(продолжение, предыдущий выпуск здесь)
В ближайший понедельник я вышла на работу, а муж укатился в пустыню, но звонил мне каждый день вечером, чтобы пару часов привычно боянить болячками, обидками, жалобами и нытьем. По телефону выдерживать все оказалось гораздо легче: я просто вставляла «Угу», «Ага», «Ужас вообще», «Бедненький!» через равные промежутки времени, не вслушиваясь в слова и параллельно копаясь в интернете.
Хоть сама работа была несложной, вливаться в рабочий режим далось непросто. Привыкшая вести ночной образ жизни, я с трудом вставала в 7 утра, чтобы хоть как-то раскачаться и к 9 прийти на работу. Офис располагался в 45 минутах ходьбы от дома. По дороге я покупала большой стакан крепкого кофе, чтобы проснуться.
В отделе работали три сотрудника техподдержки и начальник. Меня посадили за самый дальний стол, откуда я могла видеть экраны коллег. Коллеги весь день занимались фигней — кто в фотошопе что-то креативил, кто просматривал вакансии, кто разглядывал дома на сайтах недвиги. Начальник кормил рыбок и тоже не выглядел измученным интеллектуальным трудом. Я разбирала запросы пользователей весь день, не поднимая головы, но к концу второй недели у меня оказались самые низкие показатели продуктивности. Как мои коллеги успевали сделать больше меня, так и осталось загадкой.
Мои моральные и физические силы находились на грани истощения. Я годами бежала изнурительный марафон на выживание, и теперь, безо всякой передышки, от меня требовалось влиться в новую гонку. Отчаянно хотелось в долгий отпуск, месяца на три, просто побыть в безопасности и покое и хотя бы немного восстановиться. Но кто ж мне его даст…
Когда рабочий день заканчивался, наступала самая приятная часть дня. Я не спеша шла домой, зная, что меня не ждет там очередная драма. Заходила в продуктовый и брала свою любимую еду. Иногда даже ела в кафе или брала еду на вынос. Мы с мужем не ходили по кафе и ресторанам, это же «пустая трата денег», а люди в городе, казалось, только так и питались. Приходила домой и проводила спокойные вечера, где меня никто не дергал каждые пять минут. Смотрела по телевизору то, что хотела. Ходила по квартире голой. Слушала любимую музыку. Часто вечером просто гуляла по улицам центра города, заглядывая в разные магазинчики.
Я как бы осторожно пробовала на вкус «нормальную жизнь», где есть постоянная работа, где можно сходить в кафе, и можно чувствовать себя влившейся в общество. Кончиками пальцев прикасалась к этой «нормальной жизни» и прислушивалась: какая она? Что она за зверь?
Я даже расхрабрилась и научилась ездить на автобусах. Освоила, как быстро и ловко купить билетик в автомате возле водителя и не задерживать других пассажиров. Это расширило мой ареал обитания. Я решила, наконец-то, сделать хорошую стрижку и мелирование. Нашла салон по хорошим отзывам, принесла картинку желаемой стрижки. Мастер посмотрел на картинку, потом посмотрел на меня и сделал нечто заметно другое. На свой вкус. Он мастер, он так видит. При этом он все время обтирался гульфиком о мои плечи. Я вышла в пришибленном состоянии и с неприятным чувством, которое на второй день распознала как сигнал, что мои границы были нарушены. Раньше я бы быстро отмахнулась от него, и продолжила бы ходить в тот салон, так как новое искать всегда очень тревожно и страшно. Но терапия, какой бы неэффективной она ни казалась бы мне временами, делала свое дело. Я решила больше не ходить туда, где чешутся гульфики, а мои желания не важны. Когда мои волосы отросли, я нашла салон на противоположной стороне улицы, где мастер обсудил со мной разные стрижки прежде, чем начал креативить, и сделал мне красивое мелирование. Настолько красивое, что я даже стала ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин.
Я вспомнила, как за год до терапии я пошла в магазин оптики заказать себе новые очки. С собой у меня был рецепт и достаточно денег. Требовалось всего лишь зайти в магазин, посмотреть разные оправы, выбрать одну и сделать заказ. Не дойдя до магазина 20 метров, я остановилась и застыла. Меня накрыло чувством, что я ничего хорошего не заслуживаю, даже новых очков. Совершенно всерьез я собиралась развернуться и идти домой. Я убожество. Хорошее — это не для меня. Да, старые очки сломались, и без них я плохо вижу, но новые все равно не по Сеньке шапка. Часть меня понимала, какой это абсурд. Я не знала, смеяться мне или плакать. Так я простояла добрых полчаса, пока не уговорила себя пойти в чертов магазин и заказать чертовы очки. Муж годами растаптывал мою самооценку, пока не сровнял ее с землей так, что даже новых очков я оказалась недостойна.
И только благодаря Вам она начала потихоньку приходить в себя.
Вернувшийся из пустыни муж первым делом закатил визгливый скандал, что в квартире плохо убрано. Он счел это признаком, что его никто не ждал с распростертыми объятьями, хотя я привела квартиру в порядок и закупилась его любимой едой.
Постепенно жизнь вошла в новую колею: я хожу на работу, муж ездит в пустыню один. Даже полгода назад я не поверила бы, что такое вообще возможно. Мы с мужем не расставались все шесть лет после переезда в город. От него невозможно было уехать даже на день без страха, что он сотворит что-то новое со своим здоровьем, с чем потом мне же и жить. А теперь ничего, нормально один там справлялся, хотя бы на первый взгляд.
Неделя шла за неделей, я жила той самой «нормальной жизнью», о которой я так мечтала. Освоившись с рабочими обязанностями я, наконец-то, смогла выдохнуть. Пустыня мне больше не грозит, я влилась в общество, регулярно выхожу в мир и взаимодействую с людьми. С Вашей помощью я начала понемногу напрямую контактировать с реальностью, осознавать себя в текущем моменте, не диссоциируясь и не убегая в фантазии. Но ни радости, ни счастья это не принесло. Сколько себя помню, я избегала контакта с реальностью, в ней всегда было холодно, страшно и одиноко, в ней я делала все неправильно и говорила не то, жила не как надо, и все не как у людей. В мире фантазий я хотя бы могла представить, что мне кто-то искренне рад и я для кого-то важна, и еще мир работает так, как должен, а не так, как он работает сейчас — странно, непонятно, нелогично.
Я чувствовала себя инопланетянином, который приземлился больше тридцати лет назад, но выйти из корабля решился только сейчас. Он столько лет пробыл в изоляции, фантазируя, какой мир ждет его снаружи. В кино этот мир часто показывали солнечно радостным и счастливым, в нем происходили удивительные и волшебные вещи. Инопланетянин мечтал, что однажды он сможет присоединиться к этой замечательной жизни.
Но мир за бортом корабля выглядел удручающе унылым. Он гудел, как улей, в нем что-то без конца происходило, в нем туда-сюда сновали погруженные в свои дела люди. Ничего общего с кино. Мир выглядел блеклым и выхолощенным. Может, я ошиблась планетой?
Я украдкой заглядывала в лица людей, гадая, счастливы ли они, нашли ли они себя, есть ли у них то, ради чего стоит просыпаться по утрам. Разбирая емейлы пользователей, пыталась представить их вместе с их жизнью и мечтала задать им эти вопросы. Когда начало рано темнеть, я заглядывала в окна домов, витрины магазинов и ресторанов, наблюдая за людьми. Я везде видела одно и тоже: никаких следов радости и счастья.
Что-то не так.
Вы сказали:
— Вы расстаетесь с фантазиями, но взамен этого вы получаете реальность.
Прозвучало так, словно вместо долгожданной поездки в Диснейленд я выиграла в лотерею. Получила вместо дурацкого парка развлечений что-то более важное и существенное. Это никак не совпадало с моими ощущениями.
Мир, в котором можно жить, дышать и чувствовать себя хотя бы сносно хорошо, существовал только в пределах вашего офиса.
Вы говорили, понимание неидеальности мира — это этап потери «невинности», но эта потеря не означает, что в жизни не может быть места сказке. Сказку можно организовать себе самой. Эта идея, наверное, должна была дать мне силы и вдохновение, но вместо этого я почувствовала себя сдувшимся шариком.
И тут же, ни к селу, ни к городу вылезла горечь от своей женской неустроенности. Я начала завидовать женщинам, которым мужчины приходили на помощь и окружали заботой: спасали из плохих браков и трудных жизненных ситуаций, решали жизненные проблемы, поддерживали, относились трепетно и любили. Так остро, так отчаянно хотелось, чтобы и меня так спасли. Не только потому, что я не чувствовала в себе сил и способностей спасти себя самой, но и потому, что когда тебя спасают — этим самым подтверждают твою ценность. Ты достаточно ценная, чтобы не дать тебе пропасть, выручить тебя, сгрести в охапку и забрать тебя из плохого места.
Я с болью понимала, что все это мне не светит. Для этого нужно быть молодой, красивой, стройной, сексапильной. Какой-то особенной, манящей, волшебной, чтобы мужчина смотрел на тебя горящими глазами и хотел совершать подвиги и сворачивать горы. Заботиться, защищать, быть рядом. Я такой никогда не была и в свои за 30 с лишним весом уже никогда не стану. С этой мечтой можно попрощаться. Но от этой мысли появлялось чувство, словно тебе живьем вырывают сердце и закатывают в бетон. Это ощущалось как конец всего.
Но Вам я об этих переживаниях подробно не рассказывала. Так, лишь вскользь упомянула. Слишком стыдно. Стыдно вообще иметь наглость мечтать о таком. Стыдно своим отвратительным, жирным, свиным рылом принюхиваться к калашному ряду.
Вы говорили, что человек, которого я так жду, чтобы он пришел и спас меня, это я сама. Прям в поддых и навылет! Такой рохле, как я, без мужчины не выжить. Но это даже не самое страшное. Самое-самое страшное — спасая себя сама, ты окончательно признаешь свою ненужность как человека. Всем на тебя насрать, никто тебя не любит, сдохнешь — никто и не заметит, потому что человеческая ценность твоя — абсолютный ноль. Зачем вообще жить тогда? Зачем тащить себя за волосы из болота? Ради чего?!
И об этих мыслях тоже я избегала с Вами говорить. Я пришла с запросом «Я сама!», и Вы работали по запросу. Только запрос был от Мистера Большого, а у Мисс Мелкой, чей голос становился все громче и громче, была своя мечта. Она мечтала проснуться в другом мире — добром, светлом, безопасном, где ее ждут и любят, где ее защитят, где о ней позаботятся и никогда больше не оставят одну. А ей вместо этого предлагают принять кошмарную реальность как единственную существующую, засучить рукава и делать эту реальность для себя удобоваримой.
Но не говорить же Вам в лицо, что я хочу невозможного. Так что я помалкивала.
Мистер Большой с суровой вздохом затянул потуже пояс, а Мисс Мелкая продолжила втихаря надеяться, что терапия не нас будет менять, а мир, и сделает его таким, где ей хочется жить.
Практически всю свою жизнь я прожила в режиме субличности Мистер Большой. Он стойкий оловянный солдатик и выживальщик, и я в людях восхищалась именно животными качествами, которые улучшают шансы на выживание: цельностью, силой характера, ловкостью, сообразительностью, способностью обеспечить себе жизнь. Любить тебя, может, и не будут, но уважать и побаиваться — да. Разве любой, абсолютно любой человек не живет именно этим, движимый исключительно желанием реализовать свои животные потребности? Покачественнее и побольше потрахаться, размножиться с лучшим самцом или самкой, нагрести себе побольше материальных благ. Я считала себя точно такой же зверюшкой с точно такой же мотивацией.
Но Мисс Мелкая, получив голос и возможность говорить о своих потребностях, начала активно сопротивляться этой картине мира.
И как-то я наткнулась на видео Школы Злословия с Линор Горалик. Я обожала ее тексты. Она, как скальпелем, вырезала из окружающего мира самое интересное, вкусное, волшебное. В текстах чувствовался холодный, наблюдательный ум, он предполагал такого же холодного, собранного, как клинок, человека. Внешне она мне представлялась коренастой, невысокой, с грустным лицом, тонкими губами и пронзительными глазами. В реальности же я с удивлением увидела на экране хрупкую, женственную, большеглазую, как олененок, барышню. Уязвимую, тонкую, противоречивую, неидеальную, безо всякого намека на гордыню или хваткий подход к жизни. С неидеальной жизнью, где нет положенных в ее возрасте мужа и детей. Но есть — о боже! — психотерапевт. В то время на родине вслух признаться, что ты ходишь на терапию — это все равно, что заявить на весь мир, что у тебя третичный сифилис. Но Линор говорила об этом очень спокойно, несмотря на квохтание ведущих, и даже высказала неслыханную и очень продвинутую мысль для того времени: терапия — это способ психогигиены.
Я смотрела на нее и думала, что вот она — такая, совсем не соответствующая идеалам мира выживанцев. А может… а может быть, это совершенно нормально — иметь недостатки, противоречия и не мочь с какими-то вещами справляться? Нормально не иметь железного характера и где-то сдаться? Глядя на нее казалось, что да, совершенно нормально, и ее вот такую можно любить, и трепетно относиться к ее желанию часами что-то писать, и уважать эту ее потребность.
В моем, выживанческом, восприятии, никто ничего не обязан ни терпеть, ни уважать, ни вообще как-то считаться. Всем на всех абсолютно насрать, и это дефолтное состояние. Ждать и рассчитывать на доброту, понимание и сострадание — это вырожденческая слабость. Человек должен, обязан уметь любить себя и заботиться о себе, но всегда помнить, что всем остальным на него насрать. И нужен он обычно как ресурс, но не сам по себе.
Через Линор я, как через замочную скважину, увидела новый островок в этом жутком мире, где в ходу совсем другие правила. Мне, конечно, туда не попасть, рылом не вышла. Но сам факт, что он существует, дал мне слабенькую надежду.
(как обычно, я объединил для вашего удобства маленькие авторские посты, если вы хотите посмотреть исходники вместе с обсуждениями, то они тут: раз, два, три, четыре)
