаких прямых доказательств, что эту книгу написал Свифт.
Рукопись была подброшена - одним прекрасным утром 1726 года знаменитый издатель Бенджамин Мотт обнаружил ее на крыльце своего издательства. Гонорары автор всегда получал через посредника - «кузена мистера Гулливера Ричарда Симпсона» - и посредник никогда не раскрывал имени автора. При жизни Свифта на титульном листе книги, где всегда помещается портрет автора, изображался вовсе не Свифт, а... сам Лемюэль Гулливер.
Наконец, Свифт никогда ни в одном тексте не назвал себя автором напрямую, обычно он писал что-нибудь вроде: "Если бы я писал "Путешествия Гулливера", я бы..." или "Мне кажется, автор "Путешествий Гулливера" имел в виду, что...".
Хотя, конечно, это был секрет Полишинеля в чистом виде - вся Англия от мала до велика прекрасно знала, кто был автором этого бестселлера.
Факт четвертый. «Путешествия в некоторые отдалённые страны мира в четырёх частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей» сразу же стали одним из самых успешных бестселлеров своего времени.
Первое издание книги, в котором были только путешествия в страну лилипутов и в страну великанов (еще две части автор написал позже) вышло в октябре 1726 года. Первый тираж смело с прилавков как пылесосом.
За два месяца, оставшиеся до конца года, книгу переиздавали трижды.
Факт пятый. Разумеется, роман, написанный лучшим троллем Великобритании, представляет собой глумливое издевательство над всем, что только приходило в голову автору.
Не все, например, знают, что "Путешествие Гулливера" - это пародия на Даниэля Дефо. Во время выхода книги вся Англия зачитывалась романами о путешественниках, мореплавателях и тому подобное, они были на пике моды. Главным и самым популярным романом из этой серии был, разумеется, "Робинзон Крузо". Вот его и пародировал Свифт.
Эти двое вообще не любили друг друга. Как-то Свифт назвал Дефо «тщеславным, сентенциозным и демагогическим плутом, который положительно невыносим». В ответ автор "Робинзона" объяснил всем, что Свифт – «циничная, грубая личность, фурия, публичный ругатель, негодяй, носильщик, извозчик...».
Сейчас объясню, почему.
Дело в том, что Дефо писал что-нибудь вроде "мы двигались на зюйд-зюйд-вест и свинцовые волны били в левую скулу корабля" на серьезных щах, а автор Гулливера над этим пафосом тонко глумился, и оттого было вдвойне обиднее.
Свифт в своей книге нес какую-то невероятную, лютейшую дичь, но оформлял ее максимально правдоподобно, по всем правилам подобных романов - постоянно вставлял широту, долготу и прочие географические привязки, периодически бубнил про даты прибытия и отплытия, грузил всех скрупулезным перечислением снаряжения корабля - в общем, делал все, что любят читатели подобных романов.
Но при этом у всех знающих людей глаза вылезали из орбит, потому что основой этого антуража был какой-то запредельный бред.
Чтобы было понятно, о чем я, процитирую отрывок из повести Владислава Крапивина "Тень Каравеллы".
А потом Павлик принес «Приключения Гулливера».
Книжка начиналась словами, похожими на строчку из песни: «Трехмачтовый бриг «Антилопа» уходил в Южный океан…»
Мне показалось, что ласковый ветер пошевелил волосы и приподнял листы книги – вот какие это были слова.
Но Павлик оборвал чтение.
– Что за чушь? – сказал он серьезно, даже встревоженно.
– Что? – не понял я.
– Не бывает же трехмачтовых бригов…
Для меня эта наука была как темная ночь.
– Почему?
Несколько секунд он смотрел на меня молча, потом, видно, понял, что разговаривать со мной об этом бесполезно. Сердито и негромко сказал:
– Вот потому… Кончается на «у».
– Раз написано, значит, бывают, – заметил я.
Тогда он взорвался:
– «Написано»! Если он трехмачтовый с прямыми парусами, значит, он фрегат, а не бриг!
– А если не с прямыми?
– Не с прямыми бриги не бывают, ясно? Они всегда с прямыми, всегда двухмачтовые! Вот!
– Ну ладно. Давай читать, – нетерпеливо потребовал я.
Павлик помолчал немного и вдруг сказал:
– Не буду.
– Ну, Павлик! – взмолился я.
– Не буду, – спокойно и твердо повторил он. – Если с первого слова вранье начинается, дальше, значит, совсем…
Павлик был умный ребенок. Дальше действительно было "совсем". Но об этом - в следующей главе.
в 2000х годах , в Воронеже было кафе Гулливер и там на входе стоял этот мужик ,неимоверно высокого роста . Я видел его в детстве пару раз . Кафе потом закрыли , а куда делся этот человек и жив ли он вообще , неизвестно . Может кто в курсе , что с ним
Всем нам знаком сюжет "Гулливера" из мультфильмов или хотя бы детских книжек, и то лишь в кратком содержании и цензурированной версии. Не говоря уже о том, что у первоисточника даже название в адаптациях и переводах изрядно сократили! На самом деле, в оригинале произведение называется "Путешествие в несколько отдаленных стран мира. В четырех частях. Лемюэль Гулливер, сначала хирург, а затем капитан нескольких кораблей". Мало кто знает, но в оригинале "Путешествия Гулливера" вовсе не детская сказка, чем-то схожая с "Одиссеей" Гомера, а менипповая сатира и в каком-то роде даже - антиутопия (особенно это прослеживается в 4 части книги). Менипповая сатира - это жанр сатиры, описанный в прозе и направленной не на конкретных людей, а на общество в целом или критику мифов. В данном случае Джонатан Свифт жёстко высмеивал в своём произведении популярный литературный жанр того времени - записки путешественников, или романы, написанные в подобном духе. Например, того же "Робинзона Крузо" Даниэля Дефо, которого сатирик, мягко говоря, недолюбливал. Говорят, что Свифт, работая над своим произведением в 1720-26-х годах, черпал вдохновение из "Правдивых историй" Лукиана, которые по праву тоже можно считать первой научной фантастикой для того времени.
Писатель и сатирик Джонатан Свифт, автор "Путешествий Гулливера"
Произведение Джонатана Свифта в оригинальной версии поделено на четыре части. В каждой из них главный герой, корабельный врач Лемюэль Гулливер из Ноттингемпшира, попадает во всякие фантастические истории, как барон Мюнхгаузен из книги Рудольфа Эриха Распе. Но, в отличие от того же Одиссея, плывущего домой на Итаку к своей верной жене Пенелопе и сыну Телемаху, и его диковинные рассказы воспринимаются за чистую монету, Гулливер пишет о своих злоключениях своего рода манифест, причём с явно язвительной иронией. Таким образом, персонаж выступает не столько самим по себе главным героем, который пускается в путь по морю и ищет себя (хотя, такое тоже есть), сколько инструментом и маской, за которой скрывается сатирик. В первой главе Гулливер, работавший судовым хирургом, 4 мая 1699 года вместе с экипажем корабля "Антилопа" отправился в путешествие по Южному морю (то есть южной части Тихого океана).
Но что-то пошло не так, 12 матросов вскоре умерло от голода и морской болезни, а судно разбилось о скалы. Шестеро выживших членов экипажа вскоре уплыли в шлюпке в неизвестном направлении. Так главный герой попал в Лилипутию - место, где обитали люди намного ниже человеческого роста (примерно в 12 раз), но с похожей на викторианскую Англию (откуда Гулливер и родом) формой правления. Однако, стоит заметить, что образ Императора/Короля Лилипутии отнюдь не абстрактный. Это - не выдуманный самостоятельный персонаж истории, а сатира на короля Георга Первого (с 1714 по 1727 год он правил Англией). Король Георг был некрасив и обладал низким ростом. Герой Свифта "унаследовал" от него только нравственные черты - скупость и самомнение, за него все дела правления решали министры. «Путешествия Гулливера» по праву можно считать и прообразом памфлета - сатира в нём направлена против политического строя Англии, роман буквально пронизан гротеском, различными намеками... Так, под именем казначея Флимнапа скрывается премьер-министр Англии Роберт Уополь, которого ненавидел Свифт, распри партий Остроконечников и Тупоконечников, разбивающих яйца то с одной, то с другой стороны - отсылка к противостоянию католиков и протестантов на религиозной почве, другая партия - Тремексенов и Слемексенов (сторонников Высоких и Низких Каблуков) - к тори и вигам, соответственно, а в войне между Лилипутией и островом Блефуску современники Свифта легко угадывали реальный военный конфликт между Англией и Францией за испанское наследство в 1702-1713-х годах.
Георг I, король Великобритании и прототип Императора Лилипутии
Когда лилипуты связали и пленили Гулливера, они прозвали его в своей стране «Куинбус Флестрин» (Человек-Гора). Автор высмеивает их жалкие попытки показать себя властителями мира, изобличает жестокость, глупость и тщеславие. Даже посол Императора Лилипутии выставлен Гулливером в его мемуарах в насмешливом виде. При вступлении на государственные должности министры то и дело проводят акробатические состязания - то ходят на тонких белых нитках, длиною в два фута, натянутых на высоте двенадцати дюймов от земли, то пляшут на канатах, то пролезают под палкой. Таким образом подчёркивается, что власть достаётся не самым умным и достойным, а ловким и изворотливым. Сам же Гулливер в одиночку уводит целый флот Блефуску, между его ног марширует военный парад, а напыщенный титул лилипутского короля («отрада и ужас вселенной, величайший из сынов человеческих, ногами своими упирающийся в центр земли, а головою касающийся солнца») вызывает у читателя лишь смех. В Лилипутии Гулливеру дают самый высокий титул "нардака", которого потом же и лишают, обвинив главного героя в государственной измене. И не только потому, что Гулливер якобы отказался принять участие в войне против Блефуску, и казначей Флимнап позавидовал высокой должности исполина.
Борис Энгельгардт исключил из своего перевода один нелицеприятный эпизод в оригинале, когда во дворце произошёл пожар, и Гулливер справил на него нужду. По несчастью на балконе в тот момент оказалась императрица, которая и раньше страшилась Гулливера и не питала к нему особой любви, а теперь после такого публичного унижения и вовсе возненавидела незваного гостя! Был описан в первоисточнике и другой, более грубый физиологизм, когда лилипуты были вынуждены убирать экскременты за Гулливером. Но переводчики его, естественно, убрали, пощадив психику читателей. Эпизод с обвинением Гулливера в госизмене также был сатирой на историческое событие в период жизни Свифта - падение торийского правительства и обвинение бывших министров в государственной измене (1714-1715-е годы). Простившись с Императором Блефуску, Гулливер вернулся домой - к жене и детям - сыну Джонни и дочери Бетти. Но по прошествии двух месяцев его сердце вновь запросилось в моря, и 2 мая 1703 года Гулливер вновь оказался на корабле и снова потерял своих спутников, на сей раз попав в шторм. Так началось его путешествие в Бробдингнег, страну, которую населяли одни великаны, которые теперь были больше самого Гулливера в 12 раз.
Теперь читателя заставляют смеяться над самим Гулливером, который становится меньше котёнка, местный фермер обнаруживает его в зарослях пшеницы и принимает за духа полей, нарекает "Грильдригом" (то есть "Карлик"). Персонаж вынужден выступать в бродячем цирке, пока фрейлина Императрицы не выкупает его. Затем уже во дворце Гулливера буквально исследуют под микроскопом, его донимает оскорблённый карлик, который до прибытия на остров корабельного врача был придворным шутом и единственным маленьким человеком во дворце, а затем его понизили в должности и едва не изгнали за то, что он засунул Гулливера в кость. Далее происходит стычка с насекомыми - мухами и осами (герой сохранил четыре крупных жала) и происшествие с обезьяной, после нападения которой Гулливер долго хворал. Также герой чуть не тонет в лепёшке коровьего навоза. В первоисточнике есть и сцены эротического содержания, которую убрали из перевода Энгельгардта - так, в одной, при виде гигантской женской груди непропорциональных размеров Гулливер приходит в ужас и испытывает отвращение. В другом эпизоде исполинские фрейлины раздевают бедолагу донага, сажают себе на грудь и заставляют «совершать по своему телу другие экскурсии». При этом сцену, где героя словесно обвиняют в любовной связи с лилипуткой, переводчик счёл допустимой и оставил.
Единственная, кто искренне любил и заботился о Гулливере, была девятилетняя дочь фермера, которую главный герой прозвал Глюмдальклич, то есть "нянюшка". Она часто носит Гулливера в ящике и наряжает его, как куклу. Но и к ней главный герой привязанности не испытывает и постоянно грубит или требует оставить одного. Страна великанов в произведении Свифта - это утопический мир, почти схожий с советским коммунизмом. Здесь нет войн, страна не нуждается в армии в мирное время, отношения с другими странами в Бробдингнеге строятся не на позиции захвата мира или обороны, а путём дипломатии и торговли, провизии хватает на всех подданных. Одним словом, Бробдингнег олицетворяет идеал просвещенной монархии. Джонатан Свифт прямо в лоб высмеивает пороки общества Англии - невежество, лень, коррупцию и жестокость, вкладывая сатирические речи в уста Короля Великанов, который предстаёт в книге умным, миролюбивым и проницательным человеком, а все разговоры Гулливера о политике Англии приводят Его Величество в неописуемый ужас, из чего он делает вывод о том, что "эта история есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия». Император под страхом смерти запрещает Гулливеру даже заикнуться об огнестрельном оружии и захватнической войне, заявив в седьмой главе книги известный афоризм: "Всякий, кто вместо одного колоса или одного стебля травы сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все политики, взятые вместе".
Король великанов разглядывает Гулливера. Английская карикатура начала XIX века изображает короля Георга III и Наполеона.
В какой-то момент Глюмдальклич проворонила Гулливера, и ящик с ним унёс орёл и сбросил в море. К счастью, проплывавшие мимо моряки подобрали его и доставили в Англию. При этом стоит заметить, что после каждого своего путешествия Лемюэль Гулливер вёл себя странно - то смотрел на людей свысока, то себя видел ничтожеством среди них.Дошло до того, что персонажа в его родной Англии едва не принимают за умалишенного. Но и на сей раз жажда путешествия взяла своё, и 5 августа 1706 года Гулливер оказался на борту очередного судна. Он был вынужден пополнить ряды матросов, но попал в шторм и был захвачен пиратами и высажен на необитаемый остров. Так началось путешествие героя на Лапуту - парящий в облаках остров, которого приводил в движение специальный механизм - гигантский магнит в алмазе,благодаря чему правитель острова способен был в подвластных ему землях устроить Армагеддон - заслонить Солнце или же, как гигантской атомной бомбой, стереть с лица земли весь город. К счастью, возможности передвижения Лапуты ограничены только в пределах континента Бальнибарби, в рамках которого и разворачивается действие сюжета. Механизм, приводящий в движение остров, является отсылкой к роману «Государства и империи Луны» Сирано де Бержерак.
Очень трудно вместить весь масштаб сатиры Свифта, описанный в этом эпизоде, в рамки детской книги или школьного учебника. На сей раз под прицелом автора оказались учёные, которые слишком погружены в свои исследования, и слугам то и дело приходится периодически хлопать их по лицам бычьими пузырями. Их самое главное "изобретение" заключалось в так называемой машине, отсылающей к «Вавилонской библиотеки» из рассказа Х. Л. Борхеса. Это устройство периодически перемешивало фразы, записанные на дощечках, из которых пытались получить что-то новое, «дать миру полный компендий всех искусств и наук». Современникам Свифта было нетрудно догадаться, что писатель спародировал реальное изобретение - «логическую» машину, придуманную в начале XIV века францисканским монахом Луллием. Учёные Лапуты показаны как ленивые и невежественные. А эпизод про успешное восстание жителей города Ландолино против монарха летающего острова Лапута вновь олицетворял вражду между Ирландией и Англией.
Гулливер замечает остров Лапута
Далее, по сюжету романа Свифта, после визитов в Лапуту и Бальнибарби Гулливер отправился в Мальдональду, но вынужден был остановиться на острове Глаббдобдриб. Его населяли сплошь чародеи, искусные в некромантии, то есть - способности вызывании теней умерших с целью узнать будущее, прям как в античные времена. После проведенного ритуала призыва с помощью крови и зеркала Гулливер воочию наблюдал исторические события и личностей разных эпох и, подобно ворчливому деду, рассуждал о том, как низко пало нынешнее общество, что такие понятия, как храбрость, честь, служение Родине были втоптаны в грязь современниками. Далее Гулливер держал путь в Лаггнегг, где Свифт изобличал лесть и лизоблюдство подданных по отношению к монарху (причём к любому. а не только конкретно к Георгу Первому) - те были вынуждены в буквальном смысле лизать пол языком, ползти на брюхе к трону и глотать пыль. Затем Гулливер оказался у Струльдбругов ("Бессмертных") - людей, которые имеют красное пятно на лбу над левой бровью - знак того, что дитя никогда не умрёт. С возрастом, однако, пятно увеличивается и меняет цвет - сначала на зелёный, потом - синий и, наконец, чёрный. По своей наивности Гулливер поначалу думает, что люди и вправду не знают страха смерти, сам желает жить дольше и потратить драгоценное время на науку и преумножение богатств, искусство красноречия и передачу знаний потомкам. Но к его сожалению и удивлению, струльдбруги оказываются не такие уж и бессмертные - рассчитывать на вечную молодость и крепкое здоровье герою не приходится.
Именно так выглядели Струльдбруги в сатирическом произведении Джонатана Свифта
Струльдбруги живут до 30-80 лет, а потом превращаются в иссохших стариков, подверженных недугам. И так называемое "бессмертие" для них не дар свыше, а своего рода проклятие - несчастные вынуждены влачить в страданиях остаток своих дней. С годами они превращаются в угрюмых, уродливых, похожих на призраков и всеми презираемых существ. "Струльдбруги не только упрямы, сварливы, жадны, угрюмы и болтливы — они не способны также к дружбе и любви. Естественное чувство привязанности у них распространяется не дальше, чем на внуков. Зависть и неудовлетворённые желания непрестанно терзают их. Завидуют они прежде всего порокам юношей и смерти стариков. Счастливчиками среди этих несчастных являются те, кто впал в детство и потерял память. Они внушают к себе больше жалости и участия, потому что лишены многих пороков и недостатков, которые свойственны остальным бессмертным", - пишет Джонатан Свифт.
Но самый апогей мрачности и мизантропии раскрывается в четвёртой части истории, где Гулливер попадает на остров, населённый разумными лошадьми – Гуигнгнмами (при произношении этого слова – Houyhnhnm - можно ясно услышать лошадиное ржание). Здесь персонаж словно попадает в Параллельную Вселенную, где люди не эволюционируют, а деградируют до уровня первобытных дикарей под названием "еху", злобных и уродливых примитивных существ, которых разумные кони часто эксплуатируют. Похожий троп есть в "Машине Времени" дражайшего Герберта Уэллса, но с точностью наоборот: утончённая раса элоев используется звероподобными морлоками как рабочая сила. Плюс отсылка на "еху" имеется и в другом произведении дражайшего Уэллса - "Остров доктора Моро", в котором раса зверолюдов эксплуатировалась людьми (самим Моро и его помощником Монтгомери), создавшими их посредством вивисекции животных.
Гулливер встречается с "еху" - аналогом первобытного человека на острове Гуингнмов
«Еху ненавидят друг друга больше, чем животных других видов; причину этого явления обыкновенно усматривают в их внешнем безобразии, которое они видят у других представителей своей породы, но не замечают у себя самих. …если вы даете пятерым еху корму, которого хватило бы для пятидесяти, то они, вместо того чтобы спокойно приступить к еде, затевают драку, и каждый старается захватить все для себя" - пишет автор. В четвертой части произведения мы наблюдаем полнейшую инверсию - если у того же Даниэля Дефо Робинзон Крузо, попав в экстремальные условия, остаётся человеком и борется за себя, то у Свифта в этом плане - полнейшая антиутопия, что выглядит пугающе. Миром правят Гуингнмы - разумные лошади. В их обществе нет места человеческим порокам, сородичи хоть и не оплакивают умерших, но относятся друг к другу с уважением и доброжелательностью. Общество лошадей воплощает в себе идеалы просветительской философии рационализма XVIII века, а в образе еху Свифт высмеивает низменные побуждения человечества: эгоизм, похоть, собственничество. Но даже и культ лошадей подвергается Свифтом резкой критике и осмеянию: «Когда я собирался пасть ниц, чтобы поцеловать его копыто, он оказал мне честь, осторожно подняв его к моим губам…» - говорит Гулливер о вожаке стаи.
Гулливер и Гуингнмы
Гуингнмы с трудом и крайней неохотой сближаются с Гулливером, который проникается к ним и обретает себя в их обществе, делает мрачные выводы о человечестве в целом после "знакомства" с еху, которые стащили его одежду и однажды чуть не изнасиловали. Но совет лошадей принимает твёрдое решение изгнать героя из своей стаи, так как были недовольны тем, что вожак обращался с последним не как с еху, а как с разумным существом. После этого Гулливер испытывает сильное эмоциональное потрясение, едва не теряет рассудок и не сводит в море счёты с жизнью. Его против воли вновь доставляют в Англию, и на этом путешествия главного героя наконец-то заканчиваются. Лемюэль Гулливер теперь окончательно меняется в худшую сторону - от весельчака до напыщенного мизантропа, разочаровывается в людях, все время проводит в конюшне, падает в обморок от поцелуя жены и люто ненавидит свою семью, не позволяя им даже брать его за руку и есть с ним за одним столом. По сути, здесь Свифт горько смеётся над самим собой.
«Первые же свободные деньги я истратил на покупку двух жеребцов, которых держу в прекрасной конюшне; после них моим наибольшим любимцем является конюх, так как запах, который он приносит из конюшни, действует на меня самым оживляющим образом. Лошади достаточно хорошо понимают меня; я разговариваю с ними, по крайней мере, четыре часа ежедневно».
Джонатан Свифт
Из-за того, что Свифт не разделял идей либерализма , его часто критиковали исследователи. Обвинили писателя и в мизантропии, и даже в женоненавистничестве.Книги и то переиздавались как минимум, трижды, и переводчики вымарывали неудобные и щепетильные моменты. Что уж говорить про экранизации, где злободневная сатира превратилась в забавные приключения главного героя? Первыми немыми фильмами были французский под названием «Путешествие Гулливера в стране лилипутов и гигантов» (фр. Le voyage de Gulliver a Lilliput et chez les geants) 1902 года и австрийский немой приключенческий фильм 1924 года. Эти экранизации раскрывали зрителям сюжеты только первых двух глав, и то с небольшими изменениями. Так. во французском фильме Гулливер тушит пожар шампанским у лилипутов и играет в карты с великанами.
Далее произведение Свифта попало в руки Уолту Диснею, который спародировал его в короткометражке 1934 года с участием символа компании - Микки Мауса. По сюжету короткометражки, персонаж просто читал книжку "Путешествия Гулливера" своим племянникам и заснул. Роль лилипутов досталась каким-то насекомым, а вот роль великана исполнил Пит, изображенный в образе паука. Ещё один похожий сюжет со сном был использован в советском фильме "Новый Гулливер" 1935 года. Здесь главным героем выступает пионер, который спасает общество лилипутов (комично показанных куклами) от власти капиталистов. Лилипуты в советской экранизации развлекают Гулливера кордебалетом и романсом «Моя лилипуточка» в духе Вертинского, ездят на машинах, а надсмотрщиком над рабочими выступает настоящий робот. Но, что бы там ни говорили, по духу эта вольная экранизация гораздо ближе оригиналу Свифта, чем все детские пересказы.
Кадр из советского фильма "Новый Гулливер" 1935 года
Но самым близким к сюжету истории о Гулливере является мини-сериал 1996 года производства Англии и США. В отличие от предыдущих экранизаций романа Джонатана Свифта, здесь были показаны все четыре путешествия Гулливера, несмотря на то, что сериал имеет несколько существенных различий с первоисточником:
Так, из двух детей книжного героя (дочь была замужем и занималась шитьем, а сын учился грамматике) в кадре показан только один мальчик, которого создатели назвали Томас. Жена тоже получила в экранизации новое имя - Мэри. Как по мне, они больше походили на античных Пенелопу и Телемаха из "Одиссеи" Гомера.
Доктор Бейтс, который в оригинальном романе лишь коротко упомянут и является учителем Гулливера, неожиданно превратился в полновластного владыку дома, главного антагониста и аналог женихов Пенелопы или сластолюбивого судью Тёрпина, который проявляет романтический интерес к супруге Гулливера и пытается избавиться от самого мореплавателя всеми доступными способами.
Из-за того, что повествование показано в фильме, как галлюцинации главгероя, кадры часто прыгали туда-сюда.
Карлик из Страны Великанов не выпускал осу в зале, эпизод с осами произошёл позже его проделок.
В финале сериальный Гулливер чудом избегает пожизненного заточения в психушке, куда вообще не попадает в книге.
Также в отличие от романа, где Гулливер превращается в одержимого лошадьми мизантропа и избегает общения с родными, сценаристы сериала реабилитировали персонажа в глазах общественности - теперь Лемюэль воссоединяется с женой и сыном после того, как тем удалось доказать, что он не лжец и не безумец. А в качестве доказательства сын Гулливера принес в клинику миниатюрную овцу, чудом выжившую после путешествия его отца к великанам. Тогда как в первоисточнике у Свифта никаких доказательств своим россказням Гулливер не предъявил, что делает его ненадежным рассказчиком.
Тем не менее, признаки мизантропии Гулливера из оригинальной истории Джонатана Свифта были показаны в самом начале сериала, когда Гулливер окончательно вернулся домой после дальнего плавания. А сюжет романа Свифта создатели сериала переосмыслили, как бред главного героя, который о своих злоключениях почему-то не молчал, а твердил абсолютно всем - жене, которую вначале терпеть не мог, сыну, докторам из психбольницы и т.д.
Гулливер в сериале 1996 года
А какие экранизации "Путешествий Гулливера" помните вы?
