Первая часть

Несколько шагов в сторону.

Во-первых, пользователь @c0men под прошлой частью задал правильный вопрос, а потому продублирую сюда и его и ответ:

Далее, я как-то забыл упомянуть, что автор книги - Павел Павлович Фёдоров, ровно 2 месяца назад, 31.03.2025 скончался. Событие печальное, но в память о нём, его институт сделал небольшой обзор его жизни, так что для контекста: Ушел из жизни Павел Павлович Федоров (16.04.1950 – 31.03.2025)

На всякий случай напоминаю, также, что в этом тексте активно упоминаются «Троицкий вариант» (в тексте ТрВ), которые, на мой взгляд, справедливо признаны иноагентами.

Продолжаем.

Глава 11 Лысенко

Ну, где есть Марр, там будет и Лысенко. Прежде чем свой рассказ начнёт Фёдоров, я отмечу, что важнейшее обвинение в сторону Лысенко — отрицание генетики — растёт из вечного спора о терминах.

В это сложно поверить (нет), но генетика того времени не то же самое, что генетика сегодня. В то время речь шла в основном про наследственность интеллекта, внешности и особенно дефектов этой самой внешности.

А главный тренд генетики того времени — это расовая теория и генетически обусловленное превосходство одних рас над другими. Буквально полшага до евгеники, собственно, во многом генетика того времени к евгенике и сводилась.

И да, вопреки расхожему мнению, Лысенко не отрицал наследственность, он и Вавилов оба это признавали, потому что это к тому времени факт. Они спорили о том, являются ли гены неизменными.

Правда в том, что они оба признавали генетику и считали себя генетиками, и оба же с точки зрения современной науки в полном смысле этого слова генетиками не являлись.

И Лысенко, и Вавилов утверждали существование генома и законы наследственности. Принципиально они расходились только в одном — вопросе о наследуемости приобретенных свойств.

Вавилов считал, что приобретенные свойства не наследуются и геном остаётся неизменным на протяжении всей истории своего существования. В этом он опирался на работы Вейсмана и Моргана (отсюда «вейсманисты-морганисты»). Лысенко же, напротив, утверждал, что геном может изменяться, фиксируя приобретенные свойства. В этом он опирался на неодарвинизм Ламарка.

Собственно, спор между «вейсманистами» и «неодарвинистами» был сугубо академическим. И это не был спор генетики с антигенетикой, это был спор между двумя направлениями в генетике.

И да, как современные научные исследования подтвердили правоту Лысенко и ошибочность взглядов Вавилова. Геном действительно изменяется. Вот, к примеру, что пишет Л. А. Животовский, сотрудник Института общей генетики им. Н. И. Вавилова РАН:

«Итак, единственное, что остается по обсуждаемой проблеме – это назвать вещи своими именами. А именно, гипотеза Ж. Ламарка о наследовании приобретенных признаков верна. Новый признак может возникнуть через образование регулирующих комплексов белок/ДНК/РНК, модификацию хроматина, или изменения в ДНК соматических клеток и затем передаться потомству».

Животовский Л.А. Наследование приобретенных признаков: Ламарк был прав. Химия и жизнь, 2003. № 4. стр. 22–26.

К слову Животовского, в том числе за его позицию по Лысенко очень не любит ТрВ, но отзывается о нём в духе присущем им: "всем всё известно" и "вступать с ним в дискуссию мы не считаем нужным".

Но это мы забегаем вперёд, далеко вперёд. Фёдоров же распутывает клубок постепенно и начинает с абсолютно дурных апелляций к личности.

«Разговор в начале 70-х: «А вы знаете. Лысенко для повышения жирности молока кормил своих коров шоколадом»… На самом деле скармливал им шелуху от какао-бобов»

«Д. ф-м. н. С. Кутателадзе: «Лысенко – лжеучёный, демагог, доносчик и мракобес. Лысенковщина – трагедия советской науки» (ТрВ, №1 (195) 2016)».

«Лысенко был нужен Сталину. Сталин надеялся, что Лысенко разрабатывает способы получения больших урожаев в колхозах. Ложность утверждений Лысенко была ясна, пока существовали выдающиеся биологи Н. И. Вавилов и Н. К. Кольцов и их школы. И в августе 1940 г. Сталин повелел арестовать Вавилова. Затем был отстранён от работы, затравлен и в декабре 1940 года умер Кольцов. Были арестованы и убиты многие их сотрудники. Но оставалась великая наука - Генетика. Она противоречила безграмотным и лживым утверждениям Лысенко и его приверженцев. Генетику следовало уничтожить» [Шноль]»

«Вот потрясающая по своей наивности цитата: «Почему великому ученому, выдающемуся организатору, энциклопедически образованному, доброму, талантливому, обаятельному, любимому народом Вавилову Сталин предпочел невежественного, лживого фанатичного, злого Лысенко? Да именно потому, что Вавилов, обаятельный талантливый, великий, добрый, любимый. Поэтому он неприемлем для злобного, ущербного, мстительного палача» [Шноль c. 186].

Вот смотрите, Вавилов-то был прекрасный человек, добрый, отзывчивый, душевный, не то что этот антихрист Лысенко — быдло бескультурное.

Нельзя не согласиться с Фёдоровым, что Сталина, занятого мобилизацией страны, весьма мало интересовали такие личные качества, как обаяние и доброта.

Ну и да, я, конечно, ни на что не намекаю, но, игнорируя вообще вопрос справедливости высказываний в отношении Вавилова и Лысенко, как бы да, хотелось бы, чтобы учёный был доброжелательный, интеллигентный, добрый, но объективно для науки и истины вообще плевать, какой ты там как человек — важны результаты твоей деятельности, и многие люди страшно удивятся, если рассказать им подробней, какими личностями были многие выдающиеся учёные (упёртый баран — это самая мягкая характеристика для многих выдающихся деятелей науки).

И вот с результатами у Вавилова всё было не так гладко — были и организаторские проколы, и проблемы с прикладным применением (яркий пример — экспедиции за образцами растений, так где схожая экспедиция США была сосредоточена на поиске образцов, которые могут быть внедрены в растениеводство сейчас или в краткие сроки, Вавилов грёб всё: дикие растения, растения, которые могут быть интересны в дальней перспективе и так далее. Да, как задел на будущее хорошо, но вот здесь и сейчас, по приезде, практических результатов почти никаких. А у нас тут и без того отстающее сельское хозяйство, дополнительно разрушено войной, и хотелось бы народ накормить, стране нужно это, стране нужны готовые плодородные образцы, а не полудикие растения. Нормально было бы распределить ресурсы 80 на 20 (настоящее и будущее), терпимым 50 на 50, но это было не так. Вавилов не решал срочные вопросы, а удовлетворял свой интерес за государственные деньги, что не делает уничтожение этих образцов при задержании Вавилова меньшей ошибкой.)

Лысенко же, наоборот, реализовывал в основном прикладные задачи, то, что нужно было разрушенной стране здесь и сейчас, а не через десятилетия. Например, если вы когда-то садили картофель и делали это не целым клубнем, а его частью — в этом есть заслуга Лысенко.

Но главное — основной предмет спора — наследование приобретённых признаков. Лысенко оказался в этом прав, а значит, нужно контролировать ущерб.

«Совпадение некоторых результатов современной генетики положениями Т. Лысенко – кажущееся, также как, например совпадение» утверждения алхимиков о возможности превращений элементов и открытия радиохимией трансмутации атомов в про радиоактивного распада» [Захаров-Гезехус. 32]. Это утверждение некая мантра, повторяемая систематически, см. [Любищев. 1991; Колчинский], Заметим, что аналогия эта вполне уместная. Только алхимики не могли осуществить желаемые превращения. А селекция именно это делала и делает, опираясь на концепцию наследования приобретённых под влиянием среды признаков…»

И дискредитация личности Лысенко – тоже часть этого процесса контроля ущерба. Вот только он был глубоко верующим человеком, исходя из материалов дела, доносов на Вавилова не писал, а вот сотрудники Вавилова на него кляузничали, только, судя по всему, проверка вопросов к Лысенко не вызвала. Невежество – также вымученная претензия: он и сам был человеком образованным и требования к ученикам предъявлял соответствующие. А главное, всегда говорил, что к полученным данным нужно относиться скептически, особенно если они подтверждают гипотезу.

Поговорим о ещё одном человеке, «выдающемся генетике, которого погубил Лысенко» – Кольцове. Вот только он проповедовал откровенную евгенику. Буквально предлагал «позитивную евгенику» – деление людей на категории и запрет размножения качественного материала с некачественным. И проблема в том, что всё это не новость – Фёдоров через слово вставляет цитаты и источники. Но какие-то м****и целенаправленно год от года поддерживают образ у***а Лысенко, который выдавал только антинаучную чушь и отрицал генетику (причём ладно бы была сноска, какую генетику он отрицал, и то под этим тогда понималось), кляузничал и ломал жизни людям со светлыми лицами. А власть, которая это «поддерживала» – очевидные идиоты и мракобесы. И вот почему-то, например, ТрВ в этом замешано.

Были ли у Лысенко ошибки? Да, как и у многих других. Он отрицал их. Как и многие другие. Были ли верные идеи? Да. А практическое применение? Безусловно.

Выводы:

1. В споре обе стороны существенно ошибались.

2. Стремление утвердить в науке одно правильное направление – ошибочно.

3. Генетика, дававшая ложный ответ на совершенно конкретный вопрос (о наследовании приобретенных признаков), на тот момент – лженаука.

4. Никакого признания генетиками собственных заблуждений (критерий Капицы) за редким исключением что-то не наблюдается.

5. Генетика должна была пройти стадию лженауки, прежде стала производительной силой и смогла приносить пользу.

6. Упрёки Лысенко в аморальности полностью несостоятельны. Термин «мухолюбы-человеконенавистники» по отношению к генетикам на тот момент был точен и выверен (я опустил историю о том, как во время голода и разрухи учёный, изучающий мух, за них переживал больше, чем за людей, и интересовался не тем, как это преодолеть, а тем, как же мухи с этим справятся).

7. Мог ли кто-нибудь другой более эффективно курировать сельское хозяйство, в т. ч. во время войны, чем Лысенко? Теоретически да. Но никак не апологеты генетики.

Глава двенадцатая. Мифы науки

Широкий спектр научных и лженаучных мифов. Заключения по некоторым я разделяю, по иным мне кажется что Фёдоров очень сильно иронизирует или, как он сам признавал, работа с идеализированными системами начала проявлять последствия. Но главная мысль – что учёные сами создают мифы, например для продвижения свей области или для поиска финансирования.

Собственно, перечитывая этот раздел для ответа на прикреплённый в начале комментарий, я понял, что позицию Фёдорова по мифам можно трактовать как: «Мы не можем назвать сами эти гипотезы лженаучными, только их трактовки». Могло ли быть так, что был город Атлантида и его затопило? Легко. Но все рассказы про их развитость, атлантов и магию — чушь. Может ли быть так, чтобы за нами следила более развитая цивилизация? Вообще да, как гипотеза это не что-то лженаучное, но все найденные «доказательства» — чушь и бред.

Говоря же об интересном, немного выделяются, но всё же интересны, размышления  о Кирилле и Мефодии. Если кратко. Есть свидетельства, что и до них была письменность, но как всё языческое она выжглось (на всякий случай, все современное неоязычество к славянскому язычеству отношение имеет приблизительно никакое – язычество выжгли основательно и неоязычество – это реконструкция по образцу других язычников и может как не совпадать так и случайно совпадать со славянским язычеством.). Более того, то что мы сейчас называем кириллицей мало относиться к тому, что сделали Кирилл и Мефодий, которые создали глаголицу. Посмотрите на неё, так интереса ради.

Отдельно пункт про использование приставки «Нано» как пиархода. А также пришедших ему на смену «мета» и «умных» материалов.

Глава тринадцать. Цитирования, Индекс Хирша и грантовая система финансирования.

Огромная, самая большая глава, наполненная переживаниями, близкими всем людям, соприкасавшимся с профессиональной наукой, и почти никак не относящиеся к теме книги. Почитать интересно, но если есть вещи, которые можно в книге пропустить, то это будет глава про кристаллографию и эта глава.

Но это интересно, позволяет взглянуть на науку изнутри (помните цитату про гадюшник?). И всё же есть аргумент о том, что «вы лженаучны, потому что вас не цитируют».

Кратко:

Цитирование превратилось в способ саморекламы и способ борьбы (своих цитируем, а противников игнорируем). Вплоть до уровня целых стран, и у России с этим есть проблемы, и учёному из России тяжело пробиться что на Западе, что на Востоке, что примечательно, они читают и следят, но избегают цитирования… И почему-то наши соотечественники тоже (к слову, в Китае очень сильная культура цитирования соотечественников – если есть возможность, будут цитировать всех, до кого дотянутся, если есть выбор, будут цитировать китайцев – и в сложившейся системе это правильно, нужно поддерживать престиж и статус своей науки, и если в современных условиях это достигается цитированием, то будем цитировать. Нам бы поучиться).

Индекс Хирша (как и Фёдоров, для ликбеза: индекс равен h, если у автора есть h статей, процитированных не менее чем h раз, т. е. если у вас 1 статья, которая процитирована 0 раз, ваш индекс 0, если 10 статей, процитированных 0 раз – всё ещё 0, если 10 статей и хотя бы одна из них процитирована 1, а остальные ни разу – индекс 1, если 10 статей одну процитировали 1 раз, а одну два раза – 1, а вот если две статьи процитировали хотя бы два раза – индекс 2). Это не самый плохой инструмент, но он скорее отображает разрекламированность, плодовитость и популярность автора, но не его научного вклада и не его «качества» (т. е. если человек опубликует 1 статью, которая перевернёт свою область и на неё будут ссылаться ВСЕ – индекс будет 1. Чтобы отойти от абстракций, Григорий Перельман – безусловно выдающийся математик, автор ничего себе 15 работ, с индексом Хирша по данным WoS 6.) (Помните про китайских авторов, которые наращивают цитирование своих?). Но главное, тот факт, что почему-то все упёрлись в него и как будто не видят других показателей.

«Бывший заместитель министра образования и науки И. Федюкин, который курировал науку и научную политику, а также систему государственной аттестации научных и научно-педагогических кадров как-то заметил: «Ключевой критерий, на который все мы ориентируемся – это пресловутая цитируемость, импакт-фактор. Это как раз такой непрерывно обновляемый индекс востребованности того или иного учёного его коллегами, постоянная оценка репутации, измеряемая в конкретных числах.

На необъятных просторах России можно наблюдать одну и ту же картину: ходят по коридору здоровые мужики, и меряют, у кого Хирш больше…»

Даже забудем, что он мало применим для техники и инженерии, где вклад — это полезная модель, патент, технология… То, что нельзя цитировать, и то, что не всегда описывается в научных публикациях. Если автора замалчивают, если он просто не публикуется в больших и популярных изданиях (по каким-то причинам), если он пионер, а цитируются последователи — то он никто, потому что цитаты нет.

Мое мнение об индексе Хирша отличается от такового у Федорова — я оцениваю его намного ниже, чем он.

Так, Федоров считает, что если есть распиаренный и именитый ученый, но его индекс маловат — это звоночек, хотя, судя по всему, это лишь попытка придерживаться объективности, так как в финале главы он указывает собственный пример человека, чей талант признает, и его индекс 13.

Также стоит отметить важную вещь: цитирование и индекс Хирша нерепрезентативны относительно вклада в науку, так как никак не коррелирует со скачиваниями. На 100 скачиваний в лучшем случае будет 1-2 цитирования. Более того, статистика показывает, что у статей с 0 цитированием может быть порядка 100 скачиваний (если что, тут речь о платных скачиваниях, без учёта пиратства — т. е. сто человек заплатили за статью и прочитали её), подавляющая часть из них — учёные в этой области. Как вы думаете, окажет ли эта работа влияние на науку, даже если работу не процитируют? Мне кажется, да. (Ну и да, Фёдоров отмечает, что русские журналы не так плохи, как их описываю — за ними следят и их читают, только не цитируют по каким-то причинам. Интересно, по каким? Ведь если это из-за качества материала, то тогда зачем следить?)

При этом академик для статьи в ТрВ нахваливает индекс Хирша как критерий, по которому он проголосовал против конкретного кандидата.

Однако важно отметить, что скачивания с прочтениями также не лучший критерий — ими намного легче манипулировать, а фундаментальные статьи, в отличие от поверхностных, интересны только ограниченному количеству специалистов.

Вторая тяжёлая болезнь науки — гранты. Около половины времени работы уходит на заявки на гранты и отчёты по ним.

Гранты выделяются весьма специфично (фундаментальные исследования зачастую никому не нужны). Имеются случаи воровства заявок.

Необходимость новизны для продажи науки заставляет убирать цитаты старше 5 лет. Вот корень того идиотизма, который царит в науке. Если есть гениальная, но малоизвестная работа десятилетней давности, предпочтительнее использовать её без цитат, чем цитировать. Отсутствие цитат оппонента, нездоровое самоцитирование, цитирование соратников и начальства (ещё раз Китай).

Итоги по главе:

Хирш показывает интегрированность ученого в научное сообщество, но не качество работ или их влияние, а гранты — зло. Но если Федоров критикует, но принимает Хирша как данность, а гранты ошибкой, то есть ребята, которые откровенно на них молятся — ТрВ. Которым посвящена следующая глава.

Глава четырнадцатая. Троицкий вариант

И вот знаете, за что я благодарен этой книге и в то же время ее ненавижу. До этого момента я натыкался на отдельные статьи и цитаты из ТрВ, но не следил за ними.

Я помню и ту историю со статьёй «Корчеватель», и с «Диссернет» сталкивался. И видел некоторые их публикации, да, они вычурные и очень нескромные, но это обрывочные сведения, да и кто из нас не творит чушь и не бросает громких слов не подумав — я жил, не пересекаясь с ними. Но эта книга заставила меня почитать их больше, глубже и залпом.

И вот как-то так получилось, что любая статья, на которую ссылается Федоров или которую я нахожу сам, убивает во мне веру в человечество.

Отдельно меня добил своеобразный перефраз того, что с террористами переговоры не ведут.

"Учёные не дискутируют с лжеучеными - они на них указывают и от них отмежёвываются"

(с) Семён Кутателадзе ««Неизвестный Лысенко»: послесловие к дискуссии»

О****ь! Во-первых, это просто трусость, избегание ответственности и уклонение от беседы. Вы что, не уверены в своей правоте? Ну ладно, действительно, тратить много времени на это не хочется, но хоть какое-то время-то можно уделить?

Товарищи, я такого снобизма давно не видел — это что? Вместо того чтобы показывать, где и в чем лженаука, и опровергать ее, эти борцы берут и говорят, что они просто будут тыкать пальцем в людей, говорить, что они лжеученые, и негоже им, таким п******м, об этих лжеученых белые перчатки марать. А потом они удивляются, что у нас мракобесие процветает. Конечно, потому что вместо того чтобы раз за разом показывать, почему это мракобесие, вы отмежёвываетесь, и выходит, что по одну сторону межи люди, которые и без вас подвергли бы что-то сомнению, случайно к вам «присоединились», а по другую сторону люди, которых вы бросили тонуть в этой жиже.

У журнала есть плюсы, но к нему много вопросов, которые мы вместе с Фёдоровым зададим.

И для начала вопрос к «Диссернет». Вещь нужная и правильная, но любой, кто работал с антиплагиатом, знает, что такое программная проверка, которую в том числе используют в «Диссернет», — она даже номера страниц назовёт заимствованием (и, внезапно, распознанное машиной заимствование ничего не значит — это может быть техническое совпадение, неверно распознанная цитата, случайное совпадение). Рассматривая отчёты о грантах, они называют плагиатом вставленные в отчёт тексты статей, опубликованных в рамках гранта. Т. е. грант предусматривает статьи, автор их публикует, а потом вставляет в отчёт их тексты — и это отмечается как плагиат?

Но гораздо интересней выражения и позиции авторов журнала. Во-первых, авторы часто друг другу противоречат: большая часть авторов топят за наукометрию и индекс Хирша, но некоторые его хают. Личное мнение — это вроде не грех, но как вы вместе работаете?

Во-вторых, они прям сквозят презрением к русской науке и русским изданиям. (А я бы добавил ещё и к нашей истории, о чем явно свидетельствует глава про Лысенко.)

«В публикациях ТрВ сквозит презрение к отечественной науке (ТрВ №20 (239) 2017) и к отечественным журналам. Широко известный в узких кругах И. Кацнельсон, по-видимому, ориентируется на своё творчество, когда заявляет, что «Подавляющее большинство научной продукции – это УГ (а что это такое?), которое по большому счёту, можно печатать, можно не печатать и никому от этого ни холодно, ни жарко» (ТрВ №19 (163) 2014). Предпринимаются совершенно идиотские попытки опровергнуть очевидное: публикация российских статей в международных журналах встречают высокий потенциальный барьер, в то время как зарубежные статьи аналогичного качества публикуются широко.»

Говоря о косяках ТрВ, Федоров вспоминает и откровенные подставы, и провокации.

Вопросы вызывает и защита религии в науке, необходимости религиозного чувства, пока второй рукой пишутся статьи о необходимости защиты рациональности в науке.

К слову про клановость — принимать рецензию на спорную с точки зрения Федорова книгу о Галилее, написанной аффилированным с ТрВ Игорем Дмитриевым, обеляющей испанскую инквизицию и очерняющей Галилея, они отказались.

Д. ф.-м. н. Штерн, помимо ТрВ, издает православную газету и приходской листок. (Помните про идеальные системы?) Ну да ладно, это не грех, а вот то, что ТрВ говорит о репутационных потерях РАН из-за того, что патриарх Кирилл может быть избран почетным доктором, — это лицемерие.

Корпус экспертов — профанация, они берут наиболее цитируемых по сферам ученых и просят предложить им кандидатуры, из которых уже они составят список рецензентов... И вот в списке экспертов по химии в основном физики.

И все очевидней, что это попытка монополизировать право критики и оценки. И стоит кому-то пойти против курса партии, и вот он уже привязан к позорному столбу. А политику партии определяет 4 человека — Михаил Гельфанд, Михаил Фейгельман, Галина Цирлина и Борис Штерн.

Первый топит за грантовую систему и предлагает уменьшить роль РАН. Зачем? Чтобы эту роль присвоить. Потом РАН реформируют, в том числе по их проектам, и вот они уже топят за защиту РАН. И «Диссернет» не выявил ни одной липовой статьи у всех членов РАН. Никого не обвиняю, за неимением доказательств, но как же удобно.

Авторы Фейгельсон и Цирлина рассказывают со страниц ТрВ, что «у нас нет и долго не будет государства».

Помимо дискредитации да, переживающей далеко не лучшие времена, но живой русской науки, есть и подвижки у них к тому, чтобы вообще прекратить выпуск русскоязычных журналов. А некто Л. Клейн с их страниц говорит, что страна у нас великовата. (Понимаете, почему я в начале удивлялся, почему их так поздно признали иноагентами?)

Заключение

Ну, во-первых, таблица для количественного критерия лженауки:

Не со всеми цифрами я согласен, но подход интересен. Также, в отличие от Фёдорова, я бы отказался от назначения границы, до достижения которой вы ещё не лжеучёный.

Помимо этого, имеется много хороших рассуждений и таблица количественной оценки лженаучности. Например, о том, что в эпоху смены парадигм всё становится лженаукой. Границы зыбкие и индивидуальны, более того, непостоянны, а потому нужно оценивать каждый аспект в отдельности и, возможно, даже иногда пересматривать. Но главное — не бояться признавать изменения, если для этого есть основания.

Отмечается, что ошибки — это ещё не лженаука.

Важно отметить, что лженаука и её процветание вполне могут рассматриваться как закономерный результат и либеральной демократии, и, что важно, постмодерна, который рассматривает и науку, и лженауку как равные тексты и мнения.

Итоги по книге.

Отличная работа – живой интересный текст, есть и пища для ума, как теоретические конструкции, так и развенчание мифов, и что очень важно – попытка переоценки вклада и роли отдельных лиц; и юмор (на мой вкус, очень смешной); и отсылки, например, на Стругацких и «Кин-дза-дза» (автор понимает, что читать сухой текст будет скучно и малополезно, – интересно поданная информация запоминается лучше).

Из минусов - местами перегруженность текста и проблемы с техническим исполнением - это второе издание, а я лично с десяток опечаток нашёл.

Оригинал

РГАЭ Ф.7486, Оп.1, Д.3172, Л.1-4

Клавдий Птолемей: человек, который «остановил» Землю

Представьте, что мир вокруг нас неподвижен, а вся Вселенная в медленном танце кружится по идеально гладким сферам вокруг Земли, создавая хореографически выверенный спектакль. Сегодня эта картина выглядит так же логично, как теория о плоской Земле на трёх китах. Однако почти две тысячи лет назад этот взгляд казался наиболее разумным и общепринятым. Почему же человечество так долго заблуждалось и кто оказался автором идеи, стоившей науке столетий задержки?

Клавдий Птолемей — знаменитый древнегреческий учёный, живший во II веке нашей эры в египетском городе Александрии. Его появление в этом городе неслучайно, ведь Александрия оказала огромное влияние на развитие науки, став настоящей «Кремниевой долиной» античности.

В городе были созданы все условия для научной деятельности: знаменитый Мусейон, который можно сравнить с современным научным хабом, и Библиотека. Учёные жили в почёте и получали государственное жалование, что способствовало их творческому процессу.

Мусейон Птолемеев стал прообразом современных университетов, где не только обучаются студенты, но и ведутся научно-исследовательские работы.

Сейчас Клавдий Птолемей известен как автор «Альмагеста» — сборника астрономических знаний Греции и Ближнего Востока той эпохи. В этой книге он упаковал все знания греков и ближневосточных мудрецов, добавив свою модель Вселенной — этакий Excel для расчёта планет. Погрешность была 10 градусов. Но для эпохи, где калькулятором служили пальцы, это было прорывом. Начиная с III века нашей эры книгу Птолемея изучали и комментировали во всём мире, чуть больше тысячи лет эта книга считалась самым значимым астрономическим трудом.

А вот о самом Клавдии мы знаем примерно столько же, сколько о создателе первого колеса. Клавдий родился в 100 году н.э., был гражданином Римской империи и большую часть своей жизни прожил в Александрии, в библиотеке которой он работал. Ни семьи, ни хобби, ни даже селфи на папирусе. Зато его идеи пережили падение Рима, тёмные века и несколько эпидемий чумы. Идеи, жившие полторы тысячи лет.

Прежде всего, давайте проясним, что такое геоцентризм. Геоцентризм — это представление о том, как устроена Вселенная, в центре которой находится наша планета Земля. Из этой концепции следует, что Солнце, Луна, планеты и звёзды вращаются вокруг Земли.

Многие античные учёные, включая Птолемея, верили в геоцентрическую систему мира. Однако их взгляды основывались на философских размышлениях, а не на математических доказательствах. Но к этому вопросу мы вернёмся позже.

Геоцентрическая система просуществовала до XVI века, пока её не опровергли работы Николая Коперника и Галилео Галилея. Возникает вопрос: почему эта теория, которая кажется нам ошибочной, продержалась так долго? Ответ прост:

- Авторитет Птолемея в этой области был безграничен. Средневековые астрономы цитировали Птолемея, как студенты Википедию.

- Геоцентризм совпадал с церковными взглядами на мироздание. И если ты выдвигал какую-нибудь иную теорию, тебе начинала светить не Нобелевка, а костры инквизиции. Нам с вами сложно это понять, но признать, что наша планета — всего лишь маленький мир среди бесконечно других миров, не так просто.

- Работает – не трогай. А зачем менять рабочую модель в мире, где астрономия еще не начала играть такой ведущей роли?

А вы уверены, что сегодня мы не верим в похожие, кажущиеся удобными заблуждения, просто потому что они слишком привычны и комфортны?

Для античности модель Птолемея была чем-то вроде современных онлайн-карт – работает, хотя иногда маршрут ведёт в тупик. Этой причиной служили эпициклы Птолемея – малые окружности, по которым двигаются планеты. Птолемей мог с завидной точностью прогнозировать затмения и движения планет. Интересно, спорил ли Птолемей на бочку вина о дате затмения? «Слышь, Луну через месяц закроет – ставишь свой хитон?» Система работала, а значит, какая разница, что там в центре Вселенной?

Но действительно ли геоцентризм затормозил научный прогресс? Ответить на этот вопрос однозначно крайне сложно, я бы назвал его дискуссионным. Теория Птолемея была удобной, однако она практически полностью исключала возможность нового, революционного понимания устройства Вселенной. Хочу напомнить, что эпициклы были круглыми, а не эллипсами, что, конечно, мешало развитию точной навигации и астрономических измерений. Просто представьте, что у перед вами только ориентировочная карта мира, которая составлена по рассказам купцов: «Плыви на восток, пока не упрёшься в дракона, потом — налево». Это, конечно, утрировано, но только в XVI веке с принятием гелиоцентрической модели стало возможным качественное развитие навигации. Это, по сути, открыло дорогу новым великим географическим открытиям и глобальной торговле.

Конечно, Клавдий Птолемей не был первым, кто придумал геоцентрическую систему. Он был умелым компилятором и лишь подвёл итог длинной традиции древнегреческих астрономов и философов, сделав её общепринятой и удобной для использования.

Именно Аристотель (IV век до н. э.) заложил фундаментальную идею о неподвижной Земле в центре мироздания. В его представлении Вселенная состояла из сфер, вложенных друг в друга, а Земля была центром этой «матрёшки». В отличие от Птолемея, Аристотель почти не интересовался математическим расчётом движений планет. Его модель была скорее философской, чем астрономической, и годилась для дискуссий в академии, но не для расчёта пути корабля. Птолемей позаимствовал у Аристотеля принцип неподвижности Земли и идею совершенных круговых движений небесных тел.

Евдокс Книдский — один из первых греческих учёных, решивших, что философии мало — нужна математика. Он попытался объяснить сложные движения планет и звёзд через систему из нескольких концентрических сфер, вращающихся вокруг Земли. Его система была довольно сложной и громоздкой, но стала первым шагом в сторону математического подхода к астрономии. Клавдий Птолемей взял от учения Евдокса подход к астрономии как к математической науке и понимание, что движение планет можно моделировать математически, через комбинацию простых круговых движений.

Гиппарх Никейский (II век до н. э.) считается одним из величайших астрономов античности. Именно он впервые создал каталог звёзд, описал явление прецессии земной оси и с большой точностью вычислил продолжительность года. Гиппарх развивал геоцентрическую модель с использованием математических приёмов, которые позже Птолемей перенял и существенно усовершенствовал. Птолемей заимствовал от Гиппарха Никейского каталог звёзд и способ их систематизации, а также математические методы вычисления движений планет.

Возникает закономерный вопрос: если многие идеи Птолемея были заимствованы у его предшественников, почему именно он стал символом геоцентризма? Ответ прост, но имеет большое значение.

Дело в том, что Птолемей не просто повторил идеи своих предшественников, а систематизировал и детально разработал их в своём труде «Альмагест». Это как если бы вместо множества разрозненных рецептов пирогов вам предложили одну книгу с инструкциями, например: «Добавьте эпицикл — и будет вкуснее». «Альмагест» стал первой в истории полной, математически выверенной и доступной для изучения энциклопедией астрономических знаний античности.

Более того, в Средневековье арабские астрономы выбрали именно Птолемея в качестве главного авторитета, а после них и европейские учёные эпохи Возрождения ориентировались в первую очередь на его работы. Таким образом, благодаря удобству, точности и систематичности именно Птолемей стал центральной фигурой геоцентрической астрономии, оттеснив на второй план даже таких гигантов античной науки, как Аристотель и Гиппарх.

Любопытно, что в науке часто побеждает не тот, кто первым озвучивает идею, а тот, кто делает её понятной и удобной для других. Так что Птолемей не изобретал велосипед — он просто сделал его «продаваемым».

История Птолемея и геоцентризма ярко иллюстрирует, как долго ошибочные идеи могут удерживать человечество в плену своих предубеждений. Но эта же история учит нас и другому: любая научная теория — это ступень, благодаря которой рождаются новые вопросы, а вслед за ними и новые ответы.

Гален: анатомия одной ошибки длиной в тысячу лет

Теперь представьте, что вас лечит врач, который ни разу не заглянул в учебник по анатомии. Звучит довольно страшно. Однако на протяжении почти тысячи лет люди лечились именно так: по рекомендациям человека, который никогда не видел внутренних органов человека своими глазами. Речь идёт о Клавдии Галене, известном враче античного Рима, чьи ошибочные представления об устройстве тела человека управляли медициной вплоть до эпохи Возрождения.

Клавдий Гален (ок. 130-200 гг. н.э) – выдающийся философ и врач античности, который внёс огромный вклад в науку о человеческом организме. Уроженец Пергама (ныне – Турция), он родился в семье обеспеченного архитектора и, благодаря деньгам отца, мог позволить себе заняться чем-то «возвышенным» – медициной. Гален после смерти отца путешествовал по различным провинциям Римской империи и островам древней Греции. После того как в путешествие он как морская губка впитал в себя местные знания и медицинские традиции, Гален вернулся в Пергам, где подрабатывал врачом гладиаторов. Спустя некоторое время он перебрался в Рим, где продолжил свою врачебную практику.

Клавдий Гален – это человек, чьи труды буквально цементировали представления о человеческом теле на века. Его авторитет был столь непререкаем, что даже ошибки считались истиной. Вот в каких областях был известен Гален:

Анатомия. Гален довольно скрупулезно и подробно описал строение человеческого тела и дал название некоторым мускулам, суставам и костям. Именно он первым начал устраивать вивисекции – не слишком приятную для испытуемых практику, но весьма полезную для науки. К примеру, он разработал методику вскрытия мозга, причём на живых животных. В общем, не лучший друг зоозащитников.

Физиология. Гален так подробно, как смог изучил функцию лёгких и механизм дыхания, установив, что диафрагма и грудные мышцы расширяют грудную клетку, втягивая воздух в лёгкие. Он смог доказать, что сердце в организме качает кровь, которая течёт по сосудам, тем самым впервые создав первую теорию кровообращения.

Хирургия. Гален давал рекомендации по лечебной физкультуре, лечению пиявками и компрессами.

Фармакология. Гален проделал титанический труд в этой области, описав несколько сотен видов лекарств природного происхождения и даже систематизировал их. Он пришёл к выводу, что целительную силу имеют не сами лекарственные растения, а какие-то неизвестные вещества, которые в них находятся.

В чём подвох? Всё просто: Гален изучал анатомию не на людях, а на обезьянах, свиньях и других животных. В Древнем Риме вскрытие человеческих тел было под строгим запретом, поэтому учёный решил не усложнять себе жизнь и предположил, что люди устроены примерно так же, как его подопытные. Кажется логичным? Ну, отчасти. Но догадаться, к каким странным выводам это привело, несложно. Перечислю ошибки, которые смогли поставить медицину на паузу:

Позвоночник по версии Галена: 24 позвонка вместо 33. Кажется, что это мелочь, но в Средние века влияние Галена было настолько сильным, что даже если врачи обнаруживали какие-то несоответствия, они пытались объяснить их, опираясь на учение Галена.

Теория крови: Гален был уверен, что кровь образуется в печени, попадает в сердце, а затем бесследно исчезает, расходуясь организмом. Именно на этом «открытии» позже строились практики кровопускания – средневековые врачи уверяли, что лишняя кровь вызывает болезни. Спойлер: часто пациентов это убивало. Санти, Байрон и Вашингтон не выразили благодарности Галену за свою смерть, хотя все они умерли от кровопускания.

Свиньи похожи на людей: Раз Гален изучал внутренности животных, то и вывел простую формулу: «человеческое тело похоже на тело обезьяны». Именно поэтому средневековые врачи даже не пытались проверить, как оно устроено на самом деле – зачем, если Гален уже всё «исследовал»? В результате хирургия и физиология погрязли в догмах, которые никто не пытался пересмотреть.

Почему, несмотря на такие критические ошибки, анатомия Галена продержалась так долго?

Во-первых, потому что «так принято». Средневековье не очень-то любило новшества, а вскрытие человеческих тел вообще считалось кощунством. Церковь была категорически против этого, в то время как Гален считался единственным и непогрешимым медицинским авторитетом.

Во-вторых, критическое мышление и Средневековье – вещи несовместимые. Попробуйте усомниться в трудах Галена – и вы моментально окажетесь в списке подозреваемых в ереси. Его труды не изучали, их зубрили, переписывали и передавали из поколения в поколение, как священное писание.

Но всё изменилось в эпоху Возрождения. Именно тогда врачи наконец-то получили возможность изучать реальное человеческое тело, а не представлять его на основе свиных туш. Ключевым моментом стали работы Андреаса Везалия, основателя научной анатомии. Этот человек исправил более 200 ошибок Галена, доказав, например, что кровь не испаряется, а циркулирует по замкнутой системе. Но не все были готовы к таким откровениям. Когда Везалий публично вскрывал тела, его не просто осуждали – ему угрожали. Ведь он покушался на истины, в которые верили полторы тысячи лет.

Парадокс Галена в том, что он одновременно подарил медицине мощный толчок вперёд и на века затормозил её развитие. Несмотря на ошибки, его труды по диагностике, хирургии и фармакологии оставались основой медицины вплоть до Нового времени.

Томас Миджли: учёный, который чуть не погубил человечество

Держу пари, что имя Томаса Миджли вам ни о чём не говорит. Но если вы хоть немного знакомы с его «подвигами», то поймёте, почему его влияние на мир можно сравнить с открытием ящика Пандоры – только не мифического, а вполне реального. Встречайте Томаса Миджли — гения, который умудрился накосячить так, что даже Птолемей с Галеном покажутся вам ангелами. Этот человек совершил два открытия, каждое из которых нанесло планете огромный ущерб. Миджли выбил уж очень редкую ачивку.

Томас Миджли (1889–1944) – блестящий химик и, как оказалось, один из главных «изобретателей-катастроф» XX века. Автор более 100 патентов, работавший на General Motors, он на полном серьёзе считал, что помогает человечеству. На практике же его открытия вызвали две крупнейшие экологические катастрофы прошлого века.

Начало XX века – автомобили грохочут, моторы перегреваются, детонация бензина сокращает срок службы двигателей. Учёные ищут волшебную добавку, которая увеличит октановое число топлива и решит проблему раз и навсегда.

Справился с этой задачей герой нашей статьи — Томас Миджли. В 1921 году он придумал тетраэтилсвинец — дешевую и эффективную присадку, которая позволяла машинам работать как часы. Этот бензин приобрёл популярность благодаря своей дешевизне и эффективности. Машины работали идеально, моторы служили дольше, и автомобильная индустрия стремительно развивалась. В чём был подвох?

В свинце. Сегодня мы прекрасно знаем, что даже малые дозы свинца вызывают серьёзные нарушения в организме человека, особенно у детей. Поступая в организм, свинец в нём задерживается и постепенно замещает кальций, вызывая хроническое отравление. Отравление свинцом вызывает проблемы с нервной системой, нарушение памяти и интеллекта, повреждения органов и в итоге — смерть.

Но кого это волновало? Бензин со свинцом продавался под гордым названием «Этилированный», а сами нефтяные корпорации активно доказывали, что всё это «пережитки паникёров».

Ирония в том, что опасность была очевидна с самого начала. Сам Миджли в 1923 году тяжело отравился свинцом, несколько месяцев лечился, но… продолжил защищать своё изобретение. Ни он, ни его работодатели не остановили производство и продажу этилированного бензина, игнорируя предупреждения медиков. И только в 2021 году (!) этилированный бензин был окончательно запрещён во всём мире.

Чтобы не быть голословным, давайте перейдем к цифрам.

- По данным ВОЗ, отравление свинцом в XX веке привело к миллионам случаев умственной отсталости, неврологических заболеваний и смертей.

- Средний IQ американцев, родившихся в эпоху свинцового бензина, снизился на 3–10 пунктов.

- В общей сложности, американцы 1951–1980 годов рождения потеряли 824 097 690 пунктов IQ – и это только в США!

Теперь, когда вы захотите в шутку поддеть своего друга, вы можете сказать ему, что его поведение стало результатом влияния изобретений Томаса Миджли.

Но одного лишь вредного изобретения было бы недостаточно, не так ли? В 1930-х годах Миджли решил заняться ещё одним «полезным делом» — созданием нового безопасного хладагента для холодильников и аэрозолей.

Так появились фреоны (ХФУ – хлорфторуглероды) – вещества, которые не взрываются, не токсичны для человека и кажутся абсолютно безвредными. Но что в этом случае могло пойти не так?

Не прошло и полвека, как учёные обнаружили одно маленькое «но»: ХФУ копились в атмосфере, а хлор вступал в реакцию с озоном из стратосферы, формируя кислород и окись хлора. Фактически, учёные смогли доказать, что ХФУ разрушает озоновый слой, который бережно оберегает нашу планету от ультрафиолетового излучения. И каковы были результаты? Огромные озоновые дыры над Антарктидой и Арктикой, рост случаев рака кожи, катаракты и пачек других болезней.

Сам Миджли предстал перед Богом в 1944 году, так и не узнав, какой глобальный вред он нанёс планете. Только в 1987 году мир наконец одумался и подписал Монреальский протокол, который постепенно вывел фреоны из производства. Озоновый слой начал восстанавливаться, но процесс займёт ещё несколько десятилетий.

История Томаса Миджли – идеальный пример того, как великие открытия могут обернуться катастрофой. Его никто не упрекнёт в злых намерениях, но факт остаётся фактом: этот человек оказался одной из самых разрушительных сил XX века.

Трофим Лысенко: как один агроном разрушил советскую науку (а может быть, и государство)

Представьте себе учёного, чьи идеи не просто ошибочны, но губительны. Теперь добавьте к этому 100 грамм поддержки от высших политических кругов и щепотку безжалостного уничтожения несогласных. Какой суп у нас получится? Правильно, наваристый на идеологии и густой от катастроф.

Этот «повар» – Трофим Лысенко, советский агроном, чьи псевдонаучные теории загнали в тупик советскую биологию, затормозили развитие науки на десятилетия и привели к продовольственным кризисам. Его борьба с несогласными даже получила особое название – «лысенковщина».

Трофим Денисович Лысенко родился 17 сентября 1898 года в селе Карловка Полтавской губернии. Он был советским агрономом, быстро сделавшим карьеру в 1930-е годы, предложив, казалось бы, революционные идеи по увеличению численности сельскохозяйственных культур. Лысенко утверждал, что можно получить новые сорта растений с помощью внешнего воздействия (например, поиграть с настройками температуры и влажности), считая, что приобретённые признаки будут унаследованы.

Вторым пагубным воздействием Лысенко на советскую науку был его метод яровизации – проращивание семян перед посевом при низких положительных температурах. Он полагал, что таким образом растения станут устойчивыми к холоду и дадут отличный урожай. И каков же был результат? Отрицательный, на практике методы Лысенко не дали нужного результата.

Кроме того, Лысенко заявлял, что гены – это буржуазная выдумка, а растения можно «воспитывать», заставляя их передавать потомству приобретённые свойства. Считалось, что пшеница может превратиться в рожь, если «правильно» её растить.

Почему же такие псевдонаучные идеи обрели такую популярность? Наверно, самой главной причиной являлось то, что СССР в 1930-е годы искал быстрые пути решения продовольственных проблем. Не стоит забывать, что именно в 1932-1933 годах в СССР произошёл страшный массовый голод, который затронул в большей степени территорию современной Украины, России и Казахстана. Цифры жертв голода обычно варьируются от 3 до 8,5 миллионов людей. Страна отчаянно нуждалась в чуде.

И вот появился человек, который пообещал такое чудо. Его теории казались простыми, дешевыми и удобными – но в итоге они лишь усугубили ситуацию.

Но самая настоящая катастрофа случилась, когда Лысенко получил личную поддержку Иосифа Сталина. В 1948 году генетика была официально объявлена «буржуазной лженаукой». Под жернова «лысенковщины» попали многие генетики, большинство из них лишились работы, а некоторые были репрессированы или погибли в лагерях. Советский Союз буквально выключил важнейшую научную дисциплину.

В 1940 году был арестован известный советский генетик, ботаник, химик и селекционер Николай Вавилов за свои высказывания об утопичности идей Лысенко. Светило советской науки был отправлен в заключение и умер в тюрьме, в то время как Лысенко руководил сельскохозяйственной наукой страны. Парадокс: Советский Союз, мечтавший стать передовой научной державой, уничтожил собственную элиту науки руками псевдоучёного.

Ошибки Лысенко нанесли удар не только по генетике, но и по биологии и сельскому хозяйству. Отказ от признания наследственности, основанной на генах, привел к практически полному запрету исследований в области генетики и селекции. Это остановило развитие биологии в стране почти на 30 лет. А ведь всего лишь спустя пять лет, в 1953 году, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли ДНК.

Но трагедия заключалась не только в запрете генетики. Внедрение псевдонаучных методов Лысенко вызвало массовое падение урожайности и привело к новым продовольственным кризисам. Проблемы с продовольствием, которые пытались решить с помощью его идей, только усугубились. К тому же уничтожение генетики привело к утрате целого поколения ученых, которые могли бы продвинуть науку вперед.

После смерти Сталина в 1953 году позиции Лысенко начали ослабевать, но его влияние сохранялось ещё долгие годы. Лишь в 1964 году группа советских учёных, среди которых был Андрей Сахаров, открыто выступила с резкой критикой лысенковщины. Через год Лысенко был окончательно отстранён от руководства, и его идеи отправились в мусорную корзину истории.

История Лысенко – это пример того, как политика, подмявшая под себя науку, может привести к катастрофе. Когда исследования начинают зависеть не от объективных фактов, а от идеологических установок, проигрывает не только наука – проигрывает всё общество. Научный прогресс требует свободы мысли, а там, где её нет, неизбежно появляется новый Лысенко, который готов объяснить, что гены – это миф, а пшеница вот-вот сама превратится в рожь.

Ансель Киз: человек, который посадил мир на сахар

Думаю, что у каждого из вас есть знакомый или родственник, страдающий диабетом. Теперь представьте, что, возможно, в этом есть заслуга одного человека. Знакомьтесь, Ансель Киз – учёный, который объявил войну жирам и превратил сахар из сомнительного удовольствия в почти безобидный продукт.

Представьте, что вам ежедневно твердят: «Сливочное масло — это зло, а вот сахар — ничего страшного». Да, сегодня это звучит дико, но подобная концепция считалась научно доказанной и не подлежала сомнению на протяжении всей второй половины XX века. Как так получилось, что один человек смог убедить миллионы людей отказаться от жиров и заменить их горой углеводов?

Ансель Киз (1904–2004) был не просто диетологом, а настоящей суперзвездой науки и СМИ XX века. Он разработал так называемую «липидную гипотезу», согласно которой употребление жиров ведёт к сердечно-сосудистым заболеваниям. Люди тут же бросились исключать жиры из своего рациона – особенно когда Киз подкрепил свои идеи масштабными «научными» исследованиями.

Ключевым трудом Киза стало знаменитое «Исследование семи стран», опубликованное в 1978 году. В теории всё выглядело великолепно: жители семи разных стран с разными пищевыми привычками, чьи данные якобы доказали, что жиры вызывают болезни сердца. Казалось бы, вот оно – железное подтверждение гипотезы.

Но был один маленький нюанс. На самом деле стран было не семь, а двадцать две, но Киз просто выкинул из выборки те, где его теория не подтверждалась. Вот такой вот научный подход. Подогнать факты под гипотезу – это, конечно, смелое решение, но оно сработало.

Самое страшное случилось, когда пищевые корпорации поняли, что на этом можно заработать миллиарды. Все обезжиренные продукты на вкус напоминали картон, а значит, нужно было срочно чем-то заменить жир. И тут сахарные компании решили проблему радикально – начали повсеместно добавлять в продукты сахар.

Пропаганда Киза и сахарных компаний была более чем убедительной. Целые поколения людей начали избегать жиров и заменять их углеводами, в первую очередь сахаром. Иронично, что продукты с пометкой «обезжиренный» воспринимались людьми как полезные, уже даже на подсознательном уровне. Но на самом деле многие из этих продуктов были переполнены сахаром и искусственными добавками. На сегодняшний день согласно ГОСТ производителем разрешено не указывать на этикете компонент, которого в продукте меньше 2%. Это позволяет маскировать 2% сахара и 2% сахарозаменителя.

Масло уже можно было продавать только контрабандой, зато на полках красовались килограммы печенья, хлопьев и батончиков, которые якобы помогали «держать форму». В результате с 1975 по 2016 год уровень ожирения в мире вырос в три раза, а количество больных диабетом увеличилось с 100 миллионов до 460 миллионов человек. Совпадение? Не думаю.

Но самое пикантное открылось в 2016 году, когда в журнале JAMA Internal Medicine опубликовали архивные документы. Оказалось, что в 1960-х сахарная индустрия заплатила гарвардским учёным (в пересчёте на сегодняшний день около 50 тысяч долларов), чтобы они заявили, что жиры – это главный враг, а сахар тут вообще ни при чём. Бизнес есть бизнес. А люди тем временем продолжали избегать жирного мяса и масла, но пили литрами сладкую газировку, искренне считая, что ведут здоровый образ жизни.

И только в конце XX века научное сообщество начало подозревать, что с гипотезой Киза что-то не так. В 2000-х учёные из Гарварда и других исследовательских центров провели новые крупные исследования и выяснили, что жиры, особенно натуральные, необходимы организму, а вот сахар – действительно опасен. Другими словами, за последние 50 лет мир старательно избегал жиров, зато ел тонны углеводов и увеличил риски ожирения, диабета и сердечно-сосудистых заболеваний.

Ансель Киз не был злодеем, который мечтал о глобальной эпидемии ожирения. Но его заблуждение, помноженное на огромные деньги пищевой индустрии, стало одной из самых масштабных ошибок XX века.

А теперь вопрос: что ещё из того, что мы считаем полезным, на самом деле является просто удачным маркетингом?

Заключение: почему важно помнить об ошибках великих учёных?

Клавдий Птолемей, Гален, Томас Миджли, Трофим Лысенко, Ансель Киз – это лишь малая часть длинного списка людей, чьи ошибки затормозили науку и прогресс на десятилетия. Они не хотели зла, но в итоге их идеи стали катастрофами.

Наука – это не высеченная в камне истина. Она развивается методом проб и ошибок. И если ошибка превращается в догму, подкреплённую политикой или коммерцией, цена оказывается слишком высокой.

Вывод прост: критическое мышление спасает жизни. Если очередное «научное открытие» слишком выгодно для корпораций или политиков – стоит задуматься. Потому что, возможно, спустя 50 лет кто-то напишет статью о том, как очередная гениальная идея превратила мир в помойку.

Анохин Пётр Кузьмич в отличие от И.П. Павлова, понимал подкрепление не как эффект действия безусловного раздражителя, а как постоянный поток нервных импульсов органов чувств (афферентный сигнал) от самой реакции, свидетельствующий об ее адекватности или неадекватности (обратная афферентация). Благодаря этому формируется возможность опережающего отражения действительности, частным случаем которого Анохин считал условный рефлекс.

1 Пётр Кузьмич Анохин — советский физиолог, создатель теории функциональных систем

На этой основе им была выдвинута теория функциональных систем. В основе теории лежит представление о функции как достижении организмом приспособительного результата во взаимодействиях со средой.

Функциональная система — это определенная организация активности различных элементов, приводящая к достижению соответствующего полезного результата. Она формируется в процессах проб и ошибок (генетически и в индивидуальном обучении) и подвергается соответственному отбору. Соотношение со средой современных организмов представляет собой иерархию функциональных систем, усложнявшуюся в процессе эволюции.

Согласно теории, в основе поведения — активного отношения организма со средой — лежат качественно специфические системные процессы, и оно целенаправленно.

Соотношения организма со средой носят циклический характер: в интервале между «стимулом» и началом «реакции» выделяются процессы сличения параметров стимула с результатом предыдущего действия, на основе которого осуществляется принятие решения, т.е. выбор цели и программы действия. Начало двигательной активности означает реализацию действия под определяющим влиянием цели. Достигнутые реальные результаты тоже сличаются с ожидаемым, начинается следующий цикл активного соотношения организма со средой.

Трактовка нейро-механизмов поведения как функциональных систем была выдвинута И.М. Сеченовым и развита А.А. Ухтомским. Близкие идеи содержит физиология активности Н.А. Бернштейна [2].

Павловская сессия

На августовской сессии вводный доклад Лысенко назывался «О положении в биологической науке», в действительности же речь шла лишь о мичуринской биологии, поскольку другая биология признавалась лженаучной. На Павловской сессии вводные доклады по названию касались лишь павловской физиологии и патофизиологии, но подразумевалось, что непавловская физиология и патофизиология не должны существовать. В этом было сходство обеих сессий. Вслед за докладами в дискуссии выступили 81 оратор из 209 записавшихся. Работа сессии вылилась в осуждение тех ученых, которые уклонились от павловского пути [..].

2 Сессия ВАСХНИЛ 1948 года

Основными мишенями были избраны академики Л.А. Орбели, И.С. Бериташвили, А.Д. Сперанский, профессора — П.К. Анохин, П.С. Купалов, сотрудники Орбели профессора А.Г. Гинецинский, А.В. Лебединский и некоторые другие. Тон был задан вводными докладами и поддержан подавляющим большинством выступавших. В спорах почти не фигурировали научные факты, экспериментальные данные. Выяснялось не значение исследований ученого для понимания физиологических процессов, а отношение его работ к павловскому учению, к диалектическому материализму, а в отдельных выступлениях — и к мичуринской биологии. А для этого важнее была сверка цитат, чем сопоставление научных данных с действительностью.

Особенно резким нападкам подверглись Орбели, Анохин и не присутствовавший на сессии Бериташвили. [..] Тяжелые обвинения пришлось выслушать и Анохину от докладчиков и от выступавших в прениях. Его упрекали в уходе от Павлова, в искажении павловских идей, в тенденции «поправить» классическое учение Павлова теоретическими измышлениями зарубежных ученых (Быков). В действительности же слабым местом Анохина было то, что он занимал соблазнительный пост директора Института физиологии АМН СССР.

Главные обвиняемые вели себя по-разному.

Анохин признал все свои ошибки, которые ему инкриминировались, и еще несколько ошибок, которые его оппоненты просмотрели. Бросил упреки Бериташвили и Орбели, лестно отозвался о Быкове, связал учение Павлова с учением Мичурина-Лысенко и, как и подавляющее большинство выступавших, закончил свою покаянную речь хвалой Сталину.

П.С. Купалов (он заведовал павловским отделом в Институте экспериментальной медицины) отклонил все сделанные в его адрес упреки и позволил себе усомниться: «Я хочу спросить у такой высокой научной аудитории, перед которой я выступаю: неужели наш научный русский советский ум, неужели мы — преемники Павлова, Сеченова — утратили свое право на то, чтобы создавать новые научные термины и систематизировать новые, нами собираемые факты?» (с. 162). Ответа на свой вопрос Купалов не получил.

Особенно драматичными были выступления Орбели. Несомненно наиболее талантливый и активный из учеников И.П. Павлова, заслуженно пользовавшийся огромным научным и моральным авторитетом, глубочайшим уважением за ум и доброту, Л.А. Орбели вдруг оказался в положении обвиняемого в провале развития павловского учения. [..]

3 Леон Абгарович Орбели

Сперанский повинился в том, что мало ссылался на Павлова, признал свою вину за нечеткие формулировки и неудачные термины, упомянул Лысенко, но от общего направления своей работы не отступал и ни Орбели, ни Анохина не лягнул.[..]

Сразу после этой «свободной дискуссии» последовали организационные выводы. [..] Павловская сессия сказалась самым пагубным образом и на развитии физиологических исследований, и на преподавании физиологии в вузах и школах. Физиологии был придан крайне узкий односторонний характер. Вне поля зрения или под запретом оказался ряд важнейших физиологических проблем, в частности подкорковая деятельность, вегетативная нервная система, эволюционная и клеточная физиология, эндокринология и т.д. Был разогнан ряд плодотворно работавших коллективов, осквернено доброе имя великого И.П. Павлова. [..]

В результате трех сессий советская биология почти целиком была «упорядочена» путем создания трех научных направлений, официально признанных, широко поощряемых и жестко охраняемых от инакомыслия. Лысенко, Лепешинская, Быков получили диктаторские полномочия руководить своими методологически «единственно правильными» учениями: мичуринской биологией, учением о живом веществе, павловской физиологией. Монолитность советской биологии подчеркивалась появлением термина «передовая мичуринско-павловская биология». [3].

Автор: Алексей Александрович Морозов

Интересно? Еще можно почитать

1) «Поскольку такая система имеет качественно очерченный приспособительный эффект, поскольку все части системы вступают в динамическое экстренно складывающееся функциональное образование и поскольку именно такая система получает непрерывную обратную информацию о приспособительном результате, мы назвали ее функциональной системой» — так писал П.К. Анохин ещё в 1935 году, задолго до появления кибернетики (и ставшего общепринятым термина «обратная связь» — Прим. И.Л. Викентьева). Основное свойство функциональной системы связано с её способностью удерживать какой-либо процесс в пределах, обеспечивающих нормальную жизнедеятельность. При этом, как мы уже показали, отклонение этого процесса от исходного, нормального значения (рассогласование) становится и причиной возвращения к исходному значению (это — регулирование по отклонению).

Этот и еще 103 материала VIKENT.RU по теме Психофизиология

2) Видео: ТЕСТИРОВАНИЕ ЗАДАЧНИКА по ФСА

3) Видео: ВОПРОСЫ ТВОРЧЕСТВА для: Новичков, Слушателей онлайн-курса VIKENT.RU и наших Докладчиков

Источники

1. Анохин Пётр Кузьмич на портале VIKENT.RU https://vikent.ru/author/881/

2. Анохин Петр Кузьмич (1898-1974) — академик, советский физиолог. http://www.galactic.org.ua/Prostranstv/anoxin-1.htm

3. В.Я. Александров. Трудные годы советской биологии: Записки современника. СПб.: Изд. «Наука», 1993 г. http://vivovoco.astronet.ru/VV/BOOKS/ALEXANDROV/CHAPTER_1.HTM

Фото:

1. Пётр Кузьмич Анохин — советский физиолог, создатель теории функциональных систем

2. Сессия ВАСХНИЛ 1948 года

3. Леон Абгарович Орбели