Автор Волченко П.Н.

Прошу прощения, только-только дописал, вычитку сделать не успел. Юмор в мистическом стиле.

Серега спрятался в тени подворотни. Фонарь, что стоял за углом, был единственным горящим на этой улице, и потому выходило, что Серега был как раз в тени его, во мраке за углом, а проходящий сослепу, с яркого света, узреть его ну никак не мог. А вот Серега видел всех и каждого, кто прошагает мимо.  Шаги в этот пустынный ночной час слышны были издали, и еще так же издали, задолго до того как появится прохожий, Серега принимал решение: притаиться, подождать, когда мимо пройдут, или сокрыться чуть глубже, дальше в подворотне. Двое и больше идут – в темноту, вглубь, одинокая поступь – задержаться, посмотреть.

Первым мимо его убежища прошагал грузный, тяжелый дядька, уже в возрасте, в очках, с обрюзгшими щеками, и Серега уже думал выйти, бросить ему в след пару ласковых, но взгляд остановился на ушах. Характерные какие-то заломы-переломы, а дядька то не прост оказывается, походу борец был – нет, тут нечего ловить, и он отступил назад, бесшумно скрылся во мраке.

Следом, минут через десять, по этой пустынной улочке торопливой, скорой походкой, звонко цокая каблучками, прошла фифа. На эту тоже рука не поднялась – не по пацански это баб гопстопить. Отпустил с миром, хоть и был соблазн увязаться, клинья подбить, уж больно она вся вихлястая была, а местами, нужными надо сказать местами – мясистая. Удержался, с места не двинулся.

А вот третий чувачок Сереге приглянулся. Нет, не так – приглянулся по такому петушку – плохое слово, - ценным показался. В ушах беспроводные наушники пробками торчат, из заднего кармана излишне тесных джинс его торчит розовый айфон со стразиками, сам прикинут по богатому, по пидарски.  Химо, опять же, в радугу крашеное, на запястье из под шелкового блеска бордовой рубахи цепка нехилая поблескивает с подвесками, и даже вроде камушки цветом на ней играют. Сладкий пацанчик во всех отношениях – есть что взять, походка пидриная, зашугать проблем не будет.

Серега дал длинному, тощему пацану пройти, и вышел из своей подворотни, кашлянул, пидарок даже вздрогнул, едва не подпрыгнул. А Серега, цыкнув зубом, окликнул пацанчика:

- Э, радужный, закурить не будет? – конечно есть опасность, что это дресь гейская ща метнется бегом, и может свалить даже успеет, но нет, пидарок встал и медленно, прям профессионально шугливо, обернулся. Они встретились взглядами, и Серега хищно ощерился в ухмылке.

- Че зыришь, курить есть?

- Я… - сглотнул, - У меня вэйп.

- Мог бы и не спрашивать, - всё сходилось. Шуганый петушок, само собой вэйп парит, а не курит, еще, небось, и веган какой-нибудь – мля стрекозиная одним словом. Или двумя? Да хрен с ним – тля и есть, - Сюда иди, да? – махнул рукой приглашающе, - Есть позвонить, мне маме позвонить надо.

- Я, - радужный сглотнул, глаза его расширились от ужаса, как у котяры, когда тот охотится, - Телефон забыл… У друга…

- Ну ясно, что не у подруги, - улыбка Сереги стала уж совсем масляной, - только я твой телефончик уже срисовал. Иди-иди, сюда иди.

И петушок опасливо, быстро бросил взгляд по сторонам, по темным окнам глазами мазнул, отступил на шаг, потом еще на один, и Серега не выдержал – рванул с места к сладкому. И тот тоже – припустился, как самый настоящий спринтер!

Сергей бежал, нет – он летел! Его мягкие, упругие кроссовки легко отталкивались от тротуарной плитки, в его крови горел азарт погони, а жажда крови – пьянила! Этот район – свой, родной. Он знал его наизусть, с закрытыми глазами мог найти тут любую нычку, нюхом чуял куда могли положить закладку, и, тем более, новичка в здешних трущобах – он не упустит, нет!

А тот шел, несся будто по навигатору, по злому, по коварному навигатору, что уводил его все дальше и дальше от более-менее благополучных спальных пятиэтажек – в глубь, в самое гетто, ближе к частному сектору, где хоть режь, хоть убивай, хоть жги – никто ничего не услышит, не увидит, не припомнит. Сергей, если бы не надо было беречь дыхание, расхохотался бы в голос, счастливо и злобно, как злодеи в кино.

Еще своротка – мертвый тупик меж ровными, без единого окна, стенами. И тупик этот упирался в высоченный бетонный забор, и куча мусора рядом с ним. Так и есть, петушок влетел в мусорную кучу, послышался звон битого стекла, громкое шуршание полиэтилена – всё, добегался сладкий.

- Ну… - задыхающийся Серега, сплюнул, сделал глубокий вдох-выдох, - есть позвонить?

- Есть… - странно, но петушок не выглядел запыхавшимся, усталым, а дышал ровно и взгляд его не отрывался от лица Сергея.

- Гони мобилу.

- Легко, - он сделал пару шагов вперед, и вдруг, вместо того чтобы вытащить телефон из заднего кармана, легко,  будто Серега, здоровенный, ходящий в качалку, и весьма не малого роста, был пушинкой, сграбастал его за грудки, и рывком впечатал в кирпичную стену.

- Э-э-э, братан, ты чего!

- Твои братаны в подворотне боярышником давятся, мразь, - прошипел петушок со злостью, с яростью какой-то и вдруг Сергею показалось, что глаза его, сладкого этого, словно светятся, словно полыхают в них жаркие красные угольки. И ему, Сергею, стало страшно…

Он резко, рывком, сдернул с груди серебряную цепочку с освященным крестиком – мама подарила, и ткнул им в харю, в лицо перекошенное петушка, но нет – не зашипел тот от боли, не отпрянул, а только расхохотался. Радостно, жарко, а после резко, рывком, впился зубами в его, Сергея шею и наступила тьма…

Х Х Х

Мэйты Сергея чилили на своем традиционном пятачке у козырька старого, еще засыпного дома. Это было их «родное» место, где они тусили еще с детства, с нулевых, которые, в местных трущобных широтах, еще так и не отпустили девяностые. Вован нервничал, оглядывался.

- Э, Токсик, Сергу када видал?

- Я ему не краш, чтоб его чекать.

- Я ж по серьезке, он мне торчит. Ща по бабкам ваще приперло.

- Не знаю, со вчера не видал, - и Токсик, а по паспорту Толик, сплюнул, спросил, - слышь, дай в зубы, чтобы дым пошел.

- Я ж говорю, на ноле, сиг нет.

- Херово, Чингиз, у тя есть?

- Отвали, чайка, - Чингиз, весьма похожий на татарина, за что и обзавелся погонялом, а по имени просто Саша, - демонстративно достал пачку золотой явы, закурил, - На всех не напасешься.

- Ща бы гопнуть кого, - зло цыкнул Вован, - курить охота, зубы чешутся.

И словно бы услышав его слова, мимо пятачка их заплеванного, прошагали двое. Явно сладкие, явно «легкие» - пидрилы одним словом. Вован проводил их взглядом и…

- Э, братва… - прищурился, вглядываясь, все же уже неплохо так стемнело, - А тот, что жлобистей, это не Серега? А?

- Да ты попутал что ли? – вскинулся Чингиз, но тоже глянул в сторону медленно, идущих под ручку, сладких, и столь же медленно как те шли, сказал тихо, - Вроде… Вроде он.

- Твою ж мать! – Токсик вскочил, ощерился зло, - Да как так-то! Серега заднеприводный! Мы ж… Мля, братва, так это нельзя! Так нельзя!

И они неторопливо двинулись за парочкой. Гопнуть они их и без того решили сразу, это даже не обсуждалось, но узреть в этой парочке Серегу – это был шок. Шли они неторопливо, на той же скорости, что и петушки, и Чингиз даже сигами поделился – курила вся троица, перешептывались.

Сладкие всё-таки «учуяли» их – оглянулся тот, что похудее, сказал тому, что был похож на Серегу что-то на ушко, блин, ну как же всё это по гейски выглядело, тот оглянулся и троица преследователей остановилась, замерла. Это и правда был Серега! Да, теперь его было сложно узнать: подведенные глаза, даже кажется чуть подкрашенные губы, причесон челкастый, пидарский, но не узнать его свороченный, чуть вмятый нос, не разглядеть глубокий шрам на скуле – нет, никак. Это был Серега!

- Да как так-то! – в голос закричал Чингиз, и началась погоня!

Прохожих не было, не встречались. Пустые улочки, подступившая ночь, последние кровавые краски заката. Мэйты - дружбаны бывшие Серегины, нагоняли! Еще чуть, еще чуть-чть. Еще совсем немного – прижали, и тут никто не увидит. Тут можно и отхерачить, тут можно и почистить. А Серегу они будут месить от души, прям по полной!

Петушки кинулись в сквозной подвал старой, расселенной трехэтажки, загромыхали следом и мэйты, а Токсик кинулся в обход, чтобы прижать на выходе – всё, мышеловка захлопнулась. Но… Есть нюанс… Крики троицы никто не услышал – место было глухое, подвал был глубокий…

Х Х Х

В залитом вечерним красным заревом кабинете подполковника МВД стоял тот самый первичный петушок, за которым погнался Серега. Только был он не в жеманном своем прикиде, а в форме, и стоял он навытяжку, по стойке смирно, и отчитывался о проделанной работе.

- За время операции «голубая устрица» было устранено двадцать восемь агрессивно маргинальных субъектов, из них четверо входили в малые ОПГ, информация и субъекты переданы в разработку отдела «Вервольф» для дальнейших оперативно-разыскных действий. Сегодня в разработку будет взят район АМЗ.

- Оценка работ по времени.

- Как обычно, - едва заметно пожал плечами, - Первый день – выявление участников групп, второй день – работа по массивам, третий – зачистка.

- Принято. Приступайте.

- Есть приступить, - вскинул руку к фуражке, из под которой выбивалась радужная прядь волос, - Товарищ подполковник, разрешите обратиться.

- Обращайтесь.

- Ребятам бы довольствие добавить. Все же упыри неразумные. Сложно контролить, на грани ходят. Пресекать приходится. Побольше бы крови со скотобойни…

- Сержант Толстой, финансирования не хватает. Вы уж там постарайтесь… Как-нибудь. Под контролем. Как будет возможность… Всё, приступайте.

- Есть приступить, - он этак картинно, как в кино, как на параде, щелкнул каблуками, развернулся на месте, и строевым шагом покинул кабинет начальства.

- Ну, и как оно вам? – раздался голос из мрака, где едва различался силуэт кресла и кого-то в нем.

- Знаете… Страшно. Очень страшно. И это ваше, упыри эти… Они точно потом в норму вернутся? Ну как в норму… Относительно.

- Конечно. Конечно же вернутся в относительную норму. Хозяин, простите, сержант Толстой их освободит, и оставит установки. Будут вполне себе благочинные люмпены. Гопстопы и прочее – забудут. Хорошие будут люди, хоть и простые.

- А эти… Вервольфы ваши…

- Тут сложнее, но и контингент, сами понимаете – иной. ОПГ – это уже не административка. Но будем думать, будем работать. Нам, сами понимаете, тоже лишних кривотолков не надо.

- Понимаю, - вздохнул подполковник, утер платочком лоб.

- Стемнело, - в голосе того, из мрака, прозвучала легкая усталость. И будто вторя его словам погас последний кровавый лучик солнца, и на город навалилась ночь, - Полечу я.

- Хорошо, конечно… Вам открыть?

- Не утруждайтесь, - едва уловимое движение в темноте, и створки высокого, до потолка окна сами распахнулись.  Дохнуло вечерней прохладой, свежестью, послышался шорох одежд, хлопок громкий крыльев и в окно высокого кабинета на столь же высоком этаже здания МВД вылетел, взмыл в черные небеса ангел в белоснежных одеждах, и над головой его вспыхнул желтый полукруг нимба. С земли, наверное, показалось бы, если бы кто увидел, что это дрон с подсветкой. Но никто ничего не смог бы разглядеть, об этом подполковник знал прекрасно. Они… Эти -  могут делать так, чтобы никто и никогда их не заметил.

Подполковник еще чуть постоял у открытого окна, закурил, вздохнул, затушил недокуренную сигарету в пепельнице и закрыл окно.

Уходя он бурчал себе под нос:

- Поставили, блин, патриарха главой МВД, с божьей помощью… Черт! Прости меня Господи! – быстро перекрестился, - С чьей же помощью то? Упыри эти, оборотни… кураторы ангелы… Все, блин, одним миром мазаны.

Перекрестился, закрыл за собою дверь. Вышел, а всеслышащий Господь расслышал уже его мысли:

«Неужели у нас всё так плохо, что без высших – никуда».