Интересный факт
Фанаты Ремарка считают произведения Достоевского излишне оптимистичными
Фанаты Ремарка считают произведения Достоевского излишне оптимистичными
Перечитываю «Триумфальную арку» Ремарка. Боже, сколько страданий, а еще говорят только в русской классике страдают скопом герой, автор и читатель. Вообще у Ремарка все дамы довольно мерзковатого поведения, и я не одобряю их, но сама то на ус мотаю, что я еще тот могу скандальчик из ничего раздуть, так что совсем там дамы не плохи, а просто мы все такие. Можем сорваться, можем надумать, а мужчина, Ремарковский мужчина любит вопреки, как умеют любить здравомыслящие мужчины, знающие великую тайну женщины на счет «дай мне вынести тебе мозг и всё уляжется».
А ещё я немного в шоке от упоминания шахмат на страницах. Видимо ранее я не замечала этого, а теперь такая «фига, он Алехина упоминает». К слову, это один очень занятный русский шахматист.
Попутно во мне торжествует ярый поклонник «Доктора Хауса». Скажете причем тут Хаус? Да при том, что главный герой «Триумфальной арки» хирург, и совсем не дурной хирург, а способный, талантливый, и судя по глубине описания операций, страданий пациентов Ремарк нормально так углубился в медицинский вопрос.
Есть, конечно, вещи, которые я ещё не знаю, как оценивать. Одни говорят, что Ремарк был бездарностью и все книги у него однотипные, другие живут им, дышат им и даже находят для себя моральную поддержку на страницах его произведений. Но рассмотрим со стороны критиков моменты так называемой однотипности:
- Все персонажи бухают – факт, но зато как бухают. Это вам не пиво эссе из КБ заливать, это дорогие вина, коньяки, кальвадосы и прочее-прочее, что можно сотрудников винных магазинов по книгам Ремарка обучать. А пьется всё это в полутемных катакомбах, где прячутся потерянные эмигранты. В квартирах, с распахнутыми настежь окнами, на морских пляжах, в бомбоубежищах. Суть в том, как этот повальный алкоголизм тех времен показан.
- Кто-то из двоих влюбленных умирает – ложь. Есть несколько сильно распиаренных книг, где, да, один из персонажей умирает, но это далеко не всё творчество Ремарка и если взять любого другого писателя, то у него также найдется в закромах пара тройка произведений, где кто-то помер.
У каждого свое мнение, но мне думается, что некоторая однотипность присутствует еще в следующих моментах, которые можно заметить, ознакомивших с большей частью произведений Ремарка:
- Один из второстепенных героев русский. Да-да, мне кажется, у Ремарка была особенная любовь к русским эмигрантам, и они там очень колоритно и неповторимо показаны. Чувствуется русский дух.
- Повтор названий. Все не упомню, но часто ловлю дежавю, что в другой его книге был тот же город, та же улица, тот же ресторан (название). Например «Шахерезада» был сразу в двух произведениях как минимум.
- Старик-эмигрант с сумасшедшим стажем нахождения в эмиграции. Во много рисуется Ремарком как умудренный опытом старичок, который уже ничего не страшится, знает, как пересечь в тихую любую границу и помогает менее опытным эмигрантам. Очень полюбился этот тип персонажей и пусть он повторяется, но с ним как родным срастаешься на страницах произведений.
Есть ли однотипность или нет, хуже от этого произведения не становятся, может даже лучше. Но на вкус и цвет, как говорится.
Вот некоторые мои:
Пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы.
«Три товарища» Э.М. Ремарк
Нет человека, что был бы сам по себе, как остров; каждый живущий – часть континента; и если море смоет утес, не станет ли меньше вся Европа, меньше – на каменную скалу, на поместье друзей, на твой собственный дом. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством. А потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол, он звонит и по тебе.
Джон Донн
Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!
«Пикник на обочине» А. и Б. Стругацкие
А то ли дело – петь,
Смеяться, воспарять, когда душе угодно,
Смотреть всегда в упор, судить всегда свободно
«Сирано де Бержерак» Э. Ростан
Я настолько горда, что никогда не позволю себе любить человека, который меня не любит.
«Анна Каренина» Л.Н. Толстой
Данному роману скоро уже исполнится сто лет. И как до меня, и как после меня, эта книга будет обсуждаема и о ней будут говорить, находя в ней как что-то старое, так и что-то новое для себя. Я бы хотел поделиться своими впечатлениями о прочитанном. Хотя они и не будут открытием.
«Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал её жертвой, даже если спасся от снарядов»
В центре сюжета, обычный парень Пауль. Наслушавшись пропаганды еще в школе он и весь его поток записывается на фронт в качестве добровольцев. Автор не затрагивает причины войны и какую-либо внешнеполитическую обстановку, она тут и не нужна, так как роман совсем о другом. Но есть определенная ирония. Например, Канторек - классный руководитель Пауля, был ярым сторонником войны и агитировал всех своих учеников отправиться на войну добровольцами, позже сам попал на фронт, причем под командование своего бывшего ученика. Разочарование именно в пропаганде, в том, как старики отправляют молодых на войну одна из ярко поднятых тем романа.
«Они всё ещё писали статьи и произносили речи, а мы уже видели лазареты и умирающих; они всё ещё твердили, что нет ничего выше, чем служение государству, а мы уже знали, что страх смерти сильнее. От этого никто из нас не стал ни бунтовщиком, ни дезертиром, ни трусом (они ведь так легко бросались этими словами): мы любили родину не меньше, чем они, и ни разу не дрогнули, идя в атаку; но теперь мы кое-что поняли, мы словно вдруг прозрели. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось»
В начале романа мы сразу попадаем вместе с Паулем в окопы с описанием обычной солдатской жизни на войне. Когда бой — это страшное событие, но большую часть времени солдаты заняты ожиданием этого боя и в поиске чего бы пожрать. Так в самом начале ребята разводят повара на то, чтобы дал больше еды на человека, на что он отказывается так как готовил на сто пятьдесят человек. И ему объясняют, что больше половины уже нет в живых, так что отдавай и хлеб на 150 человек и табак и т.д. Описание войны так и подается просто от лица обычного солдата, обманутого в своих ожиданиях, живущий обычные, но опасные солдатские будни.
Как ни странно, описание боев меня трогало не так сильно, как последующие эпизоды (об этом позже). Бой и мясорубка войны тут присутствует. Первый бой в книге навсегда запоминается судьбой раненой лошади. Далее каждый бой будет отзываться потерей кого-либо к кому вы уже привыкли на страницах, так или иначе Война – это страшно. Бой – это страшно. Гибель друзей – это страшно. Но больше всего меня поразила не бойня войны, а отпуск и вынужденное нахождение в госпитале главного героя.
В определенный момент Пауль получает отпускной билет и возвращается домой на пару недель. Где сограждане, не видевшие того, что видел он, восхваляют его и постоянно спрашивают глупые вопросы. «Ну как там, скоро победа? Как там, бьешь врага?» и всё в таком духе. Я видел это и в живую, в реальности. Люди в тылу не понимают тех, кто там. Паулю не хочется обсуждать войну. Плюс ему пришлось навестить мать погибшего друга одноклассника, где он врет о том, что его смерть была быстрой и легкой. Это ложится ему тяжелой ношей, и бравада жителей никак не облегчит ее. Тут также поднимается еще одна из главных тем романа, то, что и даже те, кто выживут, вернутся домой другими людьми.
Довелось Паулю побывать и в госпитале по ранению, с ним так же находится его одноклассник Альберт. Там самая гнетущая атмосфера в романе. Альберту ампутировали ногу. Это ломает его морально и психически. Пауля, который насмотрелся всего этого ада в госпитале ломает тоже. Уж лучше быстрая смерть чем так, постоянно мучаясь, покалеченными и возможно бесполезными. Отчаяние, которое витает в воздухе не передать словами, но у Ремарка получилось.
То, как написан роман, сразу возводит его на пьедестал знаковой литературы XX – века. Так просто описать эмоции, чувства и остальные переживания надо уметь. И возможно то, что сам автор прошел горнило первой мировой войны способствовало этому, однако без литературного дара естественно тоже не обошлось. В 1916 году Ремарк был призван в армию, 17 июня направлен на Западный фронт. 31 июля 1917 года был ранен в левую ногу, правую руку и шею и провёл остаток войны в военном госпитале в Германии.
Самого Пауля вообще помотало знатно, в какую-то пору он даже охранял лагерь с русскими военнопленными, делился с ними куревом. Но даже тут Пауль подмечает что отношение к славянам намного хуже, чем к тем же пленным французам.
Роман был написан и впервые опубликован в 1929 году. Нужно ли его читать сейчас? Необходимо. Он пацифичен. Он полностью антивоенный. Как однажды написал мой друг: «Да всем надо Ремарка читать. Глядишь и войн меньше будет.» И отчасти я с этим согласен. Но увы, через 10 лет после выхода данного романа, грянула одна из ужаснейших войн в истории, и последующие годы после нее, спокойными не были. Это говорит о том, что война, как и человек, не меняется. И какая бы справедливая причина ее не начинала, война оставляет за собой огромное количество разрушенных судеб. И данный роман именно об этом.
«Быть может, только потому вновь и вновь возникают войны, что один никогда не может до конца почувствовать, как страдает другой.» Эрих Мария Ремарк.
9 из 10.
P.S. У романа есть продолжение. «Возвращение» («На обратном пути»). В нём рассказывается о жизни простых немецких солдат, вчерашних школьников, вернувшихся с войны.
телеграм канал
«Я молод - мне двадцать лет, но все, что я видел в жизни, - это отчаяние, смерть, страх и сплетение нелепейшего бездумного прозябания с безмерными муками. Я вижу, что кто-то натравливает один народ на другой и люди убивают друг друга, в безумном ослеплении покоряясь чужой воле, не ведая, что творят, не зная за собой вины. Я вижу, что лучшие умы человечества изобретают оружие, чтобы продлить этот кошмар, и находят слова, чтобы еще более утонченно оправдать его. И вместе со мной это видят все люди моего возраста, у нас и у них, во всем мире, это переживает все наше поколение».
Эрих Мария Ремарк (1898-1970), немецкий писатель, представитель "потерянного поколения", ветеран Первой мировой войны. Роман «На Западном фронте без перемен».
Творчество Ремарка подвергалось нападкам со стороны "патриотической" немецкой общественности ещё до прихода к власти нацистов, а в 1933 году его книги в Германии были запрещены. Национал-социалисты начали показательно сжигать их на кострах. Империалистам, хозяевам крупного капитала, правда о войне ни к чему, особенно когда снова требуется пушечное мясо в промышленных масштабах.
Думай сам/Думай сейчас
– А мне, – говорит Альберт, – все ж таки хотелось бы знать: началась бы война, если б кайзер сказал «нет»? – Да наверняка, – вставляю я, – говорят, сперва-то он и правда не хотел. – Ну, если б не он один, а еще человек двадцать— тридцать на свете сказали «нет», то, может, и не началась бы. – Пожалуй, – соглашаюсь я, – но они-то как раз не возражали. – Странно, если вдуматься, – продолжает Кропп, – мы здесь для того, чтобы защищать свою родину. Но ведь и французы здесь опять же для того, чтобы защищать свою. И кто прав? – Может, те и другие, – говорю я и сам себе не верю. – Допустим, – говорит Альберт, и я вижу, что он намерен загнать меня в угол, – но наши профессора, и духовенство, и газеты твердят, что правы только мы, и надеюсь, так оно и есть… Однако французские профессора, и духовенство, и газеты твердят, что правы только они… С этим-то как быть? – Не знаю, – говорю я, – так или иначе война идет, и каждый месяц в нее вступают все новые страны. Возвращается Тьяден. Он по-прежнему взбудоражен и немедля опять встревает в разговор, интересуется, как вообще возникает война. – Большей частью из-за того, что одна страна наносит другой тяжкую обиду, – отвечает Альберт с некоторым высокомерием. Однако Тьяден вроде как и не замечает: – Страна? Что-то я не пойму. Гора в Германии никак не может обидеть гору во Франции. И река не может, и лес, и пшеничное поле. – Ты вправду осел или прикидываешься? – ворчит Кропп. – Я не об этом. Один народ наносит обиду другому. – В таком разе мне тут делать нечего, – отвечает Тьяден, – я себя обиженным не чувствую. – Вот и объясняй такому, – сердится Альберт, – от тебя, деревенщины, тут ничего не зависит. – Тогда я тем более могу двинуть домой, – упорствует Тьяден, и все смеются. – Эх, дружище, речь о народе в целом, то есть о государстве! – восклицает Мюллер. – Государство, государство… – Тьяден лукаво щелкает пальцами. – Полевая жандармерия, полиция, налоги – вот ваше государство. Коли речь о нем, то покорно благодарю. – Вот это верно, – вставляет Кач, – впервые ты сказал очень правильную вещь, Тьяден, государство и родина, тут в самом деле есть разница. – Но они ведь неразделимы, – задумчиво произносит Кропп, – родины без государства не бывает. – Верно, только ты вот о чем подумай: мы ведь почти все простой народ. И во Франции большинство людей тоже рабочие, ремесленники или мелкие служащие. С какой стати французскому слесарю либо сапожнику на нас нападать? Не-ет, это всё правительства. Я никогда не видал француза, пока не попал сюда, и с большинством французов небось обстоит так же: немцев они раньше не видали. Их никто не спрашивал, как и нас. – Почему же тогда вообще война? – недоумевает Тьяден. Кач пожимает плечами: – Должно, есть люди, которым от войны польза. – Ну, я не из их числа, – ухмыляется Тьяден. – Здесь таких вообще нету. – Так кому от нее польза-то? – не унимается Тьяден. – Кайзеру ведь от нее тоже проку нет. У него все есть, чего он ни пожелай. – Ну, не скажи, – возражает Кач, – войны у него до сих пор еще не было. А каждому более-менее великому кайзеру нужна хоть одна война, иначе он не прославится. Ты загляни в свои школьные учебники. – Генералы тоже становятся знаменитыми благодаря войне, – вставляет Детеринг. – Еще знаменитее, чем кайзер, – поддакивает Кач. – Наверняка за войной стоят другие люди, которым охота на ней заработать, – бурчит Детеринг. – По-моему, тут скорее что-то наподобие лихорадки, – говорит Альберт. – Никто ее вроде и не хочет, а она вдруг тут как тут. Мы войны не хотели, другие уверяют, что они тоже, и все равно полмира воюет. – У них там врут больше, чем у нас, – говорю я, – вспомните листовки у пленных, где было написано, что мы-де поедаем бельгийских детей. Молодчиков, которые пишут такое, вешать надо. Вот кто настоящие виновники. Мюллер встает: – Хорошо хоть война здесь, а не в Германии. Вы гляньте на изрытые воронками поля! – Это верно. – Тьяден и тот соглашается. – Но куда лучше совсем без войны.